Закрой глаза

      Дом Долархайда на севере Сент-Чарльза, к западу от Сент-Луиса через реку Миссури был огромным, участок сада, неухоженный, заросший сорняками, понуро повявшими и гниющими темным покрывалом, тоже был огромным. До ближайших соседей было чуть меньше километра, луна выглядывала из-за яблоневых деревьев, голые стволы и ветви напоминали расправленные жилистые крылья Дракона.       Портрет пожилой женщины в просторном холле, переходящем в гостиную, глядел на гостью оценивающе. Тяжелая рама, мрачное исполнение холста, пыль и общее давящее ощущение безысходности…       В доме Долархайда было жутко, холодно и пусто – даже если в тех помещениях, куда он вел ее, горел свет. Остальные комнаты – кроме гостиной, обеденного зала, кухни и ванной – первого этажа были заперты. Широкая лестница наверх тонула в полумраке, спускавшемся со второго этажа.       Долархайд был будто гостем в собственном доме, он сперва обошел все три уровня, проверяя, все ли в порядке, он иногда озирался, будто чего-то опасался, он тут же искал Штерн взглядом – и плечи его расслабленно опускались. Он отправился на кухню готовить закуски, Штерн делала вермут с водкой, от соленого сока маринованных оливок уже текли слюни, она была голодна.       Долархайд вернулся быстро, он торопился, закуски лежали на блюде как попало, руки его немного подрагивали.       Штерн подала ему коктейльную рюмку, он смотрел на рюмку и на держащую ее кисть. На пальцах были когти – как у Дракона.       Он забрал бокал осторожно, пальцы у него были горячими, соприкосновение рук было мимолетным, от него тут же спина покрылась испариной – потому что он включил отопление на максимум.       Они смотрели друг другу в глаза и мало говорили, Штерн поднесла к губам коктейль и сделала глоток. Долархайд повторил за ней. Она пила бесшумно, он сделал это с хлюпаньем.       Он ощущал себя нелепым, неуклюжим, рюмка тряслась в руке, доходящая до краев жидкость вот-вот была готова выплеснуться… Она не замечала его волнения, она жевала закуски, он сделал вид, что ковыряется с проигрывателем и выбирает пластинку, она присела на диван и смотрела на его широкую спину и узкую талию, пока он сидел на корточках у столика.       Он тянул время… Нет, он растягивал удовольствие.       Она в его доме, Дракон по-прежнему где-то, Дракон даже за ними не наблюдает, он оставил их наедине. От мысли, что он в кои-то веки может делать все, что хочет, и за ним нет надзора, в животе зашевелилось озорное, щекочущее чувство предвкушения.       – Ты вырос здесь?       – Угу.       Он все еще сидел у проигрывателя, он даже не обернулся.       – У меня в Балтиморе осталась квартира в Маунт Роял Террас, огромная, пустая, мрачная и холодная. Я так и не обустроила ее нормально после смерти бабки, даже мне не нужно было столько места.       Долархайд наблюдал за иглой, скользящей по резьбе пластинки, он не слышал музыку.       – Она умерла недавно. Несколько месяцев спустя я решила уехать из Балтимора, – она вздохнула, со смесью печали и облегчения. – Видимо, меня там больше ничего не держало.       Обычно, когда упоминают умершего родственника, нужно что-то говорить.       – Мне жаль, – пробормотал Долархайд.       – Все в порядке, – Штерн усмехнулась. – Она была злобной сукой, она мучила меня всю жизнь, даже после смерти иногда приходит ко мне в кошмарах.       Долархайд обернулся. Ему вдруг захотелось ее обнять, ему вдруг захотелось спрятать ее от злобной бабки. Почему-то ее бабка выглядела точь-в-точь как его бабка, которая тоже мучила его все время, что он провел под ее опекой, в этом доме.       Когда бабку хоронили, распорядитель просил принести ее вставную челюсть. Фрэнсис Долархайд сказал ему: «Заколачивайте крышку».       Он поднялся. Он шел медленно, он остановился у дивана, на котором сидела Штерн, и протянул руку. Она вложила ладонь в его ладонь, по телу будто пробежались электрические разряды, он сделал глубокий вдох в живот, он держал ее руку осторожно, но крепко – и потянул на себя.       Она поднялась, она стояла близко, он смотрел на ее улыбающийся рот, горло и грудь приятно обжигал вермут с водкой, аромат сладких духов щекотал ноздри. Если он поцелует ее, Дракон почувствует это – и вернется.       – Проектор наверху, – пробубнил Долархайд.       Он отступил, продолжая держать ее за руку, от вел ее за собой из гостиной, к широкой лестнице, уходящей в темноту. Кровь в руке пульсировала ноющей болью, в животе было вновь то самое приятное тепло предвкушения, ступать было легко.       Пролет, коридор, мимо запертых дверей комнат – кроме одной, его небольшой спальни, в которой он живет с тех пор, как был ребенком, – мимо безвкусных картин и очередного портрета бабки с надменным лицом… Штерн так и не успела оставить коктейльную рюмку внизу, она старалась не расплескать содержимое, Долархайд шел так, будто куда-то торопился.       На пороге чердака, с симметричной скошенной крышей мансарды, он замер, она чуть не врезалась ему в спину. Он сжал ее руку, она сжала его ладонь в ответ, переплетая пальцы, он на мгновение закрыл глаза.       Он включил свет.       Дракон был здесь, он смотрел на него с изображения алтаря, в позолоченной рамке, на длинноногой подставке, похожей на расставленные в стороны мощные лапы. Долархайд опасливо косился на картину, картина была далеко, он не стал к ней приближаться, а лишь пошел в центр помещения, к креслу с откидной спинкой.       Напротив кресла – белое полотно экрана проектора, над креслом – проектор и светильник-вертушка; в одном из углов мансарды – тренажеры, в другом – рабочий стол с инструментами и большая книга с вырезками про Лектера.       Во рту пересыхает, он облизывает губы, он боится смотреть на Дракона, он боится обернуться на Штерн.       – Мне нужно переодеться.       Он разжал пальцы, ее прохладная ладонь выскользнула из его руки. Кости тут же начали ныть, царапины на теле зачесались.       – Хорошо.       Он вышел не оглядываясь, он знал, что даже если он оставляет ее наедине с Драконом, Дракон не причинит ей вреда. Еще чуть-чуть – и он поймет, что Фрэнсис Долархайд был прав… Она оценит его фильм, она увидит, как он старался.       Он бежал вниз по лестнице, громко топая. Дракон обычно говорил ему, что он неуклюжая шумная свинья, но сейчас Дракон молчал – он был занят.       Золото было размазано по полотну, золото играло на крыльях, на мускулах спины и бедер, на рогах и шипастых коронах семи голов. Золото румянилось на изгибах тела, на завитке сильного хвоста, которым Дракон обвил тело золотоволосой женщины, без слов произносящей молитву во славу своего пророка, мужчины и защитника.       Дракон был прекрасен, Дракон зачем-то отвернулся, в гневе, в досаде, еще немного – и он обернется… Солнце, луна и звезды у его ног, вся вселенная у его ног – а он почему-то недоволен.       Алекс слышала шаги, приближающиеся по ступеням. Ей стало жутко, злая старуха, вошедшая на чердак, глядела на нее с ненавистью и презрением.       Когда Алекс обернулась, на пороге мансарды стоял Фрэнсис Долархайд, облаченный в шелковый, расписанный восточными узорам, халат. Он был босой, на лице было странное, диковатое выражение.       Дракон обернулся одновременно с Штерн.       Ее рюмка была уже пуста, они шли навстречу друг другу и остановились у кресла, Долархайд забрал у нее бокал и поставил его на пол.       Когда он разгибался, он едва сдержался, чтобы не провести ладонями вверх по ее длинным ногам, от икр до бедер, кровь прилила к лицу и к паху. Тогда он впервые подумал, что хочет ее не только поцеловать.       Дракон молчал, Долархайд побоялся смотреть на картину – иначе увидел бы, как Дракон качает головой.       Штерн улыбалась уголками губ, она смотрела на Долархайда внимательно, он обошел ее по дуге и остановился у изножья кресла.       – Я не могу не спросить, – сказала она. – Фильм эротический?       – Нет.       Ни один мускул не дрогнул на его лице, но глаза по-прежнему блестели, а дыхание было глубокое, в живот, так, словно он уже возбужден. Ее не смущала его странность, она кивнула.       – Тогда командуй.       Он смотрел фильм – последнюю версию – каждый день в течение пары недель, с тех пор, как смонтировал. Он смотрел его в кресле, откинувшись на спинку, обязательно в кимоно и обязательно при полной темноте, с включенным светильником, отбрасывающим яркие точки танцующих искр, похожих на звезды.       Долархайд сел в кресло и взял пульт – склеенные вместе пульты светильника и проектора. На одном подлокотнике было полотенце, на второй подлокотник он указал рукой.       Штерн села, подперев его боком, он ощутил тепло ее тела плечом. Ее острая коленка была рядом с его рукой, он не рискнул прикоснуться к ней – пусть и очень хотелось.       Она повернула голову и посмотрела на него, он поднял подбородок и встретился с ней взглядом. Когда он нажал на кнопку на пульте, мансарда погрузилась в темноту, под скошенной крышей, между потолочными балками, заискрились звезды.