***
— Шрам, ты тут будь на всякий случай, а мы пойдем в квартиру. Наш бармен как раз должен был проспаться после своей смены. — Джокер проверяет пистолет в кобуре и, толкнув дверь, выходит из салона. Он ещё пару секунд ждёт Ульяну и Ерёму возле машины. Ульяна не ждёт, что Саша предложит ей отсидеться в машине и составить Шраму компанию, чтобы он не заскучал. Знает же, какой получит ответ. Её вроде как даже терзает лёгкое, извращённое любопытство. Гадает, что именно имелось в виду под «поговорить». Ясно, что не чайная церемония и, скорее всего, совсем не дипломатический визит. Но здесь же не какой-нибудь ангар, или подвал, или гараж. И не тренажёрный зал. Из доступного на виду — кулаки и пистолеты. Хотя стрелять в коленку тут такой себе вариант. Тонкие стены, соседи... Для обычного бармена грубовато. Что там ещё обычно используют в фильмах? Утюг, паяльник, кухонный нож... Боже, она что, серьезно? Накидывает варианты? — А чё почему именно этот бармен? — спрашивает Ерёма, когда они втроем направляются к дому. — Он работает с самого открытия клуба. Остальные трое несколько раз менялись за пять месяцев. — охотно объясняет Саша. Для Ерёмы информация исчерпывающая. Всё равно спрашивать будет не он, а Джокер. А ему нужно лишь подтолкнуть к откровению. Пристроившись по другую от Ерёмы сторону за Джокером, Ульяна усилием направляет мысли в другую плоскость. Обрабатывает свежие крупицы информации, продумывает, что этот бармен теоретически мог бы знать, сунув руки в карманы накинутого сверху чёрного бомбера. В нём жарковато, но так она чуть меньше выбивается из общей компании симпатичным нежно-розовым пятном. Повезло, что в тумбочке у её стола даже нашлись как-то раз предусмотрительно оставленные там более удобные слипоны. Волосы в неряшливый хвост Ульяна без всякой расчески собирала уже на ходу. Подходят к подъезду самой обычной десятиэтажки. В это время из подъезда выходит какая-то пара, а Ерёма успевает ускорить шаг, не позволяя двери закрыться. Она не стесняется, как и положено хорошо воспитанной девушке, с милой улыбкой поприветствовать выходящих из подъезда жильцов, прежде чем зайти за Ерёмой внутрь. Мужчина и женщина окидывают незнакомцев скептическим взглядом, но наличие в такой разношерстной компании девушки явно их успокаивает. Джокер адресует им натянутую улыбку и заходит в подъезд последним. Из реплик у Вороновой только «добрый день» и ещё «какой этаж?», потому что повезло оказаться ближе всех к панели с кнопками. И всё же, это не тот случай, когда для неё утомительно слушаться и наблюдать. Через минуту они втроем уже оказываются на шестом этаже перед нужной коричневой дверью с цифрами «93». — Отойдите в сторону. — командует Комолов, а сам нажимает на звонок. Бармен Денис не спрашивает, а сразу открывает, окидывая непонимающим взглядом Джокера. Ерёма выходит вперед и рукой цепляется за ребро двери, потянув на себя, чтобы сделать проход шире. — Э-э, вы… — Я зайду. Ты не против. — Джокер не использует вопросительных интонаций. Затолкнув бармена в квартиру, он заходит первым. — Орать и звать на помощь не советую. Поговорим и уйдем, тебе же лучше будет. — уже за столько лет заученным текстом предупреждает Комолов и направляется в ближнюю комнату, которая из коридора выглядит, как гостиная. Воронова останавливается у стеночки, оставляя побольше места у двери для Ерёмы, но внутрь квартиры за Джокером он пропускает её перед собой. Сам, оглянувшись по сторонам, плотно прикрывает за ними дверь. Щёлкает замком, снова обгоняя уже в коридоре, пока Ульяна, не торопясь, осматривается. Тесновато, как и в большинстве новостроек, но это всё, наверное, из-за низких потолков. Даже в Лондоне не могла к ним привыкнуть... Проходя в одну из двух комнат побольше, соединенную с кухней гостиную, замечает пыль на полочках, пластиковые коробки от лапши быстрого приготовления, возле дивана — скрученные "бубликом" грязные носки. Гору посуды в раковине, жирные отпечатки на столешнице, а на полу у самой мусорки небрежно брошенный мимо неё использованный презерватив. На промзоне было поприятнее... Ульяну передёргивает от брезгливости, и она решает замереть в сторонке, ни к чему лишний раз не прикасаясь... ...и подумывая попросить Сашу больше не прикасаться к ней, пока она лично не убедится, что он обработал перчатки антисептиком. — Ч… чего вы хотите? — Да уж не отчитать тебя за бардак. — усмехается Ерёма, внимательно следя за каждым движением Дениса, чтобы вовремя остановить от глупостей. Саша, шумно втянув носом запах подгоревшей яичницы и ещё чего-то неприятного, окидывает типичную холостяцкую комнату взглядом. Единственное отличие от его — Денису не хватает на качественный клининг. — Ты уже пять месяцев верой и правдой служишь хозяевам клуба «План Б», так? — Ну да. — с этим Денис легко соглашается, но поспешно и как-то нервно добавляет: — Но я ничего не знаю. Джокер в почти победной усмешке дергает бровью. Когда бармен начинает всё отрицать еще до заданного конкретного вопроса, Ульяна бросает взгляд на Комолова и, заметив выражение его лица, немного по-детски радуется, что тоже поняла, где бармен прокололся. Пусть через пару минут и оказывается, что радость была немного преждевременной... Денис лишь повторяет на любой вопрос про изнасилования или владельцев клуба: — Ну, работаю и работаю. Платят нормально, не задерживают, со всякими проблемными клиентами решают вопросы сами, а больше мне и не нужно ничё знать. У них и спрашивайте. Только сегодня Саша даже рад такому упрямству и несговорчивости. Воронова, плюнув на недавнюю решимость, вытаскивает платочек из внутреннего кармана куртки, смахивает им грязь с разделяющей помещения стойки. Ногой отодвигая высокий барный стул, забирается на него без рук и принимается болтать скрещенными в лодыжках ногами. Её внешняя скука больше напускная, потому что с каждым неправильным ответом бармена, Ульяна всё сильнее напрягается в предчувствии момента, когда у Джокера кончится терпение. Едва уловимым кивком головы Саша дает понять Ерёме, чтобы тот применил силу. — Можешь отвернуться. Или выйти в коридор. — без мягкости или сочувствия в голосе обращается Джокер к Ульяне. Она украдкой поглядывает то на него, то на Ерёму, поэтому не пропускает кивок, ещё до Сашиной фразы подготавливаясь. Так же скучающе пожимает плечом, лениво вытаскивает из другого кармана телефон. Будто допрос утомил её достаточно для листания ленты социальных сетей. Убрав руки за спину, Комолов смотрит за тем, как Ерёма наносит несколько ударов по лицу бармена, бьет под дых, заставляя того согнуться. Саша мысленно почти умоляет, чтобы Денис подольше не кололся, явно наслаждаясь ситуацией. Он не улыбается, лишь в глазах отражается нездоровый блеск. — Я..я.. ппросто бармен, оставьте меня в ппокое… пожалуйста. Впиваясь взглядом в экран, Ульяна игнорирует звуки ударов. Не уходит, только чтобы иметь возможность на секунду поднять глаза на Джокера в этот момент. Отметить, что сейчас он не такой безэмоциональный, как в ангаре с тем мажором. Её пробирает до мелких мурашек, но до Дениса, похоже, с первого намёка не дошло, что ему лучше начать говорить, сколько бы там владельцы не заплатили за молчание. На блеющем «пожалуйста» он вдруг почему-то смотрит прямо на неё. Опять, да что ж такое!.. Ну всё. После почти двадцати минут одной и той же шарманки Александр начинает заново закипать. Ещё и горло пересохло от постоянных одинаковых вопросов. Присутствие Ульяны не мешает Ерёме наносит убедительные удары. Он отпускает побитого бармена, позволяя тому безвольно осесть на пол. — Джокер? Может, он и правда ничё не знает. — произносит Ерёма не из жалости или чувства вины за избиение безоружного и с виду безобидного парня, а засомневавшись, что они зря тратят время. — Знает-знает. — уверенно отвечает Комолов с легким прищуром, — По глазам его вижу, что знает. Может, без подробностей, может, только что-то слышал или видел, но как-то же наркотик попадает в напитки. Не подсыпают же они его в момент разговора. Если придумали с комнатной, значит и этот момент спланировали получше. Шумно выдыхает, разминая шею двумя наклонами вправо и влево. Куда он постоянно пялится? Комолов оборачивается, замечая, что взгляд Дениса направлен на Ульяну. Вот в чём их корень проблемы: присутствие девушки дает надежду. Тем более Воронова не выглядит как лютая оторва, каждый день тусующаяся с бандитами. Наверное, сейчас у Дениса взорвется мозг: явно главный здесь Джокер в дорогом чёрном прикиде, как из сериала про итальянскую мафию; ещё один парень (молодой и счастливый отец) тоже в чёрном, но больше на спортивном стиле, с внешностью маргинала, не внушающей никакого доверия; и девушка, которой не досталось реплик, со скучающим взглядом рассматривает что-то в недешевом новом телефоне — на шлюху не похожа, на пешку тоже. Если бы Саша сам не знал, тоже бы задался вопросом: «Да как, блять, они связаны?». Вечно все подозревают её в сердобольности. Вопреки надеждам парня, этот его жест лишь вселяет в Ульяну желание подыграть. Значит, как шкуру свою спасать, так рассчитывает на единственную девушку. А сам покрывает двух насильников в клубе. Ну-ну... Показательно заблокировав телефон, Воронова обводит бармена утрированно укоризненным взглядом, протяжно выдыхает носом. Всем своим видом транслирует «Ой зря ты не заговорил, Денис, о-о-ой зря...», а потом возвращает глаза на Джокера, нарочито медленно растягивая губы в наполненной мрачным предвкушением ухмылке, словно её наконец заинтересовало происходящее. На ухмылку Ульяны Саша снова приподнимает бровь. Ничего не говорит, лишь хрустит пальцами под перчатками. Она что подталкивает его к действиям? Подрагивание перепачканной кровью челюсти и скачущий с одного на другое взгляд Дениса чуть было не заставляют Ульяну ухмыльнуться пошире и как-то более искренне. Не из-за злорадства или наслаждения его страхом, а из прозаичного самодовольства. Её маленький психологический трюк сработал без осечки. В сочетании с ищущим движением глаз Комолова и непоколебимым хладнокровием Ерёмы. Впрочем, этот её жест — всего-навсего по мотивный. А вот когда Джокер демонстрирует неповторимый оригинал... Он задумчиво поджимает губы, скользя взглядом по комнате. В другой день Джокер бы достал пистолет, но сегодня это слишком скучно. Взгляд останавливается на дверном проеме, через который видно две белые непримечательные двери в коридоре. Идея приходит сразу. Губы расплываются в предвкушающей улыбке. Посмотрим, как ты заговоришь, когда сможешь смотреть только в сливное отверстие… — Поднимай его. — чеканит Джокер. Ерёма рывком ставит бармена на ноги, не совсем понимая, что задумал босс. Но точно что-то очень интересное. Про кислоту и лжеДжокера узнал с рассказа Топора, Лешего и Кривого, так хоть здесь будет в первых рядах. Денис либо так крупно трясётся, либо, перепугавшись, очень яростно мотает головой (ещё немного, и та оторвётся с шеи), закашливается собственными «нне». Растерянно косится на Ерёму, пока плетется за ним, не по своей воле, через гостиную, но спасительное «подождите!» и заветное «я всё скажу» не выкрикивает даже после того, как Джокер смыкает на его плече хватку. Что ж, сам виноват. Ульяне бармена не жалко, хоть руки и тянутся рефлекторно потереть свой чистый и целый, здоровый нос, отстреливающий фантомной болью в переносицу. На полпути Комолов перехватывает Дениса, крепко ухватившись за его плечо, смяв рукав старой футболки. — Слушай. Я с отчимом поссорился. Злой пиздец. На нем я сорваться не могу, так что... Джокер наугад открывает дверь и толкает бармена внутрь. Тот несильно, но успевает зацепиться за лацкан пиджака, явно почувствовав, что за тканью что-то спрятано. Туалет. Угадал с первой попытки. Спрыгнув на пол под грохот ударившейся об стенку дверцы, Воронова делает два быстрых шага вперёд, чтобы не потерять из виду основное действо. Признаёт, что держит окрик где-то в основании языка, поперёк горла, успев заново начать переживать. Переглядывается с затормозившим неподалёку Ерёмой, но тот на неё не смотрит. Только сдержанно, с мрачным азартом приподнимает уголки губ, наконец, догадавшись, что задумал Джокер. — Да вы ч... не на… Сделав шаг, Комолов хватает парня за шкирку и через сопротивление, но наклоняет его лицо к унитазу, погружая голову ещё ниже. Другой рукой слегка надавливает пальцем на слив, выпустив совсем немного воды из бачка. Как будто вернулся в школьные годы. Из унитаза доносится приглушенное мычание. — Ну так чё? Говорить со мной будешь? Или всё же с ним? — усмехается Джокер, не ослабляя хватку цепких пальцев на затылке. Снова мычание. Только в этот раз, как будто согласное. Картинка в общих чертах ей знакомая. В школе, особенно английской, Ульяна изредка позволяла себе вступиться за всякую мелочь, окруженную неприятельской толпой. А теперь вот, не двигаясь, следит за прокаченной версией любимой хулиганской забавы. В исполнении Комолова она выходит колоритной, фигурной... Почти художественной. В том, как он задает вопрос, как звучит его голос и как не поддаётся, раньше положенного срока, ни на миллиметр рука... Ульяна, может быть, даже просмаковала этот вид, если бы не особенности проведения допроса. Бармену Денису ещё повезло. Побои сойдут, а кроме них следов проведенной с ним беседы не останется. Не то что от паяльников и утюгов... Комолов дергает парня вверх, позволяя вынырнуть. Тот трясется, падает, задницей распластавшись по полу в коридоре. Рукой безостановочное вытирает рот и лицо. — Они… они… он… Джокер снисходительно поджимает губы и обводит потолок взглядом, позволяя бармену собраться с мыслями. Тоже выходит в коридор, скрестив руки под грудной клеткой. — Он сам… Чернов делает свой фирменный коктейль, а потом относит его девушкам. Клянусь, я не знаю, что в нём! Мне ничего не говорили! Я не имею к этому отношения! Ульяна отступает на полшага в бок, чтобы отхаркивающийся бармен её не забрызгал. Набирается терпения, ожидая его дальнейших пояснений. Но теряет всю выдержку на последних его фразах. «Не имел отношения!» — Сам значит… Ну, звучит правдоподобно. — без всякого сарказма произносит Комолов и поднимает взгляд на Ерёму и Ульяну. — Хочешь сказать, за всё это время ты так и не сообразил, зачем Чернову готовить что-то не из бара и скрывать рецепт? — пропустив мимо ушей замечание Комолова, с изрядной долей иронии интересуется Ульяна. — Или почему у девушек после этого фирменного коктейля провалы в памяти? Наружу, обжигая гортань насквозь пропитавшим слова ядом, выплёскивается ледяная злость. Это её первые с момента попадания сюда слова, но Денис реагирует на них, странновато бледнея. А вот Саше становится даже легче дышать, внутри всё расцветает, возрождается любовь к этому миру, будто Джокер сейчас сделал что-то доброе или только что закончил сеанс медитации. Ульяна, снова ставшая свидетельницей его работы, не дергается ни от страха, ни от шока, ни от бессознательного ощущения возможной опасности. Вода в унитазе, конечно, не кислота. Хотя Комолов бы ещё поспорил, что хуже. Кислота — хотя бы не унизительно, так что если бы ему предоставили выбор... — Эй, Джокер, может, нам ещё разок его макнуть? — вклинивается Ерёма, ударяя кулаком по раскрытой ладони. — Вдруг чё новенькое нам споёт? Неясно, серьёзно он это предлагает или нет. Правда, на лице у Ерёмы такая улыбочка... Будто он готов сменить Джокера на ответственном посту «макнуть» с воодушевлённым «теперь я! я тоже хочу!». Воронова бы усмехнулась этому, если бы снизу не начал доноситься неразборчивый скулеж. Саша переводит взгляд с вдруг разозлившейся Вороновой на Ерёму и обратно. — Ну вы ещё в очередь встаньте. Не знал, что связался с двумя садистами. — со смешком комментирует Джокер. Отряхивает перчатки друг об друга, будто это была не его идея, заставить бармена пить воду из унитаза. Джокер не испытывает сочувствия или понимания, но в отличии от Ульяны не осуждает. Абсолютно. Он занимался вещами намного ближе к настоящим насильникам, обеспечивая им все условия и без зазрений совести взимая оплату. Так что, если Ульяне хочется поиронизировать, то стоило начать со своего парня... Саша мрачно усмехается собственным мыслям. По-прежнему сидящий на полу Денис, похоже,.. плачет? Нет, не плачет, практически рыдает, размазывая сопли и кровь под сломанным носом. Ульяна еле подавляет желание закатить глаза и отойти, пусть и саму себя за это мысленно одёргивает. Она-то считала Дениса скользким, а он оказался жалким. Уже и не уверена, доплачивали ли ему владельцы клуба. Вполне возможно, что так. Только припугнули немного, велев помалкивать, если работа дорога. Шумно вздохнув, Воронова поворачивается к Джокеру, безмолвно спрашивая, закончили ли они на этом? — Во-первых, я уверен, Денис не сразу заподозрил что-то неладное. — с полуулыбкой объясняет Комолов, решая поиграть в адвоката дьявола, — Во-вторых, вряд ли он проводил сеансы психоанализа с изнасилованными девушками. Про провалы знать не мог. А, в-третьих, он всё смену за стойкой. Какое ему дело, что происходит в зале, кто, куда, с кем и насколько уходит? Саше не нужно смотреть вниз, чтобы знать, как от удивления расширились глаза Дениса и как он кивает каждому сказанному слову, ещё не понимая радоваться, что незваный гость сменил гнев на милость, или уже мысленно прощаться со всеми близкими людьми. Настроение у Комолова, судя по всему, заметно улучшается, раз он решает даже расщедрится на ещё одно представление. Больше Ульяна свои комментарии не вставляет, нехотя, без удовольствия, признавая, что в чём-то Саша прав. Не все же по умолчанию должны страдать приступами обострённого чувства справедливости? А бармен что? Просто делал свою работу, ни в кого насильно этот коктейль не вливал. Он вообще, если подумать, человек маленький! Насколько маленький, Воронова понимает, только бросив взгляд на его лицо во время оправдательной речи Джокера. Весь запас злости как-то сразу иссякает. Ульяна не проникается внезапно к Денису жалостью, и вряд ли причина затухающего гнева кроется в проснувшейся эмпатии. Как и тогда, на промзоне, ей вдруг становится так... безразлично. Немного встревоженная этим пустым ощущением, она оборачивается, шаря глазами по столешнице в поисках салфеток, чтобы Денис мог утереться. Смотреть на его разбитую физиономию неприятно. На спинке одного из стульев висит мятое кухонное полотенце. Настолько неприглядного вида, что предложи она его сейчас бармену, он бы, наверное, решил, что это продолжение издевательств. Комолов заглядывает за другую дверь, стянув с крючка первое попавшееся полотенце. Не кидает, почти любезно протягивает его Денису (вот если бы среди этих девушек была Ульяна или даже Лиза, тогда бы они разговаривали совсем по-другому). Бармен неуверенно, но всё же принимает, начиная дрожащими руками вытирать лицо от воды, крови, слез и соплей. Подтягивает ткань брюк и присаживается на корточки. Всё, чтобы создать доверительную обстановку. Во взгляде Комолова нет ни брезгливости, ни отвращения, только холодная, как лезвие ножа, угроза. — Чья сегодня смена? — с фальшивой мягкостью спрашивает Джокер. — М..моя, но... — Никаких «но». От такого ещё никто не умирал. Приведешь себя в порядок и вперед на любимую работу. А про свою физиономию... ну, скажи, что на тебя хулиганы напали. Всё понял? — чеканит свой вопрос Джокер. Он кладет руку на плечо бармена только теперь без грубости. Но Денис всё равно дергается. А для большего понимания Саша пальцами левой руки поддевает лацкан пиджака, демонстрируя главный огнестрельный аргумент. — Я понял, всё-всё понял. — Вот и умница. А Ерёма за тобой приглядит. Эта его обходительность, будто незаметно сменившая жестокость и грубость, напугала бы Ульяну сильнее всех прочих принятых им мер. Наверное, потому, что обёртка негромкого бархатистого голоса никак не вяжется с начинкой из далёких от проявления милосердия фраз. Сюсюкательное «умница» так выбивается из общей канвы. Лишённые деликатности действия, а следом, отодвинутым лацканом — лишь тонкий намёк на них. Полупрозрачная вуаль угрозы, накинутая на слова. Саша выпрямляется, бросив взгляд на наручные часы. До начала смены ещё есть время, поэтому решает перестраховаться. — Останешься. Проводишь до клуба, а дальше мы сами. — уже серьезно без улыбок или ухмылок Джокер обращается к Ерёме. Для него такая работа непыльная, поэтому никаких возражений не возникает. Ульяна снова сует руки в карманы, понимая по тому, как Джокер отдает поручение Ерёме, что вот теперь точно всё. Можно идти. — Пошли. Ещё один кивок, только теперь для Ульяны. Саша переступает через ноги, всё ещё сидящего на полу Дениса, и проходит к входной двери. Перед тем, как сделать за Комоловым шаг, она последний раз окидывает бармена взглядом, вздыхает, но больше ничего ему не говорит. Больше занята тем, чтобы смотреть себе под ноги и ни во что не вступить. А кто-то из девушек, видимо, даже соглашается провести здесь ночь... Джокер не прощается, переступая порог квартиры. Больше вообще ничего не говорит, не собираясь как-то выпендриваться и продолжить издёвки. Всё-таки он уже давно деловой серьезный человек. Раздается шум задвигающейся щеколды. Это Ерёма по-хозяйски закрывает дверь, оставаясь наедине с барменом. На лестничной клетке Ульяне опять приходится поздороваться с выходящими теперь уже из лифта соседями. На этот раз — беглым кивком. Саша не сдерживает снисходительно-умилительную улыбку от этого ни то желания, ни то рефлекса Вороновой со всеми зачем-то здороваться. Он незнакомцев не удостаивает даже своим кивком или хотя бы заинтересованным взглядом. Проходит в лифт и нажимает на кнопку первого этажа. Наверное, если бы он родился в семье Ворона и с самого рождения им воспитывался, то тоже был до зубного скрежета вежливым и воспитанным, как Кир. Интересно, такой Саша бы смог её заинтересовать? Повеселев, с прищуром смотрит на лицо Ульяны, но свой вопрос не озвучивает. — И что теперь? Вы с Шрамом опять пойдете в тот клуб? — заходя за Сашей в лифт, интересуется Воронова. — Именно. Теперь мы знаем, куда смотреть. — отвечает Саша и поправляет в плечах пиджак, слегка сбившийся после своих методов. На первом этаже под писк домофона она сверяется со временем на своём телефоне. — Саш, я, наверное, с вами не поеду. Игорю позвоню, — Ульяна на улице чуть прибавляет шаг, идя вровень с Комоловым, пока что в одном направлении, к мерседесу. — После сегодняшнего твой энтузиазм поубавился? Как вчера, она уже совсем не рвется в его команду по очищению этого города от грязи. Не уточняет, что конкретно имеет ввиду: ссору с отцом или увиденное в квартире Дениса. Насильникам так легко не отделаться, а Комолов планирует поймать их уже сегодня. Только ещё не придумал подходящее наказание, но импровизировать у него всегда выходит лучше. И всё же больше Саша подразумевает второе. Ульяна наблюдала за ним всё это время — он чувствовал её взгляд. Только в этот раз взгляд был, скорее, исследовательским, из любопытства, но без садистского удовольствия… в отличии от его. Поняла ли она? Задумалась? — Вот ещё! — как будто даже обиженно восклицает Ульяна. — Просто не хочу... Путаться там без толку, мешать... В конце её голос затихает, потому что фраза уж больно напоминает «Ты был прав, Саша», а такое она ему без острой необходимости не говорила лет с тринадцати, кажется. Вороновой в самом деле не хочется влезть в его работу и всё ненароком испортить, как вчера. Особенно после увиденного в квартире Дениса. Она понимала, почему Лия обратилась именно к Джокеру, но теперь понимает и то, что, кроме него, никто должную справедливость не восстановит. Со всеми этими заморочками, комнатой и коктейлем, Чернов и его подельник наверняка не настолько глупы, чтобы оставлять на девушках формальные следы изнасилования. А в отсутствие очевидных, неоспоримых доказательств, влезать в это грязное дельце согласится не каждый. Джокер точно убедится, что безнаказанными они не уйдут. И подберёт соответствующее преступлению наказание. Но Воронова не уверена, что Саша предложит ей лично на данном этапе поприсутствовать. Ещё более не уверена, что сказала бы ему на такое предложение в ответ... — Мне надо ещё домой заехать до тренировки. Она коротко прочищает горло, зажевав продолжение, спроецированное в голове. Ульяна хотела бы успеть заехать домой и забрать вещи на тренировку до того, как вернётся с работы отец. В любом случае, сомневается, что её участие подразумевалось в дальнейшем процессе операции. На улице Саша глубоко вдыхает теплый воздух без всяких неприятных квартирных примесей. Комолов чуть замедляет шаг и поворачивает голову, услышав заявление Вороновой. Но её пояснение помогает сообразить, в чём дело. Ворон… Позабытое на время осознание их ссоры накатывает новой волной негатива. Как если бы Денис в отместку решил выплеснуть на Джокера ведро помоев из окна. — Да, хорошо. — вяло соглашается Саша, смотря себе под ноги. Это то, чего он не хотел и боялся: трещины внутри семьи, которая затрагивает и отношения отца с дочерью. Вторую такую трещину, но уже размером намного больше, может нанести их неотвратимое, тяжелое и окончательное расставание с Ульяной. От Сашиного «хорошо» чуть все клумбы в округе не покрываются плесенью, и она уже жалеет, что вообще завела этот разговор. Ещё в лифте он готов был шутить и её подначивать. Не прошли они и двадцати метров, как он снова прячет в серой плитке взгляд. Хоть ты заново стучись в гости к Денису... Саша останавливается в трех шагах от мерседеса, в котором Шрам с кем-то разговаривает по телефону. — Так, когда ты освободишься? — мягко интересуется Комолов, не собираясь в этот раз отпускать Воронову в скомканном поспешном прощании. — Около десяти, думаю, как обычно, — (вернее, она всегда так говорит, имея в виду пол одиннадцатого.) — Ты сможешь меня забрать? Он снова старается переключиться, накидывает в уме план действий на ближайшие несколько часов. Снова идти к самому открытию клуба Джокеру не стоит. Тем более после драки Чернов его, наверняка, запомнил и узнает в толпе. Поэтому отправит Шрама и Угла дежурить возле барной стойки и быть с ним на связи, если вдруг... Только Саша почти уверен, что до полуночи Чернов не будет предпринимать никаких действий, а подождет, когда народ станет менее бдительным, более пофигистичным. Так что, если Ворон не подкинет работы, Комолов успеет встретить и отвезти Ульяну домой после тренировки. А отчим знает, что Джокер после работы будет решать вопрос с насильниками. Пусть и не на своей земле, но в такой ситуации это не уже имеет значения. Так что в этом деле мешать Комолову Воронов точно не станет. — Да, смогу. — соглашается Саша, слегка приподняв уголки губ. Не оглядываясь по сторонам и даже не проверяя сидящего в машине Шрама, Ульяна решает попробовать использовать другой антистресс, погуманнее. Руками обвивает торс Комолова, чтобы не вставать на носочки, и делает шаг к нему, высоко задирая голову. Ульяна подходит ближе, обнимает его, что Комолов решает: это прощание на эти почти восемь часов до окончания её тренировки. Обвивает руками её талию, бережно устроив ладони на пояснице. Совсем не так, как обращался с барменом минут пять назад. Поцеловать не успевает, потому что Воронова (не затыкается) продолжает говорить. — Я могу и отменить тренировку. Пока до отчетного ещё есть время, никто не станет меня ругать. Сильно. Мне всё ещё хочется достать этих уродов в клубе. Плюс, я всегда не прочь посмотреть, как ты работаешь, — Ульяна слегка поджимает губы в сдерживающем улыбку жесте, бросает на Сашу взгляд из-под ресниц, а потом вдруг смущённо тушуется, вспомнив его замечание в квартире, адресованное им с Ерёмой. Джокер с саркастической улыбкой на пять секунд плавно закрывает веки, будто соглашается с Ульяной. — А сейчас поедем покупать тебе костюм Женщины-кошки… или ты больше предпочитаешь Бэтвумен? Саша не удерживается от звонкого смешка, понимая, какое точное его последнее попадание: наследница богатых родителей с небольшими навыками цирковой артистки на страже спокойствия жителей… Питера. Только не в его смену. В прошлый раз он не мог всё (её) проконтролировать, потому что сидел в КПЗ, а в Котле они чуть не поссорились из-за её отважного упрямства поучаствовать. Сейчас Воронова выглядит более лояльной к отказу. Так что Джокер сделает так, как считает нужным. Вслед за Сашей Ульяна тоже коротко со смехом фыркает, готовая заявить что для него может нарядиться хоть Харли Квинн, если ему так хочется облачить её в латекс. — То есть... Прозвучало странно... Но ты же понял, о чём я, да? Воронова все-таки улыбается, обнажив верхний ряд зубов. От того, что ей снова остается надеяться увидеть такую же искреннюю улыбку Комолова, злость на отца вскипает внутри с новой силой. А заодно и напоминает об одном упущенном моменте, который она ещё не обсудила. — Я понял. Но я не хочу, чтобы это превращалось в наши совместные послерабочие будни. Вместо походов в ресторан, прогулок, просмотров фильмов… и чем там ещё парочки обычно занимаются в свободное время? — беззлобно усмехается Саша. Именно последнее ему предстоит ещё сегодня выяснить. Лично. Она мечтательно представляет всё то, о чём ей говорит Комолов... Поцелуи украдкой на заднем ряду... Домашний попкорн и кокон на двоих из пледа и диванных подушек... Забронированный столик подальше от общего зала... Сладкую вату и парк... И всё это вместе с Сашей. Возможно. С ума сойти... — В таком случае, считай, что я поймала тебя на слове и теперь рассчитываю на настоящее свидание. В ближайшем времени, — безапелляционным тоном заявляет Ульяна, скользнув одной рукой выше, к Сашиной груди и слегка уперевшись в неё кончиком указательного пальца. Разумеется, она и без всего этого его (любила) любит (будет любить). Сопливая романтика прямиком из мелодрам — это вообще не их стиль. Что совсем не означает её нежелание разочек отступить от правил и, ради разнообразия, выбраться куда-то с Комоловым вдвоём просто потому, что им так захотелось. Или не захотелось. Провести вечер, валяясь на диване и обмениваясь ленивыми нежностями, тоже весьма заманчивый вариант... — Саш, я... Я хотела... — сама не зная, почему, Ульяна как-то теряется, колупает кончиком пальца на Сашиной футболке несуществующее пятнышко, но, в конце концов, не придумав формулировки поаккуратнее, выпаливает как на духу: — Могу я сегодня остаться у тебя? Отпустив подбородок вниз, Комолов наблюдает за этим дурацким действием Вороновой с его футболкой, которое всё равно вызывает у него теплую улыбку. А от заданного вопроса улыбка становится теплее и шире. — Я сам хотел предложить. — не раздумывая, отвечает Саша. Наклоняется к губам Ульяны, оставляя на них терпкий с привкусом прощания поцелуй. Похоже, Саша и сам не против сделать шажочек навстречу исполнения этой конкретной мечты. Просияв от его согласия, Ульяна с охотой вытягивается ещё выше, на полпути встречая поцелуй. Не торопит ни единой секундочки, сколько он длится, смакует каждую, хоть и знает, что заскучает по этому даже быстрее, чем доберётся до (машины Игоря) дома. Он отстраняется не сразу, с неохотой. Отпускает руки и делает небольшой шаг назад к машине. — Позвони… если что. — концовка его фразы весьма размытая, но Комолов имеет ввиду возможную непредсказуемую встречу с Вороном. Какова вероятность, что он может запереть родную дочь в комнате и забрать у нее все средства связи? Джокер может это представить и лучше бы отвез Ульяну сам, но всё же не стоит лишний раз отлынивать от официальной работы и злить Ворона хотя бы по этому поводу. — Договорились, — без колебаний обещает Воронова, мысленно скрещивая пальцы, чтобы ей не пришлось вызванивать Сашу с просьбой брать Зеркальное штурмом или самой строить веревочную лестницу из одеял. Махнув напоследок Комолову рукой, Ульяна, пока не передумала, отходит к пешеходке на другую сторону, где её должна забрать не менее хорошо знакомая чёрная ауди Игоря. Если с ней что-то случится, пока она в Питере! Это будет только твоя вина!! Под какие-то (он не вслушивается) по-дружески подначивающие комментарии Вити, Саша оборачивается назад и через затемненное стекло задней двери провожает Ульяну взглядом, пока она не садится в другую хорошо знакомую машину. Возможно, на ней передвигаться по городу даже безопаснее, чем на его чёрном гелике, сразу наводящем на верные ассоциации. Только, когда Воронова под его личным присмотром, Комолов чувствует себя спокойнее. Даже если приходится брать её с собой на лишенный всякой вежливости разговор с Денисом. Но не может же он быть с Ульяной рядом ежесекундно… …пока она в Питере!... Пока. Джокер как-то измученно поворачивается и откидывается на спинку сидения. Коротко пересказывает Шраму разговор в квартире и их дальнейшие планы, пока проверяет телефон. От Ворона звонков и сообщений, ожидаемо, нет. А Стас просит скинуть ему на почту файл с информацией по сегодняшней проверке.***
— Твою мать, а он зачем сюда припёрся? В отличие от Даши, Ульяна сидит к залу спиной, а в данный конкретный момент и вовсе наклонилась в аккуратную «складку», расслабленно обхватив ноющими ладонями лодыжки, и понятия не имеет, о чём или о ком, собственно речь. — Чёрт, что у него за вид? Второй вопрос подряд всё-таки заставляет Воронову отвлечься, поднять голову, бросив на подругу недоумённый взгляд, на который та отвечает лишь кивком ей куда-то за спину. Ей не хватает времени развернуться и посмотреть, потому что по всему залу разлетается громогласный тренерский окрик. — Воронова! На полотна! Ульяна с нарастающей тревогой задерживает глаза на такой же растерянной Даше, а потом оглядывается. Легко находит в тёмном зале двигающийся к сцене силуэт Олега Игоревича, и рядом с ним ещё один. В мятой рубашке, со сбившимися в клоки волосами и каким-то диким воспалённым взглядом, направленным на неё. Ну почему сегодня? Почему сейчас? Антон выглядит так, будто не спал с того самого момента, как им разослали программу (без его номера) и всё это время очень много пил. Беспорядочно размахивая руками, он продолжает что-то доказывать или внушать Глинскому — отсюда Ульяне не разобрать, что, хотя Кравчук практически кричит — но тренер смотрит исключительно на неё. — Поживее! Вперёд! — поторапливает он парой резких хлопков. — Олег Игоревич, я... Я ведь только что была... И там уже снимают приспособления... Работники, начавшие было подготавливать площадку к следующему выступлению, со вздохом возвращают маты на место, даже не дожидаясь дополнительного замечания от Глинского. Вроде как отдохнувшие мышцы вновь начинают ныть, раздражённые учащающимся пульсом. Антон разве что не скалится в её сторону, сжимая кулаки. — Может всё-таки попозже? Я правда устала и не могу... — Воронова, давай без расшаркиваний, — не поддается на отчаянную мольбу Олег Игоревич. — Я тебя уговаривать должен? Забирайся на полотна. «Русским» лазом, пожалуйста. Или «лесенкой», как удобней. Ульяна неуверенно, медленно делает шаг. Два. Подходит к полотнам, стараясь не обращать внимания на физически ощутимые волны ненависти, исходящие от Антона. Плевать. Она сделает то, что нужно и уйдёт. Как профессионал. Какое ей дело до устроенного им детского соперничества? Вздохнув, Воронова цепляется за гладкую, но создающую идеальное сцепление ткань, поднимает своё тело в воздух, перекидывая обе ноги то в одну, то в другую сторону. Зависает не очень высоко, метрах в пяти, пока ждёт дальнейших указаний. — Обматывай левую ногу и давай в стойку «лучника». Потом оборот вокруг своей оси. Делает в точности, как ей велят. Без особо старания, больше технически. В этом элементе ничего сложного нет. — Выпутывайся, — командует снизу Глинский. — Готовь переворот вперёд и «серпантин». До неё, кажется, постепенно начинает доходить, что тренер пытается сделать. Все эти трюки — базовые. Им учат даже девочек лет семи. За всё время занятий гимнастикой, Воронова столько раз их делала, с усложнениями, в вариациях, на разных полотнах и в разных залах, что уже не может исполнить их хуже или неаккуратнее. Механическая память мгновенно берёт своё. Поэтому докручивает и выполняет элементы идеально, не придерёшься. На зависть Антону. Вот же дерьмо... — А теперь давай снова обмотку и уходи в шпагат. На этом моменте Ульяна медлит, не сразу позволяя ногам разъехаться в разные стороны. Не выпускает из ладони полотно, пока Глинский её не одёргивает: — Отпускай руку, ты держишься. Не задумываясь, поступает, как ей велят. Чем-то воодушевлённый Олег Игоревич всей ладонью указывает на её. — Вот. Понимаешь? Вот оно. Даже если убрать всю музыку, номер, хореографию и прочую мишуру, как ты выразился. У неё есть форма и навык, это цепляет продюсеров. Если бы у тебя была техника, как у неё, а у Насти — растяжка, вопрос о том, чтобы убрать ваш номер не стоял. Ульяна не ждёт конца проникновенной тренерской речи, подтягивает ноги и спускается. Впервые чувствует себя наверху так... неуверенно. В зал больше не смотрит, но отчетливо слышит гневное сопение Антона, словно он навис над её спиной. Затем его же ругань, крик, хлопок двери, покачнувший висевшие над ней часы. Только сейчас понимает, что весь зал незаметно притих, и на неё обращено ещё с десяток взглядов. — Ну, что встали? Продолжаем работать, — уже обычным тоном возвещает Олег Игоревич. — Спасибо, Уль. Свободна, можешь отдыхать. Рефлекторно кивнув, Ульяна ещё секунд пять глупо пялится на захлопнувшуюся дверь. — Стерва, — шипит ей, застывшей, кто-то на ухо. Оля. Её номер оставили. Смахнув оцепенение, Воронова едва удостаивает подкравшуюся девушку намеренно безразличным взглядом и спокойно уходит к раздевалкам. Только там опускает глаза на свои руки, которые, оказывается неконтролируемо дрожат.***
Ближе к открытию клуба Джокер пораньше освобождает Шрама и Угла, чтобы те заняли свои позиции. Созванивается с Ерёмой, интересуясь, всё ли в порядке. На что получает немного оскорбленный таким недоверием и сомнением ответ: — Да куда он от меня денется? Саша не нервничает по поводу, что может пойти не так (не в первый раз занимается этой работой). Лишь чётко следует своим же инструкциям, испытывая легкое предвкушение. Спасибо Лие за такой повод в этот непростой период на ком-то оторваться. Заслуженно оторваться. За всю свою жизнь таким способом Комолов решал половину своих внешних и внутренних конфликтов. Надо будет не забыть позвонить ей. Хочет отложить этот звонок, когда работа будет закончена, но… Что-то заставляет его нажать на кнопку вызова на несколько часов раньше. Разговор, само собой, выходит нескладным и тягостным. Коротким. Так что после Саша уже и жалеет, что не остановил себя: гребанная неоткуда взявшаяся сентиментальность. Это всё Ульяна. Это всё Кир.***
Её спортивная сумка тяжелее и объёмнее обычного, неприятно впивается потёртым ремешком в плечо. Пришлось хаотично засовывать в неё, кроме формы, ещё часть самых нужных вещей из дома, вроде косметички и сменного белья. Отца не было, хотя она всё равно вздрагивала от любого шороха, переживая, что может и не выйти из этого дома, если Воронов застукает её за сборами. Вот почему она так цеплялась всю прошлую ночь за ускользающие сквозь пальцы часы. Меньше чем за сутки в её жизни опять всё так усложнилось... Телефон лежит на передней панели под чутким наблюдением. Звук включен, так что Саша точно не пропустит звонок, но всё равно взгляд каждые пару минут скользит в сторону чёрного плоского и пока молчаливого (бесполезного) прямоугольника. По пути до тренировочного зала экран загорается раз десять от разных уведомлений, что действует на Джокера, как сильный раздражитель. Ещё нет полуночи, но сейчас вероятность больше, чем было пару часов назад, что Чернов выберет жертву и решит не медлить. К нужному зданию подъезжает раньше, но останавливается не на парковки, а у самого входа, там, где вообще-то парковаться запрещено… Надеется, что долго ждать не придется. Саша следит за входом, наблюдая, как каждые несколько секунд открываются и закрываются двери. На улицу выходит какой-то тип, смутно знакомый. Хотя, возможно, знакомым выглядит лишь его непритязательный вид, который Комолов видел в зеркале первые дней пять после смерти (сводного) брата. Такие низкие тут требования к выступающим? Тогда похвала тренера Ульяны уже не выглядит такой высококачественной. Комолов тихо усмехается себе под нос, теряя интерес к парню. Он его вспомнил, но не придает этому значения. Потому что отвлекается на звонок. Рука резко тянется к телефону, быстрый взгляд на экран и... Нибер. Так и не успел переименовать контакт. Комолов очень сомневается, что Березин звонит, чтобы продолжить их драку, но теперь словесно. Скорее, наоборот. — Слушай, Алекс, я... — Не могу говорить, жду важный звонок... я тебе перезвоню. — быстро произносит Саша, лишь выдержав минимальную паузу перед последней фразой. И сбрасывает, не дожидаясь никакого ответа. Вроде бы звучало не так, как будто Джокер всё ещё хочет разбить другу лицо в кашу. Саша смотрит на экран телефона, ожидая, вдруг Ник решит что-то написать в сообщении, пока не слышит тихий звук, открывающейся двери. Он только и успевает задвинуть телефон под стекло… Поговори с Сашей. Поговори с Сашей. Поговори с Сашей. Даже постоянное повторение этой мантры на всём пути от дверей до машины не помогает Ульяне найти слова. Стоит только открыть дверь мерседеса и увидеть Комолова. Она вот-вот разрыдается, цепляясь за все возможные способы не омрачать их едва начавшиеся отношения ещё и этим. Поэтому не разменивается на «привет», а целует с ходу. Алчно, бездумно, фанатично. Будто именно в этом поцелуе сокрыта какая-то неведомая волшебная сила, способная разрушить любые проклятия и козни, направленные против них. Ульяна целует, будто они не виделись неделю. Хотя, как ему кажется, прошел минимум месяц. Саша отстегивает мешающий ремень, чтобы поддаться к Вороновой и ненавязчиво, собственнически, но без похоти, накрыть ладонью в перчатке её колено. Воронова отстраняется уже неторопливее, смотрит Саше в глаза, одарив его мягкой улыбкой. — Ну как ваша засада? Есть успехи? — спрашивает скоро, без лишних пауз, прежде, чем в ней, как пятно от невидимых чернил над огнём, проявится фальшь. — Раз я сейчас здесь, а не там… — слегка поджав губы, произносит Комолов с досадой, что не может ничем порадовать Ульяну, но с легкой улыбкой добавляет: — Думаю, он специально ждёт, когда я отвезу тебя. Александр отстраняется и разворачивается лицом к лобовому стеклу. Вжимает педаль и выворачивает руль, выезжая на дорогу. — Как это вежливо с его стороны, — поддерживает Сашину улыбку Воронова и, помолчав, зачем-то добавляет: — Время ещё детское, даже одиннадцати нет... Наверное, пытается таким образом Сашу подбодрить, различив зажатость его плеч и еле заметную скованность движений. Хотя, вырванной из контекста, фраза «Не тревожься, насильники обязательно объявятся!» звучит ни разу не утешающе. Мрачно хмыкнув собственным мыслям, Воронова запоздало замечает, что оставила сумку в ногах (так торопилась) и оборачивается, чтобы закинуть её на заднее сиденье, только после этого пристёгиваясь. — Да, детское. — с тихим смешком произносит Саша. Правда у преступников нет режима, смотреть «спокойной ночи, малыши» они не будут, а делать свои грязные дела могут в любое время суток. Уж Джокер знает по себе. Но эти два урода, попавшиеся под его прицел, достаточно предсказуемы. — Заехать никуда не нужно? Воронова секунду раздумывает над заданным ей вопросом. — Нет. Давай лучше сразу... — мимолётную осечку маскирует неловкая, наспех склёпанная, другая концовка: — ...никуда не заезжая, поедем... А что ей надо было сказать? Вертящееся на языке домой? Так ведь они не в Зеркальное, а к себе Комолов жить её пока не приглашал. Заводить такие разговоры как будто рановато, и Ульяна слишком боится наглеть, навязываться, позволять себе лишнее. Если, конечно, не впадать в слащавые метафоры, вроде той, что её дом там, где Саша. К тебе? Пошло. Грубо. С непонятной претензией. Вчера, в облачении полумрака и живых теней, оно звучало игривой прелюдией. И сегодня, наверное, тоже могло бы так звучать... Не будь Саша погружён в работу, она — в личные проблемы, а салон — в не прерываемую даже шуршанием радио тишину. Для игривости у них обоих слишком кислые лица. На квартиру? Совсем ни о чём. Это же не какой-то дешёвый хостел... Но и назвать семейным гнёздышком жилище Комолова у Ульяны язык не повернётся. Может, с очень большой натяжкой. Мельком бросив на Сашу взгляд через салонное зеркало, Воронова ненадолго тормозит вялотекущие размышления на этом. — Ты сам говорил мне завести семью. — Что ты несешь?! О какой семье здесь может идти речь! Не самый подходящий момент спрашивать... Ульяна ещё выяснит, что Саша имел в виду. Комолов ничего не отвечает, своим молчанием давая понять, что он услышал. Странную смену интонации, скомканную концовку фразы не замечает, потому что его мысли