Солнечный круг

Андрюха с удивлением смотрел на подъезжавшую к дому машину – в том, что искали именно их дом, у него сомнений не было. Но кто это? Ни про какую свою родню, кроме недавно умершей бабушки с отцовской стороны, Андрюха не знал – во всяком случае, мать ему ничего не рассказывала. И чтобы кто-то к ним в гости приезжал на такой машине даже пока был жив отец – он не помнил. Между тем иномарка, казавшаяся совсем нереальной, лишней на заснеженной деревенской улице, притормозила у самой калитки. Вышедший из неё человек тоже выглядел как-то нереально – во всяком случае, в окружающую действительность он точно не вписывался – высокий, молодой, хорошо и дорого одетый. Андрюха подумал бы «стильный», если бы знал это слово. Но пока он просто удивлённо рассматривал из-за занавески непонятного пришельца. На раздавшийся в дверь очередной стук дядька Саша тихо выматерился: - Ну вот то никого – никого, а тут - гости за гостями – культурно отдохнуть не дадут. Тут он опрокинул стопку и с удивлением уставился на вошедшего: - Ох, ни хуя себе! А ты-то что за хрен с горы? Незнакомец смерил дядьку Сашу презрительным взглядом, но отвечать не посчитал нужным и, обращаясь к матери, произнёс: - Что ж, здравствуй, Мария. Не думал, что так увидимся. Мать некоторое время просто смотрела на незнакомца, а затем присела на табуретку, достала сигарету из валявшейся на столе пачки «Примы», закурила, врастяжку произнесла: - Ну, здравствуй, что ли, Вадик. Каким ветром? - Хотел к Володе в гости заехать, узнать, что он и как, а у тебя, я гляжу, вечный праздник. Где Володя, Мария? - Двести метров под горку направо. Кладбище там. Съезди, повидайся. Незнакомец как-то резко побледнел, проступили мелкие морщинки у висков, и сразу стало понятно, что он не такой молодой, как казался Андрюхе с первого взгляда – пожалуй, материн ровесник. Взгляд его из презрительного превратился в беспомощный и он, сглотнув, спросил: - Как это произошло? - Тормоза отказали, – мрачно ответила мать, – дело было после дождя, дорога скользкая, в поворот не вписался, загремел в карьер. Всё. - Когда? - Три года назад. - Почему…почему меня не известила? Адрес мой знаешь ведь. - Да пошёл ты. Я тебе ничего не должна. Я и так всё потеряла. А ты, я смотрю, в полном шоколаде. - Не твоими молитвами, Мария. Тут Андрюха, внимательно прислушивавшийся к этому странному разговору, не выдержал и чихнул. Незнакомец, которого мать назвала Вадиком, тут же насторожился: - А это ещё кто? У тебя тут ещё гости, что ли? - Сын там мой старший. Приболел, вот и лежит дома. - Ему сейчас cколько лет? - Сколько есть - всё его. Ну, всё узнал, что хотел? Ну и лети себе как фанера над Парижем. - Погоди, Мария. Разговор у меня к тебе есть. Серьёзный. Наедине. - Это как это наедине? – отмер дядька Саша. – А вдруг ты к ней приставать начнёшь? Вадим презрительно скривился: - Я? К ней? Исключено. Мать не менее язвительно произнесла: - Это уж точно. Ладно, Сашка, иди, погуляй. Минут десять, а то мороз на дворе. Дядька Саша возражать не стал, налил себе ещё стопку, занюхал корочкой и, не говоря ни слова, вышел. - Значит, вот так и живёшь… - протянул Вадим, – кстати, ты говорила, что старший твой дома. А младший где? - В приюте. - Почему? - Потому что приехали и забрали. Я, видите ли, пью, не работаю – мать плохая, детей растить не достойна. - А это не так? - Ещё ты мне морали читать будешь? Говори, о чём хотел и вали уже. Надоел ты мне хуже горькой редьки. - Даже не знаю, как и сказать. - Тяжёлый вздох. - Да ладно. Отпусти со мной сына, Мария, он ведь тебе не в радость – а у меня детей нет, и вряд ли будут, дай я хоть Володиному сыну помогу. С тобой его точно ничего хорошего не ждёт, я же вижу. - А ты у нас значит такой добрый и понимающий, что чужого сына готов растить? - Володиного, а не чужого. - А вот хрен тебе. Он в приют не поехал и с тобой не поедет никуда. – Голос матери стал приторно-ласковым: – Иди сюда, сынок, познакомься, это твоего папки друг к нам в гости приехал, с собой тебя забрать хочет. В город. Поедешь? Вышедший из своей комнаты Андрюха оторопело помотал головой: - Нет, не поеду. Вадим смерил его взглядом с ног до головы. Андрюха внутренне поёжился, как бы представив себя со стороны чужими глазами – мелкий, бледный, тощий как глист, со взлохмаченными русыми в рыжину волосами и серыми отцовскими глазами. «Сейчас скажет да ну, на фиг», - неожиданно подумалось Андрюхе. Но Вадим сказал совсем другое. - Надо же, как на Володьку похож. Но ты всё-таки подумай, Мария. Я понимаю, ты не работаешь, могу помочь материально. Мать открыла рот, хотела было громко возмутиться, но тут Вадим достал из внутреннего кармана пачку денег – новеньких розовых пятитысячных бумажек. Такие Андрюха видел нечасто, а уж в руках не держал никогда. Пачка была довольно плотной, и сколько там было денег всего, Андрюха даже прикинуть не мог. Мальчик перевёл взгляд на мать – она смотрела на деньги не отрываясь, и, казалось, в глазах у неё, словно в окошечке магазинной кассы, щёлкали циферки. Смотреть на это было неприятно и противно, и он опять перевёл взгляд на Вадима. Тот тоже смотрел на мать с плохо скрытой брезгливой жалостью, затем сказал: - Здесь двести тысяч. Теперь ты его со мной отпустишь? Андрюха ждал от матери чего угодно – что она закричит, заругается, заплачет, даже выхватит деньги и швырнёт Вадиму в лицо, но только не следующих спокойных слов: - Ещё столько же и пускай едет. Надеюсь, ты после этого у церкви с протянутой рукой стоять не будешь? - Не дождёшься. Значит так. Столько наличных у меня с собой нет, сейчас я съезжу в город, сниму с карты, утром приеду, мы с тобой сходим в школу. Ты заберёшь документы, скажешь, что я твой двоюродный брат и хочу усыновить племянника. Забираем документы, ты получаешь деньги, я мальчика и всё. Надеюсь, больше я тебя не увижу. Никогда. - А я, – просипел Андрюха, – а меня вы спросили? - А ты ещё хочешь с ней остаться? Андрюха замолчал. До него медленно стало доходить, что его только что продали. Мать продала. - Нет, – хрипло произнёс он, – не хочу. Я поеду с вами.