Неординарная пара

В этом году период спаривания змей дался Чонгуку особенно тяжело. Тэхен будто с цепи сорвался: кусал, лизал, целовал совсем бешено, не оставляя воздуха в лёгких и не давая передышки, держал крепко, не позволяя даже двигаться, пока втрахивал Чонгука в кровать, стол и стену под всхлипы сверхчувствительного после нескольких оргазмов гибрида мыши. Гладил самку за вылезший хвостик, удерживая за основание и надавливая на небольшие, совсем крохотные ямочки на коже вокруг него. Вылизал его полностью: с макушки до пят, ничего пропущенным не оставил. Серьезно, в этот раз кожу Чонгука вылизывали с таким неудержимым желанием, что она болезненно краснела под напором змеиного раздвоенного языка. Тэхен шипел дико, стоило ему почувствовать чей-то запах рядом с Чонгуком. Даже химозный аромат геля для душа. Настолько ему сорвало крышу. В этот раз они не поехали на весенний ужин, а остались дома. У Чонгука началась течка, и старший просто не мог позволить даже кому-то из его семьи увидеть такую мышку: не способную стоять на ногах из-за обволакивающего аромата Тэхена и выпустившую все свои инстинкты и желания наружу. Ещё в самом начале периода размножения мышей Чонгук построил им гнездо: разворотил свою и Тэхена одежду, предварительно бросив на него такой взгляд, будто он прямо сейчас протянет здесь лапки, если не построит им крепость; добавил одеяло и небольшие пледики с подушками, пропахшие их природными запахами. — Ты у меня такая чудесная умничка, моя маленькая заботливая мышка, самая-самая прекрасная, — шептал Тэхен тогда. Построить общее гнездо — огромный шаг в отношениях. Мужчина тогда засыпал его комплиментами, как только мог, потому что чувствовал и правда так много, что не мог даже передать. Но он усердно пытался это сделать, усадив Чонгука себе на лицо. О, а вот это мышка запомнила надолго: длинный раздвоенный язык, свёрнутый в трубочку, так хорошо и методично вылизывал его дочиста, пока губы Тэхена не опухли очень сильно, и Чонгук сам, пища́, не слез с его лица под негромкое сопротивление. Змей обещал вылизать — он и вылижет. Тогда Чонгуку впервые хотелось доставлять Тэхену, горящему в желании к своей самочке, удовольствие без перерыва. И когда тот почти засыпал, утопая в удовольствии и старательно впитывая семя старшего, то Тэхен насаживал его на опадающие члены и не разрешал слезать с них до самого утра, собирая кристальные слезы с припухших щек от сверхчувствительности и наполненности. Но это так чертовски возбуждало: чем дольше в Чонгуке пробыло семя Тэхена, тем больше был шанс забеременеть. И оба были только за. — Сейчас я так хорошо тебя оттрахаю, моя мышка, что ты не сможешь нормально стоять, — Тэхен продолжил упорно вбиваться в податливую сжимающуюся на двух его стволах мышку, оставляя яркие, горящие огнем засосы на шее, уже покрытой укусами и метками. Так хорошо его брал, что тот не мог даже два слова связать и отвечал лишь короткими вскриками или плаксивыми стонами. — Будешь лежать в нашем прекрасном гнезде и растить в себе моих детей. Ставлю свои клыки, что у нас будет маленькая черная змейка. Большая ладонь подхватывает Чонгука за нежную увеличившуюся грудь, кожа которой до сих пор красная от уверенных фырчащих вылизываний змея, заставляет почти встать на колени и неопределенно замахать руками, боясь свалиться так на кровать. Она ползет на живот, туда, в самый низ, где уже, возможно, зарождается жизнь. Тэхен, как чувствовал, постоянно поглаживая и выцеловывая это сокровенное место. И ведь не прогадал. Через месяц весь дом Кимов стоял на хвостах. Чонгук примчался к матери и бабуле спросить совет насчёт небольшой, совсем крохотной жизни в своем животе. Тэхен ещё не почуял неладное, ведь плод такой маленький, размером с горошину — его очень сложно почувствовать даже самому внимательному родителю. Пока что мышь боится называть "это" своим ребенком, их малышом. Он ещё не знает, как поступить правильно, и боится говорить что-то настолько веское сейчас. А что, если он не сможет выносить ребенка от Тэхена? Змеи ведь от природы гораздо более сильные, и дети у них такие же. А что, если их будет несколько? Как они справятся? У Тэхена сложная и нервная работа — на его плечах вся компания, он должен управлять и следить абсолютно за всем, держать каждую отрасль в своих руках, а не нянчить кучку детей. И вообще, змеи размножаются откладыванием яиц. Как Чонгук, являясь гибридом мыши, может отложить яйца?! Все эти вопросы он задал женщинам, которые за два года успели стать для него безумно родными: главными советниками, опорой и поддержкой, в отличие от родителей Чонгука, которым ой как не понравился Тэхен. В частности, его змеиная нахальная сущность, но это совсем другая история. Мать семейства, уже по привычке, села сбоку от разволновавшегося до искренних слез Чонгука, укладывая его голову к себе на плечо и по-матерински мягко поглаживая по трясущимся рукам, успокаивая. Бабуля же молниеносно прибыла в поместье, услышав от дочери по телефону короткое "у Чонгу проблемы, приезжай", села напротив, внимательно выслушивая и кивая. Что ж, проблема понята. — Знаешь, милый, — старшая женщина отпивает чай из небольшой кружечки. Она невольно хмурится, чувствуя настроение Тэхена, взбешенного из-за отсутствия дома Чонгука. Ох уж эта семейная связь. Но это не отменяет того, что он явно скоро будет здесь. — Я когда-то тоже сталкивалась с этими проблемами. Вынашивать детей змей действительно сложно: это постоянно отекшие ноги, тянущая поясница и разрывающаяся голова. Яйцекладка действительно необходима, и она тоже непроста. Но знаешь, дорогой, несмотря на все эти нюансы и трудности, я абсолютно ни о чем не жалею сейчас, да и мы все были бы рады увидеть сначала твой чудный округлившийся животик, а потом и маленькую змейку. Или несколько, — она улыбается Чонгуку, выглядящему уже менее нервным и дерганным. И добавляет, — Но выбор всегда за тобой, милый. Мы поддержим любое твое решение. — Это так, — Тэхен снова врывается за своей мышкой, но в этот раз в зал. — Чонгук... Он хрипит болезненно. Господи, как же он испугался, когда не нашел свою мышку дома. Свою мышку со змейкой внутри. С их змейкой. Или вообще несколькими змейками, но это сейчас неважно. Его сердце сжалось так омерзительно сильно, что Тэхен даже ощутил эту боль в груди, когда не застал дома свою любовь — самую главную часть своей души. Примчался за ним, зло шипя на всех, кто пытался его останавливать: светофоры, водители, автобусы и троллейбусы. Всех послал, ведь там была его мышка. Самое, блять, дорогое в жизни змея. А тут, оказывается, вон какой сюрприз. Его мышка носит под сердцем плод их любви. Хоть он ещё совсем маленький и неразвитый, но он есть. Но Тэхен понимает — если Чонгук не захочет ребёночка, то он будет не вправе перечить своей самке. Этот вопрос должен решаться совместно, но последнее слово остаётся за мышкой, как бы кто ни крутил. — Я выношу эту змейку, Тэхен-а, — Чонгук резко встаёт со стула, решительно смахивая последние слезы с красных щек и подходя к застывшему змею. Да, он все осознал. Все расставил по полочкам окончательно после этого разговора. Он кладет его ладонь на низ своего живота, приподнимая футболку и оголяя кожу. — Выношу плод нашей любви. Тэхен ни перед кем на колени не вставал. Ни перед кем не опускался и не показывал слез. Но перед Чонгуком он встаёт, покорно опускается перед своей самой большой драгоценностью, прижимаясь носом и губами к горячей коже, под которой только-только появляется небольшое уплотнение. Целует любовно, раскидывая щедрые отпечатки сухих губ по коже, трётся носом, утыкаясь в живот самой родинкой на кончике и прижимается щекой. Мокрой щекой, по которой пробежала слеза счастья. Так вот что значит "счастье". Оказывается, это не горы денег, собственная компания или большой дом. Для Тэхена это Чонгук, имеющий на себе его запах, его метки и отпечатки змеиных длинных зубов. Его решительная мышка, носящая их малыша и согласившаяся дать жизнь этой или этим змейкам, даже если это будет сложно, страшно и больно. А дальше начались беременные будни, наполненные порой удушающей заботой и волнением Тэхена, который как сорвался с цепи тогда, так и не вернулся на нее. Потому что его змеиная сущность чувствовала нужным держаться рядом с беременной мышкой, когда та ещё больше округлилась, почти круглосуточно. Тэхен мог несколько часов просто лежать щекой на выпуклом животе своей самки и пытаться услышать сердцебиение их малыша. Или малышей? — Как думаешь, сколько змеек у нас будет? — спросил как-то Чонгук, невольно зажимая Тэхена ляжками, пока тот с усердием вылизывал живот, громко фырча от удовольствия. Хлюпал, лизал, целовал, причмокивал аж от ощущения, что это всё — его. Что у них с Чонгуком скоро будет маленький шустрый хвостик, что его нужно воспитывать, и что на мышку срочно нужно надеть носки. Как-то незаметно ремень перешёл в носки. Только первый с Чонгука стягивали, а второе постоянно надевали. После того, как Тэхен, оторвавшись от своего чудесного занятия, принес младшему носочки и надел их на стопы, он всё-таки ответил, уложив голову на живот. — Думаю, одна. Черненькая такая, блестящая. — Почему? — Чонгук зарылся пальцами в загривок мужчины, поглаживая и поскребывая кожу ногтями. — Внутренняя сущность так говорит. — А Тэхен привык полагаться на нее. И ведь правда, через несколько месяцев постоянной опеки, надевания пушистых теплых носков, любимых блинчиков на завтрак, регулярного вылизывания живота, массаж затекшей поясницы и любимых Тэхеном ног, у них сначала появятся несколько яиц, а потом вылупится один маленький черный хвостик, покрытый крохотными чешуйками и смотрящий уже с рождения прямо в душу. — Ну копия внука вырастет! — бабуля дело говорит, рассматривая необычные, притягивающие взгляд каждого радужки глаз малыша, обмотавшегося вокруг руки любимого отца. Они тоже удивились, когда увидели свое крохотное чудо. — Это ведь нормально, Тэхен? — Чонгук тогда поджал мышиные уши, беспокойно шевеля ушами и всматриваясь в глаза их только-только вылезшего из скорлупы малыша. — Конечно, моя любовь. — Тэхен обнял Чонгука так крепко, как только мог. Всё нормально, такое бывает. У их плода любви разные глаза: левый кислотно-желтый, как у отца, а правый черно-желтый с большим темным пятном снизу радужки. Но это совсем неважно, ведь в их руках их общая кровь: их любовь.