Мы встретимся когда зацветут ликорисы

Тэхён открывает глаза, видя над собой деревянный потолок. Именно сейчас он чувствует всё то, что притупилось ночью. Живот, кажется, просто горит. Его руки начинают резко меняться по собственному брюху, словно пытаясь убедить себя, что это конец. Нет. Из него должен торчать эфес его меча. Он должен закончить свою жизнь на поле боя, как и подобает боевому генералу. Умереть за свою страну и своего Императора его долг, иначе и быть не может. Ладонь сжимается в том месте, где обход повязками и слоем какой-то одежды находится рана — прямое доказательство того, что он не смог исполнить свой долг. Всё его войско погибло, остался лишь он. Погибли совсем молодые солдаты, солдаты, что дети и супруги сейчас ждут их дома. Вина за их смерть никогда не ляжет на плечи императора, что отдал приказ. Нет. Вина ляжет именно на плечи генерала, что вёл в бой своё войско. Эту вину он смог бы искупить лишь такой же смертью, но он остался жить. Альфа сжимает челюсть, начиная учащённо дышать, вспоминая имя каждого солдата, что шли с ним, но никогда не вернутся. — Успокойся. Мне надоело заговаривать твои раны. — слышится откуда-то со стороны. Повернув голову, мужчина видит того самого лиса, что говорил с ним ночью. Его рыжих ушей хвостов не видно, а лицо в темноте едва ли можно было рассмотреть, но сомнений нет, это он. Его одежды имеют зелёные оттенки и расшиты по краям золотыми нитями. Такие одежды обычно носят в три или четыре слоя, но верхнего слоя — накидки, на духе сейчас нет. Лишь нижние слои и юбка поверх, подвязанная широким поясом. Непривычно длинные черные волосы убраны в незамысловатую причёску тонкой шпилькой. Тэхён никогда не видел парней с такой длиной волос. Раньше, ношение всех омега длинных волос вне зависимости от пола, было обязательным, но не сейчас. Заметив, что воин смотрит на него, омега недовольно поджал губы. Тут же накидывая на себя накидку и аккуратно расправляя её, после чего вернулся к своему занятию, расписыванию веера, тонкой кистью. Он не сказал больше не слова, а Ким просто не знал, что говорить. Вопросов было действительно много, но задавать их казалось странным. Тэхён впервые за последние лет десять сбит с толку и чувствует себя достаточно странно. Ему странно, что он жив, странно, что тот, из-за кого он жив ёкай. Что говорить в ситуации, когда ёкай не дал тебе умереть, притащил куда-то и просто расписывает веер, пока ты, полумёртвый воин, лежишь рядом, терзаемый муками совести? Альфа несколько раз глубоко вдыхает и выдыхает воздух, продолжая держать руку на ране. Какое-то время думая об этом, мужчина решил хотя бы попытаться завязать разговор, но не успел он заговорить, как его перебили: — Оставь свои бравые речи для кого-то, кто сможет оценить их по достоинству. Они не тронут меня. — омега отложил кисть, поворачивая голову в сторону альфы. — У тебя сильная душа, а уровень ненависти при смерти был столь велик, что ты бы обязательно вернулся искажённой душой. Сильной и свирепой. Спасти тебя и выходить куда проще, чем отправить на перерождение насильно, а перед этим столкнуться с последствиями твоей ненависти. — Как грубо. — генерал нахмурился, недовольно скривившись. Может этот ёкай не омега? Как может омега разговаривать столь резко и хамовато? — Потерпишь. — оглядев воина, ёкай поднялся с колен, подходя к циновке. — Сам раздеться сможешь? — Что? — Тэхён посмотрел на лиса перед собой, как на сумасшедшего. Какая наглость! Да где это видано чтобы омега заставлял альфу раздеться? Бесстыдство. — У тебя слух повреждён? Раздеться сам сможешь? — Для чего это? — мужчине становится не до шуток. Мало ли чего этому ёкаю в голову взбредёт. А это ещё и лис. Разве лисы не питаются жизненной силой, получая её через соития? На лице ёкая отобразилась непонятная, наглая и весьма ехидная улыбка. У Тэхёна от неё мурашки по спине пошли, он почувствовал себя очевидной жертвой, которую хищник загнал в угол. Когда юноша склонился к нему, заправляя за ухо выбившуюся из прически прядь, альфа шумно сглотнул. — О чём это ты думаешь? Неужто придумал себе, словно меня интересуют твоё тело и жизненные силы? Да ты смешон! — омега резко разогнулся, заливисто засмеявшись. — Твоей жизненной силы не хватит даже на обед котёнку. — Да и тело меня твоё не интересует. — сказал он уже пренебрежительно. — Раздевайся, мне нужно осмотреть твою рану. Тэхён не знает, смеяться ему или плакать. Почему кто-то позволяет себе так нелепо втаптывать его в грязь? Это так глупо, он — генерал северного фронта, которого в народе окрестили северным тигром, что известен своей беспощадностью к врагам, просто вынужден слушать откровенные насмешки какого-то ёкая. И тем не менее, он послушно раздевается, вынужденный подчиняться.

🥢🥢🥢

Чон находит брата в саду, тот разглядывает усевшихся на столбик беседки бабочек, подобно беззаботному лисёнку. В своё время именно бабочки привели к их знакомству. И вот Чонгук всё так же взбешён, как и в тот день, а Сону всё такой же неразумный лисёнок с огромными блестящими глазами. Старший из лисов прислонился к столбу беседки, у тёплой полуулыбкой наблюдая за братом. Сону протянул руку к одной из бабочек, но та не оценила его любвеобильный порыв и взмахнув крыльями улетела, после чего за ней последовали и остальные. Ким недовольно проводил их взглядом, что-то фыркнув, чем вызвал у Чонгука смех. — Братец? Что ты тут делаешь? — младший повернулся к нему, мимолётно оглядывая. Чонгук несколько переменился в своём поведении, стоило им покинуть поле боя. Его поведение с привычно спокойного и вдумчивого сменилось на импульсивное и раздражительное. Сону это несколько обеспокоило, даже их ссора не так повлияла на его братца, как этот вояка. — Ностальгирую. Ну знаешь, вспоминаю нашу первую встречу. — Чонгук сделал хитрую паузу, немного сощурив глаза и продолжил. — Слежу, чтобы ты снова не упал в какой-нибудь овраг. Сону удивлённо посмотрел на братца, округлив глаза и какое-то время молча. Чонгуку вдруг стало весело? Да он всю поездку сюда ядом плевался! Ким разочарованно вздохнул, театрально падая на небольшую подушечку. — Снова ты сам себе не уме! О Лисье Божество, да я свихнусь с тобой. — Не ты ли хотел провести со мной время и отправиться в совместную поездку? Братец, ну как же я справлюсь без тебя? — передразнил его Гук. — Наслаждайся. Чонгук присел на подушку по другую сторону стола, с улыбкой смотря на Кима. Сону вдруг поймал себя на мысли, что не знай он о том, его братец ёкай, он бы посчитал того самым настоящим чёртом. — Я не могу понять твои эмоции, ты то радуешься, то взбешён. Сложно. Почему твоих эмоций так много? — Этот воин. Он меня раздражает, мне искренне жаль, что я не могу самолично снести ему его глупую голову. Вместо этого я попросил хозяйку принести ему ужин. — омега поднёс пальцы к своему лицу, натягивая ими улыбку. — Это просто из-за того, что он бредил всю дорогу? — Ким хихикнул, смотря, как старший строит рожицы. — Это из-за того, чем он бредил. Что значит, «я должен отдать жизнь во имя императора»? Как можно так пренебрежительно относиться к такому дару, как собственная жизнь, стремясь отдать её за какого-то дядю с манией величия? — Этот дядя с манией величия, как и пара предыдущих вообще-то твои потомки. — разумно заметил Сону. — Фу. Это ещё хуже. — Кстати, ты упомянул нашу первую встречу. Я совершенно не помню её. Что тогда случилось? я помню лишь то, как гонялся за бабочками, убежав от мамы. — перевёл тем младший. Мягкий ветер шелестел листвой, унося с собой лисов и обещая сохранить это в секрете, словно их невидимых друг. Вода в пруду озера незримо волновалась, посмеиваясь над ёкаями. Кажется сейчас всё было хорошо, ну или хотя бы спокойно.

🥢🥢🥢

Тэхён сидел в отданной ему комнате, глядя в открытое окно. Он уже давно разглядел комнату, и та больше не представляла хоть какого-то интереса. Сама по себе комната, к слову, была добротной. Хорошие стены, расписанные причудливыми узорами и добротный пол. Небольшой шкаф, в который на самом деле было нечего складывать. Ширма, исписанная вручную прекрасным рисунком. Большое окно, с видом на небольшой пруд и беседку рядом с ним. Над окном висел карниз, держащий тонкие занавески, что дрожали при каждом дуновении ветра. У одной из стен находилась циновка, на которой Ким и находился, она была достаточно мягкая, а бельё, судя по всему, было чистым. Посреди комнаты должен был находиться стол, но он был передвинут к циновке, чтобы раненому было удобнее. В центре комнаты остались лишь две подушки, сидя на одной, из которых ёкай расписывал веер, ожидая пока генерал проснётся. В углу у кровати стоял какой-то цветок, с виду даже симпатичный, Ким мог бы сказать больше, если бы разбирался в них. Интересно, насколько жалким его положение сочли бы во дворце? Вот так прославленный генерал пал. Есть ли у него право вернуться? И как возвращаться коль потерял собственную честь? Позор. Альфа точно знал лишь одно. Единственные, кто будет ему рад это император Йесон и его сын, наследный принц Доюн. Для остальных генералов его возвращение станет лишь поводом для насмешек. Сложно. В глубине души мужчина всё ещё надеется на смерть в бою. В дверь комнаты постучали. Ёкай упоминал о том, что попросит хозяйку принести для Тэхёна еды, потому Ким лишь громко проговорил «входите». Женщина в возрасте прошла внутрь комнаты, ставя поднос на стол. Приятный запах горячей рисовой каши с мясом, над которой развивался пар, тут же наполнил комнату. На столе так появились мягкие паровые булочки и травяной отвар. Альфа сразу понял, что всё здесь пресное, хотя может это было и к лучшему. В его состоянии желудок вообще сможет переварить пищу нормально? — Господин, ваш супруг — господин Хиджин, попросил принести вам поесть. О, вам так повезло с избранником, не каждый готов отправиться за любимым через всю империю, когда остальные уже того похоронили. — бета добродушно улыбнулась, искренне нахваливая ёкая. У Тэхёна от этих речей мурашки по коже пошли и далеко не от восторга. Наглый лис! Представился честностью. Ну, конечно. Да ещё и какую историю слезливую придумал? Супруг. В гробу Ким такого супруга видел! Как только женщина ушла, Ким едко усмехнулся. Век бы ещё этого ёкая не видел. Желая перевести свой взор в окно, мужчина лишь больше разочаровался в злодейке судьбе. В беседке, что так хорошо виднелась из его окна был тот самый ёкай. Вот же паршивый лис.

🥢🥢🥢

двести девять лет назад

Чонгук бредёт по лесу, придерживая подолы дорогого красного одеяния, чтобы то не мешалось под ногами. Украшения на нём звенят с каждым шагом, делая из него слишком очевидную мишень. Массивные серьги, браслеты на запястьях и щиколотках, побрякушки на верхнем слое одежде. Кажется, омега сейчас украшен куда больше, чем весь императорский дворец, он пестрит золотом, а цвет его одежд — красный. Свадебный. Но наряд его нельзя назвать торжественным, скорее траурным — именно в нём, омеге предстоит встретить свою смерть. По периметру всего леса стоят лучники, несколько бродит по самому лесу. Цель каждого из них пронзить своей стрелой хрупкое юношеское тело. Убивший получит столько золота, сколько весит сам. О как щедра Императрица. Чон и сам не знает, зачем продолжает идти. Какой в этом смысл? Идти ведь некуда. Ему не выбраться из этого леса. Если пытаться из него выйти — сразу подстрелят. Идти к центру — там могут поджидать. Омега чувствует, как подступает истерика. Слёзы накатываются на глаза, а рот приходится закрывать двумя руками, слишком велик шанс закричать. Кричать нельзя, услышат. Чонгука пробивает дрожь, его буквально трясёт. Он хочет жить. Хочет выбраться отсюда. Почему он так страдает из-за чужих безответных чувств? Почему ценой удовлетворения чужого эго стала его жизнь? Почему всё так сложилось? Он ни в чём не виноват. Жаль только, что всем плевать. Из последних минут его жизни Императрица устроила соревнование. Чонгук слышит довольно громкий скулёж со стороны небольшого оврага. Устремившись туда, он размазывал по щекам слёзы. Зачем он туда идёт? Своих ему проблем мало? И тем не менее идёт. В овраге он видит некогда белого лисёнка, что так извозился в земле, что назвать его белым теперь язык не поворачивается. Малыш скулит, плачется, не в силах выбраться. На коряге, что торчит неподалёку сидит красивая бабочка. Наверное, именно она стала причиной, по которой лисёнок торчит здесь, а потому сейчас сидит рядышком и злорадно наблюдает за страданиями бедного зверёнка Чонгук почему-то хочет помочь ему. Может хочет почувствовать себя героем в последние минуты жизни? Чонгук уверен лишь в одном. Если он спуститься в овраг, он не выберется оттуда самостоятельно, но его роста вполне хватит для того, чтобы вытащить лисёнка на поверхность. Омега спускается, понимая, что его всё равно в итоге найдут, а так, он хотя бы сделает напоследок доброе дело. Беря на руки пушистый комочек, Чонгук не отказывает себе в небольшом удовольствие погладить лисёнка. Его шёрстка кажется мягкой, а омега немного успокаивается, всхлипывая уже изредка. Подняв лисёнка вверх, он поставил его на верх оврага, отпуская. В этот момент его со спины настигла стрела. Омега повалился на колени, не в силах даже пытаться бороться жизнь. Он действительно хотел б жить, но кажется ему этого нельзя. Последнее, что помнит Чонгук из своей жизни человеком — это то, как поднял голову, желая в последний раз посмотреть на небо. Но он увидел лишь то, как горят верхушки деревьев, что устремлялись к облакам. услышал истошный вопль лучника, что выстрелил в него и крики ещё нескольких, что кажется находились слишком далеко от него. Лес горел вместе с людьми, что пришли сюда без приглашения, а на Чонгука сверху вниз смотрела женщина с лисьими ушами и пятью хвостами, держа на руках того самого чумазого лисёнка. — Не переживай, дитя. Всё скоро закончится. Эта лисица была неописуемой красоты женщиной, на вид не больше тридцати. Заправив за ухо белоснежную прядь волос, она опустилась на колени, дотягиваясь до чонова лба. Её касание было нежным и очень горячим. Гука моментально кинуло в жар, словно горел не лес, а именно он. Горело его сердце, действительно сгорало, принимая в себя лисий огонь. На последнем издыхании своей жизни, Чонгук по-настоящему сгорел. Его тело обратилось в прах, через девять лет из которого возродиться он. Новый огненный лисий дух.