Неординарная пара

Белый плед в чёрную клеточку отливает синевой неба, раскинувшегося над цветущим полем с высокой травой, что усеяна дикими цветами. Примяв растения плотной тканью, на пледе сидит пара в полной тишине. Сейчас слова излишни. Чонгук уместился между крепкими бёдрами старшего, аккуратно сложив ноги по-турецки и стянув мешающую футболку, а Тэхен прижался грудью к расслабленной спине, положив подбородок на плечо своей любви и поглаживая округлившийся животик младшего, больше не скрытый тканью. К концу четвёртого месяца малыш стал крепнуть внутри пуще прежнего, радуя и так полностью погрузившегося в свою семью змея. Чонгук никогда бы не подумал, что его суровый начальник может быть настолько нежным: мужчина сначала очень хорошо "постарался" при их близости после серьезного разговора о ребенке, которого осознанно, желая наконец пополнить их семью, завёл гибрид мыши, а после со слезами на закрытых глазах с узкими зрачками прижимался щекой к мягкому животу пары, шепча слова благодарности. О том, что вынашивает их кроху. О том, что любит его уже сейчас. О том, что любит самого змея. О том, что когда-то согласился провести с ним ночь после весеннего ужина. И ещё не одну тысячу, да даже сотню тысяч ночей после неё. Раньше Чонгук не допустил бы даже мысли о том, что его могут любить так: ухаживать после двух лет брака, словно они только недавно провели щепетильный период спаривания сущности Тэхена, дарить цветы и подарки с поводом "хотел сделать моей мышке приятно" и даже без повода, раскрываться перед ним с самых разных сторон, не боясь показаться слабым, и любить так, словно Чонгук — целая вселенная для змея. Да, он всегда малость прямолинеен, иногда неуступчив и совсем непредсказуем, но любовь — это ведь и про принятие своей половинки, не так ли? В Тэхене определенно есть минусы, как и во всех людях, но Чонгук его крепко и навсегда, как и их маленькую кроху, еще не рожденную, но уже любимую отцом, папой, семьёй Ким, в которую мышь приняли с распростёртыми объятиями... Сухие губы ведут дорожку из лёгких поцелуев по плечу и шее, к кромке волос на затылке. Горячее дыхание ползет по голой коже мурашками. Чонгук выдыхает сквозь зубы, откидывая голову в сторону и открывая ещё больше исцелованной сотни раз кожи. Большие ладони всё так же скользят по натянутой коже живота, не надавливая, а поглаживая аккуратно, с безграничной нежностью, которая преумножилась в Тэхене с новостью о беременности Чонгука. Если говорить открыто, то им обоим нравится лёгкая грубость в сексе, контроль и подчинение, глубокие мерные толчки и двойное проникновение, но вот, как только змей впервые уложил руки туда, где формируется и уже начинает биться сердце его первого карапуза, то он почти полностью перешёл на язык трепета и нежной, аккуратной близости — сущность змей, на самом деле, крайне дорожит детьми и семьей в целом, ведь это, по сути, их личное... гнездо. То место, где находятся все самые близкие и дорогие, то место, где тебя ждут и любят, а ты их в ответ. Крепко и навсегда. В первом триместре, что проходил довольно тяжело с болезненным токсикозом Чонгука, старший и вовсе предложил отказаться от секса на время, боясь сделать больнее. Он постоянно был рядом, обнимал, целовал, кормил и спать укладывал под хихиканье мыши о том, что Тэхен превращается в заботливую мамочку. — Тогда скорее уж в папочку, — толкал он язык за щеку тогда, ухмыляясь добро. — Я просто... — мужчина выдыхает, подминая края одеяла под Чонгука, боясь, что тот замёрзнет, и это заставляло младшего смеяться ещё более громко — тёплый май ведь за окном. — ... люблю тебя и нашу кроху. — Нашу змейку, — вытащив руку из кокона, гладил его тогда по щеке Чон, всматриваясь в самые красивые глаза во вселенной. Безумно чарующие его и по сей день. — Нашу змейку. Люблю вас так сильно, как не люблю ничто другое в этом мире, моя мышка. Вот так первые три месяца и были заполнены заботой и мягкими ухаживаниями без намека на полноценную близость. Но вот с наступлением второго триместра либидо Чонгука лишь увеличилось, токсикоз его больше не мучал, отойдя на второй план, а мучали приливы гормонов и откровенное желание вновь задыхаться от переизбытка чувств и двух членов с закругленными чувствительными шипами внутри. Тэхен капризам Чонгука в грубом сексе не потакал, ведь знал, что это в любом случае грозит опасностью, но всё же согласился вернуть в их близость горячую страсть и дикое желание друг другом с жадностью владеть — это ведь может выражаться во взглядах, прикосновениях, словах и жестах, а не лишь в проникновении. Иногда помогал округлившемуся младшему удержаться в позе наездника, пока гибрид мыши чуть не плакал, сидя на двух членах, скользящих так сладко внутри, и просил толкнуться сильнее. Иногда опускал ладонь на открытое горло, сжимая несильно и кислород не перекрывая, но всё же заставляя выгнуться в пояснице. Он знал, когда и что нужно сделать, как прикоснуться и как довести до оргазма и мгновенно накатившей усталости лишь пальцами или языком, любил трепетно целовать и прикусывать, всё так же безумно возбуждающе шипеть, удерживая голову Чонгука в одном положении и толкаясь в податливое горло одним из стволов, а вторым проезжась по пухлой щеке поплывшего гибрида мыши и оставляя смазку тянуться тонкими прозрачными нитями. В общем-то, беременность их близости не помешала, как стереотипно привыкли считать многие, а лишь усилила чувствительность и разнообразила невозможной нежностью их постель. Внесла яркие мазки красок, полностью состоящих из единения душ, благодарности, доверия и любви. Чонгук открывает глаза, так же расслабленно мыча от поглаживаний и поцелуев, рассыпанных по коже. Вокруг них — зелёное поле цветов, колючек, сорняков и других растений, в каждом из которых можно найти что-то невообразимо прекрасное. Кое-где лепестки лишь раскрываются навстречу закатному огненному солнцу, а где-то уже полностью открылись, являя красоту глазам мыши, мягко улыбающейся сейчас. Некоторые дикие растения оплетают другие, создавая из поля зелёное бескрайнее море с сотнями сердец-цветов, что их окружают. Тишина, покой, щебет пролетающих птиц и стрекотание кузнечиков в траве, теплое родное тело, прижавшееся сзади, дорогая душа совсем рядом, их с Тэхеном малютка, под стучащим мерно сердцем... Что ещё нужно для полного счастья? — Тэхен-а... — шепчет Чон, поворачивая голову к мужу и улыбаясь, заглядывая в сверкающие красивее любых драгоценных камней глаза. — Возьмёшь меня прямо здесь? Гибрид змеи усмехается, разделяя улыбку и ведя кончиком носа по розовой щеке. — Ложись на бочок, моя мышка, — говорит Тэхен, приспуская кромку легких спортивных штанов ниже с округлого животика, насколько это возможно. — Буду тебя любить.