Закрой глаза

      Они шагали по коридору, повернули в просторное помещение процедурной комнаты, с полом, покрытым линолеумом, со столом под ярким светом раскаленных ламп. Долархайд по-прежнему загадочно молчал, он размыкал губы лишь когда говорил свое имя на проходной – и его, судя по реакции охранника, уже ожидали.       Топот ног – целой толпы – приближался, звуки были ритмичными, но тяжелыми – словно они тащили что-то увесистое.       Рот Алекс невольно открылся, тигр на ремнях, которого несли десять человек, был огромным, жар его тела и мускусный звериный запах прошел мимо терпкой волной, когда работники зоопарка проносили его мимо. Пришлось посторониться – к стене, невольно соприкасаясь плечами в синхронном шаге.       Полосы тигра были яркими, от них слезились глаза, цвет словно вытекал наружу оранжевым сквозь полосы черного. Живот был ослепительно белым. Алекс затаила дыхание – и не сразу поняла, что шумно втянула воздух носом, когда вновь начала дышать.       Ее нечленораздельный возглас снял заклятие молчания Долархайда.       – Ему заменяют зуб. Он под наркозом. Кроме нас, директора зоопарка и ветеринара здесь никого не будет. Телевидение придет после.       Алекс схватила его за руку, она не решалась двигаться. Ее ладонь была прохладной даже в наполненной теплотой от горячего тигра и горячих ламп комнате, его ладонь была влажной.       Несколько дней назад «Гейтуэй Филм Лабораториз» очень выручили зоопарк Сент-Луиса с инфракрасной пленкой для съемки ночных животных, директор Уорфилд остался доволен и не раз упомянул, что с зоопарка теперь должок. Только вчера Фрэнсис Долархайд сообразил, как доктор Уорфилд может с ним расплатиться.       Про тигра он узнал случайно, из новостей – из соседнего репортажа с тем, где по обыкновению обсуждали Зубастика. Зуб меняют в два этапа – сперва вынимают старый, затем делают слепок и изготавливают замену – и только потом ставят.       Принесшие тигра работники покинули процедурную. Уорфилд склонился над зверем и слушал его сердце стетоскопом, приподнимал веко, из разговора с ветеринаром было понятно, что через пару минут знакомство со зверем можно будет начинать.       Уорфилд заметил их и приблизился.       – Доктор Уорфилд, Алекс Штерн, – представил их Долархайд.       – Очень рада. У меня уже мурашки, – улыбнулась Алекс, протягивая руку.       Доктор Уорфилд пожал ее ладонь большой теплой пятерней.       – Вам спасибо, оживляете мой день. И спасибо за пленку.       Он взглянул на Долархайда, тот промолчал.       – Подождем, когда дыхание и сердцебиение будут ровными, перед тем, как доктор Хасслер приступит.       Доктор Хасслер с налобным зеркалом что-то старательно высматривал в тигриной пасти, доктор Уорфилд кивнул на него, приглашая Долархайда и Алекс следовать за ним.       Алекс тотчас шагнула за директором, Долархайд стоял на месте.       – Ди?       – Иди.       Вновь прикосновение прохладных пальцев обожгло ладонь, он смотрел на нее, не отрываясь, яркий свет ламп отражался от ее волос – от волос каштанового парика, – щеки ее даже немного покраснели от волнения. Он еще никогда не видел ее такой… Такой живой.       – Самец Бенгальского тигра, – говорил доктор Уорфилд, – от носа до кончика хвоста около десяти футов длиной. Весом он восемьсот пятнадцать фунтов.       Алекс вновь издала звук, похожий на возглас умиления и радости, они подходили к столу медленно, тигр лежал на правом боку, широкая грудь медленно поднималась и опускалась от размеренного дыхания.       Запах тигра бил по носу, запах тигра и жар ламп над головой заполняли все. Кончики пальцев покалывало от фантомного соприкосновения с шерстью – на которой едва различимо блестели пылинки и частички травы и грунта из вольера. От яркой полосатой спины рябило в глазах, от подступающих слез першило в горле.       Они остановились у края стола.       – Мистер Долархайд говорил вам, почему ему пришлось заменить зуб?       Алекс покачала головой, оглянулась на по-прежнему стоявшего у стены Долархайда, смотревшего на них, затем вновь перевела взгляд на тигра.       – Какой-то придурок решил ткнуть его черенком садовой лопаты через забор. Тигр вцепился зубами в черенок, сломал левый верхний клык. Доктор Хасслер?       – Еще минутку.       – Доктор Хасслер, Алекс Штерн.       – Очень приятно, доктор.       Хасслер отступил к тележке с инструментами, потянулся за чем-то, затем обратился к Алекс.       – Дитя мое, вы мой первый приятный сюрприз от доктора Уорфилда. Желаете взглянуть на зуб?       Зуб был золотой, зуб был клыком, тяжелым, массивным, изогнутым, острым. В ладони он ощутился как магический артефакт. Тигр дышал глубже и тяжелее, сон его становился естественнее.       – Можно было бы сделать его белым, – продолжал Хасслер, – но я решил, что так будет интереснее. Доктор Уорфилд подтвердит, я не упущу возможности выпендриться. Этот тигр и его улыбка – ходячая реклама моего ветеринарного кабинета.       Свет ламп отражался от поверхности стола, от зеркала на лбу Хасслера, от белоснежного живота и воротника зверя, сверкал золотом на клыке. Алекс вернула зуб ветеринару.       – Надо будет подавать детям знак, когда он будет зевать. И я не думаю, что тигриная коронка привлечет зубных воров. Не волнуйтесь так, дитя мое, тигр спит, а мы не кусаемся.       Если даже тигра пощекотать, тигр не проснется. Долархайд наблюдал пристально, он даже позабыл, что он в процедурной комнате не сторонний наблюдатель за фильмом по ту сторону объектива камеры или по ту сторону экрана, а такое же действующее лицо.       Все трое на него обернулись, Алекс была такой же бледной, с румяными щеками, она улыбалась, она закусила губу, когда посмотрела на него. Он продолжал таращиться.       – Что ж, можно приступать. Можете положить руку ему на спину, вот так. Можете трогать его везде. Мы с доктором Хасслером будем рядом.       Она тоже была зверем в их зоопарке, она забавляла их, им нравилось наблюдать, так же, как нравилось наблюдать Долархайду. Вытянутая ладонь Алекс дрожала, она еще не успела коснуться шерсти, но уже чувствовала тепло, расходящееся волнами от шкуры, мех был плотным, немного колючим, шелковистая текстура подшерстка была мягкой. Она провела рукой вдоль ребер и остановилась, шерсть оказалась между пальцами, горячее тело – живое, сильное, мощное – звучало резонансом дыхания и пульса зверя.       Другая рука погладила тигра между ушей, мышцы лопаток и лап были округлыми, кошачьими, голова была большой, с выступающими скулами. Узоры полос были совершенными, симметричными, захватывающими дух, заставляющими следовать за ними вниманием или вести пальцем. Ей все время казалось, что он задергает ухом, как только она наклонится чуть ниже и защекочет дыханием чувствительную кожу и волоски.       Тигр не кошка, тигр больше похож на Дракона, яркий, дикий, непостижимый. Тигр не боится света, тигр сияет и не стесняется своего Сияния, тигр дарит тепло, кусает насмерть, бьет насмерть, прыгает далеко и высоко, рычит громко.       Алекс гладила тигра, Алекс сжимала шкуру тигра, как ласкают питомца, ее ладони скользили по спине, по плечам, по челюсти и затылку, пальцы пробегались между ушами, по нахмуренным дугам белых бровей и переносице, вновь возвращались на лоб. Она забылась, она была наедине с тигром, Уорфилд и Хасслер смотрели на нее, они ожидали подобного.       Долархайд смотрел на нее и вовсе не ожидал. По спине ползли мурашки, спина вспотела, пот, холодный, щекотный, капелькой полз вдоль позвоночника. Позвоночник тигра начинался на затылке, заканчивался кончиком хвоста. Ладонь Алекс двигалась легко, она будто хотела оставить прикосновения на каждом сантиметре – даже под хвостом.       Когда она обошла стол, чтобы оказаться напротив тигриной морды, лицо обожгло звериное дыхание – с амбре того, что тигр ел на завтрак. Лапа была огромная, тяжелая, рыжая, между черных подушечек пальцев спрятаны когти… Полуоткрытая пасть не была оскалом, в полуоткрытой пасти был розовый язык, розовые десны и зубы. От тепла воздуха, задержавшегося в ладони, волосы на руках встали дыбом. Нос тигриной морды был шершавым и мокрым, щеки были пятнистыми и полосатыми, усы белыми, толстыми и длинными.       Одной рукой она держала тигра за скулу, другой гладила по переносице, пересекая черно-рыжие полоски.       Если бы это был фильм и его нужно было бы озвучивать, от ее персонажа бы ожидалась реплика: «Я тебя люблю». Она смотрела на тигра так, словно его Любит.       Алекс не заметила, как к ней подошел доктор Уорфилд, она даже сперва никак не отреагировала, когда он протянул ей стетоскоп. Она моргнула, она вставила наушники, лишь на мгновение отняв руки от плеча тигра и его массивной головы.       Когда Уорфилд приложил мембрану к груди зверя, ресницы Алекс задрожали, рокот дыхания, гром сердцебиения были теперь оглушающими, они заполняли ее, она теперь была с тигром – она теперь была тигром.       Тепло и ритм рассыпались под кончиками пальцев на густой яркой шерсти, тепло и ритм опускались вниз от горла к груди и наполняли тянущей тяжестью низ живота.       Она закрыла глаза.       Долархайд ловил каждый взмах ресниц, каждое движение лицевых мышц, каждый вдох и выдох. Он был готов поклясться, он слышал не грохот собственного сердца и шума крови, а ее сердцебиение, участившееся, несущееся галопом от звука тигра.       На несколько секунд ее дыхание замерло, дрожь, прошедшая по телу, была ее дрожью, не его… Никто не видит его эрекцию – потому что никто на него не смотрит.       Когда Алекс отняла руки от тигра и отступила на шаг назад, волшебство не развеялось, оно осталось звенеть в воздухе искрами. Она была как в тумане, он смотрел на нее и тоже был как в тумане – и она была растеряна и довольна одновременно.       Она ловила ртом воздух, она благодарила Уорфилда и Хасслера, она пятилась от стола с тигром, не сводя с тигра глаз. Потом она обернулась к Долархайду и подошла быстро, схватила его за обе руки так, что он не успел даже опомниться.       От нее пахло тигром, его ноздри расширились, Дракон будто бы в тот момент сидел где-то у него в животе, в центре живота, в солнечном сплетении – и кололся изнутри жаром.       Он облизал губы, ее лицо сияло, на шее блестел пот, рот был розовее обычного, руки были теплее обычного.       Она смотрела на него так же, как когда он показал ей фильм – с благоговейным трепетом, так, словно перед ней не он, Фрэнсис Долархайд, а Дракон.       Она что-то ему сказала, это была благодарность, он слышал интонацию голоса, особенные расслабленные обертона, он не понял слова, но понял чувства. Он что-то промычал, они вышли в коридор, оставив директору зоопарка и ветеринару тигра с золотым зубом.       У дверей Алекс обернулась.       – Пока, тигр.       Почему ему опять послышалось: «Я тебя люблю»?