Проснувшись, Ульяна не сразу признает в залитых солнцем декорациях свою комнату и ещё минут пять прогружает мозг.exe, чтобы сообразить, как она, для начала, здесь оказалась. В последней сохраненной ячейке памяти осталась картинка их с Вероникой жалкой попытки побороть усталость включенным телевизором. Видимо, потом они уснули и...
Ехидно транслируемым подсознанием кадрам произошедшего дальше Ульяна не доверяет. Ищет более адекватное и вероятное объяснение. Наверное, она была сонной, пьяной, не в себе, поэтому не запомнила, как добралась до кровати. Наверное, ей показалось, она перепутала со Стасом или ещё с кем. Да хоть со Шрамовым. Может, она вообще телепортировалась.
Саша не мог нести её спящую в постель на руках.
Только не Комолов с его «ты раздражающая мелочь, но, если понадобится, я помогу тебе спрятать тело и не буду задавать вопросов» отношением. В последний (и единственный) раз, когда она оказывалась в кольце его рук, он зажимал ей рот поверх непрозрачной ткани мешка и утягивал сопротивляющуюся в чёрный внедорожник. Но что, если...
Поощрённое воображение подсовывает ей обрывки недавнего сна, отчего под ложечкой мгновенно собираются щекотка и жар.
Ульяна накрывает лицо подушкой, утапливая в ней страдальческий стон. Ненавидит себя за реакцию и Сашу за компанию.
Она даже не знает, что хуже. Если он сделал это, и она ничего не помнит. Или если она помнит то, чего он никогда не делал.
Рывком поднимает своё тело с кровати, тянется к телефону, замечая на экране удручающие полвосьмого утра. Ей нужны тренировка и душ. Очень длинная тренировка и очень холодный душ.
Чтобы не таращится потом при встрече на Комолова с щенячьей преданностью в глазах и слюнями на подбородке. Или – ещё хуже – не застыть перед ним в глухом ступоре.
Проходя к шкафу, Ульяна чуть не задевает собственный чемодан. Подумывает убрать, но ограничивается тем, что отталкивает его ногой подальше, под кровать. Оставляет постель не заправленной, меняет свитер на спортивный топ, бросая одежду на стуле, и бесшумно крадётся вниз: пугать уличную охрану своим ранним подъемом.
По словам отца, дизайнер, который готовил планировку этого дома, клялся здоровьем детей, что идея расположить тренажёрный зал не в подвале, а на первом этаже, в одном ряду со столовой и кухней – самая лучшая, из когда-либо приходивших ему в голову. В таком случае здесь получалось установить огромные окна от пола до потолка, одновременно служившие выходом на улицу к дорожке до бассейна. Очень удобно.
Большие окна здесь действительно есть. И даже тренажеры, выставленные перед ними в аккуратный рядок. Вид что надо. Правда, до бассейна, приютившегося внизу, практически у самых въездных ворот, шагать приходится знатно.
Ульяне, никогда не отличавшейся любовью к плаванию, это не мешает, а в остальном место для занятий вполне комфортное.
Распахнув пошире окна, Ульяна заканчивает тренировку в зале, чтобы не стелить гимнастический коврик на сырую от дождя траву. Тянет хорошо разогретые мышцы, гнётся во все стороны, стараясь попадать плавными, текучими движениями в переливы звучащей в наушниках музыке. Концентрируется только на этом и на слабой пульсации мелодии, подстраивая дыхание ей в такт.
Комолов принимает душ, одевается и спускается вниз в одних черных джинсах без верха.
Блядство.
Он и забыл, что в доме ещё гости. Навстречу ему идет тётя Света с дочерью. Саша желает им в ответ доброе утро, а затем юркает в соседнее помещение.
Ну уж нет, завтракать он с ними не будет, а то испортит себе весь день бессмысленной и беспощадной болтовнёй. Уж лучше поедет в Котел с утра пораньше.
Негостеприимно замирает у двери, накрыв ладонью ручку, в ожидании, когда родственнички Вороновых пройдут дальше.
Ульяна наклоняется, решает в завершение потренировать баланс и отталкивается от пола ногами, удерживая себя в позе на руках. Вначале раскрывает шпагат. Секунду спустя аккуратно вытягивается в струнку. Держится, ждёт припева, чтобы спуститься, но улавливает движение рядом и, обратив внимание на вошедшего, разом теряет равновесие. Воронова успевает сгруппироваться в последний момент, чтобы не упасть плашмя на спину, хотя звук от приземления всё равно выходит немилосердно звучным.
Посторонний неожиданный звук заставляет вздрогнуть и быстро, насколько позволяют реакции, развернуться. В первый раз за месяц в свой выходной не взял с собой пистолет, как сразу покушение, да ещё в родном доме!
Только вместо мерзких перекошенных рож Саша видит сестру, распластавшуюся на полу. Он и не думал о том, что может прервать важную тренировку. Потому что за время отсутствия Ульяны успевает отвыкнуть от её привычек и распорядка дня.
— Блять. — ругается Комолов, драматично хватаясь за сердце уже после.
Кажется, именно он был тем, кто научил маленькую Улю (не специально, конечно) паре-тройке матерных слов. Все остальные в доме при детях легко контролировали себя и свою речь.
Не бросается поднимать Ульяну, а прислоняется спиной к прохладному дереву в качестве двери.
— Какого чёрта?! — срывается, кажется, вслух, потому что никого здесь в такую рань не ждала, и запинается, разглядев перед собой Комолова. — Саша?
Ульяна поднимается на ноги, отряхивает ладони, окидывает его взглядом. Окидывает его взглядом ещё раз, но уже замечая отсутствие футболки и влажноватые после душа волосы, и с этого момента держит глаза прикованными исключительно к Сашиному лицу.
Сама она раскрасневшаяся и растрёпанная от упражнений, с блестящей от пота кожей. Красавица.
Как так вышло, что за последние двое суток они наталкиваются друг на друга чаще, чем до этого за семь плюс лет жизни практически под одной крышей?
— И тебе доброе утро. — усмехается Комолов, скрещивая руки под грудной клеткой.
Немного злорадно мысленно добавляет, что это ей за ушибленную пятку. Карма существует. Только в его случае это не есть хорошо. Ну подумаешь, будет в следующей жизни каким-нибудь жуком навозником или тараканом.
— Ты что здесь забыл? — Ульяна скрещивает руки на груди, спрашивает с претензией, как будто имеет единоличное право на этот зал, переходит в нападение, пока весь прогресс тренировки не сошёл на нет и неловкость не поглотила её целиком. — У тебя же вроде выходной.
Джокер приподнимает одну бровь с выражением: «
а не сбавить ли тебе тон, принцесса?».
Он умеет без слов заставить самых заядлых смельчаков пожалеть о совершенных преступлениях, но на его приподнятую бровь Воронова не ведётся. Вздёргивает подбородок ещё выше в своей фирменной «
а не пошёл бы ты, дорогой?» манере. Блефует так отчаянно, как будто от этого зависит её жизнь, и вместе с тем жёстко держит себя в руках. На ложь у Комолова тоже отличный нюх.
— Выходной. — подтверждает Александр, — Хотел спокойно поесть, а там эти… Так что планировал переждать, когда они скроются на кухне. А потом поехать в Котел или ещё куда-нибудь.
Охотно делится своими планами с сестрой.
Проходится взглядом по силуэту Вороновой. Студентка в прошлом, комсомолка, спортсменка и просто красавица. Куда уж ему до неё. А при свете дня (точнее утра) та короткая просьба в спальне теряет всю свою даже малейшую реалистичность. Каким нужно быть идиотом, чтобы такое надумать.
И всё же Ульяна выглядит не столько возмущенной, сколько… смущенной, растерянной? Саша опускает взгляд вниз, вспомнив, что не стал надевать футболку. А если ещё вспомнить вчерашний день и как она нагло избавилась от своей тёзки...
Комолов задумчиво поджимает губы, пытаясь представить, что это всего лишь игра в покер, а Воронова – его соперница, и ему нужно узнать, что за
карты она пытается от него скрыть. Игра предстоит очень увлекательной.
О том, что он сейчас сканирует её, высматривает лазейку, чтобы забраться к ней в голову, Ульяна догадывается по короткому разряду, скользящему вдоль позвонков вслед за движением его глаз. Поэтому зеркально отражает Сашину позу, взгляд, наклон головы, кривую улыбки.
— А ты что делать будешь? Ну, после того, как закончишь оттачивать падения. — с веселым смешком добавляет Комолов, не испытывая ни капли сочувствия.
— Какой ты забавный! — Воронова кисло морщится в ответ на шпильку. — Я хотя бы не прячусь здесь от пятнадцатилетней девочки и безобидной дамы бальзаковского возраста.
Назвать тётю Свету «безобидной» можно только с очень большой натяжкой, но за неимением других вариантов вполне сгодится. К тому же, без улыбки думать о том, как одним своим появлением в этом доме она обратила в бегство зловещую легенду криминального мира Охты и его небезызвестного приспешника Джокера, практически невозможно.
— Но ты продолжай тренировать красноречие. Будешь усердно практиковаться, однажды сможешь встретиться со своим кошмаром лицом к лицу. А там не успеешь оглянуться, как тебя начнут побаиваться даже пенсионерки в очередях.
Ульяна тоже усмехается, немного расслабляя плечи. Вот это уже больше на них похоже. Разве что в воздухе искрит словно чаще обычного, как бывает после серьёзного повышения ставок. И сложнее контролировать нарастающее покалывание в кончиках пальцев.
— Ты меня с кем-то перепутала. Я работать в СОБЕСе не собираюсь. — всё также улыбается Джокер.
Комолов заинтересованно ищет надломы во взгляде, словах, поведении и даже позе Вороновой. Пока она ничем себя не выдает. Или он не туда смотрит: небольшая грудь, худые бедра, острые плечи, тонкая шея и гибкая спина. Просто мышцы, кожа и кости, как у всех, но всё равно в её теле есть какая-то магия.
Наверное, это всё из-за гимнастики.
Саша никогда не говорил вслух, но всегда восхищался номерами Ульяны под потолком с этими полотнами. Пожалуй,
именно и
только в такие моменты он мог перестать на пару минут видеть в этой юной и прекрасной девушке младшую сестру Кирилла. Но потом она спускалась вниз, надевала свою байку и рванные джинсы… и вот это снова самая большая заноза в заднице.
Если даже отбросить всё, что могло показаться, остается то дурацкое нетипичное поведение с солисткой группы. За те несколько часов с их встречи в аэропорту Саша никак бы не успел достать сестру настолько, что она решилась на такую жестокую месть. Значит, дело в другом.
Комолов пытается напрячь весь свой мозг, но нужного ответа так и не находит. Ерунда какая-то. Со всеми...
воспитанными девчонками так?
— Вообще-то я как раз планировала уходить, — отводя с лица выбившиеся из хвоста пряди, признается она. — Я тоже еще не завтракала, и мне должны скоро перезвонить насчёт зала. Возможно, получится устроить репетицию сегодня. Так что, если твоё предложение ещё в силе, не занимай пока вечер в районе четырех часов, ладно?
В её голосе слышится лёгкая неуверенность, точно она опасается, что вчерашняя благосклонность Комолова испарилась за ночь и сейчас ей придётся заново с ним торговаться.
Саша снисходительно улыбается, продолжая перекрывать выход. Правда не единственный.
Ульяна аккуратно сворачивает гимнастический коврик, забирает оставленную на подоконнике бутылку с водой и даже относит снаряды к стойке в углу. Всё что угодно, лишь бы оттянуть момент, когда ей нужно будет приблизиться к двери. Саша всё ещё стоит там, весь такой привлекательный и расслабленный, а она не настолько доверяет своему хладнокровию. Но двигается в нужную сторону, чётко осознавая, что каждая секунда промедления грозит ей грандиозным разоблачением.
— Как-то ты хамишь, а только потом вспоминаешь о просьбе. Не предусмотрительно. — Александр укоризненно цокает языком на последнем слове, небрежно качнув головой.
Выбирает между тем, чтобы вытолкать Воронову на кухню прямо в лапы тётки. Или напугать. Заодно вспомнить былые деньки. Как давно он пугал маленькую восьмилетнюю Улю, когда та была слишком доставучей, страшными историями про чёрную руку, пиковую даму и чудище из залива.
И всё же решает быть милосердным к той, кто скрашивает эти дни своим приездом.
Отходит в сторону и открывает дверь, пропуская Ульяну.
— Я-то? Хамить? Когда такое было? — она изображает самую очаровательную улыбку из своего арсенала и ангельски округляет глаза.
В это мгновение она уже наверняка знает, что получит своё, и не может удержаться от того, чтобы не подразнить Сашу ещё чуть-чуть. Напрашивается на неприятности, игнорируя притаившееся в его взгляде обещание расплаты.
Исходящий от его тела жар может быть ею только выдуман, но обжигает взаправду, даже на расстоянии. Ульяна гонит прочь оставшееся со вчерашнего вечера воспоминание. Невидимый след Сашиных прикосновений. Интересно, изменились бы ощущения, если бы он чуть усилил хватку, притягивая к себе ближе? Если бы изучающе скользнул ладонями с талии выше? Или ниже?
Опасное направление мыслей с поличным выдаёт писк фитнес-браслета на правом запястье, сигнализирующий о превышении обозначенной для тренировки максимальной частоты пульса. Восемьдесят два или восемьдесят пять, а может и все девяносто.
Писк браслета заставляет Александра чуть поморщится от неприятного звука.
Ульяна, дёрнувшись, хаотично жмёт кнопку питания на подложившем ей свинью гаджете, но в итоге одним движением стягивает его.
— Всё время забываю отнести их в ремонт, — оправдывается она, вроде бы правдоподобно, и придвигается к выходу, планируя сбежать отсюда при первой же возможности.
Пока не поздно.
— Я так и подумал. — усмехается Комолов, не отводя взгляда от сестры.
И почему у неё опять такой вид, как тогда на лестнице после разговора с певичкой?
В детстве главный секрет был в том, чтобы оставаться достаточно юркой и быстрой. Нырнуть под руку раньше, чем он ухватит её за взлохмаченную косу. Вовремя скрыться в комнате со взрослыми. Улизнуть, пока Саше не пришло в голову перекинуть её через плечо и столкнуть в бассейн прямо в одежде.
Последнее, возможно, происходило и не только в детстве...
Но сейчас всё как-то
иначе. Из этой ловушки ей уже не выбраться. Некуда отступать, негде притаиться. Невозможно бороться с безусловной реакцией организма на иссякающие сантиметры расстояния между ними. Ульяна так долго травила в себе потребность в этой связи, что теперь нейронный сигнал в клетках коротит от одной лишь
вероятности воздействия.
Джокер барабанит пальцами по дверному косяку, а когда Воронова ступает дальше, наклоняется к ней.
— Бу. — произносит он над ухом Ульяны.
Только получается негромко. Не угроза, скорее, предупреждение... не путаться в его мыслях, как рыба в сетке.
Её следующий шаг похож на прыжок в ледяную воду. Резкий, порывистый и тоже оставляет в лёгких лишь вакуум на долю секунды. Ту самую, на которую Саша обдаёт её своим дыханием. Посылает густую вибрацию своего голоса шевельнуть волосы на её затылке. Находится
так чертовски близко.
Ворона вздрагивает от неожиданности, чуть не выпрыгнув из собственной кожи. Дёргается в сторону. Втягивает воздух пересохшим ртом. Умоляет себя не делать этого и всё равно встречает взгляд Комолова. В нём тоже есть что-то предгрозовое.
Ульяна цепляется за льдистый оттенок Сашиной радужки, чтобы пустить холод в свои вены. Чтобы закатить глаза. Чтобы высокомерно поджать губы. Чтобы развернуться, тряхнув волосами, и двинуть закоченевшее тело в направлении лестницы.
Уже скрывшись в коридоре, Воронова срывается на быстрый шаг. Перескакивает через две ступеньки и не сбавляет темп до тех пор, пока за её спиной не щёлкает, закрываясь, дверь в ванную комнату.
Когда ситуация так усугубилась и окончательно вышла из-под её контроля? Может, когда она впервые допустила мысль о том, чтобы
не уезжать обратно в Англию? Или когда безошибочно нашла взглядом Комолова в толпе встречающих, одновременно и узнавая его и нет? Или всё ещё хуже, и паутина трещин на щите её многолетнего притворства понемногу разрасталась с каждым новым парнем, которому, спустя пару-тройку безликих свиданий, Ульяна совершенно искренне цедила избитое «дело не в тебе»? А теперь вот, стали отламываться первые кусочки.
***
Саша уезжает почти сразу.
Возвращается в свою спальню только для того, чтобы полностью одеться, забрать оружие и расчесать волосы, придав им нужный объем. Даже в свой выходной не изменяет новому стилю: чёрная футболка, сверху тонкий серый пиджак в клетку и чёрные брюки.
Спускается на первый этаж. Гости ещё завтракают, в холле пусто – никто его не провожает. Ульяны тоже не видно. Вряд ли она обиделась, скорее, нашла занятие поинтереснее сводного брата.
Выходит на крыльцо и быстро переступает многочисленные ступеньки, ведущие к воротам. По дороге окидывает взглядом окна дома…
а вдруг.
По пути к машине возле беседки встречает Ворона и Тельцова, о чем-то беседующих.
— Только не говори мне, что у тебя для меня есть работа. — произносит Джокер, останавливаясь возле отчима.
— О, здорова. — приветствует его Телец.
— Здорова. — Комолов тоже соблюдает все правила приличия.
— Нет. У тебя же выходной, я помню. — отвечает Воронов.
— Так ты уезжаешь? Меня подбросишь? — напрашивается в пассажиры участковый.
— Х-м-м. — Саша поджимает губы, делая вид, что думает, — Нет.
Открывает дверь мерседеса, занимая место водителя. Шрамов взял другую машину из гаража на этот рабочий день. Виталия никто выходным не награждал.
— Ну, тебе жалко, что ли? Я не прошу до конкретного места. Просто выкинешь меня где-нибудь. — настаивает Телец.
— Ну, считай, что уже выкинул, Витюш. — с издевательской улыбкой произносит Джокер и хлопает дверью перед лицом участкового.
Также издевательски рукой в перчатке машет, а затем сдает назад, выезжая через открывшиеся ворота.
Ледяной душ приводит Воронову в относительный порядок, но она, на всякий случай, не высовывает носа из своей комнаты почти до самого обеда, пока не убеждается, что Саша всё-таки уехал. Затея бесполезная, конечно: им всё равно придётся увидеться снова сегодня.
— Ты очень вовремя вернулась, Воронова, — без лишних любезностей с первой секунды вызова заявляет ей Олег Игоревич.
Как будто она и не уезжала. Будто всё еще одна из его подопечных.
Бывший наставник басистым тоном жалуется ей на гимнасток (всего одну, на самом деле), которые умудрились долетаться до залёта, и на начальство, настойчиво требующее от него новую программу.
— Вечером жду. Покажи, что ещё не забыла, как держаться в воздухе, и через месяц я верну тебя под сценический купол, вот увидишь.
Ульяна улыбается телефонной трубке и торжественно обещает быть в обозначенное время на месте готовой к бою. К тренировке, то есть.
Помедлив, отправляет Саше смс.
А потом зависает на пару минут, пробуя понять, от чего мандраж больше, от предстоящей репетиции или от предстоящей поездки с ним в одной машине?
Отец зачем-то провожает её до крыльца, вверив Стасу рюкзак со спортивной формой. Наставляет быть осторожнее. Ульяна согласно кивает, чтобы не заставлять его переживать, а сама может думать только о чёрном мерседесе, припарковавшемся рядом. А точнее, только о его водителе.
***
Выходной
проходит медленно тянется в Котле за пересмотром старого футбольного матча, счёт которого Саша уже знает с самого начала. Пьет третью кружку кофе, скучающе подперев рукой щёку. В одиночестве за этим столом тоскливо.
— Может тебе пивка хоть плеснуть? — усмехается Максимыч, проходя мимо.
— Не, нельзя. Я за рулем. — не отрывая взгляда от телевизора, отвечает Комолов, — А вот в кофе коньяка плесни.
Он даже с трудом удерживается, чтобы самому не позвонить Ульяне и не спросить: «ну чё там с тренировкой?». И всё-таки сила воли у него железная. Только Комолов именно сейчас был бы рад, чтобы там во дворе Воронов всё-таки подкинул ему какую-нибудь работу. Даже самую простецкую… или, наоборот, очень сложную и длительную. Очень хочется набить кому-нибудь морду или пострелять.
Смс приходит, как и говорила Ульяна, в районе четырех часов. Саша не строит из себя кисельную барышню, а сразу отправляется к машине. Но ответную смс с коротким и сухим «еду» пишет уже в пути, остановившись на красном светофоре.
Заебись выходной: путь туда; Котел, где его чуть не сожрала смертельная скука вместе с несмешными шутками комментаторов; путь обратно; а потом сразу снова в город. И всё же в ожидании встречи с Ульяной он чувствует себя бодрее, чем от пяти кружек кофе.
Если не думать о том, что его жизни не имеет больше никакого смысла и пристрастия кроме как вымогать деньги, угрожать, избивать, убивать. Что ж за херня происходит после её
возвращения приезда...
В этот раз не видит смысла заезжать на территорию участка. Поэтому останавливает внедорожник с другой стороны ворот, из салона тоже не выходит. Лишь пару раз продолжительно сигналит, подгоняя Воронову.
— Иду я, и-ду, — ни к кому конкретно не обращаясь, отзывается Ульяна во время очередного гудка и к внедорожнику приближается уже почти бегом, по пути с улыбкой махнув Саше рукой.
Делает звук радио на минимум, когда замечает выходящую, точнее выбегающую, из ворот Ульяну. Она не долго заставляет себя ждать. Просто после нескольких часов невыносимой скуки и всё того же ожидания, Комолов становится слишком нетерпеливым.
Смотрит перед собой, пока Воронова усаживается в салон.
Закидывает рюкзак на заднее сиденье, подумывает забраться следом, как делала сотни раз до этого, но потом аккуратно, чтобы не стукнуть, закрывает дверь и усаживается на место возле водителя. Шрамова с ними нет, а так ей удобнее
наблюдать разговаривать с Сашей. Без переглядок в зеркало заднего вида. На расстоянии прикосновения вытянутой рукой.
Саша слышит, как аккуратно, будто сделана из фарфора, закрывается задняя дверь. Только Ульяны до сих пор в машине нет. Шутка про то, что она собирается бежать за внедорожником в качестве легкой разминки только начинает формироваться в голове, как соседняя дверь открывается и сестра непривычно садится рядом.
— Место рядом с водителем – самое опасное. — зачем-то произносит Джокер.
Хотя, возможно, это описывает
их сейчас как никогда раньше.
— Спасибо, что приехал, — ещё раз благодарит Ульяна, защёлкивая ремень безопасности.
Беззаботно и весело. Словно утром ничего не произошло. Словно он не испытывал её на прочность своим видом, а она ничем не выдала своего замешательства.
Словно ей не пришлось сорок минут мочалкой до красноты стирать с кожи ощущение коснувшегося шеи дыхания.
Не следует даже думать в том направлении о парне, который считает её своей младшей сестрёнкой.
Ульянин взгляд пытливо проходится по силуэту Комолова, выискивая следы... Того, чего она не должна выискивать. Потому что это не её дело. Во всех смыслах.
Но, рассматривая его фигуру за рулём, Воронова невольно задерживает глаза на обтянутых перчатками ладонях. На их отточенных движениях, когда Саша поворачивает руль или дёргает рычаг коробки передач. В небольшой прорези над кнопками застёжек всё ещё видно, как при этом чётче обозначается под кожей рисунок вен. Конечно, не так хорошо, как когда он носил свои кольца...
Такими темпами к впечатляющему списку того, что с ней не так, можно будет добавлять неутешительное «
фетишистка».
Комолов ощущает на себе
чужой взгляд. Отвлекается от дороги, посмотрев на свои руки, а поворачивает голову в сторону Ульяны, чтобы коротко взглянуть на её лицо.
Никак это не комментирует, потому что нужно не пропустить нужный поворот.
Интересно, как она собирается почти час ехать до города в закрытом пространстве вместе с ним? Здесь один выход – прямо из движущегося автомобиля на дорогу.
— Не за что. — без всяких «должна будешь» отвечает Комолов также легко и непринужденно.
— Надеюсь, я не сильно помешала твоим планам на выходной.
Александр решает не уточнять, что от таких планов хоть на стенку лезь.
— Не так сильно, как с той певичкой. — усмехается Джокер, уже становясь больше похожим на себя и припоминая прокол Ульяны, а точнее подкинутую свинью от неё.
На лбу Вороновой проступает тонкая складка, но это всего лишь неуловимое, как вспышка, мгновение. Оно проходит, и Ульяна снова сама своя, позволяет уголкам губ приподняться в ответной усмешке.
— Считай, что я спасла тебя от необходимости проверяться потом на генитальный герпес, — интонация выходит намеренно патетичной. — Не благодари.
Она уже извинялась за свою бестактность вчера, и если Комолов считает, что подобная акция христианского покаяния повторится сегодня снова, то это он явно зря. Ей всё ещё жаль: она была непозволительно грубой. Всё ещё не по себе: Саша выглядел таким расстроенным её поведением. Шипящий голосок в мыслях заново стыдит: она не должна поддаваться эмоциям, не должна действовать так непродуманно, не должна опускаться до нечестной игры, ведь насильно мил всё равно не будешь.
Но что-то внутри ликующе трепещет назло логике: вчера он провел праздник, общался, танцевал, делил шутки и смотрел на грозу
с ней. Всего на один вечер ей удалось побыть девушкой в главной роли, вместо того, чтобы глотать злую зависть за кулисами.
За рулём есть один существенный минус – отсутствие возможности постоянно смотреть на сестру, как через микроскоп. Поэтому сейчас бесполезно понять что-либо, ориентируясь только на голос и сами ответы Ульяны… А если бы взял с собой водителя, даже если того же Шрамова, разговор всё равно был бы совсем другим: менее личным, более нейтральным и веселым.
— Пожалуй, она…
«
…была самой чистой из большинства предыдущих связей». — заканчивает свою фразу Саша только мысленно, решив, что делиться таким с сестрой – лишнее.
— …впрочем, не важно. Спасибо. — говорит вслух только это и не скрывает сарказма в благодарности.
Комолов знает, что у него была возможность всё исправить. Подойти, отшутиться, поговорить. Может, Ульяна и хорошая гимнастка, но актриса и импровизатор так себе, на троечку с минусом. Потому что этот её выпад выглядел, как из какой-то очень глупой комедии.
Был большой шанс, что та другая Ульяна поверила бы Саше. Но он им решил не воспользоваться.
Ульяна прочищает горло, поправляет воротник летней джинсовой рубашки, переступает ногами в узких чёрных джинсах и пару секунд внимательно следит за дорогой через лобовое стекло. Пальцы правой руки сами тянутся к запястью левой, но нащупывают только пустоту.
Она и забыла, что сняла браслет. Чёрная кожаная фенечка, некогда принадлежавшая Комолову, в Лондоне с ней постоянно, каждый день, с самого утра и до поздней ночи. Кусочек дома. Напоминание. Её неизменная деталь.
Но здесь это кажется почти неуместным. Комолову совсем не обязательно знать, какая она на самом деле чувствительная и сентиментальная.
— Представляешь, за время моего отсутствия им успели отремонтировать зал, — заводит случайную тему Ульяна, лишь бы занять молчание чем-то и отвлечься. — Новые тросы, новое оборудование, новые полотна из креп-сатина и шёлка. Глинский сказал, если я ему понравлюсь, то смогу выступить уже в следующем месяце.
Оценить полотна из креп-сатина и шёлка, как и любые другие, Саша в полной мере не может. Но всё равно ободряюще улыбается.
— Круто. — комментирует он, — Уверен, в следующем месяце уже будешь главной звездой у них.
Ульяна чуть снисходительно хмыкает Сашиной попытке поддержать разговор про гимнастику и застенчиво опускает глаза в пол, словно готовая вот-вот заявить, что она не волшебник, а только учится.
У Комолова едва ли выйдет оценить её технику выполнения элементов, да и странно было бы от него этого требовать.
За эту часть её жизни раньше всегда беспокоился Кирилл.
Сколько она себя помнит, у брата в телефонной книжке хранились номера всех её тренеров, и он наизусть помнил их в лицо и по имени-отчеству. Кирилл проверял, сколько раз она присела и отжалась во время тренировки; следил за тем, чтобы в доме были хлопья без сахара и обезжиренный творог ей на завтрак; помогал, не обращая внимания на стоны и слёзы, тянуть шпагат; а по вечерам накладывал заживляющую на стёртые до крови ладони.
Мать привела её в гимнастику. Отец оплачивал хореографа и роскошные леотарды. Но именно Кирилл выкрикивал её имя с трибун на региональных, смущая собравшихся вокруг заносчивых мамочек.
И именно ему удалось впервые затащить на её выступление Комолова. Ульяну до сих пор мучает любопытство, чем таким брат подкупил тогда Сашу, что тот согласился променять их традиционный пятничный просмотр футбольного матча на посещение турнира по воздушной гимнастике среди девочек?
Мерседес сворачивает вправо. Вскоре начинается плотная полоса из деревьев по обе стороны дороги, которая затем переходит в кладбище. Не очередной способ напугать сестру. Просто так быстрее.
Комолов бросает быстрый взгляд в свое боковое окно. Смотрит на мелькающие надгробия за старым ветхим забором. Ему не раз приходилось убивать, только эти тела очень редко хоронили, как положено, на кладбище. Поэтому сейчас мысли Джокера заняты не ими, а сводным братом. Он похоронен на этом кладбище.
Не близко к дороге, а там дальше: небольшой островок, огороженный ажурным низким забором; с ухоженной могилой и дорогим надгробием; с двумя деревянными скамейками и столиком. Здесь цветы в любое время года, и фотография теперь уже навсегда двадцатиоднолетнего Кирилла Воронова. Слишком хорошо знает это место, потому что не редкий гость на его могиле. Пусть это и подальше, чем просто постучаться в соседнюю дверь от своей комнаты…
От всей этой истории утешение одно – убийца найден, а нашел его сам Джокер, пусть и по случайности.
— Ты часто приходишь...
Сюда.
К нему.
К его могиле.
Ульяна начинает вопрос, но язык не поворачивается продолжить. Губы не складываются в подходящие слова, как будто она пытается выговорить незнакомую фразу на неизвестном иностранном языке. Дорога мимо кладбища даётся ей по-прежнему непросто. От прошедшего времени точно не легче.
Они оба молчаливые, отсутствующие, погруженные каждый в свой горшочек со скорбью. Ещё четыре года назад Воронова ни за что не решилась бы это нарушить. Они даже не были, кажется, ни разу здесь вместе, кроме как на похоронах. По крайней мере, все прошлые разы она находила день, когда Саша был занят, и просила Стаса подвезти её. Такие между ними установились правила.
Что ж, в этот приезд уже удалось нарушить парочку из них. Ничего не мешает ей продолжить экспериментировать.
Комолов кладет левую руку тоже на руль и чуть сильнее сжимает пальцами, смотря вперед на дорогу.
— Два раза в месяц. Иногда чаще. — отвечает Саша, понимая незаконченный вопрос Вороновой, — К матери ехать далеко, а Кирилл здесь... почти рядом.
Старается не показывать каких-либо эмоций, только голос звучит с чуть большей хрипотцой.
Лишь спустя пару секунд понимает, что его ответ звучит так, будто он говорит о живых людях, а не о двух разных кладбищах и могилах. Это непроизвольно вызывает невеселый смешок, который больше похож на короткий шумный выдох.
Комолов старается не вспоминать похороны. Точнее ту малую часть от похорон, на которой он побывал. Испугался. Очень быстро ушел, ничего никому не сказав. Потому что у всех во взгляде… или ему казалось, что все смотрели на него и у всех во взгляде читалось: «
это должен был быть ты, а не он».
Снова вздох и выдох. На этот раз долгий тяжелый.
— Понятно.
Тихо, на выдохе. Ульяна боится продолжить, боится развивать тему, боится даже шевельнуться или резче захватить воздух для нового вдоха. Замирает, потому что Саша обычно не позволяет другим видеть себя
таким. Смотрит больше на свои пальцы, чем прямо на него, не профилирует, не пытается прочесть, а только чувствует. Пропускает десяток окрашенных в серое и чёрное эмоций насквозь, ищет, как недостающую детальку в конструкторе, ту или те, что резонируют с ним сильнее прочего.
Ситуация почти обезоруживает. Саша вряд ли нуждается в её сочувствии или утешении. Воронова судит по себе, а для неё это было бы бессмысленно унизительным. Но ей так отчаянно хочется сжать его руку в своей, безмолвно высказывая поддержку.
Первое время после переезда в их новом доме, в Англии, даже одно упоминание имени Кирилла было своеобразным табу. Так её мать справлялась с утратой. Жаль, Ульяне тот же способ не подошёл. Она лишь ощущала себя законченной предательницей. Потому что уехала, бросила отца, бросила Сашу, бросила всю свою жизнь в Питере и начала новую, смяв прошлое, как испачканный черновик. После всего, что Кирилл для неё делал, разве справедливо было вот так отвернуться от его памяти?
Изредка Ульяне удавалось убедить себя, что это лучше, чем маячить у всех перед носом призраком чужого болезненного отсутствия.
— Видел бы он нас сейчас, — смягчая удар, немного печально улыбается Ульяна. — Какими мы стали.
Труднее всего было два года назад, на её двадцать первый день рождения. Принять, что Кирилл уже никогда не будет по-настоящему
старшим братом.
Комолов чуть откашливается, пытаясь сглотнуть тяжелый ком в горле. Так всегда, когда речь заходит о сводном брате, который за небольшой срок смог стать родным. Не о воспоминаниях, а именно о его смерти, о его безвозвратной утрате.
Кирилл вел самый безопасный образ жизни, все конфликты старался решать миром, никогда не занимался ничем противозаконным. А умер так рано и так бессмысленно.
Благодарен Ульяне, что она не продолжает эту тему, не пытается вывести его на эмоции, не утверждает, что «нужно выговориться – станет легче» и весь прочий бред. Если бы всё было так просто. Хотя, казалось бы, после матери у него должен был выработаться
иммунитет. Или что-то вроде того.
— Мне кажется, он бы не разочаровался. — слабо улыбается Александр, ненадолго повернув голову в сторону Вороновой.
Взгляд, которым они обмениваются, кажется Ульяне более наполненным и тёплым, чем когда-либо. Какая-то невидимая ниточка восстанавливается между ними в повисшем умиротворяющем молчании. Что-то настоящее и искреннее.
— Нет, не разочаровался бы, — эхом повторяет Воронова. — Может, удивился бы тому, что мы теперь такие образцовые молодые люди.
Она ладонью обводит их внешний вид, как бы намекая на отсутствие в нём вызывающих и выбивающихся элементов. Никаких надписей на широких футболках, никаких лишних украшений и даже волосы не в таком беспорядке.
— Сделал бы вид, что нас не узнает. — мягко предполагает Комолов.
Это не помогает. И Саша никогда не занимается этой ерундой, будто бы Кирилл наблюдает за ним сверху, осуждает, поддерживает, радуется. Только сейчас подыгрывает ради Ульяны.
Из-за малого количества машин мерседес движется на большой скорости и быстро преодолевает полосу горечи, потерь и смерти.
После кладбища вид за окном снова сменяется на лес, а затем поля и жилые дома, но уже не такие большие и дорогие, как в их элитном коттеджном поселке. Комолов знает эту дорогу наизусть и сразу замечает, если что-то меняется.
Когда Саша вновь отворачивается к дороге, она синхронно повторяет его жест, возвращаясь к рассматриванию природы за окном. Хотя ещё долго хранит под рёбрами это лучистое чувство, пускающее свет в самые одинокие закутки её мыслей.
Пока вокруг меняются декорации, в салоне царит тишина. Настолько мирная и безмолвная, что даже автомобильный гул трассы не мешает Вороновой различить знакомые отзвуки мелодии в колонках. Пару секунд она прислушивается, проверяет, не показалось ли ей, а потом тянет руку к кнопке управления громкости радио.
— Обожаю эту песню, — прибавляя звук, коротко поясняет она Комолову. — Такое обычно не крутят на радиостанциях, но ей повезло выстрелить в мировом чарте.
Зачем ему эта информация, Ульяна не знает. Просто её уже захватила нарастающая в куплете музыка. Воронова начинает постукивать ногами в такт, затем покачивать головой и отстукивать ритм пальцами по бедру. Дождавшись припева, выводит плечами небольшую волну, довольно прикрыв глаза, и беззвучно произносит слова. Подпевать не решается, чтобы не портить звучание. При подходящем случае, она снова переводит взгляд на Сашу, прежде чем рассмеяться собственному неловкому пританцовыванию.
То, что Джокер полностью пришел в норму можно судить по тому, как он снова оставляет одну руку на руле, а левую расслабленно опускает на свое бедро. Музыка, сидячий танец и приподнимающееся с каждой строчкой настроение Вороновой в этом помогают. Саша даже улыбается уже не грустно, а с иронией, запрятанной в изгибе губ.
Кладбище остается далеко позади, как и мрачные безрадостные мысли.
Заставка радиостанции, как это всегда и бывает, обрывает песню, съедая секунд пятнадцать "неинтересной" концовки, и Ульяна с разочарованным выдохом откидывается на сиденье спиной.
О чём там разглагольствует ведущий, слушает уже вполуха. Даже удивительно, что в современном мире кто-то ещё пользуется «Часом приветов и поздравлений» и отправляет на короткий номер смски с просьбой поставить определённые композиции. Хотя позже упоминаются чаты радио во всех популярных социальных сетях, и это уже кое-что объясняет.
Комолов не успевает переключить на следующую радиоволну, потому что диджей объявляет о новой композиции:
— А следующая песня прозвучит для самой лучшей девочки – Кати. От твоего Ванюши.
Джокер готов опустить свое окно и блевануть прямо на дорогу от такой ванильной херни.
Звучит короткий проигрыш самой радиостанции, а затем первые ноты песни. Саша ожидает услышать что-то такое же жутко романтичное, но ради любопытства не переключает.
Воронова улавливает названия нескольких запрошенных треков, просто чтобы знать, к чему себя готовить, но почти сразу жалеет о проявленном внимании. Формулировка последней заявки тащит в прицепе порцию какого-то испанского стыда и заставляет её поморщиться, как от приторно-сладкого пудинга. Есть же у некоторых столько излишней раскрепощённости...
Отшутиться по этому поводу она не успевает, практически с первых нот узнавая мелодию.
— «You're wearing nothing but my t-shirt. Call me shallow but I'm only getting deeper, yeah... And I'll keep leading you on, If you keep leading me into your room...» — плавно доносится из динамика, а затем переходит в динамичный припев.
Поэтому Комолов решает не переключать, а даже в такт постукивает большим пальцем по гладкой поверхности руля, улавливая смысл песни только по тем словам, перевод которых ему знаком.
А вот и первые плоды от занятий английским, на которых настаивал Ворон. Вместе с Аркашей. Ещё полтора года назад Саша бы не понял ни строчки.
— Интригующий выбор, — хмыкает Ульяна, чуть было не ляпнув, что с такими музыкальными предпочтениями в заявке больше подошло бы оставить «
для моей хорошей девочки».
До неё запоздало доходит,
кто сидит на соседнем сиденье за рулем, и Воронова буквально может чувствовать капельки холодного пота, скатывающиеся ей за шиворот. Будто она едва не продемонстрировала Саше воображаемый ящик со всей прочитанной с подростковых времен беллетристикой, всеми романами в мягких обложках и книгами, выходившими до публикации по главам где-нибудь на AO3.
На этот раз они меняются ролями, и она непривычно ощущает его быстрый взгляд на себе, пусть и продолжает смотреть куда угодно, только не в ту сторону. Гадает про себя, достаточно ли у Комолова познаний, чтобы разобрать все заложенные в текст двусмысленности. А ещё прикидывает, что из этого считалось бы допустимым знать ей. Возможно, ещё не поздно прикинуться, что она ни слова не разобрала или поняла всё очень буквально, максимум – с драматичным подтекстом, оставив всё остальное за пределами своей испорченности. Вот только переключиться теперь, по закону подлости, совсем не просто.
— Намного лучше, чем та… — в первый небольшой проигрыш комментирует Саша, вспоминая одну из песен Виа Гры на вечере Ульяны: — …с «попал в мишень». Или только у меня такая ассоциация была.
Не чувствует стеснения или какого-то стыда, обсуждая с сестрой такие интересные темы.
Ей же уже давно не четырнадцать. А до этого подобных разговоров или даже намеков не было. И было бы странно, если бы они были. Как будто Джокеру девиц мало.
Хотя Ульяна смутилась так, будто всё ещё девственница. Комолов гонит прочь из головы непрошенные, не сулящие ничего хорошего мысли. И настолько откровенную и смелую догадку не высказывает.
Хотя в салоне мерседеса в штатном режиме работает кондиционер, желание Вороновой опустить боковое окно или найти себе какую-нибудь твёрдую папочку пообмахиваться растет в геометрической прогрессии от секунды к секунде.
И что, чёрт возьми, она должна делать?!
Брезгливо фыркнуть от того, что Комолов опошляет вроде как лирическую песню? Даже если сама она вчера полвечера гадала, была ли такая сомнительная формулировка задумана группой или ей пора осторожнее выбирать жанры и предупреждения своего чтива?
Может, пересмотреть идею выйти из движущегося автомобиля прямо на лобовое стекло другой машины?
Обычно спонтанными приступами ханжества Ульяна не страдает. Да и, казалось бы, смешно стесняться Саши, после стольких-то лет. И всё же перед ним она вдруг теряется и краснеет, как выпускница института благородных девиц, не способная произнести вслух слово «член».
Интересно, эта чертова песня всегда была такой длинной?!
В машине точно кто-то подкрутил климат-контроль, вернув температуру на тот же уровень, что царил с утра в спортивном зале их дома. Ульяна вполне заслуживает медали за то, какими усилиями удерживается от попыток неловко поёрзать на сиденье, но всё равно, не зная, чем занять руки, тянется убрать выпавшие из хвоста пряди за уши.
I'm about to take you back to church (Back to church, baby),
Well, tell me your confessions, baby, what's the worst, yeah?
Даже за рулем, даже на скорости 80 км/ч Комолов замечает, что с Ульяной что-то не так.
ОПЯТЬ. Будь у него под рукой ручка и блокнот, он бы обязательно поставил сегодняшнюю дату и сделал заметку.
Может, ему её тоже… в церковь? Комолов подавляет непрошенный звонкий смешок. Гасит его в расплывающейся на лице дурацкой широкой улыбке. К счастью, Воронова на него всё равно не смотрит. А то бы решила, что он с ума сошел.
Ульяна продолжает неловко отводить взгляд и мяться, как школьница. Это всего лишь песня. А Саша – всего лишь Саша. Не отец, не малое дитя, которое спрашивает, зачем тётенька из песни стоит на коленях. Он даже не её парень.
Хотя это не значит, что такая робость не подкупает Джокера.
— Кстати, я однажды почти попала на их концерт, — стоит музыке начать стихать, выпаливает она, чтобы выйти на более безопасную почву. — Хотела купить билеты на своё двадцатилетие, но, к сожалению, не сложилось. Хотя они все равно уже не играют вживую этот альбом. Может, только парочку самых популярных песен.
— М-м. Не знал, что ты поклонница.
Неплохая попытка, Ульяна. Только ей всё равно не удается направить Сашу в другом направлении. Потому что идея про малого дитя слишком хороша…
— Не то чтобы поклонница. Просто нравится их звук, — потирая затылок, уточняет Воронова на всякий случай.
В салоне снова раздаётся голос ведущего, который радостно обещает поставить что-нибудь «в продолжение темы» после небольшого перерыва, но продлевать этот аттракцион Ульяна больше не намерена, поэтому перещёлкивает радиоволну первой.
Безобидное оправдание появляется само собой:
— Реклама же.
На въезде в город приходится сбрасывать скорость. Когда движение автомобиля становится оптимальным, он позволяет себе снова вернуться к тому, с чем ещё не закончил.
Снова поворот головы и взгляд вправо. Короткий и скользящий. Указательным пальцем свободной руки Комолов слегка трёт свой кончик носа, сам набираясь решительности. Процесс недолгий, потому что не хватало совсем чуть-чуть.
— Только не понял, почему боль? И, кстати, как переводится Baptise... in your thighs? — с не самым лучшим произношением переходит на английский Саша.
И это начинает быть похоже на… флирт? Только позже Комолов даст себе обещание с таким не заигрываться. Это же Ульяна, а не какая-нибудь девица на одну ночь.
Даже не врет. Про боль он на самом деле не понимает, а на счет перевода сомневается только в первом слове, из всей песни предполагая посыл этой строчки. Главное, чтобы его не выдал нездоровый блеск в глазах и полуулыбка (
для флирта) на губах.
Пока они замедляются на въезде в город, Ульяна торопливо приводит в порядок дыхание и пульс и раздумывает, не дотянуться ли ей до оставленной в рюкзаке бутылки с водой. Недолго, правда, раздумывает. Вообще-то пару минут спустя она даже рада, что вода оказалась вне её досягаемости. Иначе после озвученного Сашей вопроса, вернее, вопросов, вся расплескалась бы, если не по передней панели, то по её рубашке точно. В лучших традициях комедийных шоу.
— Ну... М... Э...
Воронова сглатывает целую пустыню песка во рту, пытаясь выдавить из себя что-то кроме случайных междометий.
Замечает, как Ульяна ещё сильнее теряется и краснеет, будто он сказал что-то совсем непристойное… или включил песню FACE.
Кстати, а на какой частоте её могут крутить?...
Лицо так горит, что теперь сомневаться в разукрасившей щёки лихорадочной краске сомневаться уже не приходится. Перед глазами строчками из дешёвых любовных романов ехидно вырисовывается тот ответ, который озвучить она никак не может, и Воронова, не проконтролировав свою реакцию, на секунду чуть плотнее сводит бёдра. Снова тянется убрать с лица волосы. Снова поправляет воротник. В панике переводит взгляд на Комолова.
Вид у него такой... И выражение лица смутно знакомое. Оно бывает, когда... Как будто он...
Бред.
Похоже, она всё-таки заработала себе под дождём воспаление мозга.
Даже если Саша и
флиртует с ней, то только потому, что заметил её неловкость и хочет её подразнить. Тот самый невинный тип флирта, который бывает между
лучшими друзьями, например.
То, что между ними такого ещё не было, совсем не значит, что за этим что-то стоит.
Сегодня Комолов рад красному сигналу светофора впереди. Снижает скорость до минимума и останавливается мерседес за белым хендай солярис. Пока пять пешеходов дружно шагают на другую сторону.
Целых сорок секунд, чтобы посмотреть на Ульяну, не отвлекаясь.
В это же время на другой радиостанции голоса Киркорова и какой-то певицы пытаются вмешаться в столь серьезный разговор:
— «Он звонит ночью из чужой ванной, ты ответишь точно. Всё идёт по плану».
Комолов находит пальцем на руле нужную кнопку и делает звук динамика тише. Вдруг именно это мешает Вороновой сосредоточиться. Все сорок секунд и не чуть не меньше Александр наслаждается этим видом на соседнем сидении. Он уже хочет, как в школе, попытаться помочь бедной подруге, не выучившей урок. Правда, в школе именно ему всегда помогали, тихо шепча с первых парт.
Саша даже чувствует легкий укол вины… и что-то ещё по отношению к Ульяне. Умиление?
— Дословный перевод там странный. Думаю, имелось в виду, что когда девушка... Обнимает его, обхватив бёдрами... Для него этот момент близости практически религиозен, — Ульяну не покидает ощущение, что она вернулась на урок литературы и у доски импровизирует на тему метафор и аллегорий в плохо знакомом ей тексте.
Ей так убийственно хочется провалиться сквозь землю.
А ещё очень нужно продолжить что-то говорить прежде, чем собственное воображение подрисует описанному ею образу их с Сашей лица.
Фак.
То есть,
чёрт.
— Красиво. — почувствовав себя профессором, обсуждающим что-то очень духовное, вдумчиво отвечает Комолов.
Ульяна четко отвечает на поставленные вопросы, даже не пытается подловить его в ответ или как-то ещё выкрутиться, посмеяться. А ещё она даже в шутку не прокомментировала свое волшебное перемещение из гостиной в родную спальню. Это даже немного обидно. Будто бы для неё что-то рядовое и само собой разумеющееся.
— А с болью я и сама не уверена, что правильно поняла, — чтобы не рисковать, решает отшутиться Воронова. — Возможно, для него она смешивается с понятием удовольствия. Учитывая мой выбор гимнастики в качестве хобби, не могу сказать, что у меня есть право это осуждать.
А Ульяна всё продолжает вести себя так, что у Комолова складывается впечатление, что это их шестое свидание и пора бы уже перейти к чему-то большему, чем просто подержаться за ручки. А мерседес не посреди оживленной дороги, а где-то в тихом дворе дома уже спящей пятиэтажки поздней ночью. А фонари, как всегда, не работают.
К счастью, настойчивый гудок позади быстро разрушает эту неуместную опасную фантазию.
Саша снова вжимает педаль и следует дальше по обозначенному маршруту. Приходится смотреть на тянущуюся вдаль дорогу и всё тот же зад белого хендая. Даже ни одной маломальской пробки.
Блять. Это намного сложнее, чем покер.
Поэтому Джокер пока не торопится увеличивать ставки.
— Это уже мазохизм, получается. — усмехается Саша.
«Ты ему: «Где ты?», он опять игнорит». — звучит из динамика.
— Каюсь. Тут ты меня поймал, — Ульяна в соответствующем словам жесте поднимает обе руки вверх и слегка качает головой, поражаясь тому, что радиоэфир уже минут пять как двинулся дальше, а дурацкая провокационная песня всё не может закончится. — Кажется, я действительно неисправимая мазохистка.
Из-за гимнастики.
Конечно...
Улыбка держится на её лице, как приклеенная. Воронова ещё парочку тактовых отсчётов играющего трека не сводит глаз с Саши, пока он следит за дорогой, только после опуская взгляд к приборной панели. Старается не размышлять долго о двойном — или уже тройном? кто его разберёт — подтексте своего последнего признания, которое вообще-то задумывалось шутливым. Игнорирует слезливый и надрывный голос певицы, чтобы не воображать себе несуществующие параллели и не различать в строчках прицельные попадания по её душевному состоянию. Ей ведь не тринадцать: усаживаться на подоконник с чашкой остывшего кофе в руках она точно не станет. Медленно выдыхает воздух, в смешном намерении прогнать вместе с ним часть изводящих её мыслей и...
— Я всегда это знал. Только мазохистка может пить кофе без сахара. — улыбается Саша, выруливая их разговор в более привычное настроение.
Удивительно. Он не включает навигатор, даже не задумывается о том, где нужно свернуть. До сих пор хорошо помнит эту дорогу.
Комолов точно не знает, когда именно Ульяна начала заниматься гимнастикой. Наверное, с рождения. Потому что уже в свои семь лет, когда Саша только познакомился с Вороновыми, она уже была гибкой и вытворяла всякие штуки вроде колеса и шпагата.
А он же в это время макал в школьный унитаз головы трусливых ботаников и дрался до крови с такими же хулиганами из параллельного класса. А также не страшился дерзить старшеклассникам и прочим, кто не хотел с ним считаться.
Никого из ребят тех времен рядом уже нет. Кто-то скончался, кто-то сел, другая часть взялась за ум или хотя бы попыталась. Только к концу школы Джокер оброс уже новыми более полезными и значимыми связями. Не без помощи Ворона.
Неизмеримо количество нервов, которое Саша потрепал учительнице начальных классов – своей матери.
После её смерти был переведен в другую школу – к Кириллу и Ульяне, только классы разные. И уже тогда начал уяснять правило Ворона: «на своей территории не гадить, врагов не наживать, а истреблять». Поэтому в новой школе был практически образцовым учеником, не считая прогулов и курения в школьном туалете (благо от этого ни один ботаник не пострадал). А всю свою агрессию и характер Саша вымещал вне школьных стен, где-нибудь в темных переулках или других злачных местах.
Кирилл иногда помогал с уроками. Четкое правило: «только помогаю, не делаю за тебя».
Зануда, ты Кир.
А от Комолова один раз отхватил обидчик Ули, на перемене забравший у неё… что-то, Саша сейчас и не вспомнит, чтобы поиграться.
Негромкая песня не заглушает звук уведомления о сообщении. Саша тянется в внутренний карман пиджака за телефоном.
Бегло читает короткий текст сообщения, отчего настроение ещё приподнимается.
— Шрам билеты достал. Сборная России играет. — поясняет Комолов и небрежно кладет телефон на кожаную обивку между сидений экраном вверх.
Не думать о Саше.
Какой-то долбанный слоган последних восьми лет её жизни.
Ведь у неё даже получается. Получалось. С переменным успехом.
О его шаткости очень красноречиво свидетельствуют её якобы отсутствующий отклик на звякнувший у Саши телефон и резко выпаленный вопрос:
— Сегодня?
У неё есть хорошее оправдание. Саша ведь должен завести её домой?
Косится на Ульяну, когда та так резко реагирует на его слова о матче. С таким необоснованным и непредсказуемым поведением она бы в два счета обыграла его в карты.
— Шрам, конечно, полезный очень. Но достать шесть билетов в день такого матча – это нужно, как минимум, использовать магию. — с усмешкой произносит Джокер, — Через неделю.
Из этих шести не один для Ульяны не предназначен. Саша помнит, что она вроде как-то смотрела с ними матчи по телевизору (из-за крепкой родственной связи с Кириллом, конечно же), но вовлечена не была. Поэтому и сейчас Комолов даже не рассматривает такой вариант, взять её с собой. Да и в их компании вряд ли ей будет комфортно.
На объяснение по поводу матча Ульяна реагирует коротким «А» и пожимает плечами, как бы говоря, что лично парней Джокера на наличие магических способностей не проверяла, но если бы Шрамов нашёл способ их задействовать по Сашиной просьбе, она бы не удивилась.
В её голове почти автоматически откладывается информация о том, что на следующей неделе Саша будет занят, намечая очертания будущих планов. Вероника давно уговаривала её выбраться куда-нибудь в кафешку или в ночной клуб, а Макс приглашал их компанию на новоселье. Хотя, если отец будет заниматься своей сделкой с Москвой, а у Стаса прибавится поручений, возможно, лучше всего ей провести вечер дома за книжкой, у камина или на лужайке. Что вообще-то тоже звучит неплохо.
У Саши свои способы занять досуг, а неё – свои.
— Звучит здорово. Наверное, — она приподнимает уголки губ в неуверенной, но искренней и светлой улыбке.
Пару раз Воронова пробовала уломать Кирилла объяснить ей что да как в том виде спорта, который нравится Комолову. Пробовала выучить название его любимой команды и фамилии всех игроков в её составе. Гуглила словарь самых важных футбольных терминов. Даже хранила в голове расписание матчей, которые он смотрел. Кое-что занимает место на диске её системной памяти до сих пор.
Но привить себе любовь к игре или продержаться больше рекордных пятнадцати минут от начала у не выходило и в самые тяжёлые периоды её обострения.
И все же, никто не мешает ей просто порадоваться за Сашу.
Его мобильный сигналит снова, мигает подсветившимся экраном практически перед самым носом, и Ульяна рефлекторно бросает на него взгляд. Текст уведомления не разбирает, одёрнув себя, но случайно успевает ухватить не просто неизвестный, а зашифрованный номер, и несколько жёлто-красных смайликов на конце. Вряд ли Шрамов такими пользуется. Или она чего-то не знает об их с Сашей отношениях.
Это не её дело.
Так держать, Ульяна. Почаще напоминай себе об этом.
Не может уловить взгляд сестры. Поэтому лишь берет телефон в руку и, снова не разблокировав экран, читает:
— «
Сегодня придешь?»
Саша вздыхает, будто его приглашают на какое-то нудное и очень утомительное мероприятие. Даже этот около-флирт в машине с
сестрой Ульяной вызывает намного больше эмоций и ощущений, чем мысль о развязных поцелуях той, которая строчит смс-ки в надежде на встречу. Ничего незначащую. Пустую.
Воронову отвлекает появившийся из-за поворота фасад здания тренировочного зала, и она подбирается на сиденье уже в предвкушении.
—«
Уже целую неделю от тебя ни весточки. Забыл?»
Геля. Пишет с телефона, который ей подарил Саша. Если запрещенную передачку в тюрьму вообще можно назвать
подарком.
Решает ответить ей и всем остальным тоже, пока будет ждать Ульяну в машине. Только сама Воронова с этим, видимо, не согласна.
— Знаешь, я вообще-то сегодня недолго, — когда оттягивать уже некуда, решается сказать она. — Там к семи должна собраться подростковая группа. Ты мог бы дождаться меня, если хочешь.
Ульяна никогда не приглашала на репетиции даже Кирилла. А на выступлениях всегда делала вид, что чьё-то присутствие на трибунах ей вовсе не нужно. В Англии публики не было тем более: кроме матери мало кто был наслышан о её увлечении.
Она и сама не знает, почему внезапно предлагает Комолову пойти с ней и занять место в зале. Даже сомневается, что верно это сформулировала. Но теперь уже не отмотать пластинку назад не может, и только ждет. Снова.
Внедорожник подъезжает к зданию. Приходится немного поискать свободное место на парковке. Он его находит.
Воронова зачем-то перетягивает рюкзак с заднего сиденья к себе на колени, вместо того, чтобы выйти и забрать его нормально. Теребит в пальцах лямки секунду-другую.
Останавливается в десяти метрах от входа. Глушит мотор, снова невесело думая о перспективе провести ближайшие пару часов в ожидании. Ну, хоть телефон ожил, будет чем себя развлечь… или, может, успеет воспользоваться тем приглашением?
— Ну, а я чем, по-твоему, собираюсь заняться? — улыбается Саша, не понимая намека сестры.
Она это делает не так настойчиво и в лоб, как девушка из смс.
У Саши свои способы занять досуг, а неё – свои.
Ульяна ещё раз проговаривает себе это сразу после того, как озвучивает Комолову предложение поприсутствовать на её репетиции. Вернее, ей кажется, что она делает именно это. Приходится так долго собираться с мыслями, подбирая нечто получше прямолинейного «пойдём со мной», и ещё дольше с духом, чтобы вообще позвать кого-то быть её зрителем. Из-за этого прилетающее в ответ, вполне обычное и дружелюбное, Сашино подтрунивание ощущается, как удар под дых.
— Ну да, точно. Ладно, — сбивчиво мямлит Воронова, как-то вся разом обращаясь в движение.
Суетливо производит в минуту значительно больше махинаций чем требуется для того, чтобы отстегнуть ремень и выбраться из машины. Останавливается закрыть дверь и почему-то вновь медлит. Ведёт какую-то внутреннюю борьбу.
Ульяна снова не пойми как реагирует. Будто он сказал что-то обидное.
Да чё я сказал то?
Саша мысленно отмахивается. Он уже устал и утомился разгадывать это судоку, где цифры каждую минуту в беспорядке скачут по клеткам. Может,
разрядка и правда не помешает.
А зачем он вообще всё это затеял? Ах да…
Будет обидно, если под конец поймет, что Ульяна так себя ведет из-за какой-то личной лондонской драмы. С парнем рассталась, например. Или, наоборот, бывший написывает.
Или не будет обидно, ведь у него нет никаких ожиданий на этот счет. И надежд тоже нет.
Саша поднимает левую ладонь в коротком молчаливом прощании и принимает более удобное положение, повернувшись к лобовому стеклу. Расстегивает кнопку на правой перчатки и стягивает её одним ловким рывком, бросая себе на колени.
Берет телефон, расслабленно наваливаясь на спинку водительского кресла. Пока не отстёгивает ремень.
Сетчатку раздражает послеобраз уведомлений на Сашином телефоне, подстегивая тягу к экспериментам в противовес трусливому порыву играть по сценарию. Это действительно не её дело. Комолов сам выберет, с кем и как провести вечер. Но ей нужно убедиться, что он наверняка знает о
всех возможных вариантах.
Собираясь уйти сейчас, она не проигрывает, а сдаётся, бросая начатое на полпути.
Отец воспитал её лучше.
Боковое зрение улавливает Воронову, застрявшую в дверях. Комолов без раздражения или любого другого негатива поворачивает голову в её сторону.
— Забыла чего?
— Тебе не обязательно сидеть в машине, — предпринимает вторую попытку Ульяна, используя уже более конкретные формулировки. — Глинский специально открыл помещение пораньше, до группы, так что там будет довольно пустынно. Есть шанс занять местечко даже в первых рядах. Ну, если, конечно, у тебя нет здесь других, более интересных занятий. Посчитать, там, голубей на парковке. Или пройти змейку. Или ещё что-нибудь...
Она многозначительно опускает взгляд на телефон у Саши в руках.
Снова не с первой фразы Комолов понимает, чего от него хочет сестра. Снова слишком много лишней информации: Глинский, группа, пораньше, шанс…
Ближе к делу.
— В общем, надумаешь – приходи. Я предупрежу на посту охраны.
Договорив, Воронова отпускает несчастную дверцу и нормальным шагом отправляется ко входу в зал. Перед тем, как взяться за ручку, оглядывается в последний раз, словно в ожидании, что Саша нагонит её тут, а потом скрывается внутри.
Комолов даже ответить ничего не успевает. Приглашение такое, будто Воронова ему одолжение делает. И это «
ещё что-нибудь». Как ревнивая жена, честное слово. Джокер тихо посмеивается от своей же дурацкой ассоциации.
Сложный выбор: встреча в квартире, где его очень ждут, переходящая в секс, или приглашение Ульяны, не понятно с чего вдруг и зачем. И всё же ему хватает минуты, чтобы решить.
Вытаскивает ключ из зажигания. Прихватив телефон с собой, выходит из автомобиля. Обе перчатки оставляет в салоне. Написать сообщения сможет и из зала… или что там у них.
***
Кроме интерьера здесь всё по-старому, так же как и четыре года назад. Ей улыбаются на пропускном пункте и кивает неизменная уборщица тётя Галя. А вот Глинский, напротив, на долгие приветствия не разменивается, чуть ли не с порога отправляя её в отремонтированные раздевалки. Теперь тут есть душевые и шкафчики, а не только ряд вбитых в стену крючков. По дороге к залу Ульяна привычно заворачивает отдать звуковикам музыку.
Пока технические работники зала настраивают оборудование и проверяют крепежи, она разминается второй раз за день, попутно выслушивая инструктаж. Пробует сцену, привыкает к свету. Примеряется к полотнам, на проверку выполняя несколько простеньких трюков на небольшой высоте.
— Как будешь готова, Уля, — даёт ей отмашку Олег Игоревич, занимая место где-то в центре зала.
И только тогда она обращает внимание на собравшуюся публику. Замечает парочку незнакомых ей сотрудников и несколько случайно затесавшихся зрителей. Обычно беглого осмотра ей достаточно, но в этот раз Воронова внимательнее скользит взглядом от сиденья к сиденью, разрешая себе эту маленькую запинку, прежде чем только на своих движениях и полотнах.
***
Ставит мерседес на сигнализацию и убирает брелок с ключами в карман брюк.
— Вы куда?
— На... репетицию. Вас вроде как должны были предупредить.
— А. Александр? Проходите. Прямо и налево.
Кивнув в знак благодарности, Комолов следует указанным курсом. Подходит к залу, на пару секунд замирая в дверях. Точно как Воронова у машины. В таких местах Джокер, наверное, в последний раз был на том самом последнем для него выступлении Ульяны.
Решает занять место не в первых рядах, а немного подальше, чтобы, если что, без стеснения можно было строчить смс-ки. Комолов не поднимает взгляда от включенного экрана своего смартфона, пока не начнется музыка.
В тусклом освещении зала зрение не сразу выхватывает Сашин силуэт. Готовая вот-вот отвернуться, Ульяна натыкается на него вскользь, почти случайно, и едва удерживается от того, чтобы не расплыться в глуповатой улыбке. Поднявшись на маты, привстает на носочки и подает условный сигнал ребятам на техническом мостике, чувствуя прилив странной душевной приподнятости.
Настолько настроенной на выступление она бывает нечасто.
У неё есть пара секунд, пока приглушают свет боковых прожекторов и пускают трек, чтобы сосредоточиться. Программа, которую она выбрала, отчасти импровизационная — лоскутное одеяло из кусочков комбинаций прошлых лет. Полотна без контрвеса, закреплены где-то под потолком, а это одновременно и проще, и сложнее. Ей особо не размахнуться в трюках, без возможности отрепетировать движение оборудования единым с ней организмом. К тому же, надо ещё придумать, как взобраться повыше и не выглядеть при этом десятиклассницей, сдающей норматив на канате. Зато материал в самом деле приятный. Мягкий шёл буквально умоляет о прикосновении. Струится между пальцев, но создаёт достаточно крепкое сцепление.
Посторонние звуки в зале затихают и наступившую тишину разрезает музыка. Саша блокирует экран, не дописав сообщение. Убирает телефон. Поддается вперед и складывает обе руки на впереди стоящее пустое кресло.
Устремляет взгляд на сцену. Занял не первые места, потому что пришлось бы сильнее задирать голову в самые драматичные моменты выступления.
Ульяна выверенным тягучим жестом отводит ткань в сторону, будто предлагает зрителю тоже полюбоваться её струящейся красотой, начинает танец с первого шага, с мимолётного изменения во взгляде и позе, ещё на земле, пока мелодия только раскачивается на вступлении. Звук из колонок густой и обволакивающий, и отдаётся лёгким подрагиванием внутри. Воронова точно не вспомнит, после которого из своих номеров, стала менять плакучую скрипку и печальное фортепиано в аккомпанементе на насыщенную басовую линию электрогитары, ударные или нечто совсем необычное, вроде контрабаса. Однажды ей просто надоело рассказывать однотипные лирические истории, и она сфокусировалась на том, что может показать. Выбрать сложные многокомпонентные эмоции, и позволить зрителю самому решить, что ярче откликается в нём в ответ на образы.
Взбираясь по полотнам вверх, делая свой первый трюк, первый прогиб, первое кручение вокруг своей оси, Ульяна не застывает ни на секунду. Взмах рукой продолжает шпагат. Наклон головы следует за движением кисти. Как падают её волосы. Как ложатся блики на одежду. Одна плавная линия переходит в другую.
Внимательно следит за каждым движением, сменой положения ног, рук, за то, что именно удерживает Ульяну от падения в данный момент. Сейчас это обмотанная тканью рука, а через несколько секунд ткань, крепко обвивающая талию и правое бедро. Комолов будто скептик, который хочет раскрыть секрет фокуса и высмеять фокусника. Или, скорее, телохранитель, готовый сорваться с места в любой момент, чтобы не допустить печального столкновения с твердым полом.
Это почти как пробовать двигаться под водой. Только вместо давления жидкости у неё гравитация, трение и импульс.
Ульяна расправляет полотна пальцами и заставляет их танцевать вместе с ней. Отправляет в полёт брызгами разлитой по холсту краски. Кладёт петля за петлёй шёлковым кружевом на бледную кожу, когда ей нужно повиснуть вниз головой.
Свой главный козырь она приберегает напоследок. Дожидается кульминации в песне и раздразнивает несколькими обмотками аппетит следящего за ней зала, поднимаясь под самый потолок. Хочет удивить. Потрясти.
Произвести впечатление.
Убедившись, что ткань надёжно обхватывает её бедро, Ульяна подтягивает всё тело вверх, цепляется за полотно согнутым коленом. Примеряется недолго, мгновенье или два, – и отпускает руку.
От свободного падения знакомо стягивает желудок. Полотно чуть пружинит в конце, и она использует инерцию, чтобы распутать ещё одну петлю вокруг своего тела. Её так стремительно тянет к полу и очень резко выгибает дугой, но Ульяна ни на секунду не сомневается, что повиснет точно в метре над полом и не коснётся его даже костяшками вытянутой руки. Тут у неё всё под контролем.
Она полностью уходит в этот образ, танец.
Такой Ульяну Саше доводится видеть редко. Не перестанет удивляться, как там под потолком можно выглядеть такой хрупкой, нежной и одновременно сильной, смелой.
И всё же, чтобы напугать Джокера нужно что-то существеннее. Поэтому, когда расстояние между Вороновой и полом неотвратимо сокращается, ничего в груди предательски не сжимается… если только не от страха, а от чего-то другого... восхищения? Именно от него.
Потому что Саша верит в мастерство Ульяны. Ведь именно там на высоте в несколько метров, в компании неизменных полотен ей точно ничего не грозит.
Ведь так?
Впереди ещё один эффектный элемент – спуск и кручение – для красивого финала. Хотя он, конечно, уже не такой рискованный, и Воронова незаметно переводит дыхание. Возвращается в воздух не сразу, выполняет парочку движений на полу, сгоняя напряжение в мышцах, а потом снова виснет на полотнах.
Высота позволяет сделать гораздо больше стандартных трёх оборотов. Ульяна выкручивает пять, прежде чем выровняться, и наконец выпутывается из полотен. Ставит точку, вскинув руки вверх. Не шевелится до окончания музыки и ещё чуть-чуть.
До того, как включится свет и очнётся публика, о которой она успела забыть.
Раздаются скромные аплодисменты, в которые врываются более громкие и уверенные хлопки Комолова. Саша даже привстает со своего места, чуть не выронив чертов телефон с колен на пол… почти как в выступлении, ага. Успевает перехватить его где-то в районе собственных икр.
Стоит световикам вернуть лампам над залом прежнюю яркость, Ульяна устремляет взгляд на место в дальнем ряду. Немногим раньше, чем первые жидкие хлопки развеивают чары от выступления, и весь окружающий мир с его набором случайных звуков и болтовни успевает просочиться в её невидимый пузырь. Другая публика и их овации ей не нужны, и улыбается, сияя, как новенькие 5 рублей, она тоже исключительно Комолову.
Он один в зале. Только его присутствие значимо в этот момент.
Встретившись с Сашей глазами, Воронова приседает в шутливом реверансе и себе под нос посмеивается от того, как забавно он дёргается, чтобы спасти свой телефон от падения. Это почти...
Мило.
К сестре не спешит, потому что к ней с комплиментами уже бежит какой-то мужчина. Видимо, тот самый Глинский.
— Воронова! — голос Глинского окликает её откуда-то сбоку, заставляя обернуться в его сторону.
Олег Игоревич выглядит, как всегда, серьёзным и хмурым, даже когда торопится к ней по центральному проходу. Но по обозначившимся в уголках его глаз морщинкам и интонации, с которой он произносит её фамилию, Ульяна понимает, что он остался доволен выступлением. Возможно, больше, чем когда-либо.
— То, что ты вытворяла на этих полотнах, — Глинский указывает пальцем на свободно покачивающийся снаряд, — это было неподражаемо. Такому при всё желании не научишь. Будь у меня возможность, я бы перекупил тебя у этих занудных островитян за любые деньги.
Похвала – не то, чем Олег Игоревич часто балует своих подопечных, поэтому Ульяна не воспринимает её, как пустые комплименты. Сцепив пальцы в замок, она польщённо кивает ему в ответ в качестве благодарности.
Её тренеру этого оказывается достаточно. В долгие дифирамбы, как и ожидалось, он не пускается, только проходится по основным техническим моментам наиболее приглянувшихся ему трюков, что-то у неё уточняя. Ульяна старается внимательно слушать его замечания, даёт лаконичные пояснения, но то и дело косит взгляд на стоящего чуть позади Сашу. И даже не сразу понимает, что Глинский тоже обратил на него внимание и решил подойти поближе.
Саша бросает короткий взгляд на тёмный экран телефона, не включая его. Всё еще находится под
впечатлением, что портить его какими-то будничными переписками не хочется. Поэтому он лишь трет экран о ткань пиджака, избавляя стекло от пятен и невидимой пыли.
— А это твой молодой человек? — раздается совсем рядом мужской голос.
Саша поднимает взгляд вверх, встречаясь взглядом с обладателем этого голоса — Глинским. В ответ Джокер лишь многозначительно один раз кашляет, стрельнув глазами в сторону Ули. Позволяет ей ответить за него. Вопрос всё равно был именно ей адресован. Хотя как будто она может сказать что-то кроме неловкого объяснения, что это на самом деле сводный брат.
— Ч-что? — переспрашивает, не потому, что не услышала, какой вопрос он адресовал, а потому, что ей нужно время полноценно осознать его смысл.
Она и Саша? Ага, как же.
Если бы!
Смутившись, Ульяна с растерянной улыбкой перескакивает взглядом с Олега Игоревича на Комолова и обратно.
— Нет, мы не... Саша мой брат, — последнее слово даётся Вороновой особенно тяжело, режет слух, и она зачем-то спешит добавить: — Сводный.
Ульяна никогда не называет Комолова
братом в своих мыслях, и необходимость произносить это вслух каждый раз по ощущениям напоминает попытку пожевать крапиву.
И причина не в том, что им так и не удалось породниться. Просто её привязанность к нему совсем не похожа на ту, что была между ней и Кириллом.
Видит, как это слово вызывает диссонанс у Вороновой. Саша списывает такую реакцию на оставшийся болезненный шрам от смерти Кирилла. Сам остро реагирует, когда кто-нибудь использует по отношению к нему это слово. Не «братишка», «братан» и прочее, а именно «брат» – за которым скрыто так много всего. И очень хорошее, и очень болезненное.
Только Ули позволено так его называть, да вот только он в последний раз слышал от неё это обращение… сейчас? Кажется, она по бандитскому прозвищу к нему обращалась и то чаще.
Он понимает. Опять по-своему.
Глинский, похоже, не замечает её неловкости. Или списывает всё на собственную оплошность.
— О, я понял. Простите. Очень рад знакомству, — он, не теряя дружелюбного тона, заново представляется и протягивает Саше ладонь для рукопожатия. — Ваша сестра очень талантлива.
Комолов перекладывает бедный телефон в другую ладонь и без неприязни или отторжения жмёт руку Глинскому.
— Взаимно. — отвечает Александр, чуть улыбнувшись, — Верно. Да только это не моя заслуга.
Усмехается, не зная, как стоит реагировать на комплименты о чужом таланте.
Наконец, находит несколько секунд, чтобы избавиться от гаджета и убрать его обратно в карман. С недописанным сообщением.
Ситуация немного сюрреалистичная. Глинский взял её к себе после того, как она перешла в более взрослую программу, всего за пару лет до смерти Кирилла, и это был последний раз, когда Ульяна знакомила своего тренера с кем-то из близких. Она уже и забыла, каково это. Странно и неуклюже.
— Уль, подойдёшь потом ещё раз? Хочу представить тебя нашему новому режиссёру лично, — Глинский отступает на шаг и, уходя, снова обращается к Саше. — Не стесняйтесь заглядывать к нам почаще.
— Теперь меня не прогонят из-за грязных кроссовок… Да не важно, забудьте. — отмахивается от своих же слов Александр, не желая задерживать Глинского и пускаться в объяснения.
Как однажды его не пустили в здание по причине грязной обуви. Кирилл хотел исправить ситуацию и договориться, да только после грубого ответа Джокера, это уже было бесполезно. Пришлось Воронову одному идти к раздевалке встречать десятилетнюю Улю, разбившую коленку, после закончившейся тренировки.
Наконец, снова остаются вдвоем. Не считая ещё трёх акробатов, с долей недовольства наблюдавших за показательным выступлением Ульяны, и сейчас не по-доброму посматривающих на сводных брата и сестру.
— Ну чё? Купить тебе сладкую вату… или чем тебя Кир баловал, когда после удачного кастинга забирал? — улыбаясь, по-доброму в очередной раз подшучивает над Вороновой.
Это у него намного лучше получается (всё-таки опыт почти такой же, как у Ульяны в воздушной гимнастике), чем выражать словами свое восхищение и делать комплименты.
— Сельдереевым смузи, — Ульяна поднимает на Сашу абсолютно серьёзный взгляд и срывается на короткий смех от того, что ей даже не надо придумывать никакую ответную шутку.
Достаточно просто ничего не объяснять. Про кафе-мороженое в квартале отсюда с самым большим выбором сладких напитков в городе. И про их с Кириллом план: перепробовать все. Это было не так-то уж просто, учитывая сезонную смену меню и вечно появляющиеся и исчезающие эксклюзивные напитки. Они делали выбор случайно, следя за тем, чтобы не повторяться. Иногда попадалось что-то безумно сладкое и калорийное, вроде огромного молочного коктейля с двойной порцией взбитых сливок и печеньем Oreo. А иногда... Сельдереевый смузи.
Саша морщит лицо, когда во рту при упоминании сразу всплывает неприятный вкус сельдерея.
— Изверг. — усмехается Комолов.
— А если серьёзно, я бы убила сейчас за большой капучино и круассан с шоколадным кремом, — в голосе Вороновой слышатся мечтательные нотки.
В её личном списке для «побаловать» потягаться с этим сладким дуэтом может разве что большая пицца с двойным сыром и двойной ветчиной.
Шутку, что Ульяна может убить за такое малое, как капучино и круассан, оставляет при себе. Не хочет лишний раз даже косвенно возвращаться к этой скользкой теме. Хотя Саша не знает, знает ли Ульяна про эту самую тёмную часть его биографии. Или она
считает хочет верить, надеется на то, что Джокер не выполняет настолько грязную аморальную работу и для этого есть другие люди в подчинении Ворона.
Ульяна встряхивает волосами, прогоняя образ, и предупреждает Сашу:
— Я пошла за вещами. Скоро вернусь.
А потом широким шагом направляется к раздевалкам.
— Буду ждать у выхода. — отвечает Александр и направляется к широким дверям.
Только, пройдя метра три, Комолов останавливается, будто почувствовав что-то неладное. Оборачивается, замечая на другом конце зала Ульяну и какого-то парня.
Где-то на середине прохода чья-то широкая фигура загораживает ей путь и, подняв голову, она смутно узнаёт в стоящем перед ней парне одного из случайных зрителей в зале.
— Неплохой у тебя номер, — с показательной небрежностью бросает он, усмехнувшись на один бок.
— Спасибо, — Ульяна выдерживает совершенно нейтральный тон и даже не улыбается в ответ.
Она в гимнастике достаточно долго, чтобы знать истинные намерения, стоящие за подобными случайными комплиментами. Предчувствует, что её хотят втянуть в грызню и соперничество, свойственные сфере искусства ничуть не меньше, чем спорту. В первый же день. Как очаровательно.
Воронова мельком окидывает их своим, прохладным, и уходит в раздевалки.
— Меня Антон зовут, кстати. А там, — парень кивает в сторону занявших сиденья чуть подальше девушек. — Оля и Настя. А ты Уля, правильно?
Ульяна чувствует его взгляд на себе. Высокомерный, оценивающий. Липко проходящийся по каждому обрисованному облегающей формой изгибу её тела, особенно долго задерживаясь в районе груди.
Отвратительно.
— Ульяна, — ледяным непререкаемым тоном поправляет она, сохраняя абсолютное спокойствие. — Вообще-то я немного тороплюсь.
Желание приложить «Антона» головой о ближайшую спинку сиденья лишь усиливается от того, как он заступает ей дорогу вновь, когда Ульяна пробует обойти его. Манёвр такой банальный и пошлый, что она почти разочарована.
Комолов не может видеть лица Вороновой, но что-то ему подсказывает, что это не самый приятный разговор. Особенно по тому, как этот мутный тип дважды преграждает ей дорогу.
— Тебе стоит сходить с нами куда-нибудь, выпить, познакомиться с коллективом поближе, — чужое присутствие навязчиво вмешивается в её личное пространство, вместе с хрипящим голосом и запахом дешевого кофе из автомата.
— Может быть, в другой раз.
Отодвинуться первой Ульяне несложно. Как и закончить разговор без высказывания претензий, из чистой вежливости. И потому что очень хочется не вмешиваться в разборки, ведь её ждёт Саша. К счастью, на этот раз Антон даёт ей пройти, наградив насмешливой ухмылкой вслед, и отходит к девочкам, тому самому коллективу, не без злобы провожающему её взглядом.
Саша не вмешивается. Хотя Кирилл, наверняка, бы уже пошел заступаться – решать
миром. Комолов же дает Ульяне самой разобраться и постоять за себя. Он не может оберегать её 24/7 абсолютно от всего. К тому же назвать это покушением на жизнь – очень и очень сложно. Так тупой выпендреж, зависть, конкуренция. И всё же лицо этого урода Джокер срисовывает.
Поэтому чуть задерживается в дверях, когда Ульяна уже проходит дальше. Поэтому и тот тип замечает его. Только нагло ухмыляется, видимо, интерпретировав это невмешательство за робость и нерешительность. А не за милосердие. Конечно, на Саше же не написано,
чем он занимается.
Джокер не ухмыляется, не гримасничает. Надменный взгляд легко выдерживает, а затем без слов выходит в коридор.
***
Переодевания и сборы не отнимают у неё много времени. На обратном пути Ульяна, как её просили, снова находит Глинского, который коротко знакомит её с режиссёром. Они решают обсудить все детали выступления позже, в более спокойной обстановке (в зал уже начинает просачиваться орава подростков), и расходятся в разных направлениях.
С Сашей Воронова встречается уже в дверях.
— Я готова, можем ехать, — бодро заявляет она, останавливаясь рядом с ним и закидывая рюкзак на плечи.
Комолов занимает место на лавке в холле. А когда издалека замечает Ульяну, сразу поднимается на ноги.
— За круассаном и капучино? — тепло улыбается Александр.
— Ну, раз уж ты угощаешь...
Открывает Вороновой дверь, пропуская её вперед. А сам выходит следом. Запускает руку в карман брюки, извлекая ключи от машины. По дороге к мерседесу подбрасывает брелок и ловко ловит налету. Не останавливаясь, снимает машину с сигнализации.
В совокупности с галантным жестом Саши в дверях, картинка получается довольно удачная, чтобы немного покривляться и подыграть. Поэтому Ульяна в притворном смущении касается кончиками пальцев груди, кокетливо хлопает ресницами и томно отводит взгляд. Как будто они на свидании, и Саша собирается вести её в какое-нибудь очень пафосное и неприлично дорогое место, а всё, что ей остается делать, так это скромно принять его ухаживания.
Смеётся своей же театральности, а затем ещё раз, уже тише, когда замечает, как Комолов демонстрирует свою ловкость с брелком, вспоминая его чуть менее грациозное спасение телефона в зрительном зале.
— Когда следующая тренировка? — интересуется Комолов, бросая взгляд на Воронову перед тем, как занять место водителя.
— Завтра зал закрыт, тут какое-то городское мероприятие. Так что, скорее всего, послезавтра, — снова усаживаясь на переднее сиденье, отвечает Ульяна. — Олег Игоревич ещё перезвонит мне, как договорится с режиссёром. Программа была постановочная, они не могут просто добавить мой номер в любое место. Придётся что-то придумывать. Но они сказали, что у них на меня большие планы. Как бы пугающе это не звучало.
Она корчит тревожную гримасу и закинув рюкзак на заднее сиденье, уже с улыбкой поворачивает голову к Саше.
Он вставляет ключ в зажигание и пристегивается.
— Послезавтра… — негромко повторяет Саша, — Занесу в свой ежедневник.
Не может удержаться от очередной усмешки и саркастических ноток.
С их работой различные непредвиденные ситуации случаются чаще, чем в офисе или где-то ещё. Тогда приходится импровизировать.
— Глинский прав, тебе стоит заглядывать к нам время от времени.
Вместо «я рада, что ты пришёл» и «мне приятно, что ты поддерживал меня в зале» говорит Воронова и делает то зазывное выражение лица, которое обещает Комолову, что так он точно не пропустит ничего интересного.
Фраза Ульяны про Глинского звучит также неопределенно, как и её ранее сделанное приглашение. И что Саша должен на это ответить?
— Ну, раз сам Глинский так сказал.
Атмосфера в машине гораздо менее неловкая, чем по пути сюда. Они трогаются с места, как только Ульяна защёлкивает ремень безопасности, и выруливают с быстро заполняющейся парковки на более свободную дорогу.
Их поездка напоминает те, что бывали раньше. Воронова сама занимает молчанием между ними, увлечённо рассказывая Саше что-то про гимнастику, тренировки и иногда сопровождая это самозабвенной жестикуляцией. Старается не болтать слишком долго и громко, периодически вовлекая Комолова в разговор каким-нибудь вопросом или упоминанием вещей, о которых он точно может знать или помнить.
После кастинга Ульяна намного разговорчивее. Да и Комолов её больше не провоцирует, так и не включив радио за всю дорогу.
На одном из поворотов внедорожник сворачивает в сторону той же кофейни, что и в вечер её приезда, наверное, потому что она расположена удобнее всего. Ульяна решает дождаться Сашу в машине и, пока он забирает их кофе и десерты, отвечает на сообщения маме и Веронике. И всё равно ежеминутно посматривает на стоящую у прилавка фигуру Комолова, улыбаясь чему-то своему.
В этот раз кофе себе не покупает – уже смотреть на него не может, не то, что пить. Обходится маленькой бутылкой минеральной воды. Соблазнившись, берет себе хот дог с большим количеством корейской морковки и маринованными огурцами. Только есть его придется позже.
Расплачивается наличкой и забирает два бумажных пакета и стакан с кофе. Когда все пакеты расставлены по местам, а кофе, чей и запах Комолов уже плохо переносит, отправляется к Вороновой, Александр ненадолго задерживается на улице, чтобы открыть бутылку и сделать пару прохладных глотков.
Воронова терпеливо дожидается, когда ей вручат её заслуженную сладкую награду, и ещё секундочку просто наслаждается ароматом выпечки и кофе.
— Ради этого можно и ещё раз пройти кастинг, — Ульяна чуть не тает на сиденье. — Восхитительно вкусно.
В её стаканчике – жидкое горячее удовольствие с такой воздушной пенкой, что это кажется незаконным, а хрустящее тесто явно было приготовлено с добавлением чистого соблазна.
— Если хочешь есть пирожные и прочие сладости, не обязательно ходить на кастинги. Ты в курсе? — улыбается Александр, снова приводя мерседес в движение.
Ульяна прищуривается в сторону своей выпечки, взвешивая идею, которую ей подкинул Саша, и скептически поджимает губы.
— Если я буду есть сладости, когда захочу, это уже не будет ощущаться, как что-то особенное. Кроме того, опыт показывает, что отказаться от мучного я могу, а вот бросить гимнастику... Это уже сложнее.
Воронова точно помнит, что научилась становиться в мостик и задирать щиколотки к ушам раньше, чем выговаривать верно все буквы в слове «акробатика», и с тех пор, как попала в секцию, ни разу не расставалась со спортом дольше, чем на пару месяцев. И даже эти перерывы были вынужденными, из-за травм, которых не избежать, сколько не осторожничай.
Заставить её отказаться от гимнастики не смог переезд в Англию. А возвращаясь в Питер, вроде как на каникулы, она и здесь упрямо находит способ поскорее вернуться на полотна.
О чём-то это определённо говорит.
Тишина в салоне вызвана тем, что Ульяна слишком увлечена поеданием круассана. Поэтому Комолов, не убирая руку с руля, включает музыку. На этот раз не радио, а собственный плей-лист. На обратном пути их будет
развлекать Сплин и Metallica.
— Чем планируешь заняться? — непринуждённо спрашивает Воронова, после того, как они отъезжают.
Про вечер или про следующий день/несколько дней – не уточняет, продолжая методично расправляться со своим круассаном. Старается есть аккуратно и изящно, неторопливо, как леди, но начинки туда добавили так щедро, что часть шоколадного крема всё равно оказывается в уголке её губ.
Саша следит за дорогой и мечтает о хот доге в бумажным пакете на заднем сидении. Так что, судя по вопросу Вороновой, читать мысли она точно не умеет. Вопрос звучит почти также, как его собственный сегодня утром.
— Перекушу, да снова в путь. — отвечает Комолов, не загадывая дольше, чем на пару часов, — Кстати, на счёт твоего выступления. Это было… эстетично и зрелищно. Ты очень усовершенствовала свой навык. С того последнего раза.
Размышляя о планах Саши на вечер, Ульяна подумывает уточнить у него, перекусит ли он с ними дома, ведь со вчерашнего вечера много чего осталось вкусного, но замолкает на полуслове от неожиданного комплимента. Переводит удивлённый взгляд на Комолова.
— Тебе правда понравилось? — на лице расплывается совершенно нелепая широкая улыбка. — Приятно слышать.
Хотя Саша не смотрит в её сторону, для Ульяны его слова звучат...
Это ощущение в сто крат лучше, чем круассан и кофе.
И даже чем пицца с двойным сыром.
Ему понравилось.
Ульяне кажется, что кто-то набил её лёгкие одуванчиковым пухом, поселив щекотку в груди, и она снова и снова смакует последнюю мысль, стараясь хорошенько её распробовать.
Ей так и не удаётся уговорить себя перестать улыбаться до самого дома. Лишь вид открывающихся железных ворот слегка омрачает её настроение необходимостью отпустить Сашу по его делам. Ульяна разворачивается к нему всем телом, жалея, что у неё нет хорошей причины растянуть этот вечер ещё на чуть-чуть. Сегодня столько всего произошло, но когда речь идёт о Комолове, ей всегда слишком мало.
Во дворе их ждёт автомобиль Ворона. Значит «большой босс» уже дома.
Александр не планирует глушить мотор, решив, что поест он всё же позже. К тому же собирается заехать по… уже знакомому адресу. Пусть в смс он не успел ответить, но точно знает, что его не прогонят. И вместо него тоже ждать никого не будут.
Поворачивается к Ульяне и слегка улыбается, собираясь попрощаться. Взгляд останавливается ниже, чем обычно – на губах.
— У тебя тут… осталось. — сообщает Комолов, сначала пальцем показав на свои губы в том же месте.
Она не сразу понимает, о чём он пытается ей сказать. Озадаченно хмурится. Поднимает ладонь к лицу. И никак не ждёт, что Саша
дотронется до
неё первым.
Комолов поддается чуть вперед и, вытянув руку, большим пальцем касается уголка губ Вороновой. Теплое и мягкое прикосновение вызывает обратный эффект – покалывание в подушечке пальца. Саша одергивает руку чуть резче, чем того требовалось.
А дальше что? Положит ладонь на её грудь?
Он так быстро убирает свою руку, что Ульяна даже сомневается, не придумала ли себе это прикосновение. Тысячи невидимых иголочек, впивающихся в её кожу в том месте, доказывают ей, что нет. Воронова тяжело сглатывает и проходится по губам языком, лишь спровоцировав ещё больше жжения. Забывает сделать следующий вдох. Забывает моргнуть или отвести взгляд от Сашиного лица, глаз, носа, губ. Забывает, что должна двигаться.
Когда язык Ульяны начинает скользит по губам (
не по его, к несчастью) Комолов отводит взгляд от греха подальше.
Такое простое, совсем не нарочито соблазнительное действие вызывает легкий жар в теле и странный туман в голове. Он отвык от таких реакций. Может быть, как раз потому что это выглядит естественно, не вызывающе. Без откровенных попыток выглядеть сексуально.
Он по одному разу барабанит каждый пальцем правой руки по круглой поверхности руля. Не может считать реакции Ульяны. Со своими бы справиться. Это похоже на то, как если нечаянно угадить рукой в кипяток. Только приятнее.
Если бы не нужно было это всё, блять, подавлять.
— Спасибо, — не слушающимся, севшим голосом благодарит она, наконец находя в себе силы стереть остатки шоколада самостоятельно.
Первое оцепенение сходит, оставляя её с бабочками в животе и полнейшим сумбуром в мыслях хаотично искать способ выбраться из машины побыстрее.
— И ещё... — Ульяна опять замирает в дверях. — Спасибо, что пришёл на моё выступление сегодня. И за остальное тоже. Доброй ночи, Саш.
— Доброй ночи. — коротко отвечает Саша, смотря за тем, как Ульяна закрывает дверь.
Прежде, чем смутится до состояния, когда это станет совсем очевидно, она разворачивается к дому. Поспешно преодолевает ступеньки и крыльцо, запретив себе оглядываться у порога. Но едва заходит внутрь, припадает к окну в прихожей. И, провожая чёрный мерседес, кончиками пальцев невесомо касается своих губ, хранящих тень чужого касания.
Он не задерживается. Мерседес почти сразу сдает назад, выезжая из-за ворот.
Пролистывает плей-лист на три композиции назад, останавливаясь на одном очень подходящем треке.
Прочь из моей головы!
Босиком, кувырком, с чемоданом в руке
Или без чемодана в руке — налегке, вдалеке,
Пока я по тебе не проехал катком.
Похоже эти строки ещё долго будут крутиться у него в голове.
