Ты полюбила панка, Моя Хулиганка

Три совсем не простых, перенасыщенных происшествиями дня без должного отдыха всё же берут своё. Это жужжащее внутри черепа беспокойство, это пережитый стресс, колоссальная нагрузка (физическая не меньше, чем моральная) и даже боль в травмированных местах, которую уже очень хочется перестать терпеть. Ульяну выключает, едва она укладывается у Саши под боком так, чтобы хорошо различать вибрирующий внутри его грудной клетки перестук, и нахально закинув на него ногу и руку. Как будто кто-то перед этим низким монотонным голосом попросил её досчитать до пяти, а потом щёлкнул пальцами, полностью расслабляя. Комолову не помогает ни отсутствие полноценного сна прошлой ночью, ни барабанящий по стеклу дождь, ни согревающее тепло Ульяны, прижимающейся к нему во сне, ни её глубокое дыхание в районе его грудной клетки — самому уснуть никак не получается. Тело полностью расслабилось, поддавшись усталости, уже не хочется и нет сил ворочаться и менять ставшее удобным положение, но голова продолжает работать. Мысли вяло мечутся от размышлений, как поймать грабителей, до попыток найти лазейку в предстоящей командировке и слинять из Москвы хотя бы на пару дней раньше. …А что, если вернуться в Питер, но не сказать Ворону? Возможно, ли провернуть такое? …Может, пустить слух, чтобы хотя бы один грабитель сам себя выдал? Тогда выловить остальных не будет проблемой. Только какой? …Что следующее придумает Ворон? С этим нужно что-то решать. …С этими уродами тоже. Несмотря на затянувшуюся на два часа бессонницу и беспокойные сны, Саша просыпается первым за шесть минут до будильника. Осторожно тянется к своему смартфону, чтобы взглянуть на время. Ложиться повторно уже нет смысла и, на удивление, не хочется. Выключает так и не прозвеневший будильник, чтобы им не разбудить Воронову. Медленно, так и оставаясь лежать на спине, задвигает одной рукой телефон обратно на тумбочку, потому что на второй сладко спит Ульяна. Его рука, которую Ульяна почему-то решила обнять, как какую-то мягкую игрушку, нещадно затекла. Только это не мешает Комолову растянуть этот момент. Пальцами осторожно убирает с её лица легкую прядь волос, под подушечками среднего и указательного ощутив горячую и тонкую кожу на виске. Где-то минуту рассматривает аккуратные брови, закрытые веки, неподвижные ресницы, милую аккуратную ямочку под носом, расслабленные чуть приоткрытые губы. Теперь не хватит пальцев на обеих руках, чтобы пересчитать, сколько раз он целовал эти губы. Уже больше, чем какие-либо другие. Плавно опустившийся на щеку, луч света из-за неплотно задернутой шторы идеально дополняет этот умиротворяющий и лечащий, лучше любого психоаналитика, душу вид. Оказывается Саше нужно так мало... для чувства, будто внутри грудной клетки разлили что-то светлое, тёплое, нежное и медовое, как его любимый торт, но не приторное. Без косметики в этом полумраке спальни лицо Вороновой больше напоминает ему то совсем юное, ещё с детской припухлостью лицо вредного, местами непослушного и грубого подростка. Она старалась от него не отставать, язвить в ответ, посылать уничтожающие взгляды, также самоуверенно задирать нос, относится ко всему пренебрежительно и цинично. Только всё это выглядело в его глазах также нелепо, как если бы Ульяна постоянно прыгала, стараясь стать одного роста со сводным братом. Не самый лучший момент, чтобы предаваться воспоминаниям «ах, какими мы были». Саша удерживается от желания рассмеяться и нагло разбудить Ульяну поцелуем... Нет смысла. Всё равно у неё сегодня совсем недвусмысленный восстанавливающий постельный режим. И всё же не удерживается от шкодливого действия, по-мальчишески подув на лицо Вороновой, потревожив единичные торчащие сверху волоски на голове. Ей даже ничего не снится. Лишь под утро сплошная темнота, незаметно съевшая несколько часов, чуть рассеивается. Не формируется ни во что конкретное, но оставляет это уже более осознанное, сладкое и воздушное, как вата, чувство во всём теле, заставляющее всеми силами хвататься за ускользающий сон. Хотя ресницы слабо подрагивают в такт коснувшемуся лица пробуждающему дуновению, Воронова, с удовольствием нежась в этом ощущении, не открывает глаз. Он очень осторожно вытаскивает руку, заполнив возникшую пустоту своей подушкой. С протестующим кряхтением Ульяна пробует удержать вполне осязаемый источник тепла, который кто-то зачем-то вознамерился у неё отнять, и, когда снова находит возвращённую ей мягкость, покрепче притискивает к своей груди. Зарывается носом, с упоением вдыхая сохранившийся на белье аромат. В таком положении заново проваливается в заволакивающую дремоту, правда, уже ненадолго. Саша медленно встает и также медленно выходит из спальни, забрав с собой телефон и тихо прикрыв за собой дверь. Долго обманываться подушкой у неё не получается. Прежние удобство и комфорт всё равно теряются, Воронова начинает ворочаться. Придвигается далеко за пределы «своей» половины, но Сашу так и не находит. Приоткрывает тонкой щёлочкой глаза, смаргивает оставшуюся после сна размытость кадра, убеждаясь, что в той стороне, куда она так старательно подползала, действительно никого. Поворачивается на другую сторону, тут же заработав укол бодрости болью в рёбрах, и накрывает ладонью лоб. Из-за закрытой двери в спальню доносится почти неразличимое бурчание вскипающего электрического чайника на кухне, редкие шорохи, какой-то шум. Видимо, Саша уже встал. Ульяна слегка огорчённо вздыхает, жалея, что не проснулась пораньше и не задержала его в кровати. Проводит рукой по волосам, занимая сидячее положение уже поувереннее, чем вчера вечером. Секунду анализирует собственные ощущения. Потом аккуратно тянет молнию на Сашиной толстовке вниз. За ночь след от удара ещё потемнел и как будто увеличился в размерах, но, если не двигаться (вообще) резко, почти не болит и уже не такой припухший. Воронова на пробу делает глубокий вдох и пару медленных скручиваний, моментально об этом жалея. Об этом и о том, что оставила мазь вчера в гостиной. А вот её косметичка здесь, брошена на столик в углу. У Саши на тумбочке — забытая им же недопитая бутылка минералки. Ульяна решает принять таблетку обезболивающего из своих личных запасов ещё до того, как выйдет к Комолову на кухню. Но перед этим дотягивается до телефона, который ближе. Новых звонков от отца нет. Впрочем, часы показывают довольно раннее утро. Ей даже не обязательно набирать ему прямо сейчас. Раздвинув шторы и открыв окно, чтобы запустить в спальню свежий после ночного дождя воздух, Ульяна больше не тратит время на мелкие утренние хлопоты и выходит в коридор. Вопреки ожиданиям, обнаруживает Комолова гораздо раньше, чем доходит до кухни. Дверь в ванную приоткрыта. Может, он оставил так её случайно. Может, хотел поскорее выпустить нагнанный за время умываний пар. Вытяжка у него тут, конечно, больше шумит, чем действительно вентилирует помещение... Проигнорировав естественное вежливое смущение и первый порыв отвернуться, пройти дальше по коридору, Ульяна вместо этого распахивает дверь чуть шире. Копирует у Комолова ещё один приём, замирая на пороге. — Доброе утро, — негромко даёт о себе знать, чуточку лукаво приподнимая уголки губ. Полотенцем он быстро проходится по мокрым волосам, собирая ненужную влагу. Саша оборачивается на голос, встречая Ульяну улыбкой. Правда она быстро сходит с лица. Воронова не поспала без него и часа. — Доброе. — небрежно произносит Комолов. Уже почти привычно вот так начинать утро. У Вороновой всё такой же слегка помятый и заспанный вид, но это придает ей больше уютного и домашнего шарма. Такую Ульяну хочется заобнимать между барной стойкой и холодильником, а не жестко трахать на стиральной машинке… Ульяна позволяет запечатлеть, как она с наслаждением изучает открывшийся ей вид. Саша, кажется, только закончил принимать душ: волосы ещё влажные, в руках полотенце. Домашние штаны сидят очень низко на его бёдрах, на теле виднеются капельки влаги. — Давно ты встал? — сглотнув вдруг скопившуюся на языке влагу, невинно интересуется Ульяна. Не дожидаясь приглашения, проходит вперёд. Останавливается совсем рядом. — Я думала, мы поваляемся подольше. Как бы показывая, что Комолов упустил, Воронова касается кончиками пальцев его живота, привстаёт на цыпочки. Оставляет на его губах короткий, нежный поцелуй. — Минут двадцать назад. — с легкой грустью отвечает он, — Я бы с радостью, но мне нужно собираться. Вылет в 16:00. Отбросив полотенце куда-то на машинку, Саша отвечает на поцелуй. Ладонями собирает её распущенные волосы, мягко скручивая где-то в районе затылка и, сам же слегка усмехаясь от непривычных для него действий. — А тебе нужен покой, тишина и хороший завтрак. Поесть нам я уже заказал. — с улыбкой в этот раз Комолов прерывает поцелуй чем-то приятным.

***

Новые врачебные рекомендации Комолова так и остаются невыполнеными. Не столько из-за того, что Ульяне и самой нужно складывать кое-какие вещи, совсем недавно привезённые сюда и вот снова возвращаемые на родину в Зеркальный. Сколько из-за её желания провести всё доступное время поближе к Саше, что лишь интервально, в периоды, когда он задерживается то в одной, то в другой комнате, обеспечивает ей «покой» и возможность привалиться к какой-нибудь горизонтальной поверхности. Хорошо, таблетки пока безотказно действуют... Но зато они заканчивают сборы практически одновременно. — Угол должен подъехать через десять минут. Он отвезет меня и Шрама в Пулково, а потом подкинет тебя до Зеркального. — произносит Комолов, отрывая взгляд от экрана смартфона, на который пришло сообщение, — Но, если не хочешь делать лишний круг до аэропорта, можешь позвонить Игорю. Не видит разницы между Игорем и Ильей. Доверяет им обоим. Комолов не рассматривает тот вариант, что Ульяна останется у него на эти семь дней. Удобнее и безопаснее ей будет с Вороном, хоть это и будет значит, что в этой неравной битве Джокер потерпел неминуемый проигрыш. На проверяющего телефон Сашу Ульяна поглядывает через отражение в зеркале, поправляя последние штрихи в простеньком макияже и прическе. — Вообще-то я собиралась провожать тебя до самой стойки регистрации, — уточнение звучит совсем не как вопрос или попытка посоветоваться; Воронова констатирует факт. — Стас заберёт меня из аэропорта. На последних словах в голосе мелькают не то виноватые, не то тоскливые нотки. Ещё не успевший забыться утренний разговор с отцом горчит на языке странным послевкусием. Реакция Воронова, в общем-то, мало чем отличалась от той, что была у Саши вчера... Только стократно усиленной во всех проявлениях эмоций и со щепоткой родительских причитаний между делом. Ульяна практически расслышала, как отец был готов в конце потребовать дать трубку Саше, но одёрнул себя на полувздохе. Единственное, что смогло его немного успокоить — её возвращение в Зеркальный. Правда, он, похоже, вознамерился лично её туда (отконвоировать) забрать. Или, быть может, несмотря на холодную войну, искал ненавязчивую причину приехать в аэропорт. Он уже полностью одет, чемодан собран, все документы готовы, Шрамов где-то на подходе. Саша не слишком жалует перелеты. Не из-за страха, а из-за внутренних необъяснимых ощущений. Больше предпочитает поезда или даже долгие дни в дороге на автомобиле. Может, на бездушные крылатые машины у него давняя затаившаяся личная обида? Хотя сейчас абсолютно не важно, где и в чём он будет убивать время: в поезде или в номере, снятым Вороном, гостиницы. Опять забыл по(пере)звонить Ниберу… Ну, ничего. В Москве у него будет дохуя возможностей где-то между тем, чтобы поспать до обеда и тем, чтобы в шестой раз за два часа поесть. — Ничего не забыл? Деньги, паспорт? Зарядное? — задает шаблонные вопросы Ульяна, по привычке осматривая прихожую. Не хватает только предложить «присесть на дорожку». Воронова выбирает на замену устаревшей традиции быстрый поцелуй. Заодно и без долгих обсуждений утверждает их план.

***

Ощущения непривычные. Провожать кого-то в этом аэропорту. Ульяна знает все дорожки и вывески. В какой стороне зал ожидания, кафе, дьюти фри, багаж, туалет. Механический голос на записи и цвета формы работающих здесь сотрудников. Это сложно назвать дежавю. Атмосфера этого места с головой накрывает её целым ворохом ясных, отчётливо встающих перед глазами воспоминаний. Разной степени горечи. Расслабленное выражение лица искажают нахмуренные брови и поджатые губы ещё на подъезде. Воронова бледнеет, когда они проходят стеклянную раздвигающуюся дверь. Мягко сжимая Сашину руку, ради него старается приободриться, но после объявления о том, что посадка на нужный рейс начнется по расписанию, уже не может скрыть погрустневший взгляд. Шрамов решает не оставлять друга одного, поэтому дожидается в стороне, чтобы вместе отправиться к стойке регистрации. Неловко мнется у стены, смотря куда-то в другую сторону, будто не хочет подглядывать. Невовремя они помирились. Так прощаться тяжелее, но всё же спокойнее. Меньше шанс, что, когда Саша вернется, Ульяна будет уже в Лондоне. — У меня для тебя кое-что есть, — остановив Сашу перед стойками, куда уже начал подтягиваться народ, Ульяна ненадолго отпускает его руки. Вытягивает из внутреннего кармана рюкзака уже хорошо знакомую Комолову косметичку. А оттуда — чёрный кожаный шнурок-фенечку. Он внимательно следит за манипуляциями Вороновой, приглядывается, разглядев свою старую-позабытую, но когда-то любимую вещь. Комолов адресует Ульяне тихую улыбку. — Что-то ты совсем расклеилась. — негромко и невесело констатирует Саша. Поэтому он и не любит долгие проводы. Ульяна провожает его, будто он уезжает не на какие-то несчастные семь дней, а, как минимум, на месяц. О своей идеи в тайне вернуться пораньше ничего не говорил и сейчас не станет, чтобы не обнадеживать. А так будет сюрприз. Саша их очень редко устраивает… и в основном именно в мрачных оттенках. — Знаю, это теперь вроде как не совсем твой стиль... Но я подумала, что сейчас самое время его вернуть, — пожав плечами, чуть неловко улыбается Воронова. — Он всегда при мне в Лондоне. Напоминает о... доме. Тонкий, почти незаметный под одеждой. Он не приковывает к себе лишних взглядов, не провоцирует вопросы окружающих, но очень хорошо держит тепло. — Тебе нужнее. Мне приятно, что ты его хранишь, правда. — произносит Комолов, аккуратно сжав пальцами ладонь Вороновой с браслетом. Ещё в квартире думал, что на этом месте уколет её с намеком на все те разы, когда он провожал в Лондон без обратного билета. Только вид у Ульяны такой, что хочется разорвать к чертям свой. Жаль, что он электронный. Сам Комолов и не подозревал... Каждый раз, как видел эту блядскую надпись «Аэропорт Пулково Санкт-Петербург», отмахивался, заглушал свои чувства и тем более никогда не разводил сырость вместе с дешевыми сантиментами. Заикнись Воронова про этот браслет тогда... Джокер бы отбил её желание возвращаться ещё лет на пять. Ульяна чувствует подпирающий ком в горле, моргает и заставляет себя шире раздвинуть уголки губ. Всего неделя. Саша улетает даже не на другой континент. — Но когда ты очень сильно соскучишься, советую проверить почту, — она ловко обступает ловушку излишней сентиментальности, уводя разговор к другому своему сюрпризу. Тому, до которого так и не дошло дело пару дней назад. К счастью, Ульяна берет себя в руки. А Саша заинтриговано приподнимает бровь. Она тоже не без сюрпризов. — А я уже начал переживать, что мы и дальше, как будто нам по девять, будем обмениваться феничками. — в ухмылке приподняв один уголок губ, в своем стиле произносит Джокер, чтобы хоть немного встряхнуть Воронову и вывести из этого траурного состояния. Она всё же прижимается к Комолову с отчаянным, ненасытно требовательным поцелуем. Прижимается всем телом, каждой клеточкой, уничтожая каждый возможный оставшийся между ними дюйм. Саша позволяет себе стиснуть талию Ульяны чуть сильнее, на несколько секунд позабыв об ушибах. На поцелуй отвечает с не меньшим отчаянием, стараясь подольше сохранить его на всех уровнях. — Позвони, как долетишь, ладно? — просит на выдохе, судорожно, прежде чем оставить ещё одно прикосновение губ на десерт. Только немного отстранившись слышит за спиной шаги и, обернувшись, замечает приближающихся Стаса и Воронова. — Я буду на связи 24/7. — обещает Саша больше, чем просит Ульяна. Тыльной стороной пальцев он оставляет подбадривающий мазок на щеке Вороновой и адресует ей светлую теплую на улыбку. Только она снова быстро сходит. На лицо набегают мрачные тени, когда среди толпы Комолов видит лицо Ворона. — Пришел станцевать на костях? — усмехается Джокер, совсем не по-семейному встречая отчима. Ворон игнорирует этот плевок в свою сторону, видимо, решив не устраивать еще одно поле боя. — Пришел сказать. Никуда не вляпайся в Москве, я вписываться не стану. Саша лишь кривит губы, саркастически кивая, и чуть дергает челюстью. Воронов нарочно убеждается в том, что недовольно вздыхает и цыкает языком достаточно громко для них обоих. Только в случае Ульяны подобные сценические приемы и прожигающие взгляды перестали работать ещё лет так в семнадцать. Теперь Саша уже окончательно напоследок обнимает Воронову, прижимая к себе двумя руками и щекой прижимаясь к её виску. На несколько секунд задерживается в таком положении, бросив полный злорадства взгляд на Ворона. Не будет никаких взглядов «посмотри, как нам плохо, что ты наделал». В первый раз Комолов отстраняется, чтобы накрыть губы Ульяны в ещё одном продолжительном небратском поцелуи. Первый поцелуй был лишь для неё и Саши. В этом она позволяет себе чуточку поманерничать, выразительнее накрывая ладонью щёку Комолова и прогибаясь в спине. Но думает всё равно вовсе не о наблюдающем за ними отце. Заводит внутри обратный отсчёт предстоящей недели в разлуке. Во второй раз он уже делает шаг назад с грустной улыбкой, больше не смотря в сторону отчима. — Подожди. — как будто бы Воронова собиралась куда-то уходить. Ульяна не помогает Саше уйти, остаётся на месте, встрепенувшись от его оклика. Комолов тянется в карман пиджака и достает ключи от квартиры. — Вот. — вместо того, чтобы протянуть, подкидывает, проверяя реакцию Ульяны, — Цветы полить, кошку покормить, пыль протереть. Ну, ты знаешь. Она успевает выставить ладонь, на лету подхватив связку правой рукой. С всё той же ухмылкой Саша подмигивает Ульяне и делает ещё два шага назад, правой рукой махнув Шраму. Только после разворачивается и направляется к стойке. Коснувшись кожи, прохладный металл волнообразно распространяет по организму порцию лучистой энергии, всеми оттенками нежности расцвечивающую ответную улыбку. Знаешь... ...их дом, дурацкие горшки с суккулентами, нелепые совместные фотографии в рамках на полках, вечер на диване и притеревшийся к ним рядом ушастый мурлыкающий комок... Ульяну загодя обволакивает этим уютным, пригревающим чувством, и она разворачивается с особой осторожностью, чтобы его не расплескать. Отец, зацепив большими пальцами карманы брюк, бросает на неё, взгляд, подписанный испытующим «и что всё это значит?» Ульяна ничего не отвечает. Нельзя говорить, если хочешь, чтобы исполнилось. Поэтому она с аналогичной Сашиной, таинственной, чуть заговорщицкой ухмылкой, пожимает плечами и первой направляется к выходу.