Ты полюбила панка, Моя Хулиганка

Сон оказывается вещим. И за это лето повторяется уже с десяток раз. Только с этого дня с одним новым элементом. Саша ощущает осторожное прикосновение через перчатку. Голову не поворачивает, лишь бросает заинтересованный взгляд. Позволяет Ульяне осуществить задуманное, а затем крепче сжимает её пальцы, приподняв один уголок губ в одобрительной улыбке. Комолов успевает забыть и про туфли для Ульяны, и про магазин. Пока по дороге им не встречается большой билборд с рекламой недавно открывшегося обувного. Думает, что сейчас Воронова будет долго выбирать, а ему придется пересмотреть тысячу вариантов и высказать свое "экспертное" мнение. Но Ульяна справляется быстро, в первом же обувном примерив всего три пары. На её вопросительный взгляд «хорошо смотрятся?» Саша лишь согласно кивает. Ульяна не мучается долго с выбором, взяв первые подходящие по размеру туфли. Отец всё равно не вспомнит, в чём она была. Даже немного жаль выбираться из свободных, нежмущих кроссовок и вновь вставать на каблуки. И вот Саша уже картой расплачивается на кассе. На всё уходит каких-то тридцать минут. Хотя они только приближают их к конечной точке и нежеланному расставанию. Не в Лондон же она сегодня улетает. Чуть-чуть успокаивает. По пути к машине Комолов думает завести этот разговор, но не решается. Хочет оттянуть его и не портить себе настроение. Хотя сама Ульяна тоже давно ничего про свой Лондон не говорит. Может быть, она и не собирается... Такой вариант, конечно, греет душу, но Саша не слишком себя обнадеживает. Не станет ей запрещать, ставить ультиматумы — не в его стиле. Он никогда за неё не решал такие вопросы, не вмешивался в её жизнь. Даже с Березиным и этим дурацким свиданием. И сейчас не станет. Воронова несёт покупку в коробке до самой машины, рассудив, что сумеет переобуться и там. Где-нибудь на подъезде к дому. Джокер только успевает отключить сигнализацию. Когда они приближаются к идеально втиснувшемуся в прямоугольничек разметки мерседесу, Ульяна слегка обгоняет Комолова, за руку увлекая его в проход между машинам со стороны водительского сидения. Там, для проверки на наличие лишних свидетелей, оглянувшись по сторонам, втягивает Сашу в очередной поцелуй. Осторожный и почти... целомудренный. Он охотно отвечает на её поцелуй, так резко контрастирующий с тем предыдущим в его ванной. — Спасибо, — Ульяна благодарит словно за всё сразу, включая этот их с Гелей разговор возле дома. А может, всего лишь стремиться получить аванс за предстоящую вынужденную разлуку в доме Воронова. Скучать до вечера, конечно, недолго, но Ульяна вдруг ловит себя на той фазе, когда не хочется с Сашей расставаться совсем. — Пожалуйста. — мягко улыбается Комолов в ответ без всяких острот. Забирает мешающую коробку из рук Вороновой и ставит её на крышу внедорожника, чтобы продлить момент. Их момент. Снова целует Ульяну, принимая её правила игры, также осторожно, нежно, медленно, даже немного лениво. Лишь позволяет себе чуть больше, когда несильно прижимает её своим телом к закрытой двери автомобиля. Раньше ему всегда казалось, что такие поцелуи украдкой только ради поцелуев — это не для него. Слишком романтично, сопливо, скучно. А теперь думает, что многое терял. Хотя, скорее всего, дело именно в Ульяне, а не в поцелуях.

***

...прерывистый выдох. Поцелуй. Низкий стон... ...самая восхитительная на свете тяжесть удерживает её прижатой лопатками к нагревшемуся от солнца металлу автомобильной двери, в ловушке тягучего соприкосновения губ. Руки сдавливают талию. Сильнее, до самых ребёр. Смещаются, беспорядочно скользят вдоль спины... Пейзаж за окном меняется на полосу редкого березняка, затем — поле и хвойный лес. Ульяна почти не отслеживает смену, залипнув в одну точку на горизонте и покусывая кончик ногтя. ...хватка крепчает на бёдрах, рывком отрывая от земли. Просительно выгнувшись, она стонет прямо в губы, обвивает ногами талию, жмётся животом к крепкому, твёрдому торсу. Провоцирует контакт во всех нужных местах, пока сладкое покалывание сосредотачивается где-то в самом центре... Воронова резко убирает пальцы от лица, будто это поможет ей направить мысли в другое русло. Хотя бы не представлять, как Саша трахает её до умопомрачения в декорациях публичной парковки. За последнее условие мозг ухватывается с двойным усердием, моментально выдав с десяток других, не менее живописных вариантов. Стиральную машинку, дверцу душевой, кухонный стол и его большую, такую удобную двуспальную кровать... ...тёплый свет, шорох простыней, широкая кисть обхватывает хрупкое запястье, чуть грубее вжимая его в матрац над её головой... Да чтоб тебя, Комолов! Взгляд Комолова на всем пути часто спускается вниз к ногам Вороновой, прикрытым легкой тканью платья. Расстояние до Зеркального очень быстро сокращается. Хоть бы какая пробка на дороге. Только сегодня дорожный Бог остается равнодушен к молитвам. Да и чёрт с ним. Саша придумывает новую игру. Тянется правой рукой к ноге Ульяны, накрывая её колено ладонью. Ульяна нервно облизывает губы. Уже в пятый, с момента поцелуя около гипермаркета, раз. Унять сосущее натяжение в желудке это не помогает, больше раздразнивает оставшимся на них сладковатым привкусом. А то, что Саша сидит совсем рядом, в абсолютной недоступности, и вовсе сводит её с ума. Еще немного, и она сама попросит его притормозить ненадолго у обочины... Вот только этого образа ей до полного счастья не хватало, большое спасибо!.. Будто каким-то невообразимым радаром уловив, в каком она сейчас беспорядке, Комолов решает поставить на её борьбе за невозмутимость жирный крест. В панике метнув на него недоверчивый взгляд, Ульяна опускает глаза ниже, загипнотизированно следит за движением ткани. Даже готовая к тому, что произойдёт дальше, она всё равно слабо вздрагивает, ощутив прикосновение тёплой шершавой кожи перчатки к своему бедру. Чёрт, в реальности это выглядит лучше любой долбанной фантазии... Он мягко собирает лишнюю ткань в кулак и ведет выше, оголяя и колено, и часть бедра. Только теперь укладывает ладонь на открытый участок кожи, не забывая следить за ситуацией на дороге. Машин мало, впереди никого. Бросив очередной хитрый взгляд на Ульяну, Саша плавно скользит ладонью выше по бедру, пальцами задевая внутреннюю часть. Через грубую ткань перчатки Саша не ощущает нежную гладкую кожу. Лишь мягкость и уловимое тепло. Это помогает держать себя в тонусе, ходить по краю, но не позволять самому себе поддаваться на эти же самые действия-провокации. Воронова делает глубокий вдох и не менее глубокий выдох, устремив взгляд снова на дорогу и про себя начиная вычитать из миллиона по пять, чтобы успокоиться. Грудная клетка движется, как старый заржавевший механизм — рывками, с неровными паузами. А пальцы Комолова двигаются выше, оставляя за собой бензиновый след, тут же вспыхивающий прямо на коже. Когда Сашина рука замирает в опасной близости от места, которое нестерпимо молит и ждёт его прикосновения больше всего, Ульяна цепляется пальцами за ремень безопасности, судорожно втянув приоткрытым ртом воздух. Звук получается неожиданно развязным и пошлым, на секунду смазывая фокус зрения. Чуть-чуть выше, и Комолов сам сможет ощутить, как сильно она хочет, чтобы он до неё дотронулся. Переводит взгляд на Воронову, постоянно напоминая себе, что они вообще то на оживленной дороге. Её реакция слишком острая для такого невинного прикосновения. Как будто он её уже здесь всю раздел. — Пожалуйста... — дрожаще, с выдохом. Ульяна накрывает его ладонь своей. На её умоляющее «пожалуйста» рука Комолова чуть дрогнет, пальцы сильнее вжимаются в бедро. У грани Воронову прочно держит только одно: воспоминание их утра в ванной. Как Саша ушёл, оставив её разгорячённой и изнывающей без его касаний. Во второй раз Ульяна этого не выдержит. — ...не отвлекайся от дороги, Саш,— продолжает, словно так и было задумано, словно это цельное предложение, и, проклиная саму себя, отводит его руку назад к колену. — А то поворот пропустишь. Когда он снова переводит взгляд, Ульяна делает вид, что ему показалось. Ну, нет. Никаких больше сомнений и отрицаний очевидного. Джокер лишь адресует Ульяне снисходительную улыбку, решив, что и этот раунд за ним. Немного одёрнув юбку, Воронова поворачивает к нему голову. Изображает безмятежную улыбку, лукаво поблёскивая глазами. — Ты же не хочешь, чтобы мы сорвались... — раз, два, три, отсчитывает нужную паузу. — В кювет. Они как раз притормаживают на светофоре, и Воронова, подцепив Сашин взгляд, как на крючок, вдруг мажет глазами ниже. С удовольствием оглаживает им изгиб фигуры, скрытый под футболкой рельеф груди и пресса. Задерживает на ширинке штанов. И медленно, с нарочитой небрежностью, облизывается в шестой раз. Ведёт языком по нижней губе, прикусив самый краешек острым резцом. Возвращает им зрительный контакт. Сглатывает, нарочно делая это чуточку громче обычного. Если бы у Комолова всплывали такие яркие чувственные картинки, как в мыслях Вороновой, он бы восхитился её выдержкой. К счастью, она ещё не научилась их транслировать… почти. Когда Ульяна вот так смотрит, почти ощутимо скользит взглядом по его телу, заставляя чувствовать невидимые горячие прикосновения через любую ткань. Доигрался. Успевает за какие-то пару секунд забыть, что они уже давно не в его квартире, не в ванной и даже не на том самом скользком неудобном диване. А Воронова с той же хитрой усмешкой переводит внимание к светофору. — Стрелка, — Ульяна безмятежно намекает на зелёный свет, разрешающий им продолжить движение. Стрелка? С трудом оклемавшись, как после удара чем-то тяжелым по голове, Саша, наконец, понимает, где они. Принимая это поражение, Джокер с досадой, но всё же с неиссякаемым голодным блеском в глазах, поджимает губы и возвращается к дороге. Запинка, которая требуется Саше для того, чтобы вдавить нужную педаль в пол, дёрнуть руль, отправить мерседес в поворот, опережая недовольные сигналы водителей сзади, вызывает у Ульяны ещё одну улыбку. Чувствует, что хотя бы частично вернула должок за его бессовестные махинации в ванной, а ещё рада узнать, что не одинока в своих тренировках... благодетелей. Убирает правую руку с ноги Вороновой, чтобы откинуть крышку между сидениями и достать спасительную бутылку с водой из углубления. Делает несколько жадных глотков, одной рукой придерживая руль, другой — бутылку. Вытирает рот рукой, перебив ужаснейшую жажду, как после самого сильного в его жизни похмелья. Мерседес заезжает в Зеркальный, быстро узнаваемый на посту охраны. Поэтому замедлиться приходится лишь перед плавно открывающимся шлагбаумом. И после сбросить скорость, проезжая по достаточно узким улочкам. Пока они преодолевают охранный пост и продолжают неспешно двигаться вглубь элитного жилого сектора, Ульяна тоже отпивает из Сашиной бутылки, достаёт из сумочки солнцезащитные очки, временно подняв их обручем на макушку, закидывает в рот завалявшуюся там же барбариску. Для Комолова такой не находится, но ему и не надо перебивать всё ещё держащийся на языке вкус своего вчерашнего головотяпства. Хотя Воронова уже не уверена, ощущает ли его на самом деле или это всего лишь побочный эффект от усилившейся на подъезде к дому тревожности. Кажется, отец сможет догадаться обо всём, что произошло вчера, по одному брошенному на неё взгляду. Остаются всего какие-то жалкие метры до нужного им дома… и до Ворона. Сейчас снова придется играть. Только теперь будто они всего лишь не самые близкие некровные родственники. Или… — Ты же не собираешься сегодня… всё рассказать отцу? — Комолов спрашивает серьезно, без всяких шуток, усмешек и прочего. Не то, чтобы он боится Ворона. Но вряд ли за все свои годы хоть раз вот так косячил перед отчимом. И даже представить не может, как это будет выглядеть. А уж его реакция на эту неожиданную новость… Вряд ли он выгонит пасынка из дома или запретит приближаться к Ульяне даже на километр, хотя… Саша почти это видит, слышит в ушах разгневанный голос, пока проезжает мимо других домов, окруженных высокими красивыми заборами. Но и скрываться они не могут всю жизнь… Ну, точнее всю жизнь Ворона. Опустив солнцезащитный козырёк с небольшим зеркальцем, Ульяна пристально изучает своё лицо в разных ракурсах, как в глупой головоломке, на предмет выбивающихся деталей. Недостаточно хорошо замаскированных синяков под глазами, лихорадочной красноты на скулах, подозрительной припухлости искусанных (и зацелованных) губ. Тщательнее подтирает мизинцем и без того неразмазанный контур. Отрывается от своего занятия, чуть не перешедшего в нервную компульсию, только после Сашиного вопроса. Побарабанив по коже салона пальцами, со щелчком закрывает козырёк и поворачивается к нему с той же серьёзностью во взгляде. — Ну... не планировала. А ты? Отвечает очень осторожно, стараясь как можно правильнее подобрать слова. Не хочет, чтобы Комолов считал, будто она собирается скрывать их отношения от отца или боится признаться ему в своих чувствах к сводному брату. Ладно, может, она и боится, самую малость, но совсем не по тем причинам, о которых наверняка подумает Саша. Может, она совсем не рассматривала такой исход событий. Лондон, та другая жизнь и всё такое, куда он совсем не вписывается... На её встречный вопрос Саша пару раз с малой амплитудой отрицательно качает головой. — Может, лучше вначале как-нибудь подготовить его к этой новости? — предлагает Ульяна, рассеянно почесав костяшкой указательного пальца кончик носа. — Или как там это обычно делается в таких случаях... — Подготовить. — со выразительным смешком повторяет Саша. Чёрт знает, что ему надо и что в голове у Ворона. Ульяна его дочь, но Саша проводит с ним больше времени, особенно последние восемь лет. Он знает разные его стороны, в том числе и отцовскую. И всё равно не понимает. — Найти вариант ещё хуже, чтобы я на контрасте смотрелся завидным женихом? — со смешком предлагает Комолов, немного разбавляя серьезный тон, — Топора, например. Хотя... Он по бабам не бегает, сидит себе на промзоне, домой будет заглядывать, только чтобы закинуть наличку. Отличный вариант. А пасынку Вениамин припомнит все его залеты, которых накопилось ого-го сколько. Так что Саша не удивится, если отчим, узнав про него, скажет дочери: «а не вернуться ли нам к предыдущему варианту?». До этого ей ещё не приходилось рассказывать отцу о своих парнях или — упаси Боже — приводить их для знакомства в дом. О них могла знать мама (потому что нередко сама же ей их и подсовывала), но, как правило, до этапа «знакомства с родителями» дело просто не заходило. Даже предположить тяжело, какой реакции ей ждать. Кажется, они с отцом толком и не касались в своих разговорах этой темы. Вполне вероятно, Воронов до сих пор находится в полной уверенности, что с мальчиками она только гуляет при свете дня, пьет кофе и держится за ручки. И только с теми, которые точно возвращают её домой к 21:00. А не крадут на всю ночь и зажимают для поцелуев по углам... В теории, Воронова могла представить себе примерные действия, которые предпринял бы отец. Наверняка в первую очередь, прошерстил вдоль и поперек биографию заявленного кавалера до третьего колена, проверил наличие приводов и штрафов, изучил достижения. Послал своих людей к нему присмотреться. Потом вызвал для серьёзной беседы к себе (на этом этапе, скорее всего, отсеялись бы даже самые стойкие и отчаянно влюблённые). С Сашей всё должно было быть проще. Вот же он. Они его знают почти всю жизнь. Кому, как не ему, её доверить? А кому она смогла бы так же довериться? Что-то Ульяне подсказывает, у Воронова может быть другое мнение на этот счёт. По-своему, это чертовски злит. Дурацкие двойные стандарты! — Кажется, на сегодня я уже перевыполнила лимит по доставлению ему беспокойств, — чуть усмехается Воронова, немного сбавляя напряжение обсуждаемой темы, и добавляет уже чуть уверенней. — Но я постараюсь сказать ему в самое ближайшее время. Слова про ближайшее время немного напрягают, но Комолов не хочет показывать своего волнения и беспокойства. — Не забудь только написать речь на листочке и выучить. — слегка посмеивается он. Возможно, признание отцу дастся Ульяне намного быстрее и легче, чем сводному брату. Мерседес привычно останавливается перед раздвижными воротами, только на этот раз каждая секунда промедления перед отъезжающей створкой ощущается, как ступенька к эшафоту. Сегодня даже не сигналит. Но вряд ли это поможет, и Ворон не заметит их приезд. Плавно въезжает на территорию, сразу замечая отчима на лестнице. Похоже он здесь с самого первого звонка. Для него единственная дочь значит слишком много. Если бы Ворону пришлось выбирать, кого спасти... Да что за тупые мысли лезут! Отец встречает их на верхнем пролёте лестницы. Руки в карманах брюк. Светлая рубашка расстёгнута на несколько верхних пуговиц. Спускается ниже, пока они заезжают во двор. Ульяна набирает побольше воздуха в лёгкие, ещё раз переглядывается с Сашей и дёргает ручку, выбираясь наружу. — Удачи. — произносит Саша одними губами, посмотрев на Ульяну. — Ну, наконец-то! Явились, — без приветствий и объявления стоп-слов начинает свою сессию Воронов. — Чего так долго? Вы сюда что, через Казань решили добираться? — И тебе привет, папочка! — со всей доступной сейчас жизнерадостностью, улыбается Ульяна. Морально готовится к второму дублю объяснений что, где, когда и почему, но первый удар вероломно прилетает ей с совершенно неожиданной стороны. —А раздетая такая чего? — с недовольством осмотрев её платье, строго интересуется Воронов. — Ветер на улице. — Так... Я же на машине... Саша выходит не сразу, ещё несколько секунд отсиживаясь в салоне. Разговор слышит хорошо через чуть опущенное стекло передней двери. Негромким хлопком двери Комолов вмешивается в разговор отца и дочери. Старается выглядеть непринужденно... как всегда. Только это сложно, когда Воронова стоит рядом, а вопросы отчима наводят на очень пикантные подробности сегодняшнего утра его выходного (лучшего утра). — А к машине? А из машины? Нельзя было у Саши чего-нибудь попросить? Чего-нибудь. Ульяна прочищает горло, принципиально не глядя в сторону Комолова, и хаотично ищет способ увести разговор. — А, раз холодно, может, тогда в дом? В шпионы Ульяне дорога однозначно заказана. По крайней мере, она не чувствует себя достаточно убедительной, когда стоит вот так перед отцом, держа на лице какую-то дебильную улыбочку, от которой уже болят щёки. Объявившийся рядом Комолов тоже не помогает, одним своим видом внося перебои в её и без того не шибко надёжную «притворись нормальной, Уля!» систему, а затем и вовсе решает без предупреждения устроить в ней скачок напряжения. Не долго думая, в каком-то дурацком порыве Саша быстро снимает пиджак и накидывает его на плечи сводной сестры. Воронова на миг замирает, чуть не вжав голову в плечи, как будто карманы в Сашином пиджаке набиты тротилом. Неуверенно передёргивается, подтягивает ткань за лацканы поудобнее. Тщательно игнорирует ту часть себя, которой даже в таких максимально нерасполагающих обстоятельствах мгновенно становится чуточку теплее от этого маленького жеста заботы. — Всё продуманно. Я его даже нагрел. — усмешка Комолова не может замаскировать откуда то взявшуюся осторожность во взгляде на Ворона. Тот удивленно приподнимает бровь. То ли на этот непривычный для Джокера заботливый жест с пиджаком, то ли на такой же непривычный от него взгляд, а может и всё вместе. Твою ж... батю, Ульяна! — Ага... Спасибо, — стрельнув глазами на Сашу, со смешком (очень надеется, что естественным и непринуждённым) выдаёт Ульяна, но почти сразу тушуется, суетливо отводит за ухо прядь. Чёрт!.. Ещё отец так смотрит... Словно ждал от неё какой-то другой реакции. Какой? У Ульяны ноль идей. И ладно ещё Комолов, для него всё это хотя бы в новинку. Но она-то последние восемь лет только тем и занималась, что практиковалась в своей нет-я-не-влюблена-в-моего-сводного-брата роли. Если подумать, всё, что от неё требуется, так это просто быть собой. Понять бы ещё, какого чёрта под этим подразумевается... Дерьмо. Так и до расстройства личности недалеко. — Ну-у.. — задумчиво тянет Вениамин, — Пойдёмте. Первым ступает вверх по лестнице. Саша сжимает правую руку в кулак и, пропустив Ульяну вперед, направляется следом. Он уже и забыл, как вел себя с ней раньше. Чтобы сейчас делать также и не вызывать подозрений. Поднимаясь следом за отцом, Ульяна на секунду оборачивается на Комолова. Пучит ему жуткие глаза с беззвучным «и что это сейчас было?» на губах, слегка оттягивая ворот пиджака. Медленно выдыхает. Переводит взгляд обратно на спину Воронова. Саша корчит виноватое выражение лица и разводит руки в стороны. Чем-то напоминает ситуацию с той певичкой, как будто он снимается в каком-то дебильном комедийном сериале на «СТС». С кухни вкусно пахнет только что сваренным кофе. А из гостиной выходит Горский — то ли просто в гости зашел, то ли они обсуждали какие-то дела. Коротко и вежливо приветствует Ульяну, а Саше также жмет руку. — Давайте что ли чай попьем. — предлагает Ворон, вдруг сменив гнев на милость. Ну всё, хана. Он всё понял и сейчас добавит мне в чай яду. — в разговоре с самим собой усмехается Саша. Ульяна понятия не имеет, с какой стороны подступиться, чтобы ему всё рассказать. В машине она только закатила глаза в ответ на (ладно, вообще-то заслуженную) шпильку от Саши в её сторону. А теперь думает, что он подкинул ей неплохой совет. Абсурдно представляет, как однажды утром отец спускается на кухню и находит романтично накарябанную на вырванном клетчатом листке записку её почерком. В конце короткое: «Прости. С любовью твоя...». Кадр медленно сменяется. И вот они с Сашей на его джипе уже несутся прямо в закатывающееся за горизонт солнце... Но в этом фильме утром им обоим всё равно надо быть на работе в офисе Воронова. Куда ни плюнь, везде тупик. Может, поинтересоваться у Макса, сколько он хочет за свои похороны, и предложить ему роль жениха? В той же вежливой манере поприветствовав Горского, Ульяна, не наклоняясь, цепляет носком одного кроссовка пятку другого, чтобы побыстрее их стянуть, и на полпути осознаёт. Блять. Туфли. Бежать в машину переобуваться уже поздно. Прав был Комолов. Вот же идиотка!.. В холле дома Саша возвращает Вороновой её же претензию во взгляде «Серьезно, Уля?!». Ульяна пытается выкрутиться, спокойно ставит его кроссовки на полку, будто всё так и должно быть. Только от Ворона ничего не скроешь (хотя кое-какими успехами за шестнадцать лет Джокер всё же может похвастаться). Мысленно отвесив себе самый сочный щелбан, Воронова абсолютно невозмутимо ровняет кроссовки на полочке для обуви, натягивает тапочки, возвращает Комолову его пиджак и проходит дальше в прихожую. — Они для тебя не слишком огромные? — план так же невозмутимо проскочить мимо стоящего в проходе Воронова с треском проваливается. Ульяна натянуто смеётся. — Это... Стиль такой, — находится она, убеждённо мотнув головой. — Зато нигде не жмёт. Комолов издает веселый смешок на этот диалог двух недоделанных стилистов. Впрочем, именно это у отчима никаких подозрений и вопросов не вызывает. — Стиль! — взмахнув руками, повторяет за ней Воронов и мрачно хмурит брови. — Купила бы себе нормальную обувь. А то ходишь не пойми в чём. Она и купила… Саша увезет коробку с новыми туфлями с собой, чтобы в следующий раз было, что Ульяне обуть вместо его кроссовок. Хорошо хоть они, а не узнаваемые чёрные ботинки. Молчаливо кивнув, как и положено самой послушной на свете дочери, Ульяна поспешно смывается в ванную. Сколько там по всем правилам нужно мыть руки? Минимум минут пять? Говорят, в родном доме и стены помогают. Но пока магия знакомой обстановки действует как-то криво, лишь ещё больше вгоняя в уныние от необходимости устраивать весь этот фарс. В коридоре перед гостиной Ульяна снова сталкивается с Комоловым. Проход достаточно широкий для двоих, но ей вдруг начинает казаться, что Воронов может разоблачить их даже по походке, поэтому она мешкает, не зная, ускорить шаг или идти следом. Саша выходит из другой ванной через пару минут и нехотя направляется в гостиную. И так не большой любитель таких мероприятий, а сейчас тем более кажется, будто идет на пытку. — Ну что вы там застыли, как не родные? — окрикивает их Вениамин. — Хотите, чтобы точно всё остыло? Комолов пропускает Воронову вперед, а затем проходит сам и садится. Ульяне приходится, опустив голову, прошмыгнуть за стол. Занять привычное место. Прямо напротив Саши. Воронова сперва закидывает ногу на ногу, но, коснувшись носком его икр, с покашливанием меняет позу и поджимает их под себя. Хватается за горячеватую чашку, лишь бы чем-нибудь себя занять. От совсем легкого прикосновения Саша дергается и нервно поправляет брюки. Никогда так некомфортно себя не чувствовал. — Ну, рассказывайте, — когда все устраиваются, первым начинает Воронов. Поочерёдно переводит выжидательный взгляд вначале на дочь, а потом и на пасынка. Ульяна чуть не опрокидывает на себя кипяток, вся покрываясь холодным потом. — Рассказывать?.. — Как вчера всё прошло? — помогает (на самом деле нет) отец. Была бы такая возможность, Воронова попросила бы плеснуть ей в чашку коньяка. Джокер упорно пытается вспомнить, как он себя ведет на таких вот семейных чаепитиях. Кажется, либо сидит со скучающим видом, либо пытается разрядить обстановку своими остротами. Поэтому в очередной диалог Вениамина и Ульяны не вмешивается. Помогать ей не спешит. Без аппетита цедит свой чай. От кофе отказался — заснуть за столом ему точно не грозит. Что их выдало?! Может, она сболтнула лишнего по телефону? Или Воронов настолько проницателен, что заметил какие-то не такие их улыбки, взгляды, надпись на лбу неоновую вывеску над головами, гигантский транспарант, который тащился за джипом? Это пиджак? Или всё-таки чёртовы кроссовки? — Чем-то же вы оба были так заняты, что даже про телефоны позабывали. Ульяне уже кажется, что Воронов нарочно выбирает самые туманные изъяснения, чтобы заставить их побольше понервничать. — Перчатки то сними. — обращается Ворон к пасынку в перерыве между допросом дочери. Комолов раздраженно выдыхает и начинает расстёгивать кнопки. Стягивает перчатки и кладет их друг на друга рядом с собой. Возвращается к кружке, крепко обхватывая её обеими ладонями. Кожу неприятно жжет от кипятка с запахом бергамота, но это даже помогает вести себя обычно, а не бросать нежные и двусмысленные взгляды на Ульяну. Бросив быстрый взгляд на Сашу, Воронова пробует соскочить с темы. — Ну пап! Я уже сто раз извинялась, — примирительно выгибает брови Ульяна. — Он в сумочке был, я не заметила, как отключился... — А я тебе в сто первый раз повторю, что взрослые люди следят за такими вещами. Или мне нужно Сашу просить, чтобы он тебя за ручку везде водил? Ульяну внезапно тянет весело фыркнуть. Было бы неплохо, пап, но вряд ли мы об одном и том же... Вместо вертевшегося на языке комментария, Ульяна ответственно обещает быть с этих пор быть внимательнее, а Воронов, сбавив тон, задает Саше какой-то вопрос про вчерашний праздник Ерёмы. Дальше разговор заходит про Ерёму и его семью. А после Саша пересказывает свою ложь точь-в-точь (научился за свои годы не путаться в показаниях), как вчера в разговоре с Вороном по телефону: про ресторан, про выпитый виски, про дпсника на дороге и про отбросивший коньки телефон. — Надо ей новый покупать. Тот уже не спасти. —произносит Саша, кивнув на Ульяну и заранее остановив очередной поток нотаций от Ворона. — Купим. — коротко отзывается Вениамин, переведя взгляд с Ульяны на Сашу и обратно. Дальше чай в кружке остывает, переставая давать нужный болевой эффект. И Комолов спешно ретируется. Хоть здесь ведет себя как всегда, надолго не задерживаясь в семейном кругу. Ворон тоже выходит из дома, чтобы попрощаться с Сашей. Отчего с Ульяной прощание выходит смазанным и неловким, как первый поцелуй у парочки школьников.