Солнечный круг

Продолжение лирического отступления 4 А время шло. Они оба поступили куда хотели – в один университет, только на разные факультеты – Вадик выбрал экономический, Володька - инженерно-экологический. Но они по-прежнему очень много времени проводили вместе, правда Володька быстро завоевал себе славу героя-любовника, а вот у Вадика с личной жизнью было куда хуже. Проще говоря, вообще никак. И как, спрашивается, могло быть иначе, если его предполагаемая личная жизнь предпочитала очаровывать универовских красоток пачками? Нет, Вадик к тому времени частенько ловил на себе заинтересованные взгляды, причём далеко не всегда девичьи, но поделать с собой ничего не мог. Ему просто никто больше не был нужен. Никто. Вообще. Порой, когда становилось совсем невмоготу, Вадик запирался в ванной, включал воду, и начинал представлять себе, как Володька целует его, представлял его руки на своём теле, представлял, как будет ласкать любимого, и их близость себе тоже представлял. Когда наступала сладкая мучительная разрядка, становилось легче, но ненадолго. Вадик совсем извёлся, как он при всех своих нешуточных переживаниях умудрялся учиться –одному Богу известно. Он не мог прекратить видеть Володьку, не мог признаться ему, и совсем не видел выхода из этого порочного круга. А потом появилась Машенька, и всё покатилось в пропасть. Володька влюбился и Вадик сразу понял, что это всерьёз и надолго, возможно навсегда. Нет, Вадик сразу просёк все намерения Машеньки, и та, поняв, что он её прочитал, как открытую книгу, возненавидела Вадика сразу и навсегда. К тому же Машенька поняла ещё и то, чего никак не мог понять Володька – Вадикову к нему любовь. И она сделала всё, чтобы друзья начали отдаляться друг от друга. Когда Вадик решил, что нужно всё-таки объясниться, было уже слишком поздно. После лекций Володька собирался на свидание с Машенькой, когда к нему зашёл Вадик. - Привет, ты надолго? – спросил Володька. – А то меня Машенька ждёт. - Не думаю, что надолго, – ответил Вадик, – я просто спросить тебя хотел – у вас правда всё всерьёз? - А ты не понял? - И ты на ней женишься? - Конечно. Она самая лучшая. Понимаешь… - Подожди. А как же я? - Ты что, Вадь, с дуба рухнул? Объясняю для особо одарённых: я люблю Машеньку. Машенька любит меня. У нас будет семья. При чём здесь ты? - Я.. я тебя тоже ….люблю… - Хорош прикалываться, Вадь! - Я не прикалываюсь. Я серьёзно… Я… - Так! И давно ты …. - Я ещё в школе тебя полюбил… Понимаешь… - И понимать не хочу! Значит ты у нас всё-таки пидор, друг дорогой? - Я гей. И что? Не бойся, воздушно-капельным путём это не передаётся. Володька подошёл к Вадику совсем близко, его серо-зелёные глаза обжигали таким презрением, что Вадик испытывал почти физическую боль. - Пошёл вон, сучка. - Что? - Я сказал, пошёл вон. Морду бы тебе набить, да неохота руки пачкать. А я ещё свидетелем хотел тебя позвать на нашу свадьбу. Всё, убирайся, знать тебя не желаю. Вадик смотрел в лицо бывшего друга и не верил – неужели все эти злые, несправедливые слова говорит ему тот, с кем они в школе сбегали с уроков, тот, кто однажды ввязался за него в драку с местной шпаной, тот кто тащил его на себе до травмопункта, когда Вадик однажды вывихнул ногу. Это был совершенно другой Володька, его словно подменили, и это уже даже больно не было – есть же какой-то предел и у боли. Очень спокойно, каким-то деревянным голосом, Вадик произнёс: - Спасибо, за то что всё так хорошо объяснил. Доходчиво. Желаю счастья в личной жизни. Прощай. Он потом очень здорово напился. Первый раз в жизни. Домой Вадик явился только под утро – растрёпанный, с царапиной на щеке, в разорванной футболке. Костяшки пальцев правой руки были сбиты в кровь. Мама хотела было отругать сына, но отец, посмотрев на неживое лицо Вадика, молча покачал головой. Потом Вадик три дня просто не выходил из комнаты. Валялся на кровати, слушал музыку, тупо глядя в потолок. Через три дня, когда вконец обеспокоенные родители уже хотели приводить сына в божеский вид силой, Вадик наконец-то вышел. Он ушёл в душ, а затем, появившись на кухне, спросил: - Скажите, я что, и правда, ошибка природы? - Дурак ты, – вздохнул отец, – а не ошибка природы. Садись есть, а то от тебя один нос остался. И уши. - Из университета звонили, - сказала мама, – я объяснила, что ты болеешь. Попросила Машу выписать справку. Я, между прочим, из-за тебя, сыночек, первый раз в жизни пошла на подлог документов. Цени. - Ох, разбалуешь ты его, Софья, - нарочито строго вздохнул отец, – и покатится наш сынуля по дурной дорожке… - Угу, – ответила мать, – как Колобок. - Родители, – вмешался Вадик, – хватит меня дразнить. Я уже в порядке. - Точно? – спросила мама - Точно, – вздохнул Вадик. Жизнь продолжалась. Надо было как-то жить дальше. Они больше не разговаривали с Володькой. До самого его отъезда в деревню с Машенькой. Вадик замуровал свою Великую любовь глубоко в душе, далеко-далеко, но совсем избавиться от неё так и не смог. Отдалённо до него доходили слухи о жутком скандале, который разгорелся у Володьки с отцом, о беременности Машеньки, а потом он узнал, что Володька бросает университет и уезжает – тут Вадик, невзирая на все обиды, бросился к другу, хотел поговорить с ним ещё раз, объяснить, какая это всё глупость, но опоздал. Володька и Машенька успели уехать раньше. А потом Вадик ушёл с головой в учёбу – приближались ГОСы и диплом, который он защитил на «отлично». Потом ему удалось устроиться в финансовый отдел одной известной фирмы, и года два он там поработал. Вадик был на хорошем счету, ему прочили быстрый карьерный взлёт, но он внезапно уволился и, уговорив родителей взять кредит в банке, вместе с двумя бывшими однокурсниками взял в аренду крошечный заводик по производству всякого рода строительной фурнитуры. Это был даже не заводик – скорее большая мастерская. Как ни странно, дело у них пошло, через два года Вадик сумел отдать кредит банку, через три - полностью выкупить заводик, через пять – обзавестись ещё одним. Через десять лет выяснилось, что олигархом стать честным путём в нашей стране невозможно, а вот довольно богатым человеком – таки да. Но Вадик и не рвался в олигархи. Его фирма по производству строительных материалов давала стабильную прибыль, её не смог подкосить даже кризис. Производственный процесс был налажен как часы и Вадик затосковал. Пока он был дико занят – каждый день, каждую минуту – у него не было возможности вспоминать про Великую любовь, но как только наметился просвет впереди – он вновь почувствовал пустоту собственной жизни. Вот только не надо думать, что Вадик все прошедшие годы вёл абсолютно монашескую жизнь. Было у него несколько романов, были и одноразовые отношения, но всё это было не то. Совсем не то. Наконец, устав сопротивляться самому себе, и поехал Вадик в деревню Ямка – а что он хотел найти – он и сам не понимал. Понимал он только одно – с этой поездкой его жизнь изменится.