🥢🥢🥢
Сидя в просторном обеденном зале наедине друг с другом, два лиса ужинали иногда переговариваясь. В основном говорил из них младший, Чонгук лишь журил юношу за его незрелое и неправильное поведение, но лис, что никогда особо не не придерживался людских правил и традиций только раззадоривался. — Кухарка этого дома дивно готовит. — пропел Сону, прикрывая рот рукавом своих одежд. — Знаешь, я бы сейчас выпил. — Ешь молча, не позорь меня и храм, негодник. — отозвался Чонгук, неодобрительно смотря на брата. — Ты так груб со мной, Чонгук-а. Иногда мне кажется, что ты совсем меня не любишь. — отозвался Ким, поглядывая в сторону кухни. Убедившись, что их не слышат, он продолжил. — Ты уже видел «хозяйку»? — Не знаю, что на счёт жены, а хозяин весьма приятный человек. — Чон нахмурился. — Вот именно, человек. О хозяйке так не скажешь. — вскользь обронил в ответ юноша. — О чём ты? — Томокадзуки. Непринуждённый тон младшего лиса резко сменился на серьёзный, в то время, как Чонгук удивлённо уставился на него. В омеге взыграло любопытство. — Зеркальщик? Почему он здесь? — Не знаю, но сдается мне, он не слишком доволен нашим появлением. Чонгук хмыкнул, заканчивая трапезу и смотря в пустую тарелку. Думы его так и возвращались к этому ёкаю. Томокадзуки состоит из иероглифов «влечь за собой» и «нырять». В целом зеркальщики были весьма безобидны, единственное, что им не нравилось — это ныряльщицы. Омеги, что собирали со дна водоемов водоросли и моллюсков абсолютно не волновали ёкаев, а вот те, что осмеливались украсть у них жемчуг, могли не подняться на поверхность. С кухни послышался радушный голос хозяйки, та отправляла всех слуг спать, настаивая, чтобы те, как следует отдохнули и заставляя тех удивиться. Гости ещё не закончили трапезу, посуда не вымыта, да и вообще дел ещё много было. Сону и Чонгук переглянулись между собой. Такая спешка со стороны владельцы дома означала лишь одно, ей нужно поговорить с глазу на на глаз. Омеги остались сидеть в обеденное зале, отложив тарелки. Младший лис пожаловался, что так долго сидеть на коленях в «благопристойной» позе у него колени затекают, а старший брат на это лишь посмеялся, говоря, что тому повезло никогда не родиться человеком. — Кажется вы уже закончили ужин. А я только закончила готовить для вас особенное блюдо. Это правда, что больше всего на свете лисы любят лишь две вещи, тофу и жареных крыс? — перед столом словно из ниоткуда появилась невысокая женщина, в традиционных одеждах. Волосы девушки были убраны в невысокую прическу и заколоты гребнем, что был украшен крупным жемчугом. Жемчуг… Как много было его на этой омеге. Серьги, бусы, перстни. Все они были из жемчуга, крупного и добротного. На стол с глухим звуком опустилась полная миска жареных крыс. Неприятные, жирные не только от того, что всю зиму жрали рис из погребов, но и от масла, в котором жарились, зверьки выглядели отвратно. — Как мило с вашей стороны, поймать для нас их. И ведь не поленились же, хозяйка. Как радушно. — колко отозвался Чонгук отставляя тарелку от себя подальше. Его слова так и сочились ядом. «Насколько же сильно ты хотел оскорбить нас, раз ты, благородный ёкай, бегал по погребу, да крыс ловил, как помойный кот.» На лице девушки исказилась гримасу отвращения, а младший лис захихикал. Сону поднял одну из крыс за хвост и придирчиво оглядел, будто действительно был готов съесть это, будь оно получше приготовлено. — Ты пожарил этих крыс настолько плохо, что даже дворняга есть не станет, но за старания спасибо. — Лисы так остры на язык. Смотрите аккуратнее, а то клык на клык попадет и от языка ничего не останется. «Девушка» села напротив них и постучала длинными ноготками по деревянном столу. Она молчала какое-то, а после заговорила абсолютно чужим, грубым и глухим, словно через толщу воды голосом: — Мне не интересно, что вы тут делаете, но мне нужна ваша помощь. — Внешность её так же изменилась. Красивая белая кожа, посинела, глаза впали и помутнели, чтобы лица размылись. Кухня наполнилась неприятным запахом разлагающегося тела и сырости. Зеркальщик явил себя. — С последствиями так и так разбираться лисам. Так что, даже хорошо, что вы здесь. Увидев это не слишком привлекательное зрелище, Сону с отвращением сморщился, отсаживаясь от мокрого «нечто» подальше. Он фыркнул, подбирая мягкие ткани своих одежд — Фу, если моя одежда промокнет, ты станешь первым утопленником, что утонет дважды. — Лисы так высокомерны. Фу. — Прекратите, вы, оба. — Чонгук вздохнул, кладя руку на запястье младшего брата и аккуратно поглаживая чтобы успокоить. — Как нам стоит обращаться к вам? — спросил он у томокадзуки. — Имя мне Сон Чхэён. — Меня зовут Чон Чонгук, а моего брата Ким Сону. Не могли бы вы объяснить, в какой помощи вы нуждаетесь? Сону выпустил свои лисьи уши и два пушистых хвоста, что теперь недовольно бились по полу с характерным звучанием. Омега искренне не понимал почему они должны помогать такому грубому и откровенно наглому ёкаю, как Чхэён. Но Чонгук кажется выглядел заинтересованным и это заставило сердце лиса наполнится искренней радостью за брата. На его глазах, Чонгук расцветал словно лотос. Этому лотосу суждено было расцвести в самый прекрасный цветок.🥢🥢🥢
— Ты действительно считаешь нужным помогать ей? К тому же… Убийство семьи. Двое юношей сидели в каменной ванной, вода в которой ещё не остыла, но уже не была горячей. Пар уже не поднимался вверх, но зеркало в углу комнаты всё ещё было запотевшим. — Есть ли выбор? Чхэён сказала верно, последствия коснуться именно нас. От цели она не отступит, убийства свершатся и даже если в трупах не будет достаточно злобы и ненависти, чтобы восстать испорченной душой, то кто-то из них проглотит ярость остальных. Мы получим хотя бы одного скитающегося призрака, который будет рвать людей направо и налево, потому что на месть убийце у него не хватит сил. — Чонгук водил гребнем по мокрым волосам, расчёсывая их. Он сидел с закрытыми глазами, уложив оба мокрых чёрно-рыжих хвоста себе не колени в то время, как Сону улегся грудью на прохладный каменный бортик и катал по полу небольшую баночку с маслом для волос. Один из белоснежных хвостов Сону, несильно бил по воде, брызгая на старшего брата. Было ли это жестом недовольства или внеочередной шалостью, Чонгук даже не задумывался. Открыв глаза, он оглядел брата и слабо улыбнулся. Сону действительно был всё ещё ребенком несмотря на то, что ему тоже было уже за двести. Их разница в возрасте всего девятнадцать лет, для лис это действительно ничто, и тем не менее, Чонгук значительно старше морально. Он повзрослел, ещё будучи человеком, за каких-то полчаса, в условиях, что были жестче камня. Этот камень грузом лежал на плечах, как и чувство вины. Но Сону… Он был не такой. Его судьба куда ярче, куда радостнее и лучше и Гук действительно рад за него. Глядя на этого озорного лиса, Гук вспоминает себя в свои семнадцать. Характер Сону, его любознательность, его ещё оставшаяся милая наивность были такими же, что и у самого Чона когда-то. Только в свои семнадцать Чонгук умер. От этой мысли на душе стало как-то паршиво. — Мы поможем убить семью? — спросил Ким, усаживаясь в ванной нормально. — Мы не станем убивать их. Это не наш грех. Мы освободим их после того, как Чхэён убьет. Они переродятся, когда время смоет их грехи. — А кто же смоет наши, братец? Мы ведь позволим убить этих людей. — Сону, если тебе тяжело, тебе не стоит участвовать в этом. Я сделаю это сам. Едва ли они будут агрессивны. — Чонгук взяв в руки один из хвостов брата, начиная нежно расчёсывать тем же гребнем. — У Чхэён есть право на месть. Она обратилась ёкаем по их вине, как все зеркальщики этого побережья. Сону поморщился на слове «зеркальщики» ему несколько резало слух людское обращение, заметив это Чонгук про себя хихикнул. — Скажи, братец, месть действительно освобождает? Старший омега на секунду остановился, опуская глаза в воду и не весело усмехаясь. — Едва ли. В ванной сидело двое. Безгрешный лис, что отчаянно хотел забрать чужую ношу и юноша, что не хотел её делить. Свои грехи он должен искупить сам. Ведь в этом было предсказание?🥢🥢🥢
Сон Чхэён прикрыла глаза, стоя на балкончике в «своих» комнатах. Прикидываться хозяйкой так тяжело. Дело не в заботах по хозяйству, натянутых улыбках гостям и милых разговоров с соседями, что всегда готовы перегрызть тебе глотку, стоит тебе облажаться. Нет. Тяжело прикидываться собственной матерью. Матерью, которую ты самолично утопила. Девушка подняла голову, устремляя свой взор к звездам. Вряд ли там есть хоть одна счастливая. Её губ касается легкая улыбка. Эта улыбка появляется лишь благодаря надежде, надежде, что ей станет легче, когда она отомстит. Что ярость, которая сжигает её сердце отступит и она сможет вздохнуть полной грудью. Её отец был сущим монстром. Он не человек, он волк в овечьей шкуре. И к сожалению такова вся её семья. Из поколения в поколение. Мать ушла от него недалеко, но топить её всё равно было так больно. Девушка помнит, как защемило её сердце в тот момент, когда она схватила мать, таща в воду. Женщина была в ужасе, видя обезображенное лицо своего чада. Она не молила прощения, видя, во что позволила обратить свою дочь. Нет. Сыпала проклятиями, требовала отпустить. Тогда девушка ощутила ненависть, омерзение, ярость. После её сердце уже не колыхнулось, когда из легких женщины вышел последний воздух. Стало легче. Действительно легче. Будучи человеком, Чхэён часто замечала, что их работники просто пропадают. Отец говорил, что эти непутёвые омеги не вернулись и больше ничего. Мать лишь пожимала плечами. Люди в их поселении всё реже устраивались у них на работу, предпочитая умирать от нищеты или уезжать на заработки в другие поселения. Девушка мало обращала на это внимание, предпочитая заниматься своими делами. Вышивание и прогулки под зонтиком интересовали её куда больше. Чхэён действительно никогда не интересовалась делами семьи во всём слушаясь отца. «Омегам не следует совать свой нос в чужие дела», «омегам не следует заниматься альфьими делами» и так далее. Их семья кажется была богата по местным меркам. Возможно, уже это было странно, их край не так уж богат для земледелия, рыбой её семья тоже не занималась. Хотя мужчина часто говорил «нас кормит море и щедрость глупых, невнимательных ёкаев». Началом этой истории стала пропажа старшей сестры. В последний раз Чхэён видела её, когда они вместе вышивали на трассе. Матушка позвала её. Сказала это очень важно. Наын тогда попросила не ждать её, так как матушка сказала это надолго. Ждать действительно было бессмысленно. Тогда девушка видела сестру в последний раз. Отец долго злился, матери казалось было всё равно. Она лишь продолжала перебирать на шее нить жемчужных бус. Эти бусы с каждым днём становились лишь длиннее. Отец несколько раз в месяц дарил матушке по жемчужинке. В тот день на уже длиннющих бусах, что украшали тонкую женскую шею в несколько слоёв, появилась новая, невероятно большая жемчужина, что просто не могла не прикрывать глаз. Тогда Чхэён ещё не знала, что это жемчужина была ценой жизни её сестры. Жемчуг. Их семья поколениями незаконно добывала и продавала жемчуг. Не все ныряльщицы выбирались наружу. Кому-то не хватало воздуха, кто-то путался в длинных водорослях и больше никогда не всплывал. За века трупов стало слишком много, а там, где много не отпетых душ всегда появляются они, ёкаи. Чхэён не первый томокадзуки в этом водоеме, но искренне хочет стать последним. Каждый раз, вид этих ёкаев, чья участь сидеть в водоёме и просто ждать. Сердце, что больше не бьётся за вздувшимися легкими могло бы болезненно сжиматься, но увы и ах, ему не суждено. Все они здесь по одной причине. Жадность её семьи, что брали кого попало собирать жемчуг. Без подготовки и умений. Просто ради того, чтобы у её мамы появились новые серьги, а у отца ещё один подбородок. Сегодня она прекратит всё это. Ветвь семьи Сон сегодня будет сломано, а дерево останется умирать.🥢🥢🥢
Лисы вошли в спальню господина, где лежали тела. Тела хозяйки и хозяйства семейства, их старшей дочери и слуг, что давно почили. Чхэён сидела над разбухшим и мерзким трупом сестры, местами которой уже начали подъедать рыбы. Она достала всех из воды и принесла сюда. Всех кто не стал ёкаем. Душа её сестры не была достаточно сильной, чтобы стать томокадзуки. Это бремя несла лишь младшая дочь, некому было разделить её ношу. Чонгук подошел к телам, целуя собственные средний и указательный пальцы, на двух загорелся синий огонь. Он приложил их ко лбу девушки и её душа, что не могла до сих пор покинуть тело, скитаюсь между мирами и не понимая себя, обрела покой. Наын переродится. Переродятся и все, кому сегодня помогут лисы. Чонгук перевел взгляд на девушку, понимая, насколько же она одинока. Она осталась одна, вынужденная жить среди тех, в чьей смерти навсегда будет винить свой род. Когда омега посмотрел на собственного брата, его губы тронула улыбка. Ему повезло больше. Он не один.