Пару дней спустя
Иван Францевич Бриллинг прилетел в Берлин. Я действительно была ему рада. — Есть разговор, — заходит в мой кабинет, — по поводу меня. — Жаль, а я думала, что-то новенькое. — Женя… Ты была права, я сдал позиции. — И почему же? — Не знаю… — Так, помни, ты Бриллинг, от тебя ссуться люди, как только появляешься в помещении. Господи, Ваня, ты же тот ещё сукин сын, а сейчас, — оглядываю его, — пенсионер? Что за кардиган? — Тёплый. — Иван Францевич, я влюбилась в конченного засранца, который одним взглядом мог убить, а сейчас передо мной игрок в лото. Какая-то дебильная стрижка, одежда… Где чёрный костюм с рубашкой?! — Нет его… — Вернись обратно. Я тебя не узнаю. — Выгорел. — Как зажечь обратно? Бриллинг, ты мне нужен, понимаешь? — Относительно, но зачем я, если рядом есть лосяра? — Лосяра — одно, а ты — совершенно другое. Я требую вернуть мне того Бриллинга. Если хочешь, то оставайся, и мы будем тренироваться каждый день, питаться как следует, возвращать тебя. — Я сам не заметил этого, — смотрит в окно, — мотивация пропала. Вельзевула убили с Катари, потом наши проблемы, твоя мама с Сашей, и как-то всё получилось. Потом лениться начал, Иордан ещё… Не знаю, Карницкая, апатия какая-то. Даже трахаться не хочу, бухать и, — достал пачку сигарет, — курить. Это конечная остановка. — Будем выгонять её. У Сэмюэля через час тренировка с третьим курсом. Кроссовки в зубы и пошёл. Если собака не ест, значит, у неё проблемы. — Ты назвала меня собакой. — Главное, что мы все поняли. Вань, нам всем тяжело, но это не значит, что надо опускать руки. Поднявшись с места, я села рядом с ним. — Понимаю, многое изменилось за короткое время. Я всё равно рядом с тобой, и поддержу тебя, только говори в чём проблема или причина твоего такого, — вздыхаю, — состояния. — Я стал сентиментальным. — Почему? — Ханаби меня любит, знаю, но не могу ответить ей тем же. Молчу, так как боюсь обидеть. — Не нравится — уходи. Зачем страдать самому и заставлять близкого человека? — Хороший вопрос. — Так, чего требует твоя душа? — Алкоголя и блядства. — Отлично, значит, сегодня мы едем с тобой в стриптиз. Я, ты, музыка, голые девки и бухло. — Чего? — рассмеялся, — очень смешно, Жень… — Я серьёзно. Держать тебя на коротком поводке не стану, а наоборот, спущу с цепи. — Сегодня что, расстрел? — Нет. Я буду лечить тебя тренировками и разгульным образом жизни. — Хочешь сказать, что завтра, с дикого похмелья, мне надо быть на пробежке в семь утра? — В шесть тридцать. — Пиздец, — хохочет, — это смерть. — Да. Перед клубом заедем в магазин. Невозможно смотреть на эти вещи.Вечер
Мне пришлось объяснить Сэму всю ситуацию. — Пойми же ты, Бриллинг нам нужен прежним. Ты видел его в деле, и знаешь, что он может. — Отныне, занимаешься перевоспитанием? — пьёт воду, — Абаддон взрослый человек. — Которому нужна помощь. — В тебе какие-то чувства к нему играют, или что? Договаривались о том, что с Иваном тебя связывает только работа, а тут, — махнул рукой, — ты его няня. — Работа напрямую зависит от Бриллинга. Кто-то должен управлять филиалом в России. И поверь, кроме него, никого нет. — С трудом верю. — Сэм… — Теперь, я чувствую себя оленем. — Ты же сам видел, какой он был на тренировке! Разве, это похоже на Бриллинга? — Да плевать мне, — махнул рукой, — хорошего вечера. — Сэмюэль! — Что? — рявкнул, — у меня складывается ощущение, что я — лишь лейкопластырь на твою израненную душу. Вылечил и выбросили в мусорку. Развод он не даёт, сейчас ещё ты за него переживаешь так сильно. Словно, вы за моей спиной план по захвату мира придумали. — Ему больше некому помочь. — Ханаби, твой папа, Амалия, Аластар и другие Азазелевцы. Вы не живете вместе, у тебя новые отношения, у него тоже, следовательно, будь добра прекратить играть роль спасателя. Ты ему не обязана. Надоело уже! — заорал. Я впервые слышу как он орёт, и вижу его в таком гневе. Бойтесь гнева терпеливого человека… — Бриллинг, Бриллинг, Бриллинг, Бриллинг, Бриллинг! Один только Бриллинг! Мне пришлось отключать твой телефон, ибо на Сейшелах, он раз по десять в день звонил! Меня уже трясёт от него. Я тогда закрыл глаза на ваш «моментик». Всё только начиналось, и у обоих были сомнения, да, но предупреждаю в первый и в последний раз, — выдыхает, — я лично соберу твои вещи. Ненавижу лжецов и предателей. — Даже в мыслях не было… — Тогда тоже не было, — прошипел, — но случилось же. — Случилось, — опустила голову. — И опережая твой вопрос, отвечу, нет, у меня такого не было. Я с бывшими не сплю. Он ударил по шкафу и вышел из раздевалки. Я еле сдержала слёзы. Реветь не стала. Да, обидно, но виновата сама и он прав. Ваня ждал меня в фойе. — Всё нормально? — Да, — кивнула, — не выспалась. — Слушай, я тут подумал, не хочу оставаться в Германии. Россию люблю больше, да и девочки у вас тут страшненькие, — улыбнулся, — тем более, третий лишний всегда мешает. Мне не хочется портить ваши с Асмодеем отношения. — Кто тебя надоумил? — Сам. У меня есть дела дома, и этими делами занимаются Амалия с Хелой. — В чем проблема? — Я им не доверяю. — Но сегодняшний вечер должен состояться. Мы вышли на паркинг, а когда подошли в моей машине, то Бриллинг удивился. — Это за какие такие заслуги? — в шоке, — ты что, Камасутру выучила? — У нас ещё не было секса, — рассмеялась, — подарок на день рождения. — Где мне взять такого мужика, который будет дарить вот такие, — машет руками, — машины?! — Купи себе сам. В торговом центре поняла истину. Ваня действительно постарел. Он ворчал безостановочно, то холодно, то жарко, то его все бесят, то хочет есть, то ещё что-нибудь! Я слышала его так: — Бу-бу-бу! Бу-бу-бу-бу! Выбор одежды и обуви меня просто убил. — Это что? — Туфельки. — Нет, — мотнула головой, — это обувь для пенсионеров, и свитер как у моего папы. Нет-нет. Бриллинг носит чёрное и кроссовки. Джоггеры с цепью, обтягивающая футболка, кроссовки и кожаная куртка. — Ну как? — Восхитительно, — хлопаю в ладоши, — ты мне начинаешь нравиться. Уже в машине уложила его волосы так, как он это делал всегда. Никакой дебильной чёлки! — На, — протянула бутылку с ликёром, — пей. — Ты мне алкоголь даёшь? — И это, — положила на колени пачку презервативов и сигареты. — Карницкая, — закатил глаза. — Ничего не знаю. Тебе стоит отдохнуть как следует, и тогда все встанет на свои места. Перед входом в стриптиз-клуб, закрыла ему глаза руками. — Там сходка свингеров? — Нет. Ногу подними. — Понял. В ВИП-зоне его ждал сюрприз. — Как? — смотрит на меня. — Ещё утром всем позвонила, — улыбаюсь. Азазелевцы без лишних вопросов вылетели в Берлин, так как поняли, что это очень важно для Бриллинга. — Мы отмечаем твой выход на пенсию? — рассмеялся Аластар. — Завались нахуй, — показал средний палец, — не дождётесь. — Ты уже нажрался? — Я только разогреться успел, — усмехнулся. Узнаю старого Ваню. Уже через час он танцевал на подиумах вместе с девушками, которые лишь наслаждались его компанией. Эти «танцы» были похожи на порно в одежде. Я пила безалкогольные коктейли, и наслаждалась хорошим настроением Бриллинга. Ваня хохотал, веселился. — Пытаешься его реанимировать? — Женя подошёл ко мне. — Ему необходимо отдохнуть. — Брось, все уже поняли, что Абаддон отдал последние силы ради твоего становления в «Азазеле». — Разве? — Так, — возник между нами, — хватит пиздеть, пошли танцевать, — схватил меня за руку. Я даже и не знала, что Бриллинг достаточно пластичный, и хорошо двигается. — Ты где такому научился? — Бальные танцы, — хохочет, — я три года занимался. — Серьёзно?! — Да, а что? Кстати, спасибо тебе. Мне всё нравится… Даже не думал, что будет так хорошо. — Обращайся. Раз двадцать позвонила Сэму. Трубку он не брал, на сообщения не отвечал, но в сети был. Обиделся, и его можно понять…Ночь
Иван Францевич оторвался от души. Начну с того, что он угостил весь клуб, поливал девочек-танцовщиц шампанским и громко орал русские песни. Когда мужчина принял состояние «шальная императрица», то его было не остановить. Похотливое довольное животное. Я вытащила его из гримёрки всего в губной помаде, с гнездом на голове, расстёгнутой ширинкой и с лифчиком на штанах. — Пора домой, — толкаю вперёд. — У-у-у, я же только начал, — прикурил сигарету, — время детское. — Почти утро. — Евгения Михайловна, любовь всей моей жизни, умоляю, дай мне ещё час, — смотрит на дверь гримёрки, — там такие девочки… Женя, там близняшки! С тобой не сравнятся, но это, — выдыхает, — высший пилотаж. — Хорошо. Час и ни минутой больше. Однажды, ты подхватишь ещё что-нибудь на свой конец, и он отвалится. — Не подхвачу, — достал презерватив, — всё чики-пуки, — поцеловал меня в щёчку, — ты лучшая. — От тебя вонища женскими духами и, — принюхиваюсь, — травкой? — Да-а-а-а, — довольно кивает, — именно, — подмигнул, — час. — Час. Эта пьянь залетела в машину с дичайшей отдышкой и хохотом. — Господи, — смотрю на него. — Не поможет, — выдыхает, — всё, я нагулялся, натрахался и готов разъебывать. — С возвращением. — Спасибо, — облизывает губы, — Боже, — прикусил, — хочу обратно. — Нет, — хлопаю по плечу, — домой. — Оно того стоило, — кивает, — эти девочки… Лучший групповой секс в моей жизни. У Ванессы такие таланты… — Подробности себе оставь, — выезжаю с парковки, — даже слушать не стану. — Умелый язычок. — Ваня! — Что? — хохочет, — дай похвастаться. — Фу. — Это было прекрасное соитие. Я и четыре красавицы-бисексуалки, — достал телефон, — сейчас покажу. Ракурсы отличные. — Не смей! — заорала, — фу! Фу! Фу! — Знаешь, что я хочу? — Что? — Тебя, и, — достал пачку, — сижку. — Из доступного только сигарета. — Жаль… Папа очень удивился нашему появлению в корпоративной квартире. Ваня пританцовывая пошёл в душ. — Туц-туц-туц, — двигает бёдрами. — Ты что с ним сделала? — Вернула, — плюхнулась на диван, — а то он всё время с тобой проводит, в тебя и превращается. Потом начинаются разговоры, — возмущаюсь, — Бриллинг постарел! А вот и нихуя. Он один всосал бутылки четыре ликёра, бутылку коньяка, тусил весь вечер, ночь и почти утро, и да, в одного осилил четырёх девок. За раз. Ваня ещё ого-го! — Не верю. — Держи, — включила видео, — да-да, это он оседлал механического быка. Отец с широко распахнутыми глазами смотрел видеозаписи, на которых Иван Францевич вытворял всякое. — Там дальше ещё драка есть. — Ого, — в шоке, — ого… Это точно Ваня? — Угу, — киваю, — наговорили на парня зря. Дали бы человеку отдохнуть как надо, а то всё на коротком поводке его держишь. Точно, ещё же шампанское было. — Как он стоит на ногах? — И травка. — И травка, — снимает очки, — ужас. Он всю зарплату оставил? — Больше. — Перемыли мне кости? — вытирает голову, — довольны? — Тебя били? — заметил засосы. — Меня любили, — улыбается. — Ну, — поднимаюсь, — я поехала спать. Таблетки у тебя, минералка тоже. — Спасибо, — послал воздушный поцелуй. — Пока-пока! Бриллинг проводил меня взглядом и кивнул своим мыслям. Не смотри так, прошу… Я ещё покаталась по утреннему Берлину, привела свои мысли в должный вид и вернулась домой. Сэмюэль готовил завтрак. — Доброе утро. — Привет, — принюхивается, — чем от тебя пахнет? Бриллингом. Он скинул свою куртку, и мне пришлось надеть её, дабы не потерять. Такой терпкий аромат… Всегда нравились эти духи. — Клубом. — Клуб с ароматом мужского парфюма? Евгения, — выдыхает. — Ничего не было! — успокаиваю его, — Ваня нажрался и отдал свою куртку на хранение. Поверь, это лучший из тех ароматов, который там был. — А ты пила сок и сидела на диванчике? — Да, — киваю, — мне же его домой доставить надо. — М-м-м, — цокнул, — ясно. И когда господин Бриллинг вернётся в Россию? — Завтра вечером. Сэм, прекращай, ему нужна была эта ночь. Я не могу оставить его в таком состоянии. — Но он тебя оставил. — А я не могу, — пожимаю плечами. — И Бриллинг этим пользуется. Ему достаточно посмотреть на тебя щенячьими глазами, и всё, ты летишь к нему на крыльях счастья и любви. — Вовсе нет. — Да! — Нет! Ваня со мной плохо не поступит! — Женя, — щелкает пальцами, — приём! Он оставил тебя в больнице, глазом не моргнул, когда разводились, и практически сразу же замутил с Ханаби. Хорошего мало, согласись, а? Или мне продолжить свой рассказ про то, что Бриллинг вытирал об тебя ноги, не считался с тобой, и всячески пытался портить жизнь. Он считает тебя своей собственностью! Запрещает что-то делать, жить своим умом. Чем я тебя не устраиваю? — Всем устраиваешь, даже больше. — Разве? Всё для тебя, а ты к Бриллингу! Ему плохо, — передразнивает, — до тех пор, пока не перестанешь бежать к нему по щелчку, у нас, — выдыхает, — ничего не выйдет. Я пытался закрыть глаза, но это выше моих сил. Отношусь к тебе хорошо, ничем не обязываю, делаю всё ради тебя. — Сэм… — Чего?! Двадцать девять лет как Сэм! — Я ценю что ты делаешь для меня, и испытываю огромную благодарность, готова сделать то же самое, но как мне вычеркнуть Ваню? — Ограничить. Создать личные границы, которые он пересекать не будет! Я живу с тобой, но моментами, мне кажется, что с Бриллингом, ибо слышу о нём каждый божий день. Мне в плену не было так больно, как сейчас, когда я наблюдаю за картиной «спасение Бриллинга». — Виновата, — киваю, — признаю. Буду работать над исправлением. — Работай активнее, моё терпение имеет свойство заканчиваться. Прошу лишь одного, — подходит к вешалке, — сократи количество Абаддона в нашей жизни. Надев куртку, мужчина покинул квартиру. — Надо было не прикрывать его задницу, — хлопнул дверью, — поскорбели бы и перестали. — Сэм… Пожалуйста, — голос дрогнул, — Сэм! — Завтрак на столе.