Орден Упырей

Как это обычно бывало, с уходом Аделонды дом замер. В этом не чувствовалось тревоги или настороженности, которые обычно живут в зданиях, лишившихся своих хозяев. Скорее, Замком-на-Костях овладело сонное отупение, что приходит в периоды долгого ожидания. Не происходило ровным счётом ничего: дети оставались без сознания, Сабрина редко отходила от них, а Доминик засел в библиотеке. Упыри в своей комнате от вечного голода грызли стены. Огромный выбор различной литературы совершенно не помогал Доминику коротать время, поскольку его мысли то и дело возвращались к детям. Была, правда, ещё одна довольно неприятная тема для размышления. Перед уходом Аделонды Сабрина попросила вампиршу приобрести в Гвинге некоторые ингредиенты для лекарств. Как признавалась лекарка, без них вполне можно было бы обойтись, но тогда она не была уверена в успешном лечении Макса. Словом, ингредиенты были нужны как воздух. — Ладно, — кивнула тогда Аделонда на эту просьбу, — куплю. Доминик тебе принесёт. Попытки как-то возразить этому маленькому походу девочка даже не стала слушать. Как бы Доминику ни хотелось остаться в Замке рядом со своими детьми, он вынужден был сопровождать вампиршу в город. — Ты ничего не сможешь для них сделать, — говорила Аделонда по пути в Гвинг, — ни помочь, ни успокоить, ни привести в сознание. Своими чрезмерными волнениями ты только навредишь. Успокойся, Сабрина действительно хороший лекарь, даже меня вытянула. — Я бы не хотел, чтобы мои дети становились вампирами, — Доминик слегка качнул головой. — Это не та судьба… это не то. Они шли обычным прогулочным шагом по обочине большой торговой дороги. Мимо них проезжали гружёные телеги и самые настоящие кареты, смотрящиеся довольно чуждо среди равнин. Вдалеке из-за крепких стен сверкал крышами Гвинг, зазывая в своё нутро новых игроков. Доминик тяжело вздохнул. Пыль щекотала ноздри, разум дурманил запах травяного сока. Будь он человеком, то тотчас заработал бы мигрень от силы этих ароматов, смешивающихся со сладкой вонью свежего навоза. Со стороны карет доносились отзвуки алкоголя и удушливых цветочных духов. Погода разыгралась, и теперь солнце вовсю грело землю. Доминика едва спасала широкополая шляпа, которую Аделонда выудила из глубины шкафов. Головной убор когда-то явно принадлежал знатной даме, но после удаления с него перьев и мелкой россыпи бриллиантов вполне сгодился и мужчине. Доминику было всё равно, что на него надето. Ещё при своей человеческой жизни он не был модником и безропотно носил комфортную и функциональную одежду. Обычно это была броня паладинов, которую он месяцами не снимал. Для поддержания чистоты в его арсенале насчитывалось множество бытовых заклинаний. Теперь же последний месяц он носил то, что давала ему Аделонда. Она обычно отыскивала какую-то совершенно немыслимую одёжку среди хлама Замка, на которую без слёз взглянуть было трудно, но Доминик не возражал. Если одежда закрывает тело от солнца, то этого достаточно. Тот закрытый костюм для Лезомба, который когда-то давала ему вампирша, непозволительно быстро износился. Доминику было до слёз жаль выкидывать чёрные обноски, с которыми он успел сродниться, но выбора не стояло: на вампирах всё быстро изнашивалось в труху. Это было совершенно естественно, поскольку вампы не особенно заморачивались со сменой одежды, а эксплуатация все двадцать пять часов в сутки ещё ни одним штанам на пользу не шла. — Наверное, мне стоит купить одежду, — сказал Доминик. Аделонда тихонько фыркнула на это замечание. — Неужели? — пропела она тонким детским голоском. — А может, ты доносишь те платья из сокровищницы? Там одежды на века! — Издеваешься? — Конечно. На самом деле, тебе давно стоило бы купить что-нибудь, но я всё тянула. Ждала, пока ты сам предложишь, — она обнажила в улыбке ровные белые зубы. — Предложил! А то выглядишь ты, как бы помягче сказать… — Бродягой или ворьём? — Вроде того. Доминик поджал губы. Видок у него, наверное, действительно был тот ещё: расхристанная, тысячу раз латаная рубаха, засаленные коротковатые штаны, дамская шляпа и женские перчатки, огромный зимний шарф изумрудного цвета, на ногах — совершенно не подходящие всему этому наряду богатые сапоги. Обуви в сокровищнице практически не было, и эти ярко-красные казаки с золотой вышивкой оказались единственной парой, налезшей ему на ногу. Прошлые его ботинки, которые Аделонда и не думала у него забирать, развалились прямо у мужчины на ногах. Откровенно говоря, вампирам одежда была не нужна. Для Доминика главным фактором теперь являлась защита от солнца, нежели прочность ткани или богатство украшения. — Учитывай, что новая одежда ненадолго, — предупредила Аделонда. — Почему? — Все Лезомба, которых я когда-либо видела, обычно были одеты в собственную тень. Доминик представил на своём теле чёрную полупрозрачную вуаль. Сдержать нервную улыбку у него не получилось. — Это что, они голые по улице ходят? — спросил он. — Ну, видение ситуации зависит от твоей распущенности, — ухмыльнулась вампирша. По мере приближения к городским стенам Доминик всё лучше видел, как застенчиво прятались за ними обласканные ветром крыши. В его душе во время всех этих тёплых дней злилась тоска по утраченной возможности наслаждаться солнцем. Даже когда он был человеком, то не слишком часто бывал на свежем воздухе, обычно между его кожей и окружающим миром стояла прочная защита паладинских доспехов. А теперь ему уж совсем придётся забыть о любви к лету и солнечным ваннам. Аделонда привычно раскланялась с охраной, на этот раз выглядевшей возмутительно по-человечески. Два парня в доспехах, напоминающих паладинские, весело оскалились на настороженный взгляд Доминика. — Мне казалось, что людей не берут в охрану Гвинга? — спросил Доминик, едва они отошли. — Берут, но редко, — сказала Аделонда. — А к чему такой вопрос? — Ну, те два парня… — Они не люди. Доминик обернулся и тотчас наткнулся на насмешливую улыбку одного из охранников. У него были обычные каштановые волосы, карие глаза и несколько крошечных прыщей над правой бровью. — Но они выглядят… — Я тоже выгляжу как человек, — отмахнулась Аделонда, — но являюсь ли я им? С недовольством Доминик признал, что в её словах был смысл. Он тоже теперь выглядел совершенно по-человечески, разве что немного нездорово, но определённо человеком больше не являлся... Вампиром он себя никак не мог назвать — это слово у паладина прочно ассоциировалось с кровопийцами. Лезомба. Он - Лезомба. Мда. — Скажи мне, Доминик, — начала вампирша, оглядываясь по сторонам, — как в Ордене определяют инорасников? Вопрос был простым, но мужчина задумался. Как таковой системы разделения не было, всё определялось исключительно зрительно. То есть если у существа были хвосты и копыта, то оно относилось к иной расе. Выглядящие по-человечески относились к людям. Даже сильфы, карлики и эльфы считались не другой расой, а ответвлением человеческой. Это он и сказал Аделонде. — Да уж, — покачала та головой, — прекрасно, просто прекрасно. С одной стороны, вы, конечно, правы: некоторые расы произошли из человеческой, но сильфы и карлики, как и русалки, кстати, не являются таковыми. Правильнее будет сказать, что они имеют одно начало с человеком, но не больше. А вот вампиры, если рассматривать нас именно как расу, являются следующей ступенью человека. Какой-то мальчишка, выглядящий не старше самой Аделонды, попытался срезать у неё кошелёк с золотом. Не отвлекаясь от разговора, девочка отмахнулась от незадачливого вора. Тот сразу поспешил скрыться в толпе. — Подобное определение рас говорит исключительно о вашем самомнении, — продолжала Аделонда как ни в чём не бывало, — но не о реальном уровне знаний. Если прошерстить весь Орден, то там вряд ли будет хоть с десяток обычных людей. Это не считая ваших семей, конечно. Ты знал, что паладина уже нельзя назвать человеком? — Не говори чушь, — не слишком уверенно возразил Доминик. — Конечно же, мы люди. То есть, они люди. Главная улица с разнообразными лавочками кончилась, но Аделонда вела мужчину дальше. Как и в прошлое посещение Гвинга, Доминик был вынужден идти по изнанке города, наслаждаясь не слишком приятными видами плохо облагороженных трущоб. Тем не менее от закоулков Носферату эти отличались: повсюду было развешено старое латаное бельё, бегали дети-оборванцы, нищие играли в кости. На вампиров внимания никто не обращал. Здешние знали, когда стоит проявлять интерес, а когда необходимо отвести глаза. — Человеческая природа такова, что она не способна воспринять магию в любом виде, — начала Аделонда лекторским тоном. — Дело в энергоструктурах. Если они идеально-ровные и правильные, то ты никогда не сможешь наложить на обычного человека ни одного проклятия или благословения. Люди инертны к магии. Иногда, как в случае с некро, энергии могут оказывать влияние на человека, но этому всегда предшествует разрушение энергетических структур. — А что насчёт человеческих магов? — Они сознательно расшатывают свою энергетическую оболочку, а затем посредством ритуалов прививают себе те или иные способности. Фактически они ничем не отличаются от собственных химер или големов, разве что выглядят обычно. Но если заиграются, то начнут терять человеческий облик и всё такое. Вы обычно таких магов уничтожаете. На памяти Доминика было три подобных случая. Маги тогда действительно «заигрались», превратив себя во что-то непотребное: одна наполовину стала птицей, другой умер от асфиксии из-за появившийся жабр, а третий пожелал сродства с воздухом и попросту медленно растворился. Жуткое было зрелище, ведь исчезновение шло слоями. То есть сначала визуально у мага пропала кожа, затем мышечная ткань, органы и скелет. Последним в воздухе растворился голос, и на этом мага объявили пропавшим без вести. Первой волшебнице относительно повезло: на неё предъявили права ворожеи, и девушку отдали им. О её дальнейшей судьбе Доминик ничего не знал. — То есть ты хочешь сказать, — медленно начал он, — что любой человек, способный колдовать, является гибридом? — Ну вроде того. Но человеком он уже точно не может называться. Из этого выходит, что паладины тоже нелюди. Практически инорасники, вы ведь рождаетесь с определёнными возможностями. Аделонда остановилась посреди улицы, с усмешкой следя за выражением лица Доминика. Он давно заметил это её увлечение: девочка просто обожала рассматривать проявление эмоций существ, чей мир переворачивается. — Так что отличает гибрида от другой расы? — спросил Доминик. — Возможность воспроизведения себе подобных? Точка зрения? На эту тему исследований не производилось, знаешь ли. Подожди тут, я сейчас заберу травы Сабрины. Она поднялась по светлому крыльцу и без стука вошла в дом. О, что это был за дом! По сравнению с ним, собственная хибара Доминика показалась ему неказистой пародией на жилище. И тем страннее было видеть подобное великолепие посреди нищего квартала с его сплошь серыми убогими зданьицами. Светлое деревянное крыльцо вело к незапертой резной двери. Вся поверхность её была искусно украшена, и на одной небольшой дверце неизвестный плотник вырезал целую картину охоты. Доминик видел точёных волков, загоняющих лису, стебли травы и каждый отдельный лист у деревьев, будто это была обычная фреска. Но вот подойти ближе и рассмотреть это великолепие у него не вышло: едва он сделал шаг к дому, как в лесной охоте багрово вспыхнули руны, не замеченные мужчиной до этого. Почти сразу открылось окно, выпустив на улицу тяжёлое ворчание. Дом был трёхэтажный, и каждая глазница каменного строения запиралась на массивные ставни, что по красоте могли бы посоперничать и с дверью. — Доминик, — окликнула Аделонда, почти наполовину свешиваясь из окна, — хозяин просит, чтобы мой любопытный ученик ушёл. Ты его нервируешь. Паладин сделал шаг назад, но руны всё ещё продолжали гореть, разрушая тонкость резьбы. — Ладно, — поморщился Доминик, — где встретимся? — Иди на главную площадь, там есть фонтан. Рядом с ним и увидимся. Она нырнула обратно в дом, с треском захлопнув за собой ставни. Доминик вздохнул, кинул на дверь последний взгляд и пошёл к выходу из закоулка. Найти главную площадь было просто: она пахла сладким соком, гарью и алкоголем, а звучала голосами людей и звоном монет. Выйдя на более оживлённую улицу, Доминик позволил толпе подхватить себя и нести в сторону этого гама. В уголках его глаз мелькали разношёрстные дома с одноцветными нагретыми крышами, разукрашенные лица людей и нелюдей, блеск товаров с торговых лавок и всевозможные богатые ткани. Мостовая услужливо прогибалась под его ногами, и ни один камень не выступил из неё, ни одна щель не попыталась захватить его ногу. Толпа практически выплюнула его на границе большой площади, сплошь усеянной существами всех форм. Дальше было не протолкнуться, и Доминик, обуреваемый любопытством, взобрался на низенький домишко. Тот больше напоминал сарай с прохудившейся крышей, но черепица помимо Доминика выдерживала ещё нескольких мужчин, трёх мальчишек, серую кошку размером с телёнка и закованную в кожаную броню девицу. Все они смотрели в центр площади. Фонтана там не было, но его каменный круг остался. В центре, откуда обычно бьют струи воды, люди складывали хворост и солому, готовя большое кострище. Привязанный к столбу молодой человек смотрел на эти приготовления с безразличием, будто это не его собираются сжечь. Подобные казни не были чем-то особенным, так что этой картине Доминик не удивился. Часто выходило так, что для убийства мага подходил только огонь — и в Ордене полыхали костры побольше готовящегося. Ушлые волшебники умели уходить практически от любого способа умерщвления, и только пламя с электричеством всё никак не поддавались их умам. — За что его? — спросил Доминик у сидящей рядом девушки. Та слегка повернулась в его сторону, показав голубые татуировки на смуглом лице. — За природу, — ответила девушка, вернувшись к созерцанию приготовлений. — Некромант. Пришёл за атрибутикой в город. По напряжённому лицу было понятно, что она не одобряет творившегося, но спасать мага девица не спешила. Она скользила кошачьими глазами по беспокойным волнам существ на площади и слегка кривила узкие губы. — Некромантия разве порицается? — спросил Доминик. На этот раз он не удостоился и взгляда. — Недавно пропал анклав слуг смерти. Сейчас некро в ответ уничтожают города. Этот маг ничего не сделал, но сгорит за свою природу. Девушка досмотрела ровно до того момента, когда хворост подожгли. Затем она коротко свистнула, и огромная кошка тотчас спрыгнула с крыши вслед за своей владелицей. Несмотря на уникальность их внешнего вида, в толпе они растворились за секунды. Доминик всмотрелся в далёкий огонь и его скорую жертву. Некроманта решили сжечь, хотя он всего лишь пришёл в Гвинг за покупками... Серая шкура кота мелькала в толпе, всё ближе подбираясь к костру. Девушку Доминик не видел, но был уверен, что и она где-то рядом со зверем. В море тел никто не заметил, как лица у нескольких стражников потеряли всякое выражение, а глаза обесцветились. Знакомый с подобным явлениями, Доминик отошёл к краю крыши. Вид с неё был чуть хуже, а площадь уже не лежала на ладони, но сложенный в теле фонтана костёр всё ещё хорошо просматривался. Лицо связанного некроманта было окрашено в оранжевый и совершенно ничего не выражало. Казалось, что подбирающийся к ногам огонь совершенно не волновал мага: мужчина вяло обводил взглядом толпу, посматривал в глубину ясного неба и подолгу замирал в задумчивости. Конечно, некроманты не боялись смерти, но подобное равнодушие всё равно удивило Доминика. Обычно перед лицом опасности маги хотя бы старались продать свою жизнь подороже. Чёрные глаза некроманта обрели фокус, а вся фигура мага заметно напряглась. Он смотрел прямо перед собой, лишь немного опустив взгляд к толпе. — Алина, уходи, — сказал некромант, едва приоткрыв рот. Его слова были произнесены так тихо, что за гулом толпы даже Доминик их не услышал, но движения губ точно складывались именно в эту фразу. Рядом с бортом бывшего фонтана паладин увидел серого кота и его спутницу. Затем поднялся крик. Изменение глаз стражников могло иметь только два значения: или они под глубоким гипнозом, или они мертвы и вновь подняты. В любом случае, для окружающих это было дурным предзнаменованием, потому что клыкастая Алина явно хотела освободить незаслуженно пострадавшего мага. Возможно даже их связывало что-то, потому что просто так никто не пошёл бы против знаменитой стражи игорного города. Толпа хлынула в узкие переулки, стремясь как можно скорее покинуть опасную площадь. Веселье казни мгновенно переродилось в вопли ужаса, едва только подчинённые стражи вынули клинки из ножен. Доминик видел, как один из болванчиков сделал широкий круговой взмах оружием, положив сразу пять существ около себя. Некромант избавился от верёвок и теперь стоял в кругу затухающего огня. Его серые больные руки с нежностью держали грубые ладони Алины, пока рядом с ними бесновался огромный кот. Животное рвало когтями и раздирало клыками подбегающих стражников, число которых всё множилось от секунды к секунде. Стражники выпрыгивали будто из-под земли, тогда как гражданских на площади больше не осталось. Даже соседи Доминика по крыше решили убраться, пока бой не стал слишком жарким. — Ты сказал, что смерти нет, — прочитал по девичьим губам Доминик. Он увидел, как вздрогнул от этих слов маг, и как расслабилась вся его фигура. Некро поцеловал руки своей возлюбленной, а затем прижался к ним лбом — жест, больше полный смиренного принятия, нежели обожания. После этого Алина присоединилась к своему коту, а некромант поднял руки к посмурневшему небу. В тот момент, когда на площади мёртвые вновь вернулись к жизни, рядом с Домиником встала Аделонда. — Идём, — сказала девочка Несмотря на все свои желания, ослушаться Доминик почему-то не решился. — Мы не сможем им помочь? — спросил он, прыгая на другую крышу. — Они уже трупы, — мотнула головой Аделонда. — Скоро придёт настоящая стража города, а не эти неумёхи. Тогда им конец. От Самеди никто ещё не уходил. — Значит, их ждёт развеивание в прах? Аделонда невесело фыркнула. Самеди, эти вездесущие Самеди, которых боялись даже вампиры. Одного прикосновения к ним достаточно, чтобы распрощаться с жизнью. — Не думаю, — сказала вампирша. — Скорее, едва они появятся на площади, как некромант сам себя прикончит со своей девицей и котом. В некоторых случаях самоубийство — благо. По крышам они добрались до стен города, которые Доминик преодолел благодаря теням. На прощание Аделонда отдала мужчине крохотный кулёк из мешковины и второй мешок, бывший значительно больше. — Маленький отдашь Сабрине, — пояснила она. — А дальше разберётесь. Я постараюсь выяснить, что происходит, и вернуться как можно раньше. — Тебе обязательно уходить? — Стражи много знают, так что я рассчитываю понять, что происходит в твоём обожаемом Ордене. Стражи вампиров, — добавила она, увидев непонимание Доминика, — я о них тебе говорила. — И они тебе ответят? Насколько я понял, вампиры не слишком любят делиться информацией. Аделонда немного замялась, прежде чем ответить. — Я долгое время была одной из Стражи, так что некоторые связи у меня остались. К тому же, мой наставник принадлежит к хранителям Полога. — И всё же, ты можешь остаться. Не думаю, что там тебе сообщат что-то действительно важное. — Ты просто не хочешь оставаться один на один с Сабриной? Доминик… мы влезли во что-то, чего я не понимаю, и мне это не нравится. Возможно, мой уход сможет помочь. Может, нет. Но в Замке я сейчас бесполезна. — Довольно неприятно слышать подобное от древней всесильной вампирши, — со смешком признался мужчина. Аделонда его веселья не поддержала. — Я старый вампир, но я отнюдь не всесильна. Иди к Сабрине, ей действительно нужен этот мешочек. Второй тебе. Она коротко кивнула своему ученику и сорвалась с места. За считаные секунды её силуэт размазался и растворился где-то далеко. Доминик смотрел ей вслед ещё некоторое время, а затем не сдержал любопытства и заглянул во вторую поклажу. На губах у него мелькнула кривая улыбка. Возможно, сам он забыл о том, что у него нет нормальной одежды, но вот Аделонда помнила о его проблеме. В мешке были тёмные вещи из плотного материала, точно не пропускающего свет. Когда он вернулся в Замок без Аделонды, дом уже практически заснул. Доминик передал Сабрине лекарства и оказался предоставлен сам себе. Он вновь столкнулся со скукой. Своё время он занимал по-разному: тренировался, читал в библиотеке, исследовал некромантский лес и всячески старался не докучать Сабрине. Лекарке его помощь была практически не нужна, но она иногда давала ему пустяковые задания просто чтобы хоть как-то занять. Времени всё равно было слишком много. Доминик не нуждался во сне или в пище, ему не требовалось тренировать своё тело и было не с кем поговорить. Всё это высвобождало около пятнадцати лишних часов. Привычный день в двадцать пять часов казался ему чрезвычайно долгим. Доминик успевал решительно всё, за что бы ни брался. Помимо чтения книг и изучения собственных возможностей он волновался о детях, думал о ситуации в Ордене, размышлял об участи инорасников. Доминика беспокоило увиденное в Гвинге. Что же такого хотел купить тот некромант, раз это привело его на костёр?