***
— А побыстрее нельзя? Я вам и так заплатил тройной тариф. — торопит он таксиста, так как мерседес остался припаркованный возле квартиры. — Это вам не скорая. Или пожар где? Утюг выключить забыли? Все на стадион, а вы с него. Пробки вообще-то! Комолов ругается, думая, что уже быстрее бы дошел пешком. Точнее добежал. Через двадцать пять минут мерседес въезжает на территорию дома через задние ворота. А через три дня можно ждать целую стопку штрафов за превышение скорости, зафиксированных всеми возможными дорожными камерами. По дороге в голове Джокер прокручивал услышанное, пытаясь прочесть между строк, разобрать хоть что-нибудь, предположить, к чему готовиться. Но так ни к чему не приходит. При всех вариантах – он последний, к кому можно было обратиться за помощью. Есть скорая, есть пожарные, есть МЧС, есть, в конце концов, её отец. Можно было позвонить, но Комолов боялся, что по телефону снова не добьется внятного ответа. К тому же так не смог бы ехать быстрее. А то мог и не доехать. Дом целый. Это уже хорошо. Свет горит сразу в трёх комнатах. А охрана понятия не имеет, что случилось. Хорошо ли это – Комолов точно не может сказать. — Ульяна?! — зовёт Саша, как только попадает в дом. Ульяна надвигается на него, как торнадо. А у Комолова всё ещё ни одной догадки. Он надеется получить их сейчас. — Саша! — Воронова бегом спускается к нему по лестнице и, схватив за руку, утягивает в сторону гостиной. — Пойдём. — Ты хоть что-нибудь объяснишь или нет? — не выдерживает Александр. За Вороновой идет, не сопротивляясь и руку не одергивая. Хотя такое обращение ему абсолютно не нравится. Кому-то другому он бы не позволил тащить себя куда-либо за руку, как куклу. Хотя именно так Ворон дергает его за ниточки, давая ту или иную работу. Но он хотя бы за неё платит. Телевизор давно выключен, одеяло так и осталось скомканным валяться на диване. Телефон по-прежнему зажат у неё в руке, но на журнальном столике стоит ноутбук с запущенными на нём компьютерными версиями всех мессенджеров и какое-то приложение с картами. За то время, что понадобилось Саше на дорогу, Ульяна успевает взять себя в руки и немного привести в порядок мысли, как никто другой понимая бесполезность паники в подобных ситуациях. Звонков от Ники больше нет, зато сама она выдёргивает из кровати Макса, выясняя, что известно ему. Пытается понять, в какой момент они проглядели назревающие у подруги проблемы, не обратили внимание на необычное поведение, упустили из вида детали. А заодно и предположить, что вообще произошло. Веронику похитили? Тогда почему оставили в каком-то помещении без присмотра, не забрали телефон, не связали, в конце концов? Почему именно сегодня и именно ночью? Несчастливая случайность или закономерный итог, последствия какой-то мутной схемы, в которую Ника по неосмотрительности вписалась? Почему она звонила ей и просила не сообщать полиции? Ульяна как будто собирает пазл, где половина элементов потеряна, а вторая половина от совершенно другой картинки. И она, может, и выросла в доме криминального авторитета, но под подобную деятельность не заточена. Жизненного опыта у неё ноль целых ноль десятых, а знаний — где-то на уровне просмотра двух частей «Брата». Или так ей, по крайней мере, кажется перед лицом реальной опасности. — Полчаса назад мне позвонила Вероника, — сосредоточенно объясняет положение дел Саше Воронова, когда они проходят к дивану. — Испуганная и заплаканная. Она во что-то вляпалась, но я не уверена, во что. Думаю, тебе лучше самому услышать. — Неужели. — беззвучно, одними губами, с долей раздражения произносит Джокер, когда Воронова, наконец, начинает говорить по делу. Разблокировав телефон, Ульяна включает запись их с Никой разговора и оставляет его динамиком вверх на столике перед Комоловым. Отец посоветовал ей сохранять все звонки, после того, как она начала работать у него в компании, на всякий случай. Вот только она не ожидала, что это ей пригодится так скоро и в таких целях. Комолов садится на диван, слушая записанный разговор. В женском голосе узнает Веронику, с которой два раза говорил по телефону. В первый – обсуждал список гостей, во второй раз позвонила сама Ника спросить про дресс-код. Смотрит на телефон без каких-либо выраженных эмоций на лице. А после окончания записи поднимает говорящий тяжелый взгляд на Ульяну. — После праздника она вела себя, как обычно, — добавляет Ульяна. — Может, разве что последние пару дней казалась какой-то напряженной. Но я списывала всё на обыкновенную усталость и занятость. Их семейный бизнес переживает не лучшие времена. К концу фразы нервы опять сдают, и всё тело пронимает дрожь, заставляя Воронову тяжело осесть на краешек стоящего неподалёку кресла. — Прости... Я не знала, что делать и кому звонить, — поднимая на Сашу слегка увлажнившийся взгляд, она крепче впивается пальцами в обивку и старается унять подёргивание в ноге. — Боялась, отец скажет не лезть. Но она ведь моя лучшая подруга. Не могу же я просто бросить её в беде? — Ну, давай подумаем. — ядовито произносит Джокер, — Телефон у неё был. Она смогла позвонить. Либо похитители такие НЕВООБРАЗИМЫЕ ИДИОТЫ, что не забрали у неё единственное средство связи, либо твоя подруга ГРЕБАННАЯ ЧУДО-ЖЕНЩИНА. Это был не рядовой выходной. Не посиделки в Котле за пивом и покером, которые случаются почти каждую субботу. Не развлечения с девочками, лица которых Комолов бы забыл на следующий день. Это, чёрт тебя Ульяна дери, Чемпионат Европы! Который бывает раз в четыре года. А в России в четыре раза реже. Газпром Арена в Питере. Они достали билеты на хорошие места. Джокер молча сверлит Ульяну холодным взглядом с прищуром, но в его глазах и напрягшейся челюсти можно прочитать, о чем он сейчас думает: он должен заниматься этим? А потом окажется, что Воронову разыграли? Или что Вероника что-то не так поняла и подняла панику? И всё потраченное время в глухую! Он что похож на Sупермена? Или может на доброго самарянина? Если бы Джокер бросался спасать всех друзей, подруг, родственников, девиц на одну ночь, продавщиц магазина у дома своих людей, ему бы времени, чтобы просто высморкаться, не хватало. Гнев Комолова более чем оправдан, и Ульяна безропотно сносит его возмущение. Прикусив язык, терпит прожигающий её — или, скорее, морозом пробирающий до костей — взгляд. Только моргает чуть чаще обычного, стойко прогоняя размывающую зрение пелену. Потому что страх и вина — не самое очаровательное сочетание. Особенно взболтанные и смешанные. Как бы она не раскаивалась за то, что срывает Саше действительно заслуженный (после всего-то произошедшего!) отдых, поступить по-другому не может. Лучше пусть ей придётся потом очень долго и настойчиво выпрашивать у него прощения, числясь в статусе «должницы», чем искать в шкафу наряд для похорон подруги. Пусть Комолов припоминает этот прокол до самой старости. Пусть сорвётся на неё. Обрушит упрёки. Может даже послать её по короткому адресу и в ту же секунду уйти. Но она хотя бы попытается помочь Веронике. Самой ей с этим никак не справиться. Саша видит, как Ульяна переживает и нервничает. Как дрожат её пальцы, как она не может ни стоять, ни сидеть на месте. И её полный тревоги за подругу взгляд. За него она также переживала? Судя по сообщениям и звонкам – да. Комолов шумно выдыхает и трет пальцами переносицу. Сдается. — Ладно. — уже спокойно произносит он и переводит взгляд на экран ноутбука, — Как вижу, ты геолокацию уже проверяла? Пересаживается к краю дивана и пододвигает ноут к себе. — Какой у них бизнес? Чё за не лучшие времена? Долги? Он спрашивает совсем не для того, чтобы просто поддержать разговор: разрабатывает теории, мотивы и возможности. Ульяна делает такой же глубокий выдох, как и Саша, но гораздо тише. Заламывает руки, чтобы не расколоться на миллион свежих «прости» и подсаживается ближе к нему и к ноутбуку. — Проверяла, но сигнал слабый, местоположение определилось недостаточно точно, — переходя на более ровный тон, рассказывает она. — Это какая-то бывшая промзона около черты города. Там этих складов и цехов в радиусе километра на целый поисковый отряд. И то, не факт что за ночь все успеют обойти. Вероника сказала, что у неё садится батарейка, а после того, как аккумулятор разрядится полностью, обнаружить её по сети будет гораздо труднее. Законными методами, по крайней мере. Или вообще невозможно, если похитители додумаются-таки отнять телефон, а потом перевезут в совершенно другое место. Ему уже несложно переключиться с увеселительного легкого настроения на специфическое рабочее. Потому что было время по пути от стадиона к дому. Хотя Саша ещё надеялся, что получится вернуться хотя бы к середине матча, но теперь точно нет. Даже если очень повезет. К счастью, в его подчинении не только Шрам, Угол и Ерема. Хоть кто-то по-настоящему отдохнет. Скользит взглядом по яркому экрану с кривыми линиями дорог и зелеными прямоугольниками из намеченных зданий. Узнает местность. Ещё как узнает. Только Ульяне этого лучше не знать никогда. Чтобы не думать о худшем, Воронова вспоминает всё, что Ника рассказывала о семейных делах и отвечает на Сашины вопросы: — Конкуренты. Мать Вероники держит своё ателье, которое, наверное, уже скорее дизайнерский дом. Не так давно глава какого-то крупного бренда с громким в определённых кругах именем положил на них глаз. Захотел выкупить бизнес. Мама Ники не согласилась, а он оказался из настойчивых. Ну и началось. Отказы поставщиков, разорванные договора с ритейлерами, потеря клиентов... Душат их, проще говоря. Причём открыто и без особого воображения. Когда-то давно Вероникина мама шила им двоим костюмы для выступлений. Из качественных материалов, с оригинальным дизайном, какие было не найти ни в одном магазине. Даже делала дружелюбную скидку, хотя Ульяна, конечно, благодаря отцу, выбирала её наряды вовсе не из-за этого. — Есть ещё кое-что, — последняя мысль напоминает ей о ещё одной находке. — В последний раз чёткий сигнал GPS с телефона Ники отслеживался возле ночного клуба. Сделать пару звонков и проверить, кто и чем из его парней сейчас занимается в этом районе, будет несложно. Если там засел кто-то залетный легко вычислить. Где-то да должен был засветиться, потому что его пацаны знают эту территорию как свои пять пальцев. А главное – всё это недолго. Хотя из рассказа Вороновой Джокер сомневается, что её подругу хотят убить. Изнасиловать – очень даже, подержать в холодном помещении среди ящиков и всякого мусора как минимум до утра следующего дня. И работает явно не профессионал. Это не заказное. Даже любитель с натяжкой. Какой-то случайный пассажир. Так что Комолов достаточно легко отказывается от варианта с конкурентом по бизнесу, хотя и не отметает его полностью. А вот ночной клуб… какой-нибудь озабоченный или наркоман. Указывая на одну из открытых вкладок, Воронова раздумывает над формулировками, прежде чем выдать Саше новую порцию информации. — Раньше у них была одна тема... Девчонкам, которые занимались гимнастикой, предлагали... Подработку. Танцы на пилоне. Ничего предосудительного, только красота и эстетика, но платят, как за полноценный стриптиз, с почасовым тарифом. Ночь потанцевал и заработал: кто на новый купальник, кто на снаряжение, кто на таблетки. Главное, что они с документами не заморачивались и цифры в паспорте проверяли кое-как. Чем дольше Ульяна говорит, тем легче у неё получается совладать с тремором мышц, и в груди тупое давление заменяет более приятная пустота. — Понятно. — отвечает Саша, задумчиво покусывая губу с внутренней стороны и сложив руки в замок. Поднимается на ноги и достает телефон. Разблокировав экран, ищет нужные номера. Отходит к окну, вставая к Вороновой в пол-оборота. — Здарова. Ага, посмотрел футбол. Скажи, какие дела на промзоне у нас сейчас? Понял.... Здарова. Не барахли, а меня слушай. Есть для вас работа. Нужно на промзоне, та что к северу города, всё проверить. Всех, кто первый раз своей рожей светит… —Джокер бросает короткий взгляд на Ульяну, — …ну, ты знаешь. Я скоро подъеду… — сбрасывает и сразу набирает новый номер, — Здорова. Ты сейчас где? Услышал тебя. Будь на связи, ещё наберу… И ещё один: — Мне нужно знать всё, что в нашем районе было за эти часа четыре. Особенно возле и в ночном клубе «Бархат». Девушка пропала. Нужно её найти не позже сегодняшнего утра. Уяснил? Пораспрашивай там только аккуратно, без самодеятельности и мне отзвонись. Все сведения, которыми она обладала и какие могли бы быть им полезны, Ульяна уже выдала, поэтому теперь молчаливо отсиживается в сторонке, позволяя Саше делать его работу. В горле застревает нервный смешок. А ведь, в сущности, это первый раз, когда она видит, как работает Джокер. Не слышит чей-то пересказ, не додумывает по конечному итогу профиль случившегося, а просто... Наблюдает за процессом. В нём есть что-то завораживающее. Правда, Воронова ещё определилась, в позитивной или негативной окраске. Но у неё бегут мурашки по коже и ноюще сосёт под ложечкой всё время, пока Комолов занят разговорами по телефону. Джокер делает звук на телефоне громче, чтобы точно не пропустить вызов или сообщение. А затем садится обратно на диван. — Нужно подождать полчаса. — поясняет он свою бездеятельность. Часть работы за него сделают другие. Комолов снова принимает прежнее положение. Расставив ноги, ставит на них локти и сцепляет пальцы рук. Смотрит в пол. В мыслях всё ещё прокручивает сказанное Ульяной и ту информацию, которую получил через своих. Разумеется, никто из них девок не похищал и нигде не запирал. Так мелко и грязно = неосторожно они не работают. — Ты тоже на пилоне танцевала? — интересуется Джокер, чтобы немного разгрузить мозг, и поднимает взгляд на Ульяну. Она так глубоко уходит в себя, абстрагируясь от собственной тревоги, что отвечает на сообщение о новой порции томительного ожидания одним лишь слабым кивком. Смотрит невидяще на экран ноутбука, и даже не может сказать, о чём конкретно думает, ногтём указательного пальца до крови цепляя заусенцы на большом. Из полукоматозного состояния её выводит заданный Комоловым вопрос. Перегруженному мозгу требуется пауза, чтобы заново собрать услышанные слова в правильном порядке и осмыслить их. — Я что, похожа на самоубийцу? — Ульяна поворачивается к Саше, округлив глаза и приподняв брови. Джокер лишь слегка улыбается, приподнимая уголок губ только с одной стороны лица. — Если бы об этом узнал отец, а он бы узнал, потому что в этом городе ещё попробуй найди не подконтрольный ему ночной клуб, он бы меня... Знаешь, я даже не хочу предполагать, что бы он со мной сделал. Очередной случай, когда статус дочери Ворона не спас бы её, а, вероятнее, наоборот усугубил положение. Описываемая Ульяной картина его веселит, пусть Комолов и не смеется. Зато отлично может это представить. Меньше – обнаженную Воронову у шеста, больше – охреневшее лицо её отца. А Саша ведь не спрашивал, где она танцевала на шесте. Это можно было делать не только в клубе… не только в Питере, но и в Лондоне. — И я уже молчу, о том, как бы он узнал. Представляешь, если бы меня у шеста увидел... — взгляд задерживается на лице Комолова, и Воронова ненадолго осекается, прежде чем закончить то, что собиралась сказать. — Кто-то из его людей. Забудь. Не смей представлять. Выкинь это из головы. Фу. Ульяна продолжает разглядывать Сашу уже чуть пристальнее, будто намеревается по его реакциям выведать информацию, которой заинтересовывается почти безотчетно. Могло ли случиться так, что..? Она бы умерла на месте, если бы он её увидел в таком месте и в такой ситуации. Нет, честно, земля сиюминутно разверзлась бы под её ногами и поглотила целиком, потому что жить с этим Ульяна ни за что не смогла бы. Хотя если нарисовать образ немного иначе... Саше кажется, что это законченная мысль: если бы её на пилоне увидел сам Ворон. Он, конечно, не заядлый любитель таких заведений, но всё бывает впервые. Особенно в его возрасте. Только Воронова зачем-то добавляет про его людей. Кто? Горский или Стас? Или Тельцов? Аркаша? Другие-то почти ничего о ней не знают. А себя он в этот список не включает… не сразу. И лучше бы этого не делал. Телец бы денег пожалел. Стас? Вряд ли. И Горский в такие заведения тоже не ходит. А вот Саша… Приглушенный свет, музыка, плавные движения и оголенные участки соблазнительного тела. Образ сам возникает в воображении. Будь оно не ладно. И ещё Ульяна смотрит на него так, будто именно его застала с поличным. Поэтому приходится отвести взгляд в сторону, смутившись почти как юнец. Похоже он никогда не узнает, что у неё в голове творится. Может, и к чёрту это? — В любом случае полотна мне больше по душе, — сбавляя свой пыл, она уводит разговор в более нейтральную плоскость. — Пилон слишком однообразно. Лучше уж тогда совсем без снаряжения. Тишину разрезает громкий сигнал уведомления. Саша быстро тянется к телефону на столе и берет в руку. Уголки губ разочарованно опускаются вниз. Это Шрамов пишет. На звук Ульяна реагирует, как на кусочек льда, брошенный за шиворот. Не вздрагивает, но мгновенно теряет и намёк на улыбку, возвращаясь к прежнему взвинченному состоянию. — «Все живы. Можете меня не ждать». — «Вы два хреновых интригана. Случилось то чё?» — «Подруга Ульяны во что-то вляпалась». — «Хреново». Больше Комолов ничего не отвечает и снова кладет телефон на стол. Вспоминает, что сегодня он не в рабочем. Хотя ехать к заброшенным зданиям в кедах, потертых джинсах и футболке – самое то, но не для Джокера. Нужно выглядеть соответствующе себе новому всегда. — Сейчас переоденусь и вернусь. — говорит Саша, вставая с дивана и забирая телефон. Комолов молчит, из чего она делает вывод, что ему писали не по поводу Вероники, и снова склоняется над ноутбуком. Пробует обновить данные геолокации. — Ага, давай, — не отвлекаясь от своего занятия, кивает Саше Воронова. Как только он скрывается из вида, её телефон тоже звонит. Секундная судорога прошедшая сквозь всё тело быстро унимается. Это всего лишь Макс. — Выяснил что-нибудь? — Только то, что нашей подруге на самом деле лет под пятьдесят, и она хранит пароль от компьютера записанным на стикере у рабочего стола. Кто вообще... — Давай по существу, а? — обрывает голос друга Ульяна. Настроения для шуточек совсем нет. Дом Максима расположен в квартале от Вероникиного, поэтому он вызывался съездить к ней и проверить, не найдёт ли там что-то, что сможет им помочь. Дубликат ключей ему перед своим отъездом «по-соседски» отдала её мама. — Если по существу, думаю, Ника втихую копала под Мещенко, — говорит Макс уже более серьёзно. — Под кого? — Ну этот, замдиректора компании Urban-что-то там. Дизайнер, короче. Ульяна издает короткий мычащий звук, одновременно выражающий понимание и призывающий Максима рассказывать дальше. — Тут какие-то ссылки на веб-страницы, статьи, скриншоты постов из сообществ. Есть несколько фоток и документов, но они в зашифрованных файлах, — в звуки из динамика примешивается характерное клацанье клавиатуры. — Попробую вытащить содержимое. — Хорошо, спасибо. Держи меня в курсе. Дождавшись согласного «угу» в ответ, Ульяна первой вешает трубку. Как раз вовремя, чтобы расслышать Сашины слова. Комолов возвращается через десять минут во всем черном, с кобурой и заряженным пистолетом под пиджаком. К этому времени ему уже успели доложить часть информации. Саму Веронику пока не нашли, но уже хоть что-то. Точнее кто-то. Саша спускается вниз и в этот раз не заходит в гостиную, а останавливается на проходе. — Я сейчас отъеду на какое-то время. Если Ника тебе снова позвонит или напишет, сразу мне сообщи. — твердо произносит Джокер, — Или если чё-то вспомнишь, узнаешь. Поехать с собой не предлагает. Об этом не может быть и речи. Разворачивается и направляется к выходу на задний двор дома. — Ты ч-чт..? Ты хочешь бросить меня тут? — переспрашивает Ульяна, вытянув шею в сторону прохода и повышая голос, чтобы он её услышал. — Саш?! Саша! Со стороны коридора раздаются только шаги. Выругавшись себе под нос, Воронова захлопывает ноут и срывается с места. Путается в одеяле, чуть не распластавшись по полу. Спотыкается об столик. Сдавленно шипит, ударившись голенью, на ходу потирает ушибленную ногу. Нагоняет Комолова уже бегом, у самых дверей. Саша остается непреклонен. Только ускоряет шаг, игнорируя словесные попытки-выкрики Ульяны его задержать. С трудом сдерживается, чтобы не перейти на бег. Его останавливает лишь одна мысль – Ульяна может выкинуть какую-нибудь глупость, оставшись одна. Приходится замедлится у дверей, а потом и совсем остановиться, потому что Воронова не собирается его пропускать. У Джокера есть на это чёткие инструкции от Ворона: взять Ульяну в охапку и дотащить до комнаты. А там связать, если потребуется. Главное обеспечить полную безопасность. Даже если для этого нужно силой обездвижить или хитростью дать снотворное. Только ей о таких инструкциях знать не нужно. Хотя бы пока не наступил действительно подходящий под них момент. Или это уже он? К тому же это как-то не по-родственному. Доверить людям из охраны Ульяну он не может. Они даже не имеют права к ней прикасаться без её разрешения. А пока сам будет тащить сопротивляющуюся и возмущающуюся Воронову в комнату потеряет много времени. Это не тоже самое, что четыре года назад с как бы похищением. А если потом окажется, что Нику убили и они не успели… Комолов не хочет быть крайним. — Так не пойдёт. Я еду с тобой, — загораживая ему выход и скрещивая руки на груди, заявляет Ульяна. — Я не буду просто сидеть здесь и ждать новостей, переживая теперь и за тебя тоже. Я могу помочь. — Чем помочь? — усмехается Джокер, — Я еду в заброшенную промзону. Ночью. Я там не один буду, не переживай. Мне помощи во… Он в характерном жесте подставляет ладонь к горлу. Всем своим видом она демонстрирует крайнюю решимость, хотя очень тяжело выглядеть внушительно или угрожающе, когда приходится задирать подбородок, чтобы просто смотреть Саше в глаза. Повезло, хоть додумалась сменить домашнюю пижаму на нормальную одежду, ещё пока дожидалась его приезда. Даже наряд идеально в тон ему. Чёрные джинсы, водолазка. А слегка выбивающихся из образа носков с цветастым принтом в ботинках всё равно не будет видно. — Мой телефон постоянно отслеживает местоположение Вероники. И если срочно понадобится какая-то информация, не нужно будет тратить время на звонок. Аргументов в запасе немного, и прежде, чем расчехлить угрозу угнать папину машину из гаража и отправиться следом самостоятельно, Ульяна решает сменить тактику. — Ну пожалуйста, Саша. Я же здесь с ума буду сходить, — её руки расслабляются, а на лице замирает самое умоляющее выражение. — Обещаю не путаться под ногами. Воронова упрашивает, совсем как в детстве, но в глазах мелькает отблеск подступающей паники. Ожидание, неведение, бездействие — худшее трио в её жизни, перед которым она неизменно болезненно безоружна. Джокер повторяет позу Ульяны, скрещивая руки. На аргумент с телефоном Саша качает головой, посчитав, что этого недостаточно. Даже когда Воронова начинает клянчить, как будто ей снова тринадцать, а аргумент, что она уже взрослая, не прокатил, он стоически выдерживает и это. — Ты же понимаешь, что Ворон меня убьет? Не жалко? — его аргументы выглядят куда солиднее, — Даже если с тобой ничего не случится, он меня убьет. Если узнает. С ними будут только люди из банды. Даже не Шрам, Угол или Ерёма. Остальных Ворон знает весьма поверхностно, а некоторых никогда и не видел. Мысленно Ульяна готова заявить Комолову, что дополнительная пара глаз и ушей не может быть лишней. А она, ко всему прочему, ещё умеет быстро бегать, взбираться на высоту и пролезет почти в любую щель. И, кстати, неплохо стреляет. Хотя оружие ей (точно никто) вряд ли кто-то доверит. У Саши практически написано на лице, что это тоже не сработает, поэтому Воронова спешно выстраивает новую стратегию. Задумывается на мгновенье над его словами об отце и вдруг растягивает губы в хитрой усмешке. — За что ему тебя убивать? Он хотел, чтобы ты приглядывал за мной, а сейчас тебе гораздо удобнее будет делать это, взяв меня с собой, — пожимает плечами она и ненамеренно вторит Сашиным мыслям: — Я ведь всё равно найду способ поучаствовать в этом, но не факт, что он будет безопаснее этой поездки. Ульяна на 99,9% уверена, что всегда может с отцом договориться. Недаром же именно ей полагалось прикрывать тыл, когда Кирилл вместе с Сашей планировали нечто чреватое им неделями домашнего ареста или ещё чем похуже. Но в данном случае её методы смягчения Воронова могут вовсе и не потребоваться. — Да ладно тебе, Саш. Отец уехал, толком не объяснив мне куда, без Стаса. А значит, как минимум до утра ему однозначно будет не до нас. Ещё бы, ведь грозный Ворон будет слишком занят, обхаживая свою драгоценную голубушку. Ульяна еле сдерживается, чтобы не поморщится. — Если только ты сам не придёшь к нему и не доложишь всё как на духу, уверена, он ничего и не спросит. — У тебя полминуты, чтобы собраться. — сухо произносит Комолов и, отодвинув Ульяну, выходит на улицу. Не объясняет ей, почему поменял свое решение. Пусть съездит. Может, в следующий раз сто раз подумает, прежде чем проситься. Непонятно, действуют ли на Сашу последние доводы или он уступает по каким-то своим причинам... Воронову это уже не беспокоит. — Хватит и 20 секунд, — просияв, она не тратит время на объяснения и благодарности, а сразу переключается на сборы. Проверяя в переднем кармане штанов телефон, наклоняется, чтобы завязать шнурки на разношенных, удобных ботинках. Цепляет висящую в шкафу кожаную куртку, накидывает на плечи. На подходе к двери её разворачивает пришедшее в голову соображение, и Ульяна находит в своей сумочке, которую оставляет дома, компактный электрошокер. Не бог весть какое орудие, ну хоть так. Спрятав его во внутренний карман куртки, она без каких-либо других задержек выходит за Сашей на улицу. Совсем не аргументы Ульяны заставляют Комолова взять её собой. И даже не угроза любым способом поучаствовать. Для этого есть инструкция от Ворона. Джокер берет Ульяну с собой, потому что сам этого хочет. Развлечения для него и урока, как он думает, для неё ради. Неспеша спускается по лестнице и направляется к машине. Сестра догоняет его даже раньше, чем на половине пути. Шустрая. Пристраивается к нему сбоку, ступая шаг в шаг и снова поднимает на него взгляд. — Значит, вот как это выглядит? — чуть наивно спрашивает она, пока они идут к машине. — Ты звонишь ребятам, выясняешь обстоятельства, а потом едешь разбираться с плохими парнями? Несмотря на тревогу за Веронику, момент кажется почти волнительным. От переизбытка эмоций её тянет на нервный смех. Подумать только, Саша в самом деле взял её с собой! — А чё, Уль? Или ты и ко мне на работу хочешь? — спрашивает Комолов, не упуская ни одного момента уколоть. И всё равно отвечает на её вопрос: — По всякому бывает. Иногда и самому попотеть приходится, помотаться или с серьезными людьми встретиться. И я же не только с плохими парнями разбираюсь и вытаскиваю девушек из передряг, я и... сам плохой. Последнее предложение выходит скомканным. Саша понимает, что слишком увлекся и чуть не начал рассказывать, что и сам может провернуть какие-нибудь мутные схемы. Например, по поставкам оружия или по отжатию бизнеса. Или другому обману в обход закона. Заслышав колкость, Ульяна по обыкновению с тихим цокающим звуком закатывает глаза в полной уверенности, что Саша ею и ограничится. Но когда он неожиданно продолжает, бросает на него искоса наполненный оживлённым любопытством взгляд. Легко улавливаемая недосказанность в его словах ощущается провокационной, подталкивает её вытащить искусно сформулированными уточнениями больше пояснений. Воронова вовремя прикусывает язык. Кто знает, как далеко ей позволено зайти в своих расспросах? Раньше её не посвящали в подробности, потому что она «не доросла ещё». После смерти Кирилла разговоры о криминальной стороне жизни Воронова при ней вообще стали своеобразным табу. Где-то в тот же период тёмный романтический образ плохого парня, который она вдохновенно приписывала Комолову, дал первую серьёзную трещину. Но, очевидно, всё-таки разрушился не окончательно, даже с возрастом. Иначе стала бы предстоящая им сегодня поездка так будоражить ей кровь? Комолов садится в салон за руль. Привычно поворачивает ключ в замке зажигания. Непривычно только отсутствие Шрамова и присутствие Вороновой в машине. А это оказывается, как, наконец, получить возможность рассказать про своё любимое увлечение. Особенно тому, кто от этого очень далек. Так всегда было с Кириллом. Он видел в Саше крутого персонажа из крутого фильма. Потому что Джокер занимался тем, чем Кирилл никогда бы не смог. И совсем не из-за отсутствия возможностей, а из-за отсутствия нужных качеств. Ульяна связывает для удобства волосы в высокий хвост и проворно занимает место рядом с водителем, стараясь не выглядеть при этом, как ребёнок, предвкушающий путешествие в Диснейленд. Насколько же нужно быть испорченной, чтобы такая ассоциация вообще возникла от ночной вылазки в одну из самых жутковатых и неблагополучных местностей в городе? — А мне... Пока мы не разберёмся со всем этим, мне тоже лучше обращаться к тебе, как к Джокеру? Его погоняло, произнесенное Ульяной, звучит весьма... сексуально. Ещё бы чуть увереннее. Ну, ничего. Раз, другой и этот непривычный чужеродный осадок на языке от употребления другого имени пройдет. — Конечно. Если назовешь меня по имени, то мне придется свидетелей зачистить. А это человек пятнадцать, не меньше. — с полуулыбкой отвечает Джокер, поднимая взгляд на Ульяну в ожидании, пока им откроют ворота. С этой полуулыбкой он может и угрожать, и шутить, и говорить о серьезных вещах. Поэтому так сразу и не определить. Сейчас именно второй случай. Компания неожиданной "коллеги" на сегодня его веселит. И в целом вызывает приятные чувства. Разумеется, если Воронова обратится к нему по имени, ничего ужасного не произойдет. Своё имя он от своих людей не скрывает. Правда не все его помнят или даже знают – просто без надобности. А по Ульяне и так поймут, что она к их деятельности не имеет никакого отношения. Если, конечно, она не собирается отсиживаться в машине. Пристегнувшись, она поворачивает голову к Саше и, по мере того, как он говорит, всё сильнее расширяет глаза. Напряжённо всматривается в его лицо, не понимая, разыгрывает он её или нет? Свой вопрос она задавала с оттенком иронии, а вот теперь не на шутку озадачена. — Ну раз всё так серьёзно... — в конце концов решает не отступать от своего Ульяна и выбирает схожие неоднозначные интонации для ответа. — Тогда, как скажешь, Джокер. Повторяет кличку намеренно, но уже немного иначе. Не спеша распробывает вкус, прокатывает на языке, смакует каждую буковку, примеряясь к её звучанию. Оказывается, она ложится на её губы не менее идеально, чем имя «Саша», чуть царапая горло тем особым приятным образом, как это делает, например, первый глоток крепкого виски в конце тяжёлого дня. Или долгожданная затяжка после недели ломки без сигарет. Воронова то ли подыгрывает, то ли воспринимает его слова всерьез. Главное, что принимает правила игры. Раз хочет прочувствовать всю атмосферу – никаких «Саш». Комолов поворачивает голову к ней и одобрительно улыбается. В этот раз у неё получается намного лучше. Он даже почти забывает про сорванный долгожданный выходной. Свет в окнах, покачивающиеся ветви деревьев и абсолютная тишина, нарушаемая только шумом шин и периодическим воем собак. Два автомобиля быстро проезжают мимо, следуя своим путем. Джокер снижает скорость и выворачивает руль, въезжая в ещё один поворот. Ему даже не нужно использовать навигатор. Эту дорогу он тоже хорошо знает. Даже слишком. Внедорожник набирает скорость. Салон мерседеса, дорога – уже настолько привычная для них локация. Кажется, именно так они вместе чаще всего проводят время. Только именно сейчас случай особенный. Ульяну настигает сигнал нового входящего сообщения. Макс пишет, что расшифровал файлы, но толком ничего не нашёл. Пару фоток дизайнера с его супругой и дочерью. Вероникины заметки, понятные лишь ей одной. Никакого существенного компромата. Впрочем, это напоминает Ульяне о том, что она так и не поделилась информацией с Сашей, после чего она вкратце излагает ему всё выясненное. Информации всё равно очень мало. Нашла ли Вероника что-то? Что именно? Успела ли этим воспользоваться? Как именно? Дилетанты. Достает телефон из кармана пиджака. Предусмотрительно не стал сразу надевать перчатки. — Здорова, Геймер. Мне инфа нужна... Да знаю я, сколько времени. Мне сейчас нужно. Твои сверхурочные в наш с тобой договор входят. Записывай. Ме-ще-нко. Замдиректор компании «Urban и что-то там ещё»... Узнаешь, не развалишься. Дизайнер он. Вся инфа нужна в течении часа. Максимум двух. Скинешь на почту. — распоряжается Джокер и, получив утвердительный пусть и без особого энтузиазма ответ, сбрасывает вызов. Замечает два непрочитанных сообщения на экране. Дорога почти пустая, поэтому можно позволить себе отвлечься. — «Мало. Ещё поспрашивай». — «Ок, понял». Пересказ того, что удалось выведать Максу, не занимает и той части пути, которую необходимо преодолеть до выезда на широкую трассу. Сашин человек наверняка справится несравнимо лучше, и Вороновой не нужно слышать их с Комоловым телефонный разговор, чтобы прийти к такому выводу. Поэтому она никак его не комментирует, хотя берёт на заметку, как работают профессионалы. Пока Саша занят своим телефоном, Ульяна отворачивается к боковому окну. В темноте мало что видно, и очертания мелькающих кустов и деревьев угадываются скорее по памяти. Короткая дорога через кладбище в это время суток ещё неуютнее, чем обычно. — Сначала предъявляю Ворону, что взял тебя к себе на работу. А теперь сам везу тебя на свою. Куда специфичнее. И кто я после этого? — усмехнувшись, Саша снова обращается к Ульяне. Голос Комолова не сразу отвлекает её от разглядывания мрачноватого пейзажа за окном. А уж истинное значение его фраз полноценно раскрывается ей лишь спустя пару минут. — Так вот, что это было. В кабинете отца, в мой первый день, — Ульяна переводит на Сашу внимательный и наполненный какой-то странной смесью эмоций взгляд. — Не думала, что ты так переживаешь за меня. Неосведомленность Ульяны его удивляет. Ему казалось, что это было очевидно. Пусть он и не сказал об этом открыто. Именно ей. В этом запрятана вся истина. Ему сложно высказать всё Ульяне напрямую, проявить заботу. Легче разобраться с самим Вороном. Потому что так было всегда: Ульяна для него до сих пор частично та маленькая противная девчонка, лезущая всюду за Кириллом. И с которой нужно быть «особенно осторожным» = держать дистанцию. Ему можно дергать её за косу или толкать в бассейн, щекотать до полусмерти, пугать страшилками, НО решать за неё, считать, как для неё будет лучше, переубеждать её, проявлять заботу о ней, о которой никто не давал распоряжений – может только Ворон. И другие члены семьи, в список которых Саша не входит (не входил?). Это такое негласное правило, сложившееся как-то само собой, но всё же с руки Вениамина. Наверное, он просто боялся, что Комолов может втянуть Ульяну во что-нибудь. Или уже тогда видел странную тягу дочери к сводному брату? — Приятно знать, что я не единственная могу терять голову от волнения, — уголки её губ подрагивают, приподнимаясь в мягкой улыбке. Она почти... Флиртующая. Достигающая глаз и зажигающая в них весёлую искорку. По совершенно непонятным ей причинам, сердце начинает выписывать маленькие кульбитики. — «Ничего я не потерял». — хочет было сообщить Ульяне Саша, но передумывает, когда замечает её новую улыбку и странный блеск в глазах. А она вообще помнит, что её подруга сейчас в полном дерьме? На секунду Саше кажется, что это они обе его разыгрывают. Если так, то до следующего утра они реально вместе с Никой проведут время среди ящиков и всякого мусора. — Ты только не слишком увлекайся самотерзанием и моральными дилеммами, — выгибая бровь, усмехается Ульяна. — А то это как будто не совсем твоё амплуа. — Уверена, что хочешь увидеть моё настоящее амплуа? — усмехается Джокер, приподнимая уголок губ с одной стороны лица. Звучит и выглядит заигрывающе-угрожающе. То, что Ульяна видела в детстве, в подростковом возрасте, во время своих недолгих приездов из Лондона – это "спокойный" домашний Саша. Не плюшевый медведь, конечно, но и говорить про отсутствие у него самотерзаний и моральных дилеммам ей ещё рано. Нет полной картины. Ульяне первым порывом хочется громко фыркнуть и бросить Саше дерзкое «уверена» с затаённым «покажи, что у тебя есть», читающимся в самоуверенных насмешливых интонациях. Но её останавливает притаившееся в асимметрии его ухмылки предостережение. — Ну, я ведь сама вызвалась поехать, — в итоге склоняется к более безопасному варианту она. За ним — спокойное и доверчивое «я тебя не боюсь». Они выросли вместе. Это всё ещё её Саша, как бы то ни было. Хотя на подкорке фоном мелькают ядовитые сомнения. Если задуматься, что она знает про Джокера за рамками установленной Вороновым жёсткой цензуры? Практически ничего. Ответ Ульяны кажется Комолову недостаточно убедительным. Понимает ли она, что может увидеть? И другой вопрос – уже ему – а стоит ли ей всё показывать? Ему этого хочется. Пусть даже если Воронова на следующий день будет шарахаться от него, как от прокажённого. Как тебе такая страшилка, Ульяна? Реальная. Не придуманная. Возможно, Комолову просто хочется открыться ей сильнее. А заодно стянуть с Ульяны розовые очки. Точнее... надеть на неё эти самые очки, потому что сейчас у неё только картинка в качестве 240р, ещё и обработанная собственным мозгом в щадящем режиме под ограничение 12+. За гулом двигателя и звуками дороги, Воронова лишь ещё чуть погодя вспоминает, о чём ещё хотела спросить. И перед воротами, и во время Сашиного звонка. — И как много людей у тебя в распоряжении? — она удобнее устраивается на сиденье, закинув локоть на ручку с внутренней стороны двери. — Есть какие-то ребята с... ммм... Конкретной специализацией? Не знаю, скажем, взломщик? Или технический гений? Или врач? После стольких лет танцев вокруг да около темы Сашиной работы, с постоянными многозначительными паузами и обрывами на середине предложения, Ульяна жадно хватается за возможность выпытать все тонкости. Как будто годами томилась в желании пообсуждать запрещённую тему, а теперь вдруг получила легитимное право её поднять. — Скажем так, больше двадцати наберется. — произносит Комолов, в этот раз следя за дорогой, и со смешком заканчивает: — Есть, конечно. Все профессии нужны, все профессии важны. Какие кадры к нему только не приходят. И всё же Саша не может выкладывать всё Ульяне на блюдечке. Правда конкретно сегодня у нее есть возможность познакомиться именно с не самой привлекательной частью его банды. Воронова чуть не присвистывает, услышав про количество людей, подконтрольных ему. Иногда она всерьёз забывает, что знакома только с «пацанами» Джокера. Тройкой наиболее приближённых к нему парней. Чуть лучше со Шрамовым. Чуть хуже с остальными, которых даже определяет больше не по именам, как Виталика, а по услышанным мимоходом погонялам. Понимание, что это далеко не все ребята в банде, ютится в её голове общими очертаниями. Собирательным существительным типа «охрана отца». В определённом смысле, эта информация – тоже открытие вечера. Она так снисходительно высказалась про поисковый отряд... А у Саши, похоже, и тут всё схвачено. Когда они проезжают лес, она, обернувшись по сторонам, вдруг запоздало уточняет: — Кстати, а куда мы едем? То есть, куда я помню, конечно. Но в смысле зачем? Кто-то из твоих людей нашёл, где могут держать Нику? — Не совсем. Они нашли какого-то подозрительного типа. Это может быть похититель Ники, а может и не быть. Я еду… мы едем, чтобы это узнать. Но поиски продолжаются. Пусть большая часть зданий разрушена, одни завалы, территория всё равно приличная. — Понятно, — коротко отзывается Ульяна на озвученный мини-план их действий, а в душе робко лелеет надежду разобраться со всем быстро и без лишних сложностей, как в кино. Рукой нащупывает рельеф смартфона в переднем кармане джинс, словно убеждается лишний раз, что он не вибрирует входящим вызовом. Жилые и функционирующие здания заканчиваются. Начинается освещенная только фарами полоса битой дороги, а по бокам одноэтажные дома с выбитыми окнами и заросшим участком. Через несколько метров внедорожник въезжает в гаражный сектор, приближаясь ко въезду на промзону. Машины его людей предусмотрительно спрятаны, а не брошены посреди дороги, чтобы не оттолкнуть нежданных "гостей". Но его черный гелендваген встречают всегда гостеприимно. Саша заезжает в глубь, точно зная, куда ехать. Три раза с разной продолжительностью сигналит и только тогда глушит мотор. Кругом темнота, ни одной живой души. Вряд ли Ульяна захочет остаться в машине одна. А, если захочет, Джокер уже настроился взять её с собой. По мере приближения к промзоне живот Ульяны всё неприятнее тянет тревога, и к моменту, когда они останавливаются, от шутливо-беспечного настроения, ненадолго взявшего верх, не остаётся ни следа. Воронова с опаской оглядывается по сторонам, но храбрится перед Сашей, слишком упрямая, чтобы передумать так быстро. Место, в которое они приехали, напоминает декорации старого ужастика или кадры из новостной сводки канала НТВ. Те, что обычно показывают детям, чтобы предупредить о том, куда соваться точно не стоит. Ульяне давно не семь, темноты она не боится и монстров из Сашиных страшилок тоже. Ни Бугимена, ни чёрных рук, ни даже Гроба на колёсиках. Зато от мысли о встрече с личностями вполне реальными – наркоманами, маньяками и прочими маргинальными элементами общества, как раз предпочитающих ныкаться по подобным местам, – у неё шевелятся волоски на затылке. Джокер окидывает сестру придирчивым взглядом. — Волосы убери и... — тянется назад, изымая с заднего сидения черную бейсболку Шрамова с эмблемой Ювентуса, — ...вот. Кладет её на голову Ульяны, хоть немного прикрывая козырьком лицом. Нужно придать ей более… хулиганский вид. Хотя бы чуть-чуть. А то все решат, что с ним девушка из английской королевской семьи. Ухоженные волосы, чистая здоровая кожа. Такая же чистая речь, недешевая одежда, пусть это всего лишь джинсы и водолазка. А главное – ровная осанка, движения – красивые, гибкие, с точным пониманием своего тела, какое бывает у гимнасток. Так, может, хоть немного уменьшит желание остальных на нее поглазеть, как на что-то очень необычное и притягательное. Больше ничего всё равно сделать с ней нельзя. Там Воронова не встретит обаятельного Шрамова или скромного и молчаливого Ерёму, которые к ней привыкли. И в целом более социализированы. А такие, как Ульяна, сюда заезжают... только в качестве бездыханных тел и не по своей воли. — В следующий раз надо будет надеть что-то с капюшоном. Или захватить маску, — нервная оговорка слетает с языка непроизвольно, в слепом стремлении придать себе какой-никакой смелости. А ведь он даже Кириллу не позволял так далеко зайти. Только Кир никогда и не просился... — Уже про следующий раз думаешь? Ну ты даёшь. — с улыбкой в своем стиле подбадривает Ульяну Саша. Воронова беспрекословно и чётко следует инструкциям Комолова. Пальцы сами вспоминают нужные движения, когда она ловко прячет хвост под кепку и натягивает козырёк до самой переносицы. Первой из машины не выходит, ждёт, пока приоткроется с щёлкающим звуком дверь с Сашиной стороны, и только тогда дёргает ручку со своей. Выбравшись наружу, Воронова суёт руки в карманы, жалея, что не надела широкую отцовскую байку, чуть сутулит плечи и следит за тем, чтобы её походка оставалась расслабленной, меньше напоминающей дефиле по модному подиуму. Совсем как когда ей было пятнадцать, и она всеми силами мечтала избавиться от ярлыка правильной девчонки. Джокер быстро натягивает перчатки и выходит из автомобиля. Ставит внедорожник на сигнализацию и дожидается, когда Ульяна к нему подойдет. Чувствует себя абсолютно спокойно. Здесь, как бы это дико не звучало, он может не переживать за свою жизнь или жизнь Ульяны. Среди его людей только надежные и проверенные. Психов, состоящих на учёте, насильников, наркоманов и прочую падаль он к себе не берет. Следит за их биографией. Ника просто обязана быть неподалёку. Как минимум, здесь, в полном соответствии её словам, стоит спёртый, неприятный запах сырости, цемента и чего-то ещё. Не то чтобы воняет, на открытой местности в прохладную погоду вполне сносно. Но Ульяне всё равно приходится напрячься, чтобы не кривиться и не потирать нос. — Прохладненько сегодня. — расслабленно говорит Комолов, чуть потерев руки, будто они просто вышли погулять в парк. Непривычно видеть Сашу здесь, в локально раскинувшейся под самым Питером обстановке антиутопии, чувствующим себя в своей тарелке. Непривычной, оказывается, даже сама мысль. Саша в своей тарелке. Ульяне доводилось видеть его серьёзным и улыбающимся, расслабленно перебрасывающимся шутками с пацанами, увлеченно объясняющим что-то Кириллу и ведущим сосредоточенную немногословную беседу с отцом. Но именно такое, ёмкое и исчерпывающее, описание ещё ни разу так чётко не формулировалось в её голове. Этот образ Комолова, уделив секунду, она надёжно отпечатывает в памяти на будущее. В противоположность его спокойствию, её саму уже слегка потрясывает. К счастью, всё можно списать на банальный холод. Для летней ночи ветер слишком стылый и промозглый. Она ни на шаг не отстаёт от Комолова, держась чуть позади него, за спиной, и запрещает себе озираться и оглядываться, смотря либо перед собой, либо под ноги. У одного из приземистых полуразвалившихся ангаров, прислонившись спиной к проржавевшим железным воротам, их поджидает тёмная фигура в спортивном костюме. Вначале Воронова ошибочно принимает её за того самого подозрительного типа, нащупывая через подкладку выпуклый бок электрошокера, но по тому, как Саша направляется прямиком к нему, понимает, что это явно не он. Неизвестный в спортивном костюме отстреливает двумя пальцами в сторону бычок, шмыгает носом и поворачивается в их сторону, смерив долгим взглядом, что, вероятно, является жестом узнавания. К ним навстречу выходит ещё один в спортивном костюме: высокий амбал с перекошенным лицом. Шрамы, не один раз сломанный нос, уши, выбитые зубы. И новые травмы: после недавних событий. Воронова всеми силами игнорирует желание вжать голову в плечи и вцепиться в Сашину руку, спрятавшись за его спиной. У абмала широченная улыбка на лице, будто в Голливуде. Улыбка вызывает огромный диссонанс. Даже для Джокера. Он мог бы легко переломить позвоночник и Джокеру, и Ульяне. Только Комолов не боится. — Хули ты лыбишься, Кривой? — спрашивает Джокер резко, не ограничивая себя в выражениях. Тот даже улыбаться не перестает. Что же его так развеселило? Погоняло у громилы говорящее, с таким оскалом ему только доски розыска и украшать. И что она здесь забыла? Понадобилось же ей строить из себя героиню дешёвых романов... — Выловили мы этого фраера. А он нам ебанный цирк засвистел. — тут он в темноте замечает, что рядом с боссом вовсе не Шрамов, — Опачки, ты с дамой. Пардоньте. Лишних вопросов не задает. — Например? — игнорируя его извинения, спрашивает Комолов. Кривой не может ответить. Начинает громко ржать, никак не может сконцентрироваться. Топор, стоящий рядом, тоже лыбится. — Ты ща, бля, сдохнешь. — сквозь смех говорит он. Любого другого от такой фразочки в таком месте от таких личностей схватил бы инфаркт. — Не хотелось бы. — сухо без энтузиазма отвечает Джокер, — Кривой, хватит порожняк гнать. По делу вещай. Грубая речь режет слух, но Ульяна сохраняет бесстрастный, почти скучающий вид и никак не реагирует на брошенный на неё взгляд, как будто нет ничего удивительного в том, что Саша заявился сюда с ней. Хотя с удовольствием предпочла бы слиться с окружением, привлекая не больше внимания, чем валяющиеся поблизости старые покрышки или куча сколотого кирпича в стороне. Надеется, что её не очень выдают испуганно расширенные зрачки и еле заметное подрагивание плеч после взрыва лающего смеха. Между ребёр гулко ухает, и она, дав слабину, беспокойно стреляет взглядом на Комолова. Он сейчас так непохож на себя обычного, что ей впору смутиться. Конечно, это ведь не их полушутливые «дуэли» и даже не разборки с хулиганами на улицах и в коридорах школы. Здесь всё серьёзно. Однажды Ульяне довелось подсмотреть, как отец командует своими людьми. Пробираясь ночью на кухню, она заметила включенный свет в его рабочем кабинете и не смогла удержаться, чтобы не подобраться поближе. Ей было пять или шесть. Отец тогда казался ей большим и грозным, как огромный медведь. Не удивительно, что его побаивались и слушались. С Сашей всё не так. Меньше демонстративной силы, больше скрытой опасности. Его образ будто соткан из тихой зловещей угрозы и безусловного непоколебимого авторитета. Наверное, поэтому его людям хватает одного предупреждения, чтобы перейти ближе к сути. — Горбатого этот клоун лепит. — Кого-то конкретного? Или просто понтуется? — тем же языком уточняет Джокер. — А вот и самое сладенькое. Втирает, что пасынок Ворона. — уже без улыбки озвучивает причину недавнего веселья Кривой. Комолов приподнимает брови. — Вот как? — издав невольный смешок, Джокер заинтересованно поджимает губы – как ребенок, желающий поскорее увидеть обещанное, — Ну, пойдем поглядим на него... Может я чего-то не знаю. Они изъясняют ситуацию в своих цветистых выражениях, о значении которых Воронова догадывается лишь по контексту. Хотя подозрительно прибавившаяся оживленность Саши ей понятна. Не каждый день кто-то прикидывается тобой, как какой-нибудь звездой с мировым именем. — Обожди. Мы у него ключи от тачки бортанули. Там глухо, крови нет. Из бабского во. — Кривой протягивает Джокеру тушь известного бренда и заколку. Саша забирает вещи и бегло осматривает. Вещей Ники он всё равно не знает, поэтому передает их Ульяне. — Узнаешь что-нибудь? Были такие у твоей подруги? — Тут нихера не разобрать. Внутрь заваливайтесь, там светлее. — гостеприимно приглашают их к себе. Кривой и Топор проходят в амбар. Джокер, положив ладонь на спину Ульяны, вместе с ней тоже направляется к открытой двери. Получив в руки вещи, Воронова сосредоточенно покручивает их между пальцев, пока Комолов не увлекает её за собой внутрь. Как ни странно, столь незамысловатый жест, как его ладонь, опускающаяся на её лопатки, придаёт ей смелости. — Рядом держись, но позади меня. — обращается Саша к Вороновой, наклонившись к её лицу и обдав щеку своим дыханием. Вряд ли, конечно, Ульяна решит прогуляться здесь одна. Хотя, кто знает, что ещё может прийти в эту голову. Поскольку она и так планировала в точности следовать его совету-приказу, то моргает вместо кивка. В здании их ждут ещё трое парней, не считая пойманного фраера. Хозяева самого темного места города. Тяжелая артиллерия, как называет их сам Джокер. — Заколка выглядит незнакомо, а вот тушь у Ники точно такая есть, — Ульяна понижает голос, пользуясь тем, что Саша ещё не отстранился от неё. — Правда, марка популярная, с такими сейчас полгорода ходит. Замечание малоинформативно, и Воронова жалеет, что не может помочь чем-то посущественнее. В ангаре на неё обращают уже значительно больше внимания. Ульяна замечает, что её разглядывают, как диковинку, вот только увеличившаяся публика дискомфорта не добавляет. Даже наоборот. Долгие годы выступлений кого угодно научат абстрагироваться от обращенных в твою сторону взглядов. И чем больше народа, тем проще забыть о чужом любопытстве. Воронова, притормозив неподалёку от Джокера, не сводит глаз с привязанного парня и отмахивается от кольнувшего живот сострадания. Этот... Подонок может оказаться похитителем Вероники. Неизвестно, причинил ли он ей какой-то вред или как-нибудь обидел. Если напоминать себе об этом постоянно, не так уж и жалко его ровного носа, под которым ещё не запеклось округлое пятно крови. — Только рядом не вставайте, а то мы потом не поймем, кто настоящий Джокер. Снова раздается ржач. В этот раз в три раза сильнее. Александр жестом показывает им заглохнуть. — В чувства его приведите. — командует Джокер. Кивком головы Комолов указывает на парня, привязанного к стулу. Побоев на нём немного. Одежда, обувь дорогая. И стрижка явно не за триста рублей. Мажор какой-то. Джокер даже немного расстраивается. Надеялся увидеть противника подостойнее, что осмелился назваться его именем в надежде спасти свою шкуру. Хотя все верно. Так мог сделать только полный дебил. — Эй, клоун, проснись и пой! Подойдя ближе Кривой грубовато, без церемоний похлопывает парня по щекам, до тех пор, пока он со стоном не приподнимает безвольно упавшую на грудь голову. — Стой здесь. — холодно чеканит Джокер, обращаясь к Ульяне. Переводит взгляд на Лешего – самого приятного из неприятных, а затем снова на Ульяну. Таким образом дает понять ему, чтобы приглядывал за "объектом" и в случае чего обеспечил безопасность. Хотя очень сомневается, что какой-то мажор сможет что-то сделать. Как ему сообщили по телефону, даже оружия у лжеДжокера при себе не было. Сам же делает пять шагов к стулу, встречаясь взглядом с привязанным. — Ну и чё? Дошло, наконец, с кем связались, а?! — огрызается мажор, сплевывая кровь на пол. Комолов пару секунд ничего не говорит и не двигается, с пренебрежением рассматривая. Даже все пальцы целы. Видимо, Кривого и компанию очень сильно повеселило это представление. Скорее всего, кто-то из светского круга этого мажора обращался к Джокеру или имел с ним дело при других обстоятельствах, не склонных к сотрудничеству. Вот он мажору Джокера и порекомендовал или, наоборот, пожаловался. Возможно, для Ульяны будет неожиданностью, что Саша... точнее Джокер весьма популярен в Питере. Почти легендарен. И не только среди тех, кто имеет прямое отношение к криминалу. Комолов обходит стул, останавливаясь позади и ладонями упираясь в напрягшиеся плечи. Наклоняется к связанному. Как бы она не настраивала себя на то, что произойдёт дальше, зрелище всё равно разгоняет пульс. Связанный парень ведёт себя вызывающе дерзко, строит из себя самоуверенного, но Ульяна про себя отмечает, как подрагивают его запястья, прижатые к стулу пластиковыми биркодержателями, и как рвано дёргается на горле кадык. Он ей не нравится. Не только потому, что в данный момент он их главный подозреваемый. В нём есть какая-то мелкая трусость, а ещё изрядная доля чванства и нарциссизма. Такие люди жестоки, и срывают эту жестокость на других, чтобы самоутвердиться. Далеко не лучший набор личностных качеств. Саша кружит возле пижона с той же плавной медлительностью, с которой в зарубежных триллерах на фоне безмятежной морской глади появляется в кадре острый треугольный плавник. И это тоже часть его тактики, понимает Воронова. Психологический трюк. Позволяет своей жертве вдоволь накрутить саму себя, потрепыхаться в путах, убеждаясь в их прочности. — Ну. Раз ты Джокер… — начинает Саша с полуулыбкой – той самой, и выдерживает небольшую драматическую паузу, — …я тебя в кислоту окуну. Выплывешь? Мажор нервно сглатывает, таращась на Джокера. — На понт берете, да? Ну, давай-давай! Попробуй! — он похоже даже не до конца протрезвел ещё. Саша снова выпрямляется и вытягивает правую руку в сторону. — Топор, будь добр... — мягко произносит Комолов. — Чё? Александр шумно протяжно вздыхает. На секунду прикрывает глаза и подавляет желание грубо выразиться. Сам виноват. Забывает, что с ними нужно общаться максимально понятно, примитивным — их — языком. А с ними чаще всего напрямую общается Угол: у Джокера своя четкая система и иерархия. — Метнись за кислотой, говорю. — Во, так бы сразу. Топор скрывается за двумя рядами старых грязных наполовину пустых шкафов. Возвращается уже с небольшой белой без опознавательных символов канистрой. Комолов снова встает перед стулом и забирает канистру. Не торопясь, наслаждаясь моментом, откручивает крышку. ЛжеДжокер с опаской наблюдает, но ещё надеется, что тот просто блефует. Ульяна тоже не верит в серьёзность его намерений. Не верит, даже когда канистра оказывается в руках Саши. Он наклоняет сосуд и проливает немного жидкости на пол рядом с ботинками мажора. Громкий и отрывистый вдох Вороновой тонет в химическом шипении. Пара капель попадает на ботинки. Мажор тут же поджимает ноги. Боязливо прячет их под стул. Каждое сердечное сокращение отчётливо отдаётся в висках Ульяны. Может ли он? Способен ли он? Устроенный парню допрос начинает тревожно напоминать пытки. Ульяна чуть не срывается на истерический смех. Она время от времени дразнит Комолова, подсыпая ему соль в кофе и горчичный порошок в гель для душа, а он время от времени по ночам в заброшенных ангарах пытает людей. — Да вы чё пацаны! Я пошутил! Я не Джокер, я Паша! С.. случайно здесь оказался… — с неровным дыханием, отрывисто говорит Паша. — Неверно. — поджав губы, Джокер пару раз мотает головой. Комолов уже начинает наклонять канистру с содержимым над пахом мажора. — Не надо! Не надо! Пожалуйста! — голос его срывается на панический крик, — Я скажу! Скажу! — Ну? Больше не наклоняет бутылку, но и не убирает. От собственного крика Паша начинает задыхаться и кашлять. Только это не вызывает у Джокера сочувствия. — Ты смотри, у меня рука устанет держать, дрогнет, все прольется. — спокойным тоном объясняет Комолов, как будто буднично объясняет гостям северной столицы, как куда-либо добраться. — Девку я убил! Свою! Взбесила меня! Надо было от трупа избавиться! Факт убийства собственной девушки кем-то Комолова не ужасает, а заставляет лишь усмехнуться. — И? Труп где? — чеканит Джокера, отчетливо произнося каждое слово. — Я.. я не помню. Воронова не успевает уложить информацию в голове, потому что и она меркнет на фоне полученного от их подозреваемого признания. Труп. Девушка. Убил. Мозг самостоятельно определяет опорные слова, одновременно с тем, как по коже проходится волна электрического покалывания. Непонятно, к чему она сейчас ближе. К тому, чтобы рухнуть на пол без чувств или потеснить Сашу и всё-таки перевернуть эту канистру? Джокер чуть сильнее наклоняет горлышко канистры. — П-ш-ш. — угрожающе шипит Комолов, напоминая Паше, что случилось, когда всего лишь немного жидкости попало на пол. — Там недалеко граффити было в виде черепа красной, кажется, краской. Я её в какой-то деревянный ящик засунул. — Как звали её? — К… Катя. Прозвучавшее имя приносит Ульяне лёгкое облегчение тем, что оно не то самое. Но это совсем не тот тип облегчения, после которого лёгкие наконец выгоняют застоявшийся воздух наружу и напряжение сходит с мышц. Вместо этого у Вороновой кружится голова и кисло печёт горло. Это всё медный сульфатный запах. Ей нужно на свежий воздух. Ей нужно уйти отсюда. — Ну что же ты, Паша… — закручивая крышку канистры, Джокер псевдо-осуждающе цокает языком и снова качает головой, как разочарованный родитель. — Наша? — спрашивает Кривой, впервые вмешиваясь в допрос. В уже оконченный допрос. — Вроде нет. — Комолов возвращает бутылку Топору и снова лицом поворачивается к Ульяне и остальным, — Но можем проверить на всякий случай. Он предлагает конкретно Вороновой. Это её расследование. Она удивлена, что до сих пор не сдвинулась с места и держится на ногах, полностью дезориентированная шоком. И когда Саша снова разворачивается, явно обращаясь к ней, Ульяна отшатывается. Всего на дюйм. Даже меньше. Короткий рефлекс дёргает её тело назад. Естественный инстинкт добирается до нервных окончаний раньше, чем нужные нейронные связи восстанавливаются, и Ульяна понимает, что только что сделала. Не могла же она всю жизнь быть такой наивной, чтобы считать, будто Джокер ласково уговаривает людей выдать ему ценные сведения? Или могла? Саша первым делом смотрит на Ульяну. Понимает ли она, что если кислота здесь уже бережно хранится, то она рано или поздно выстрелит? Точнее уже для чего-то применялась. И совсем не пара капель для запугивания и выбивания признания из слабохарактерного трусливого пижона. Комолов снисходительно не подходит ближе, давая сестре время привыкнуть. Никак на этом внимания не акцентирует и не пытается как-то сгладить острые углы. Всё именно так и происходит, Ульяна. Все остальные тоже смотрят на Воронову, поняв, что она не новая подружка Джокера, а их заказчик на сегодня. Хотя это два не взаимоисключающих фактора. Только сейчас для людей Джокера важнее второе. Кто платит, тот и музыку заказывает. Комолов делает два шага вперед, беря со стола относительно чистую тряпку. Вытирает об неё перчатку, перемазанную каким-то маслом, которое было на канистре. — Только ментам не сдавайте... — глухо хрюкает мажор, на секунду перехватывая их внимание. — Заглохни. — чеканит Джокер, не оборачиваясь к мажору по всей видимости решившему, что самая большая опасность его миновала. Топор гадко лыбится, демонстрируя Паше канистру в своей руке. — Лихо ты его расколол. Мы это и для себя срисуем. — произносит он, разглядывая выжженное на полу пятно. — Пользуйтесь. — усмехается Джокер, с барского плеча отдавая им свою наработку. Хотя он всего лишь на ходу импровизировал. Решил, что для Ульяны это будет намного эстетичнее, чем старое-доброе избиение с соплями, кровью и опухшим лицом. Воронова почти уверена: у Ники превосходная чуйка на парней. С таким ублюдком она бы ни за что не связалась. Но ей почему-то в любом случае хочется найти тело. Молодой девушки. Её или Никиного возраста. Убитой ни за что. Может, она ничего и не успела понять, а может, тоже кому-то звонила и до последнего ждала помощи. Может, у неё просто не было брата, готового сорваться посреди ночи ей на выручку. Может, у неё вообще никого не было. Или, возможно, где-то теперь останутся её родители, родственники, друзья, которые уже никогда не оправятся от утраты. А Саша даже не поранил ублюдка кислотой. Ульяне вдруг становится стыдно за свою неподконтрольную реакцию. Может, Джокер не святой и не праведник, но уж точно и не злодей. Подсознательно Воронова понимает, что совладать со своим голосом в эту секунду не сможет, а слабые дрожащие интонации навсегда испортят её образ перед этими людьми, поэтому ограничивается тем, что твёрдо встречает взгляд Комолова и, поджав губы, согласно качает головой. Саша переводит взгляд на Кривого, как на главного здесь. Он понимает без слов, что от него требуется. — Знаем это местечко. — говорит об описанном граффити в виде черепа, — Минуту отсюдова до него топать. — Пошли, покажешь. — С ним чё? Нам прибрать? — спрашивает Кривой, ткнув пальцем в привязанного. Он говорит совсем не о пылесосе и тряпке для пыли. Хотя этот вопрос может подразумевать не только убийство, но Саша знает, что сейчас Кривой говорит именно о нём. И это уточнение «нам» – тоже весьма говорящее, несет смысл и долю удивления от Кривого. За такие дела Джокер должен лично пристрелить этого лоха. И убитая девушка Катя здесь не причем. Ульяна хоть и не слишком сведуща в бандитском жаргоне, что имеет в виду Кривой под словом «прибрать» определяет без дополнительных подсказок. Привязанный к стулу мажор, видимо, тоже, потому что принимается снова скулить, блеять и лепетать что-то несвязное, натягивая путы. Крутит головой во все стороны, цепляясь за стоящих умоляющим взглядами. Один достается и Ульяне. Чуть более долгий и драматичный, чем всем остальным. Либо Павлик посчитал, что у неё тут есть какая-то власть, либо слепо надеется на сердобольность девичьего сердца. — Потом перетрём. — небрежно говорит Комолов и направляется к выходу. Проходя мимо Вороновой, бросает на неё приглашающий взгляд. Не трогает. В ответ Воронова смотрит на мажора с презрением, как на самую ничтожную грязь под ногами, и показательно отворачивается, провожая движением головы направляющегося к выходу Комолова. Очередное неестественное ощущение. Натяжение кожи под впивающимися в ладонь ногтями и благодарность за то, что он к ней не прикасается. Физический контакт разрушил бы карточный домик её выдержки, обратив его в труху и пепельные хлопья. Кривой ведет их по ночной неровной дороге, подсвечивая путь фонарем. Снаружи воздух не такой удушливый и тяжёлый. Ульяна механически переставляет ноги, не отрывая глаз от светлого пятна, обрисовывающего дорогу перед ними, и, не задумываясь, обступает каждую рытвинку, неровность, куски битой штукатурки и старые доски. Попросту забывает про свою псевдомаскировку и про неряшливость, которую пыталась добавить походке и позе, держа лопатки сведёнными вместе, а плечи расправленными, будто проглотила длинный кусок арматуры. — Береги тапки. — Кривой решает поухаживать за Ульяной, любезно обращаясь к ней и предупреждая о грязи под ногами, — Надыбаем мы твою подругу и обидчика её вздёрнем. Вряд ли на что-то надеется. Просто хочет получить хоть немного внимания от дамы. — Не подлизывайся, Кривой. — с полуулыбкой предупреждает Комолов. Даже если бы он не выглядел, как горилла, Ульяна сейчас точно не настроена на флирт. — Твоя краля, Джокер? Так чё ты сразу не сказал? Саша ничего не отвечает на это, но и не отрицает. А что? Приятное чувство хоть где-то засветить Ульяну как «свою кралю». Своеобразное подбадривание от Кривого ненадолго выводит её из отрешённого состояния. Воронова почти тронута этим "джентльменским" жестом, никак не вяжущимся с его внешностью неуклюжего вышибалы из фильмов про гангстеров, и уголок её рта с одной стороны слабо приподнимается вверх. Она не упускает из вида и то, что Саша не спешит объяснять истинный характер их отношений или поправлять громилу, только сама это тоже никак не комментирует. Так проще, чем что-то выдумывать, да и зачем? После оглушительного всплеска эмоций, Ульяну закономерно накрывает плотной пеленой апатии. Кривой светит на стену с тем самым черепом. Пришли. Внутри менее чисто, если это слово вообще подходит под всю эту сомнительную территорию. На полу шприцы, пустые пластиковые упаковки, бутылки, окурки и прочая дрянь. Несколько крупных ящиков стоят вдоль стены в пыли и паутине. Нужное им помещение имеет ещё более непритязательный вид, чем всё, что они видели до этого. Как будто такое вообще возможно. К малоприятным ароматам с улицы теперь примешиваются запахи человеческих испражнений, дыма и спирта, и Ульяне уже совсем не хочется проверять содержимое потемневших от сырости контейнеров. Внутри конвульсивно бьётся желание сбежать и закрыться где-нибудь в Сашиной машине, но вперёд толкает злость, подкреплённая непонятно откуда взявшимся чувством долга, словно она чем-то обязана этой несчастной погибшей девушке. — С того края заходи. — командует Джокер, а сам подходит к ближнему ящику, — А ты с телефона подсвети мне. С последним обращается уже к Вороновой, но тон почти не смягчает. Достает свой телефон и вручает Ульяне. Ульяна послушно забирает у Комолова телефон, в пару щелчков находя и включая на нём фонарик, но как ни старается светить им ровно, в подрагивающих пальцах он все равно больше напоминает стробоскоп. У кого-нибудь менее стойкого уже случился бы приступ эпилепсии. Может, морально она и ощущает себя пропущенной через мощный блендер, физически оказывается ещё способной на брезгливость и страх. Поэтому чуть не подпрыгивает на месте, вляпавшись в паутину и критически приближается к тому, чтобы попросить Сашу взять её за ручку, перепуганная хрустом битого стекла под своей ногой. Часть из ящиков не открываются. Значит и мажор бы не открыл. Спустя четыре тяжелые крышки и два жирных паука находится тот самый. Комолов небрежно рукой скидывает с него три полупустые бутылки, отчего стекло разбивается о пол. Пальцами крепко вцепляется в край и поднимает крышку, заглядывая внутрь. Тусклый свет, попавший внутрь ящика, выделяет уже закоченелую женскую руку и шею с характерными следами удушения. Джокер откидывает крышку и вглядывается в мёртвое лицо. Это не Вероника. Саша уверен, что Ульяна и так это прекрасно знает. Они здесь по-другому поводу: сострадание, чувство несправедливости, жалости даже к незнакомой девушке. Сам Джокер здесь тоже по своей причине. Чужие жмуры на своей земле ему не нужны. Всё это напоминает ей ультрахардкорное испытание в лайв-версии Форт Боярда. Разве что в конце её ждут не ключик и не сундук с монетами, а холодный бездыханный труп. Ульяне нечасто доводилось с подобным сталкиваться. Поэтому от увиденного в нужном ящике вся краска сходит с лица, и Ульяна по бледности напоминает лежащее перед ними тело. Только когда труп уже предстает во всём своем великолепии, Джокер вспоминает, что Ульяна то, вероятно, никогда мертвецов не видела. Если не считать Кирилла и родную бабушку на похоронах, в гробу, но это совершенно другое. Она всё же набирается смелости заглянуть внутрь. Завтра у неё будет тяжелый и долгий отходняк, как после самого жесткого похмелья. — Это не Ника, — сама не зная, зачем, констатирует очевидное Воронова и сглатывает привкус собственного ужина на языке. Ещё немного, и Комолов сможет лично выяснить, что лежало у неё на тарелке. Убитая девушка даже моложе, чем она предполагала. На вид ей не дать и больше двадцати. Ульяна всё продолжает оцепенело её разглядывать, отмечая выгрязненное и порванное платье, сколотый маникюр, спутанные волосы и синюшные пятна, уродующие лицо и шею. Жаль, что у Джокера всё-таки не дрогнула рука. Она надеется, ублюдок закончит свои дни так же. В какой-нибудь клоаке, где его тело никто и никогда не отыщет среди отбросов. Комолов не трогает её и не утешает. Знает, что, если сейчас проявить хоть каплю теплоты и участия, Воронова не выдержит и даст волю эмоциями. А ему бы не хотелось успокаивать её на глазах у Кривого или кого-то ещё из здешних. Он с глухими шлепками отряхивает перчатки от пыли и паутины. — Нашел?! — кричит Кривой, в кой то веке вспоминая нормальное слово русского языка. — Да. Из глубины ангара, куда ушёл Кривой раздаётся какой-то треск, эхом отражаясь от стен. Ульяна моргает, сгоняя странное наваждение, и вздрагивает уже от жестокости мелькнувших в голове мыслей. Есть правосудие, есть закон, есть 105-я статья УК РФ, в конце концов, которая надолго запрячет мажора за решётку. — Твои парни могут передать тело полиции или вроде того, чтобы о её смерти сообщили близким, если они есть? — Воронова очень осторожно подбирает формулировку и смотрит на Сашу достаточно выразительно, чтобы он однозначно её понял. Судьба парня в ангаре ей безразлична. Она хочет дать молодой девушке по имени Катя возможность быть нормально похороненной, а тем, кому она была дорога, возможность нормально попрощаться. Если Джокер найдёт способ устроить это без того, чтобы выдавать убийцу органам, и вдруг, по каким-то своим причинам, захочет им воспользоваться... Что ж, вмешиваться в дела Джокера ей вообще-то не положено. Он даже удивлен, что Ульяна может в таком состоянии составить вполне сносное понятное предложение и озвучить его. Не в первый раз работает с девушкой. У них уже были такие заказчики на шпильках и в дорогом пальто. Только они в такой ситуации могли промямлить лишь что-то отдаленно похожее на связные слова. — Могут. — отвечает Саша коротко, не поясняя, а сделают ли. Он мысленно обдумывает план дальнейших действий. Не по поиску Вероники, а по трупу и мажору. Как говорит Ворон: «Земля дорогая, нельзя удобрять её всяким некачественным дерьмом». Ворон не склонен к убийствам за любую оплошность. Только Джокер так и не разобрал до сих пор, когда именно это та самая оплошность, а когда можно отпустить с миром. Поэтому периодически, как в дурацком сапере, бьет не туда, вызывая негативные реакции отчима. Но сегодня точно уверен в своем решении. — Идём. Нам ещё твою подругу искать. — чеканит Комолов и направляется к выходу. Ульяна ещё несколько секунд не может отвести глаза от тела убитой и первые шаги делает спиной назад. Помочь этой девушке она больше ничем не может. И всё же, разворачиваясь, чувствует себя так, будто оказалась под прицелом сотни осуждающих взглядов и кто-то из первого ряда вот-вот кинет в неё камнем. Кривой, запомнив место, где нашли труп, делает короткий звонок своим, чтобы те взяли грязную работу на себя и достали тело. До первого ангара и автомобиля они идут молча. В этот раз Кривой плетется сзади, всё также подсвечивая дорогу фонарем. По дороге к машине Ульяна свободной рукой вытягивает свой телефон из кармана, чтобы проверить. На экране ни одного пропущенного сообщения и условный значок в верхнем углу демонстрирует самый слабый сигнал сети. Не удивительно, что она не смогла определить местоположение Вероники точнее. Воронова поднимает голову и напряженно осматривается. Со всех сторон, насколько хватает взгляда, — однотипные замшелые кирпичные и железобетонные постройки. Миллион крошечных острых иголочек царапает её кожу. Эта территория просто огромная. С последнего звонка Вероники прошло уже больше часа. А для того, чтобы убить человека, иногда требуется не больше минуты. Они ни за что не успеют всё выяснить и отыскать её здесь. Если только мёртвой в грязном деревянном ящике... Спирально нарастающая паника и отчаяние сдавливают лёгкие тисками, и Ульяна цепляется быстрым взглядом за Комолова, как за свой единственный якорь. На его лице ни один мускул не дрогнул, ни после признания того пижона, ни при виде трупа. И сейчас он по-деловому серьёзен и собран. Ни единого лишнего колебания. Она здесь всего ничего, а для него это часть трудовых будней. И повидать Джокер наверняка успел вещи и похуже девушки, задушенной своим трусливым и ничтожным бойфрендом. С мимолётной вспышкой сочувствия приходят в равных пропорциях смешанные уважение и восхищение. Или нечто отдалённо их напоминающее. Как будто до сих пор она глубоко недооценивала то, с чем приходится иметь дело Комолову. Это действует на неё отрезвляюще. Ульяна не знает, как (Как, Саша?) он справляется со всем этим, но если ему это по силам значит, и у неё должно получиться: взять себя в руки и довести начатое дело до конца. И найти Нику. Живой. Джокер щелкает ключами, снимая мерседес с сигнализации. Открывает дверь пассажирского сидения и кивком, не подразумевающим возражений, приглашает Ульяну занять место. — Жди здесь. Я быстро. Знакомый запах и обстановка должны ей немного помочь прийти в себя, а заодно не мешаться под ногами. Как она, кстати, и обещала. Отыскивая в себе сусеки, по которым ещё можно поскрести, чтобы набраться смелости для этого, Воронова чуть не вздыхает от облегчения, когда Саша сам приказывает ей остаться в машине. Закрывшаяся дверца — всё, что ей нужно перед тем, как безвольно распластаться на сиденье. Ульяна решает прикрыть глаза, в надежде прогнать будто выжженный на сетчатке вид окоченелого тела, а заодно и унять порядком замучившую тошноту. Но так ещё хуже. Так у трупа появляются Никины светлые волосы и смеющиеся зелёные глаза, медленно затягивающиеся стеклянной плёнкой. Похоже, после сегодняшнего, ей всё-таки понадобятся те таблетки со снотворным. Джокер направляется вместе с Кривым обратно в ангар. — Ну чё? — спрашивает Кривой, когда за ними закрывается тяжелая железная дверь. — Труп обратно в его багажник. Его тоже в машину. Тачку отгоните к гаражам. Только не к нашим, подальше. Знакомому менту я сообщу. — дает четкое распоряжение Комолов. — И усё? А этот? Дай я ему хоть рожу разрисую, да кости вправлю. А то съебется из тачки то, пока твой мент приедет. Джокер смиряет Кривого уничтожающим взглядом. Тот замолкает, догадавшись, что это ещё не всё. Комолов проходит вглубь ангара, где на стуле продолжает трястись, как лист на ветру, мажор. — Ну чё? — спрашивает Саша, снова соблюдая все нужные паузы, — Уяснил, кто здесь Джокер? Паша согласно и часто кивает, как игрушка на приборной панели в машине. — Молодец. — с ухмылкой одобряюще похлопывает привязанного по плечу и направляется обратно. Только на полпути возле стола останавливается, будто забыл что-то важное. Фалангой указательного пальца стучит по той самой канистре. Он не может отпустить его даже с двумя переломанными ногами. Нет. Нужна говорящая метка. Назвался Джокером, полезай в… — А это для лучшего запоминания. В этот раз не медлит. Ловко откручивает крышку и берет в обе руки канистру. Одним точным без сожалений и сомнений движением выплескивает часть кислоты на правую щеку, шею и плечо лжеДжокера. Под уважительные взгляды Кривого и компании спокойно отходит назад, вернув канистру на стол. Проверяет телефон во внутреннем кармане, но вспоминает, что отдал его Ульяне. — Привезут ещё какого лоха – звякну! — усмехается Кривой, говоря громче, чем обычно. В открытую дверь ангара просачиваются громкие душераздирающие стоны и крики. Саша закрывает дверь и направляется, как ни в чем не бывало, к мерседесу. Возвращается к автомобилю один. Кривой и остальные остаются в ангаре оказывать «помощь» Паше и разбираться с теми проблемами, которые он им подкинул. Ну, зато будет жить. Наверное. Саша не испытывает ни жалости, ни злорадства, ни упоения собственной жестокостью. Он всего лишь сделал то, что от него требовалось. Профдеформация? Может быть. Комолов дергает дверь внедорожника, отмечая, что Воронова даже не бьется в молчаливой истерике. Ступает на пол салона правым ботинком и, потянув дверь за собой, ловко садится на место водителя. Больше всего в работе (после захоронения своих людей) он не любит вот это состояние. Когда процесс не дал никакого результата. В их случае отсутствие новостей – это не хорошие новости.***
Тишину в салоне прорезают короткий звук оповещения и длинная вибрация. Воронова только спустя пару секунд понимает, что звенит Сашин телефон, по-прежнему зажатый в её руке. Рефлекторно вчитываясь в подсветившееся окошко быстрого просмотра сообщений, она узнаёт, что какая-то из работниц клуба проболталась о том, что администратор в середине смены искала замену одной из девочек. При этом сама администратор ведет себя подозрительно и всё отрицает. Кроме того, с парковки пару часов назад уезжал серый пикап нисан, забравший на борт лишнего пассажира. Там, кажется, есть и ещё что-то, но информация высвечивается не полностью, скрытая многоточием. Благо, долго ждать возвращения Комолова не надо. Когда он приоткрывает дверь, чтобы занять место водителя, до Ульяны чуть лучше доносятся обрывки чьего-то крика из ангара. Ни намёка на жалость они не вызывают. Скорее наоборот. Самую тёмную её часть так и тянет растянуть губы в мрачной улыбке. Ублюдок это заслужил. По большей части ей действительно плевать, поэтому она больше не тратит на него время и сразу ставит Сашу в известность. — Там твои люди что-то выяснили. Нашли того, кто мог быть свидетелем похищения в клубе. Ульяна протягивает ему мобильный, держась за самый дальний краешек двумя пальцами, точно пытается даже в такой мелочи сохранять между ними дистанцию, и с удивлением отмечает, как непривычно, низко и бледно, звучит её голос. Стакан воды был бы явно не лишним, но она слишком боится, что её вырвет после первого же глотка. — Мы поедем туда? — прокашливаясь, уже увереннее интересуется она. Салон мерседеса внезапно кажется ей чертовски тесным для того, чтобы находится в нём вдвоём с Комоловым, а от каждого случайного взгляда на Сашу её разрывает под натиском противоречивых эмоций. Старательно их блокируя, Ульяна обещает себе, что разберётся с этим, как только они разберутся с похитителями Вероники. Порывается сказать что-нибудь или сделать, но не может, поэтому молча отворачивается к окну, отодвигаясь ближе к двери ещё на миллиметр и зябко обхватывая плечи. Комолов поворачивает голову в сторону Вороновой. А она не тратит время на причитания и пустые разговоры. Он небрежным движением забирает свой мобильник. Снимает правую перчатку, чтобы разблокировать экран и прочитать сообщение. Это напряжение в машине, исходящее от Ульяны, легко считывается. Оно ни с чем не сравнимо. Так что для Саши это всё тоже в новинку. Клещ пишет, что владелец «Бархата» желает говорить лично с Джокером. Похоже речь идет про какого-то вип-клиента. Саша шумно выдыхает с видом, как же они его все достали. И почему все хотят говорить именно с Джокером? Он то надеялся, что Клещ все разведает, и самому не придется мотаться по району. — «Скажи, что буду через 15 минут». Сначала Комолов набирает одной рукой ответ и отправляет, а затем вставляет ключ в замок зажигания. И только после отвечает Ульяне: — Придётся.