A creature with a thousand faces

— Нуны шепчутся, что твоя семья колдует. Говорят, что видели кого-то, похожего на тебя, в ритуальной маске кумихо. А это любовная магия… — О нет, они меня раскрыли, — в притворном ужасе Чонгук упал на колени и вцепился в волосы. — Я и правда пытался тебя приворожить и, похоже, преуспел больше, чем они, поэтому я понимаю их зависть и сплетни. — Остановись, пока кто-то из них не услышал и не решил, что ты всерьёз, — Тэхён испуганно огляделся по сторонам, опасаясь, что кто-то и правда мог находиться поблизости, и протянул руку, но Чонгук медлил принять помощь. В его глазах плескалось веселье, но Тэхён видел, что за этим он скрывал то, сколь неприятно ему было слышать о подобных слухах. — Ты же знаешь, что кумихо могут быть только женщины? — спросил Чонгук, пристально смотря другу в глаза. Конечно же, он знал об этом. Знал, но всё равно поверил услышанному. Лицо Тэхёна вдруг покраснело от стыда за ложные обвинения, за собственные наивность и глупость. Он верил, что разговоры о магии были не более, чем ложь, и постарался проигнорировать странное чувство, растекающееся у него внутри при виде Чонгука, стоящего на коленях перед ним. Это было не действие колдовства, но нечто такое, чему Тэхён пока не мог найти объяснения. Наконец, Чонгук осторожно взял его за руку, принимая эту незначительную и ненужную помощь, и поднялся на ноги. Улыбка сползла с его лица, как только Тэхён отпустил его ладонь. — Прости, что спросил. Это действительно мерзкие слухи, мне жаль. Я поговорю с ними, чтобы это больше не повторилось. Чонгук кивнул в ответ, и Тэхён расценил это как молчаливое согласие и благодарность. Он понимал, сколь неприятны могут быть разговоры за спиной, а тем более о магии и мужеложестве. Подобное могло привести к необратимым последствиям и позору для их семей. И меньше всего он хотел, чтобы нуны оказались правы. В тот день, когда всё превратилось в сплошной кошмарный сон, Тэхён возвращался с охоты, уставший и обеспокоенный. Мысли не давали ему толком сосредоточиться, поэтому ни одного охотничьего трофея получить он не смог. Но ему и не хотелось. Те самые мысли были страшные, запутанные, его рука дрогнула бесчисленное количество раз, и все начали перешептываться между собой, что с ним было что-то не так. Но они едва ли догадывались, что на самом деле происходило у него в голове. Тэхён не мог отделаться от воспоминаний о том, как сжимал руку Чонгука, когда помогал тому встать, как тот случайно споткнулся и Тэхён поймал его, удержал, прижав слишком крепко к себе. Их немногочисленные, но такие жаркие объятия, казавшиеся дружескими, стали для Тэхёна чем-то невероятно болезненным, но таким желанным. То, что произошло между ними в доме кисэн, и о чем до недавнего времени он ни капли не жалел, хотелось забыть и повторить снова и снова. За что же его наказывали боги? Неужели в прошлой жизни он совершил что-то настолько страшное, что теперь должен страдать от столь страшных и неподобающих мыслей и желаний? Шорох где-то позади отвлёк его, это прогуливались сестрицы Ан и Суджин. Обычно шумные, они вдруг стихли и, приветственно поклонившись, молча пошли дальше. Но Тэхён слышал, о чём они шептались до этого, специально они это делали или нет. Холод осознания сковал его тело, и даже сделать вдох давалось с трудом. Он был наказан не богами, он действительно был проклят, и об этом скоро узнают все. Сплетни Ан и Суджин имели обыкновение разлетаться, словно подхваченные штормовым ветром. «Господин Чон, вы обвиняетесь в колдовстве против сына господина Кима», — прозвучало спустя несколько дней, как нечто необратимое. — Они нашли её, ритуальную лисью маску. Ты действительно колдовал, пытался приворожить меня? Чонгук молчал, привалившись спиной к стене. Вид у него был измождённый. Применять силу к нему не посмели, но камера была лишена всяческих удобств, и даже сено на полу было старым, размякшим от воды и испражнений предыдущих заключённых. Сердце Тэхёна сжалось от этого зрелища. Он смиренно ждал ответа, оправдания, но Чонгук даже не посмотрел в его сторону. — Твоя воля. Никогда тебе этого не прощу. Резко развернувшись, Тэхён уверенно вышел на улицу, стараясь сдержать неожиданные и столь постыдные слёзы. Теперь его переполняли отвращение и злость. Как мог тот, кому он доверял больше всего на свете, кому клялся в вечной дружбе и верности, предать его, использовав магию? Непонимание разрывало его изнутри, но ещё больше мучений доставляло ему то, что он пока не смог убить в самом себе. Эту самую любовь, которая росла в нём день ото дня, которая казалась ему такой настоящей всё это время. От которой был только один способ избавиться. Тэхён знал, что сыну чиновника не позволят сделать этого правила, но он не мог не попросить об этом. И каково же было его облегчение, когда отец снисходительно кивнул ему в знак разрешения. В глубине души он надеялся, что если собственноручно убьёт Чонгука, то убьёт и все чувства к нему, ведь они были не более чем отвратительная магия кумихо.

***

Юнги наказал его, назвав это «уроком за глупое поведение», и Тэхён действительно почувствовал себя нашкодившим ребенком. Жнец отобрал у него все силы на целый день, и теперь ему не оставалось ничего другого, кроме как ходить на занятия и получать знания самостоятельно, не имея возможности получить их через чужую энергию. Юнги, не желая смотреть на кислую мину Тэхёна, не появился ни утром, ни после занятий, только лишь сообщив парой смс о том, на какое количество заплутавших душ он наткнулся. Выйдя из университета, Тэхён понял, что теперь ему точно было нечем заняться. Возвращаться домой ему совершенно не хотелось. Он знал, что, оказавшись абсолютно один, он снова начнёт прокручивать в голове все возможные варианты для получения перерождения. Устав думать о том, каким образом заставить Чонгука убить его, Тэхён решил дать себе тайм-аут. Их отношения были слишком напряжёнными, чтобы Чонгук помог ему, но недостаточно плохими, чтобы он захотел по-настоящему убить его. В очередной раз отметая мысль попросить Юнги о помощи, он предпочёл сесть на скамейку неподалёку от главного здания и окончательно подавить все размышления о том, что ему предстояло сделать. У него всё ещё было достаточно времени. Он не знал, сколько просидел вот так, слушая гул голосов и проезжающих мимо машин, уставившись в одну точку. Не думать ни о чем было слишком приятно и непривычно. — Тебе нехорошо? Тэхён сощурился, фокусируя взгляд на подошедшей девушке. Кажется, её звали Ан. Едва он успел ей что-то ответить, девушка уже сидела рядом, украдкой разглядывая его. — Просто устал. И это было правдой. Чёртово испытание отбирало у него слишком много энергии, как и временное отсутствие сил. Он и забыл, каково это — быть смертным, пусть даже и на сутки. Удовлетворённая его ответом, Ан продолжила говорить, но Тэхён с трудом мог сосредоточиться на стремительном потоке информации. — …Он лучший в этом! — Что? — Тэхён нахмурился, понимая, что Ан ждала от него определённой реакции на всё то, о чём она говорила. Но, когда таковой не последовало, и он продолжал смотреть на неё с глупым и непонимающим выражением лица, девушка обиженно надула губы. — Ты меня совсем не слушал, да? Ты зря задеваешь его. Чонгук хороший парень, даже несмотря на то, что по его внешности этого не скажешь. Я думаю, вы многому могли бы научиться друг у друга. Он один из лучших в группе, а ещё он в университетской команде по стрельбе из лука. — Стрельба из лука, говоришь… Перед его глазами всё резко поплыло, будто он только что сошел с крутящейся карусели. Это он научил Чонгука всему: как правильно держать лук, как стрелять. Тэхён мог поклясться, что до сих пор мог почувствовать на кончиках пальцев то, как он касался запястья Чонгука, помогая тому прицелиться и выстрелить в самую ближайшую мишень. Тогда, в первый раз, стрела попала в стену дома, и отрикошетила прямо под ноги его отца. О, сколько слёз он пролил тогда, умоляя отца не наказывать их. Тэхён передёрнул плечами, скидывая с себя накатившее воспоминание, не принёсшее ему ничего, кроме горечи по дням, будучи смертным. — Покажешь, где он занимается? Ан просияла от восторга, словно только и ждала этого предложения. Схватив Тэхёна под руку, она буквально потащила его в направлении стрелковой площадки, и он с удивлением понял, что ему действительно хотелось увидеть Чонгука в деле. Тэхён был поражен и даже не хотел этого отрицать. То, как Чонгук стоял, как точно его стрелы попадали в цель, он не мог оставить это без должной доли восхищения. Перерождение пошло ему на пользу — столетия назад ему всё время требовалась помощь Тэхёна, он постоянно промахивался и неправильно держал лук, несмотря на все терпеливые и многочисленные объяснения. — Эй, Чонгук! — крикнула Ан, но тот даже не вздрогнул, и, лишь сделав очередной выстрел, обернулся к девушке. Теплая улыбка медленно сползла с его лица, когда он столкнулся взглядом с Тэхёном. — Иди к нам! Вздохнув, он нехотя подошел к краю площадки. — Прекрасен, как всегда, — с гордостью сказала Ан. — Что скажешь, Тэхён? — Можно и лучше, — хмыкнув, ответил он, выхватывая лук из рук Чонгука. Совершенно не похожий на тот, который он держал в руках последний раз, этот был куда легче и удобнее. «Теперь понятно, почему ты так хорош.» — Я не буду тебе что-то доказывать. — А я бы хотел, — парировал Тэхён, окидывая Чонгука взглядом, полным напускного пренебрежения. — Хотя сомневаюсь, что ты справишься. Ан заинтересованно переводила взгляд с одного парня на другого, словно пытаясь понять, какая кошка пробежала между ними. — Попадёшь — выполню любое твое желание, — Тэхён достал из рюкзака яблоко, которое он взял в кафетерии во время обеда, и помахал им перед носом Чонгука. — Но яблоко будет на моей голове. Идёт? Он был готов рассмеяться оттого, как быстро промчались эмоции на лице Чонгука. Раздражение сменилось удивлением, испугом и, наконец, растерянностью. То, что его брали на слабо, было очевидно, как и то, насколько опасна была затея, как бы он ни был хорош в стрельбе. Ан нервно закусила губу в ожидании ответа, и по ней нельзя было понять, хотела она, чтобы пари состоялось, или нет. — Идёт, — на выдохе ответил Чонгук, очевидно, не до конца осознавая, на что решился. Он с силой сжал рукоять своего лука, который всё ещё был в руках Тэхёна, и дернул на себя. — Ну что, тридцати метров тебе будет достаточно? Или далековато? — Иди, — раздраженно рявкнул Чонгук, наблюдая, как Тэхён спокойно удаляется к мишеням. Ан определенно не добавляла ему веры в себя, развернувшись спиной к полю. Чонгук не мог слышать, как она шёпотом ругала себя за то, что привела Тэхёна, за то, что позволила случиться спору и ничего не сделала, чтобы предотвратить то, что должно было произойти. Чонгук никогда не стрелял в подобную мишень, тем более, когда это было потенциально опасно для чьей-то жизни. Неуверенно взглянув, как Тэхён остановился и водрузил на голову яблоко, он чуть было не бросил лук на землю, завершая пари собственным поражением. Стоя на волнующе дальней дистанции, Тэхён затаил дыхание и прикрыл глаза. Вероятность того, что Чонгуку улыбнется удача, была не просто ничтожна, а полностью невозможна. Всё оказалось до смешного просто: раздразнить колкими замечаниями, бросить вызов, от которого было сложно отказаться, не задев собственную гордость. Сейчас, охваченный разнообразием эмоций, Чонгук не мог рационально мыслить, оценить опасность того, что он собирался сделать. Тэхёну же было на удивление всё равно, что произойдёт. Он был уверен в том, что, будучи без сил, он мог умереть и от обычной стрелы. Смерть и перерождение были слишком близко, и эта неожиданная возможность ощущалась как долгожданная удача. Его не беспокоило, исчезнет ли он, будто и не существовал никогда, или его тело наконец-то вновь станет настоящим, и Чонгуку придётся просто жить с фактом того, что он убил человека. — Чёрт, — Тэхён скривился от медленного осознания того, что именно должно было произойти, сколь глупо и эгоистично с его стороны было предложить подобное пари, обречённое на провал. Как бы он ни презирал Чонгука за то, что тот сделал в прошлом, этот человек, стоящий перед ним и готовящийся выстрелить, был виновен лишь в паре синяков на теле Тэхёна, которые исчезли с его тела к следующему утру. То, что он собирался разрушить жизнь Чонгука в очередной раз, но теперь собственной смертью, вызвало у Тэхёна неожиданное отвращение к самому себе. Не таким способом он хотел добиться своей цели, ведь именно он из них двоих был настоящим убийцей. — Ладно, твоя взяла, я… Он не успел договорить. Стрела в мгновение преодолела расстояние, и Тэхён резко упал на колени. Его неконтролируемо трясло мелкой дрожью. Яблоко, поражённое стрелой, валялось на земле позади него. Тэхён осторожно поднял голову, чтобы встретиться взглядом с испуганным Чонгуком, замершим в неестественной позе. Похоже, тот испугался куда больше. — Ты сделал это, — голос Тэхёна странно дрогнул. Потрясение словно выбило из него все остатки ненависти, отрезвляя, заставляя наконец-то посмотреть на всё без пелены обманчивой злости на Чонгука и самого себя. Это было болезненное напоминание о том, сколько ошибок он совершил, и он не знал, кого благодарить за то, что нечто ужасное и непоправимое так и не произошло. И он чувствовал невероятное облегчение, но не оттого, что остался жив, но оттого, что не запятнал руки Чонгука своей кровью, не превратил и его в убийцу. — Т-тогда какого хрена ты упал? — торопливо положив лук на землю, Чонгук бросился к Тэхёну. Толком не взглянув на то, как мастерски он попал точно в цель, Чонгук склонился над ним и обхватил его лицо ладонями, напряженно всматриваясь, пытаясь удостовериться, что на его коже не было ни единой царапины. — Я в полном порядке, это от неожиданности, — Тэхён хотел отпрянуть от неожиданных торопливых прикосновений, от их осторожности и будто бы нежности. Но он не мог даже пошевелиться, полностью сбитый с толку и поглощённый этим неожиданным мгновением заботы и беспокойства, которое было слишком человеческим и приятным, чтобы от него отказываться. — Тебе повезло, что я такой хороший стрелок. Тэхён усмехнулся тому, как быстро Чонгук пришел в себя и вернул былую самоуверенность, несмотря на то, что его руки всё ещё слегка дрожали, когда он отстранился. «Что ж, заставить тебя убить меня будет сложнее, чем я рассчитывал». Долгожданное перемирие, в котором была уверена только Ан, было отпраздновано в ближайшем ресторанчике. Едва притронувшись к еде, Тэхён отстранённо слушал разговор Чонгука и Ан, который практически сливался с общим шумом голосов и музыки в помещении. — Кто научил тебя стрельбе? — неожиданно даже для самого себя спросил Тэхён, и его голос едва ли звучал хоть сколько заинтересованно. Со стороны всё выглядело так, будто ему наскучило слушать чужую болтовню, и он спросил первое, что пришло ему в голову. На деле этот вопрос крутился в его голове с того самого момента, как он увидел Чонгука на стрельбище, и укол ущемлённого самолюбия всё ещё преследовал его. Несмотря на все его противоречивые чувства, он слишком ревностно отнёсся к этому моменту из их прошлого. — Мой отец, — Чонгук пожал плечами и посмотрел на Тэхёна с немым вопросом. — Ты действительно хорош в этом, я признаю, — дернув уголком губ в подобии улыбки, он с облегчением вздохнул, до конца не понимая, почему ему было так важно узнать, что учил Чонгука не кто-то, похожий на него. Он вдруг понял, что не потерпел бы соперничества в этом, даже если это был не тот Чонгук, что раньше, поэтому ответ его успокоил. Наконец, чувствуя подобие аппетита, он притронулся к уже остывшему блюду, совсем забыв о том, что его бессмертное тело не нуждалось в еде. Чувство полного изнеможения навалилось на него, как только он оказался один. С трудом доковыляв до дома, Тэхён едва не свалился с лестницы. Подняться на третий этаж оказалось для него целым испытанием: дважды он едва не упал, споткнувшись о ступеньки, а оказавшись напротив двери в квартиру, он несколько минут потратил на то, чтобы попасть ключами в замок. Отсутствие силы и энергии истощало его с невероятной скоростью. Он с раздражением похлопал себя по щекам, лишь бы прийти в себя хоть чуть-чуть и притупить головокружение, как только зашёл в квартиру и дверь за ним захлопнулась. Даже не потрудившись снять обувь, Тэхён сполз по стенке и лёг на приятно холодный пол. Постепенно придя в себя физически, он едва ли мог сказать то же самое про своё внутреннее состояние. Он снова и снова прокручивал в голове их с Чонгуком пари, выстрел, до того идеальный, что будь они в лучших отношениях, Тэхён не сдержался бы в более восхищённой похвале. Но больше его волновало то, что произошло с ним после выстрела. Он так жаждал, чтобы стрела пронзила его, но когда она попала в яблоко, то испытал непередаваемое облегчение. Он едва мог объяснить самому себе, что именно с ним произошло, но он чувствовал, как неприятно ныло у него в груди. Тогда, осознав, что остался жив, он на долю секунды увидел перед собой не незнакомца с лицом Чонгука, не предателя, а того самого неловкого парня, которого учил стрельбе столетия назад, того, который вызывал у него странные чувства, погубившие жизни их обоих. Он ждал, что наваждение пройдёт, но оно словно становилось всё сильнее и сильнее, вынуждая его вспоминать то, что казалось давно разрушенным. Все их множественные моменты наедине друг с другом, которые были одновременно и светлыми, и тошнотворно болезненными. Всё это складывалось воедино и превращалось в слишком знакомое чувство, которое хотелось вырезать из собственного тела, как паразита. Оно уничтожило его и возвращалось вновь, чтобы снова проникнуть ему под кожу и приносить мучения. «Почему я снова чувствую к нему что-то. Разве проклятье не должно было исчезнуть, когда я его убил?» Как бы Тэхён ни силился перестать думать об этом, мысли навязчиво крутились в его голове, не давая сбежать ни на секунду. Он не хотел признавать того, что было слишком очевидным, но таким невыносимо болезненным фактом. Проклятье всегда спадало после смерти колдовавшего, он знал это как никто другой. Стоило пройти столетиям, прежде чем Тэхён окончательно осознал весь ужас того, что сделал. Он не просто убил невинного, он убил своего лучшего друга, того, кого любил, и никакое колдовство не руководило его чувствами. Это была искренняя и настоящая любовь, его любовь, запятнанная ложью и глупым недоверием. Теперь ему стало очевидно, почему ни одни врата загробного мира не приняли его, а наказали вечностью в обличии токкэби, голодного до людской энергии. Грехи человеческой жизни тянулись за ним сквозь года, намеренно обманывая его бдительность, покрываясь пеленой забвения, но только лишь для того, чтобы обрушиться новой волной. Он чувствовал острое желание хоть как-то заглушить отвращение к самому себе. Медленно поднявшись с пола, он открыл шкафчик на кухне, где Юнги хранил алкоголь. Не потрудившись разобраться, что за бутылку он схватил, Тэхён снял с неё крышку и залпом сделал три больших глотка, чувствуя, как обжигающее тепло всё же перебивает горечь вины. Но этого было недостаточно, и даже следующие несколько глотков алкоголя не помогли ему полностью забыться. — Какое расточительство, — голос Юнги раздался у Тэхёна за спиной, но он не посчитал нужным обернуться и взглянуть на жнеца. — Поставь бутылку на место, тебе достаточно. И кстати, обычной стрелой он бы не смог убить тебя, ты зря устроил этот спектакль. Хмыкнув, Тэхён нехотя поставил бутылку обратно в шкафчик и, слегка покачнувшись, обернулся, с вызовом смотря на Юнги. Ему казалось, что алкоголь добавил ему уверенности и спокойствия, но его тело предательски выдавало его подавленное состояние. Шумно выдохнув, он попытался сфокусировать взгляд на Юнги. Жнец определённо был недоволен его поведением, но в его глазах Тэхён отчётливо увидел подобие жалости, и ему захотелось ударить Юнги по лицу, лишь бы избавить их обоих от этой отвратительной эмоции. Безмолвно, Юнги подошел ближе и, окинув Тэхёна очередным раздраженным взглядом, подхватил его под руки и потащил к дивану. — Каждый раз удивляюсь, какой ты сильный. Юнги фыркнул, толкая Тэхёна на диван, и тот упал словно тряпичная кукла, ударившись головой о подлокотник. — Каждый раз удивляюсь, какой ты плакса. Прежде чем Тэхён успел возмутиться и возразить, он понял, что всё это время, отчаянно заливая эмоции алкоголем, он плакал, сам того не осознавая. Теперь он отчётливо чувствовал легкую головную боль и стянутость кожи на щеках от засохших слёз. Юнги сел рядом с ним, молча выжидая, когда Тэхён расскажет всё, что его тревожило. Он знал токкэби слишком давно, чтобы тот стал для него отвратительно предсказуемым, но всё равно молчаливо ждал от него объяснений. Тэхён не произнёс ни слова, уставившись в стену, и Юнги раздражённо ткнул его в бок, безмолвно заставляя рассказать о причинах слёз и частичного опустошения запасов алкоголя. — Он ведь был невиновен, да? — Тэхён удивился собственному голосу, прозвучавшему слишком безлико для того, кто сходил с ума от всего, что накопилось внутри. — Я убил его за то, что он не делал? Несколько минут они сидели в тишине, пока Юнги не разразился смехом, сложившись пополам. Тэхён удивлённо приподнял брови и повернулся, чтобы взглянуть на жнеца, который, казалось, никак не мог перестать смеяться. — До тебя дошло только сейчас? — наконец, успокоившись, спросил Юнги. Замешательство на лице токкэби вызывало у него новые приступы смеха, но он сдерживал их, прикусив нижнюю губу. — И как, по-твоему, я должен был догадаться раньше? — Тэхён не ожидал ответа на свой вопрос. Ему было тошно оттого, что он был так слеп и глуп всё это время. Его поступок был ужасен сам по себе, но теперь, осознав всю правду, он понимал, что совершил нечто непростительное. — Я заслужил оказаться за худшими вратами после смерти. — Даже таким, как ты, иногда выпадает шанс на искупление, — помедлив, ответил Юнги, удивляя искренностью и теплотой слов. — А таким, как ты? Встретившись друг с другом взглядами, они увидели друг в друге слишком много скрытого, тёмного, такого, о чём не решишься сказать вслух. Юнги поджал губы и встал с дивана, давая понять, что краткий разговор по душам окончен. Медленно подойдя к шкафчику, он достал бутылку, которую с таким отчаянным рвением опустошал Тэхён некоторое время назад, и сделал несколько глотков. — Мне кажется, я всё ещё чувствую к нему что-то. Юнги застыл на месте и нахмурился, будто услышанные слова причинили ему боль. Он покачал головой, молча переваривая информацию. — Наверное, — Юнги предположил, медленно отрывая взгляд от бутылки и переводя его на Тэхёна, лежащего на диване, — виной всему то, что вы питаетесь людской энергией. Вы всё ещё больше люди, чем духи, и в этом наше отличие. Тэхён пожал плечами, безмолвно соглашаясь с жнецом. Сколько бы он ни прожил, будучи токкэби, одного незначительного события хватило, чтобы выбить его из колеи и заставить снова чувствовать то, что мог чувствовать только человек. Он метался между желанием принять это и отвергнуть, как нечто чужеродное, давно ненужное. Но эти чувства были сильнее его страха, они не хотели быть забытыми снова. — Знаешь, — взяв бутылку с собой, Юнги направился к своей комнате, но остановился на полпути, уставившись в пол, медленно собираясь с мыслями. — Он ведь тоже любил тебя. Осторожно закрыв за собой дверь в свою комнату, Юнги оставил Тэхёна наедине с собой и очередным фактом, который не сделал его жизнь проще. В тот момент он забыл о том, что он дух, подчиняющийся приказам жнецов, дух, который не мог прожить без людской энергии. Убийца, тянущий за собой бесконечное количество душ, переданных Коллекционеру. Нет, в тот момент он чувствовал себя человеком, который неожиданно для самого себя захотел испытать то, от чего так долго убегал. Мысль об испытании он настойчиво пытался стереть, пока она не стала для него чем-то незначительным и не представляющим угрозы. Тэхён не хотел думать о том, как сильно он мог ошибаться в своём решении.