Ты полюбила панка, Моя Хулиганка

Колец на пальцах давно уже нет, а вот крик Ульяны в тот вечер и гнилой запах этой проклятой дыры не так-то легко оказалось снять. Хотя если проводить параллель, то они тоже, как все его старые кольца, браслеты, цепи лежат где-то на дне невзрачной коробки, которую он давно не открывал. — Будь на связи. Можешь ещё понадобиться. — все также по-деловому обращается Джокер к Лии, — Оплата потом. Та один раз кивает, поднимается из-за стола и уходит. Она не знает, что в таких случаях всегда сначала берут предоплату. Саша чётко помнит четыре глухих выстрела. Три в квартире Кислого, а четвертый на два часа позже уже в квартире Кобры, которую им пришлось дополнительно искать. Она перевозкой товара не занималась. Все четыре раза стрелял Шрамов. Трупы они не прятали, только устроили небольшой поджог. В том убогом районе, где располагались обе квартиры, менты не напрягались. С поисками убийц и вообще. Списали всё на то, что алкаши напились и заснули с сигаретой. В его воспоминания вмешивается своевременный сигнал об уведомлении. Саша открывает глаза и читает сообщение. А точнее прикрепленный файл со всей полученной информацией. Ф.И.О. Дата и год рождения. Место жительства. Место учёбы, прошлые места работы. Родственные связи. Номера телефонов. Недвижимость. Не густо. Биография чистейшая, что Комолова не слишком удивляет. Не все, как он, начинают нарушать закон в одиннадцать лет. А насильники вообще те ещё изворотливые гандоны. Ульяны так и нет. Перед тем, как накидать план действий и приступить к ним, Саша решает найти её. — Максимыч, налей чего-нибудь покрепче. Две рюмки. — бросает Комолов у барной стойки перед тем, как свернуть в небольшой закуток, где расположились две двери с говорящими обозначениями «Ж» и «М».

***

У неё так и не получилось. Ни заснуть той ночью, ни забыть. Встречающий её сейчас в отражении взгляд — перепуганный, беспомощный, растерянный и совсем ещё детский, — достаточное тому подтверждение. Ульяна ещё раз брызгает водой себе на лицо. Перемывает руки с мылом. Ослабляет на одну дырочку ремешок своих наручных часов. Они в самом деле никогда больше не поднимали эту тему. Кирилл вернулся поздно. Она притворилась спящей. Дышала как можно глубже, считала про себя. Едва не спалилась, почувствовав осторожное прикосновение тёплых губ к своему лбу и невесомое поглаживание по волосам. До утра рыдала потом, как дверь закрылась, в подушку. А чуть позже, за завтраком, с усмешкой заявляла Киру, что скула «до свадьбы заживёт». И всё тревожно поглядывала на дверь. Боялась сунуть нос на улицу. Откосила с фальшивой диареей от тренировки. Ближе к вечеру объявился Комолов. Пока Кир возился с чем-то на кухне, за пару минут до начала трансляции футбольного матча, Саша отозвал её в сторонку. Вручил малость потрёпанный, но предельно узнаваемый пропуск. У неё тогда, кажется, глаза расширились так, что заняли пол лица. Взрыв чувств позволил умудриться обнять его раньше, чем Саша что-либо понял. Она вновь считала. Прошло полных три Миссисипи прежде, чем он выпустил свои колючки, а ей пришлось чем-то крыть. А то ещё б Кирилл засёк, что они могут общаться друг с другом не только многозначительными жестами. ...число граждан, обратившихся по месту жительства в Охтинское отделение полиции с заявлением о пропаже детей (в частности — девочек несовершеннолетнего возраста), сократилось по сравнению с предыдущим периодом в... Ульяна ещё месяц после вела себя так примерно, что родители начали всерьёз подозревать её в «наконец, пережитом» переходном возрасте. Кирилл был в полном беспамятстве от Лии, чтобы что-то заметить. ...как она перестала ставить наушники на полную громкость и закрывать дверь в свою комнату. Только по ночам, чтобы никого не побеспокоить заново навестившим её незабытым кошмаром. Как завела привычку время от времени напряжённо озираться по сторонам... Будто с опаской ждала, что вот-вот за ней придут. Прошло неполных полгода, когда это всё-таки случилось. Но пришли не за ней. Отвернувшись от зеркала, Воронова срывает несколько бумажных полотенец. Поправляет (хотя бы) внешний вид. — Минуточку! — просит у настойчиво постучавшего в дверцу. — Это я. — произносит Саша, прислонившись плечом к стене рядом с дверью женского туалета, — Лия ушла и... Мне нужно будет заняться этим, так что можем немного тут побыть, а потом я подкину тебя до Зеркального. От страстно-романтичного настроения совсем ничего не осталось. Голос Комолова, раздавшийся с той стороны двери, на секунду лишает Ульяну шаткого, с трудом обретённого равновесия. Замерев с поднесённой к лицу салфеткой, она через зеркало поглядывает на задвинутую щеколду над металлической круглой ручкой. Можно выйти и сказать ему «хорошо». Поехать домой, закрыться в комнатке наверху, посчитав свою работу на этом выполненной. Не мешать Джокеру доделать свою (а уж если кто и может довести это дело до конца, то это он, тут Лия не ошиблась) и не ворошить зря муравейник беспокойных воспоминаний. Только она ведь сама напросилась в компанию, и отступать сейчас всё равно что добровольно капитулировать перед затерявшимися во времени призраками. Соберись, блять! Да, Ульяна, соберись. Смяв в кулаке клочок сероватой бумаги, Воронова отбрасывает его в мусорку под раковиной, подтягивает хвост и дёргает щеколду. — Не надо в Зеркальное, — выходя в коридор и останавливаясь перед Сашей, Ульяна поднимает на него уже более уверенный и спокойный взгляд. — Это час дороги туда и час тебе возвращаться в город. Если Лия права... Лучше провести эти два часа с пользой. Она говорит, не меняя тона ни на полноты, без мелькавших у Лии пылких, холеричных ноток. Как будто прикидывает более продуктивный план тренировок или распределяет задания на рабочий день. Саша не меняется в лице, не приподнимает брови, даже не переспрашивает. Лишь адресует Ульяне вопросительный взгляд. Пытается самостоятельно понять, с чем связано её желание остаться. Хочет его проконтролировать? Сюда она пришла из-за Лии: её очень неожиданного звонка и не менее неожиданного повода для встречи. В тот поздний вечер матча Бельгия-Россия под угрозой была жизнь её подруги — даже он мог понять её беспокойство. А сейчас? Лию спасать уже поздно. Она не может совсем не думать. О том, чего стоила бы задержка даже на жалких пятнадцать минут в том её случае. Поначалу Ульяна была слишком занята принесением благодарностей судьбе, что Комолов оказался так вовремя в радиусе одного крика о помощи от неё. Вопрос, почему он вообще там оказался, созрел в её голове пару недель спустя, после пятидесятого? сотого? пятисотого? воспроизведения событий в голове. «Наверное, у него там были какие-то дела...» — наивно или просто, в надежде. Связать воедино дела Джокера, конверт, почти неразбираемый их с Кислым диалог, в котором Сашу совершенно ничего не смутило, Воронова смогла и того позже. Или очень долго отрицала очевидный ответ. Он знал. Они ему платили. А отец был не в курсе. Они же договорились, никому. Ульяна слышала про пожар и узнала через несколько дней, что девочки в больнице. Никто не смог дать показаний, врачи винили во всём наркотики. Упаковку с таблетками, найденную в кармане у Кати. То, что она получила их от Алисы в обмен на согласие прийти к ней «на день Рождения» с подружками, Ульяна тоже выяснила, чтобы больше никогда так опрометчиво не подходить к выбору друзей. С тех пор новой серии инцидентов на Охте не было. Вплоть до сегодняшнего дня. И вот, Джокер перед ней. Собирается заняться делом Лии. Хотя «возле метро» вообще-то не их район и там разбираться будет труднее. Даже если это только ради Кирилла... — Я всегда могу посидеть в машине, — Ульяна пожимает плечом. — Ну, или позвоню Игорю, если что. На последних словах чуть приподнимает уголок губ, заранее зная, что теперь, когда она произнесла вслух, это уже вряд ли сбудется. — Если что, я сам ему позвоню. — с легкой усмешкой в уголках губ, но не в глазах, отвечает Джокер. Ульяна ненадолго отводит глаза, рефлекторно потирает запястья, а потом встряхивает волосами. — Я в порядке, просто... От этих встреч со старыми знакомыми вечно лезет в голову... Всякое. Комолов знает, почему Ульяна провела последние несколько минут их разговора с Лией здесь в ванной. Ему бы тоже хотелось куда-нибудь отойти. За эти восемь лет Комолов не поменял своего мнения на тот счёт, что пятнадцатилетняя Воронова последняя кретинка и полная дура. В том, что попалась... Сначала Кислому, а потом и Джокеру. Но кое-что важное всё же изменилось. Саша хочет это сформулировать, сказать Ульяне что-то для него непривычно утешающее, откровенное, только… Какая-то дамочка не дает даже на 1% продвинуться в столь сложном процессе. Мимо них, выразительно покашляв, протискивается к туалетам незнакомая женщина. Ульяна кивком указывает Саше в сторону зала и первая направляется к их столику. К чёрту. Не его это. Так ничего и не сказав, Джокер направляется за Ульяной. Когда они возвращаются, официантка приземляет перед ними на стол две рюмки. Воронова с коротким смешком поднимает одну. Саша первым делом тянется к телефону, чтобы за пару секунд найти нужный контакт и отправить сообщение без всяких приветствий и вопросов про дела. «Для тебя есть работа. Подбери себе что-нибудь для клуба. Только приличное». Воронова не интересуется у Саши напрямую, но его, похоже, тоже после разговора с Лией терзают болезненно непрошенные воспоминания. — Я никогда не спрашивала... — вдруг начинает Ульяна, наплевав на то, что переход может получиться чересчур резким и непонятным, если она всё-таки ошиблась, и Комолов заказал выпивку, только чтобы её подбодрить, как в том стрип-клубе. Саша напрягается, только услышав вводную ни на что хорошее не настраивающую фразу. Он не поворачивает голову, лишь переводит взгляд от экрана на Ульяну с долей опаски. — Что ты делал после того, как оставил меня дома? Ну, в тот вечер... Когда... Я потеряла свой пропуск... В том возрасте ей не полагалось совать в это нос. Саша уехал, решил проблему, вернулся с пропуском. Угроза исчезла. Квартира, о которой кроме Ульяны никто не помнил, ночью сгорела. Всё. Зачем говорить об этом восемь лет спустя? Но Ульяна не отступается, повернув к Комолову голову и терпеливо дожидаясь ответа. Саша не выпускает телефон, всё же поднимает голову и встречается взглядом с Ульяной. Ну, уж не в сауну с девочками ходил. Сауна тогда обломалась. — Что-что? Решал проблему с пропуском, что же ещё. — небрежно бросает Джокер, не слишком откровенничая. Свободной левой рукой тянется к своей рюмке, наполовину заполненной ромом. Слегка ударяет ей о рюмку Ульяны и делает глоток, оставляя ещё на один на дне. Ульяне приходится проглотить засевшую в горле ответную колкость. Короткая Сашина отмашка Воронову не устраивает. Может, с другими это и прокатило бы, но она-то видит, как он начинает закрываться. В она-уже-сбилась-со-счёта-какой чёртов раз. По наполнившей взгляд остроте. По прибавившимся заломам на перчатке — от того, что пальцы вцепились в телефон. Даже по этому театральному драматичному жесту с рюмкой. И что? Так это и будет продолжаться? Вместо направленного движения какой-то убогий шаффл. Ответ на его телефон приходит в течении минуты: «Понялааа, щас». Джокер задумчиво ставит рюмку на стол, продолжая ощущать на себе взгляд Вороновой. Ей что нужен подробный отчёт? — Это я понимаю, — со всей доступной ей сейчас выдержкой кивает Ульяна, подбирая как можно более деликатный способ подтолкнуть Комолова к тому, чего она от него хочет. — Ты... — Послушай, Ульяна… — такое обращение скорее подойдет для разговора с Цаплей, поэтому Саша чуть смягчает тон, — Я знаю, что переборщил тогда в машине. Я просто хотел… чтобы ты знала, на что я способен. Но… это всё. — последние два коротких слова звучат чётко и решительно, — Возможно, у нас с тобой в чём-то больше общего, чем было у меня с Киром... и всё равно это… не для вас, не про вас… Ты другая. И я не хочу, чтобы ты стала такой же чёрствой, циничной, как я и бóльшая часть людей в моем окружении. По мере продолжения его спонтанной отповеди Ульяна хмурится всё с большим ошеломлением, пока последние слова, припечатав своей твердостью, не заставляют её приоткрыть рот. Не сиди она уже на лавке, прямо сейчас подыскала бы себе что-нибудь для опоры. Другая... Как какая-то инопланетянка или экзотичная зверушка. Как будто в ней циркулирует не та же кровь или для дыхания не нужен тот же воздух, что и ему! Так вот почему он так осторожничает, ходит вокруг неё на цыпочках? Только дразнится издалека обещаниями, не позволяя им по-настоящему сблизиться? Подманивает к себе, а сам держится около скользких дорожек к отступлению, не готовый слишком рисковать? Воронова с такой силой сжимает гладкие бока рюмки, что почти может различить опасный скрип стекла. Можно подумать, не он сам своими отговорками, соскоками с тем, увиливанием выкапывает между ними этот ров и накручивает цепи, поднимая хлипкий мост! Ульяне начинает казаться, что даже если бы она научилась плавать и ползать по стенам, Комолов в последний момент опрокинул бы на них бочку с горящей смолой, лишь бы не облегчать ей задачу. — Может, я и другая, — не скрывая злой иронии в своём голове, закипает Ульяна. — Поэтому я и задаю все эти вопросы. Я хочу узнать, на что ты способен. Я хочу узнать тебя. Лучше. Всего. Я изо всех сил пытаюсь к тебе подступиться... Этот разговор, смена эмоций в голосе и лице Ульяны, в воздухе вокруг них откидывает Сашу на несколько дней назад в первый день её приезда в Питер. Когда он предложил сестре поселиться в одном из отелей Ворона на время, пока тот будет в Москве. Тогда Комолов уяснил, что Ульяна его не боится. Даже после той ситуации с подстроенным им же похищением. Не боится именно ту его версию, которую ей позволено видеть. А потом случилось уже настоящее похищение Вероники, мажор, который признался в (вообще-то!) убийстве, пролитая только на пол кислота. Но мажора она пожалела, зато… Вид Вороновой, вздрагивающей от одного его взгляда, нерезкого разворота, то, как она громко молчит и старается сохранять дистанцию в тесном салоне мерседеса, стереть из памяти также сложно, как её крик о помощи. А ведь Джокер даже никого не убил в тот вечер! Всё это оставляет болезненные рубцы в районе правее от кобуры. В сердце. Словно кто-то неосторожно содрал корочку с болючего нарыва: всё «оставленное в уме» вырывается наружу единым потоком. Скоропалительными фразами в промежутках коротких выдохов. Под рёбрами горит, и Ульяна даже меняет тон, отрывисто выделяя каждое предложение. — Мне больше не пятнадцать лет. А ты слишком много о себе воображаешь. Я не сломаюсь только от того, что ты немного переборщишь. Раскрой глаза и увидь меня, наконец! — хочется крикнуть Ульяне. В отличии от разговора на террасе сейчас Вороновой удается пошатнуть его самообладание своими высказываниями. Что ей не нравится?! Чем её так вывело это определение? Как он должен себя вести с ней? Как с очередной вешающей на него шлюхой? — Воображаю? Ты себя слышишь? Звучит как раз, как от пятнадцатилетней! Комолов непривычно для себя повышает голос: достаточно, чтобы Ульяна его услышала, но недостаточно, чтобы он просочился за эти стены. Поддается вперед, руками опираясь в край стола. — Я, по-твоему, днями и ночами рублюсь в стрелялку, а тебе поиграть не даю? Это ты вообразила, что ты, блять, Ворон! Я тебе о своих делах докладывать не должен. И вообще… — он в издевки поднимает брови, — Может, я сам кого-нибудь изнасиловал? Или продал в бордель в Турцию за копейки? Ещё немного и признается, что всё знал. Так что можно сказать, что он продавал и не только. Правда не за такие уж копейки… Воронова этого не узнала, не поняла. Если бы да, разве бы тогда продолжила общение и тем более влюбилась бы? Саша шестнадцать лет играл в игру «Ульяна и Кирилл не должны знать больше того, чем им положено». Саша шестнадцать лет наблюдал за тем, как Ворон пытается их огородить и уберечь от этого мира (с Кириллом не получилось). Саше шестнадцать лет было запрещено напрямую или косвенно втягивать сводных брата и сестру в свои дела... и сейчас вообще то тоже запрещено. И кто он такой, чтобы перечить Ворону в том, что касается его детей? Ульяна в первую очередь дочь Ворона, потом — младшая сестра Кирилла. Где-то между этими ролями маячит и то, что она в какой-то степени до сих пор та мелкая сводная сестра. И только четвёртым пунктом она — его девушка. Его девушка... Это даже звучит странно и дико, как чертов антоним. Внимание снова привлекает аж три уведомления подряд. Комолов косится на экран телефона, замечая, что это Лиза скинула целых три своих фото у зеркала в подобранных для работы образах, чтобы он выбрал. — Кто, чёрт возьми, тебе написывает?! — не сдержавшись, в сердцах повышает голос Воронова. Взгляд машинально падает на экран. Успевает ухватить чётко фотографию. Женский силуэт у зеркала, открытую спину, плечи, распущенные волосы... В одно мгновение всё искрящее и полыхающее внутри с шипением тухнет. А она вставала ни свет ни заря, чтобы протащиться по десятку магазинов, выбирая то бельё. Крутила волосы тонкой плойкой. Дважды обожглась. Трижды перекрашивала губы, пока не нашла идеальный оттенок. Крутилась, как идиотка, так и сяк перед этим зеркалом... Дурой она была. Дурой она и осталась. Хоть ей и не пятнадцать. Не сумев сразу взять под контроль свои эмоции, Ульяна снова поднимает болезненно потресканный и пропитанный недоверием взгляд на Сашу. А потом с выдохом восстанавливает самообладание. Намёком на её состояние остается только тонкая складка на лбу, совсем как у Кирилла, когда он бывал сильно огорчён поведением младших и еле сдерживался, чтобы их не ругать. Комолов синхронно с Вороновой поднимает взгляд с экрана, встретившись с глазами напротив. Его взгляд замученный, уставший. Такой же, как у неё. — А, впрочем, ты ничего не обязан мне отвечать. Это же не допрос, — несмотря на желание расплескать содержимое рюмки по столу (или по лицу Комолова), Ульяна спокойно отставляет её, нетронутую, подальше и поднимается на ноги. — Подожду тебя на улице. Здесь нечем дышать. Медленный разворот, и она делает первый шаг к выходу. — Да что за... Саша бросает телефон на стол, не слишком переживая о его судьбе. Поднимается на ноги и направляется за Ульяной. Каждый следующий шаг Воронова делает чуть быстрее и шире предыдущего. Торопится поскорее выйти на воздух, чтобы не распасться на горючие, ядовитые составляющие и не наговорить Комолову то, о чём потом будет жалеть. Чего он добивается?! Хочет напомнить, что никакой не прекрасный принц и не благородный рыцарь? Выставить её наивной слепой идиоткой? Показаться ещё хуже, чем есть? Хочет, чтобы она испугалась? Ненавидела его? Чтобы ушла? Да пожалуйста! Придурок! Какой же ты придурок!!! Ругается про себя и на себя. В том числе. За то, что продолжает допускать одну и ту же неизменную ошибку, считая, будто Комолов однажды перестанет её отталкивать. Конечно, она ведь не Ворон, чтобы с ней откровенничать! Не Кирилл. Не Шрам. Даже не чёртова Геля, с которой он так миловался на парковке у офиса, легко и просто называя своей. Она всегда, с самого детства была где-то за кругом, особняком от компании, вне его поля зрения. А если вдруг ненароком попадала туда, то ей обязательно прилетало либо снисходительной насмешкой, либо колким комментарием, либо обидным тычком. Не говоря уже о всех тех случаях, когда она физически могла почувствовать, как он отделяется от неё звукоизолирующим пуленепробиваемым стеклом. Саша ведь никогда не хотел возиться с ней, когда она была ещё только младшей сводной сестрой. Может, теперь не хочет и чтобы она была его девушкой. А что? Зато не будет ему докучать. Он останавливает её в арке, настойчиво взяв за локоть. Ульяна не оборачивается и не замедляется, заслышав настигающие шаги сзади. Глаза щипет, как от самой ужасной аллергии в её жизни, и, ощутив крепкую хватку на своей руке, она первым делом вспыльчиво дёргается, чтобы от неё избавиться. Показательно не смотрит на Комолова, отвернувшись в бок, и только раздражённо фыркает на его слова. — Это Цапля. Она на меня работает. Она готовится к походу в тот клуб, чтобы разведать обстановку. Я не просил её слать мне свои фотки! Не оправдывается, а говорит, как есть. Ты теперь со всеми своими шлюхами будешь меня знакомить?! Объяснения звучат так же нелепо, как в какой-нибудь малобюджетной мелодраме. — Бедолажка! Плохие девушки совсем тебе покоя не дают, забрасывая своими обнажёнными снимками! — с неприкрытым сарказмом кривится Ульяна и ещё раз пробует скинуть удерживающие её за локоть пальцы Комолова. Утренняя идея с фотографиями кажется ей даже более идиотской, чем прежде. Наверняка у него там целая галерея таких от многочисленных поклонниц! Какие-нибудь длинноногие черноволосые красотки с четвёртым размером груди и задницей, как у Кардашьян. Куда уж ей там! И выглядят они на них соблазнительно и маняще. А она, в лучшем случае, как первокурсница, выбравшая на Хэллоуин костюм порно-звезды. На саркастический комментарий и злые смешки Саша плотно сжимает губы и шумно выдыхает носом, стараясь не отклоняться от курса в попытках сгладить возникшую ситуацию. Всё же есть у неё что-то и от "плохих" девушек. Комолов отправляет её на свидание с Березиным, желая ей лучшего, а Воронова даже не может понять и поверить прочитать в мыслях, что ему уже, как месяц, никто кроме неё больше не нужен. — Ульяна. — уже намного мягче, осторожнее... на цыпочках. От этого не избавишься за одну только совместную поездку на промзону. — Ты другая. — Саша будет настаивать, — Не такая, как Цапля, как Геля, как та или другая стриптизерша из клуба. Поэтому ты мне и нравишься. Разве это плохо? Для него вопрос звучит риторически, он не ждет ответа (это же не допрос). Воронова остается на месте только из-за того, как звучит её имя (двадцать три года уже с ним, но, кажется, никто не умеет произносить его, как Саша) в глазури бархатистого голоса. А спустя секунду срывается на злой смешок и закатывает глаза, чуть-чуть разочарованная тем, что Комолов, видимо, надеется пронять её изъезженным трюком «ты не такая, как все другие девушки». Но он продолжает говорить, а она вдруг застревает во времени и пространстве. Проваливается в плотную глухую невесомость. Ей же не послышалось? — Теперь можешь идти… если хочешь. Комолов опускает её руку, но остается стоять на месте. Робко, затаив дыхание, Ульяна переводит взгляд на его лицо, легонько щипает себя свободной рукой за бедро. «Ты мне нравишься». Не «я тебя люблю», но тоже сойдет. В этот раз ей хотя бы не пришлось расшифровывать признание, как сигналы семафора. Прогресс. А для Комолова так и вовсе целая эволюция. Бурлящую под кожей лаву градиентно сменяет приятная, щекочущая теплота. Просто нечестно, что он может так делать! Что-то подействовало. Саша не знает, что именно, но теперь она хотя бы на него смотрит. С легким удивлением во взгляде, без бьющей под дых враждебности. Ульяна передумывает уходить, не делая больше ни шага. Деловито морщит подбородок, подавляя диверсионный акт со стороны норовящих приподняться уголков губ и скрещивает руки на груди. — А в том клубе была ещё какая-то стриптизёрша, с которой ты спал? — с претензией выгибает брови она. Только выходит уже без прежней злости. Больше похоже на то, как она раньше с отвращением морщилась, после очередной Сашиной неприличной шуточки, которые он изредка мог позволить себе отпустить за общим столом, чтобы побесить отца или Кирилла. Вопрос звучит неожиданно. Ему не совсем понятно, о каком именно клубе и о какой стриптизерше речь. Он не имел ввиду конкретную, потому что даже имена всех не упомнит. Серьезно? Либо кого убил, либо с кем спал? Других категорий в этой викторине похоже не осталось. Комолов коротко облизывает губы и отводит взгляд, неопределенно качнув головой. Ревность Ульяны хотя бы ощущается приятным теплом в сердце, подлечивая все кровоточащие рубцы. — Боже... Всё-таки свинья ты, Комолов. — шумно, многозначительно выдыхает Воронова. — Ну? А я о чём. — с усмешкой поддакивает Джокер на её совсем не лестный комментарий. Воронова продолжает стоять. Уходить передумала, но и к столу не возвращается. Ждёт от него ещё чего-то? Долго теряться в догадках не приходится. Затягивать ссору нет ни желания, ни сил. Ни времени, если уж та пошло. А ехать с Комоловым в давящей тишине удовольствие ниже среднего. Воронова сдаётся, но опускать руки и менять выражение лица не спешит. — Покажи мне, — вместо этого тихо просит она, ногтями сильнее сдавливая свои плечи и восстанавливая с Сашей зрительный контакт. Если ему нечего скрывать, в этом нет ничего сложного. Саша слегка приподнимает бровь и едва приоткрывает рот, собираясь что-то уточнить, потому что её ТЗ звучит не очень понятно. Она хочет увидеть переписку с Цаплей? Или её интересует вообще всё? Впрочем, скрывать ему нечего. Саша уже отдавал свой телефон Ульяне за этот месяц, не сосчитать сколько раз. Все самые мрачные детали работы в памяти смартфона хранить будет только полный баклан. А это точно не про Джокера. Особенно с той периодичностью, с какой он оказывается в стенах КПЗ. Последняя откровенная переписка велась с Лерой. И в ней пять последних сообщений с вопросом о встрече оставлены без ответа ещё несколько недель назад. Здесь больше дело принципа. Так и быть, Комолов от него отступает. Только на этот час и только ради неё. Ульяна тяжело сглатывает, переминаясь на месте. Она не хочет быть такой девушкой. Требовать пароли и проверять переписки. И всё же доверие — хитрая штука. Иногда просто захотеть его кому-то отдать недостаточно. Особенно, если находятся мешающие этому детали. — Смотри. Джокер вытягивает руку, приглашая Ульяну к своему телефону. Сам тоже направляется к столу, занимая непривычное место справа. Вороновой уступает то самое в центре. Спокойный приглашающий жест Комолова почти заставляет Ульяну отказаться от своей просьбы и поверить ему на слово. Но, раз уж взялась, она решает не менять курс, а заодно и поставить для самой себя точку в этом вопросе. Захлопнуть поплотнее ещё одну полуприкрытую форточку в их отношениях, от которой неуютно сквозит. За время их разговора экран успел потухнуть. Приходится Саше его снова разблокировать и протянуть Ульяне телефон с открытой перепиской. Воронова чувствует себя немного странно, усаживаясь во главе стола, на место Джокера, и прогоняя прочь нелепые ассоциации с нахальным покушением на его трон. Забирает у Саши из рук телефон словно бы уже заученным до автоматизма жестом, изучает экран теперь открыто, без подглядок вкривь и вкось. Не листает переписку выше. Читает только несколько последних сообщений, больше внимания уделяя фотографиям. Девушка на них выглядит отдалённо знакомой. Возможно, она была в числе гостей на вечеринке приезда. Без ревности, затягивающей ей зрение белой пеленой, ничего компрометирующего в снимках Ульяна так и не находит. На всех них Цапля даже одета... или вроде того. Воронова задерживается подольше на последнем фото с наиболее... смелым нарядом, убеждаясь, что оно не перекрутилось, не задралось и не разошлось по швам после жёсткой стирки, а действительно такого фасона. Кокетливо прикрывающего лишь самые пикантные места, как на каких-нибудь картинах Боттичелли или Тициана. Спросить, что ли потом, где она такое откопала? Саша внимательно без опаски, зато с долей озорства наблюдает за Ульяной. Переписка её похоже совсем не волновала, а она просто хотела позалипать на вульгарные фотографии Елизаветы. Взгляд Вороновой цепляется за чёрный плетистый узор, изящной вязью поднимающийся по светлой коже от колена вдоль бедра и выше до талии. Обводит несколько спиральных завитков татуировки, смещается к низкому декольте. Туда, где вырез одним своим существованием однозначно заявляет об отсутствии под низом белья, а сквозь неплотно прилегающую плотную ткань проступает бугорок пирсинга. Ульяна, отчего-то жутко смутившись, поспешно кладет телефон обратно на стол, одними кончиками пальцев придвигает его ближе к Комолову и прочищает горло. Самого Джокера такими откровенными деталями гардероба давно не впечатлить. Зато Воронова остается под большим впечатлением, убирая телефон от себя с видом, будто ворвалась прямо в спальню к Цапле и её хахалю. Это милое смущение вызывает у Саши яркую почти голливудскую улыбку с ровным рядом верхних зубов. — А она, похоже, очень... Открытая и уверенная в себе девушка, — даёт скомканный комментарий Ульяна, немного оттягивая ворот своей водолазки. Джокер хочет сказать «не то слово», но выбирает более сдержанное: — Ага. Которое в меньшей степени можно будет использовать против него же. Подцепляет тонкий смартфон пальцами и вбивает очередное сообщение, заставляя Лизу найти что-то ещё более приличное. Экран от Ульяны не закрывает и даже не отводит в сторону, открыто держа на ладони. «Так я в клуб двигаю или в церковь?!!» Джокер закатывает глаза. «Не спорь» «Ладно!! [недовольный смайл]» — Ты что, уже и план действий успел накидать, пока дожидался меня из дамской комнаты? — с усмешкой интересуется Ульяна, — Посвятишь в подробности? Или об этом ты тоже предпочитаешь мне не докладывать? — добавляет в конце ещё чуть обиженно. — Мне казалось, что мы вроде как торопимся. — усмехается Саша и откидывается на спинку стула. Допивает ром, запивая остатки горечи от ссоры на языке. А затем набирает в легкие побольше воздуха, чтобы ввести в курс дела. — Мне скинули информацию на этого типа с фотографии. Чернов Вячеслав Анатольевич. Биография у него чистая, неинтересная. Владелец клуба «План B», открылись они всего два месяца назад. Есть ещё совладелец Юрий Михайлович Евсеев. — объясняет Джокер, проигнорировав последний вопрос Вороновой, — Этого недостаточно, чтобы на их территорию сразу с предъявами влезать. Нужно еще уточнить, под чьей крышей клуб, и можно ли с ним будет договориться. А пока отправлю Цаплю. Если поймаем на живца, то это упростит весь процесс работы. К тому, чем делится с ней Комолов, Ульяна прислушивается уже с полным вниманием и сосредоточенностью. Что-то прикидывает в уме. — Заодно отвлечем его от выбора новой реальной жертвы, — будто заканчивая повествование, подмечает Воронова и бросает скептический взгляд на телефон. — Если Цапля заявится туда одна и в таком виде, это будет выглядеть слишком подозрительно. На такого живца он... Или они... Тебе же тоже кажется, что число владельцев клуба неслучайно совпало с числом обвиняемых в истории Лии? В общем, я хотела сказать, что это не сработает. Кто бы мог подумать, что с Цаплей договориться будет проще, доступнее. Хотя ей Джокер за это платит. А вот на Воронову у него похоже никаких рычагов давления нет. Дожили. В противном случае позвонит Ворону. Саша кладет телефон на стол экраном вверх, дожидаясь, пока Лиза отыщет из одежды что-то подходящее. И поднимает взгляд на Ульяну. — Одежда не проблема. Подберем что-нибудь в магазине. А как себя вести, я ей объясню. Цапля неглупая, справится. — спокойно отвечает Джокер, — Ещё рано делать выводы. Второй владелец вообще может быть не в теме. Второго то Лия не запомнила. На пару секунд Ульяна смолкает. Барабанит пальцами по столу, уставившись в одну точку на полировке. Потом опускает подбородок, осматривает себя, вспоминая, во что одета. В подсознании формируются очертания идеи, которая точно не придётся Комолову по душе. — Нужна наживка понадёжнее, — Воронова издалека подбирается к тому, чтобы её аккуратно озвучить. — Цапля выглядит слишком... напористой и решительной. А они, судя по Лие, напаивают тихих одиноких скромниц. Не знаю, может, потому что такие точно никуда не заявят и их легче запугать. Может, из-за каких-то своих извращённых предпочтений... Не всем людям нужны логические причины, предпосылки. Некоторым банально нравится, пьянея от безнаказанности, причинять кому-то боль, ощущать чужую беспомощность и собственное превосходство, вершить исковерканную форму справедливости, воздавать «по заслугам». Сама напросилась. Саша не сразу понимает, к чему Ульяна клонит. Нет-нет-нет! Да она прикалывается?! Ульяну слегка передёргивает, но она упирается в Комолова твёрдым немигающим взглядом. — Я пойду с ней. Вернее, она со мной, если быть точным. Так у нас будет больше шансов, что они клюнут. Воронова чуть сжимает кулаки, мысленно приготовившись парировать Сашины аргументы против этой идеи. Таким приказным тоном с таким же не терпящим возражений взглядом Комолов как раз разговаривает с Цаплей, Клещем, Еремой, Кривым, а иногда и с Шрамом. Саша поджимает губы с эмоцией «not bad» на лице и саркастично качает головой в подтверждение её слов. — Так может ты это всё на себя возьмешь? А я пока пойду отдохну. Вот тебе телефон, вот тебе... Он поворачивается корпусом и стягивает с плеча кожаную лямку ремня, снимает и бросает кобуру с заряженным пистолетом к телефону на стол перед Ульяной. Со вздохом откинувшись на спинку, Воронова покорно помалкивает, дожидаясь, пока Саша закончит со своим показательным выступлением. Только слегка приподнимает брови на грохот упавшего перед ней оружия и останавливает вначале на нём, а потом и на Комолове иронично-вопросительный взгляд. — Ну что? Выйдешь за меня... на работу в смысле. — уточняя, усмехается Джокер. В данный конкретный момент она уже не уверенна, как бы ответила и на первую часть провокационного вопроса. Может, Комолову только дай её закольцевать, и он тут же прикажет безвылазно сидеть на его кухне, стирать ему детей и нянчить портки. То есть... Джокер переплетает пальцы на руках, положив их на стол перед собой. — Мы, кажется, говорили об этом пять минут назад. — уже без всяких шуток холодно и не менее твердо чеканит Комолов, взглядом прожигая Ульяну, — Или мне повторить? Что-то в его «мы говорили об этом» вызывает у Ульяны стойкое ощущение дежавю. Эта поза, скрещенные на столе руки, тон, взгляд, даже микродвижение желваками, выдающее последнюю каплю терпения... Чёрт, да он же вылитый отец! Не хватает только в конце выкрикнуть строгим голосом «Стас!» и сказать ей идти к себе. Еле сдержав порыв недовольно поморщиться, Ульяна закидывает ногу на ногу и тоже наклоняется к столу. На такие ролевые игры она не подписывалась, и Комолов, к счастью, пока не её папочка. — Если ты выключишь режим королевы драмы и подумаешь хоть полсекунды над моим предложением, ты поймёшь, что в нём есть смысл, — не сдаётся Воронова, игнорируя инстинктивное желание отодвинуться подальше и сместиться с оси его зрения, чтобы не попадать под такое пристальное внимание. — И как же я раньше без тебя справлялся. — холодно, не скрывая ядовитого сарказма, произносит Джокер и сам отводит взгляд. Поворачивает голову в сторону выхода, будто ему под нос сунули что-то омерзительное и дурнопахнущее. И по доброй воли заставляют это пить. И почему всем так хочется его учить? Почему-то все кроме него знают, как нужно, как эффективно, как, блять, правильно. Неужели, он и правда похож на умственно отсталого, который за двадцать восемь лет даже вскипятить чайник без чьего-либо замечания и наставления не может? Ну, в их случае: поймать и проучить двух озабоченных уродов. Ульяна то, наверное, на этом собаку съела. Хотя нет. Не все. Только те, у кого фамилия начинается с «Ворон». А вот люди из банды и даже гребанная служба безопасности его слушают, ему доверяют, даже сами за советом обращаются. Мало ему... одного отчима. Теперь есть его уменьшенная вчетверо версия. — Наживка должна быть естественной, чтобы усыпить бдительность. Можешь нацепить на Цаплю невинный белый сарафан и натренировать её падать в обморок от малейшей двусмысленности, но она всё равно не будет выглядеть от этого слабее или беспомощнее, и ты это знаешь. Она выглядит так, будто способна уложить на лопатки этого Чернова, если её разозлить. А я — нет. Что ещё не означает, что я не могу, но сейчас не об этом, — продолжает только мысленно, чтобы не действовать Комолову на нервы ещё сильнее. Саша больше ничего не говорит и старается не слушать. Плотно сжав челюсть, забирает со стола кобуру с ремнями, чтобы снова надеть на рубашку. Пододвигает к себе телефон, но новых сообщений пока нет. — К тому же, её банально могут узнать. Сам сказал, что пока не выяснил, под кем они, нужно сделать всё тихо. В отличие от Цапли, я на тебя не работаю. Даже если что-то пойдёт не по плану, Джокер будет ни при чём. Только договорив, Ульяна понимает, что плохо подобрала формулировки и медленно выдыхает с полуприкрытыми глазами. Осознает в глубине души, что Саше нужно услышать сейчас совсем не это. Всё раздражение, весь гнев и не утихшие после ссоры резкие эмоции как рукой снимает, вместе с тянущим напряжением в плечах. Тогда, в пятнадцать, ей казалось, что Саша злится, потому что он придурок и не слышал про сочувствие, как таковое. Теперь она знает лучше. Присматривается внимательнее. Учиться читать... мысли. В ту ночь не одна она была напугана. Придвинувшись чуть ближе, Ульяна осторожно касается тыльной стороной пальцев Сашиной ладони в ласковом поглаживающем движении. Он краем глаза замечает какое-то движение с её стороны. Уже собирается также ядовито сообщить, что собеседование на работу она не прошла — они же ради этого сюда приехали, верно? Только мягкое поглаживание сбивает с мысли. В злом порыве Джокер одергивает свою руку, но сразу же жалеет об этом. Поэтому пытается замаскировать это резкое движение, будто бы ему срочно понадобилось взять в руки телефон, большим пальцем нажать на экран блокировки и что-то там увидеть. — Со мной ничего не случится. Ты же будешь рядом и присмотришь, чтобы я не наделала глупостей, верно? — её губы трогает лёгкая светлая улыбка. Нестерпимо хочется его поцеловать, но Ульяна не станет даже первой соединять их руки, чтобы на него не давить. Комолов с шумом кладет дурацкий гаджет обратно на стол. Встречается с Ульяной взглядом впервые за эту минуту. С чего это она сменила менторский тон на милость? У Ворона таких резких переключений настроения не припомнит. Саша наклоняет шею, опуская голову вниз и отрицательно покачивая ей, будто борется с самим собой. В прошлый раз у него были причины взять её с собой: переживания за подругу, но главная — Комолов сам этого хотел. Надеялся, что она один раз увидит всё собственными глазами и больше никогда в жизни не захочет принимать участие ни в чём подобном. Непредусмотрительно хотелось ей чуть больше открыться с этой стороны, покрасоваться... Только Воронова, кажется, слишком увлеклась. И на полном серьезе предлагает ему стать наживкой! — Я просто хочу помочь. Всё равно ведь уже... впуталась. Ульяна внимательно следит за переменами в выражении лица Комолова, но позволяет себе принять за хороший знак то, что он перестал от неё отворачиваться. Он должен понять, что для неё это никакая не игра и не квест, что это важно. Но если не выйдет (решает в голове), пусть так. На их препирательства нет времени у тех девушек, которые сегодня, ничего не подозревая, выберут не тот клуб, чтобы скоротать вечер. — Не впуталась. Пока нет. — произносит Саша уже без холодных льдин в голосе и поднимает на Ульяну взгляд, что-то для себя решив, — Пойдете не вместе. А по-отдельности. Посмотрим, на кого клюнут насильники. Выбор-то на любой вкус. Не слишком весело Комолов усмехается на последней фразе. Ульяна до последнего гадает, «да» или «нет», и, получив своё разрешение, сперва второй за сегодня начинает подозревать себя в слуховых галлюцинациях. Да нет, указания Комолова звучат достаточно отчётливо. Только странного, но чуть ожидаемого воодушевления, возникшего в ту ночь поисков Вероники, Ульяна не ощущает даже близко. Разделяет невеселую часть в усмешке Комолова, пока живот крутит выжимкой тревоги и неприятного предчувствия. Не глядя, Саша находит руку Вороновой и крепко сжимает её пальцы своими. — Верно. Присмотрю. Но сначала заедем в магазин. Кивком указывает на её одежду. Всё же они идут в клуб… а не в церковь. И самому Саше нужно будет кое-что прикупить. Тепло от восстановленного соприкосновения рук немного приводит в себя. Отвечая на него доверчивой полуулыбкой, Воронова разгоняет дурные мысли, как сбившихся в кучу насекомых, по невзрачным закуткам и щелям, и осматривает свою одежду. Для клуба в самом деле мрачновато. Если только не вспоминать о весьма подходящем для таких выходов белье... Джокер поднимается из-за стола и только тогда отпускает руку Ульяны. Он забирает телефон, пишет короткое смс Шраму, а затем одним смайлом хвалит Цаплю за то, что она вспомнила про достаточно скромный сарафан, в котором была на вечеринке в доме Ворона. Шрам подкинет Цаплю до клуба, недалеко от него они все и встретятся. На противоположном краю стола Ульяна успевает поймать Сашу за руку снова, коротко и порывисто жмётся щекой к его плечу, делает с ним синхронно два следующих шага. Отпускает перед выходом в общий зал, пристраиваясь сбоку с короткой переглядкой. Этот милый жест Ульяны совсем растапливает его сердце, превращая из затвердевшего сахара в тягучую мягкую карамель. В Котле за время их встречи с Лией стало чуть многолюднее, шумнее, резче проступили запахи с кухни. Воронова ещё раз осматривается через плечо в дверях, а потом прибавляет шаг. Заканчивать последний этап предподготовки.