Орден Упырей

Для Доминика мир был похож на череду золотых вспышек. Каждый раз, когда он открывал глаза, его сознание затапливала боль. Казалось, не существовало ни единой части его изломанного организма, которая бы не испытывала этих мучений. У него, как у паладина, был высокий болевой порог, но такого ему раньше не приходилось испытывать. Боль и раздражение появлялись только в те моменты, когда он приподнимал веки. Окружающая действительность была наполнена светом, который, видимо, и являлся источником ломоты в костях и жгучей ненависти немного выше желудка. Держать глаза закрытыми он тоже не мог: реальность вокруг него кипела непонятными и опасными звуками. В шелесте и звоне Доминик слышал шёпот, раздающийся из каждого угла. Мужчина был беспомощен, и это пугало. В редкие моменты, когда его глаза были открыты, он заставлял себя быстро осматривать обстановку. Вокруг него, такого жалкого и слабого, высились горы золота: кубки, оружие, монеты и декоративная посуда занимали весь обзор. Будь Доминик в состоянии иронизировать, то обязательно сказал бы что-нибудь о гнезде драконицы или вроде того. «Надо, надо было отказаться от этой миссии!» — почти с отчаянием думал он, в очередной раз лишаясь сил из-за свечения вокруг. Его память больше всего напоминала решето: основное Доминик помнил, а вот какие-то важные детали вдруг исчезли. Он знал собственное имя, что его обучали как рыцаря Света, помнил, что его домом является паладинский Орден. В голове у Доминика оставались географические названия, лица его семьи и знакомых, но совершенно не было мелких деталей: как он очутился в золотом сиянии, что происходило с ним целую неделю, что за задание, о котором он только что думал… Этих дыр в сыре его памяти было не слишком много, но каждый провал цеплялся за что-то другое. Осознавать себя неполноценным, лишённым собственных воспоминаний, было почти так же страшно, как оказаться беспомощным и ослеплённым. Он не чувствовал на себе привычных паладинских доспехов. Не было ни кольчуги, ни ненавистного шлема, ни, тем более, меча. Но и совсем голым Доминик тоже не был: на его тело кто-то натянул грубые на ощупь штаны и свободную рубаху из того же материала. Найдя опору, Доминик встал. Золотой блеск тотчас усилился, и мужчина прикрыл глаза рукой. Несмотря на закрытые веки, сила света была таковой, что он проникал через преграду кожи, не замечая её. Всё тело у Доминика нещадно ломило. Некоторое время он стоял, едва дыша от боли. Стараясь не шевелиться, мужчина принялся проверять, в порядке ли его память. Это было тем, что ему, как будущему паладину, когда-то давно вдалбливали в голову наставники в академии Ордена. Очнулся неизвестно где? Ну, что же: сначала ты приходишь в себя, затем поверяешь своё сознание и окружающую обстановку, и только потом — шевелишься. Конечно, всегда существуют исключения из правил, достаточно редкие для того, чтобы о них не вспоминать. Очередная попытка открыть глаза опять не увенчалась успехом. Доминик сощурился, стараясь скрыть мир за кольями ресниц, но даже это не помогло ему. Единственное, что он смог увидеть, опять было объято золотым сиянием. В голове у Доминика медленно ворочалась боль. Ему мешало многообразие различных звуков. Мужчине казалось, что прямо около его ушей развернулись несколько менестрелей, банкиров с горстями звонких монет, фермеры с выгоном и ещё чёрт знает кто. Все звуки, издаваемые этой компанией, сливались в одну неразборчивую оглушительную какофонию. Лишённый зрения, он тем не менее мог полагаться на свой слух. Несмотря на обилие различных звуков, ни один из них не звучал угрожающе, так что Доминик немного расслабился. Он даже позволил себе медленно опуститься на пол, слепо выставив перед собой руки. В воздухе гуляло эхо. Сокровищница, в которой он очутился, была настолько большой, что в ней сумела поместиться бы и драконица с выводком. Однако встреча с драконом была не самым желанным событием для Доминика: даже будучи в своей лучшей форме, он не смог бы победить настоящего ящера. Это только в сказках рыцари на раз-два расправляются с этими тварями, в жизни-то всё немного скучнее. Обычно дело заканчивалось хорошо прожаренным человеком и даже не запыхавшимся драконом. Без брони и оружия Доминик чувствовал себя практически голым. Почти десять лет он носил доспехи паладинов едва ли не каждый день, и лишиться своего внешнего панциря оказалось намного неприятней, чем зрения. Тем более, что последнее медленно возвращалось: Доминик уже мог по нескольку секунд смотреть на мир из-под защиты светлой чёлки. Ему было нужно оружие. Палица, меч, кувалда — всё сойдёт. Даже увесистая деревяшка или кочерга. Хотя в сокровищнице можно было скорее рассчитывать на тяжёлый кубок. Потерев поясницу, Доминик принялся короткими выстрелами взглядов разглядывать обстановку. Совсем скоро он обнаружил цель своих поисков: в соседней куче блестяшек сверкал рукоятью добротный с виду двуручный меч. Несмотря на то что паладинов учат обращаться с любым видом оружия, двуручники Доминик не любил. По правде говоря, ему больше нравилась возможность спрятаться за удобным щитом и, подгадав момент, «обрадовать» противника коротким мечом или кинжалом прямиком в печень. Неспортивно, не по-рыцарски, зато практически гарантирует победу и возвращение домой. То, как он без нормального зрения добирался до меча, менестрели могли бы переписать в настоящий эпос. Двуручник оказался таким блестящим от украшений, что слепил глаза. Доминик даже подумал, что меч был создан скорее для обозначения статуса, нежели для боя, однако при взмахе лезвие звучало так, как и должно. Обсыпанная драгоценными камнями рукоятка тоже не внушала доверия, но выбора у Доминика особенно не было. Отколупав самые острые и выпирающие рубины, паладин поудобнее перехватил меч. С некоторым удовольствием он обнаружил, что клинок был удивительно лёгким: Доминик мог спокойно обращаться с оружием даже одной рукой. В качестве щита паладин решил использовать крышку от огромной кастрюли, украшенной столь же богато и безвкусно, как и вся остальная утварь. Импровизированный заслон тоже оказался невесомым, да и вряд ли его хватило бы хоть на один удар, но со щитом Доминику было привычнее. Обзаведясь подобием оружия, паладин немного успокоил свои нервы и попытался вызвать простенькое заклинание, указывающее время. Это у него не вышло: мелкие искры магии вспыхнули чёрным на мгновение, и тут же погасли, будто их сдуло ветром. Это могло значить, что Доминик находился на магической земле. Или что в сокровищнице слишком много различных артефактов. Или он просто не восстановился, или… причин, на самом деле, могло быть ужасающе много, и искать одну-единственную верную среди них бесполезно. Из-за отсутствия окон Доминик даже не мог узнать времени суток. Внутренние часы тоже сбоили, ведь паладин не имел представления о том, сколько же он пробыл без сознания. Выбрав в качестве укрытия небольшое нагромождение всевозможных кубков и блюд, Доминик отложил оружие и попробовал сплести ещё пару не очень затратных заклинаний. Как он и предполагал, ни одно из них не действовало, что говорило о наличии слишком сильного энергофона. Подобная ситуация наблюдалась в мастерских и кельях магов и алхимиков, где регулярно творят волшбу: из-за «привыкания» помещения к определённому типу магии любой другой её вид попросту отторгался. Доминик вздохнул. В нынешней ситуации ему бы очень пригодилась магическая школа паладинов. Среди стандартной магии Ордена присутствовали самые различные типы заклинаний, от лекарских и боевых до повседневных: указания времени, заточки оружия и прочих. Но, раз доступ к магии оказался перекрыт, единственным выходом оставалось положиться на собственные рефлексы и тело. Паладины не зря являлись элитой бойцовского сектора Ордена. В отличие от рыцарей или магов, они предпочитали не углубляться в развитие лишь тела или духа, хватая всё по верхам. При должном старании и упорной работе вполне можно было стать «смертоносной боевой единицей», как называл паладинов давний друг Доминика. Интересно, что бы он сказал сейчас. — Эй, паладин! — услышал Доминик детский голос. — Надеюсь, ты меня понимаешь, потому что я сейчас нападу! Прости, мне нужно убедиться в твоей адекватности и посмотреть на способности! «Не самый лучший способ», — подумал в ответ Доминик. Обладатель голоса в его представлении был ребёнком, но ещё ни разу мужчину не предупреждал о нападении кто-то младше пятнадцати. Милостивый Дорн, да это просто было смешно! Тем не менее он всё равно воспринял слова неизвестного, — или неизвестной, — со всей серьёзностью. Его паладинский опыт не позволял халатно относиться даже к таким странным предупреждениям. На противоположном конце комнаты раздался звон монет, будто кто-то споткнулся или упал на них. Мужчина подхватил оружие и выдвинул меч за границы золотой горы, намереваясь увидеть в его отражении хоть что-то. Тонкое длинное лезвие как раз подходило для этого: меч всё же явно был украшением, так что ни разу не использовался в бою. Почти зеркальная поверхность его лезвия без препятствий ловила золотые блики и точно показывала ясное отражение сокровищ. К несчастью, паладин тотчас же лишился оружия: что-то аккуратно разрезало лезвие пополам. Доминик едва успел похвалить себя за предусмотрительность, — не зря он не стал высовывать голову, — прежде чем выскочил из своего укрытия. На том месте, где он сидел, образовалось три больших вмятины. Грохот падающих кубков ещё не начал стихать, а некто невидимый уже вновь принялся швырять какие-то снаряды в паладина. Неизвестный с детским голосом не особенно торопился с нападением, и снаряды в Доминика летели достаточно медленно. Ему даже удалось рассмотреть их как следует: у кого-то было дрянное чувство юмора, раз он решил кидаться во врага тарелками. Посуду швыряли с такой силой, что даже самое маленькое блюдце с лёгкостью сметало всё со своего пути. От шума падающих монет и взрывоподобных столкновений тарелок и сокровищ у Доминика тяжело стучало в ушах. Бой барабанных перепонок создавал определённый ритм, к которому мужчина никак не мог приспособиться из-за всё ускоряющегося полёта снарядов. Каждая следующая тарелка имела большую скорость, чем предыдущая, и совсем скоро Доминик стал отставать от этой прогрессии. Сила оставалась той же, и тарелки, попавшие в стены, просто растекались в тонкие пласты золота. Одна из тарелок задела неожиданно острым краем его руку, другая едва не раздробила колено. Ещё несколько опасных снарядов загнали мужчину к самой стене, зажав его двумя горами золота. Доминик почти с отчаянием думал о том, что дома его ждут жена и дети, а его лучший друг наверняка проклянёт его после смерти, как он и обещал когда-то. А у него, одного из лучших паладинов Ордена, нет ни малейшей идеи, как спасти свою шкуру и выбраться из сложившейся ситуации! От очередной посудины он не смог бы уклониться при всём желании. Проклятая тарелка летела прямиком в его голову, и Доминик видел её траекторию, точно при замедлении времени. Увернуться он попросту не успевал. «Чёрт возьми!» Отчаяние и злость захлестнули мужчину с головой, наполняя изнутри жаром и холодом одновременно. Что-то чёрное, похожее на давнюю кровь, сорвалось с его рук и встало перед ним стеной. Тарелка, врезавшись в эту преграду, размазалась в золотую кляксу и медленно стекла на пол. В то же время Доминик ощутил, будто его тело зажило собственной жизнью: он чувствовал сокращения мышц, но не мог ими управлять. Запертый в своём сознании, Доминик был способен лишь отстранённо наблюдать за тем, как он сам припадает к земле, словно животное, а затем бросается вперёд. Вуаль, что остановила золотой снаряд, легко пропустила мужчину через свою завесу. Рывок Доминика даже не потревожил её прозрачной ткани. Выпустив из себя его тело, тёмное марево продолжило мягко колыхаться без единого порыва ветра. Доминик же ощутил подкатывающую панику. За его жизнь он чувствовал на себе действие подчиняющих амулетов, его сознание брали в ментальный плен, телом управляли без его ведома, да ещё много чего было. В этот раз чувство отрешённости от собственного организма не было похоже на то, что он знал раньше, и это откровенно пугало. Его рывок из-под защиты вуали занял не больше секунды. Доминик и сам не понимал, куда его тело так стремится, но изо всех сил пытался помешать себе же. Выходило плохо, практически никак: от всех его стараний у него даже палец не пошевелился. Время словно замедлилось, и в этом плавном потоке Доминик смог немного разглядеть нападавшего на него существо. На вид оно было точь-в-точь маленькая девочка, не старше двенадцати лет, со смуглой кожей и настоящим взрывом чёрных волос. Рывок Доминика эта девочка видела, — он это понял по её глазам, — но уйти с траектории не успела. Когда Доминик схватил её за руку своей ладонью, девочка без колебаний рванулась назад. Треск одежды и влажный звук разрыва плоти практически оглушили. Свою руку девочка оставила в его ладони. При желании Доминик мог разглядеть плечевую кость и обрывки мяса, но вместо этого он отшвырнул от себя конечность. Его язык прошёлся по губам, и паладин ощутил, как нитка слюны течёт по подбородку. Его сопротивления начали приносить хоть какие-то результаты: движения тела Доминика стали немного медленнее и гораздо менее точными. Пусть различия оказались минимальны, но они весьма помогли существу с детским телом. При каждом броске Доминика девочка теперь отходила с опасной траектории, больше стараясь вымотать противника, чем как-то остановить. Усталость никак не наступала. По тёмным глазам существа было ясно видно, что оно внимательно осматривает Доминика, но сам он так морально утомился от происходящего, что его это уже почти не волновало. Из оторванной руки, кстати, не вытекло и капли крови. Девочка щеголяла тёмным мясом разорванного плеча, но не выказывала ни боли, ни неудобства от своего положения. Несколько раз она взглядом проверяла местоположение своей руки, но Доминика оторванная конечность не волновала. Став более осторожной, девочка уже не позволяла Доминику приблизиться к себе. Постепенно рисунок боя менялся: с возвращением контроля над собой мужчине удавалось всё больше гасить агрессивные попытки атаковать. В итоге он и вовсе остановился, испытывая жгучее желание повалиться на золото от враз появившейся усталости. Девочку он больше не видел — как назло, остановился он точно напротив тёмной вуали. Всё затихло. От пережитого ужаса дыхание Доминика не сбилось ни на миг. Больше всего материал, из которого состоял заслон, напоминал паладину сильно натянутую чёрную ткань, сложенную в несколько слоёв. Ещё можно было бы сравнить её с затемнённым стеклом или разведёнными чернилами, но Доминику первой в голову пришла именно вуаль. — Великолепно, — прозвучало сбоку. Паладин повернулся. Совсем рядом с ним на золотой горе стояла та самая девочка. Свою оторванную руку она держала здоровой, будто не было ничего удивительного в лишении конечности. Желание напасть на неё было сильным и чужим. Доминик дёрнулся в сторону существа, прежде чем ему удалось восстановить контроль над телом. — Что, — Доминик прокашлялся и кое-как справился с собственным голосом, — что происходит? Где я? Что ты здесь делаешь? Девочка подарила ему мягкую полуулыбку, совсем не успокоившую Доминика. Лицо её выражало благодушие, но глаза оставались холодными и внимательными. Недетские глаза. Очень невовремя мир залился золотым сиянием. Доминик прикрыл лицо руками в попытке скрыться от света. Немного это помогло, и у него получилось приоткрыть сухие глаза. — Прости, что так вышло, — девочка махнула оторванной рукой. — Надо было кое-что проверить, а обращённые себя совсем не контролируют. Хорошо ещё, что у тебя сильная воля, а то прыгал бы и дальше зверем. Новая золотая вспышка едва не сбила Доминика с ног. Существо, явно заметив его состояние, тихонько цокнуло языком. Он никак не мог определиться, как же ему воспринимать эту девочку: как ребёнка или как что-то неясное? У него самого была дочь примерно такого же возраста, и в силу привычки Доминику оказалось слишком сложно видеть в ребёнке что-то другое. — Доминик, — окликнула его девочка. От неожиданности он поднял голову и широко распахнул глаза. Откуда она знает его имя? — Мне кажется, ты себя не очень хорошо чувствуешь, — произнесла она тёплым низким голосом, — а значит, тебе нужно отдохнуть. Ты хочешь спать, Доминик? Спи. Возразить у мужчины не вышло: внезапно его веки обрели неподъёмную тяжесть. Сражённый неожиданной усталостью, он, точно подкошенный, рухнул на золотую перину.