1 октября 1998
(Несколько дней назад, замок Хогвартс, башня координаторов, комната Гермионы Грейнджер)
Дверь комнаты тихо закрылась, и ведьма спиной почувствовала дискомфорт. Она подошла к окну, чтобы открыть тяжёлые портьеры шире. Полумрак совершенно не подходил для подобных разговоров, а если учитывать, что её собеседник — Малфой, то лучше зажечь пару десятков факелов. Да, они уже говорили. Да, он был не так отвратителен, как прежде. Да, она даже сама пришла к нему в Больничное крыло. Но это никак не облегчало понимание причин его поведения. Малфой словно стремился вывести её на какие-то эмоции, а не унизить, как раньше. Это настораживало, но подкрепляло любопытство. — Люмос, — ровный и спокойный голос из-за спины прошёл током через всё тело. — Я могла и сама, — открыв шторы как можно шире, Гермиона обернулась. — Лучше перейти к делу. — Так сразу? — Драко двусмысленно улыбнулся. «Придурок… — сильно втянув воздух, Гермиона терпеливо улыбнулась в ответ. — На кого это вообще рассчитано?» — Сегодня можно обойтись без долгих прелюдий, — аккуратно складывая руки на груди, иронично протянула она. — Напрасно, — ничуть не изменившись в лице, Малфой неторопливо направился в её сторону. — Глупо пропускать столь важный и приятный пункт. — С чего ты решил, что мне интересно слушать это? — Грейнджер передразнила его приторно-сладкий тон. — Твои эротические подвиги могут волновать кого угодно, но только не меня. — Ты сама просила рассказать, — выгнув бровь, ухмыльнулся аристократ. — Что? — вопрос сам собой сорвался с губ, надломив маску равнодушия. — Ко мне в комнату пришла девушка в длинной бежевой футболке, открывающей прекрасный вид на обнажённые ноги… — он смотрел в упор, продолжая приближаться, — и скользнула в мою постель… Гермионе стало неуютно. Она интересовалась не больной фантазией, а встречей с Пороком. Догадка кольнула сознание, но Гермиона не решилась её сформулировать. Если Грехи могут менять своё обличие, то дела обстоят ещё хуже, чем казалось изначально. Гнев же говорил о едином теле, привязанном к печати. «Неужели он соврал или…» — мысли оборвались, когда ведьма поняла, что Малфой подошёл слишком близко. — Такая манящая, смелая… Она пожелала быть сверху, а я не смог возразить, — он провёл языком по нижней губе, когда его дыхание стало чуть тяжелее, и почти перешёл на шёпот. — Я даже сквозь ткань ощущал, насколько она горячая. — Если это не важно, — стараясь сохранять каменное выражение лица, Гермиона выставила вперёд ладонь, пытаясь его отодвинуть, — то я бы пропустила часть про девиц, которых ты мечтаешь на себя усадить. — Я и не думал о ней раньше, — Драко наклонился ниже, уперевшись грудью в её ладонь. — Значит, Гнев слишком хорошо обработал твой рассудок, если она… — Ты, — перебил Малфой, задержавшись взглядом на её губах. — Я никогда не представлял, что ты можешь быть такой.______
Грейнджер чертыхнулась про себя, вылетев из кабинета. Вместо того, чтобы думать о проблемах, о делах, об учёбе, она судорожно пыталась изгнать из своей головы слова слизеринца. Она должна была равнодушно и холодно принять это как факт и не акцентировать внимание на эмоциональном подтексте, но что-то совершенно точно пошло не так. Момент прокручивался в памяти снова и снова, и Гермионе начало казаться, что она мазохистка. Иначе как объяснить бесконечное количество попыток проанализировать его поведение? Всё, что было необходимо вычленить по существу касательно Порока, ведьма определила ещё до неловкости, но проклятый взгляд после заставлял нутро сжиматься под рёбрами. Он смотрел. Не просто игриво наблюдал из садистского интереса, как раньше, а внимательно смотрел. Он не оторвался ни на секунду, но серые глаза заволокло какой-то мутной пеленой, больше всего напоминающей опьянение. Стеклянный, одурманенный, увлечённый взгляд принадлежал кому угодно, но не Малфою. Грейнджер передернуло, когда она вспомнила, как он тяжело выдохнул после. «Рон так выдыхал после оргазма… Фу, блин, — в воображении возникла непристойная картина, но Гермиона быстро замотала головой, чтобы прогнать наваждение. — Я точно помню, что на нём были штаны, он же не мог… во время разговора… Мерлин, о чём ты вообще думаешь?!» Для того, чтобы вогнать себя в краску ещё сильнее, не хватало только представить, как Драко занимается самоудовлетворением. Захотелось закрыть лицо руками и спрятаться в самом тёмном углу замка. Жаль, что от собственных мыслей не сбежишь. Хотя впервые за всю свою жизнь Гермиона с удовольствием отказалась бы от своего мозга, который мгновенно иллюстрировал все теоретические предположения, возникающие в голове. Прошло уже почти два дня, и Грейнджер чувствовала себя идиоткой, которая озирается по сторонам, чтобы ненароком снова не столкнуться с обладателем серых глаз. Вчерашний поход к директрисе чуть не пошёл крахом, потому что ведьма плохо помнила, во сколько заканчивается тренировка слизеринцев по квиддичу. Но всё обошлось, если можно так назвать очередное явление Гнева. Более убедительного и нахального спикера ведьма не видела за всю свою жизнь. Однако она элементарно не могла хоть как-то обосновать его вызывающее поведение и необходимость идиотских фокусов. Ещё больше бесило, что Грех был просто кладезем полезной информации о Вселенной, но выдавал только язвительные замечания и оскорбительные шутки, а в остальное время вёл себя как конченный кретин.2 октября 1998
(Накануне вечером, замок Хогвартс, Большая башня, коридор возле кабинета Минервы Макгонагал)
Переговоры, проходящие без присутствия студентов, длились не очень долго. Буквально через десять минут Гнев вышел из кабинета, скривившись от трёх пар глаз, уставившихся на него в упор. — Так и знал, что захотите автограф, — он снисходительно хмыкнул, обходя Гермиону слева. — Где вы были? — ухватившись за его руку, буркнула она. — Что ты ей сказал? — Люблю пожёстче, — выгнув бровь, Порок чуть приподнял кисть, и ведьма отдёрнула ладонь. — Пятнадцать минут назад, — от его стихающего голоса мурашки побежали по телу, — в посольстве Швейцарии во время массового психоза состоялась драка, в которой трагически погибли все участники Конгресса. По спине пробежал холод, а в горле застряли слова. Стало необъяснимо мерзко от одного его присутствия. Даже Волан-де-Морт имел какие-то мотивы, убивая волшебников. Его поведение нельзя было назвать образцом для подражания, однако в нём прослеживались хоть какие-то идеалы. Грех без особого интереса покачал головой, ожидая ответа. — Это по меньшей мере пятнадцать… — Мне очень жаль, — наклонившись к ней ближе, Порок сделал акцент на последнем слове, — но если ты не собираешься реветь прямо сейчас, то задавай более важные вопросы. Показательное побоище оказалось более чем действенным способом донесения информации. Его методы были отвратительными, но работали. Гермиона прекрасно понимала, что Гнев не задавался вопросом ценности человеческой жизни. В его природе наверняка не существовало никаких моральных дилемм. — Где остальные осколки? — осуждающе глядя исподлобья, насупилась ведьма. — Я могу указать лишь страну, — чуть ли не зевая, ответил Гнев. — Но в прошлый раз… — В прошлый раз на престарелом куске глины было нацарапано моё имя, — пояснил он, расстёгивая пуговицу пиджака. — Семь осколков — семь грехов. Меня влечёт только запирающая меня часть, остальное будете искать по знамениям, происшествиям или молитвами — как больше нравится. «И откуда столько гонора?» — вопрос можно было считать риторическим, потому что при виде самодовольного лица с лукавой ухмылкой тот отпадал сам собой. — Как ты оказался у Малфоя пятнадцатого сентября, если кувшин разбили восемнадцатого? — выпалила ведьма, чувствуя, как щеки начинают розоветь. — Ммм… Не думал, что он будет настолько честным, — с извращённым удовольствием протянул Гнев. — А он тебе всё-всё рассказал? — Ответь на вопрос, — сквозь зубы процедила Грейнджер. — Кувшин трескался, — недовольно цокнул Грех, отстраняясь от неё. — Трещин было недостаточно, чтобы я смог покинуть его целиком, но это улучшило связь с миром людей. — То есть… это галлюцинация? — медленно проговорила Гермиона. — Я предлагаю только то, — Порок игриво выгнул бровь, — что хочет видеть аудитория.______
Заходя в башню координаторов, ведьма уже настроилась на столкновение с Блейзом, Полумной или ещё Мерлин знает с кем, поскольку покой теперь ей мог только сниться. Но, к собственному удивлению, не обнаружила ни единой души. Пляшущее в камине пламя робко покачнулось, когда дверь за гриффиндоркой закрылась. Непривычно и странно. Суматоха стала настолько обыденной, что тишина показалась неестественной. Застыв на мгновение на одном месте, Грейнджер решила для себя, что отодвинет все горящие дела на пару часов и посвятит время не спасению мира, о котором тот даже не просил, а себе. В конце концов, есть и другие волшебники, осведомлённые о греховных прогулках по всему свету, а ведьма уже почти две недели не прикасалась к своей практической работе по зельям. «О систематизации элементов алхимии можно уже забыть… — грустная мысль прозвучала в голове, когда Гермиона поднялась в свою комнату. — Ну, хоть с долголетними эликсирами разберусь». Нужно было смыть с себя остатки мутных рассуждений и событий, чтобы голова до конца просветлела. Положив сумку с учебными принадлежностями на стул, Гермиона направилась к шкафу, чтобы взять полотенце. Открыв дверцу, она слегка опешила, когда на неё рухнули широкие домашние штаны с рисунком кошачьих лапок. Сжав мягкую ткань в руках, ведьма одобрительно хмыкнула. Даже если внеплановые гости башни координаторов будут коситься на неё, ей будет совершенно наплевать. Улыбнувшись, она достала однотонную серую майку в дополнение к образу и направилась в душ. Теплые струи воды приятно обволокли тело, стекая вниз. Грейнджер с удовольствием распустила волосы, чувствуя, как тяжёлые пряди рухнули на плечи. Пальцы скользнули по голове, массируя уставшую кожу. Пар постепенно наполнил помещение, оседая на кафеле. Прикрыв глаза, ведьма скользнула ладонями вдоль шеи к талии. «…горячая…» — разум процитировал шёпот Малфоя, когда пальцы коснулись линии живота. Пождав губы, Гермиона тяжело выдохнула, но внезапная догадка заставила распахнуть глаза. Он знал. Он точно знал о её изуродованном теле. Отвращение растеклось под кожей. Драко наверняка понимал, что эти шрамы практически не затягиваются и заживают уродливыми, рваными отметинами. Стало мерзко. Лицемер. Наглый лицемер. Такая правдоподобная артистичная ложь, а самого наверняка чуть не стошнило от лобызаний с грязнокровкой. Вдоль скелета проползло раздражение, смешиваясь со злостью. Грейнджер судорожно втянула воздух, чувствуя, как в низу живота скапливается плотный сгусток боли и ненависти к собственному телу. Щупальца омерзения опоясали всё тело, напоминая о собственной ущербности. Наскоро помыв голову, Гермиона прошлась губкой по телу, стараясь абстрагироваться от своих переживаний. Она выскочила из душевой, даже не взглянув в зеркало, и постаралась как можно быстрее натянуть одежду, чтобы скрыть свои отвратительные шрамы. От людей. От мира. От себя. Вернувшись в спальню, ведьма всё ещё чувствовала, как под рёбрами клокочет неприязнь. Глубоко вдохнув через нос, она выдохнула через рот и приняла старую-новую реальность: Драко Малфой — бессовестный паршивец, не заслуживающий ни капли доверия или сопереживания. Ему просто нравится делать больно, и он будет продолжать, невзирая на реальную угрозу, нависшую над головой. Ещё раз проговорив про себя заключение относительно слизеринца, Грейнджер с напускным спокойствием направилась к письменному столу. В первую очередь, ей хотелось обмануть саму себя, что она не переживает, и это лишь пустая провокация. Глупая доверчивость не должна помешать ей оставаться разумной и сильной. «Всё как обычно. Ничего нового и интересного, — взяв с полки тетради с заметками и графитный дневник, она положила их на стол. — Я просто собиралась заниматься». Заняв место за столом, Гермиона неспешно разложила все свои записи, не без труда настраиваясь на рабочий лад. Самым популярным долголетним эликсиром, который мелькал в обиходе волшебников, была Амортенция. Аналогичные любовные зелья продавались в магазинчиках в Косом переулке, хотя и имели весьма специфический эффект. Грейнджер никогда не считала их полностью безопасными. С напитком Живой смерти всё обстояло немного сложнее. Несколько попыток его приготовить окончились провалом, хотя ведьма помнила, как Гарри сотворил чудо на шестом курсе и с первого раза сделал его идеальным. Ведьма непроизвольно улыбнулась. Стоило попробовать повторить его подвиг ещё раз, но по измененной рецептуре из графитного дневника. Несмотря на то, что его владелец был явно не самых честных правил, знания не имели никакого оттенка и запаха. Это всего лишь чужие наработки, которые ей предоставил профессор Слизнорт. Он бы ни за что не отдал своей студентке рукописи, несущие опасность, а сокрытые личные записи — это всего лишь необязательное дополнение. Провозившись около часа с уточнением граммовок, Гермиона пришла к выводу, что ей необходимо ещё минимум два раза посетить лаборатории для экспериментов по смешиванию, поскольку владелец исследования практически не уделил этому внимания в угоду манипуляциям с Хладным экстрактом. «Мой будет готов где-то через месяц, если я всё верно сделала, а что если… — ведьма замерла, невидящим взглядом уткнувшись в буквы. — Грехи влияют на желания, но если отключить эмоции, на первый план должны выйти потребности». Она осеклась. Организм под воздействием экстракта мог выбрать приоритетными гиперболизированные желания, искусственно раздутые Пороками. Ко всему прочему, справиться с побочными эффектами и в абсолютно адекватном состоянии бывает сложно, а носитель печати навряд ли может встать в один ряд со здоровыми людьми. Но остальные вполне могли принять зелье. Откинувшись на спинку стула, Грейнджер отрицательно мотнула головой, отговаривая себя от дурной идеи. Её затея с маховиком и без того вышла боком, да и количество безрассудных глупостей и так превысило все допустимые лимиты. Нахмурившись, ведьма потёрла лоб пальцами, судорожно оглядывая графитный дневник перед собой. Пальцы дрогнули, когда Гермиона пролистала страницы до чистого пергамента. Прикрыв глаза на мгновение, она провела короткие торги сама с собой, но любопытство в очередной раз победило. В конце концов, никто ведь не узнает, что ведьма зачитывается записками психопата в промежутке между учёбой и беседами с библейским чудищем. Прислонив к губам большой палец левой руки, Грейнджер прикусила кончик ногтя и потянулась к палочке. Она ведь уже прочитала порядка одной трети, будет невежливо бросать литературные труды, над которыми кто-то старался. Имя предположительного автора ей так и не удалось выяснить. Никто из шестых и седьмых курсов прошлого года не занимался зельеварением так усиленно, по словам Горация, а у Алекто, которая вела практические занятия у юных Пожирателей, уже не было шансов спросить. Её казнили в первую неделю марафона судов, который организовал Бруствер после того, как занял пост Министра магии. Сделав небольшой надрез на пальце при помощи палочки, Гермиона отсчитала двадцать три листа и размазала багровую каплю по странице. По мышцам прошёлся лёгкий спазм предвкушения, как у ребенка, который серьёзно нашкодил и ожидает, что его вот-вот раскроют. Проявляющиеся на пергаменте буквы медленно заполнили страницу.«…Поиски необходимых артефактов сильно затянулись. Если так продолжится дальше, то я не успею к лету. Возможно, стоило обратиться к отцу, но подобные вопросы лучше решать самостоятельно.
Наземникус обещал привезти из Египта пару браслетов, подходящих под заданные характеристики, но этот проклятый торгаш слишком ненадёжен. Нужно будет захватить оценщика, чтобы проверить подлинность.»
На лице отразилось лёгкое замешательство. Пытки — это, конечно, важно, но праздники и подарки по расписанию. Гермиона тяжело выдохнула, усмехнувшись. Ещё немного, и она начнёт разговаривать с этими записями, возмущаясь их двуличностью. Хотя, с другой стороны, Пожиратели тоже имели семьи. Какими они были дома, представлялось плохо, однако этот, видимо, был слишком молод, чтобы иметь жену или хотя бы невесту. К тому же, парой страниц ранее Грейнджер уже выяснила, что посещать дом Руквуда с проститутками он совершенно не стеснялся. Ведьма намеренно пропустила часть описаний и читала не то что через строчку, а даже через пять. Интерес автора графитного дневника в сфере интима был ровно таким, каким полагалось юноше в период созревания. А тут в довесок к очевидному гормональному всплеску добавлялась вседозволенность и обширная фантазия, но Гермиона совершенно не хотела расширять свои горизонты чужими красочными описаниями. Однако примечательно было то, что на остальных страницах никаких упоминаний о тяжести воздержания или желаниях не присутствовало. Совсем. Будто он выходил из притона и оставлял там член, фантазии и нездоровые пристрастия. Ведьма могла прямо сейчас назвать несколько странных фетишей, которые выудила из этой беллетристики даже без внимательного изучения. Во-первых, молодой человек был помешан на контроле. Он буквально не мог завершить акт, пока не был уверен в эмоциональном и физическом истощении участницы. Во-вторых, он скрупулёзно изучал партнершу. Наблюдал, прикасался, следил за реакцией. Будто перед ним не женщина, а учебное пособие. Стало дико неуютно от того, что она это знала. Гермиона мотнула головой, пытаясь вновь погрузиться в чужие воспоминания.«…Из-за постоянных тренировок и обучения совершенно сбился режим и график, я не успеваю посещать Дарта. Если так продолжится, то он вновь будет обижен. Надо выкроить хотя бы день, чтобы навестить его.»
Гермиона проморгалась, отстранившись от дневника, а затем перечитала предложение ещё раз. Она не могла увлечься размышлениями о чьей-то сексуальной жизни настолько, чтобы упустить нового участника повествования. Перечитав страницу от начала до конца, она вопросительно уставилась на имя. Пождав губы, ведьма попыталась вспомнить имена Пожирателей. Малоизвестный новобранец? Союзник из другой страны? Друг? Или член семьи? Грейнджер настороженно выдохнула. Это было первое действительно тёплое упоминание человека за все прочитанные страницы. Мимолетное, немногословное, но в нём прослеживалась искренность. Закрыв дневник, ведьма огладила пальцами кожаную обложку. Внутри тела сформировался странный сгусток противоречивых эмоций. Фанатизм, пропитывающий каждое слово, вызывал в ней только предвзятость и осуждение. Она смотрела на все эти строчки, как на карту душевнобольного, не в силах переступить через свои воспоминания и абстрагироваться. Даже если где-то глубоко за всем этим кровопролитным кошмаром скрывался человек, Гермиона вряд ли сможет его когда-то увидеть. «Он бы не смог жить мирно, — вспоминая издевательства в доме Долохова, она отрицательно мотнула головой. — Не смог бы так долго прятаться». Отодвинув от себя дневник, Грейнджер почувствовала небольшую сонливость и жажду. Сегодня она провела за работой и чтением не так много времени, однако переодеваться и идти на ужин совершенно не хотелось. Поэтому она решила выпить какао в гостиной, смирившись с тем, что Блейз опять станет бурно возмущаться обстановкой в мире и рассказывать про «дебильные» придирки Флитвика. Уголки губ поползли вверх. Она уже привыкла к своему соседу и даже находила его поведение обаятельно-придурковатым. В хорошем смысле. Поднявшись из-за стола, ведьма направилась в ванную, чтобы смыть усталость, однако, стоило ей открыть дверь спальни, снизу донеслись мужские голоса. Если бы глаза могли закатиться так, чтобы описать полный круг, то наверняка именно это и произошло бы сейчас. Вдохнув поглубже, Гермиона направилась вниз. — Не тебе это решать, — голос Рональда проскрежетал по извилинам, как вилка по пустой тарелке. — Ой, это твой факультет радеет за справедливость, — насмешливо фыркнул Забини, — а мои принципы без зазрения совести позволяют послать тебя в жопу. — Тебе вообще какая разница? — иронично проговорил Уизли. — Твою ползучую шкуру это не касается. — Знаешь, ты объективно хуево умеешь просить помощи. — При других обстоятельствах не стал бы. — О-у, — наигранно-жалостливо протянул Блейз, — при других обстоятельствах я бы тебя тоже в жопу послал. — Что здесь происходит? — недоверчиво спросила Грейнджер, остановившись на нижней ступеньке лестницы. Мужское замешательство длилось недолго. Рональд, стоящий в трёх ярдах от Гермионы, сделал несколько шагов в её сторону, но слизеринец, будучи ближе к лестничному проёму, быстро сориентировался: схватил стоящую на столе кружку и перегородил гостю путь. — Какаушку? — натянуто-широко улыбнулся итальянец, протягивая Грейнджер кружку. — Он спрашивал дорогу, я ему указал примерное направление. Удивлённо приподняв брови, Гермиона взяла протянутую ёмкость. Она нервно усмехнулась, вспоминая, всегда ли Забини был настолько лояльным и мягким. Ведьма не исключала, что пропустила какой-то этап взаимоотношений со слизеринцем во время своего апатично-агрессивного периода. — Спасибо, — аккуратно отодвинув его парой пальцев, она кивнула и перевела взгляд на бывшего молодого человека. — Ты чего-то хотел? Мы, по-моему, уже всё выяснили. — Пойти на хрен… — негромко пропел Блейз себе под нос, возвращаясь к столу, на котором лежали листы пергамента. Покачав головой, Грейнджер проводила его пристальным взглядом и заметила, как он одними губами повторил «на хрен». Захотелось улыбнуться шире, но присутствие Рональда остудило это желание. — Я подумал, что, может быть, — мельком взглянув на Забини, который демонстративно подпёр лицо ладонями, нерешительно поинтересовался Рональд, — мы сможем поговорить наедине? — Если хочешь что-то сказать, — стараясь не обращать внимание на кривляющегося итальянца, ответила Гермиона, — говори здесь и сейчас. Даже не поворачивая головы, ведьма видела, как Блейз проиллюстрировал своим лицом фразу «Да ну на хуй, серьезно?». Отчего-то Грейнджер показалось, что формулировка именно такая. Сложно сказать, намекала на это активная непрерывная жестикуляция или натужное пыхтение, но интуиция подсказывала, что она не ошиблась. — Я понимаю, что, возможно, был неправ… Блейз заржал, неловко закашлявшись и перетягивая внимание. Он пару раз стукнул себя ладонью по груди, прочищая горло, и принял совершенно серьёзный вид: — Продолжайте, пожалуйста, — утирая невидимые слёзы в уголках глаз, он улыбнулся. — Я просто своё вспомнил. Гермиона еле заметно мотнула головой, взглянув на него, на что итальянец только недовольно поджал губы, складывая руки на груди. Наблюдающий за ними Уизли нервно и неестественно глубоко вдохнул, словно собираясь с силами, а затем продолжил: — Я понимаю, что, возможно, был неправ, — повторил он, — но мне не стыдно за свой поступок. Я виноват лишь в том, что не сказал об этом сразу. Чуть не выронив кружку, Грейнджер почувствовала, как изумление затапливает сознание. Если он пришёл для того, чтобы рассказать, как чудесно себя чувствует, то у него совершенно нет мозгов, и ведьма просто убьет его при свидетеле. — Как бы неприятно это ни звучало, но мы оба уже не особо участвовали в этих отношениях, — Рональд грустно улыбнулся, пожав плечами, — и, вероятнее всего, в твоих глазах я мудак, урод и сволочь, но мне жаль, что всё закончилось именно так. Я запаниковал и сделал всё неправильно, — он хмыкнул, неловко засунув руки в карманы брюк. — Прости. Мне жаль. После его слов в гостиной повисло молчание. Ведьма только поджала губы, ощущая дискомфорт, оседающий на коже. Ему не стыдно. Ему просто жаль. Злость и неприязнь начали подниматься откуда-то из глубин души, заставляя все мышцы в теле болезненно вибрировать. «Он всё разрушил…» — мысль оборвалась, и ненависть, зарождающаяся внутри, стихла, когда Рональд просто развернулся и направился к выходу. По большому счёту в их отношениях было нечего разрушать. Они оба выжгли всё до тла, не желая признавать, что ничего не осталось, и упорно делали вид, что так и должно быть. Гермиона отдалялась от Рона, ссылаясь на дела, декрет, обучение. Она возводила стену и молчала, когда её что-то не устраивало, вместо того, чтобы просто объяснить, что ей не нравится. Изо дня в день каждый из них, сокрушаясь и сетуя на другого, делал шаг прочь. Каждый надеялся, что всё закончится, но не хотел брать вину за это на себя. Глупо. Неправильно. Неразумно. Дверь захлопнулась с обратной стороны, оставляя Грейнджер негласный статус жертвы и горечь. Не столь важно, кто сделал решающий шаг, когда оба игнорировали проблемы и друг друга. Ведьма отрешённо сделала пару шагов к столу, поставила кружку с какао и заняла стул рядом с Забини, совершенно не понимая, что именно чувствует после слов Рональда. — Мне достать жилетку? — многозначительно поинтересовался Блейз после непродолжительной паузы. — Нет, — негромко ответила Гермиона, глядя в одну точку перед собой. — Наверное, нет.***
Шум Большого зала казался Блейзу совершенно незначительным по сравнению с собственными размышлениями. Оперевшись подбородком на большой палец, слизеринец уже около минуты пытался прожевать кусок тоста. — Соседство с самой умной ведьмой столетия сделало тебя таким задумчивым? — поинтересовалась Дафна, сидящая сбоку. — Скорее, занудным, — фыркнула Паркинсон, лениво отпив из стакана тыквенный сок. — Он скоро покроется пылью и начнет читать нравоучения. — Может быть, — нехотя ответил Забини, наконец-то сглотнув странную безвкусную массу. — Наш факультет резко поредел? — Винсент с Драко вроде пошли к Бинсу, — брезгливо взглянув на то, как Монтегю уплетает желе за обе щеки, выдавила Пэнси. — У них, кажется, долги, или им заняться нечем с утра пораньше. — А Флора и Гэстрия всё ещё делают вид, что у них фантомные боли после нашей массовой экспрессии, — иронично фыркнула Гринграсс, прислонив ложечку к губам. — Уже больше двух недель прошло, — потирая переносицу парой пальцев, Забини прикрыл глаза и отодвинул от себя тарелку. — Их ничего не смущает? — А есть те, кого смущает? — закатила глаза Паркинсон. — Ну да, — усмехнулся итальянец, — иногда забываю, что ты отделала Флитвика, а потом сказала ему, что он мог бы быть и порасторопнее. — Я ожидала от него большего, — фыркнула она, сморщив нос. Изумляться наглости с налетом хамства в исполнении Пэнси не приходилось. Она с самого детства не отличалась робостью и тактичностью, но от этих размышлений Блейза отвлекли крики сов, заполнившие зал. Вслед за звуками в помещении начали появляться и сами птицы. Рухнувшая рядом посылка отскочила от локтя Дафны и угодила прямо в тарелку с салатом. — Чудесно, блин… — протянула Гринграсс, двумя пальцами за шнурок вытащив свёрток. — Когда-нибудь эту сову научат меткости. — Она тренирует твое терпение, — улыбнулся Забини. — Моя матушка уехала из дождливого Лондона на пару недель, поэтому мне пока не светят конверты в масле. — Ха-ха, — ехидно передразнила его Дафна. До слуха снова донеслось недовольно уханье. На противоположном краю стола филин Малфоев осматривался по сторонам. Он упёрся взглядом в Блейза и Пэнси и переступил с ноги на ногу. Манеры и поведение у этой птицы были лучше, чем у некоторых членов самого семейства. — Я передам, — протянув руку, итальянец привстал с места и аккуратно взял письмо из клюва. — Спасибо. Филин пристально посмотрел на конверт в чужих руках, словно оценивал, можно ли доверять слизеринцу, однако пару секунд спустя, даже не дождавшись угощения, расправил крылья и упорхнул. Влившись в общий птичий поток, он быстро исчез из виду. — А Драко перед тем, как отлизать, достает платок? — оборачиваясь к Пэнси, поинтересовался Блейз. — Обычно после, — не отрываясь от чтения письма, бросила она. Мулат скривился, решив не уточнять, сколько правды в её словах. Вот уж к визуализации подобных сцен он точно не был готов. — На идиотский вопрос идиотский ответ, — добавила Паркинсон, — или ты жаждешь подробностей о его… — Нет, — выдохнул Забини, перешагнув через скамью. — Разумно, — многозначительно протянула она, — а то знаю я вас, мужиков: будут потом сопли, слезы, комплексы. — Бегу обнимать коленочки под душем, — съязвил Блейз, направляясь к выходу. Уже покидая Большой зал, слизеринец бросил взгляд на конверт и выругался про себя за собственную глупость. Кроме Нарциссы, из мэнора писать никто уже не мог. И, судя по всему, именно эту тему затрагивало послание. Крайний срок казни Люциуса истекал сегодня, а значит, в ближайшие сутки семье передадут тело для захоронения, если уже не передали. Ядовитая хандра облизнула кости, удовлётворенно причмокивая, когда по телу Блейза побежали нервные мурашки. Из Малфоя невозможно было вытянуть ни одного слова об отце. Драко пропускал все вопросы, касающиеся семьи, мимо ушей или делал вид, что слишком сильно занят, но с большим удовольствием вел беседы на другие темы. Дверь в гостиную Слизерина распахнулась, и Забини чуть не сбили с ног младшекурсники, опаздывающие на урок. Итальянец только фыркнул, стараясь не задеть никого из торопливых малышей. Терпеливо выдержав набег юных волшебников, он прошёл по почти пустому помещению и поднялся в спальню друга. Поскольку первые два урока были отменены из-за внезапной болезни Горация, то был смысл дожидаться Малфоя здесь. И хотя Макгонагалл заверила, что завтра профессор уже будет на месте, а причина его отсутствия — лишь лёгкое отравление, Блейз подозревал неладное. Вряд ли Минерва молча снесла выступление Гнева. Слишком воинственная женщина для покорного повиновения. — Ноги принесли тебя по старой памяти? — усмехнулся Драко, войдя в комнату почти вслед за другом. — Я думал, у тебя куча странных, но важных дел. — Моя напарница дала мне время на отдых, — с лёгким подозрением присматриваясь к нему, пробормотал итальянец. — А тебя так сильно порадовал Катберт? — Он был особенно мил, — улыбнувшись, Малфой подошёл к книжной полке над столом и вытянул оттуда тетрадку. — Вошёл в моё положение и подарил шанс отработать все пропуски с помощью трёх больших свитков. — Тогда допускаю мысль, что ты либо мазохист, либо забыл значение слов. — Хм… — ненадолго задумавшись, Драко потёр шею. — В каком-то смысле… — он отрицательно мотнул головой. — Нет, всё-таки нет. Назовём это просто хорошим настроением. — Тогда прошу прощения, но я вынужден его подпортить, — протянув другу письмо, нехотя проговорил Забини. Когда друг взял конверт, на его лице промелькнула лёгкая настороженность. Он надломил печать и сжал губы в тонкую полоску. Шелест пергамента оглушил, подчёркивая напряжённость, возрастающую в помещении с каждым мгновением. Блейз уловил, как мышца на шее Малфоя дрогнула, когда взгляд пробежался по первым строчкам. Положительный настрой рассеивался, сменяясь на сосредоточенность. Дочитав письмо, друг многозначительно посмотрел перед собой и вдохнул чуть глубже, чем прежде. Он расправил плечи и немного приподнял подбородок, возвращая себе нейтральное выражение лица. — Мне через Макгонагалл или через тебя нужно писать запрос на посещение мэнора? — Зависит от причины, — сдавленно ответил Блейз. — Церемония прощания, — равнодушно проговорил Драко. — Предполагаю, что директриса уже в курсе, — пытаясь не выдавать своё волнение, добавил Забини, — но тебе необходимо её посетить. Камины временно опечатали работники Министерства. Покинуть замок можно только через её кабинет. — Хорошо, — хладнокровно бросил Малфой, направляясь к двери. — Ты идёшь? — Подожди, — негромко произнёс Блейз, не двинувшись с места. Уже взявшись за ручку двери, Малфой замер и обернулся на друга. Он вопросительно выгнул бровь, ожидая объяснений. Желудок вновь скрутило спазмом, а в ушах появился лёгкий шум. Забини с самого детства терпеть не мог серьёзные разговоры, но молчать дальше уже не было никаких сил.20 февраля 1998
(7 курс, второе полугодие, замок Хогвартс, Дуэльный клуб)
Амикус прошёлся по подиуму, пренебрежительно оглядывая присутствующую в зале восьмёрку семикурсников. Неприязнь, пропитавшая стены некогда прекрасного места для практики заклятий, затапливала помещение от пола до потолка. Кэрроу остановился ровно по середине, разворачиваясь к ученикам лицом. — Расстояние — девять шагов, заклинания средней и высокой травматичности, — ехидно улыбнувшись, сказал Пожиратель. — Дуэль до потери сознания или отсутствия у одного из участников возможности продолжать. Сдаться нельзя. Победитель выбирает себе нового соперника, и так до тех пор, пока не останется один, — уголки его губ расползлись в улыбке, обнажив зубы. — Вам предстоят интересные выходные. Блейз нахмурил брови. С каждым разом этот ублюдок становился всё более озверевшим. Он выбирал учеников партиями по два человека с каждого факультета. Обычно невредимой оставалась половина, остальные — как повезёт. В основном получали травмы и ссадины, изредка доходило до тяжёлых увечий. Однако сегодня Амикус, видимо, решил сделать исключение. — Финниган, Забини. На подиум. — сухо приказал он, спускаясь вниз. «Заебись… — бросив взгляд на Симуса, Блейз сглотнул. — Тупорылое стравливание». Нерешительно сделав пару шагов по ступенькам, слизеринец нехотя достал палочку. Грёбаная клятва на крови все равно не позволит возражать или жаловаться. Никто не узнает, даже если студенты захотят. Озлобленные ублюдки переловили всех до единого, потратив на это почти весь сентябрь. Они наводнили Хогвартс снующими тут и там молодыми Пожирателями, с радостью пресекающими любые волнения. Встав напротив соперника, мулат поднёс палочку к лицу, соблюдая регламент дуэли. На лице Финнигана появилась вымученная грустная улыбка. В груди что-то дрогнуло, и Забини сжал челюсти сильнее, чтобы не взвыть от мерзости ситуации. Резко развернувшись спиной к оппоненту, он сильно втянул воздух, выжигающий лёгкие, и начал отсчитывать шаги. «…восемь, девять», — цифра отпечаталась на коре мозга, оплавив мысли. Сердце сильно ударилось о ребра, и Блейз повернулся лицом к Финнигану. Вдох. Не первый и не последний раз. Выдох. Чем быстрее всё начнётся, тем быстрее закончится. — Петрификус Тоталус! Симус без труда отразил заклятие, обречённо взглянув на сокурсников. Его тело замерло на несколько мгновений, но Забини просто опустил палочку. Даже если соперник что-то сделает, то это будет не его выбор. Это желание прожить ещё один день вне больничной палаты. Непроизвольно прикрыв глаза, Забини смиренно вдохнул, ожидая боли. — Баубиллиус! Никаких ощущений. Гриффиндорец не мог промазать. Несколько раз моргнув, Блейз непонимающе уставился на происходящее. Из палочки Симуса, отбрасывая короткие яркие искры, хаотичными импульсами текла жёлто-белая молния. Вот только с адресатом вышла промашка. Амикуса трясло так, что казалось, он уйдёт из мира живых прямо сейчас. А Финниган не прекращал. Он невидящим взглядом таращился прямо на Кэрроу, будто не соображал, что и с кем делает. — Остолбеней! — выкрикнул кто-то из толпы, и золотая молния иссякла, а сам бунтовщик рухнул._____
Повисшее в спальне молчание нужно было нарушить. Забини до боли закусил нижнюю губу, собираясь с силами. Он выбирал формулировки, судорожно соображая, как правильнее задать вопрос, чтобы не навредить ни Драко, ни себе. — В прошлом году… — итальянец заметил, как друг напрягся, но упорно продолжил: — Ты довольно часто посещал поместье. Иногда даже среди учебной недели. Лицо Малфоя окаменело, скрыв все эмоции обладателя. Ни один его мускул не дрогнул, тело осталось совершенно неподвижным. Блейз видел это слишком часто во время седьмого курса, но всё равно решил говорить дальше: — И после одного из твоих возвращений в Алекто на всей скорости влетел бладжер. После Рождества надзиратели и некоторые студенты, шатавшиеся по коридорам, начали пропадать. Поговаривали, что они уходили в Запретный лес, но никого из них потом так и не нашли. Даже когда война закончилась. Драко продолжал слушать, не шелохнувшись, но в его глазах отразилась немая мольба. — А потом Амикус почти на две недели выпал из учебного процесса, а Симусу за это чуть не сняли кожу с лица, — Забини перевёл дыхание. — Помню, как до этого вы чуть не подрались на теории Тёмных искусств. Блейз заметил, что Малфой еле заметно отрицательно качнул головой, обречённо прикрыв глаза. Задавать вопрос в лоб было нельзя. Если ко всему этому причастен Драко, то Забини не хотел знать, что случилось с исчезнувшими людьми. Полагать, что кто-то из них остался жив, было верхом наивности, а игнорировать собственные домыслы стало невозможно. Только ярое сопротивление друга легилименции во время нахождения в лазарете заставило Блейза копаться в прошлом, которое он предпочёл бы вычеркнуть из памяти, как страшный сон. — И я хочу знать… — кончики пальцев дрогнули, а в горле пересохло, — насколько продуктивными были твои поездки домой? — Более чем, — сдавленным тоном поговорил Малфой. Восемь букв. Два слова. Один выдох. Кому-то могло показаться, что этого мало, но для Блейза пара слов стала слишком большим откровением. Этого будет недостаточно, чтобы давать показания в суде, но довольно для того, чтобы свести разрозненные факты в собственной голове воедино. Сейчас мулат не мог назвать даже примерное количество обвинений, которые Ланграм вменил именно Драко, потому что на первоначальных заседаниях это казалось совершенно абсурдным. Не меньше двух десятков. Может, и больше. Только те инциденты, которые аврор смог связать с юным аристократом на основе невнятных данных, полученных от ненадёжных свидетелей. Под рёбрами прокатилась волна холода, вынуждая мышцы сжаться. — Если ты хочешь… — нерешительно начал Малфой. — Домыслы — это всего лишь домыслы, — мягко улыбнувшись, перебил его Забини и направился к двери. — Мне не о чем беспокоиться. Последнюю фразу он намеренно сказал утвердительно, чтобы проследить за реакцией в глазах друга. Тот только облегчённо расслабил плечи и коротко кивнул. Жутко признаваться, но Блейза это устраивало. Война каждого в разной степени сделала чудовищем: кого-то больше, а кого-то меньше. Однако из детей Салазара, как показывала практика, выходили самые изобретательные и опасные монстры. И один из них был тихим. Настолько тихим, что умудрился полностью избежать наказания. Забини не будет мучить совесть из-за того, что он ничего никому не скажет. Он не потеряет сон и не будет страдать от немыслимого стыда за своего друга. За предыдущий учебный год он видел слишком много грязи, чтобы чему-то удивляться. Раскапывать оплошности Второй магической войны в то время, когда вокруг царит только насилие и мрак, — слишком неблагодарное и бесполезное занятие. Необходимый ответ итальянец уже получил. Этого хватит. — Ты надолго планируешь задержаться в мэноре? — как ни в чём не бывало уточнил Блейз, открывая дверь. — Если необходимо, я могу поехать с тобой. Думаю, Минерва не будет возражать в данном случае. — Не уверен, что матушка пожелает в доме присутствие большого количества гостей после официального прощания, — стараясь не смотреть в глаза собеседнику, Малфой вышел из спальни. — Тебе виднее. Главное, чтобы после всех этих мероприятий госпожа Нарцисса не впала в депрессию. Ей и так пришлось слишком много пережить, — Забини поравнялся с Драко, спускаясь по лестнице. — Может, тебе будет лучше на какое-то время остаться там? Предполагаю, что подобные события даже Министерство сочтёт… — он заметил, что друг пропал из поля зрения, и обернулся. — Ты идёшь? Отставший на пару шагов Драко нервно сжал пальцы и явно хотел что-то сказать, но лишь бестолково раскрыл рот пару раз, не выдавив из себя ни звука. Догадаться, в чём заключается проблема, смог бы даже слизень, а у них мозгов было куда меньше, чем у Блейза. — Мы закрыли вопрос, — спокойно констатировал итальянец, не меняясь в лице. — Я спросил, ты ответил. Вот и всё. — И тебе этого достаточно? — У меня болит голова от деталей, я их всё равно вечно забываю, — отмахнулся Забини и подложил свой путь. — Я только недавно выучил, когда день рождения у первого кактуса, а Луна на этой неделе подарила мне второй. Возможно, стоит вешать на них ярлыки с подписями, — он сморщил нос, — но они обижаются. И как я вообще должен привыкнуть к такому количеству новых членов семейства? Я, может, вообще был не готов стать отцом. — Да, наверное, восемнадцать — это слишком рано, — сдавленно проговорил Малфой, сделав пару шагов вниз по лестнице. — Вот, а я о чём говорю? — иронично простонал Блейз, откидывая голову назад. — Меня вообще не предупреждали, что дети появятся так скоро. Мне пришлось проштудировать расширенный курс травологии, чтобы понять, по какому графику их подкармливать, а когда поливать, — он развел руками, продолжая спускаться. — Они жутко капризные. Надеюсь, когда они вырастут, станут более самостоятельными. На лице Драко появилось подобие улыбки, и даже если он полгода назад расчленял девственниц во славу Волан-де-Морта, Забини точно не хотел этого знать. Важнее было то, что Малфой не стал врать и отпираться. Это всего лишь его друг. Самодовольный педант, кривящийся, когда кто-то путает имена скульпторов или не может правильно произнести заклинание с первого раза. Он не умел просить помощи и пьяным до утра спорил о всякой чуши, изредка забредая в слишком высокие материи. И во всём этом был смысл. — Предполагаю, что церемония прощания пройдёт по всем канонам, — наконец-то произнёс Драко, когда они прошли уже почти полпути до кабинета Макгонагалл. — Вряд ли тебе захочется в этом участвовать. — Соблюдение правил приличия для сохранения связей? — выгнул бровь Забини. — Да, безмерно полезное мероприятие, которое надо устраивать по вторникам, — саркастично усмехнулся Малфой, покачав головой. В подобного рода приёмах Блейз перестал участвовать, как только у него появилось право голоса в семье, то есть примерно с четырнадцати лет. Пережив уже четырёх своих отчимов, итальянец видел слишком много лицемерно скорбящих рож и не горел желанием перенимать их артистизм. Поэтому довольно быстро снизил свою ценность на аристократической карте Британии, в отличие от Драко, который весьма охотно перенимал опыт отца до тюремного заключения. — Так и до альтруизма недалеко, — машинально проговорил Забини, анализируя ситуацию. — Не думаю, что я достиг такого уровня просветления. — Но ты, кстати, можешь сделать ещё один шаг в эту сторону. Раз уж у тебя в доме будет целое сборище богатых, влиятельных и наигранно-грустных волшебников…. — многозначительно протянул Блейз, — у Поттера возникли некоторые несвойственные потребности.4 октября 1998
(Сегодня, замок Хогвартс, башня координаторов, гостиная)
Уже направляясь к двери, Забини замешкался, пытаясь на ходу завязать галстук. Узел вышел кривым, вынудив мулата остановиться. Нахмурившись, он расправил полоску атласной серебряно-зеленой ткани и тяжело выдохнул. — Надеюсь, — просовывая узкий край в петлю, пробубнил Блейз, — твой создатель умирал долго и мучительно. В приоткрывшуюся дверь влетел Гарри, чуть не сбив увлечённого галстуком слизеринца. Узел вновь распустился, когда пальцы дрогнули, и итальянец обречённо простонал. — Извини, — впопыхах оправляя одежду, выпалил Поттер. — Просто хотел застать тебя до выхода. — Я впечатлён, — поднимая на него взгляд, снисходительно фыркнул Забини. — У тебя получилось. — Мне нужна твоя помощь, — достав из кармана какую-то бумажку, Гарри развернул её. — Томас Одли. — Если ты решил сменить имя, то это тебе не подходит, — не дождавшись пояснения, предположил Блейз. — Может, лучше Адам? Хотя нет. Роберт. — Рассмотрю твое предложение за завтраком. Устроим обсуждение и проголосуем, — хмыкнул Гарри, а затем стал серьёзнее. — Предположительно этот человек владеет ещё одним осколком. — А узнал ты это?.. — В промежутках между историями о клизмах, тошноте соседей по палате и проблемном стуле… — Я понял, — оборвал его Забини, выставив руки перед собой. — Ты говорил с Джинни, а ей скучно, и у неё проворное семейство. — Именно, — кивнул Поттер, выдохнув сквозь зубы, — но тут есть некоторая загвоздка. Это не просто маггл, а виконт, состоящий в Палате лордов королевы и весьма осведомлённый о нашем существовании. — П-ф-ф, бля…_____
Сначала Блейз думал о том, чтобы попросить помощи у матери, однако из-за её очередного свадебного путешествия процесс мог затянуться. Да и какой в этом смысл, если у тебя есть друг с весьма обширным кругом полезных знакомств в высшем эшелоне магической Британии, который очень талантливо мимикрирует под настроения избалованной аудитории? — У вас нет желания продемонстрировать своё великодушие простым смертным? — с напускной важностью спросил Забини, широко улыбнувшись. — Лорд Малфой.***
Порыв промозглого ветра с улицы коснулся лица Малфоя, когда входные двери приоткрылись, впуская в поместье домовика вместе с отрезвляющей прохладой. Личный эльф Драко — Скоул — тихими, осторожными шагами юркнул к своему господину, стараясь не нарушать траурную тишину, царящую в доме. — Хозяин, процессия и гости уже готовы, все ожидают только… — Подождут, — сухо оборвал его аристократ, вдыхая чуть глубже. Домовик испуганно отодвинулся на полшага, опустив голову. Мельком бросив на него взгляд, Малфой почувствовал лёгкий дискомфорт, когда на глаза попался шрам от ожога на ухе. Грязный несвоевременный червь вины заелозил где-то под рёбрами, раздражающе извиваясь и задевая нутро. Стиснув челюсти чуть сильнее, Драко попытался вернуть себе безразличие. Он рос избалованным и, в некотором смысле, распущенным ребенком, весьма часто переходящим грани дозволенного. Жестокость и самодурство — далеко не полный список грехов, которыми мог похвастаться отпрыск благородного рода, ещё не достигнув восьми лет. Однако достижение отроческого возраста внесло свои корректировки в устоявшийся хаос жизни. Люциус организовал взросление сына по ускоренной программе, установив жёсткий график, состоявший из бесконечного числа преподавателей и воспитателей. Литература, музыка, искусство, языки, магия и даже этикет. Занятий у юного аристократа было столько, что со стороны могло показаться, будто озабоченный отец стремился вложить в его голову всю Александрийскую библиотеку. Отчасти так и было. Какими бы ни являлись успехи ребенка в науках и практике волшебства, Малфой-старший никогда не был доволен полностью. Никакого очевидного давления или требований, только холодный оценивающий взгляд. За три года до поступления в Хогвартс Драко обучился основам полётов, говорил на трёх языках и неплохо владел элементарной магией. Он стал спокойнее и размереннее, постепенно перенимая манеру поведения Люциуса. Статус единственного наследника накладывал с каждым годом всё больше обязательств, постепенно вытесняя детскую непосредственность. Со стороны большой трапезной вышла Нарцисса. Её самообладание и умение держать лицо всегда вызывало у сына трепет. Лёгкая припухлость у глаз говорила о том, что она совсем недавно плакала. Вновь. — Мы можем идти? — самая нейтральная фраза, которую смог подобрать Малфой, чтобы не спровоцировать очередной всплеск эмоций у матери. — Да, — сдавленно ответила она, вдохнув чуть глубже. Застегнув пиджак, Драко подставил предплечье, покорно ожидая, пока хрупкая ладонь ляжет на ткань. Она была сильной. Умела прощать и принимать ошибки, чем вызывала у сына только тихое восхищение, ведь он так и не смог этому научиться. Лёгкое давление пальцев Нарциссы усилилось, когда они вышли за порог и направились к склепу. Пасмурная погода словно вторила общей атмосфере события: мелкий моросящий дождь и промозглый ветер, хотя вчера вечером на небе не было ни одного облака. Увядающий золотой сад обратился в гниющее ржаво-коричневое месиво, подкрепляя угнетённое настроение. Услышав судорожный вдох матери, Малфой замедлился, давая ей возможность немного усмирить своё волнение. Для неё всё происходящее было слишком сильным ударом. Несмотря на то, что сам Драко считал себя совершенно лишним на похоронной процессии, он не мог оставить её с этим наедине. Даже будучи эгоистом до мозга костей, он никогда бы не посмел оставить Нарциссу переживать свою боль в одиночестве. Его неприязнь к отцу будет долго клокотать в старом пыльном ящике на окраине сознания, но не сегодня. Собравшиеся на площадке перед склепом волшебники оправляли капюшоны и цеплялись за широкие длинные зонты. Озлобленные, хлесткие порывы ветра трепали чёрные мантии, разбавляя траурную тишину. — Мы собрались здесь, чтобы… На мгновение прикрыв глаза, Драко почувствовал ползущее по позвоночнику отвращение. Хотелось сбежать или исчезнуть, но он не мог. Не должен был. День молчания и напускного горя со стороны пришедших нужно было просто перетерпеть. Среди присутствующих Малфой заметил пару знакомых, трудящихся в Отделе тайн, а так же нового главу Отдела международного магического сотрудничества. Кроме того, присутствовали старшие поколения Гринграсс, Мраксов и Паркинсон. Нарцисса решила, что будет неуместно приглашать семью Уизли, однако сделала акцент на том, что когда сама отойдет в мир иной, желает видеть их на церемонии прощания, что Драко счёл не лучшим знаком. Представить дальнейшую жизнь матери после похорон он и вовсе не мог. Малфой не хотел, чтобы она оставалась одна и увядала в старинном поместье, однако прекрасно понимал, что даже если Нарцисса соберётся замуж, то не в ближайшие пару лет. Может, и вовсе никогда. Она любила и уважала своего покойного мужа, возможно, куда больше, чем следовало. Потрясающее чувство, которое навряд ли было столь же глубоким с его стороны.29 июля 1997
(Каникулы между 6-7 курсом, Малфой-мэнор, кабинет Люциуса Малфоя)
Поместье всё больше напоминало клетку с животными, нежели дом. Драко совершенно бездумно шёл к отцу после очередного фееричного урока от Беллатрисы. В этот раз тётушка решила, что пора усложнить тренировки и добавить к ним отвлекающие факторы. По её мнению, это должно было способствовать улучшению концентрации в экстренной ситуации, но вместо этого Малфой до сих пор слышал в ушах визг случайной жертвы, которая к своему ужасу не умерла вчера. Волшебница даже не знала, что стала чем-то вроде радио на фоне, пока легилимент в который раз менял сознание бывшего кондуктора «Ночного рыцаря». Ещё пару таких сеансов, и мозг Стэнли совершенно точно превратится в кашу, а сам Драко просто оглохнет. — Ты не думаешь, что для него это слишком? — недовольный голос Нарциссы послышался из-за приоткрытой двери кабинета. — Ты драматизируешь, — равнодушно ответил Люциус. — Ему необходимо заниматься. — Он совсем на себя не похож после смерти Дамблдора, — возразила она обеспокоенным тоном. — Неужели ты не понимаешь, что если так дальше продолжится… От резкого глухого удара Малфой вздрогнул, едва на обнаружив своё присутствие перед дверью. Повисло недолгое молчание, было слышно только, как отодвигается стул. — Это мой сын. Он не бросит то, что начал. Не по твоей прихоти, — сухо проговорил глава семейства. — И не тебе решать, что он может, а что нет._____
После пары десятков хвалебных воспоминаний о покойном вся процессия медленно потянулась в поместье. Драко смиренно ожидал, пока Нарцисса найдёт в себе силы отойти от гроба мужа. Никаких истерик или слезных выкриков. Она неотрывно смотрела в одну точку, не произнося ни звука. Воспитание. Сдержанность. Манеры. Этикет высшего общества просто не позволил бы выражать эмоции открыто. Подобный порыв сочли бы дурным тоном, недостойным памяти покойного. Все страдания должны оставаться за закрытыми дверьми личной спальни. — Нас ожидают, — монотонно проговорила она, повернувшись в сторону дома. Чуть склонив голову, Малфой подал матери руку и без сожаления направился в сторону дома. Ему не было никакой нужды задерживаться или оборачиваться. Обида и непонимание по отношению к отцу оказались сильнее него. Вероятно, он не самый достойный сын и не оправдал надежды Люциуса: не усилил влияние семьи, не стал великим волшебником. И ещё тысяча «не», которые наверняка бы добавил Малфой-старший. — Тебе нужно время, чтобы привести себя в порядок? — закрыв входную дверь, поинтересовался Драко. — Несколько минут, — коротко кивнула Нарцисса, направляясь в уборную. «Ещё пару часов, и дом опустеет», — он спокойно провёл вдоль тела палочкой, осушив одежду. — Скоул, — негромко позвал Драко. Эльф материализовался в паре ярдов от хозяина, нерешительно потирая предплечье. — Ты сделал то, что я просил? — оправляя манжет, Малфой вдохнул чуть глубже. — Скоул всё сделал, как велел благородный господин, — сглотнув, слуга втянул голову в плечи. — Скоул достал и упаковал. — Хорошо, — удовлетворённо проговорил Драко, направляясь в столовую. — Принесёшь, когда позову, а пока можешь быть свободен. Люциус Малфой был не только сомнительным мужем и паршивым отцом, но и весьма крупной фигурой среди аристократии не только магической Британии, но и мира магглов, а потому имел весьма специфическое хобби. Он был коллекционером, но не мог хвастаться своими приобретениями открыто, поскольку чаще всего они были незаконны. Ранее всё собрание редких тёмных артефактов и ценных вещиц хранилось в подвалах, но после возвращения Волан-де-Морта эти помещения больше не походили для данной роли. — Лорд Малфой, — протянул Коул Мракс, — примите мои соболезнования ещё раз. Молодой человек примерно двадцати трёх лет совсем недавно стал наследником и главой одной из чистокровных семей, пересидевших вторую магическую войну в солнечной Италии. Невысокий опрятный шатен был из тех членов семейства, которые несмотря на демонстративный отказ от лысого родственничка в тайне дрочил на его потенциал перед сном. Волшебник поджал губы, демонстрируя свою участливость. Лицемерие в чистейшем виде. Он видел Люциуса не больше четырёх раз за всю свою жизнь, однако всё же получил приглашение сюда. — Спасибо, — подходя к месту во главе стола, коротко бросил Малфой, мысленно усмехнувшись про себя. У Марксов всегда было совершенно особенное положение в Британском сообществе. Один из самых старейших родов питал непреодолимую симпатию к тёмным искусствам и волшебникам, причастным к ним, но желание не пачкать репутацию сделало из них лишь наблюдателей. Однако Драко видел, что ещё немного, и гость растечётся в эйфорическом экстазе от того, что находится в стенах, в которых столько времени жил великий Тёмный Лорд. Накрытый стол не вызывал ни малейшего аппетита. Окинув взглядом помещение, Малфой отметил, что Нарцисса очень скрупулёзно подошла к оформлению и соблюдению всех традиционных нюансов. Трепетное отношение отражалась в каждой мелочи: идеально выглаженных чёрных портьерах; однотонной посуде без излишеств, узоров и вензелей; тонком запахе с дубовыми нотками, исходящем от камина. Негромкие шаги со стороны двери оповестили Драко о том, что хозяйка дома закончила свои дела. Отодвинув стул по правую руку от себя, аристократ дождался, пока Нарцисса сядет и придвинул его ближе. Заняв положенное место во главе стола, Малфой взялся за ножку бокала, открывая трапезу. «Лёгкие кивки и отрешенные темы, — еле запихав в глотку кусочек рыбы, подумал он. — Ну, начнём…» Обязательной частью трапезы было обсуждение текущих дел, дабы отвлечь семью от траура. Однако поддерживать подобный диалог оказалось сложнее, чем Драко предполагал. При каждом упоминании обучения в голову лезли мысли о Грейнджер, заставляющие глотку пересыхать.1 октября 1998
(Несколько дней назад, замок Хогвартс, башня координаторов, комната Гермионы Грейнджер)
Голубой холодный свет отразился в карих радужках. Перед глазами стояла самая потрясающая картина из всех, которые Малфой когда-либо видел: лёгкий проступающий румянец, приоткрытые губы и вязкое, тягучее смятение во взгляде. Безупречное затягивающее очарование. Гермионе так шло быть растерянной и смущённой. Она становилась самым прелестным и манящим созданием, к которому до неприличия сильно хотелось прикоснуться. — Это… — её голос стал тихим и вкрадчивым, но Грейнджер расправила плечи и продолжила более громко: — …всего лишь обман разума, который не имеет ничего общего с реальностью. В каждом звуке Малфой слышал её нерешительность. Он видел, как железная броня, которой она себя окружала, осыпается к ногам песчинками, и по венам разливалась эйфория. Каждая клетка в организме сконцентрировалась на волшебнице, стоящей меньше чем в ярде от него. На кончиках пальцев ощущался практически нестерпимый дикий зуд, и Драко морально почти себя изнасиловал, сохраняя все свои желания при себе. — Я ответил на твой вопрос, — склонившись ближе, он сильнее ощутил запах шоколада. — Могу продолжить. — Достаточно, — стиснув челюсти, Гермиона сделала шаг в сторону и обошла его. — Ты был излишне откровенен. На губах появилась лёгкая улыбка. Она удовлетворила часть его нарастающей жажды и сама отказалась слушать дальше. Даже лучше, чем хотелось._____
Воинственная львица избегала его вплоть до отъезда в мэнор, но Драко не был против. Немного времени для осознания ей не помешает. В конце концов, Грейнджер являлась одной из тех девушек, к которым не стоит подходить с наскока, по крайней мере, не сейчас и не в положении бывшего узника. Её стеснение ощущалось настолько откровенно сладко, что Малфой готов был подождать. Его терпение всегда окупалось. За размышлениями о чарующей несносной ведьме вечер пролетел намного быстрее, чем ожидалось. Гости постепенно начали украдкой зевать, и Драко пришел к выводу, что пора заканчивать праздные разговоры. К тому же, Нарцисса уже выглядела уставшей и не особо воодушевлённой мероприятием. Поблагодарив гостей, новый глава семейства поднялся из-за стола и немного задержался в столовой, ожидая, пока основная масса волшебников покинет помещение. — Я провожу, — коротко шепнула мать, погладив Драко по плечу. — Конечно, — задержавшись взглядом на Мраксе, согласился он. Коул совершенно не спешил покидать дом, что казалось весьма комичным. «Слепой фанатик», — мысль прозвучала иронично, учитывая собственное прошлое. Страстное, самозабвенное поклонение, за которым не кроется ничего, кроме слепого восторга. Это не выражалось в дёрганности или бессмысленных восхищениях, но Малфой хорошо понимал взгляд молодого потомка благородного рода, неспешно следующего к выходу. На дне пустых глаз теплилось истерическое обожание, граничащее с безумием. И как же отвратительно было смотреть на это, точно зная, что кроется по другую сторону восхищения своим кумиром. — Благодарю за ваше гостеприимство, — с лёгкой грустью протянул Коул. — Если вы желаете, то я мог бы показать вам дом, — пригласительно поводя рукой, мягко предложил Драко. — Вы ведь ранее не были у нас. Нерешительный интерес скользнул по лицу гостя, смешиваясь с осторожностью. Малфой чуть приподнял уголки губ, четко осознавая, что он не ошибся с выбором. — К тому же, я искренне сожалею, — добавил он, — что не смог лично присутствовать на прощании с вашим братом. — У вас не было возможности, — согласно кивнув, Мракс повернулся в указанную Драко сторону. — Я не доставлю неудобств хозяйке дома? «Будто тебе и правда это интересно, — внутренний голос звучал с таким явным сарказмом, что Малфой чуть не выпалил это вслух. — Если бы ты мог завизжать от восторга, то уже давно бы это сделал.» — Думаю, после такого сложного дня она направится отдыхать и вряд ли обратит на нас внимание, — сделав пару шагов в сторону гостиной, хозяин поместья оправил бортик пиджака. Если бы у Драко за плечами не скрывались десятки часов светских приёмов и званых вечеров, то он наверняка умер бы от скуки. Однако, имея большой опыт ведения дискуссий в высшем обществе, аристократ назвал бы прогулку в компании Мракса не обременительной. Гость с затаённым дыханием исследовал интерьер каждой комнаты, стоило ему услышать хотя бы малейший намёк на то, что Волан-де-Морт некогда присутствовал в ней. — Несмотря на то, что некоторое время назад меня несколько ограничили в передвижениях, — Малфой решил, что настало время подойти ближе к интересующему его делу, — я всё же сожалею, что не смог поддержать вашу семью. — В том нет вашей вины, — задумчиво осматривая кабинет, где когда-то уединялся Тёмный Лорд, протянул Коул. — Главное, что все ваши дела благополучно завершились. — Всё же мне будет приятно, если вы примете небольшой презент в счёт дальнейших добрых отношений между нашими семьями, — Драко заметил лёгкое любопытство на лице собеседника и улыбнулся. — Скоул. Вопросительный взгляд Мракса сменился на снисходительный, когда в комнате появился эльф со свёртком в руках. Домовик вжал голову в плечи и быстрыми шагами подошёл ближе. Традиционное поведение перед гостями для рабов — не смотреть в глаза и не говорить, пока не спросят. Воспитательные потуги Люциуса распространялись не только на сына. Передав упакованный предмет в руки хозяина, Скоул мгновенно испарился. — Я очень надеюсь, — положив на стол книгу, обёрнутую в темную бумагу без надписей и отметок, Малфой придвинул её к гостю, — что эта вещь доставит вам только положительные эмоции. — Конечно, — пытаясь скрыть лёгкое разочарование, гость натянуто улыбнулся и взял сверток в руки. — Я давно планировал расширить библиотеку. — Это уникальный экземпляр, — наблюдая за тем, как собеседник прищурился, Драко уточнил: — Личный дневник некогда хозяина этого кабинета. В тёмных глазах Мракса сверкнули искры, и хозяин дома улыбнулся чуть шире. Если Малфой и перенял что-то от отца, то это исключительный талант в переговорах, граничивший с лизоблюдством. — Буду крайне рад принимать такого внимательного волшебника в своём доме, — удовлетворённый голос Коула больше напоминал кошачье мурчание, — и если впредь я смогу вам в чём-то посодействовать, вы можете обратиться ко мне напрямую. — Конечно… — протянул Драко, сдержанно кивнув. — Не желаете посетить большую переговорную?