Закрой глаза

      – Раньше я ненавидела их за то, что они счастливы. Раньше я считала, что счастье – это что-то конечное и исчерпаемое, что если у кого-то оно есть, то у кого-то его точно нет…       Штерн жевала картофель фри, запивала его имбирным лимонадом, Долархайд, как завороженный, смотрел, как она облизывает пальцы. Он не слышал ничего, кроме ее голоса – хотя вокруг в кафетерии «Гейтуэй Филм Лабораториз», как и всегда, было полно сотрудников.       – Если они счастливы, то они украли мое счастье, – она усмехнулась. – Я же несчастлива… Ну глупости же!       Счастье доступно не всем, это вовсе не глупости.       – Я не могла видеть счастливые пары, счастливые семьи, улыбающиеся лица, радостный смех – детей особенно… У меня буквально кости выкручивало, пена шла изо рта. «Разве такое возможно? – думала я. – Если это возможно, то чем я хуже? Что они сделали, чем они заслужили это беззаботное счастье – если в моей жизни только страдание?»       Долархайд даже не моргал. Тогда он не понимал, что именно происходило с ней, какими именно были ее страдания – но она говорила такие правильные слова, что ему не нужны были примеры.       – Я видела это каждый день, картинки счастливой красивой жизни вперемешку с лицемерными рожами, которые спят спокойно, несмотря на то, что своим невежеством загубили много жизней… Мне казалось, меня постоянно тычут носом в это.       Долархайд ежедневно отсматривает любительские кинопленки из заказов, на каждой из них – счастливые моменты из жизни, которые представители рода человеческого решили запечатлеть на память. Большой дом, полная семья, красавица жена и успешный муж, трое очаровательных детей, обязательно разного пола, домашний любимец – кошка или собака…       – Но это было вовсе не наказание. Так смешно…       Долархайд был мрачным, ему было не до смеха. Он готов подписаться под каждым словом.       – Сначала я признала, что у меня такого никогда не будет. Сначала я признала, что я в такое и не умею – и просрала бы, даже если бы получила… Это как получить на шестнадцатилетие машину, но не уметь водить – или, еще хуже, быть слепым…       Она бы не просрала… Долархайд засопел, кулак уперся еще сильнее в основание носа, он не перебивал, будто боялся спугнуть спонтанный, сокровенный, священный монолог.       Она заслуживает все это больше, чем кто-либо. Она умная и красивая, она добрая – даже если хочет казаться хуже, чем есть на самом деле. Ее хотелось слушать, ее хотелось слушаться – потому что от нее было ощущение, что она все на свете знает.       Как от Ганнибала Лектера.       – Я приняла тот факт, что это – для других. Я отпустила – и огляделась. Что я могу сделать для себя? Что тогда для меня, если не это? Если я одна, у меня столько преимуществ, если я одна, вся моя созидательная сила, вся моя мощь будет только для меня.       Она не одна, с ней Дракон. Наивная, сотканная из волнительного трепета, мысль посетила его: что и он, Фрэнсис Долархайд, с ней – если она позволит ему быть с ней.       – Они не виноваты, что они счастливы. Вот эти семьи на наших домашних видео, они здоровые и полноценные, они воспитают здоровых счастливых детей, у них все будет хорошо – разве это не здорово?       Долархайд поморщился. Здорово… Но не до конца.       Это несправедливо. Это всегда было несправедливо…       – Если я вмешаюсь в их праздник жизни, я не смогу украсть их счастье и забрать себе – так не работает. Я всегда буду голодна, если буду питаться чужой едой с чужого стола, я не смогу насытиться. Я пробовала – это порочный круг насилия, это напрасная трата сил.       Дракон хочет тех, кто готов Воплотиться. То, что несведущие называют насилием – короткая агония Перехода, и он, Фрэнсис Долархайд, совершающий свое дело во имя Дракона, терпит неудобства, как терпит летящие в стороны щепки плотник, как кашляет от мраморной крошки и пыли скульптор.       – Я всегда понимала зло, я всегда понимала боль, – хмыкнула Штерн. – Но никогда не понимала счастья. Люди заявляют, что хотят бороться со злом, а я хотела бороться с чужим счастьем…       Дракон не борется со счастьем, он его Поглощает – и воплощает в материи более высокого порядка, чтобы Сиять. Выше счастья есть абсолют и великое знание, есть нечто, что ему, Фрэнсису Долархайду, Дракон объяснять не удосужился – потому что он еще не заслужил… Однако в одном он был уверен: Дракон реагирует на самых счастливых, потому что так нужно. Дракон хочет самое лучшее – потому что Дракон заслуживает самого лучшего, а задача всех, кто служит Дракону, его кормить.       Дракон тоже желает Воплотиться, он с каждым днем все сильнее. Фильм – счастливые моменты Дракона, история его величия, рассказ о том, как он щедр и милосерден к тем, кто отдал свое счастье во имя Дракона.       – Сейчас, когда я вижу чужое счастье, я могу поблевать – но только немного, по старой привычке. Я вижу, что счастье реально. Это как у алхимиков и поэтов – рассказать историю об утопии и передать эстафету дальше… Чтобы просто было, чтобы просто передать. Золото всегда было и будет на виду, Дракон не собирается его прятать под горой, Дракон не пьет обезжиренное молоко и кофе без кофеина, Дракону не нравится соевое мясо, он ест его только в качестве гарнира к стейку.       Так вот чего не доставало его фильму… Его актеры не понимали величия Дракона, они не выбирали показывать золото, это было неправдоподобно. Где же ему найти тех, кто счастлив – и это счастье не прячет, а еще и готов безвозмездно делиться?       Да, определенно, дело в актерах. Они как куклы, они пустые – и счастье их не наполнило. Поэтому Дракону не нравится фильм…       Соевое мясо.       – Я не пытаюсь забрать счастье силой, я не пытаюсь есть только траву, когда вокруг еще есть изобилие другой еды. Для меня – что-то другое. И мне не надо ничего никому доказывать – и заслуживать счастья тоже не надо.       Штерн смотрела ему в глаза, бумажный конверт из-под картофеля фри был уже пустой, руки – лапы – были сложены на столе одна на другую.       – Как только мы принимаем Дракона в себе, чужое счастье нас перестает волновать – и мы научаемся радоваться чужому счастью – потому что знаем, где наше.       Если бы все было так просто… Он и не задумывался раньше, как связана его зависть к счастливым видео и голод Дракона – который поручил ему создать фильм.       Он преодолеет несовершенство стиля, эти фильмы – дело всей его жизни.       Они будут жить даже тогда, когда не станет его самого.       Но Дракон что-то недоговаривает… Спросить Штерн тогда Долархайд не решился.