21 августа 1996
(Каникулы между 5-6 курсом, Малфой-мэнор, гостиная)
— Драко, будь умницей, — прошипела Беллатриса, раздражающе проводя рукой по его плечу. — Ты же понимаешь, насколько это Нам важно, — она сделала наигранно-грустное лицо. — Этот старикашка и так слишком долго задержался на этом свете. Под кожей поползли судорожные мурашки, расползаясь в разные стороны, когда ведьма разразилась неестественно громким смехом. Живот скрутило со страшной силой, а ладони вспотели, выдавая его волнение с головой. — Представляешь, какая это честь, получить такое задание от самого Тёмного Лорда, — Лестрейндж склонилась прямо к его лицу, прочертив своими крючковатыми ногтями по шее. — Твой отец будет бесконечно гордиться тобой. Ты сможешь восстановить утраченную честь семьи.. Её голос свинцом проникал в голову, вливаясь в кровь и давя на кости черепа, а от дыхания должно было уже давно вывернуть наизнанку, но отвести взгляд — непозволительная дерзость, если учитывать, что перед ним самая безумная ведьма столетия. Малфой выдохнул, поджав губы, и выдавил как можно спокойнее: — Я всё сделаю.______
Сухой ком застыл в горле, не причиняя никакого дискомфорта. Проигрыш тёмной стороны был закономерен и правилен. А за любым поражением следует наказание от праведных победивших, и это не предполагало пощады. Выступление нового министра магии, Кингсли Бруствера, перед судьями Визенгамота было недвусмысленным и вполне понятным даже идиоту: любой маг, причастный к Пожирателям смерти, должен быть наказан так, чтобы усвоить всю глубину своего проступка перед нацией. Последнее слово выделялось особенно сильно, отбирая последние шансы на оправдание у тех, кто косвенно участвовал в этой кровопролитной войне, а для Малфоев это было официальным билетом в один конец. Все дальнейшие действия правительства были просты и понятны: непосредственных участников организации, которую собрал под своим началом Волан-де-Морт, всех без исключения взяли под стражу, упрятав на нижние ярусы Азкабана. Решение о судьбе самых ярких представителей, принимавших активное участие в Первой и Второй магических войнах, было вынесено в течение двух недель. Непрерывные суды и допросы, кутерьма из десятков свидетелей и очных ставок привела к череде одинаковых смертных приговоров. А вот дальнейшие события растянулись на месяцы. Семья Драко попала в негласную категорию «мы ещё не определились». Однако, несмотря на столь мягкую формулировку, за этой неопределенностью крылось всего два варианта: поцелуй дементора или пожизненное заключение. Судебные заседания стали закрытыми. Ни родственники, ни адвокаты больше не имели никаких прав распространяться о том, каким образом продвигается дело. Пресса перестала допускаться даже близко, а созыв судей и вывозы на допросы происходили тайно. Но каждый причастный к этому разбирательству прекрасно знал, чем закончится сия нудная и долгая возня. Волокита была предназначена только для того, чтобы виновные в должной мере смогли прочувствовать ужас грядущего наказания. И общественность в сердцах была с этим совершенно согласна, но вслух никто такого никогда не скажет. Ноздри обожгло от очередной приторно-кислой порции кислорода. Голова уже не кружилась, перестав воспринимать здешнюю атмосферу враждебно. От местных кулинарных изысков почти перестало выворачивать наизнанку каждый раз, хотя даже вкус воды здесь отдавал едкой горечью, выжигающей рецепторы. Драко не ожидал курортных условий и восторженного отношения, но свою неприспособленность к этому месту в самом начале пребывания недооценил. Он долгое время думал, что всё это несерьёзно. Всё его нутро противилось и задыхалось. Но дни шли, а вместе с ними осторожными шагами подступало смирение. Откинув голову назад, Малфой поднял глаза на потолок, наткнувшись на всё те же заплесневелые камни. Не особо присматриваясь, можно было заметить, как они сменили природный цвет, вобрав в себя чужую кровь, грязь, пот и слёзы. Определить палитру тонов камеры не составляло никакого труда, сам Малфой назвал бы их гнетуще-депрессивными или отвратительно-апатичными. Хотя сомневался, что в гамме цветов существовали подобные наименования, но какая разница, если других оттенков ему увидеть больше никогда не удастся? «…четыреста семьдесят шесть, четыреста семьдесят семь, четыреста семьдесят восемь…» — числа текли в голове машинально ровным строем, не давая окончательно сойти с ума от холодного равнодушия тюремных решеток. Перспектива провести всю оставшуюся жизнь среди мерцающих тусклых фонарей холодного света и крыс, тихо отсиживающихся в тёмных углах, мало воодушевляла. Бесконечные вопли неприкаянных и обезумевших сидельцев, которые провели здесь большую часть своей жизни, наводили на мысли о том, что небытие — не такая уж и плохая перспектива. По крайней мере, оно даёт хоть какую-то свободу от собственных мыслей. Он перестал проклинать свою судьбу и исходить жалостью к себе ещё полтора месяца назад. Переступив эту ступень, Драко оказался в новой для себя стадии: осознание. Какой бы жуткой славой ни обладал Азкабан, происходящее в темницах его родового поместья мало чем отличалось с тех пор, как Тёмный Лорд воскрес. Даже, пожалуй, вопли оттуда были куда хуже. У части пленников магической британской тюрьмы хотя бы был шанс выйти отсюда живыми.13 июля 1997
(Каникулы между 6-7 курсом, Малфой-мэнор, столовая)
Дюйм за дюймом ещё живое, трепыхающееся в агонии тело исчезало в пасти змеи. Её клыки вонзались в беззащитную плоть, разбрызгивая капли крови по лакированной поверхности стола. Нагайна была настолько близко, что Драко мог разглядеть каждую чешуйку. — Ты боишься, Драко? — скрежещущий шёпот Волан-де-Морта раздался возле самого уха. — Разве это не прекрасно? Поглощение жертвы заживо могло впечатлять только больного извращённого ублюдка, но такой ответ навряд ли устроит Тёмного Властелина. — Потрясающе, — чувствуя сухость во рту, выдавил Малфой. — И это только начало, — сжимая плечи юноши, проскандировал он, выпрямляясь. — Нас ждут великие свершения и мир, в котором полукровки… — он сильнее сжал пальцы, вдавливая ногти в ткань пиджака Драко, — ...займут достойное место у ног чистокровных волшебников. Уши заложило от картины, раскинувшейся перед глазами. Под острыми зубами кожа его бывшего педагога по магловедению разрывалась, как пергамент, а безмолвный ужас и понимание, застывшие в её глазах, крошили психику на куски. Но он ничего не сделал, только безропотно наблюдал, как меньше чем в полуярде от него неумолимо и жестоко угасает жизнь.______
Кончики пальцев дернулись от пронизывающего всё тело озноба. Липкий, ядовитый воздух оседал в лёгких, прожигая язвы и отравляя кровь. Застарелый запах смрада и гниющей плоти витал вокруг, а может быть, уже исходил и от самого Малфоя, не вызывая никакого чувства отвращения. От былого величия фамилии Драко не осталось ни единого следа. Пусть проклятая чистая волшебная кровь всё так же курсирует в его венах, но это единственная привилегия, которую ему оставил Визенгамот. Часть имущества была изъята для ликвидации тяжёлых последствий и ущерба, причиненных жителям Великобритании. Разумно и правильно. Именно так, как и требовало время, обстановка и обеспокоенные граждане, всё ещё пребывающие в трауре по погибшим. Никого не должна беспокоить участь проигравшей стороны. Зло должно быть наказано. В угоду порядка и мира. В угоду правил и устоев. В угоду спокойствия и процветания. И дело было не в том, что новое Министерство хотело загнать в угол и уничтожить всех, кто когда-либо проходил мимо Пожирателей и имел неосторожность их приветствовать. Никто не планировал стирать в порошок все чистокровные рода только потому, что они могли разделять взгляды павшего Тёмного Лорда. Политика — это тонкая игра и манипуляция, требующая жертв во имя умиротворения не только жителей, пострадавших от гражданской войны, но и соседних государств, которые потеряли доверие к действующему правительству и закону. И демонстративность первых судебных процессов была предназначена только для того, чтобы напомнить всему миру: Британия, как и прежде, остаётся великой страной, несмотря на тяжесть своего бремени. Малфой прикрыл глаза. На короткое мгновение собственная плоть перестала казаться ему невыносимой, в остальное время хотелось содрать с себя кожу вместе с проклятой чёрной меткой на предплечье. Но он не мог позволить себе даже этого. Старые потрепанные оковы слишком сильно ограничивали движения, не позволяя избавиться от проклятого пятна, поставившего его на колени. Каждая клетка внутри него содрогалась от страха и отвращения, когда на глаза попадались кровоподтёки и раны, из-под которых виднелся бледный серо-черный змеиный силуэт. Многочисленные попытки избавиться от этой дряни заканчивались одинаково — как только разодранная кожа хоть немного восстанавливалась, череп вновь проявлялся сквозь толстую корку запёкшейся крови. «…четыреста девяносто восемь, четыреста девяносто девять, пятьсот…» — воображение рисовало, как по кристально-чистой водной глади расплывались круги, становясь всё шире и шире, пока не исчезали где-то за пределами фантазии. Возможно, Драко уже терял связь со здравым рассудком, но ему требовался хоть какой-то образ, чтобы не впасть в отчаяние от рухнувшей реальности. Вся злость иссякла где-то три недели назад. Он пытался винить всех вокруг: Дамблдора за неосмотрительность и мягкотелость, Снейпа за бездействие и равнодушие, Поттера за фанатичность и предвзятость. Но секунды единения со своими мыслями текли, забирая с собой гнев и оставляя только понимание — он винил не их, а себя. Изнеженный ребёнок под защитой родителей. Единственный сын, который рос в любви, изобилии внимания и достатке. Драко искренне верил, что отцовские взгляды величественны и разумны. Он изо всех сил пытался разделять ненависть к директору Хогвартса, убедив себя, что корнем всех бед является именно он. Малфой настолько сильно уверовал в праведность своей миссии убийства Дамблдора, что начал гордиться причастностью к Пожирателям смерти. Немногие волшебники удостаивались чести видеть Волан-де-Морта, а семья Драко принимала великого Властителя в своём доме. И только столкнувшись лицом к лицу с насилием и смертью, стало не по себе. Его ломало. Ломало изнутри от неприязни и сомнений. Хаос и уничтожение оказались прекрасными только на словах. Размазанная по светлому мрамору кровь и душераздирающие крики не приносили никакого удовольствия. Похищения, пытки и изнасилования слишком сильно отличались от грандиозного восхитительного мира, который ему рисовали повёрнутые сторонники нового режима. Драко облажался. Но он находился в эпицентре войны, где постоянно умирают десятки волшебников, которых Малфой знал, с некоторыми из которых ел за одним столом или делал совместные проекты по Нумерологии. Обычные подростки, такие же, как и он сам. Они гибли каждый день только потому, что посмели появиться на свет не в той семье.29 декабря 1997
(7 курс, Рождественские каникулы, Малфой-мэнор, гостиная)
Налив себе вина, Драко вздрогнул от очередного крика, разнёсшегося по Малфой-мэнору и уставился в бокал, жидкость в котором шла рябью, как будто испугалась этого звука. Аристократ на секунду прикрыл глаза, пытаясь абстрагироваться, но это было невозможно. Он слышал, как срываются чьи-то голоса почти непрерывно, ежечасно. — Всё в порядке? — сдержанно поинтересовалась Нарцисса, сохраняя нейтральное выражение лица, хотя в глазах виднелась обеспокоенность. — В полном, — сухо выдавил он. Вопль оборвался, не позволяя умиротворению вернуться даже на короткое мгновение. Ведь Малфой знал. Он знал, почему они перестают издавать хоть какие-то звуки. Не понадобилось и пары минут, как в дверях показалась довольная Беллатриса. — Она такая слабенькая и немощная, — плотоядно облизнув верхний зубной ряд, ведьма широко улыбнулась. — Я надеялась, что твои однокурсники хоть чему-то научились. Но кроме Салазара, видимо, никто из основателей ничего не смыслил в магии и распределении, — положив ладони на стол, Лестрейндж медленно развела их в стороны, почти укладываясь грудью на стол. — А ты не хочешь побеседовать с патлатой белобрысой дурой? Это был уже третий день с тех пор, как Лавгуд сняли с поезда домой и привезли в поместье. Ещё пару таких подходов, и она действительно станет чокнутой. Драко судорожно вдохнул, открывая глаза. — Конечно, — чуть приподнимая уголки губ, кивнул он, поднимаясь с места. — Знала, что ты меня не разочаруешь, — переворачиваясь на спину, она изогнулась дугой, демонстрируя всё, что видеть совершенно не хотелось. — Я хочу посмотреть. — В другой раз, — бросил Драко, поднимаясь с места. — Инцест меня мало интересует. — Какой озорной мальчишка, — Беллатриса перевела взгляд на сестру, — у него точно гены Блэков. От этой мерзости абстрагироваться уже не получилось, поэтому, как можно быстрее покинув гостиную, он спустился в подземелья. Всхлипы донеслись до него раньше, чем он увидел Полумну. Волшебница у другой стены — Сьюзен Боунс — была абсолютно неподвижна. Очередная. Снова. Он захлопнул за собой дверь, потирая переносицу. — Жить хочешь? — холодно процедил Малфой, не оборачиваясь. — Что? — её дрожащий непонимающий тон вызывал жалость. — Ори, Лавгуд. — упираясь лбом в деревянную поверхность, он тяжело выдохнул. — Хочешь жить — ори изо всех сил.______
Сейчас Драко чётко проводил параллели между своим поведением и тем идеальным аристократом, о котором ему рассказывали с детства. Никакого величества и изящества. Кусок грязи, канувший на самое дно, где таким, как он, самое место. Юридические тяжбы продолжались. Нарциссу Малфой оправдали и выпустили с условием постоянного бессрочного наблюдения. Отныне вся её жизнь будет протекать под пристальным вниманием Министерства. Несмотря на то, что злого умысла в её действиях установлено не было, она наравне с остальными провела больше месяца среди мрачных окровавленных стен. Но она всё равно проиграла. Все её ценности и идеалы, всё то, за что она боролась, как мать и жена, было похоронено за холодными стенами Азкабана. И что бы Нарцисса ни делала, как бы ни старалась облегчить участь своей семьи, её стенаний никто не услышал. Пусть она не являлась непосредственной участницей и не коснулась ни одного волшебника даже пальцем, фамилия Малфой делала её виноватой во всех смертных грехах. Что было куда ужаснее, по мнению Драко, — она не переставала любить Люциуса. Она обивала пороги Министерства, пытаясь найти хотя бы какой-то выход, чтобы смягчить меру наказания. Однако всё, что ей позволили, — это свидание с одним из заключённых раз в месяц. И если учитывать, что её мужа может не стать в любой момент, как только Кингсли сочтёт исполнение приговора своевременным, Нарцисса должна была выбрать его, но вместо этого посетила сына. В некотором смысле Малфой-младший был даже расстроен её появлением у своей камеры заключения. Он очень высоко ценил чувства матери и её преданность. Но в её глазах не было ничего, кроме боли. Её не задушили решетки и заключение, но на неё давила свобода, в которой она была одинока и глубоко несчастна от своей беспомощности. В столь невыносимых лишениях сохранять свои чувства в первозданном виде крайне сложно, но Нарциссе это удавалось. Возможно, это была самая потрясающая женщина из всех, которых Драко знал за свою недолгую жизнь. И как же сильно ей не повезло с сыном и мужем. «…пятьсот сорок два, пятьсот сорок три, пятьсот сорок четыре…» — звуки разбивающихся в дребезги капель стали тише, заставляя напрячь слух. Если прекратить считать, то в голову снова полезут мысли и воспоминания, а этого хотелось меньше всего. Малфой боялся вины, бесцеремонно лезшей в голову. И чем больше он оставался в изоляции, тем меньше хотел жалости и сочувствия. Если он не был убийцей, то был преступником многократно, ведь он не противился происходящему. Смелость, отвага, самоотверженность — малознакомые чувства, которые Драко в себе не ощущал. Он был трусом, который просто надеялся, что и в этот раз всё закончится удачно. Вряд ли он был в состоянии защитить хотя бы себя, не говоря уж о ком-то. Звучало жалко, но врать глупо, когда из собеседников у тебя только собственный разум. Цепи лязгнули, когда Малфой повёл плечом влево. Веки непроизвольно распахнулись, и взгляд сам собой упал на разодранную почти до вен руку. Чернила всё ещё не проявились, а значит, ещё пару дней он может сохранять хрупкий баланс внутри себя. Последняя попытка выскрести тёмную метку обернулись подозрениями на суицид, чего ему позволить ни в коем случае не могли. Мать взывала к его терпению и говорила о том, что на рассмотрении находится новый декрет относительно последствий второй магической войны. Ходили слухи, что эта бумажка может существенно изменить положение дел, но судя по тому, что допросы прекратились ещё две недели назад, о чём Малфой предпочёл умолчать в диалоге с Нарциссой, лучше не станет. Он из последних сил пытался делать вид, что держится, хотя был окончательно сломлен. Поджав губы, Драко судорожно вдохнул. Теперь он точно знал, что не нужен ровным счётом никому, кроме матери, да и это являлось далеко не его личным достижением. Его никто не ждет и никто не будет за него бороться, просто потому что он этого не заслуживает. За восемнадцать лет жизни единственное, что Малфой-младший умудрился сделать своими силами — это загнать себя в угол.2 мая 1998
(7 курс, Битва за Хогвартс)
По коже всё ещё бежали мурашки от ощущения адского пламени, дышащего в спину. Суматоха и взрывы вокруг оглушали, почти сливаясь с эмоциями внутри. Ноги несли Малфоя по лестнице неизвестно куда. Он должен был убраться отсюда как можно скорее, но пожар в Выручай-комнате только сильнее расшатал его неопределенность. — Авада… — грубый знакомый голос оборвался за спиной. — Петрификус Тоталус! — крик Поттера перебил нападающего, сопровождаясь короткой вспышкой. — Твою мать… — выпалил Драко, когда Пожиратель смерти скатился кубарем вниз. — Смотри, куда прёшь, Малфой, — рыкнул Гарри, торопливо спускаясь вниз. — Ты должен мне уже дважды. — Отдам в следующей жизни, — буркнул он, ускоряя шаг. Маневрирование не было его сильной стороной, потому Избранный нагнал его раньше, чем Драко успел скрыться. Сильный рывок пригвоздил его к стене. — Тебе некуда бежать, — сквозь зубы процедил Поттер, надавливая локтем на шею. — Определяйся сейчас, на чьей ты стороне. Через час уже может быть поздно.______
Одно посещение за восемьдесят четыре дня, если не считать судебных приставов. Один полноценный диалог с нормальным живым человеком. Этого не хватало. Ему не требовались жалость или сочувствие. Оставшись в отдалении от социума, Малфой осознал, что больше всего ему не хватает человечности. И так странно желать того, чем сам никогда не обладал в должной мере. Всего года хватило, чтобы полностью растоптать свою жизнь и крупицы воли. Драко перестал отрицать, что в нынешнее положение его привела собственная бесхребетность. Когда остаёшься запертым со своим сознанием один на один среди промозглого ужаса и воплей свыше чем на две тысячи часов, принудительный путь к самоанализу открывается намного обширнее, чем в любой лечебнице. Слишком поздно перестраивать систему ценностей и переосмыслять свои поступки. Но хотелось не быть ничтожеством хотя бы в собственных глазах. В грядущих планах на жизнь остался только пункт — сойти с ума через пару лет от ноющего зуда в предплечье и вопить точно так же, как умалишённые в камерах выше. На этаже, где находился Драко, соседи пребывали в разумном состоянии, хотя периодически срывались на истерики. Любое общение между камерами пресекалось и каралось изолятором. Вышедшие оттуда потом не издавали никаких звуков неделями, да и признаки жизни подавали слабо. Зато крики и разговоры с самим собой никто не запрещал. Иногда бубнёж одного из заключенных в темнице справа Малфой находил весьма интересным. Исходя из того, что тот шептал, можно было предположить, что когда-то этот мужчина являлся учёным, изучавшим временные петли, их преломление и последствия. Но затем его речь превращалась в полную околесицу, из которой можно было разобрать только «Он разбил. Я видел, как он разбил его». Эти слова всегда переходили в истерические вопли и попытку бывшего профессора разбить голову о стену. Со стороны могло показаться, что этому человеку самое место в больнице Св. Мунго, но если исключить припадки, то он вел себя намного адекватнее других. Пройдет десяток лет или меньше, и Драко станет таким же, если не хуже. Возможно, он будет облизывать проржавевшие решетки, начнет маниакально громко смеяться или будет пытаться поближе пообщаться с дементорами по собственной инициативе. Ему только предстоит попробовать на вкус и выбрать свои оттенки безумия. У него будет личное болото из грязи и мерзости, в котором Малфой будет тонуть день за днём, не различая времени суток и окружающего антуража. Рано или поздно его разум безвозвратно поглотит пучина сумасшествия, и он прекрасно впишется в эту компанию. Но это случится не сегодня. А пока что… «…пятьсот восемьдесят девять, пятьсот девяносто, пятьсот девяносто один…»***
— Мееерлин, — простонал Гарри, останавливаясь прямо посреди коридора. — Объясни мне ещё раз: почему я должен это делать? — Во-первых, твоё личное присутствие на заключительном заседании благотворно повлияет на судей, — не отрываясь от своих записей, Гермиона продолжила идти ровным шагом, невзирая на демонстративную медлительность друга. — Во-вторых, ты, как лицо абсолютно не заинтересованное в нарушении порядка… — она остановилась, обернувшись, и сложила руки на груди. — Ты мне обещал! — Ладно, — нехотя вышагивая в сторону вотчины Визенгамота, промямлил Поттер, пытаясь не закатить глаза. — Твоя борьба за мир и справедливость нас сведёт в могилу. — Кто бы говорил, — передразнила его Грейнджер, возвращаясь к своим записям. — Ты сам это предложил. — Может, я был пьян, — хмыкнул Гарри, пожимая плечами. — Или контужен после схватки. Или вообще…. Злобный взгляд исподлобья заставил его заткнуться. Он понятия не имел, как Гермионе это удавалось, но волосы на руках и затылке вставали дыбом после пары секунд такой игры в гляделки. К тому же проще согласиться, чем выслушивать целый список, состоящий из ста пятидесяти шести пунктов, который она составила накануне. — Понял. Принял. Осознал свою ошибку, — чуть подумав, Поттер всё же добавил. — Бить не обязательно. — Уверен? — нахмурив лоб, отрешённым тоном бросила Грейнджер. Она навряд ли оценила его юмор, да и, судя по виду, слушала через слово. Её волнение и нервозность крупными буквами светились на лице без минимальной маскировки. Такой сосредоточенной Гарри не помнил подругу даже на экзамене по ЗОТИ, хотя это считалось самой серьёзной проблемой почти каждого семестра. — Так, — придержав её под локоть, Поттер остановился. — Дыши ровнее, — заглядывая Гермионе в глаза, спокойно произнёс он. — Всё получится. Ты очень много сделала, чтобы этот проект приняли. Её губы дрогнули от судорожного вздоха. Гарри чуть не закатил глаза. И как только в её голове могли уживаться дерзкая решительность и паническая трусость? Он сгрёб Грейнджер в охапку, успокаивающе поглаживая по спине. — У нас ведь получится, правда? — тихо спросила она, когда Поттер отстранился. — У тебя просто не может не получиться, — иронично покачав головой, усмехнулся он. — Не верить в твои способности сносить стены может только идиот. Я-то помню, как в Гринготтс… — Лучше молчи, — приподнимая уголки губ, съязвила Гермиона. Так было намного лучше. Теперь она хотя бы не напоминала грозовую тучу над Гремучей Ивой, а значит, сможет держать себя в руках. На предстоящем слушании должен был присутствовать весь судебный состав Визенгамота. Это условие выставил сам министр магии. Общественная инициатива обычно отправлялась на рассмотрение и пылилась в ящиках по несколько месяцев, кочуя от одного работника к другому, но не в этот раз. Когда о несправедливости действующего правительства заявляют обладатели Ордена Мерлина и герои войны, игнорировать их голоса просто невозможно. Стабилизация ситуации в стране требовала сильной руки у правления, но в погоне за политическими очками на своём счету Бруствер начал перегибать палку. Несмотря на то, что общественность была в восторге от его действий по отношению к Пожирателям и их приспешникам, у Золотого трио и других участников сопротивления радикальные решения вызывали только напряжение. Даже Нарциссу Малфой освободили из Азкабана только спустя почти полтора месяца, хотя о её причастности к убийствам и похищениям во имя чистой крови не было никакой информации. С одной стороны предосторожность Кингсли являлась обоснованной, но повисла на грани с тоталитаризмом. Ещё немного, и суды упразднятся, а доказывать чью-то вину вообще станет не нужно. Тыкаешь пальцем, кричишь, что лично видел, как волшебник подозрительно расхаживал у дома пропавшего без вести, и его сажают во имя гражданского спокойствия. Чушь несусветная. Но, по большому счёту, сейчас в тюрьме многие волшебники находились именно по такому принципу. Государство никогда прежде не сталкивалось с таким количеством подозреваемых и просто не могло позволить себе, чтобы эти маги разгуливали среди обычных мирных граждан. Но из мест изоляции Британия не нашла ничего лучше, чем кишащий дементорами остров. Из-за огромного количества судебных дел вершители правосудия выносили приговоры второпях, изучая дела через строчку. И если в первые две недели это работало, то когда отъявленные ублюдки закончились, работа спустя рукава — нет. Внимание всего мира, прикованное к Британии, сыграло злую шутку, превращая демократическое государство в безжалостную диктатуру, и Гарри не выдержал первым. Азкабан не являлся решением всех проблем. И когда его не услышали, он решил действовать более массово. Самым грозным оружием оказалась Грейнджер. Она не только понимала абсурдность происходящего, но и начала искать варианты решений проблемы. Все бывшие совершеннолетние участники «отряда Дамблдора», оставшиеся в живых, были созваны на улицу Гриммо, чтобы разобраться, как действовать дальше.13 июня 1998
(После окончания школы, дом Гарри Поттера, кухня )
— Можно я сделаю вид, что не сильно скучаю по Нотту и Малфою? — откидывая голову назад, простонал Рональд, качаясь на стуле. — Ты можешь даже перестать плакать над их колдографиями по ночам, — многозначительно бросил Фред. — Но это никак не отменяет насущных вопросов. — Всегда знал, что его кровать неспроста мокрая, — поморщился Джордж. — Но предполагал, что ты, — он перевел взгляд на Грейнджер, — тому виной. — Не хочу знать, зачем вы трогаете его кровать, — демонстративно закрывая уши, выпалил Симус. — Мы можем поговорить о чём-то, кроме его влажных фантазий? — Ну да, было бы неплохо, — согласился Гарри, насмешливо хмыкнув. Гермиона сложила свои записи пополам, шлёпнув по предплечьям Фреда и Джорджа. Те только хмыкнули в ответ, когда волшебница заняла место за столом. — Это всё очень интересно и весело, — разложив перед собой листы пергамента, сказала Гермиона. — Но если мы не вмешаемся, то скоро за решеткой начнут оказываться все, кто хотя бы видел Пожирателей. — Ко мне уже приходили, — вырисовывая пальцем круги на деревянной поверхности стола, протянула Луна. — Интересовались, как я осталось целой в поместье Малфоев. — Мы уже давали показания по этому поводу, — нахмурившись, пробурчал Рон. — Чего им ещё надо? — В этом и заключается проблема, — прервала его риторические размышления Грейнджер. — Актуальные приговоры, которые без устали выносит Министерство, нарушают как минимум десяток правил. Не говоря уже о том, что презумпцию невиновности игнорируют полностью. — Какое нам вообще дело до этих уродов? — закатил глаза Симус. — Одним больше, одним меньше… — Отца так и не выпустили… — негромко вставила Лавгуд. Повисло недолгое молчание. В воздухе сконцентрировались негодование и легкое чувство вины. Финниган опустил глаза в пол. Под угрозами расправы над дочерью Ксенофилиус сотрудничал с пожирателями напрямую, но оправдательного приговора, как и многие, не получил. — Если сажать всех, кого попало, без разбора, то это уже не правосудие, — констатировал Гарри, взяв со стола кружку. — Нельзя равнять ошибки и намеренный вред, иначе мы все должны уже присматривать, на каком из этажей Азкабана будем досиживать свой век.______
Помимо судей и ограниченного круга присяжных в зале присутствовали также приглашенные свидетели: Минерва Макгонаглл и Кингсли Бруствер. Если новый министр магии был в зале с целью воспрепятствовать экстренному декрету о военных преступлениях, то директриса Хогвартса напротив поддерживала гуманное урегулирование вопроса и согласилась поучаствовать в программе, предложенной Гермионой. Вместо того чтобы оправдывать или выгораживать спорных личностей, Грейнджер предлагала вполне разумную альтернативу: дать им шанс быть полезными и нужными обществу. В связи с большими потерями среди населения многие важные и необходимые обществу институты, такие как образование, медицина и экономика, страдали. Недостаток квалифицированных кадров коснулся каждой сферы. Но поскольку до юстиции, обороны и международных дел допускать условных преступников было бы слишком большим кредитом доверия, то Гермиона тактично избежала даже упоминание о них в своём докладе. Если старшему поколению, замешанному против воли в чужих грязных играх, предлагалось занять освободившиеся рабочие места и в течение трёх лет помогать рухнувшей экономике восстанавливаться, то с юными участниками военных прений выходило намного сложнее. Во-первых, они должны были закончить своё обучение и посвятить минимум два года после него работе в сфере образования и науки. Все прекрасно понимали, что никто из выживших дарований тёмной стороны не является идиотом. Однако подобные масштабные изменения требовали контроля на местах, что сильно беспокоило Кингсли. — Это вызовет негодование и сомнение в уже вынесенных министерством решениях, мистер Поттер, — беспристрастно проговорил главный судья. — Мы говорим не о полной отмене, а всего лишь о корректировке, — возразил Гарри. — При любом малейшем подозрении вы можете… — А вы готовы взять на себя ответственность в том, что этих подозрений не возникнет? — прищурившись, уточнил он. — Или, может, вы возьмёте на себя устранение последствий? Вдохнув чуть громче, Поттер сжал челюсть сильнее, чтобы не выругаться прямо сейчас. Если думать о каждом кирпиче, который может рухнуть на голову, то можно сойти с ума. А ему предлагали думать о гальке под ногами. Кто вообще осмелится нарушать закон снова после проведения летних каникул в Азкабане? Все отбитые уже приговорены или убиты, а в лишних жертвах нет ни разума, ни логики, ни гуманизма. — Для многозначительного молчания есть другие места, мистер Поттер. — нетерпеливо добавил судья, — Мы потратили на ваши прихоти уже больше двух недель, теряя время, которое могло быть потрачено на рассмотрение более важных дел. — Вы дадите мне полномочия освобождать тех, за кого я готов поручиться? — взяв себя в руки, поинтересовался Гарри. — Такими полномочиями обладает только суд и никто иной, мистер Поттер. — сквозь зубы процедил мужчина, мельком глядя на Бруствера. — Где были ваши полномочия, когда здесь выносили приговоры о казни волшебников?! — вскочив на ноги, возмутилась Гермиона. — Сядьте, мисс Грейнджер, — сухо произнес Кингсли, сидящий неподалёку от неё. — С чего бы это? — оскорбленно выпалила она, окинув присутствующих злобным взглядом. — Где вы были, когда Хогвартс находился под контролем убийц и насильников? Где была ваша защита и соблюдение законов, когда в министерстве хозяйничали пожиратели? — Мисс Грейнджер, — громче вмешался судья. — Мисс Грейнджер таскалась по всему свету, рискуя жизнью, чтобы вы могли быть на своём месте! — язвительно бросила она. — Многие из вас просто продолжали работать, невзирая на режим и новые правила! С каких пор вам стало так ценно хранить устои, из-за которых пролилось столько крови?! Неужели вы не понимаете, что любая дискриминация ведёт к революции и новой войне! В зале воцарилась тишина. Бруствер натужно поджал губы, отворачиваясь. Он как никто другой понимал, о чём она говорит. Справедливость стала слишком субъективной, а определяет её только тот, кто находится у власти. — Мы не просим освободить тех, кто подозревается в жестоких преступлениях, — тише сказала Гермиона. — Мы хотим, чтобы запуганные и допустившие ошибки волшебники нашли себя в новом мире, зная, что тоже находятся под защитой своего государства. Мы хотим дать шанс тем, кому было страшно, и кого лишили выбора. Она обреченно осела на скамью, договаривая последние слова почти себе под нос. Но её экспрессивность возымела должный эффект: переглядки между присутствующими прекратились, оставляя в зале скорбное молчание. — Не все могут быть героями, бросив на растерзание семью, — продолжив речь своей подруги, Поттер покачал головой. — И лишать их возможности на будущее за то, что они сделали выбор в угоду кого-то из близких или себя, а не в угоду самоотверженности, неправильно. Если бы все здесь были героями, то война бы даже не успела начаться. Он выжидающе смотрел в упор на мужчину напротив, когда тот всё-таки поднял глаза. В сузившихся зрачках Гарри видел, как замешательство пляшет вместе с совестью. — Мисс Макгонагалл готова принять ответственность за исполнение образовательной части декрета? — сдавленно поинтересовался. — Хогвартс предоставит все возможные условия, — спокойно ответила Минерва. — Весь преподавательский состав согласен. Судья обреченно прикрыл глаза. — В ряд пунктов будут внесены корректировки. Ещё вам необходимо найти организации, готовые добровольно участвовать в программах медицинской и промышленной направленности, — не до конца веря в свои слова, медленно проговорил он. — Список заключенных, допущенных к условному восстановлению в правах, будет детально рассмотрен в присутствии их адвокатов в течение недели. Как только вы юридически закрепите все формальности с предприятиями, декрет о военных преступлениях вступит в силу. Кто "за"? Чуть меньше десятка членов судейской коллегии воздержалось и четверо проголосовали против. Абсолютная и почти безоговорочная победа. Заметив, как недовольный Бруствер всё-таки кивнул, Гарри выдохнул. Когда-нибудь Гермиона точно сведет его с ума, а пока она всё также прекрасна в своей безумной склонности к правде и справедливости.20 июля 1998
(Накануне вечером, дом Гарри Поттера, спальня)
— Ты уверен в своём решении? — проводя пальцами по его груди, поинтересовалась Джинни. — О чём ты? — приподнимая бровь, непонимающе спросил Гарри. — Об освобождении заключённых, — обернувшись одеялом, она неловко села на колени. — Я понимаю, что отец Полумны не виноват, но ведь не обязательно выпускать всех поголовно. — Мне холодно, — потянув её за одеяло на себя, улыбнулся Поттер, когда, не удержав равновесие, Уизли упала на него сверху. — Почему в нашей постели тебя вообще интересуют такие вопросы? — Потому что, когда ты вне постели, то возишься на пару с Гермионой с бумажками или практикуешь магию, — надулась Джинни, обречённо опуская голову. — А ваш план по возвращению и сжатому плану обучения за последний год вообще заберёт у меня шансы видеть тебя где-то, помимо занятий. — Мы же не собираемся распустить всех маньяков гулять по улицам, — игриво насупился Гарри. — А видеть ты меня будешь каждую ночь и даже день, если повезёт. — Я к тому, что могут выйти Малфой, Гойл и прочие… — она вдохнула сквозь зубы, сморщив нос. — Да и боггарт с ними, — фыркнул он. — Мне же нужно, чтобы кто-то зудел над ухом и тупо шутил. — У тебя есть Рон, — подпирая голову, Уизли задумчиво посмотрела наверх. — Ещё Симус, Дин, Кормак… — Ох, знаешь это всё не то, — двусмысленно протянул Поттер, заправляя выбившийся локон ей за ухо, — В них нет столько страсти. А Малфой это почти любовь. — Придурок, — ударив его подушкой, она закатила глаза. — С тобой невозможно серьёзно разговаривать.______
Уже покидая зал заседаний, Поттер столкнулся с министром. — Искренне надеюсь, — с легкой печалью констатировал Кингсли, — что ты понимаешь, что делаешь и они того стоят. — Я ещё сам не привык жить в мире, где не надо прятаться, — усмехнулся Гарри. — Будет компания. Министр снисходительно кивнул несколько раз, хотя по его виду было понятно, что он не до конца смирился с мыслью об освобождении Азкабана от части заключенных. Его опасения казались простыми и понятными, но не являлись основанием для такого жесткого ограничения более сотни волшебников. Покинувшая зал почти самой последней, Гермиона всё ещё пребывала в оцепенении, нервно выдыхая через рот. Прежде чем она успела что-либо сказать, Поттер выпалил первым: — Чур ты будешь объяснять в Мунго, зачем им нужны бывшие узники. — Ам… Ладно, — кивнув, Гермиона пришла в себя, — но ты заберешь проект штатного расписания. — Я возьму с собой твоего рыжика, — невинно произнёс Гарри. — Если что, оставлю его там, — она шлёпнула его по плечу. — Ауч, хорошо. Постараюсь его не перепутать с больными, которые там обитают. — Даже не напоминай, — потирая пальцами лоб, она устало прикрыла глаза. Наблюдая за их отношениями со стороны, Поттер не то чтобы сомневался в том, что его друзья долго продержатся, а скорее ожидал неминуемого разрыва. Он ни в коем случае не желал этого, просто объективная реальность не благоволила этому союзу с самого начала. А когда Грейнджер изъявила желание возобновить обучение, то торгам и ссорам не было конца и края. Рон и Гермиона находили примерно десяток поводов для ругани и бурных примирений. От чего окружающий интерьер страдал больше, сказать было сложно. Но Гарри непроизвольно умудрился поприсутствовать и при том и при другом. Зрелище оказалось не для слабонервных. — Опять? — с нотками обречённости поинтересовался он. — Снова, — устало бросила Грейнджер. Она сжала стопку бумаг сильнее, не дожидаясь его ответа. Последнее время Гермиона даже перестала жаловаться на своего парня, делая вид, что всё в полном порядке: обычная ничем не примечательная ссора. Поттер и не настаивал, в его мыслях витали совсем другая вечно взбудораженная леди. Реакция Джинни на успех дела оказалась неоднозначной. С одной стороны она тоже считала наказание не равносильным преступлению, но с другой считала ограничения недостаточными. Несмотря на то, что списка достойных реабилитации волшебников ещё не было, она была почти уверена, что всю слизеринскую братию выпустят. — Я же тебе говорила… — Ну, перестань, — жалобно протянул Гарри. — Мы ещё не женаты, а ты уже выучила эту фразу. — Потому что мне это не нравится, — передразнивая его выражение лица, протараторила она. — Если я кого-то из них отделаю метлой, ты же меня не сдашь? — Я так часто теряю очки, что даже и не помню, как ты выглядишь, — глядя на то, как чаинки опускаются на дно, невозмутимо ответил он. — И как, по-твоему, всё будет? — деловито рассевшись на столешнице, она взяла печенье из миски. — Мы же уже не сможем делать вид, что ничего не произошло. — Будем утыкаться носом в книгу и не замечать, как Рон пялится на Лаванду, — наливая чай в кружку, без тени смущения ответил Гарри. — Невилл будет что-то ронять, а Забини с Ноттом ржать, как стадо кентавров. — Ты тоже заметил, что у них всё совсем паршиво? — откусив кусочек, Джинни грустно опустила плечи. — Главное, чтобы они сами это поняли, — разворачиваясь к ней, Поттер отхлебнул из кружки. — Возможно, всё-таки мирно уладят. — С другой стороны, если она его кастрирует, то у меня есть другие братья для продолжения фамилии. — Страшная ты женщина, — улыбаясь, Гарри поцеловал её в плечо. — Мне очень нравится. — У тебя нет выбора, — показав язык, фыркнула она. — Мне он не нужен, — согласно кивнул Поттер, заглядывая ей в глаза. — А на счёт учёбы, ты зря переживаешь. Вряд ли мы в принципе будем с ними пересекаться, только на товарищеских матчах по квиддичу. — Те, кто избежал поползновения на свою свободу, наверняка будут язвить, — подметила Уизли, макнув печенье в его кружку. — Паркинсон и раньше была малоприятной леди. — А её парень, думаешь, после трёх месяцев заключения стал плюшевым единорогом? — опираясь ладонью на столешницу рядом с бедром Джинни, поинтересовался Гарри. — Думаю, будет наигранно рыдать и верещать, что всегда верила, — откусив кусочек, лукаво-грустным тоном изрекла она. — Ты только слезу не пусти, а то я начну сомневаться, что вчера ночью всё было по-честному. Ведьма только цокнула в ответ, и улыбка снова наползла на его лицо. Жить совместно оказалось не так тяжело, как представлялось изначально. Совместный быт был простым и лёгким, не напрягая отношения. К тому же Джинни хотела поскорее освободить Гермионе комнату в Норе. Конечно, Грейнджер упиралась всеми силами, но после неудавшихся попыток восстановить память родителям, возвращаться Гермионе стало некуда. К тому же, доброжелательность семейства Уизли по отношению к девушке младшего оболтуса не знала никаких границ, как и гостеприимство Молли. Уже спустя пару дней после битвы за Хогвартс девушка сдалась. Только если взаимопонимание Гарри и Джинни расцвело новыми красками, то для Рона и Гермионы всё сложилось иначе.27 мая 1998
(7 курс, после сдачи экзаменов, Нора, комната Рона Уизли)
— Может, ты прекратишь есть на письменном столе? — раздражённо отряхивая пергамент от крошек, проворчала Гермиона. — Какая разница? — поморщился Рональд, — Мама бы заставила меня мыть посуду, а мне было лень. — Ты ещё и грязную посуду здесь оставил? — обреченно прикрывая глаза, сквозь зубы процедила она. — Да, я уберу позже, — промямлил он себе под нос. — Ты становишься нервной. — Так вот откуда на моих записях появляются пятна?! — Подумаешь, — отмахнулся Рон, — Это всего лишь бумажки. Гарри стоял перед приоткрытой дверью комнаты и чувствовал себя последним кретином, не решаясь войти. Девичий голос начал брать слишком высокие ноты, поэтому вмешиваться стало просто опасно, но когда он услышал звук разбившейся тарелки, то всё же потянул за ручку. — Это документ! — вскрикнула Гермиона. — Лучшей подставки не нашлось?! — Не преувеличивай каракули, которые Министерство готово всучить лишь бы ты от них отцепилась! — Здрасьте, — неловко останавливаясь в дверях, в полтона произнёс Поттер. — «Каракули»? — окончательно разозлившись, переспросила Грейнджер, — Может мне теперь ничего не нужно делать? — А может и так! — взмахнув руками, прорычал Рон, — Ты как ужаленная носишься с тем, что никого больше не волнует! Пусть сидели бы себе дальше, — он передразнил её мимику и писклявым голосом выдавил: — Я же за справедливую справедливость. Как же невинные Пожиратели могут оставаться в Азкабане. На этом моменте даже Гарри выпал в осадок, не говоря уже о Гермионе. Она вовсе потеряла дар речи. Чуть приподняв подбородок, она сложила листы в стопку и молча вышла из комнаты, пролетев мимо друга. Поттер вопросительно взглянул на Уизли. — Ну, а что? — невинно выдал тот в ответ, — Это всего лишь бумажки.______
Оправдывать или защищать друга Поттер больше не планировал: лезть в эти взаимоотношения страшнее, чем в дуэль с Лордом. Там хотя бы грозила только смерть, а Гермиона могла скушать мозг чайной ложечкой, не прерываясь на выходные, праздники и сон. Поэтому Гарри просто смирился и делал вид, что пытается слиться с мебелью, пока выяснения не прекратятся. Выбирать чью-то сторону тоже было паршивой идеей, потому что логика чаще находилась на стороне Грейнджер, а понимание на стороне Уизли. Поэтому чувствовал себя полным идиотом, когда, всё же заметив его присутствие, кто-то из друзей спрашивал мнение по поводу спора. Поттер притворялся, что не слушал и рассматривал трещины в полу. «Лучше быть идиотом, зато живым.» — мысль проскользнула сама собой, когда Гарри в который раз собирался на встречу с Роном. Пока тянулись проволочки с документами, Поттер, минимум трижды, пытался слиться с креслом и с особой внимательностью считал лепестки на обоях. Иногда казалось, что он лучше знает, как выглядит ремонт в кухне, чем нюансы внешности экспрессивных друзей. Гермионе нужен был кто-то более спокойный и не такой пылкий, ибо её нрав мог снести стены, а рычащий Рон добивал остальное. — Мне иногда кажется, — заходя в больницу Св. Мунго, Гарри покачал головой, — что вы друг друга прикончите. — Это мелочи. Ей нравится, — отмахнулся Рональд. — Ты уверен, — поморщившись, он убрал руки в карманы, сворачивая на лестницу, — что женщинам нравится капать капли пустырника себе в тыквенный сок? — Она просто драматизирует, — без особого интереса, Уизли пожал плечами, — Побесится и успокоится. Всё равно никуда не денется... Подняв ладони в знак полной капитуляции, Поттер решил закончить этот диалог. Иногда складывалось впечатление, что друг просто спекулирует на чувстве вины Грейнджер, но он не мог так низко пасть. Всё было куда проще: Рональд — кретин в отношениях, но Гарри этот стиль никогда не понять. — Вы по поводу декрета? — уточнила секретарша, как только они подошли. — Уже в который раз. — Мы внесли правки и готовы подписать новое штатное расписание с Министерством. «Слава яйцам Мерлина — еле сдержав это выражение в мыслях, с ненавязчивой улыбкой кивнул Гарри. — Почти две недели секса с моим мозгом не прошли зря». Это было последнее и решающее заведение, поставившее жирную точку в декрете о последствиях войны. Со дня на день документ будет подписан. Подготовка постановлений займет ещё пару дней. А официально Кингсли представит его прессе, ровно через сутки после освобождения всех заключенных из списка. Общество стоило подготовить к милосердию, чтобы их реакция не помешала ни программе, ни хрупкой обстановке в стране. Каждый шаг держался в строжайшей секретности, чтобы до необходимого времени фамилии счастливых обладателей второго шанса не проникли в прессу. Информировать никого из заключенных или членов их семей не планировалось. Слишком высока была вероятность получить несдержанные восторги родственников, которые, наверняка, не смогут держать язык за зубами. Чаще других опечаленных чистокровных, Гарри встречал в Министерстве Нарциссу Малфой. И сегодняшний день не стал исключением. Мужественная сильная женщина постарела на десяток лет. Преданность достойная того, чтобы преклонить перед ней колено. Чувство собственного достоинства в каждом жесте, даже просящем. Величие, обретшее человеческую форму. Она вызывала только уважение, никакой жалости или отвращения. В ней было что-то неповторимое: та самая харизма или шарм, Поттер никак не мог разобрать. Эстетика той самой правильной аристократии, с лучшими чертами человечества. То, что почти невозможно приобрести, только бережно взращивать с малых лет. Гордость не вызывающая смятения или отторжения. Идеально разумна и рациональна. Но даже если бы Гарри и хотел ей помочь, то из личной неприязни к Люциусу не стал бы. При самом лучшем раскладе ему грозило пожизненное, но суд не счёл такую меру пресечения возможной. Однако в очередной раз его казнь была отложена без объяснения причин. — Ты так и будешь здесь стоять? — фыркнула Гермиона, щелкнув перед его лицом пальцами. — А что надо опять куда-то идти? — зажмурившись от усталости, промычал Гарри. — Фред и Джордж уже в переговорной, — многозначительно поднимая брови, Грейнджер сжала челюсть. — Иду я, иду, — демонстративно тяжело склонив голову на бок, он грустно поджал губы. — И тебе меня совсем не жалко? — Я расскажу Джинни, кто разбил её вазу. — А чего сразу с козырей то? — возмущенно отстранившись назад, пробурчал Поттер, — Куплю я новую вазу. Я просто забыл. — Я уже купила, — записывая что-то на краю пергамента, фыркнула Грейнджер. — Аплодисменты позже, дуй к близняшкам! — Ты самая прекрасн... — Бегоооом, — измученно протянула она. «Они наверняка оставили мне самых конченных… — представляя, сколько волшебников в эту ночь выпустят на свободу, Гарри судорожно выдохнул. — Надеюсь, всё пройдет тихо». Инициатива наказуема — тезис, который стал дополнением лично от министра Кингсли. Поскольку для того чтобы курировать проект рук и ртов было не достаточно, то все юные маги, побывавшие за решеткой, должны были иметь личный «конвой» и в мирной жизни. Звучало малоприятно, но адекватно. Куда лучше, если за выпавшими из жизни волшебниками будут присматривать и помогать реабилитировать их репутацию. Бруствер предпочел назвать это «плотным взаимодействием между факультетами». Восемьдесят процентов отбывших наказание были из Слизерина, а большая часть курирующих — из Гриффиндора. Традиция негласного противостояния оставалась даже здесь, поскольку Поттер прекрасно понимал, что взаимопонимание сложится через мат, высотой пару сотен ярдов, а юмор Кингсли способен оценить кто угодно, только не те, кто окажется внутри вынужденного сотрудничества. Особенно если… — Вы издеваетесь? — чуть отодвинув постановление от лица, спросил Гарри. — Мы? — недоумевающе переспросил Джордж, указывая то на брата, то на себя. — Естественно, — улыбнулся Фред. — Это же был риторический вопрос? А то мы разочаруемся в тебе. — Рону достался Нотт? — бросив непроизвольный взгляд на заглавную букву «М», уточнил Гарри. — А ты догадлив, — усмехнулся Джордж. — Я уже говорил, что вы великолепны? — обречённо опустив постановление, уточнил он. — Сегодня — нет, — задумчиво глядя на потолок, мотнул головой Фред. — Хотя стоило бы, — складывая руки на груди, с ироничным укором произнёс Джордж. — Отлично, значит, я ничего не перепутал, — машинально кивнув пару раз, Поттер направился к выходу, игнорируя подозрительно-возмущённые лица. Если бы он помедлил хотя бы секунду, то наверняка столкнулся с иронично-саркастичным сопротивлением, а в таких стычках Гарри всегда проигрывал. Врожденное чувство юмора перебить сложно, особенно когда оно в двойном размере. Ко всему прочему, очередная шутка близнецов уже удалась — ему придётся присматривать за Драко Малфоем. Непроизвольная ехидная ухмылка сама собой наползла на лицо. Препираться с аристократом ещё год, подкалывая его обществом грязных тряпок? Отличная идея. Стоило признать, что соседство с дементорами нельзя назвать потрясающим проведением каникул. Азкабан, на взгляд Поттера, был слишком гнетущим местом, чтобы держать там всех провинившихся подряд. Поморщившись от внезапного нового завывания откуда-то сверху, Гарри почувствовал раздражающие мурашки, прыгающие по позвоночнику в разные стороны. Из более чем сотни этажей Малфой находился на двадцать восьмом. Сомнительная мера, если помнить, что чем выше располагается камера, тем больше концентрация стражников на квадратный ярд. Количество сумасшедших и опасных нарушителей порядка росло прямо пропорционально количеству дементоров. А значит, у Драко был неплохой шанс свихнуться. Однако вместо озлобленного или запуганного хорька, Поттера ожидало зрелище совсем иного характера. Молодой человек стоял спиной к решетке, в хаотичном порядке прикасаясь кончиками пальцев правой руки к подушечке большого. Если исключить акустические изыски вокруг, то складывалось ощущение, что Малфой музицирует, что точно являлось первым признаком сумасшествия. Замок щёлкнул, заставив обитателя камеры напрячься на короткое мгновение. Одному ему понятный ритм движения пальцев сбился, и Драко тяжело выдохнул. — Время еженедельных обнимашек ещё не настало, — сухо бросил он, попытавшись снова настроиться на нужный такт. — Да, я думал как-то скромнее начать, — подавив улыбку, парировал Гарри. Малфой замер. Судя по всему, он не ожидал здесь увидеть своего школьного соперника. Он сглотнул слишком громко и неестественно, но всё ещё не пытался повернуться, скорее наоборот. — Приговор? — его голос стал глухим и отрешенным, сокрыв все эмоции, пляшущие внутри. — Ну да, — кивнул Поттер, всё ещё ожидая, что его собеседник обернётся. — В каком-то смысле. Вместо привычных истерик, криков и обвинений, камеру наполняла тишина. Никаких угроз, оскорблений и перехода на личности.С другого края помещения Гарри ощутил, как пространство вокруг затопило густым плотным чувством вины, мешающим рассуждать трезво. Драко только чуть запрокинул голову назад, сцепив руки в замок, отчего цепи неприятно скрипнули. — Иронично, — заключил Малфой, наконец-то развернувшись лицом к оппоненту. — Попрощаться позволят? Оторопев от его вида и спокойствия, Поттер не сразу смог ответить. Заострившиеся черты лица казались ему незнакомыми. Мало того, что слизеринец прибавил в росте, так ещё и довольно сильно сбавил в массе, потеряв по меньшей мере двенадцать килограмм. Круги под глазами были сине-серыми, а застарелые синяки виднелись фиолетовыми подтеками на коже чуть ниже скулы и под губой. Окровавленная разодранная рубашка на правой руке венчалась многочисленными пятнами багрового цвета, которые наплывали друг на друга. — Нет, — с наигранным сожалением протянул Гарри. — По условиям твоего освобождения ты не можешь менять своё место жительства, распоряжаться имуществом и покидать страну ещё минимум три года. — Повтори, — на лице Малфоя проявилось внезапное отупение, которого не видел никто за все семь лет учёбы. — Я говорю, ты мне вообще-то должен, — кинув в его руки ключи от кандалов, Гарри всё-таки не смог сдержать широкую улыбку. — И, кстати, теперь не только мне.