***
Стоя в назначенное время в назначенном месте, Хван хмуро смотрел на экран блокировки, на котором потихоньку сменялись цифры часов. — Фух, прости, — Джисон подбежал к Хёнджину весь запыхавшийся и упёрся одной рукой ему в плечо, чтобы перевести дух, — я… потерял ключи. Ну как потерял… Положил на край… тумбочки… И они упали в кроссовок. А к тебе я… как видишь, фух, пришёл в кедах. Так вот, долго не мог найти. Прости. — Когда мы успели перейти на «ты»? — скептически выгнул бровь Хван. — Ты первый начал, когда заболтал о своём бывшем, — Хан непринуждённо почесал нос. И щёки Хёнджина слегка заалели, поэтому он откашлялся, приглашая своего спутника поскорее пройти внутрь. Место можно было назвать довольно уютным. Чем-то напоминало американские дайнеры 50-х годов. Красные диванчики и неоновые вывески, на стенах развешены множество разноцветных музыкальных пластинок. Из огромных колонок бьёт кантри-музыка. Джисон, слегка подтанцовывая и щёлкая пальцами в такт песне, продвигался вглубь заведения к столику в самом дальнем углу. Он тут же плюхнулся на диван и потянулся, словно пришёл домой. Хёнджин же, всё ещё смущённый, сел напротив и ухватился за меню, пытаясь спрятать своё лицо. К ним почти сразу же подошла молодая девушка и обратилась к Хану: — Джисон, второй раз за неделю, ты сорвал какой-то куш? — Не, сегодня меня угощают, — он указал подбородком на Хвана, который только сильнее сжался. — Ну, значит, тебе как обычно, — это даже был не вопрос, вкусы Хана здесь уже всем давно известны, — а твоему другу красавчику чего? — девушка достала из кармана на поясе небольшой блокнот и ручку, прикусив слегка её кончик. — Мм, — Хёнджин хотел сегодня здорово так напиться, поэтому его глаза бегали по списку алкогольных напитков, — может, вишнёвое пиво? — О, крик? — Джисон изобразил человека с картины Мунка. Хвана, на удивление, это даже позабавило. — А перекусить вы ничего не желаете? — уточнила официантка, но Хёнджин отрицательно помотал головой. — Так, ты часто тут бываешь? — Ну, я немного некомфортно себя чувствую в обществе, поэтому выйти куда-то в новое место всегда тяжело, — Хан опустил глаза, закусывая неловко губу, — так что лучше приду в своё родное местечко, и если вдруг что, то спрячусь за спиной Солли, — он кивнул в сторону официантки. — А она? — Двоюродная сестра моя. — Так и как же тебя такого неуверенного занесло на свидание, которое ты с такой наглостью выбил? — Правила моей жизни очень просты: дают — бери, бьют — беги. Не привык упускать хорошие возможности. — А хорошие возможности посетить какое-нибудь новое место? — Хван усмехнулся. Как ни странно, но парень очень быстро и легко смог расслабиться в компании Джисона. Может, из-за того, что нашёл брата по духу социальной неловкости. А может от того, что от Хана тянуло чем-то сладким и успокаивающим. Хёнджин подпёр щёку рукой, разглядывая парня, который на его замечание звонко цокнул. — Ладно, выкладывай там про своего бывшего, — Джисон избегал зрительного контакта, обводя взглядом всё вокруг Хёнджина. Хван неловко поджал губы и, сомкнув перед собой руки в замок, начал нервно поглаживать один большой палец другим. — Тебя… Ну, тебя вообще не смущает эта тема? Отношение двух парней… — Серьёзно? Ты спрашиваешь это, когда я уже пришёл с тобой на свидание? — Хан огляделся по сторонам, словно думал, что сейчас это всё окажется пранком. — Я, — Хёнджин шумно выдохнул, пряча лицо в руках, — боже… Это, на самом деле, всё так глупо, правда. Я такой идиот, — он вспоминает, как повторял снова и снова это слово по отношению к Сынмину в тот день. Но сейчас он действительно осознаёт, что только он здесь единственный самый настоящий идиот. Всё можно было бы изменить. Будь он смелее, — тебе, правда, интересно? — Я так обожаю любовные драмы, ты не представляешь, — Джисон вложил подбородок в ладони и очаровательно захлопал ресницами, показывая, что он полностью готов внимать каждому слову. Хёнджин решил, что ему действительно необходимо было поделиться этой историей хоть с кем-то. А единственным человеком, кто знал об их отношениях, был Чонин. С ним Хван бы точно не смог нормально и открыто говорить. А вот с каким-то едва знакомым человеком, с которым они может потом больше и никогда не встретятся, можно и разделить хоть чуточку свою ношу. Хёнджин неловко кашлянул в кулак, прежде чем начать. — Так вот, мы были одноклассниками…***
Сынмин сдержал своё слово, и они правда стали друзьями. Киму было по-настоящему легко общаться с Хёнджином, потому что к нему не нужно было искать подход. Хвана интересовал сам Сынмин, его умения общаться с другими. Поэтому, пока дружба с другими напоминало театральное представление, то дружба с Хёнджином была похожа на то, что к нему просто привязали парня за верёвочку, и он ходит за Кимом хвостиком. То есть, Сынмину не нужно было придумывать абсолютно ничего, чтобы впечатлить Хвана и удержать его внимание. Ким пытался помочь Хёнджину влиться в общество — представлял друзьям, вытаскивал на прогулки в различных компаниях. Это помогло снять с Хвана ярлык «высокомерного принца», который смотрит на всех сверху вниз. Абсолютно все растаяли перед ним — он и красавец, отличник, хорош в спорте, да плюсом ко всему этому ещё скромняга. Он просто идеал. А для самого Хёнджина примером оставался только Сынмин. И, конечно, это заставляло некоторых злостно завидовать парню. Не смотря на то, что Ким болезненно переносил то, что он не мог продолжать удерживать вокруг себя людей, это никак не поменяло его отношения к Хвану. «Ну и уходите, всё равно этот парень будет светить мне». Сынмин тоже восхищался Хёнджином. Больше, конечно, тем, что тот такой простой и мягкий человек. Нахождение рядом с ним приносило спокойствие и некое исцеление. А Хвану приносило невероятное удовольствие то, что Ким мог рядом с ним так расслабиться. Всё вокруг будто бы кричало, что вот этот человек и есть судьба Хёнджина. Но Хван блокировал это мысль, не успевая хоть чуточку её посмаковать. Как это? Парень не может быть его судьбой. У мамы есть папа. На день всех влюблённых только девочки дарят ему шоколадки. И признания в любви он тоже слышал только от девочек. Во всех его любимых сериалах и фильмах показывают только отношения мужчины и женщины. А задать вопрос он стеснялся, вдруг расстроит маму или его кто-то обругает. Нет, Сынмин просто очень хороший. И красивый. И голос его очаровывает. Даже очки ему очень к лицу, хотя над ним, бывает, подшучивают из-за них. Завидуют, наверное, просто. Так бы Хван, может быть и остался в тумане сомнений по поводу своих чувств, но один случай пошатнул его разум. Его разум, помешанный на той цветочной сказке про его родителей. Первый год старшей школы. Лето. Они дежурил вдвоём по классу. Оставшись одни, парни решили сделать скучную уборку веселее. Сынмин выставил швабру вперёд, указывая на Хёнджина: — Защищайтесь, сэр прекрасный принц, — и начал идти вперёд. Хван тоже сделал выпад, кинув Киму тряпку в лицо, — сэр, это уже серьёзный вызов, — Сынмин взял швабру в обе руки и погнался за Хёнджином. И они так кружили между партами, весело смеясь, пока Хван не запнулся за ножку одного из стульев и не полетел на невысокий шкафчик. И в этом ничего не было бы страшного, если бы на нём не стоял горшок с цветами. Который, конечно, не смог удержаться на месте после такой встряски и полетел на пол. Горшок был пластиковый, так что не мог разбиться, но вот земля высыпалась с удовольствием, будто она давно так хотела. Сынмин подбежал тут же, спрашивая, не ушибся ли Хёнджин. Но тот помотал головой и сразу принялся возвращать грунт на место. И Ким тоже начал помогать. — Бедные циннии, простите меня, — тихо сказал Хван. — Ты знаешь, что это за цветы? — удивлённо прошептал Сынмин. Он перешёл на шёпот просто вслед за Хёнджином, да и ощущалось так, будто они совершили ужасное преступление, так что нельзя, чтобы их услышали. — Угу, цинния циннита, я узнавал специально, потому что впервые увидел, чтобы циннии в горшках выращивали, — Хван тоже продолжил шептать, потому что ощущал, будто его мир резко сократился до них двоих, поэтому если он заговорит громче, то Сынмин может оглохнуть, — вообще циннии похожи на астры, ну, они же из семейства астровых. Но знаешь, как их можно отличить? — Ким помотал головой, — астры, ну, они, кажется, будто пытаются закрыться внутрь, а вот циннии наоборот будто открываются наружу. — Они чем-то на тебя похожи, ой, — Сынмин почесал нос и теперь его кончик тоже украшала тёмная земля. — Почему? — удивлённо поднял глаза Хван. Искра, которая до этого всё теплилась где-то в животе, резко побежала по фитилю в самое сердце. И там привела к взрыву. В цветных огоньках так и мелькали лица молодых родителей Хёнджина. Вот оно. Это точно оно. — Не знаю, так смотрю сейчас, вот эта жёлтая серединка как твоё сияние, а красный лепестки как твоя тёплая аура, которая всегда согревает. И это… красиво. Щёки Хвана заалели и действительно могли бы посоперничать сейчас с цветками, которые, казалось, тоже смутились. Когда Хёнджин пришёл домой, он сразу же достал книгу о цветах, которую составляла его тётя и иллюстрировала мама. Там были собраны различные значения на языке цветов, а так же некоторые поверья и легенды. Цинния говорит о длительной привязанности и постоянстве. «Я вспоминаю о тебе каждый день». Жар снова окутал лицо Хвана. Сердце забилось быстро-быстро. «О-он. Сынмин. Он так думает обо мне?». «Я тоже, я тоже так думаю!». Хёнджин обнял себя, садясь на пол. Всё тело как-то неестественно дрожало. От желания. От желания увидеть его прямо сейчас. И обнять, утыкаясь носом в шею. Он так всегда делал, но никто из них, не предавал этому какого-то особого значения. Но Хван теперь будет. С этого дня гибискус умер, но родилась цинния.***
— Что? Как ты сказал? Цинния? Это вообще что? — к этому моменту Джисону уже принесли его пиццу, поэтому он говорил с набитым ртом. — Цветы, — грустно выдохнул Хёнджин и отпил уже из второго стакана. — Это я понял, — сказал Хан, откидывая голову назад, потому сыр всё продолжал тянуться, и он хотел выяснить, насколько он ещё растянется. Слегка запьяневшему Хвану эта картина казалась до ужаса смешной, поэтому усилившаяся до этого меланхолия немного стихла. — Впервые слышу о таких. Да я вообще в цветочках не очень разбираюсь, ну там розы есть и тюльпаны. — Про астры даже не слышал? — удивлённо расширил глаза Хёнджин. — Ну, слышал, конечно, но представить, как выглядят, не могу, — Джисон пожал плечами, грустно смотря на то, как начинка с теста упала в коробку, — ладно, не об этом речь. Ты влюбился в паренька только потому, что он тебя с цветами сравнил? — Нет, — Хван тут же стушевался, неловко вжимаясь в диван, — вообще-то много причин любить его. Просто, ну, знаешь, цветы будто бы помогли нам найти общий язык, выстроиться на одну волну. — Это не так, — Хан нахмурил лоб и даже перестал есть, — он же тебе явно дал понять, как он читает эти цветы, — видя вопросительный взгляд Хёнджина, парень поспешил продолжить, — блин, не знаю, как правильно то сказать. Хм, вот скажи, знал ли он язык цветов? — Нет, но это же чувствуется! — Ладно, давай так. Сейчас я скажу, с каким цветком ты у меня ассоциируешься, — Джисон начал оценивающе разглядывать Хвана, сложив руки на груди. От его пристального взгляда, особенно если учитывать то, что до этого он всё время прятал глаза, стало не по себе. Хёнджин даже вздрогнул. — Одуванчик. Ты — одуванчик, — парень кивнул для убедительности, — мой одуванчик говорит: «я хрупкий, лёгкий и потерянный». Но, не смотря на его грустную ауру, всё равно ты глядишь на него и хочешь улыбаться. Твой одуванчик говорит так же? — Нет, одуванчики означаю- — Мне всё равно, что они означают, я никогда не интересовался языком цветов, я говорю о том, как я вижу одуванчики. И как я вижу тебя, — в этот момент Хвану принесли ещё один стакан крика, — и этот Сымин… — Сынмин, — поправил тут же Хёнджин. — Сынмин. Так вот он тебе уже сказал, что он думает о тебе в тот момент, а ты видимо не услышал, потому что и в ушах сердцебиение отдавалось. — Ты хочешь сейчас над моей глупостью посмеяться? — Хван откинулся на спинку дивана, убирая волосы назад. Он чувствовал себя так, словно его отругали, поэтому поджал губы, впиваясь в них крепче зубами. — Нет, я считаю, что это всё довольно мило — цветочки, тайные знаки. Но просто, — Джисон тихо вздохнул, и глаза его снова забегали по углам, — я вижу, как сильно ты веришь в то, что этот человек — твоя судьба, но это не так. — Что ты знаешь о моей судьбе? — Хёнджин почувствовал себя так, будто только что выплюнул яд, поэтому поспешил скорее запить, вливая в себя махом полстакана, — прости, — к горлу подступил ком, — боже, прости, это вышло довольно грубо, просто понимаешь, я так долго считал его особенным. Нет, я считал себя особенным, потому что только я видел в нём то, что не видел никто другой. Я видел его слёзы. Его страх. Никто больше не знал. И я думал поэтому, что он должен принадлежать только мне, — из глаз побежали слёзы, увлажняя кожу лица. Брови Джисона сошлись к переносице, и он тоже подумал, что сейчас заплачет. — Мм, расскажи больше про это, — Хан говорил тихо, и этот полушепот успокаивал. — Да, я помню, когда впервые это почувствовал…***
Поздняя осень. Ночь. Хёнджин просто смотрел в окно в своей комнате, слушая музыку. Он не следил за тем, что происходило на улице, это был взгляд в никуда, потому что парень был погружен в свои мысли. Но глаза всё равно смогли уловить какой-то знакомый силуэт и тем самым вывели парня из транса. Это же Сынмин! Хван тут же оживился, утыкаясь в окно носом. Ким шёл быстро, постоянно оглядываясь, потому что за ним шёл какой-то мужчина. Лицо не разглядеть — он в маске и кепке, ещё капюшон натянут. Эта картина очень сильно встревожила Хёнджина, поэтому он долго думать не стал и тут же побежал на улицу. В коридоре он столкнулся с мамой, которой успел только крикнуть «я сейчас!», и выскочил из дома. — Мужчина! Мужчина в чёрном! Я вызывал полицию! — Хван нагнал их довольно быстро. Его крики заставили обоих замереть и обернуться. Лицо Кима рисовало изумление, — мужчина, вы ха… моего друга… преследуете… зачем… — Хёнджин весь запыхался, пока бежал. — Тц, — незнакомец сначала тихо цокнул, а затем недовольно закричал, — сдался мне твой друг! Провожал я его просто! А то, видишь, гуляет так поздно один такой хиленький! Всяко кто-то захочет напасть и ограбить! — Ну, вот вы и дали чистосердечное! — Хван поднял свой телефон, — я всё записал. — Э? — мужчина вздрогнул, — да иди ты к чёрту, парень! Я мимо шёл! Мимо! — незнакомец засунул руки в карманы и засеменил дальше, обходя Сынмина стороной. Ким выдохнул, расслабляя сжатые кулаки. Уголок его губ дернулся в кривой усмешке. Хёнджин подошёл ближе и, взяв за рукав, потянул за собой. — Пошли, я тут рядом живу. Как только они пресекли порог, Сынмин тут же рухнул на колени. Тревога вперемешку со страхом свалилась на него словно наковальня. Парень представил себя раздавленным в тонкий лист, будто он был персонажем мультфильма. Хван подхватил его, поднимая. А Ким обнял его, прижимаясь сильнее. — Здравствуйте, — охнула от неожиданности мама Хёнджина. — Мам, это Сынмин, — сказал парень, Ким тут же отцепился и кивнул в знак приветствия. — О, тот мальчик, о котором, ты всё время говоришь? — Мам! — Хёнджин смутился и не знал, куда деться от этого жгучего чувства. — Ха-ха, так чего вы стоите? Проходите, а я вам кофе сделаю. Сынмин, ты пьёшь кофе? — Ким растерянно и тихо прошептал: «да». Хван проводил парня в свою комнату и усадил на кровать, прежде чем начать расспрашивать: — Ты чего так поздно на улице? — Я… — голос Сынмина задрожал и слёзы, стоявшие до этого в уголках глаз, наконец-то получили команду «бежать», — наверное, я должен был умереть, — такое неожиданное заявление ошарашило Хёнджина, что он даже рот раскрыл. Никто никогда не видел, чтобы Ким Сынмин плакал. Конечно, потому что люди не любят чужие слёзы. А Сынмин всегда действует так, как понравится другим. Это его стремление берёт начало с момента, когда на свет появилась его сестра. Ему было всего четыре, когда его оставили. Нет, его не бросили. Оставили. Оставили без ласки и заботы. Ведь эти взрослые не могли равномерно распределить любовь к своим детям. И маленький Ким пытался всячески отвоевать её обратно. Мальчик делал всё, чтобы родители заметили его снова. Он был прилежным, умным, послушным. А сестра только плакала и кричала. «Ну она же раздражающая, как вы не видите?!». Но её всё равно продолжали любить за всё. И Сынмину всё ещё доставалось ничего. Это несправедливо! Покажите ему, в каком это законе написано, что можно так относиться к детям! Ким ненавидел свою сестру. Он даже желал ей смерти. А жестокая реальность на это ему сказала лишь, что нужно быть осторожнее со своими желаниями. Сынмину было девять. Сестре практически шесть. Он должен был нести за неё ответственность, он должен был её защищать. Но мальчик только игнорировал, отмахиваясь как от назойливой мухи. И девочка улетела. Во время игры на детской площадке потеряла мяч, который укатился на проезжую часть. Бам. Столкновение. Хлопок мяча. Скрип колёс. Водитель скрылся с места преступления. Нет, Сынмин так не хотел. Правда, это он просто от зависти говорил. Он, правда, не хотел. Мальчик говорил это и родителям. Слёзно умолял ему поверить. А родители не поверили. Они винят его до сих пор. Да, это они виноваты — не долюбили, не уследили. Но разве взрослые эгоистичные люди могу признаться, да даже самим себе, что они не правы? Сынмин не смог вернуть ту любовь, что он хотел, а за неё умерла одна невинная маленькая девочка. И сейчас он думал, что он должен был принять наказание. Но Хван его спас. Он его обнимал, согревал. Он его любил. Ким сидел в его объятиях и не мог остановить слёзы. Его любили даже после того, как узнали правду. Его гладили по спине, успокаивали, говоря, что всё нормально. Что он не виноват. Ему так говорили впервые. И Хван от этого думал, что он не такой, как все. Что только он может быть тем, кто любит Сынмина. Потому что он держал его жизнь в своих руках, так что только он имеет исключительное право на неё. И он так же готов отдать свою жизнь Киму. Потому что это судьба.***
У Джисона чуть не отвалилась челюсть. И он забыл, что должен был жевать. Хан действительно любил любовные драмы. И эта была очень похожа на какую-то дораму. — Звучит так, будто я смотрел на него только как на вещь, которой хочу обладать, — Хёнджин горько усмехнулся, допивая остатки со дна пятого стакана. Голова уже кружилась, но язык ещё не заплетался, — теперь, думаю, ты можешь меня отругать, — он поднял руку, чтобы снова подозвать официантку, и девушка вмиг оказалось рядом, — можете повторить. — Сон-а, может твоему другу уже хватит? — она прошептала это, наклонившись к Хану. — У него разбито сердце, давай ещё последний стаканчик, — кивнул ей парень. — Ну что, давай, посмейся или осуди, — Хван всплеснул руками и уронил их на диван, сам чуть скатываясь по нему под стол. — Боже, я не собирался смеяться над тобой, — Джисон обтёр салфеткой губы, — мне больно видеть, как ты убиваешься своей верой в «судьбу», — глаза Хёнджина потускнели, и он грустно опустил ресницы, — не драматизируй, в этом нет ничего такого, ну, верить в судьбу, гороскопы, таро и так далее. Наоборот, это круто, когда у людей есть что-то, что может придать им уверенности в себе. Я, когда сильно переживаю, всегда бегу смотреть свой гороскоп, чтобы успокоиться, — Хан говорит эту часть тише, неловко почёсывая за ухом, — кхм, просто обычно я в такие штуки не верю. Неважно. Я хотел сказать, что когда ты превращаешь свою веру в то, что тебе вредит… ну, это неправильно, — Джисон жмурится и морщит нос, поджимая губы. Видя, как остро Хван реагирует, тем более сейчас под алкоголем он сильнее уязвим, парень пытается как можно аккуратнее подбирать слова, — я вижу, что ты хороший парень, который себя убивает изнутри. Это грустно. Может судьба и есть, так что если вы расстались, значит, что это была не она. — Да я давно понял, что это не моя судьба, — Хёнджин снова нормально сел за стол, когда ему принесли его заказ, — я это знал, но всё равно проигнорировал. Потому что я был эгоистом и собственником.***
Последний год старшей школы. Выпускной. Хван всё думал, что нельзя всё так оставить. Нужно обязательно признаться. Официальная часть закончилась до обеда. Уже, получается, бывшие одноклассники звали парней пойти с ними в какую-нибудь лапшичную и отметить. Сынмин отказался. Ему уже было всё равно на всех этих людей. Лицемерные и лживые. А раньше он так боялся потерять их, поэтому выворачивал себя наизнанку, чтобы быть угодным. Но теперь же он больше никогда их не увидит, а даже если и увидит, то притворится, что не заметил и пройдёт мимо. Да, может, не все там были неприятными людьми, но это не имеет значение. Ведь дело даже и не в них. Киму было тошно от себя, от того, что он был для них клоуном, а все вокруг просто смотрели на представление и даже не платили за билет. Никто не знал, что это платно. Зато за всех заплатил Хёнджин. Он всегда такой щедрый. И даже сейчас, когда его окружили одноклассники, чуть ли не вися на нём, он отдаёт себя их вниманию, хотя ему жутко неловко и неуютно. Они упрашивали Хвана пойти с ними, но он вежливо отнекивался, бросая взгляды на Сынмина, стоящего в дверях. Ким слабо улыбнулся и решил, что уже пора уходить. Он окинул взглядом последний раз класс и мысленно с ним попрощался. Хёнджин нагнал его уже у выхода из здания школы. — Пойдем обедать ко мне? Моя мама собирается делать чачжанмён, который они сами готовили с папой на свой выпускной, — Хёнджин смущённо прятал глаза. — Почему ты не остался? — Сынмин пошёл дальше, зная, что Хван без лишних слов подхватит его темп, — я думал, что ты получил всё, что тебе нужно. — Ты о чём? — Ты же подружился со мной, потому что хотел быть таким же, как я. Окруженным вниманием кучи друзей. Ты просил научить тебя этому. Ты это получил. И хочешь сейчас променять это всё на одного меня? — Ким искренне не понимал. У него не было злобы или зависти. Он просто не верил в это и всё. Сынмин услышал, что парень остановился, поэтому обернулся на него. — Тебя мне достаточно, — пробубнил Хёнджин, склонив голову. — Прости, я не услышал. — Тебя. Мне. Достаточно. — Хван выдерживал небольшие паузы, чтобы говорить каждое слово отчётливо и уверенно, — Сынмин. Я тебя люблю, — он поднял взгляд на парня. Тот удивлённо округлил глаза. Хёнджин хотел тут же закопаться под землю. Исчезнуть. Раствориться. Это была ошибка. Не нужно было говорить ничего. Ведь в глазах Сынмина уже читался ответ. — Спасибо, — после нескольких минут молчания, которые Хвану казались вечностью, смог выдать Сынмин, — ой, нет. Боже. Я не то хотел сказать. Я. Какой кошмар. То есть, нет! Твоё признание — не кошмар. Ха-ха. Боже. Прости, — парень никак не мог собрать мысли в кучу. «Нет, только не это». Ким не хотел потерять Хёнджина. Это единственный человек, который принял его, любил его без всех этих дурацких масок. И даже восхищался им. Он не может потерять Хёнджина. Сынмин смотрел, как Хван медленно умирает от смущения, и думал, что нужно срочно что-то предпринять. Иначе он упархнёт в окно, которое сам открыл, и на этом всё. Ким никогда не хотел играть перед Хёнджином кого-то. Но, наверное, за любовь всё-таки нужно платить, — конечно, давай пойдём к тебе. Всю оставшуюся дорогу до дома никто не обронил ни слова. Как только они пересекли порог квартиры, то Хван окликнул маму. Но ответа не последовало, видимо, она ещё не вернулась. — Т-ты проходи, — Хёнджин снял обувь и уступил место парню. Но Сынмин не послушал и притянул парня к себе за запястье, обнимая, — ч-что т… Хван не успел договорить, потому что его губы накрыли лёгким поцелуем. — Хёнджин, — Ким прошептал это едва слышно, — ты мне очень дорог. Здесь так и слышалось недостающее «но». Которое так и не последовало. А Хёнджину, опьянённому такой близостью, было на это всё равно. Он понимал, что у Сынмина нет ответного чувства. Но Ким же его не отверг. Он принял его чувства и даже готов нести их, пусть как бремя. Хван просто не верил, что любовь может быть для кого-то бременем. Сынмин же необыкновенный во всём. Может, для него нормально любить так. Хёнджин примет это. Потому что он не видит дальше свою жизнь без него.***
— Я такой отвратительный человек, — Хван принялся поглощать пиво большими глотками, не отрываясь от стакана. — Эй, эй! Не нужно так, боже, — замахал руками Хан. Но Хёнджин со звоном вернул на стол только уже пустой стакан, а вместе с этим рядом упала и его голова. И Хван тихо захныкал, неразборчиво повторяя, что он идиот. — Успокойся, давай, поднимись, — Джисон встал из-за стола, пытаясь вернуть парня в сидячее положение. Видя, что Хёнджин уже не в состоянии, Хан решил сам сходить оплатить счёт. Посмотрев на итоговую сумму, Джисон уже представил, как просит вернуть этого горе-алкоголика всё с процентами. А тот уже дремал, когда Хан вернулся к столику. За что ему это? Джисон вздохнул и, перекинув одну его руку себе через плечо, тихо потащил Хвана на выход. Он же не мог оставить его на улице, поэтому решил отвести к себе. К счастью, Хан живёт неподалёку. Но даже этого расстояния было достаточно, чтобы Джисон потратил все силы. Как только они зашли, он усадил Хёнджина на тумбочку, рядом с входом. Хван обнял его за талию, утыкаясь лицом в живот, и забубнил: — Я такой ужасный, зачем ты со мной возишься? — Почему ты только сейчас проснулся? — Джисон недовольно буркнул и опустился ниже, чтобы нежно взять лицо парня в свои ладони, после чего его тон смягчился, — ты не ужасный, ты — просто человек. Все люди хотят любви — это нормально. Главное, что ты понял, что на невзаимных чувствах каши не сваришь. По крайней мере, вкусной. А ещё ты мне должен денег, так что я от тебя не отстану, пока не вернёшь, — Хёнджин на это рассмеялся и заставил этим улыбнуться Хана. — Так что, отправить тебя домой? — Можно я останусь? Я бы хотел узнать и про тебя. На лицо Хвана очень красиво падал фиолетовый свет от светодиодных гирлянд, развешанных у Джисона в комнате. Это завораживало, что Хан на секунду даже лишился дара речи. Они впервые за весь вечер смотрели друг другу прямо в глаза, не пытаясь спрятаться. Джисон глухо сглотнул, прежде чем спросить: — Что же ты хочешь узнать? — Ну, для начала… — Хёнджин хотел встать с тумбочки, но не ожидал, что его голова так сильно будет кружиться, что он не устоял, рухнув на парня. Хан повалился назад, но коридор был слишком узкий, поэтому он ударился плечом в стену. Хван подумал, что ему довольно удобно и так, на чужой груди, поэтому решил больше не предпринимать попыток встать. А у Джисона уже не было сил снова поднимать Хёнджина, поэтому он смирился, — для начала скажи… Каким бы ты цветком описал себя? Думаю, мне по душе твой язык цветов. — Ромашка, — Хан ответил, даже не задумываясь. — Почему? — Их любит моя мама. Да, этот язык цветов действительно очень прост и понятен. Хёнджин решил, что ему нужно будет сделать в своей любимой книге две небольшие заметки: «Одуванчик — Хван Хёнджин» и «Ромашка — Хан Джисон».