Орден Упырей

Доминик даже не заметил, в какой момент он потерял сознание. Пробуждение было тяжёлым и каким-то вязким; наведённый морок никак не хотел отпускать сознание Доминика, как бы тот ни старался. Кое-как разлепив глаза, мужчина охнул от позабытой боли: ожог роговицы давал о себе знать, и помимо плавающей картинки Доминик ощущал зудящую боль в глазах. Даже близкорасположенные предметы плавали в общем смазанном фоне. От малейшего напряжения глаз в голове нарастали гул и щёлкающая острая боль. От потери чёткости мир вокруг заиграл золотыми оттенками, а вплавленные в предметы драгоценные камни перемигивались не хуже звёзд на небе. Посреди этого золотого безобразия фигура странной девочки выглядела чёрным бесформенным пятном. Сесть Доминику удалось не с первого раза, и, привалившись спиной к стене, паладин сощурился. Смазанность реальности немного уменьшилась, и он смог увидеть, что его «учитель» удобно уселась на одном из сундуков. Девочка наблюдала за Домиником, не выказывая ни нетерпения, ни неудобства. Просто сидела и следила за каждым его движением, точно какой-нибудь голем-страж. Дождавшись, пока Доминик умостит непослушное тело, Адел-как-её приветливо ему кивнула. — Очнулся, — сказала она. — Хорошо, хорошо. Я, конечно, удивлена, что после встречи со светом ты отключился, но... Ты быстро приходишь в себя, это прекрасно. У многих проблемы с моим именем, так что я повторю: меня зовут Аделонда. Спокойный тон существа, — Доминик решил называть про себя эту Аделонду именно «существом», — совершенно не шёл к образу ребёнка. Различие поведения и видимой картинки могло бы вогнать в ступор неподготовленного человека, но Доминик был в подобной ситуации пару раз: первый пришёлся на сеанс экзорцизма, когда губами маленькой девочки говорил лэрд Ада; героем второго стал мелкий мальчуган, оказавшийся медиумом и вещавший через себя «волю предков». На деле эти «предки» оказались обычными болотниками, решившими выторговать себе условия жизни получше. Ребёнку, которого они употребили на обед, это знание не слишком помогло. Мысли и сравнения промелькнули у Доминика в голове за считаные секунды. Он ещё успел подумать о своей слепоте, да и находился Доминик непонятно где. В полной власти существа неясной природы. За такой расклад его учителя в Ордене порубили бы его на кусочки. За дело, кстати. Чудо, а не ситуация. На всякий случай Доминик решил строить из себя то, что паладины называли «кисейной барышней»: истеричное, полуразумное существо, взвизгивающее при первой возможности. Такая манера поведения усыпляла бдительность предполагаемого недруга и давала возможность оттянуть время для принятия решения. Набрав в лёгкие побольше воздуха, Доминик попытался было истерически взвизгнуть, но Аделонда вскочила со своего места и пересела ближе. На таком расстоянии паладин увидел лёгкую понимающую ухмылку девочки, и вместо игры в «барышню» спросил вполне спокойно: — Чего ты от меня хочешь? — Ничего. Мне ничего от тебя не нужно, Доминик. Некоторое время она ждала следующих вопросов, но Доминик молчал. Чтобы занять себя, существо встало и принялось ходить по сокровищнице, собирая с пола золотые монетки. Набрав достаточное количество, Аделонда вернулась к мужчине и, усевшись совсем рядом, стала выкладывать ровные золотые столбики. Внутренне Доминик ухмыльнулся. Ничего не нужно? Ну да, конечно, так он и поверил. Не нужны знания Ордена и информация о нём, не нужен личный ручной паладин, да и вообще, она держала его несколько дней в плену исключительно ради собственного развлечения! Ухватившись за эту мысль, Доминик кинул короткий взгляд в сторону девочки. В книгах не единожды упоминалось, что при неудачном вселении в тело существа сходили с ума. Возможно, перед ним очередной безумец-неудачник? Тогда её слова стоит воспринимать максимально точно, мало ли что может быть у неё в голове? — Тогда, возможно, мне стоит уйти, — попытал счастья Доминик. Ну, мало ли что у этих чокнутых в голове. Шанс на спокойный уход был совсем крошечным, но он был, и стоило им воспользоваться. К тому же мутность зрения понемногу сходила на нет. Аделонда неясно дёрнула бровью, но от монет не отвлеклась. — Куда ты пойдёшь? Полдень. — Я пойду домой, — медленно произнёс Доминик, тщательно проговаривая слова, — меня ждут дома. В полдень прекрасно путешествовать. — Иди, конечно, — кивнула девочка, поднимая тёмные глаза, — вот только Орден вряд ли будет рад твоему появлению. Глаза у девочки были точно два чёрных провала: ни зрачка, ни радужки. Ярко-белая склера на контрасте с этой чернотой практически светилась, отчего разрез глаз визуально увеличивался. В принципе, не особенно примечательная радужка, в Ордене у каждого второго малефика такая, но вот увидеть её у ребёнка было странно. — Я паладин, я послушник Ордена. В конце концов, я просто в беде. Орден принимает всех, кто нуждается в помощи, — сказал Доминик, увидев, что существо опять отвлеклось на монеты. — А как же вампиры? Скучающий тон, полная концентрация на золоте, но при этом — тщательное наблюдение за Домиником, самым уголком глаза. Старое тёмное существо, имеющее большой опыт. Возможно, мозгоправ или менталист, если судить по стилю разговора. Точно не ребёнок, но к детскому телу привыкло и умело пользуется им, вовремя заставляя собеседника тушеваться. Она называла себя Аделондой. Странное, очень старое имя непривычно резало слух и казалось чем-то инородным. И это ощущение только усиливалось, стоило Доминику посмотреть на неё: Аделонда так была похожа на обычную девчонку, когда игралась с монетами! Взлохмаченная, тонкая и загорелая, заморыш из ближайшей голодной деревеньки. Будто не золото в руках, а обычные деревянные чурбачки. — Упырям в Орден хода нет, — ответил Доминик как можно мягче. — Да, точно. Она продолжила составлять золотые башни, каждую венчала монета, установленная ребром. Кругляши послушно замирали так, как им было велено, и Доминик даже подумал о магии. Упырям действительно не было хода в Орден, прежде всего потому, что эти существа не подходили под определение «разумные». Движимые жаждой крови, вампиры убивали всё на своём пути, от кроликов и крыс, до коров и людей. Им не было разницы, кого пить; некоторые особи даже умудрялись иссушать деревья, но для подобных «подвигов» упырю нужно было спать несколько столетий. В таком случае голод кровососа копился и множился, по капле разрастаясь в необъятное море. Упыри сжирали всё, в чём текла жизнь, будь то кровь или древесные соки. Они подлежали безоговорочному уничтожению любым паладином или рыцарем. Отличить кровососа было легко: от особенностей диеты и стиля жизни кожа тварей приобретала серый оттенок, белки глаз всегда были наполнены кровью, а когти и клыки приспосабливались под разрывание добычи. Даже если когда-то упырь был человеком или инорасником, то после преобразования он больше не являлся ни тем, ни другим. Вампиры теряли любые моральные установки, способность связно выражаться, а также не имели привычки носить одежды. Их жизнь становилась вечным поиском пищи, а в головах вампиров существовала только жажда крови. — Вряд ли упыри нуждаются в помощи Ордена, — сказал Доминик. — Но ты же нуждаешься? Аделонда легонько толкнула выстроенные башенки, и последующий вопрос паладина был заглушён звоном монет. Как только мужчина вознамерился повторить сказанное, девочка вновь опрокинула золото. В итоге Доминик дождался, пока каждая из башенок рассыплется по полу, и только тогда спросил вновь: — А разве я похож на упыря? — А разве ты когда-нибудь упыря видел? Сказать на это было нечего. Он действительно никогда в своей жизни не видел ни одного вампира, и все описания знал исключительно по книгам и рассказам менее удачливых боевых товарищей. И, признаться, у каждого рыцаря тварь была особенной: у кого-то в рассказах кровососы имели длинные пальцы, у других — перепончатые крылья, а у третьих практически не отличались от суккубиц, дриад и ворожей. Доминик нахмурился, заметив, что существо увело его мысли от более важной темы. Обсуждение вампиров было бы довольно интересным занятием, но не сейчас. Кто захочет говорить о великом в плену у непонятного существа? Эта девчонка, Аделонда, не была человеком, хоть и пользовалась преимуществом детского тела по полной. Маскировка? Способ охоты и усыпления бдительности? Или это тело всё-таки не принадлежит сущности, обитающей в нём? Некстати вспомнились дикие некроманты и место силы. Они ведь точно хотели проводить какой-то обряд в тех пещерах, да и дети из окрестных деревень пропадали. Кажется, в описании пропавших малышей была и черноволосая кудрявая девочка, хотя в этом Доминик не был уверен. Но она определённо могла бы там быть, чёрный цвет волос не являлся редкостью в той части королевства. Итак, некроманты, место силы, запредельная мощь и несколько сгинувших детей. И перед ним — Аделонда, существо со странным именем и взрослым выражением лица. Связаны ли эти факты? Вполне возможно, что некроманты хотели призвать какую-нибудь дурь в этот мир. Этим, правда, больше грешат демонологи, но и некросы тоже могут учудить что-то подобное. Работники с иными планами призывали чуждых этому миру существ, тогда как некроманты вполне могли предоставить молодое тело-сосуд какому-нибудь древнему духу. А уж что это за дух — тут можно гадать вплоть до того момента, когда горы рассыплются в прах. Воители, маги, правители, обычные работяги — хороший некромант мог притянуть любого, особенно если магу помогает жертва. Чаще всего недобровольная и детская, именно такие обеспечивали максимальный выход энергии. — Что ты такое? — прямо спросил Доминик. — Демон? Дух предка? Божество? Если хочешь, я могу соорудить тебе часовню или начертать пентаграмму, чтобы тебя отправили туда, откуда ты пришла. А это тело… Если этот ребёнок жив, то ты можешь без вреда для него покинуть его тело, сохранив себе энергию. Так как? Договор? С десяток секунд Аделонда смотрела на паладина, и её лицо всё больше приобретало удивлённо-смешливое выражение: брови медленно поднялись, губы приоткрылись и растянулись в слабой улыбке, а глаза расширялись. Затем девочка быстро заморгала и в итоге рассмеялась чистым детским смехом. Так мог смеяться сын Доминика в минуты особенного веселья, но радость Аделонды не приносила паладину удовольствия. — Демон? — захлёбывалась хохотом девочка. — Божество! Часовни и пентаграммы! Ох, паладин, я запомню, запомню! Будешь ставить мне по свечке в неделю! Не понимая причин столь неожиданного веселья, Доминик угрюмо молчал. Он не проронил ни слова, когда отсмеявшаяся Аделонда совсем по-детски зафыркала, явно пытаясь справиться с новым приступом смеха. — Твои познания в бестиарии поражают, конечно, — не без иронии сказала она, — но всё мимо. Демон и божество, надо же… чему вас там вообще учат в вашем Ордене? На кикимору пойдёшь с мечом, что ли?.. ладно, это не важно. Я не то, чем ты меня назвал, упаси нас боги. И уж точно я никуда не собираюсь исходить из собственного тела. Я так берегла его сотни лет не для того, чтобы покидать в ближайшее время. Она задумалась над чем-то и вновь принялась строить золотые башни. — Знаешь, — сказала Аделонда, — я ведь представляла, что легко не будет. Ты идеальный солдат, воспитанный согласно кодексу этого твоего светлого Ордена. Ты не будешь слушать тёмное существо вроде меня. Ведь ты меня уже назвал так в своей голове, верно? «Существо». Нечто без пола, истории, возраста и чувств. Я знаю, вы всегда так делаете. Все так делают… Она ненадолго замолчала, катая монетку между пальцев. Доминик внимательно следил за каждым движением существа, не зная, чего от него можно ожидать. Аделонда начала строить башенки заново. — Не знаю, право, что с тобой делать, — продолжала девочка, будто и не останавливалась. — Вроде и сильный, и потенциал хороший, а вот что делать — не представляю, веришь? Убивать не хочется, слишком уж Сабрина старалась, тебя выхаживая. И зачем я только тебя спасла? — Обычно альтруизм считается хорошей чертой. — Не в этот раз. Я не всегда контролирую собственные желания, знаешь ли. Детское тело такое, живёт импульсом… ладно, о чём я? Отпустить тебя тоже не выйдет — ты же сам и убьёшься по пути в свой Орден, или же там тебя прикончат. А вот идея с обучением очень даже ничего, как думаешь? — Меня не убьют в Ордене, — доверительно сказал мужчина, будто открывая большую тайну. — Так что ты можешь просто меня отвести туда. Возможно, тебе даже дадут какую-нибудь награду. — Награду? Награду, да. Как тебе в качестве награды твоя голова, надетая на копьё?! Она ударила рукой по выставленным монетам, и башни снова разрушились с оглушительным звоном. Когда Доминик немного пришёл в себя и смог отнять руки от ушей, Аделонда стояла у стены и смотрела на паладина. Лицо у неё было злым и грустным одновременно. — Награда, конечно, — сказала она. — Вампиры, упыри, кровососы — Орден не помогает им. Так почему он должен что-то делать для тебя, Доминик? Ведь теперь ты тоже… упырь. Мне, конечно, больше нравится называться вампиром, потому что упыри — это нечто другое, но раз тебе так запало это слово, то именуй себя как пожелаешь. И, кстати, забудь о пути в Орден, бывший паладин. Тебе там больше не рады. Она выскользнула из сокровищницы так быстро, что Доминик даже не заметил двери. По правде говоря, он не обратил бы внимания даже на внезапно открывшийся рядом с ним портал. Упырь? Нервно облизав губы, мужчина огляделся по сторонам. Ему было нужно зеркало, но и любая кастрюля или достаточно большое блюдо подошли бы. Внешние признаки упырей мужчина знал исключительно по рассказам, но и этого было достаточно, чтобы определить собственную «заражённость». Несмотря на обилие различной утвари, более или менее подходящее блюдо Доминик нашёл далеко не сразу. Оно было настолько большим, что вполне могло вместить на своей поверхности печёного кабана или телёнка, а потому прекрасно справилось и с ролью зеркала. Из мутноватого жёлтого отражения на Доминика смотрел он сам. Не было ни красных вампирских глаз, ни огромных клыков, ни чего-либо ещё. Обычное, знакомое лицо с совершенно ошалевшими глазами. Всё как и прежде, так что паладин отшвырнул тарелку. Он совершенно ничего не понимал. Соврала ли ему Аделонда? И был ли ей смысл врать? Какие цели она преследовала, назвав его упырём? Возможно, существо хотело смутить его чувства и мысли, но зачем тогда оно ушло, оставив паладина в одиночестве? Что-то определённо не сходилось. Доминик взъерошил волосы и прислушался к себе. Не было ни жажды крови, ни бесконтрольного желания убивать, присущего упырям. Ему не хотелось рвать на себе одежду или рычать, или что там ещё кровососы делают… в общем, мужчина чувствовал себя как всегда, не считая прескверного настроения. С другой стороны, он не представлял, как именно происходит трансформация — об этом не говорилось ни в одной книге. Более старшие и опытные паладины не отличались особым любопытством и имели привычку убивать отравленного вампирским ядом ещё до того, как бедняга начнёт изменяться. Убивали даже тех, кого просто подозревали в отравлении вампиризмом — во избежание. Несмотря на некоторое количество невинных жертв, такие действия позволяли сохранить куда больше жизней, хотя совершенно не способствовали изучению происхождения упырей. — Значит, соврала, — облегчено выдохнул мужчина. Нельзя было сбрасывать со счетов и то, что слова существа могли быть правдивы. Хотя ему всё же придётся время от времени отслеживать течение своих мыслей: не хочется ли ему свежей крови? А разорвать на себе одежду? Ну, на всякий случай. Придя к согласию с самим собой, Доминик, чтобы чем-то себя занять, принялся собирать разбросанные Аделондой монеты. Он закидывал бесконечные золотые кругляши в ближайший сундук, который затем отодвинул к стене. Как и все предметы в комнате, деревянный ящик имел искажённый вес и с лёгкостью скользил по неровному полу сокровищницы. Нахождение в помещении, где всё весит не больше килограмма, ошеломляло. Доминик сел на тот самый сундук и принялся ждать. Отчего-то ему казалось, что его не оставят надолго одного. Восприятие времени было искажено, и узнать, сколько он так просидел, Доминик не мог. В итоге появившаяся в стене дверь всё же распахнулась, вдыхая в сокровищницу слабый сквознячок, но никто не вошёл. Наученный прошлыми неприятностями, Доминик осторожно приблизился к вожделенному выходу и в нерешительности замер перед ним. — Мы можем простоять так хоть всю ночь, — послышался голос Аделонды, — но это вряд ли приведёт к чему-то полезному. Она ждала его на последних ступенях винтовой лестницы с таким выражением лица, будто была по меньшей мере коронованной особой; Доминик в который раз неприятно поразился тому, насколько не подходит взрослая мимика ребёнку. Видя нерешительность паладина, Аделонда спустилась с лестницы и замерла у её подножия. — Я хочу, чтобы ты понял: мне нет совершенно никакого смысла тебя убивать, — сказала девочка, сложив руки за спиной. — Хотя верно и то, что я могу это сделать. Молодые, хм, упыри, отличаются крайне дурной силой и практически полным отсутствием контроля над собой. Для этого и назначаются патроны — учителя, которые будут наставлять новообращённого. Кстати, мне будет приятно, если ты перестанешь называть себя упырём. Ты вампир, прежде всего. Принятие этого лишит нас многих проблем. Что бы существо ни говорило, но упырём или вампиром себя Доминик не ощущал, а потому решился возразить: — Какие могут быть проблемы с упырём? Корми его кровью, выпускай порезвиться в городах и не забывай вовремя менять одежду — вот и все советы по уходу. — Дерзишь, значит, да? Это хорошо. Идём. Она поднялась по лестнице и исчезла после очередного поворота винта. Доминик, для которого другим выходом было бы возвращение в сокровищницу, вынужденно проследовал за ней. Лестница вела в зимний сад, довольно запущенный. Было видно, что никто особенно не следит за растениями, но при этом и сорнякам тоже не давали разрастаться. Свет проникал в сад благодаря неровной стеклянной крыше, но со всех сторон этот уголок растительности был зажат в тесные каменные тиски. — Отдышись, — велела девочка. — У нас, несмотря ни на что, есть немного времени. — Несмотря на что? — Тебя пока не касается. Девочка скрылась в зарослях какого-то кустарника. Доминика раздражала эта манера исчезать посреди разговора чуть что. Казалось, благодаря таким действиям Аделонда не только уводит разговор от нежелательных тем, но и показывает собеседнику, чего он стоит в её глазах. Хотя, возможно, он сам себя накручивал. Куст оказался выстрижен в форме пустого овала с прерывающимся контуром, что создавало своеобразную беседку. Внутри располагалась скамейка, рассчитанная на двоих, и аккуратное плетёное кресло, сделанное для ребёнка. Его и выбрала себе Аделонда. Вновь лишённый выбора, Доминик сел на удивительно тёплую каменную скамью. Ему оставалось только ждать. Аделонда не торопилась начинать разговор. Какое-то время она просто сидела в своём кресле, откинувшись на пологую спинку, и смотрела прямо на Доминика, сильно сцепив пальцы. На маленьких руках то и дело вырисовывались нити сухожилий и вен, когда она сжимала кулаки. Лишь когда терпение паладина практически полностью иссякло, она всё же заговорила. — В мире существует около десяти вампирских кланов, — было её первой фразой после длительного молчания, — в каждом клане единовременно пребывает до тысячи особей. От одних этих слов Доминик ощутил, как у него нервно сжимается сердце. Он прекрасно помнил рассказы своих сослуживцев об упырях. Если судить по услышанной им когда-то информации, то встреча всего лишь с одним кровососом могла обойтись слишком дорого даже подготовленному к бою отряду, — старый Микки, учитель новобранцев, потерявший когда-то в стычке с вампиром руку и половину лица, был лучшим тому подтверждением. Он встретил упыря вместе со своим отрядом, когда возвращался с задания по укрощению виверны, и из пятнадцати натасканных рыцарей выжило всего три; двое из них остались калеками, а третий отказался вновь брать в руки оружие и выбрал долю странствующего барда. Но Аделонда говорила не об одном, не о двух, и даже не о двух десятках упырей. Она совершенно спокойно упоминала о десяти тысячах голодных тварей, разбросанных по всему миру. Извести их будет ой как непросто. По её рассказам, твари были вполне разумны, раз они собирались в кланы, и это только ухудшало положение Ордена и Доминика в частности. Всегда было проще завалить какую-нибудь не слишком умную тварь, обладающую гигантской силой, чем слабенького, но очень одарённого интеллектом врага. Что уж говорить про тех, кто собирается в кланы! Всё это напоминало Доминику историю присоединения ворожей к Ордену. Фантастически умные, поначалу они не были слишком сильны в магическом плане. Послушники Ордена долгие годы пытались поработить этих существ, но раз за разом терпели неудачу: разум был выше их сил. В итоге ворожеи стали быстро осваивать магические уловки, и Орденские послушники поспешили заключить с ними мир, скреплённый кровью и магией. — Вампиры не особенно любят понятие «клан», — продолжала Аделонда, — этот термин больше в ходу, к примеру, у оборотней или полуросликов. Мы используем слово «камарилья». Так кто-то из вампиров в шутку назвал кланы столетия назад, слово прижилось. — И что оно значит? — Группу интриганов у престола, насколько я помню. Против воли у Доминика вырвался смешок. Одержимые кровью упыри никак не ассоциировались у него с интригами и королевской кровью. Как и Аделонда. — Ты тоже кровосос? — спросил он, уже зная ответ. — Нет, крови я не пью. Противный вкус, трудно добывать, трудно мыть бокалы, с вещей почти не отстирывается. Я могу продолжить? Отлично. Любой вампир может выбирать, быть ли ему частью камарильи, или нет. И у первого, и у второго решения есть свои плюсы и минусы, о которых я расскажу тебе позднее, поскольку сейчас эта информация не так важна. Для тебя интересным будет то, что я не собираюсь тебя выпускать ближайшие несколько месяцев из Замка. — Значит, я всё-таки пленник? Он так сильно сжал челюсти, что услышал предупреждающий скрип собственных зубов. — Если тебе будет угодно, — пожала плечами Аделонда. — По крайней мере, у тебя, как у моего любимого пленника, есть возможность сократить время своего пребывания здесь. Она замолчала и уставилась на паладина в упор. Доминик выдержал лишь минуту под взглядом её ненормально-чёрных глаз, прежде чем сдаться и пойти на поводу у девочки, послушно войдя в выстроенный ей диалог. — Как именно? — спросил он. — Достаточно просто. Насколько я знаю, паладинов часто называют «учёными мужами», «недомагистрами» и даже просто «заучками», так что моё задание не покажется тебе сложным. Я даю тебе определённую информацию, ты её учишь. Затем — тест, и, если ты окажешься примерным учеником, то я отпущу тебя. — И ты позволишь мне просто покинуть этот дом и уйти в Орден? Без всяких клятв, разглашения тайн и прочего? — Конечно. Зачем мне твои клятвы, если после моего обучения ты сам не захочешь и рта раскрыть? Это уж совсем звучало глупо, но Доминик только кивнул. Был во всей этой ситуации какой-то подвох, тайный смысл, который он пока не видел. Нет, сумасшествия в существе не было — только какой-то план, неясный Доминику. Но зачем Аделонде отправлять его обратно в Орден, с какой информацией он туда пойдёт? Чему она будет учить его, а главное, почему она будет это делать? И сможет ли Доминик после её обучения вернуться в Орден без страха, что его убьют на месте? — Почему ты хочешь меня учить чему-то? — всё же спросил он. Девочка провела языком по зубам, чуть приоткрыв губы. Подобный жест, исполненный взрослой женщиной, мог бы быть даже эротичным, но у ребёнка он оказался устрашающим. — Я уже говорила. Новообращённые вампы отличаются дурной силой и малым самоконтролем. Вампиры долго работали над тем, чтобы обычные люди ничего о них не знали, и вот такой новичок вполне способен с лёгкостью перечеркнуть труды поколений. Поэтому каждому новообращённому находят патрона, если обративший не хочет возиться с мальком, что тоже бывает. Или же новичка просто убивают, — она сощурила глаза и поджала губы, будто подобное ей не нравилось. — Но тебе повезло. Твоим наставником буду я, как приведшая тебя в это состояние. А это означает, что за все твои оплошности наказывать тоже будут меня. Я этого не хочу, так что ты будешь учиться. Столько, сколько потребуется. Доминик прикрыл глаза, чувствуя некоторое раздражение. Он может учиться как можно быстрее, может тормозить процесс изо всех сил, результат один — Аделонда продержит его взаперти ровно то время, которое ей покажется необходимым. О насильственном сопротивлении Доминик и не думал, помня о неестественной силе детского тела и его дьявольской быстроте. — И, кстати, — добавила вдруг девочка, — убивать я тебя не собираюсь. И совершить самоубийство тоже не дам. Я, знаешь ли, против подобного. В её добрые намерения, как и в сказку о патронах и учениках, паладин не верил ни секунды, но Аделонда вновь поставила его в тупик. Поэтому, приняв решение, Доминик дружелюбно оскалился и протянул существу руку в миролюбивом жесте. — По рукам. Когда начнём?