Ты полюбила панка, Моя Хулиганка

Ульяна улавливает странноватый запах раньше, чем по всей квартире разносится противный писк таймера. Это кажется подозрительный даже такому профану в готовке, как она, и Воронова, небрежно откинув на комод помаду, подрывается с места. От резкого движения цепляет угол бедром. Кое-как разложенная по всей поверхности косметика слегка подпрыгивает, и все круглые и катящиеся баночки незамедлительно сыпятся с оглушительным грохотом на пол. Заглушая в раздражённом шипении грубое ругательство, Воронова наклоняется было её поднять, но тут запах всё-таки нагоняет — ха! никакой не писк — пронзительный вой (долбанной) сирены. Ульяна молится, чтобы эти стоны мандрагоры издавала всё-таки духовка, а не пожарная сигнализация... В спешке чуть не в...резается в мозаичную колонну совершенно загадочного назначения, очередной раз за этот день проклиная отвратительную планировку в квартире Комолова. Все три раза, что ночевала тут до этого, даже не обращала внимания... Но стоило задержаться в ней чуть дольше и разнообразить набор своих действий чем-то кроме сна, быстрого перекуса и душа, как сразу стало очевидно, что кухня у Саши крохотная и неудобная, ни в одной комнате нет нормального зеркала или даже места под туалетный столик, не говоря уже про естественное освещение. Всё заставлено бессмысленной и бесполезной мебелью, неясного функционала. На кой чёрт нужен обеденный стеклянный стол со стульями в целом гребанном километре от кухни, так ещё и заставленный диваном? Ульяна за...маялась его сервировать, вальсируя с салфетками, вазой, свечами, тарелками, приборами туда-сюда вокруг гигантского кожаного монстра с подушками. Даже если бы она захотела сделать вычурную дорожку из лепестков роз, у неё вышла бы не романтичная тропка, а лабиринт, к которому пришлось бы ещё пол вечера рисовать карту. Рывком открыв дверцу духовки и отмахнувшись полотенцем от повалившего ей в лицо дымка, Воронова вытаскивает противень на подставку, пока не проверяя (для собственного спокойствия), что там случилось со стейками под сомнительно порыжевшей фольгой. Пытается вырубить бьющий по ушам звук, но запотевший сенсорный экран не поддаётся. Вместо этого каким-то чёртом включается вентилирование, свет; духовка, не прекращая пищать, начинает ещё шуршать и заново греться. — Блять, да как тебя... — потихоньку начиная паниковать, Ульяна оглядывается. Не то в поисках где-то брошенной инструкции, не то розетки и шнура (или молота, чтобы разнести её к чертям). Оглядывает, но всё же умудряется проглядеть опасно приподнявшуюся крышку над ковшиком с соусом. Кидается к ней уже после раздавшегося шипения газовой плиты. Хватается пальцами за крышку и тут же со звоном (и ещё одним ёмким комментарием к происходящему) отбрасывает её на столик, прижав пальцы уже к мочке уха. Выворачивает ручку, хотя бл...вскипевшие сливки уже успевают залить обе комфорки и завонять. Жаль, что духовка от этого не затыкается...

***

На карте голяк, налички тоже не осталось. Не ехать же за Ульяной с пустыми карманами. Вдруг именно сегодня после тренировки она захочет то самое настоящее официальное свидание в ресторане или ещё каком-нибудь схожем месте. Комолов оставляет мерс через два дома от своего. На тот случай, если Воронова зачем-то (цветы, кошка, пыль) решит приехать. Наивно думает, что она может спалить его раньше времени. — Пока тебя дождешься... — недовольно произносит Саша, отталкиваясь от джипа и делая шаг навстречу. — Пробки! — оправдывается Клещ. — Угол сказал, что ты на метро, придурок. — усмехается Джокер, — Ладно, пошли. Клещ что-то ещё пытается сказать в свое оправдание, но Комолов его затыкает взглядом. Вместе в молчании они проходят несколько метров, приближаясь к нужному дому. Зайдя с торца, Миша как-то напрягается и замедляет шаг. — Так это ж твоя хата, Джокер. — Ага. Хвалю за наблюдательность. — Эт чё проверка? — Ключ где-то проебал, в квартиру не попасть. — не рассказывать же своей шестерке, что он такой вот романтик, собирается сделать сюрприз для любимой девушки, — Вскрывай замок, Клещ. Поднявшись на низкое двухступенчатое крыльцо, сворачивают направо. Клещ еще немного мнётся, но под кивок Джокера и взгляд «ну и» достает инструменты, склоняясь над замком входной двери. Убрав руки в карманы брюк, Саша лениво вертит головой под глухие звуки лязгающего металла об металл. Всё же нужно сделать дубликат. — Это чё за звук? — теперь уже напрягается Комолов, прислушиваясь к неприятному писку. — У соседей походу. — пожав плечами, отвечает Миша, — Ой, соскочил… Да это ничё страшного, ща всё будет. Снова Клещ начинает ковыряться в замке. Джокер выходит из под навеса и делает два шага по старой серой плитке, заглядывая в окна дома. Из одного из них несильно, но уже заметно глазу валит какой-то серый едкий дым. Нет, не у соседей. — Твою мать! Клещ, давай… — Да всё-всё, уже! С довольным видом Михаил демонстрирует открывшуюся чёрную входную дверь. Но своей порции похвалы не дождется точно также, как Саша ужина-сюрприза... — Прошу, пожалуйста, перестань! — переходит на уговоры Воронова, поняв, что соус ей уже не спасти и снова возвращаясь к хаотичному тыканью на кнопки. — Я поняла! Хватит! Звук как будто становится лишь громче, заставляя её в сердцах пнуть дебильный ящик ногой. Ульяна сверяется со временем. Если верить тому, что по огромному секрету любезно сообщил слил ей предусмотрительно подкупленный Шрамов, Саша должен объявиться минут через двадцать, наверное. И это — полнейшая катастрофа. Весь задуманный ему романтический ужин-сюрприз — катастрофа. А она ведь готовилась. Не только к готовке, просматривая последние дни исключительно кулинарные видео. Специально соврала отцу про тренировку, от которых Глинский временно её освободил, чтобы не перенапрягать заживающие рёбра. Всё без толку. Стейки — минус. Соус — минус. Запасной вариант — тоже минус. Лучше выкинуть сковородку на...фиг прежде, чем Комолов обнаружит то, что должно было быть приготовленными из уже готового фарша котлетами. Кто ж знал, что их тоже надо уметь жарить... В холодильнике красноречивым свидетельством её тотального краха морозится ягодный торт (с не застывающим, по каким-то, бл...ин, причинам, желе). А на видео у девушки получалось так ловко, красиво, совсем несложно... Обиднее всего Ульяне за салат, заготовленный на гарнир к стейку. То единственное, что она должна была уметь готовить. Что она на самом деле готовит себе изредка в Лондоне. Нарезка овощей и всякой полезной травы прошла и правда без проблем, но тут свинью подложить ей решил испорченный соевый соус... Она не успела поесть сама, не успела переодеться в наутюженное платье, оставшись в домашнем халате и пушистых носках. Накрасилась, вроде... Но в волосах ещё осталась пара бигудей возле лица. Готовая расплакаться от несправедливости, Ульяна, не глядя, садится прямо посреди кухни на плиточный пол. Даёт себе две минуты успокоиться, перед тем как придумает, как за оставшиеся семнадцать весь этот ужас исправить... — Ну и вонь. — фукает Миша, разгоняя ладонью воздух у своего лица. Комолов быстрым шагом проходит мимо, не разуваясь и бросая на пол тяжелую сумку с вещами, сразу поднимается по лестнице выше, потому что источник вони и этого дыма, очевидно, там. Первым делом надо заткнуть эту орущую штуку, — решает Ульяна, но ещё прежде, чем подняться, удивительно отчётливо различает доносящийся со стороны лестницы звук шагов. Напрягается на секундочку, а потом, оглянувшись на неожиданного гостя, удивлённо округляет глаза, разворачивается всем корпусом, активнее завозившись на месте. Виновницу устроенного недопожара Саша находит на месте преступления. Первым делом бросается к Ульяне на полу, но та сразу подает признаки жизни. — Саша?.. — в голосе столько растерянности, как будто она не провела последние часов пять, готовясь к его «внезапному» возвращению. — А ты как здесь... У неё же ещё должно было быть время... Видимо, в городе обошлось без обычных пробок. Вопрос о том, как он, собственно, трансгрессировал внутрь квартиры через закрытую дверь, не имея ключей, в данный момент интересует её меньше. Тогда ему лучше поскорее заткнуть орущую пожарную сигнализацию, потому что открытого огня в этом хаосе, к счастью, Комолов не обнаруживает. Находит пульт управления на полке в шкафу и большим пальцем три раза жмет на красную кнопку. Саша в пару точных движений (Боже! неужели!) вырубает противное пищание и по тому, что он даже не приблизился к духовке, Ульяна понимает, что причина была всё же не в ней. Кидает на духовой шкаф такой убийственный взгляд, будто собирается обвинить его в измене и подвергнуть самой ужасной расправе, а потом дёргается на ещё один раздавшийся голос. — Опа. Это чё у вас за Адская Кухня? — посмеивается Михаил, появившись на лестнице. Комолов ещё и не один, ну как же ей везёт!.. Поплотнее запахнув халат на груди, Воронова возмущённо скрещивает руки в том же месте и поджимает губы. Адресует такому остроумному Клещу аналогичный взгляд, что и духовке пару секунд назад (с обещанием расправы). — Сквози отсюда, Клещ. — грубо выпроваживает его Джокер. — Я думал помощь какая нужна. — Прибраться хочешь? — с усмешкой предлагает он. — Не-не, я лучше пойду. — быстро ретируется Михаил. — Дверь за собой захлопни. Меньше, чем через минуту раздается сдержанный хлопок входной дверью. Саша кладет пульт на чистое пространство барной стойки и беспристрастно осматривает кухню. В восстановившейся тишине Ульяна чутче прислушивается к звукам. Тот, что знаменует защёлкнувшийся замок, — самый приятный. Со вздохом опустив руки, внимательно изучает вслед за Комоловым причиненный кухне ущерб. Прикрывает кулачком сдавленное покашливание. Дёргает ручку ближайшей к ней форточки, распахивает окно полностью. Мнётся возле него на месте, не придумав, чем оправдаться. Но это, наверное, уже и не нужно. — Так плохо здесь не было даже в самые лютые времена моей молодости. — усмехается Саша и подходит к Вороновой, — Ну, привет. Приподняв один уголок губ в улыбке, Комолов окидывает её взглядом. Кажется, среди его людей завелась «крыса». Такой вот высокий, вечно ошивающийся рядом и откликающийся на погоняло Шрам — двойной, мать его, агент. От Сашиной полуулыбки, уголки её собственных губ сами собой ползут вверх и вширь, рисуя на лице до умопомрачения счастливое выражение. — Привет, — Ульяна разве что не подпрыгивает на месте, подступает ближе, ладонями тянется к нему, с удовольствием обвивая торс. Его тело очень ощутимо реагирует на эту искреннюю улыбку и первые совсем невинные прикосновения за эти пять дней сурка в долбанной столице. Ни работа, ни примирение с Нибером по телефону, ни долгие совместные с Шрамом зазывание старого друга присоединиться, ни встречи с московскими друзьями в баре, клубе не смогли отвлечь и развлечь его в полной мере. Так ещё приходилось постоянно отмахиваться от навязчивых девиц и таких же навязчивых друзей, у которых в голове никак не укладывалась мысль, что Джокер взялся за ум. Тяжелая неделя... И как же приятно снова оказаться дома. Его голос больше не прерывают эхо и паршивая связь, все эмоции живые, не искаженные расплывчатыми квадратиками пикселей. Сашу можно пощупать, обнять, привлечь к себе... Даже не верится после почти недели воздушных поцелуйчиков чёрному кружку фронтальной камеры. Она так сильно скучала... Воронова привстаёт на носочки, вытягивается ещё выше, требовательно подставляясь под долгожданный не виртуальный приветственный чмок. Она, конечно, не балерина, но тоже кое-что умеет. Правда, невыразимый восторг вскоре сменяет неловкость. — А я тут... Сюрприз хотела тебе сделать, — смущённо мямлит Ульяна, потирая лоб указательным и средним пальцем и совершенно не замечая, что из-за этого жеста размазывает по нему немного оставшейся на подушечках сажи. — Сюрприз не удался у нас обоих. — комментирует Саша. Он совсем не расстроен и не злится. Из Ульяны не лучшая хозяйка, не светят ему блинчики вроде тех, что готовила по утрам Геля, и много других кулинарных шедевров, но разве он за это её любит? Нет. За попытки быть этой самой хозяйкой, за то, что ухитрилась, подговорила Шрама, готовилась весь день, даже за то, что всё пошло по одному месту, за эти виноватые попытки всё исправить и за сотню звонков, сообщений, за те соблазнительные фотографии на почте, даже за её нестерпимое упрямство... в желании ему угодить. — Ты... Дай мне пять минут? Я всё приберу, обещаю... И что-нибудь придумаю... В её голове она, принарядившаяся и обольстительная, встречала Комолова еще горячим, свежеприготовленным хенд-мейд ужином прямо с дороги. Проводила к столу, наполняла бокалы, чтобы создать максимально расслабляющую, после перелёта, обстановку, жестом фокусника снимала с изысканных блюд полукруглые металлические крышки (которых тут вообще-то не было, но не суть)... Но сейчас «из готового» может предложить Комолову только надкусанную половинку оставшейся с завтрака слойки с яблоком. — Да забей ты. — усмехается Комолов и ловит руку Вороновой за запястье, чтобы она ещё больше не размазала грязь по лицу, — Потом закажу клининг. Бардаком его не напугать, а запах гари должен рано или поздно выветриться. И вернулся он на два дня раньше точно не за тем, чтобы смотреть, как Воронова драит кухню. — В холодильнике есть вино, — вспомнив, оживляется Воронова. — И сыр. И фрукты. Я могу нарезать быстро. И... И чайник ещё горячий. Ты сильно устал? Прости, я даже не спросила... Может, ты хотел вначале в душ?.. Ульяна, совсем разнервничавшись, ускоряется, кажется, с каждым новым вылетевшим из ее рта словом, и продолжает тараторить содержащие всё меньше и меньше связности предложения и вопросы. С улыбкой Саша слушает её, не перебивая. Потому что не каждый день, даже не каждый месяц видит Воронову такой. Одновременно растерянную, забавную и милую. Всё это время он скучал не по вину, фруктам и сыру. Хотя, конечно, представлял совсем другой эффект от своего появления. В следующий раз ничего не скажет даже Шраму. Из всех предложений Комолов выбирает свой вариант. — Душ не помешает. Тебе в первую очередь. — весело посмеивается Саша. — Ч-чего? — запнувшись на полуслове, недоумевает Ульяна. Уж за эту часть она должна была быть спокойна... Купалась, плескалась и оттиралась в ванной утром целый час. Притащила с собой полноценный инструментарий, небольшой чемодан разномастных флакончиков и баночек (которые, для справки, у Комолова совершенно негде удобно или не очень удобно расставить) и скрупулёзно прошлась по его содержимому. Правда, у неё сменился лосьон для тела... Может, Саше не понравился запах? Может, в попытках (неудачных) не разнести кухню, она пропустила что-то в зеркале? Размазанная помада? Потёкшая тушь? У неё что, на лице соус? Только не говорите, что она опять во что-то вляпалась... Он делает три шага в сторону ванной комнаты, потянув Ульяну за руку за собой. Открывает дверь и на несколько долгих никуда не спешащих секунд прижимает Воронову к дверному косяку. Продолжая украдкой сканировать доступные взгляду части тела на предмет загрязнений, Воронова, впрочем, не сопротивляется и не мешает Саше утаскивать её дальше по коридору. Только у самой двери замечает чёрное на кончиках своих пальцев, смутно догадываясь, что он имел в виду. Саша жадно целует, запускает ладони под тонкую ткань, скользя по нежной коже бедер и живота. Её тело, губы, ласки стоили этой (и ещё десяток, сотен, если потребуется) недели воздержания. Комолов не дает ей заново смутиться. Не от стыда. Ульяна, самозабвенно принимая глубокий, требовательный поцелуй, за секунду меняет своё настроение. Срывается на весьма недвусмысленный тихий стон, ощутив оглаживающее движение ладони, пока только на внешней стороне бедра. — Ммм... Мне начинает нравиться твоя идея, — прогнувшись в Сашиных руках, усмехается Воронова прямо в его губы. Чтобы не отрываться, чтобы торопливо продолжить, лишь дразняще мазнув по нижней языком. По этому она тоже скучала. Очень очень скучала. Если бы Саша не вернулся на пару дней раньше, она бы, наверное, в обход всех запретов пробралась на тренировки. Потому что йога и секстинг слабо справлялись с возложенной на них функцией. Последнее так и вовсе больше раздразнивало, чем помогало, живописными образами вмешиваясь во сны и окуная в жаркое томление любую мало-мальски долгую, монотонную работу, где мысли свободно неслись вскачь. С такими исходными, кто знает, возможно, в какой-то момент они бы всё-таки дошли и до секса по телефону... Но такой способ согнать скопившееся за неделю напряжение определённо нравится Ульяне больше. Всего за какие-то полтора часа в Питере Комолов успел пережить легкую радость от возвращения; детский азарт от ожидания и подготовки к своему сюрпризу; страх за свою квартиру; страх за жизнь Ульяны; облегчение, переходящее в веселье и возбуждение. Если с Вороновой так и дальше будет продолжаться, то он может полысеть на лет пять раньше, чем её отец. Поцелуи выходят хаотичными ненасытными: абсолютно непоследовательно с губ на шею, щеки и скулы, будто с желанием откусить кусочек побольше от этого ужина. С ним у Вороновой не бывает проблем, хотя от накала и распространявшегося по телу жара как бы снова не сработала пожарная сигнализация. Изголодавшись по Сашиной близости, она теряет терпение даже быстрее, чем в тот раз, после клуба. Ухватившись за лацканы, второпях стягивает с Комолова пиджак и срывается на ставший рваным, тяжёлым вздох. Едва сдерживает закравшееся в него ликование. Сегодня на Саше футболка! С помощью Ульяны он избавляется от пиджака и отдает бесполезную на данный момент одежду ей на растерзание, а сам расстёгивает кнопки и освобождает руки от перчаток. Мягко, но настойчиво пихнув его в плечи, Воронова ненадолго прерывает поцелуй, чтобы распустить хитрый узел на своём халате. А заодно и двинуться к ванне. Пока ей не сорвало крышу окончательно, и она не начала всерьёз рассматривать вариант запрыгнуть на Комолова прямо тут, позволив ему трахнуть её у дверного косяка на весу. Уходит недалеко. Развернувшись, впечатывается поясницей в раковину, заставив опасно зашататься стакан с зубными щётками и баночку жидкого мыла. Лихорадочно выпутывается из рукавов и сразу же хватается за ткань футболки Комолова, чтобы вытащить её из штанов и запустить под неё ладони. Не отстает, Саша следует почти вслепую, потому что, сильнее наклонившись, оставляет влажные неторопливые поцелуи на её шеи. Только глухой удар заставляет его отвлечься. С халатом не помогает, а лишь наблюдает, как Воронова с рвением почти сдирает его с себя. Ни в чем себе не отказывай. Комолов посылает этот мысленный импульс Вороновой и, потянув за ткань, снимает с себя футболку. Сашино движение — плотная ткань, сорванная с холста, перед которым Воронова, обомлев, замирает. Она мечется меж двух огней. Не знает, то ли ей выдержать риторическую паузу, сполна впитав вид, то ли поскорее проследить каждую скульптурно очерченную линию губами, своей сигнатурой украсить гладко обтягивающее мышцы полотно. Выбирает второе, оставляя пунктир из поцелуев вдоль ключиц. Для первого ей сперва нужно удовлетворить некоторые потребности и приподняться на другой уровень пирамиды Маслоу. Трепетно коснуться напряженных мышц и без страха или стеснения в них упереться, двигаясь вместе с Сашей к душевой кабинке. — Ты прямо в ботинках пойдёшь? — Воронова только сейчас замечает эту деталь. Из-за тяжелого дыхания смех выходит хрипловатым. — А чё? Не возбуждает? — усмехается Комолов. Ему не столько нужен душ, вода, сколько сама Ульяна. — Ну, если ты останешься в них один, то я, так уж и быть, не против, — пожав плечами, копирует усмешку Воронова. Ладони бездумно шарят по животу и груди Комолова, язык находит небольшую ямочку у плеча, пока Ульяна, пошатываясь, на цыпочках, двигается вместе с ним к душевой. Отлипает ненадолго, только чтобы стянуть свои не менее невозбуждающие носки. Её ладони, плавно ощупывающие всё его тело, напоминают ему неопытную воровку-соблазнительницу, нехитрым приемом пытающуюся отыскать в карманах кошелек. Только у Ульяны уже есть кое-что ценнее пары сотен баксов наличкой. Сегодня снять обувь у него получается быстрее, чем в ту ночь в Зеркальном. Бросает обувь посреди ванной. Не он первый начал разводить этот бардак в квартире. — Ворон сейчас, должно быть… очень доволен собой… сидя в своем кабинете. — не сдержанно прыснув от смеха в губы Ульяны, Саша тут же накрывает их таким же несдержанным поцелуем. Как будто снова вернулся в школьные годы, когда без зазрений совести прогуливал все уроки. По пути, перед порожком душевой, она освобождает из петелек Сашин ремень, но не успевает добраться до замочка. Вспоминать об отце посреди горячечной прелюдии точно не самый подходящий момент. Но сам контекст вызывает у Ульяны лёгкую улыбку, смазывающую иступлённый поцелуй. Воронов понятия не имеет, чем именно сейчас заняты его пасынок и дочь. Он как тот типичный родитель из сериалов про подростков: уложил спать, выключил свет, запер дверь в комнату, упустив из вида спрятанную под подушкой в детской веревочную лестницу. Внутри такое чувство... под ложечку будто набили гранулят. Это ощущение усиливается, рассыпается порцией мелких шариков внизу живота, стоит Комолову прижать её к себе. Остановившись у душевой кабины, притягивает Воронову ближе к себе за ягодицы и с небольшой силой сминает их пальцами, одну ладонь опускает чуть ниже, закидывая её ногу к себе на бедро. Грубоватый материал его брюк так приятно трётся о хлопковую ткань белья. Чуть влажную (и без душа). Ульяна, хоть и не тренировалась, цепче обхватывает Сашино бедро ногой. Ему нравится ощущать жар её ног через грубый материал брюк, соприкасающийся с нежной полностью открытой кожей. Саша даже прикрывает веки, опуская взгляд вниз и поворачивая голову в сторону, чтобы проследить, как голень Ульяны скользит по его ноге. Наслаждается этим эстетическим высококонтрастным сочетанием. Воронова вытягивает забытые на кухне бигуди из волос, кидая (мимо) в сторону стиральной машинки. Лишь чуть-чуть отстраняется, чтобы дотянуться до застежки лифчика, когда Комолов решает, что она всё-таки недостаточно мокрая. Повернув кран, Саша заглушает шум из рваных вдохов и выдохов журчанием воды. Не глядя, пытается настроить нужную температуру. До брюк всё никак не доходят руки, хотя в них давно стало неудобно и тесно. Решает проверить температуру на Ульяне или… сделать это прежде, чем такая же игривая мысль придет в её голову. Дотягивается до душа, снимая его вместе с шлангом с подставки и направляет легкий теплый напор воды куда-то в район груди Вороновой. Выбирает удачный момент, когда Ульяна ничего не подозревает... Воронова нечленораздельно взвизгивает, отпрыгивая от первых брызг. Вроде тёплых, но на разгорячённой коже, которую она рефлекторно прикрывает руками, всё равно ощущающихся, как ледяной душ Шарко. — Саша! Прекрати! Придурок! — уворачиваясь от прямого гидроудара, обиженно продолжает Ульяна где-то на ультразвуковой частоте. Разразившись довольным громким смехом и слегка запрокинув голову назад, перебивает её необидное обзывательство. Воронова (досадно) лишь на пару секунд отстраняется, а затем возмущается, закрывается, чуть ли не подпрыгивает, не давая ему в полной мере насладиться видом стекающих капель на соблазнительном подтянутом теле. — Я тебе сейчас... Она не думает о том, что они, скорее всего, зальют к чертям всю ванную и валяющиеся на полу вещи, кидаясь к нему и настойчиво пытаясь вцепиться в руки, чтобы забрать душ. У неё есть преимущество. Она уже вся в воде, хоть выжимай. Старательно сделанная укладка и специально выбранное красивое бельё. А вот Саше ещё есть, что терять, поэтому Ульяна пробует, если не отнять лейку, то хотя бы перенаправить её ему на голову. В какой-то момент даже задевает переключатель случайно соскользнувшими пальцами, и меняет режим с разбрызгивателя на какие-то массажные струи. Комолов поднимает выше лейку, потому что снова и снова оказывается на шаг впереди Вороновой. Поливает водой всё: Ульяну; стены, потолок и пол; полотенца и брошенные на полу вещи; достается даже стиральной машинки и чистому зеркалу над раковиной. Превращает всю ванную в душевую кабину. Их искру всё равно уже не потушить водой. Воронова чуть не поскальзывается на луже. В отместку хватается обеими руками за шею Комолова (чтобы если уйти, то только вместе с ним!) и лишь после этого меняет шутливый гнев на звонкий хохот. Замечает, что в процессе на него всё же попало немного воды, отчего по его новому стилю уложенная чёлка нелепо прилипла ко лбу. От резкого давления рук Ульяны на свою шею Комолов непроизвольно наклоняется вниз, сгибаясь в пояснице, но равновесие удерживает, пальцами второй руки хватаясь за край стенки кабинки и оставаясь на ногах. Хорошо, что не успели намылиться. В этом устроенном аквариуме остаться одному сухим не получается. Только Саша не очень расстраивается. Немного воды попадает на волосы, скудным ручейком стекает вниз через правый глаз, отчего приходится его ненадолго неловко зажмурить. Одну ногу он выставляет чуть вперед для более устойчивого положения и распрямляется, напрягая мышцы ног, спины, потому что приходится удерживает и вес, повисшей, как мартышка, Ульяны. Воронова ещё смеется, когда, как в каком-нибудь цирковом или танцевальном номере, использует заданный при разгибании импульс, чтобы закинуть на Сашу уже обе ноги. Сама подтягивает себя повыше, скрещивая их в щиколотках, нахально устраивается, как ей удобно. Морщится от попавших на неё случайно брызг. Саша перестает держаться за стенку. Уже целенаправленно поливает себя из душа, не задумываясь, какой уровень воды образовался под ногами. Свободной рукой усердно "зализывает" мокрые волосы назад, меняя стиль на гангстера из американских боевиков 90-х. — Нравится? — тихо усмехается Комолов, задержав взгляд на лице Вороновой. Она задумывается над вопросом серьёзнее, чем это, возможно, предполагалось, с прищуром изучая Сашино лицо. А потом, зарывшись пятернёй в его вымокшие волосы, небрежно ерошит старательно сделанный зачёс. — Так тебе больше идёт, — с весёлой улыбкой выносит свой вердикт Ульяна. Но следом мягко приглаживает пряди, задерживает кончики пальцев на затылке там, где отчетливо прощупываются позвонки. Похоже такой образ её не впечатляет. От движения руки Ульяны брызги с волос летят во все стороны, отчего Саша снова коротко жмурится, хотя само прикосновение выходит приятным. Он переводит взгляд на её шею, будто давая понять о своих дальнейших действиях. Комолов поддается вперед и ниже, оставляет продолжительный дразнящий поцелуй под ухом Ульяны. Растянутое прикосновение в сладкой зоне у уха, заставляет её прогнуться, отклонить голову. Он снова вытягивает руку, наощупь убирая лейку обратно на её положенное место. И, освободив обе руки, ловким движением расстёгивает мокрый лифчик. Неспешно стягивает тонкие лямки с плеч и полностью избавляется от лишней детали. Накрывает обеими ладонями упругую грудь, снова задает нужное настроение. Широкие, горячие ладони Комолова, накрывшие как-то незаметно обнажившуюся грудь — дёрнуться, звучно приложившись спиной о стенку душевой. Новый стон, пока ещё негромкий, но ужасно бесстыдный, завитком пара устремляется под натяжной потолок. Развязный стон Ульяны, как в самом любимом порно, совсем отключает голову от посторонних мыслей. Воронова спускается на пол, задев нежной кожей белья пряжку ремня. Отрешённо думает о том, что Комолову тоже пора снять с себя всё мешающее. Делает шаг с ним вглубь душевой. Он лишь по привычке закрывает дверцу душевой, ещё давая шанс на то, что не придется делать ремонт на первом этаже. Вернуться под бьющую сверху воду во второй раз приятно. Мокрые участки тела за пределами кабинки уже задевал сквозняк. Ульяне достаточно увидеть, как вода ручейками сбегает по гладким изгибам шеи, рук Комолова, чтобы захлебнуться в собственном вожделении. Враз отяжелевшее дыхание тонет в гуле барабанящих по полу капель. Кажется, словно кто-то до упора выкрутил кран, обрушив на их головы кипяток. Будто в поисках ставшего необходимым кислорода, Ульяна вовлекает Сашу в очередной протяжный поцелуй. Помня, о намерении устроить ему сюрприз, перебирает в уме все простые числа, сбавляет темп и градус. Готовит свой ход, королевой, диагонально смещая свободную руку к его штанам. Нащупывает пуговку и замочек молнии. Отвечая на поцелуй, Саша ладонями мягко скользит по телу Ульяны, будто обводя все контуры. Он действует лениво, расслабленно плывет по течению вместе с потоками воды, ничего не подозревая... Хотя намокшие и отяжелевшие в два раза брюки неприятно напоминают о себе. Только Воронова почему-то вспоминает о них раньше. — Тебе помочь? — она нарочно выбирает двусмысленность, практически пропевает её в дюйме от губ Комолова, накрывая ладонью оттягивающий ткань боксёров бугор и пока через ткань делая два мягких, поглаживающих поступательных движения. — Я про брюки... Не успевает что-то ответить. Легкое прикосновение к паху отдается электрическим ударом по всему телу. Приносит удовольствие смешанное с жгучей пульсирующей болью от сдерживаемого возбуждения. — Ульяна... — тихо сквозь зубы произносит Комолов, одновременно, с одобрением и недовольством, что она дразнит его нарочно. Торопясь, чтобы не дать нарушить её маленький план, Ульяна немного отстраняется. Ловит Сашин взгляд. И, целиком отдавшись в его власть, медленно опускается перед ним на колени. Чем ниже Воронова опускается, тем сложнее ему сохранять невозмутимость и ту самую расслабленность. Пытается понять, какую игру Ульяна затеяла, но мысль сейчас только одна — чтобы она не останавливалась. Ещё с их первой ночи в её затемненной спальне, пока он отточенными движениями надевал презерватив на член под её абсолютно лихорадочный, запотевший, как сейчас стенки душевой, взгляд, Комолов думал, когда же она... созреет? наберется смелости? А давить на неё с этим не собирался и не хотел. Ни с кем другим Воронова не смогла бы быть такой открытой, смелой, раскрепощённой. Постремалась бы даже представлять эту позу, положение тел... С Сашей выходит естественно. Заводит так, что падающая на неё вода почти шипит, мгновенно испаряясь от подскочившей внутренней температуры. Заставляет поёрзать на месте, чтобы хоть чуть-чуть помочь уже себе. Только момент она выбирает... О, будь это не Ульяна, ему было бы абсолютно плевать. Но с ней Комолов не привык просто стоять, просто лежать, когда губы хотят целовать, зубы не сильно кусать, руки ласкать и не только... Ульяна двумя руками берётся за пояс брюк, цепляет бельё. Аккуратно спускает вниз, высвобождая вставший член, и судорожно выдыхает, по всей видимости, последние остатки своей нерешительности. С самой лукавой мордашкой успевает поднять на Комолова глаза, прежде чем неспешно пройтись языком по всей длине, от головки до основания. Бегло облизнувшись и уложив ладони ему на бёдра, бросает, на проверку, ещё один взгляд вверх. Он шумно выдыхает через нос и встречается с Вороновой взглядом, чего не ожидает от неё в таком очевидном бескомпромиссном... положении. Дыхание сбивается с ритма, мышцы во всём теле напрягаются. Ладонью упирается в мокрую стенку душевой справа от себя, а будь они на кровати, на не самом удобном диване или даже на полу, его пальцы могли бы найти себе более подходящее занятие. Саша прилагает усилия, сжимая горло, пытаясь сглотнуть слюну, будто горькую таблетку без воды, когда язык Вороновой... — О да. — практически беззвучно произносит Комолов, чуть запрокинув голову. Теперь уже совсем не от смеха. Едва различимый в рокоте воды полустон, рваное движение горла, косые грифельные мазки мышц, чётче проступивших на шее. Ульяну чуть не топит в оргазме совсем иного рода, такой у Комолова сейчас вид. Оказывается, это чертовски приятно: делать настолько приятно ему. Саша не собирается закрывать глаза, ему нравится смотреть. Только есть вероятность, что так он не продержится и минуты. Воронова продолжает без спешки, мягко, растягивая губы и помогая себе языком. Поначалу бросает на Сашу короткие взгляды, чтобы убедиться в правильности своих действий, а потом прикрывает глаза. Старательно хмурит брови, сосредотачивается на движениях головой. Неотрывно следит за его реакцией. Ловит малейший импульс, каждый более резкий выдох и вдох. Непроизвольное напряжение в бёдрах. Подрагивание живота. Хочет выведать, выучить, вызубрить, как ему нравится. Всего запомнить и изучить. Наслаждается возможностью доставить ему удовольствие, смакует (его и) момент. Горячие брызги от душа ощущаются на лице, губах, неприятно попадают в рот и нос, мешая без того сбитому истерзанному сильным возбуждением дыханию. Ещё немного и Ульяна останется одна здесь неудовлетворенной, чего Джокер — когда-то без зазрений совести эгоистичный и похуистичный в своих сексуальных похождениях — допустить не может. Не с ней. Саша хватает Ульяну за обе руки, заставляя подняться. Расслабившись, Ульяна позволяет скользнуть немного глубже. Сглатывает, прежде чем с ужасно развратным звуком отстраниться, послушно поддаётся Сашиному движению, тянущему её наверх. В следующий раз обязательно удостоверится в том, чтобы довести начатое до конца, но сегодня и сама не против прерваться. Внизу болезненно ноет от желания ощутить его в себе. Ладонями, пальцами Комолов изучает её тело уже менее сдержанными движениями, потому что находится на той грани, когда отключается разум и остается только страсть и похоть. Правой рукой обвивает талию, а левой с нажимом пальцев спускается вниз по шеи, по линии горла на впадину ключиц и, наконец, снова добирается до часто вздымающейся возбужденной груди. Собственнически поочередно сжимает, желая уравнять счёт по несдержанным стонам. Теперь приходит её черед напрягать связки. Ульяна не сдерживает дрожащий за диафрагмой стон. Идеально выверенное давление под уголками челюсти и ниже, до самых ключиц, чувствуется немного не так, как тогда, у шкафа, в спальне. Без вьющихся за спиной теней опаски, обиды, страха, Воронова позволяет себе бесстыдно и откровенно кайфануть от срывающегося в возбуждении Саши. Быстро и немного грубо он подхватывает руками бедра, раздвигая их, рывком приподнимает Ульяну, впечатывая в дверцу душевой. Ещё секунда на то, чтобы удобнее устроить её навесу и переместить руки с бедер на упругие ягодицы. С глухим коротким стоном от столь долгого предвкушения Саша беспрепятственно входит в неё. Выдыхает ртом горячий воздух куда-то в район лица Вороновой, на пару секунд задержавшись в таком положении, будто желая остановить время. Руками помогает насаживать легкое тело на член, настраивая нужный приятным им двоим темп, с каждым толчком проникая всё глубже. Ульяна всё ещё не понимает, как он умудряется в себе это сочетать. Заботится о её травмах, бережно прижимать к себе по ночам, нежничать на диване в гостиной... И яростно втрахивать в дверцу душевой, расцвечивая кожу красноватыми следами от вжимающихся в бедра пальцев. Не понимает, но всем довольна. Зрачки, наверное, уже размером с Юпитер. Ульяна оставляет на матовом от пара стекле несколько смазанных отпечатков своих ладоней. Захлёбывается. Рвёт едва занимающиеся поцелуи, бессвязно выкрикивая/вышёптывая что-то, изредка складывающиеся в четыре буквы любимого имени. Устраивает соседям грёбанный концерт, лишь слегка приглушённый водой. Снова царапает Саше лопатки и плечи, не переставая выгибаться, двигаться к нему, с ним, в унисон, навстречу. Теряет рассудок и ход времени, пока заполняющие ванну клубы забиваются в мысли и погружают их в плотный туман. Все, кроме тех, что о Саше. Значение имеет лишь этот миг происходящего между ними.