Орден Упырей

Миира слушала внимательно, слегка склонив голову к плечу. Этим она напоминала цаплю; излишняя худоба только усугубляла сходство. Время от времени женщина делала небольшие пометки на пергаменте, вызывая у паладина ностальгию по кипам бумаг костяного замка. Доминик рассказывал свои злоключения и рассматривал собеседницу. Столько лет они были знакомы? Да практически половину его жизни, а он не знал даже цвета её волос. Миира предпочитала носить традиционное расшитое золотом платье Сестёр и всегда укутывала голову кипенно-белым платком. На руках женщина носила перчатки, а ноги втискивала в нереально узкие сапоги, скрытые под длинным подолом. Вот и выходило, что свет видело только её бледное лицо, которое она также начала закрывать. Теперь в мир выглядывала лишь узкая полоска кожи, да глубоко посаженные большие серые глаза. — Эта Аделонда, — медленно сказала Миира, — можешь описать её? — Маленькая, как восьмилетка или около того. На голове — чёрная копна кудрей, она за волосами даже не смотрит. Глаза холодные, тоже чёрные, разделения радужки и зрачка почти нет. Кожа нормальная, ни прыщей, ни родинок. О, — вдруг вспомнил Доминик, — зубы! Они очень белые и ровные, я таких ни у кого не видел. Просто как тщательно отобранные жемчужины, не иначе. Но это почти незаметно — она практически не улыбается. Курносая, но лицо как-то сплюснуто выглядит, что ли. Не знаю, как описать. Миира задумчиво кивала, черкая пером. — Она говорила, что тоже вампир? — Да! Или нет… не помню, — признался Доминик. — Но она точно не человек, не демон, не божество и не дух, пентаграммы не отзывались. В своей каморке он регулярно пачкал мелом дверь, вычерчивая различные отгоняющие знаки. Аделонда, приходящая в его чулан, их не видела, поскольку дверь открывалась вовнутрь, а поэтому не комментировала, как оказалось, бесполезное занятие: ни один из знаков так и не сработал. — А Сабрина? — Тощая, блондинка, глаза серые. Шикарные волосы… Я её особенно не рассматривал, мы редко встречались. Мне не было разрешено свободно ходить по дому. — Да… да, ясно, — она покрутила перо в руках, едва не пачкая белое платье. — Доминик, что Аделонда говорила о тебе? Паладин устало вздохнул. Он уже несколько раз повторял свои слова, но, казалось, Миира просто не могла поверить в услышанное. — Что я теперь тоже упырь. Лезомба, теневой вампир, или как там их ещё. — Все признаки проявлены? Из тех, что она перечисляла? — Да наверное все. Только нет управления тенью, да и как это вообще возможно? — мужчина нервно усмехнулся. — Это не самое важное, главное передать её идею о вампирском мире Главе, а уж он решит что да как. Но такое нельзя оставлять без контроля, даже если это всего лишь бредни девочки-волшебницы. Миира мазнула взглядом по лицу Доминика и медленно кивнула. — Я всё передам. А тебе я бы посоветовала затаиться на пару дней, выглядишь ты и вправду необычно. Во всяком случае, не как прежде. Я принесу зеркало. Она ушла вглубь комнаты, где располагались её личные вещи. Доминик взял со стола грубую глиняную чашку и наполнил её чаем. Обычно один только запах этого волшебного лесного сбора успокаивающе действовал на его нервы, но не в этот раз. Мужчина ясно чувствовал каждый оттенок любой из трав, залитых кипятком, но знакомый аромат не приносил с собой желание насладиться напитком. Зеркало Мииры было в половину её роста. Едва завидев, как лекарка с натугой тащит этот важный предмет обихода любой женщины, Доминик подскочил из кресла, чтобы помочь. Старое зеркало, несмотря на потемнения полотна, со своей задачей справлялось отлично. — Ну, по крайней мере, я отражаюсь, — хмыкнул Доминик. Да, отличия от его привычного вида были видны невооружённым глазом. Доминик ругал себя: расслабился в доме Аделонды, начал учиться по её указке, забыл о собственной упыриной проблеме! Он больше не был блондином, волосы вполне явно посерели, хотя и сохраняли прежнюю длину, желтоватый отблеск и слабые кудри. Серебро с золотом на его голове не выглядело обычной сединой и вызывало у Доминика отвращение. Кожа тоже посерела, но это было не так заметно, поскольку мужчина никогда не отличался сильным загаром. Где уж загорать-то, если ты весь солнечный день наглухо закрыт доспехами? Теперь же вид у Доминика был крайне нездоровый, будто после долгой болезни или заточения. Глаза остались светло-серыми, но теперь эта скудность красок ещё больше обесцвечивала весь его облик. Да ещё и одежда… Сабрина, видимо, знатно изваляла Доминика, когда тащила обратно в дом. И теперь в зеркале отражался узник подземелий, не иначе. Паладин вообще как-то усох, хотя и не заметил этого: все наработанные мышцы превратились в тощие твёрдые жгуты, что не добавляло его телу объёма, но положительно сказалось на силе. Доминик помог отнести зеркало на прежнее место. — Ты можешь остаться в моих комнатах, — предложила Миира, когда паладин собрался уходить. — Сюда никто не заходит, да и ждать придётся лишь пару дней. Главы сейчас нет в Ордене. Отлучки руководителя были делом серьёзным и очень редким. Прерывать Главу во время его полевой работы не стоило, так что Доминик просто кивнул. — Нет, спасибо. Я пережду за пределами Ордена, так и мне, и тебе будет спокойнее. Я буду ждать у изрезанного дуба, знаешь такой? — Конечно, кто из молодых не оставлял там свои обещания? — она улыбнулась. — Береги себя и не глупи. Просто жди, хорошо? Широкая улыбка паладина Мииру совсем не успокоила, но она не попыталась остановить Доминика. Он выскользнул из её комнаты быстро и бесшумно, точно угорь из своей пещеры. — Вампир, значит, — потёрла глаза Миира, — как же тебя угораздило-то, а? Их разговор занял слишком много времени, и уже занимался рассвет. Прежде Доминик очень любил наблюдать за изменениями неба в утренние часы, но теперь обилие света только раздражало глаза. Стараясь не смотреть в окна, мужчина опрометью кинулся к ближайшему ходу из Ордена — приближалось время пробуждения его обитателей, и Доминику следовало как можно скорее покинуть замок. Настроение у мужчины было поганое. Как же он не заметил изменений, как? Увидь Доминик сам себя, принял бы за призрака, которого нужно немедленно изгнать. Человеческие черты всё ещё прослеживались, конечно, но и только; больше всего Доминик был похож на недавно созданную нежить. Тем не менее он всё ещё хотел навестить свою семью. Время было довольно раннее для того, чтобы не попасться на глаза сплетникам, и при этом Сара уже точно накрывала завтрак. Дети обычно вставали чуть позже, и Доминик имел привычку завтракать со своей женой в уютном одиночестве, когда он был дома. К несчастью, происходило это не слишком часто. Он остановился прямиком перед развилкой. Один из тоннелей вёл за пределы Ордена, другой заканчивался практически на пороге дома Доминика. Знали бы боги, как ему хотелось пройти по тому, что приведёт его к жене и детям! Скрепя сердце он выбрал другой путь. Облегчение, которое паладин чувствовал после разговора с Миирой, нельзя было передать словами. Доминику казалось, что лекарка сняла с его спины тысячетонный груз, тянущий к земле и не дававший спокойно вздохнуть. Он был уверен, что Сестра передаст Главе всё, от первой и до последней мелочи, а уж потом Орден разберётся со всей этой историей. Ни Сабрина, ни Аделонда не уйдут, Доминик был уверен. И не будет больше этого пискляво-повелительного детского голоска: Доминик то, Доминик сё, Доминик принеси-унеси-выучи… Пришедшая ему на ум мысль заставила его вновь остановиться. А откуда Аделонда вообще знала его имя? И почему он не подумал об этом раньше? Что если существо знает не только его имя, но и о его семье? О Саре и детях, о том, где расположен их дом и что утреннее солнце никогда не касалось его стен? Аделонда была невообразимо сильным существом, слишком похожим на человеческого ребёнка, чтобы стража Ордена обеспокоилась её появлением. И этот недоребёнок мог сделать всё, что только пришло бы в его голову. Паника накатывала волнами, и Доминик сделал несколько глубоких вдохов плесневелого воздуха. Нервы это не успокоило, но он хотя бы смог сбросить с себя оцепенение и развернуться. Конечно, мужчина хотел навестить свою семью, но он и подумать не мог, что это произойдёт именно так. Доминик с нервной усмешкой признался себе в том, что в последнее время он слишком много бегал. Он бежал от Сабрины и Аделонды, постоянно нёсся вперёд в попытке ухватиться за скользкий хвост воспоминаний, бежал к своей семье и к комнатам Мииры, всё ускоряясь и никуда не успевая. Жизнь так быстро подсовывала ему новые ситуации! Едва он пытался отдохнуть, — сознанием, поскольку его тело больше не ощущало усталости, — то вдруг понимал, что опаздывает. Куда, почему — неизвестно, но чувство того, что он упускает нечто очень важное, преследовало Доминика навязчивыми мыслями день ото дня. Он так нервничал, что даже не подумал перед выходом из потайного тоннеля проверить, есть ли кто рядом. На его счастье, поблизости оказалась только пара ленивых толстых куриц, ошалело закудахтавших, когда он выскочил на свет. Зашипев точно кошка, Доминик скользнул в тень. От случайного попадания под солнце у него зачесались руки и слегка село зрение, но, в общем, не произошло ничего страшного. Воспоминания о первом солнечном ожоге были не слишком приятными, чтобы их повторять. Держаться тени было легко, ведь стена отбрасывала её в избытке. Дом Доминика находился в пределах сотни шагов от хода. Когда-то он специально выбрал именно этот участок земли из всех предложенных ему: в прошлом такой ход казался необычайно логичным. И, если уж честно, Доминик ни разу не пожалел о выборе. Сколько ночей они с Сарой провели вместе, когда он должен был в одиночестве спать на жёсткой казарменной кровати — не сосчитать. И каждую из этих ночей он помнил, точно это была вчера. Пахло печёными яблоками и свежей травой. Доминик вдыхал знакомые запахи, но не ощущал их, как раньше. Теперь это были просто ароматы без какой-либо эмоциональной окраски. Они вызывали не ассоциации и приятные воспоминания, а только сухую констатацию фактов: Сара любит печёные яблоки, а Лиза постоянно пачкает платье травяным соком. Всё. Несмотря на серость воспоминаний, Доминик чётко осознавал, что он безумно любит и детей, и жену, пусть и как-то отдельно. Любить их вместе одновременно у него не выходило, и прежде всего из-за Сары: несмотря ни на что, она была никудышной матерью. Иногда Доминику даже казалось, что его жена воспринимала Лизу и Макса так же, как какая-нибудь сиделка — навязанных ей детей. Это работа, и всё. Они должны быть накормлены, напоены и вовремя уложены спать. Доминик не знал, в чём кроется причина такого холодного отношения к собственным детям, но никогда не попрекал жену этим. Сара не любила распространяться о своём прошлом, и мужчина был уверен, что все ответы хранятся где-то там, лет двадцать назад. Точно вор, он прокрался к собственному дому. Забраться внутрь было делом пары секунд: нажать на створку, слегка сдвинуть её, открыть окно и проскользнуть в детскую. И Макс, и Лиза унаследовали его любовь к прогулкам после отбоя, так что частенько сбегали на улицу по вечерам. Доминик за это никогда не переживал: в Ордене до недавнего времени действительно было нечего бояться. Его сердце продолжило безразлично отсчитывать удары даже тогда, когда Доминик увидел пустующую комнату. Детей не было. Не было и каких-либо вещей, указывающих на то, что здесь кто-то жил. Комната была абсолютно пуста. Доминик ощутил, как внутри у него начала расползаться изморозь. Она не коснулпсь ни его сердца, ни спокойного глубокого дыхания. Со стороны мужчина мог бы показаться абсолютно равнодушным ко всему происходящему, и только он знал, что именно чувствовал в тот момент. Паника. Душащий страх. Холод, иней на пальцах. Нервозность. Опоздал, опоздал, опоздал… Запах яблок усилился, и Доминика затошнило. Он задержал дыхание, как в тоннеле, потому что пряный аромат корицы был для него столь же отвратителен, как и вонь плесени. Внешне невозмутимый, он приблизился к двери и толкнул её. Комната детей, — пропавших детей, детей, которых не было дома так долго, что даже и не пахло ими! — была как раз напротив кухни, их разделял только небольшой коридор. В кухне за столом сидела его жена, его Сара, дарящая улыбку какому-то мужчине напротив. Незнакомец был обращён к Доминику спиной, но Сара прекрасно увидела его, выходящим из детской. Лицо её могло бы сравниться с его собственным: женщина мгновенно посерела, а обычно розовые губы вдруг словно присыпало мукой. Она сделала рваный вздох и завизжала так, будто увидела призрака в собственном доме. Доминик кинулся к ней, желая только одного: чтобы она немедленно замолчала. Незнакомый мужчина даже не успел встать или повернуться, как Доминик отшвырнул его со своего пути. Опрокинув стол, паладин наконец дотянулся серыми когтистыми лапами до шеи жены. Чтобы что-то сказать, Доминику потребовалось наполнить лёгкие воздухом. Он и сам не заметил, когда прекратил дышать. Пахло сексом. Душный тяжёлый запах ореолом окружал тонкую фигурку Сары и грузное тело незнакомого мужчины. — Где они? — зашипел Доминик. — Где? Сара явно была не в себе: она смотрела на мужа абсолютно бешеными блестящими глазами и всё повторяла: «Ты мёртв, мёртв, ты мёртв, это неправда!» Будь у неё силы и возможность вдохнуть, она бы наверняка ещё раз заорала. Доминик сильно встряхнул женщину и вновь навалился на неё, прижимая своим телом к стене. Любовь к жене определённо проигрывала страху за детей. — Где? — прорычал он ещё раз. — Отдала. Отдала в твой чёртов любимый Орден! — попыталась взвизгнуть Сара; очередная встряска вышибла из неё дух. — Отпусти, сгинь! — Какого чёрта?! Доминику казалось, что его захлёстывает с головой какая-то серо-чёрная муть, желающая подмять, размазать Сару по стене, как когда-то делала Аделонда с тарелками. Его желание просто найти и забрать детей, — где бы они ни были, хоть на краю света, — медленно трансформировалось в болезненную необходимость свернуть громкой женщине шею. Сара упёрлась своими цыплячьими руками в его плечи и попыталась оттолкнуть от себя. Затем она как-то расслабилась и обмякла, а её взгляд устремился за спину Доминика. В следующую секунду о голову паладина разбился стул. Доминик этого почти не почувствовал, разве что слегка повернулся, чтобы увидеть того, кто его ударил. Он никогда ещё не видел этого мужчину, а значит, тот был явно из гражданских. Всех орденцев Доминик помнил в лицо или хотя бы знал примерное описание, и стоящий за ним человек не подходил ни под один портрет: низковатый, с «богатым» животом от обильной еды, шикарной шевелюрой и злыми испуганными глазками. — Нашла себе нового? — неприятно улыбнулся Доминик. — А дети мешали личному счастью? Ярость, клубившаяся в нём, перешла в гибкий чёрный жгут, любовно обвившийся вокруг шеи мужчины. Тень текла с потолка, собираясь со всех углов и сплетаясь в петлю. Хруст. Лёгкая дрожь трупа и белеющее лицо Сары. Её новый крик — он позволил ей закричать. Доминик не чувствовал удовлетворения; ему всё казалось, что происходящего мало. Ему было нужно стереть из жизни всё, что имела эта женщина: любовников, одежду, личные вещи, даже то, чего она когда-то касалась. Оставить её одну, голую, посреди улицы, визжащую и рыдающую. Другая часть его сознания была даже рада тому, что в дом ворвались стражники. Чувствуя иступляющую дрожь, Доминик с улыбкой направил жгут в их сторону; тот, точно змея, скользнул в их ноги. Хруст, хруст, хруст — и они повалились на пол. Как трудно, оказывается, стоять на сломанных костях... Доминика вытеснили на улицу, но он сумел остаться в тени Орденской стены. Крики привлекали всё больше и больше стражи, и Сара давно была забыта. Чёрное липкое нечто клубилось в Доминике. Тени ластились к рукам, жаля врагов. Он бил только по страже, что и стало его ошибкой: какой-то мальчишка, не старше Макса, проткнул его со спины вилами. Боли практически не было, скорее удивление: с чего это вдруг ребёнок так поступил? Он повернулся к мальчишке, чтобы сказать, что всё хорошо, и Доминик, вообще-то, паладин... пацанёнок оказался весьма ловким и быстро отпрыгнул от Доминика на достаточное расстояние. Остатки стражи воспользовались этим моментом и навалились на мужчину всем скопом. Кому-то из них удалось рассечь шею Доминика, другой смог захлопнуть на его лодыжке блокиратор магии. Тени тут же опали, расползлись по положенным им местам, а Доминик ощутил, как проясняется его голова. Без жгучего желания как-то навредить Саре он растерялся, и страже удалось повалить его на спину. Их удары приходились по всему телу, но больше всего они целили в голову, намереваясь вырубить врага. Доминику это всё чудилось комариными укусами, но вдалеке уже гремели доспехи паладинов, и он попытался вырваться. Выбраться из-под груды тел было легко: несмотря на потерю магии, нечеловеческая сила оставалась с Домиником. Он встал так быстро, как только мог и кинулся в сторону от грохота лат. Паладины, его бывшие братья по оружию, были совсем близко, Доминик уже мог видеть их доспехи из светлой стали. Он также знал, как они будут действовать, поскольку когда-то его обучали точно так же. Поэтому он побежал. Это был один из наиболее действенных способов против большинства паладинов: из-за тяжёлых доспехов те были неповоротливы. Исключения составляли около десяти воинов, предпочитавших мягкую кожаную броню, что значительно сказывалось на улучшении их мобильности. Доминику вспомнились слова Аделонды о том, что в Ордене ему теперь не место. Но он также понимал, что сам виноват в произошедшем — ведь говорила же ему Миира не делать глупостей! Благими намерениями… Но дети, дети! Из-за блокировки магии тени больше не казались уютными, солнце больно жгло кожу. Скорость бега мужчины была едва ли больше, чем у обычного человека, да ещё и кровь, вытекающая из грудины, прожигала насквозь. Было в ней что-то ядовитое для самого Доминика, и это только ухудшало положение дел. Впереди тоже был знакомый грохот лат. Доминик остановился, пытаясь выбрать, куда ему бежать, как его дёрнули в один из переулков. — Ну ты и устроил клоунаду, босс, — клыкасто улыбнулась ему ворожея. Доминик мотнул головой. Чёрная копна волос его спасительницы лезла в лицо, забивалась в рот, нос и глаза. — Что, не помнишь меня? — подняла ворожея брови. — Ну, это ничего, подправим. Давай, за мной. Она потрусила вглубь тёмной улицы, стуча копытами, и Доминику осталось только проследовать за странным созданием. О коровьи ноги девушки бился длинный узкий хвост, похожий на змею с головой-пикой; сама ворожея была одета в знакомое рваное чёрное платье. Её правое копыто оказалось измазано в крови, и при ходьбе оставляло красный след. Было в этом существе для Доминика что-то знакомое, но он никак не мог понять, что именно. На своём веку он не так часто сталкивался с ворожеями. Последний раз был во время задания, которое он никак не мог вспомнить. — Джеральда? — попытал он счастья. — О, признал, — расшипелась в смехе ворожея. — Давай, вперёд. Она втолкнула мужчину в какой-то затхлый дом, выглядевший столь печально, что вполне мог бы быть населён привидениями. Внутри обнаружилась древняя старушка самого безобидного вида, сидевшая в кресле с пяльцами. Ворожея прошла мимо неё к другому выходу и махнула Доминику рукой. — Потом уберёшь, — проскрипела со своего места старушка, кивая на растекающееся пятно крови. — И иди быстрее, кровь виднее хлебных крошек. Джеральда опять зашлась шипящим смехом и, схватив Доминика за руку, утянула за собой. — Джеральда, я… Солнце стремилось к полудню. С каждой минутой Доминик ощущал, как слабеют его ноги. Кровь всё вытекала из дыр, оставленных вилами, и с каждой каплей мужчина чувствовал себя всё хуже. Мутнело сознание, слабело тело. Чернильная вампирья кровь на брусчатке смешивалась с ярко-красными каплями из раны Джеральды. — Немного осталось, — сказала ворожея, заметив его состояние, — потом падай сколько хочешь, а сейчас не смей. — Хорошо. Она вела его какими-то совершенно незнакомыми трущобами, о которых Доминик никогда даже не слышал. Остановились беглецы лишь раз, чтобы снять с ноги мужчины блокиратор. Доминик шёл за ворожеёй на одном упрямстве, даже не отслеживая происходящее вокруг. Несколько раз ему казалось, что его провожатая применяла магию, а у самых стен их вроде настигла стража и ворожее пришлось отбиваться, — но Доминик не был уверен, случалось ли это на самом деле. Для него всё тонуло в зелёном колдовском огне, в котором невозможно было разобрать что-то отдельное.