Из страшной русской сказки

      — Может, сжечь этот лес весь нахер?              Изо покачал головой неодобрительно. Ягоды были неплохи, кстати. Только вот тут их почти не было. Слишком темно.              — Нужно чем-то обработать пробоину.              — Все равно найдется пара бревен, которые не прогорят, — жмет плечами Эйс. Изо все равно не одобряет.              На второй день без еды и воды в кромешной тьме дремучей чащи Изо по-прежнему впечатлялся. На второй день без еды и воды в кромешной тьме дремучей чащи у Эйса, по правде говоря, не было уверенности в том, что ему хватит запала. На второй день в чаще место стало еще безрадостнее, чем прежде, взять хотя бы одну находку, от которой Харуту передернуло гадкими воспоминаниями прошлой жизни, Эйсу прибило юмор, а Изо извратило его красивое ровное лицо. В переходе с места на место они нашли на суку ели на висельной петле останки человека. В плаще с надписью правосудие. Лейтенантский погон наполовину вырвали охотливые до блесточек птицы. Изо сказал, что это нужно снять. Не хотелось, но пришлось. Завернули в плащ и закопали под пологом опавшей хвои, исколов руки.              Убрались прочь.              — Сил никаких нет. Марко грохнет за такую задержку, — сказал Харута. Эйс покачал головой согласно.              Идти было решительно некуда. И после плохо выспанной ночи с караулом два через два через два по очереди голова соображала туго, ныло тело, сосало голодом в желудке. Даже лог пос, который Эйс носил по привычке на запястье, потому что частенько отделялся от команды, показывал какую-то чертовщину. Вращался, гипнотизируя, то по часовой стрелке, то против.              После того, как на вторые сутки их брождение увенчалось обнаружением мертвеца, решили остаться. Если за ними послали, неподвижную цель было проще отследить. Хотя учитывая, что сквозь покрывало крон еловых все равно было не видать неба, как их найдут — вопрос.              Вот и сидели в обнимку, не двигаясь, давясь все трое ощущением разлагающегося бездействия, непозволительной роскоши, непростительной праздности.              — Ниточка, — говорит Изо.              — Мы застряли в проклятом лесу, а тебя Изо, волнуют швы твоего кимоно? — спрашивает Харута.              Изо качает головой. Дулом пистолета указывает вдаль между стволами вековых елей. Там, за высоко торчащим корнем, лежит клубок пряжи.              — Глюки, — срезал, как по живому, Харута. Безжалостный пацан. Может, иногда выглядит ребенком, но иногда жесток до пугающего безумия в глазах.              — У всех?              — Мы все ягоды ели, — заверил Харута.              — Чтобы были нитки, нужно, чтоб на острове кто-то жил. Марко сказал, необитаемый, — обреченно сказал Эйс.              — Это не Марко сказал. Виста. Марко вообще ничего не сказал, — напомнил Изо.              — Ругался только, — подтвердил Эйс, припоминая.              Все трое отчетливо видели перед собой моток. И все трое не верили глазам. Даже когда клубок подпрыгнул на месте и, разматываясь, покатился бог знает куда, они как будто предпочли игнорировать.              — Укатился, — констатировал Харута. Чтобы быть в курсе, действительно ли галлюцинация развивается у всех троих по одному сценарию.              — Так, команда, — говорит Эйс. Лес, конечно, здорово давил, но отчаянье было бестолковым. Бессмысленным. Беспомощность бесила. Как они Отцу в глаза посмотрят? Он забрал назад волосы, падающие к лицу. — Я видел четко: моток ниток послал нас нахер и укатился в ебеня. Я день не ел, а не три недели. Не должно так штырить. Пошли.              — А если нас ищут?              — Найдемся. Сидеть, как барышни, я не подписывался, — сказал Эйс.              — Опрометчиво, — произнес Харута. Он в поиске людей кое-что смыслит, но его неподвижность тяжелая выводила из себя.              — Ну смотри, ты иди по ниточке. Если ты раньше выйдешь из лесу, то ты приведешь помощь. А если нас раньше найдут, мы найдем тебя, — предлагает Изо.              — Идет. Я пошел. Не могу сидеть.              — Давай.              Эйс догнал моточек ниток через несколько минут. Теперь, следуя за ним размеренным утомленным шагом, своими глазами видел: он перепрыгивал коряги, пролезал под ветки, обходил стороной топи, постепенно выводя из того непроглядного мрака, где они были втроем. Сначала ели сменились смешанной с дубравной рощей, потом соснами с полупрозрачными кронами и иссохшими ветками, потом наконец вернулись и ягоды, а потом моточек резко свернул и вывел на тропу. Под солнечный свет. На открытое пространство приподнятой опушки, с которой было видно кромку леса. Вдох вышел полным. Наполняющим даже.              Эйс из леса выскочил чуть не вперед мотка, который, правда, и сам ускорился. Наконец, меж буковыми стволами различил странный дом на ножках, перед которым стояли кусты цветов, лейка и висел в воздухе на узеньком льняном полотенце с расшитыми вручную краями горячий ароматный хлеб. Эйс оглядел полянку. За домом был луг — луг этот он знал. Пересечь его — пара часов, а там надо было дойти до Моби Дика и показаться Марко. Получить от него заслуженного подзатыльника, но бог с ним. Силы возвращались от одного дневного света, казалось.              Эйс собрался было припустить бегом к воде, но задержался, потому что к этому моменту вышел перед кустами. Там, сидя на корточках, из-под дальнего куста доставала сорняки девушка. Эйс опешил. Она что же, здесь одна живет?              — Эй. Привет? — позвал Эйс.              Она подняла голову.              — О, привет, — улыбнулась она приветливо. — А я думала, пройдешь мимо. Правда, опять бы в лабиринт вляпался. Но ничего. Угощайся, — показала она на свежевыпеченный хлеб. — Ты голоден.              — Ты кто?              — Яга.              — А я Эйс. Ты хорошо здесь все знаешь?              — Сносно.              — Слушай, я должен добраться до своей команды. Мы причалили — когда? два дня назад, наверное — я должен помочь накама. Они еще в лесу.              — Так пусть выйдут по ниточке. В самом деле, сказок не читали? — она сама поднялась, подошла к Эйсу, отломила хлеба.              Одета она была чудно. Сарафан из темных лоскутов плотно подпоясан расшитым кушаком под грудью и достает до самых пяток. Рубаха под сарафаном свободная, ворот и манжеты расшиты алыми оберегами. На голове — косынка, а волосы забраны в длинную косу. Под подолом ноги перевязаны портками и ходит Яга в плетеной обуви, какой Эйс и не видал раньше.              — Пожалуйста, скажи мне, как добраться до корабля. — Яга на это морщится, качает неопределенно головой, как будто Эйс вопрос задал неправильно.              — Прямо пойдешь, в яму упадешь. Налево пойдешь, кладбище кораблей найдешь. Направо пойдешь — смерть сыщешь. А назад воротишься — в чащобе сгинешь, — чуть не нараспев отвечала Яга. Эйс потупился.              — Жуткая ты. — Она улыбнулась. Не жутко, весело.              — У тебя добраться до корабля вашего один путь — оставаться здесь. И помочь мне с печкой. А если поможешь, я отдам тебе клубочек, он тебя к твоему кораблю и выведет. — Эйс бы счел ее слова бессмысленными, если бы клубок, выведший его из лесу, не жался к Яге, как кот к хозяйке, увидав собаку. — И ходить вы сможете поперек острова по этой ниточке. А иначе все потеряетесь.              — Так что с печкой?              — Да не жарит совсем. Я тебя на ухвате бы туда запихала, ты бы посмотрел. Что скажешь?              — Ну давай. Не проблема.              — Так, избушка! — кричит она дому, стоящему без лестницы к двери. — Виктор Степанович Черномырдин.              «Избушка» встрепенулась, повернулась передом к хозяйке, выкатила крыльцо и присела на своих лапах, чтобы можно было войти.              Эйс прошел за Ягой. Внутри было не менее чудно, чем на улице. Просторная кухня — сильно просторнее, чем должна быть, если оценивать домик по размерности с улицы — была светлая, потому что свет падал в несколько окон (которых снаружи было два). На тяжелом дубовом столе лежало изящное блюдечко с фруктами. На стене висел меч, с саму Ягу размером. Печь стояла с огромным проемом посреди кухни. Эйс в первый раз такую видел: и наверх можно было влезть, и внутри что-то печь, и внизу какие-то ниши — для поленьев, чугунков и каких-то формочек.              — Полезай на ухват, — сказала она, беря длинную палку с двумя усами полукруглыми. Эйс бы счел за оружие, но похоже это была какая-то утварь. Он влез на шесток. Она подхватила его ухватом. — Береги голову. — Эйс пригнулся. Она запихнула его в печку и вытащила ухват. Наклонилась, заглядывая внутрь. Эйс сразу оглядел нутро печи, ладный каменный свод.              — Так. И что здесь не так? Даже костер вон собран, — говорит Эйс.              — Давай я подожгу, и ты проверишь? — спрашивает снаружи Яга, оперевшись об ухват, как Отец об алебарду. — Только ты все как следует проверь, не торопись.              — Ну давай, поджигай.              Изба как-то сотряслась нехорошо, как будто опорная свая подкосилась. Яга скрутила газету, подожгла ее спичкой и подложила к щепкам под костерком. Огонек вспыхнул тихонько, потом поднялся, облизал сухие поленья и схватил их всех сразу. С огнем было хорошо — стало лучше видно в темноте нутра печи, а струи дыма вместо того, чтобы устремиться кверху, к дымоходу, копились под сводом и вываливали из печи в кухню. Эйс взял рукой одно горящее полено, поджог его своим пламенем, чтобы горело как следует, лег на под, чтобы было видно свод и отверстия дымовые, подсветил все горящим факелом. Подсветил швы меж камнями пламенем на пальце.              — Не жарко тебе там? — спросила Яга.              — Да нет, нормально. Слушай, у тебя тут тяга неправильная. Труба забилась, думаю. — Костер уже схватился весь, Эйс высунулся на шесток и посмотрел на Ягу. Она глядела на него немного ошарашено. Особенно на его объятую пламенем руку с головешкой, которая обещала вот-вот обсыпаться углями на шесток. — Есть ерш какой? Трубу я почищу, но с тебя дать мне искупаться.              — Это можно.              Она отошла из кухни, потом вернулась с чем-то вроде помела на палке, только узенького. Эйс покачал головой. Пойдет. Влез обратно в печку, отодвинул костер руками, чтобы не поломать, помелом прочистил трубу, из которой навалилось сажи с три ведра. Тяга сразу пошла хорошо, и дым высосало на улицу. Эйс тогда вылез на шесток. Отдал ей помело.              — Готово, нормально все с твоей печью будет. Только трубы надо чистить. А кладка там хороша. На славу сделано. — Он спрыгнул на пол, аккуратно, чтобы не сорить, отошел к двери. Яга стояла, почесывая висок вороньим черным пером, которым потом с шестка смела сажу обратно на под.              — Можно нескромный вопрос? — Эйс качнул головой. — Ты как там не зажарился в пирожок?              — Я съел фрукт Мера-Мера. Так где у тебя можно сажу смыть?              Яга стояла, глазами хлопая.              — Избушка, будь добра, сообрази душ для моего гостя.              Дверь наружу открылась сама собой, и Эйс вышел на улицу, приняв это за приглашение. Над домом вдруг нанесло туч, и теплый летний дождь принялся лить прямо на крышу. Скрупулезно собранная дождевая вода лилась душем. Эйс наспех смыл сажу. Хлеб все еще лежал на непонятно на чем держащемся полотенце. Эйс взял еще кусок.              Яга стояла в дверях избушки, подперев косяк плечом.              — Следуй за клубочком. Он тебя выведет, — пообещала Яга. Клубок с готовностью подпрыгнул и укатил куда-то за холм. Эйс поклонился низко.              — Спасибо, Яга-сан. Ты очень мила. Очень вкусный хлебушек.              И с этими словами он побежал за клубком. Яга стояла долго, пока избушка метлой выметала сажу из горницы на сени.              — Тест на доброту пройден. В кои это веки. Ладно, зато шанежки сделаем. Придержи угли горячими, — сказала она. Посмотрела в сторону леса, задумалась.              — Какого лешего они из лесу все не вышли? — спросила она. Избушка предложила ей блюдечко с яблочком, но, взяв яблоко, она откусила с сочного боку. — Этот мир не перестает меня удивлять. Давай-ка сместимся к юго-востоку, а то если они пойдут к лесу по нити, чтобы их выводить, не хочу с ними всеми знакомиться, — сказала наконец хозяйка, и избушка, закрыв двери, ушла, перешагнув заборик с черепками, отделявший обыкновенное их жилище от полного жизни луга. Теперь, когда печка хорошо дымила через трубу, она раздышалась полной поветью и могла дать хоть полумарафон.                     Когда веснушчатая мордашка Эйса замаячила там, где луг обрывами складывался к морю, Марко вылетел ему навстречу. Схватил за плечи, посмотрел в лицо уставшее, по глазам прочитал: они не ради забавы задержались. Черные волосы Эйса падали на лицо, влажные, вычерчивали тень под глазами. На щеке сажа. То ли копоть. Марко стер ее пальцем — откуда? Что он, с войны что ли? Где они пропадали? Марко не знает, как реагировать, он так безумно рад видеть это лицо мальчишеское в безопасности, здесь, у него под крылом, но почему он вернулся один?              — О, Марко. Сразу говорю: ребята в порядке. Надо вывести из лесу. Вон, по ниточке пойдем. Яга посоветовала.       Марко хотел было отвесить ему подзатыльника, но в глазах разглядел, что не в забавах он провел два дня. Дал взгляда осуждающего за болтовню, да сгреб в охапку, обхватив за плечи, сжав рукой затылок.              — Вы долбоебы, — сказал он у Эйса над ухом. — Какие вы долбоебы. — Эйс посмеивался, качнулся в объятьях, его мокрые волосы коснулись шеи Марко, холодя приятно.              — Да, с охотой продолбались, — нервно посмеивается Эйс. Да разве ж в этом дело? Марко качает головой. Медленно осознает, что он сказал, помимо того, что сначала заняло все мысли.              — Ты трубку Изо покурил без его разрешения? За каким мотком? Какая Яга?              Эйс тогда указывает к обрыву. Там свисает какая-то ниточка. Марко глядит на Эйса обеспокоенно.              — В центре острова на краю леса живет девушка в чудной хате на куриных ногах, зовут Яга. У нее клубок — он катится, разматывается, дорогу показывает. Она говорит, ходить строго по ниточке. Наболтала жути про кладбище кораблей, яму какую-то. В общем, моток размотался от леса, где ребята остались, и досюда.              Марко глядел на Эйса озабоченно.              — Иди поешь. И поспи. Если все так, — а все не могло быть так, потому что Марко видел остров сверху, и никаких жителей здесь быть не могло, — найдем.                     Кол три часа тому назад обрисовал ситуацию следующим образом. Придется снимать обшивку, разбирать конструкцию над килем, менять распорку, укреплять киль, потом уже зашивать дно. И пока ребята, вытирая мокрые шеи тряпками, принялись за первый пункт, сам Кол с подручными и с Вистой отправился в сторону леса. Надо было посмотреть свойства местной древесины и подготовиться к повалу. А потом ребята помогут вытащить этих двоих из лесу, если у них проблемы. Марко, прежде чем они ушли, Висту попросил отдельно: если есть следы посторонних людей и чужого жилища, дать знать. Виста глядел по сторонам. Шли отчего-то петлями, строго следуя красной пряже, размотанной меж колосьев луга.              Здесь уже прошел Эйс, поэтому трава была примята. Виста по тому, как были сбиты травы, видел, как он бежал здесь вслед за клубком, теряющимся меж травинками. С точностью до того, как махал локтями. Виста — следопыт со стажем. И не только Эйс примял тропу. С высоты его роста еще было видно, как на лугу переступают еще большие следы странной формы. Виста их различил дважды, а потом они сворачивали за холм — прочь от того, куда вела ниточка, и он не стал приглядываться. Луг колосьями гнулся по ветру, колосья пропускали незваных гостей вслед за их проводником, раскатавшимся из моточка. Намека на дома, о которых говорил Эйс, не было. Но когда узкая тропа примятых трав наконец вывела к опушке, Виста приметил кое-что. И Кола тормознул, когда Виста вытащил саблю из подвязи и прошел поперек луга, свернув с тропы к небольшой лужайке, где вместо поросли высоких трав и цветов стелился низким ковром клевер.              Виста прошел к лужайке, раздвигая клинком травы. Окинул взглядом площадку ровного газона, вдоль одной из сторон стояло шесть кустов цветов, расцветших полными молодыми еще бутонами, едва-едва собравшимися раскрываться. Виста прикоснулся пальцами к нежным лепесткам. Ухоженные, с материнской опекой выращенные кусты. Влажная почва, присыпанная золой для слабокислотности, нужной для пышности соцветий. Такие цветы — ращены руками опытного садовода.              — Кол? Отправляй Лота к Марко. Пусть передаст, что на острове опасно, — крикнул Виста к тропе.              — Цветочков испугался? — спрашивает Кол.              — Не цветочков, — сказал Виста. И кивнул плотнику, чтобы посмотрел, что скрывает тень высокой травы там, где лужайка обрывается лугом. На низеньких колышках вдоль противоположной цветам стороны потемневшие от золы человеческие черепа глядели пустыми глазницами.              — Лот! — обернулся Кол к одному из своих. Тот поднял голову, стоя на тропе. — Возвращайся к Моби дику.              — Скажи Марко, что на острове точно кто-то живет. И этот кто-то опасен, — сказал Виста. На кончик сабли подцепил черепок под глазницу. Взял в ладонь. Бросил Лоту. — Покажешь. Я осмотрюсь. И в лесу, и здесь, когда мы наших найдем.              — Понял, — отозвался Лот. Посмотрел на череп нехорошо. Кол стоял, уперев руки в бока. Они переглянулись с Вистой. Огромный след, смявший луговую траву, отсюда вел куда-то к юго-востоку.              Виста окинул еще раз взглядом лужайку, и глаз зацепился за сотни следов, которые бы рассказали, что за человек жил здесь, выращивая цветы на клумбах и черепа на кольях, но нужно было добраться до леса, оценить древесину и найти Изо и Харуту. Расследование пришлось отложить. Не сговариваясь, они двинулись дальше за нитью, ведущей прочь от тропы, что входила на опушку: нить вела прямиком в чащу.                     Марко сидел, свесив ноги с мачты. Судно завалилось на бок, но мачта была сделана на славу: не поломалась, не надломилась. В отличие от своего грот-собрата — тот лежал поперек пляжа, в то время как остатки посудины были наполовину утоплены на отмели.              Эйса с горем пополам уложили спать, напоив под видом рома транквилизатором, потому что в какой-то момент то, что он начал говорить, откровенно внушало тревогу за будущее его стукнутой в детстве головы: летающий хлеб, женщина, пытавшаяся его зажарить в печи, а потом мило отпустившая, чернильные ягоды, красящие руки и лицо, как осьминожий секрет. Ну и вишенка на тортике: курьи ножки. Курьи ножки. Курьи.              Марко спрыгнул с мачты на борт, поднимавшийся из-под воды, прошел по щиколотку в воде выше, перелез перила, выбил дверь в рубку пяткой. Наполовину затопленная, все же часть стеллажей продолжала хранить бумаги. Может, и бортовой журнал. Еще какие-то записи, которые бы указали на то, что стряслось с кораблем и с командой. Погиб ли в шторме экипаж. Куда делись тела. Был ли этот остров частью их маршрута или их капитаны тоже не видели его на картах прежде.              От закрытого стеклом шкафчика не было ключа, Марко разбил витрину, чтобы добраться до толстых переплетенных записных книжек. Дозорные любят бумажки, у них должен был ящик вестись четко. Какой-нибудь лейтенантик исправно должен был строчить.              Марко выложил книги в кожаных переплетах на стол, пролистал до последних записей. Часть из них от влажности расплылась. И все же последние дни линкора были запечатлены: встали за пополнением ресурсов древесины и воды. Сошли. Начало хозяйственных работ совпало с началом неожиданного тайфуна. Корабль погиб. Разбитый о скалы, восстановлению не подлежал. Упавшая мораль команды, не нашедшей в лесу провианта, сделала экипаж неуправляемым. На связь выйти не смогли. Чем глубже они входили в лес, тем темнее над ним было небо и беспокойнее птицы. И наконец, когда начался повал, в лесу произошло что-то, о чем Марко не мог прочесть, потому что вырванные страницы были утеряны. Последняя запись рукой исполнительного в своем долге фиксировать и наблюдать лейтенанта гласила: это самая ужасная смерть.              Марко когтем срезал последние несколько страниц, сложил в карман, выбрался из перевернутой наполовину рубки, огляделся. Татч ползал по другому кораблю. Даже умудрился попасть в спальни, устроив себе трехминутное погружение в воду. Ничего интересного там не обнаружил.              Когда Марко выбрался наружу, стало ощутимо темнее. Не вечерело, просто небо затянуло мутной ворсистой облачностью, над лесом, который было видно с кладбища кораблей, и вовсе собралось беспросветное нечто, замешанное из грозового и дождевого, почти цеплявшего верхушки елей. Тревожащее птиц. Шелестящее листьями беспокойно. На берегу Марко разглядел фигуру.              — Марко! — вслед за голосом донесся свист, ему махнули руками. Марко в два взмаха крыльев добрался до берега.              — Что нового, йой? Вы что, уже вернулись? — спросил он у Лота — он отправлялся с Вистой и Колом в чащу.              — Нет, меня Виста отправил к тебе, — Лот бросил ему то, что нес в руках. Марко поймал в руки череп. Весь измазанный в саже, будто из костра вытащенный, он мазал руки белесой серостью золы. Марко поднял на Лота взгляд. — Сказал, на острове кто-то есть и здесь может быть опасно. Когда мы шли вперед, он нашел следы чьего-то жилища. Сказал, что изучит на обратном пути.              Марко помолчал. Сажу он сегодня уже видел. На виске у брата. В волосах, плохо промытых наспех. Со стороны леса ветер натурально выл. Истошно, грубо, агрессивно. Гнал прочь.              — Они в чаще, йой? С Колом? Он собрался взять образцы леса для Моби дика?              — Да.              Тогда над лесом что-то загремело, завопило, треском древесины и скрипом стволов оглушило на секунду. Марко вспомнил про страницы бортового журнала в кармане. Посмотрел на Лота: тот от взгляда Марко, видимо, струхнул больше, чем от того, что услышал сам, но не успел ничего сказать. Марко обратился Фениксом и рванул к центру чащи — там, где в оке нагнанной чем-то неестественным, неправильным бури чувствовал: братьям грозит что-то ужасное.