Орден Упырей

Хотя вампиры не потели, их тела всё равно пачкались. Бессмертным приходилось совершенно по-человечески принимать ванну, чтобы смыть с себя грязь. Когда Доминик подумал об этом в первый раз, то крайне удивился. Возможно, именно необходимость регулярных водных процедур сделала вампиров более реальными для него. Ведь как можно считать нечистью того, кто ревностно следит за своей... чистотой? Аделонда, к примеру, обожала принимать ванну. Доминик не видел её личной уборной, но от девочки постоянно пахло мылом, цветами или травами, почти каждый день разными: шалфей, лаванда, розмарин, ромашка, роза и ещё многие другие. Волосы Аделонды, несмотря на весь их общий беспорядок, также всегда были чистыми до скрипа. Доминику понадобилось не так много времени, чтобы переодеться и смыть с себя пыль, но ни через пятнадцать минут, ни через полчаса он так и не смог прийти в себя после произошедшего. Аделонда с её разговорами, конечно, совсем не помогала паладину обрести душевное спокойствие. Напротив, после её очередного «урока» Доминик чувствовал, что его мир в очередной раз перевернулся. Милая, тонкая Сабрина — убийца? Да ещё и… такая. — Садись, — кивнула Аделонда, едва Доминик зашёл в библиотеку. Она по старой привычке забралась в кресло с ногами и едва не свернулась в нём, как большая встрёпанная кошка. Рядом с ней стоял простенький шаткий столик и неудобная на вид деревянная скамья. Подобный антураж скорее должен был воздействовать именно на внутренние ощущения и создавать определённую обстановку, поскольку понятие удобства для Доминика больше не существовало. Самый твёрдый камень легко крошился в его руках, земля и пух не имели различий в мягкости, а перо и стул весили примерно одинаково. — Ты не нападал на неё всерьёз, — сказала Аделонда, едва Доминик уселся, — почему? В отличие от паладина, она успела успокоиться и вновь была воплощением безмятежности и равнодушия. От нервно ощетинившегося зверька, которого Доминик увидел в зале для тренировок, не осталось и следа. — Камарилья, — просто ответил он. От его шаткого односложного объяснения Аделонда не посчитала нужным даже отмахнуться. — Об этом мы уже говорили, и ты, надеюсь, меня понял. Что ещё тебе помешало напасть на Сабрину, как на своего врага? Доминик нахмурился. Даже после пережитого ему было трудно представить себе, чтобы он хладнокровно рассчитывал у себя в голове, как ему половчее оторвать блондинке голову. Бога ради, это же была Сабрина! Та самая Сабрина, которая лечила его, отвечала на вопросы и читала лекции, если Аделонде приходило что-то в голову и маленькая вампирша убегала по своим делам. Как вообще можно было думать о чём-то подобном? Всё ещё одним словом. Камарилья. Всё это он пересказал Аделонде. Девочка слушала его очень внимательно, кивала время от времени, но никак не комментировала услышанное. Когда у Доминика кончились аргументы, вампирша ещё немного посидела в молчании, и наконец спросила: — И? — Что значит «и»? — не понял Доминик. — Разве этого недостаточно? Вампирша уселась в кресле по-человечески. Ноги её не доставали до пола сантиметров пятнадцать, не меньше. — Да, Доминик, недостаточно. Если на тебя нападёт твоя мать, буквально пойдёт с ножом наперевес, то что ты сделаешь? От подобной постановки вопроса Доминик растерялся. Внутри него впенилось раздражение, подавить которое стоило больших усилий. Ситуация, которую обрисовывала Аделонда, казалась ему нелепой и попросту невозможной. — Во-первых, я сирота, из родственников у меня только сестра, — сказал он. — Во-вторых — ты говоришь какую-то дурость. Такого быть не может. — Ну почему же не может? Зелья, заклинания, наркотики, амулеты подчинения, которые так любят ваши служители Ордена. В конце концов, банальный гипноз. Разве этого недостаточно? Так что же ты сделаешь? Пусть нападает не мать, а сестра, если тебе так важны детали. Доминик совсем растерялся. Юни? А ей-то с чего нападать? Но Аделонда была права, такая ситуация, если учитывать все методы влияния на сознание, была вполне возможна. Юни, конечно, очень редко выходила за пределы земель Ордена, но и такое бывало. И любой мог узнать, что она его сестра, поэтому шантаж или гипноз нельзя снимать со счёта. Как же он раньше об этом не думал? А ещё не стоит забывать, что он теперь вампир, тёмная тварь. Да и шуму он в Ордене наделал, будто какой-то неразумный упырь. Юни при встрече может и из благих побуждений попытаться снести ему голову. — Я её остановлю, — сказал паладин. — Свяжу чем-нибудь, да хоть той же тенью. Потом поговорю с ней или попробую развеять влияние на сознание, чтобы она меня выслушала. — А её накачали чем-то, что не позволяет снять морок. — Тогда дождусь, чтобы он сошёл, сколько бы времени ни потребовалось. — У неё не будет моральных и физических ограничений, она сильнее тебя и твоих пут, тень рвёт как нитки. Что тогда? — Выведу её куда-нибудь в лес и буду от неё бегать сколько потребуется, — не сдавался Доминик. — У вампиров нет понятия выносливости. — Да, оно отсутствует, ты прав. Только ты забываешь, что днём ты слабеешь, а она — нет. И вот, наступает полдень. Твоя сестра не имеет каких-либо ограничений, она не устаёт из-за наркотика, и она намерена тебя убить. Что ты будешь делать? Описанное положение для Доминика было безвыходным: или он, или сестра. И, каким бы человеколюбием ни отличался паладин, он выбрал себя. — Я не могу умереть, — признал он. — Я нужен детям. Я должен был пытаться убить Сабрину? — Верно, — щёлкнула Аделонда пальцами. — Хорошо, ты не безнадёжен, хотя доходит долго. Так почему ты не сражался всерьёз? — Она тоже не была настроена серьёзно. — И слава богам, иначе от тебя не осталось бы и мокрого пятна. Я возношу выдержке Сабрины искренние молитвы и восхваления, потому что она голодает уже незнамо сколько лет. — Голодает? Аделонда отмахнулась от него, о чём-то задумавшись. Такие её уходы «в себя» были обыкновенным делом, и Доминику всего лишь требовалось подождать, пока вампирша вернётся в сознание. — О чём я, — пробормотала девочка, очнувшись от задумчивости. — Сабрина. Ты знаешь, что она тоже вампир? — Я догадывался. Доминик понятия не имел, кем именно являлась лекарка, и, судя по лицу Аделонды, та об этом знала. Комментировать это девочка никак не стала, только усмехнувшись. Паладин искренне считал Сабрину если не обычным человеком, то хотя бы просто средненьким магом или антропоморфным инорасником. Но для вампира блондинка была слишком обычной и человечной, будто простая деревенская девушка. За всё время их знакомства, если не считать момент боя, Сабрина ни разу не проявляла своей нечеловеческой сути. Даже когда Доминик попытался сбежать, она вырубила его золотым светом. Его мог испускать какой-нибудь артефакт, это могло быть заклинание, а ещё нельзя было забывать об обычном зеркале. Сабрина тогда как раз стояла лицом к солнцу, и отразить луч было делом нехитрым. — Почему она тогда не ела? — спросил Доминик. — К какому виду она принадлежит? И как она меня вырубила? — Салубри. Потому и не ест. Простой световой артефакт, слабенький, но для Лезомба достаточно. Паладин потёр висок. Когда он читал про вампиров-лекарей, отринувших свою суть, ему как раз хотелось хоть одним глазком посмотреть на этих мазохистов от природы. И вот, оказывается, он жил с таким вампиром бок о бок не один день и даже не одну неделю, и при этом ничего не заметил! Мистика. — Погоди, погоди, — пробормотал Доминик. — Если она Салубри, то тогда из какого вида она перешла в этот? В смысле, Салубри ведь не рождаются, насколько я помню, а становятся добровольно из-за каких-то причин. И что-то я не увидел у неё во время боя каких-то отличительных черт, чтобы можно было опознать конкретный вид. — А красные глаза и когти тебя не смутили? — Это черта как упырей и Носферату, так и тех же Макалаврианов, и я не могу ничего сказать точно. Баруха тоже отличаются странным цветом радужки и злобным характером, так что? Недостаточно вводных. К тому же, если опустить эти детали, то Сабрина выглядела совершенно обычно. «Это если не вспоминать нехарактерную мимику, хищные повадки и немного увеличившиеся клыки», — подумал Доминик. Добавлять этого вслух не требовалось, Аделонда прекрасно понимала не озвученное сама. — Она принадлежит к Ма-Джаре, — наконец сказала девочка. — Хищники хищников, убийцы вампиров. — И она что, реально хотела меня убить? — Да. Вполне реально. Близость смерти не была для Доминика новым ощущением, но почему-то он почувствовал накатившую на него слабость. Всё время он, получается, симпатизировал существу, которое создано для уничтожения ему подобных. Он для Сабрины фактически печёный перепел на тонких ножках! Хотя, с другой стороны, лекарка всё же выбрала путь Салубри, то есть — ненасилие. И если блондинка столь долго испытывала голод и неудобства, то разве будет она воспринимать Доминика как дичь? Ведь должно же быть у неё в голове какое-то ограничение, которое она сама себе и поставила. — Почему она стала Салубри? — спросил Доминик. — Без понятия. Это не та тема, о которой вампиры обычно любят распространяться. Меня не касается её прошлое, и тебя оно тоже не должно интересовать. Захочет — расскажет сама, но за столетия нашей совместной жизни я у неё этого желания не видела. — Я понял. Мне что теперь, стоит опасаться поворотов и выглядывать из-за угла, едва я её завижу? — попытался пошутить паладин. То, как задумалась Аделонда над его словами, совсем паладину не понравилось. — Было бы неплохо, — сказала девочка. — Видишь ли, пока она голодная, она действительно опасна. А голодная она всегда, сам понимаешь. Когда я останавливала твоё избиение, то была готова к реальному бою с ней. Более того, в зале установлено несколько магических накопителей на этот случай, чтобы я не отвлекалась на возникающий голод. Вампиры, Доминик, не люди. У нас отсутствует стадный инстинкт, по природе вампы одиноки. И если вампир говорит тебе, что попытается тебя убить, то лучше ему верить, какие бы отношения между вами ни были до этого. Доминик подумал, что всё же неплохо было быть человеком: он, по крайней мере, мог положиться на Орден. Наверное, его мысли вылезли прямиком на его лицо, потому что Аделонда усмехнулась. — О, — сказала она, — я знаю, о чём ты думаешь: что ты всегда мог положиться на свой Орден и его служителей, верно? Уж они-то не предадут, не попытаются избавиться от своего «брата» на сложной подставной миссии, верно? Ворожея рассказала мне, что она видела, не переживай. — И когда только успела, — беззлобно фыркнул Доминик. — На меня напали отступники, а не служители. Наверняка этих рыцарей сманили к себе наёмники. Или им просто заплатили кругленькую сумму, а они и не устояли. У самого хорошего яблока может быть гнилая сторона, разве нет? Девочка угрюмо рассмеялась. — Не волнуйся, Доминик, я уже поняла, как с тобой стоит поступать. Ты упрям словно мул и не поверишь, пока не увидишь всё собственными глазами. Ужасная черта, если честно. Так что пока просто продолжай тренировки, и скоро я дам тебе такие доказательства, от которых ты не сможешь отвертеться. Я же знаю, на что ты способен. Она вскочила на ноги и, отряхнув штаны от пыли, направилась к выходу. — Ты слишком часто говоришь о том, что я могу и не могу, — поморщился Доминик. — И откуда только, а? — Мой учитель тоже был Лезомба, к тому же ещё и Стражем. Я действительно многовато знаю о твоём виде. Кстати, — добавила она у самых дверей, — Сабрина права насчёт тренировок, страх смерти рушит самые прочные барьеры. Чтобы понять, о чём говорила девочка, Доминику потребовалось несколько секунд. Затем он поднял с пола кусок тени и мысленно приказал ему свернуться. Прозрачный шёлк послушно свился в кольцо.