Солнечный круг

Райцентр Конобеево* встретил Макса мелким дождём. Именно в этом тихом, не слишком большом городке и произошли самые ранние из обнаруженных преступлений Флориста. Самолётом Макс долетел только до областного центра, в Конобеево, естественно, никакого аэропорта не было, поэтому коллеги из области выделили транспорт, и Макс полтора часа трясся в дребезжащем «уазике» по не самой лучшей в мире дороге. В конобеевском РОВД его встретил замначальника – добродушный с виду толстяк, с погонами подполковника, он самолично определил Макса на постой в местную гостиницу, где вопреки распространённым страшилкам не было тараканов, а были чистые полотенца, горячая вода и симпатичная коридорная. Еда в ресторане при гостинице тоже оказалась вполне приличной – борщ наваристым, котлета действительно включала в себя немалую долю мяса, а сметана оказалась такой густой, что в ней стояла ложка. Оказалось, что в городке был свой собственный молокозавод, выпускавший разного рода продукцию ещё чуть ли не по советскому ГОСТУ – поэтому все молочные конобеевские продукты пользовались популярностью даже в области. Ещё местное население трудилось на кондитерской фабрике, лесохимическом производстве, а так же на совместном российско-финском предприятии по переработке леса. Так что работа в городе была, народ если и пил, то умеренно и лишней агрессии даже в пьяном виде не проявлял. Даже бытовые убийства в городке случались редко, так что произошедшая четыре года назад жуткая серия убийств детей до сих была памятна всему старшему поколению конобеевцев. Именно об этом и рассказал Максу в доверительной беседе подполковник Пестряков. Более того, после обеда он самолично отвёл Макса в полицейский архив и приказал его заведующей и по совместительству единственной работнице – симпатичной даме предпенсионного возраста показать Максу все документы, какие ему потребуются. Татьяна Степановна, или капитан Иволгина, как звали заведующую, с энтузиазмом принялась посвящать гостя в подробности жуткого дела, которые она так же прекрасно помнила. Макс внимательно изучал документы, краем уха слушая, что говорит Татьяна Степановна, и умело кивал в нужных местах. Он не хотел обижать женщину, прекрасно понимая, что целый день сидеть в архиве ей достаточно тоскливо и свежий слушатель воспринимается как дар небес. Но, к сожалению, ничего нового он из документов не почерпнул, единственное, что удалось сделать – это составить список родителей и родственников потерпевших. Макс решил завтра с утра съездить к ним и стал обдумывать, как бы половчее донести эту мысль до подполковника. Бередить старые раны людей не хотелось, но, может быть, хоть так удастся получить зацепку, на которую он надеялся. Татьяна Степановна между тем продолжала говорить: - Вы знаете, Максим, я уже двадцать лет здесь работаю и это на моей памяти всего второе такое жуткое дело – люди у нас неагрессивные, в основном бытовуха по пьяни, да и то нечасто. Но то, первое дело двадцать лет назад – оно мне иногда в кошмарах снится. Я ведь по молодости на следовательской должности трудилась – это сейчас вот здесь кисну – здоровье, знаете ли, да и возраст… - Ну что вы, Татьяна Степановна, вы ещё очень даже замечательно выглядите. - Спасибо, Максим, вы воспитанный юноша, но я выгляжу на свои годы – глупо скрывать – я уже дважды бабушка. Но скажите, вам интересно будет послушать о том, первом деле, или может, я вас просто утомляю? После этих слов отказаться от рассказа не было никакой возможности, и Максим с энтузиазмом заверил Татьяну Степановну, что с удовольствием выслушает её рассказ. Женщина на несколько минут исчезла в недрах архива, затем появилась с очень пухлой пыльной папкой в руках. - Вот он, этот ужас нечеловеческий, – сказала она, и развязав тесёмки папки, продолжила. – Начнём с начала. Двадцать три года назад в Конобеево переехал одинокий отец с двумя детьми – Михаил Чернов, а мальчиков звали Антон и Олег. Чернов купил дом на самой глухой окраине Конобеево, устроился мастером на лесохимическое производство, неплохо зарабатывал, не пил, за мальчишками вроде бы присматривал - те были одеты–обуты-накормлены. Это уж потом выяснилось, как он за ними на самом деле присматривал. Старший во второй класс пошёл, младшего в садик определили – вроде всё как у людей. Старший, Олег, очень уж сильно братика своего любил – сам в садик его отводил, сам забирал, конфеты ему покупал, такие, сосульки, самые дешёвенькие по сто грамм. И младший его любил – всегда в садике у окошка караулил, увидит, кричит «Братик, братик!». Этот малыш, Антошка, так чётко «р» выговаривал, раскатисто так. Ну, так вот и прожили три года – вроде всё как у людей. Олежка, старший, этот тихий был мальчик, учился неплохо, рисовал хорошо, читать любил, только иногда школу пропускал. Чернов, правда, всегда звонил, объяснял, что мальчик приболел – ну и всё, верили ему. - А что с матерью случилось? Почему они с отцом жили? - Да не отец он мальчишкам был – отчим. Это уж потом выяснилось. А про мать он говорил, что от болезни умерла, вот он и уехал из родных мест, чтобы сердце успокоить. Красиво звучало, опять же многие верили. Дамочки наши незамужние окрутить его пробовали – опять же мужчина солидный, положительный, непьющий. Но он всё отговаривался, что по жене тоскует. Ублюдок. - Дайте, угадаю,– быстро сказал Максим, – педофилом ваш Чернов оказался, так? - Так, Максим. Слушайте дальше. Три года прошло и вдруг, в один прекрасный понедельник, не вышел Чернов на работу. А надо сказать, работник он был пунктуальный, на больничном за все три года дай Бог если три раза сидел – вот начальство и забеспокоилось. Стали домой звонить – никто не отвечает. Потом в школу позвонили – Антошка и Олег там не появлялись. Тут начальник производства и забеспокоился – послал кого-то из своих проверить – мало ли что. Поехал сменный мастер Гаврилов вместе с директорским шофером Тимохой. Ну и увидели. Гаврилов после того неделю пил, а Тимоху ещё долго кошмары мучили. Они милицию сразу вызвали, а дежурным следователем тогда была я. Мы как вошли с бригадой – так и ужаснулись – лестница на второй этаж вся в крови, Чернов у подножия валяется – весь изрубленный, разорванный, просто месиво какое-то. Олежка под лестницу забился – голый, весь в крови, на спине живого места нет от рубцов – видно крепко его Чернов ремнём попотчевал. Рядом топор валяется – маленький такой, для рубки мяса, а Олежка раскачивается и поёт. Как сейчас помню: - Спи, дитя моё усни, Сладкий сон к себе мани…. Знаете эту колыбельную, Максим? - Знаю. А что с маленьким? - А маленького наверху нашли, в черновской спальне, мёртвого уже и изнасилованного. Перестарался, тварь – это я про Чернова – придушил мальчишку. Девять лет – много ли надо маленькому… - А дальше что было? - А дальше – Олежку в психушку отправили, где он сейчас, жив ли – я не знаю. Его ведь этот гад Чернов три года насиловал, а бедный мальчишка всё терпел – надеялся, что он Антошку не тронет. Мы так поняли, что в субботу вечером Чернов решил младшеньким заняться, Олежка вступиться попытался, а может, бежать захотел с братиком. Короче избил мальчишку этот изверг и запер в кладовке. И стал над Антошкой издеваться. Тот, видимо, кричал, но никто его, кроме Олежки не слышал – дом-то на отшибе стоял. Видно от этих криков у Олежки окончательно крыша и уехала. Как он сумел дверь из кладовки высадить – не знаю. Схватил на кухне топорик для рубки мяса и кинулся братишку спасать. А спасать уже некого. Ну он и изрубил Чернова этим топориком. Тот видно защититься пытался, уползти – так с лестницы и сверзился. А мальчишка сутки провёл рядом с мёртвым телом. Он уже совсем неадекватный был, когда мы приехали. Такие дела. - А фотографии посмотреть можно? – спросил Макс. - Конечно, Максим. Я для этого дело и принесла. Вот сам Чернов, а вот и мальчики. Максим посмотрел на фотографию педофила – симпатичное лицо, высокий лоб с залысинами, добрая улыбка. Понятно, почему никто ничего не замечал – уж больно у злодея было располагающее лицо. А вот на фотографиях мальчиков Максим точно споткнулся – лицо старшего – Олежки - показалось ему знакомым, очень знакомым, и в тоже время неуловимо чужим. Макс вдруг понял, что встречал этого человека уже взрослым, но никак не мог вспомнить, где и как. И ещё он понял, что со старенькой чёрно-белой фотографии на него смотрит Флорист. Конобеево* - название райцентра придумано автором, все совпадения с реальностью случайны. С наступающим праздником, уважаемые читательницы!!!