Орден Упырей

Только за то, что Доминик открыл глаза и не увидел блеска золота, он был благодарен судьбе. Привычка терять сознание и просыпаться в плену побрякушек Аделонды уже начинала его тяготить. Он не знал точно, сколько прошло времени: долгое ощущение и настраивание внутренних часов оказывалось совершенно бесполезным для вампира. Человек делил дни благодаря сну, усталости и закатам. Став вампиром, Доминик оказался лишён этих обыденностей. Теперь для него существовал только один нескончаемо долгий день его нежизни. Он всё ещё находился в библиотеке. Из-за заложенных окон он не мог определить время суток, но одежда на Доминике была та же самая, что и раньше. В принципе, это ничего не значило, но ему было приятно думать, что помешательство заняло совсем немного времени. Помешательство. Доминик передёрнулся от воспоминаний, хотя его тело осталось равнодушно к мыслям. Простейшие физиологические реакции, которые могли вызывать у себя вампиры, теперь, похоже, были ему недоступны: биение сердца, наполнение лёгких воздухом, смачивание глаз водой и ещё многое другое. Да и в самом деле, как можно сотворить хоть что-то с телом, до краёв наполненным только тенью? В попытке ощутить собственное тело, Доминик обратил внимание внутрь себя. Там вместо крови плескалась темнота, сгущаясь в подобие сердца примерно посередине его груди. Можно ли было этот комок чернил называть сердцем? Бой с тенью был проигран. Сейчас Доминик чувствовал, знал, что нельзя выиграть в подобном. Он был пропитан тенью, отравлен ей, и каждое его слово или действие были словами и действиями тени. От подобного можно было бы сойти с ума, но разум — это единственное, что ещё оставалось у Доминика. Его он не мог потерять. Сабрина оказалась рядом. Замерев подобно статуе, она смотрела своими водянистыми глазами на него, как охраняющая кость собака. — Как ты себя чувствуешь? — спросила девушка. — Опустошённым. Собственный голос показался Доминику безжизненным. Прокашлявшись, он извинительно улыбнулся Сабрине. — Это лучше, чем ничего. Аделонда сейчас со своими родителями, — предвосхитила лекарка его вопрос, — твои дети в безопасности. Лизу я уложила в твою комнату, Макс всё ещё в моей лаборатории. По появившимся в уголках её рта горьким складкам было ясно, что Сабрина не испытывает восторга по поводу последнего. Доминик мог только посочувствовать ей. Ему было сложно даже представить, что могла чувствовать Сабрина, лишившись своего пространства в Замке. Несмотря на обширную площадь дома, как-то само собой разумелось, что в нём не было свободных комнат. Одноэтажное здание было поделено самым скрупулёзным образом, как не делили даже казармы. Большая часть дома принадлежала Аделонде, но и у Сабрины была пара только её уголков. Главными комнатами лекарки считались её лаборатория и, как это ни странно, уборная. У самого Доминика во владении была его каморка и тренировочная постройка вне дома. Этого вполне хватало для нормального существования с двумя вампиршами. Для умственных занятий существовала общая библиотека. — Что с моими детьми? Они в порядке? — спросил Доминик. — Лиза очнулась, — улыбнулась Сабрина. — Пробыла в сознании некоторое время, затем снова уснула. Это хороший признак. Если Лиза и правда очнулась, то одной каморки и тренировочного зала будет мало, решил Доминик. — А что Макс? — Всё ещё не в себе. Она хотела было помочь Доминику сесть, но мужчина справился сам. Скорее удивлённая, чем обрадованная, Сабрина кивнула на выход из библиотеки. — Если ты чувствуешь себя нормально, то мы можем сходить к Лизе. Она вряд ли сейчас в сознании, но ты её увидишь. Чуткости или понимания в её голосе не было, и это мягкое равнодушие вновь всколыхнуло уже забывшиеся вопросы. Была ли у Сабрины семья до её обращения? И что с ними стало? Он встал. Ноги у Доминика были лёгкими и послушными, как никогда. Такого он не чувствовал ни под наркотиками, ни под заклинаниями лекарей. Ему казалось, что всё тело удивительно правильное и целостное, и от этого ощущения Доминика переполняло радостное предвкушение. Тени под его ногами трепетали, как огоньки свеч. Плавные серые линии в этот миг не казались Доминику жуткими щупальцами, желающими затащить его вглубь болота. Мужчина с лекаркой вышли в галерею, едва освещённую приглушённым лунным сиянием. Все четыре высоких окна оказались заботливо задрапированы плотными шторами, сотканными лет сто назад: материал прохудился в нескольких местах и теперь пропускал мелкие лунные лучики. В полумраке портреты, развешенные на противоположной от окон стене, казались уродливыми карикатурами нормальных людей. Около одной из картин Доминик остановился. Всего на стене весело шесть полотен, но только один из портретов выглядел более или менее ухоженным. Плотный мужчина с едва заметной улыбчивой ямочкой на щеке дружелюбно посматривал с холста на проходящих мимо. — Я никогда не спрашивал, не интересовался… что это за картины? — Я не знаю, — сказала Сабрина, и Доминик понял, что она с лёгкостью соврала. — Дом уже достался мне с ними. Но, раз уж мы остановились, то я бы хотела предупредить тебя. Оторвавшись от разглядывания улыбчивого мужчины, Доминик перевёл взгляд на Сабрину. Девушка выглядела крайне настороженной и серьёзной, и это настроение медленно прокралось внутрь мужчины. — Что-то не так? — спросил он. Сабрина прищурилась, отчего её глаза оказались обрамлены совсем мелкой сеткой морщинок. Доминик заметил, что обычная влажность её зраков сменилась непривычной сухостью. — Я не являюсь Лезомба, — медленно проговорила девушка, — и не понимаю произошедших изменений. Но они точно есть, и я совершенно не представляю, чего мне стоит от тебя ожидать. Поэтому, Доминик, я вынуждена тебя предупредить: возможно, сейчас ты на пике своей силы, но я всё равно остаюсь охотником. Если понадобится, то я убью тебя. И, хотя Аделонда явно не будет в восторге от этого, как и от моей возможной смерти, я это сделаю. — Подожди-подожди-подожди, — Доминик выставил перед собой ладони, пытаясь отгородиться от слов девушки. — Я не собираюсь нападать или что-то такое! Да с чего ты решила, что я это буду делать? Ты лечишь моих детей, Аделонда назвала нас своей камарильей, и вдруг ты говоришь это! Да что вообще произошло? Его слова совсем не успокоили лекарку. На этот монолог она только поджала губы и махнула рукой, приглашая Доминика следовать за ней. Он остался в полнейшем раздрае. Только начинаешь думать, что всё в порядке — и тут на тебе… Из галереи они прошли до «запретной» для Доминика двери. Та вела в кабинет Аделонды, который попадал в список личных комнат. Уважая чужое пространство, Доминик никогда не пытался даже заглянуть туда, но сейчас зашёл без возражений. Комната мало отличалась от библиотеки, разве что окна не были закрыты. Аделонда, судя по всему, любила смотреть на пейзажи, и в кабинете картин оказалось не меньше семи. В остальном — книги, книги, книги и золото, разбросанное повсюду мелкими кучками. Из всего этого выделялся, пожалуй, простой письменный стол, содержащийся в идеальном порядке: пара карандашей и перьев, чернильницы, стопка листов и засохший бутон розы. Сабрина прошла к этому столу и взяла с него один из листов. Доминик остался стоять практически у самого порога, не смея перешагнуть определённой границы маленькой вампирши, хотя и не видел Аделонды в тот момент. Поняв это, Сабрина вернулась к мужчине и отдала ему листок, сплошь залитый чернилами. — Аделонда неплохо рисует, — пояснила девушка. — И вот как она написала тебя. То, в каком состоянии она нашла тебя. Доминик вгляделся в чернильные пятна, но не увидел в них никакой системы. Он несколько раз перевернул лист, прежде чем Сабрина со вздохом помогла ему разобраться в нарисованном. Следя за движениями её пальца, Доминик с трудом узнавал очертания собственной фигуры. От него самого на картинке оставался только клочок светлых волос, да пара очертаний, всё остальное было залито чернилами. Тенью. На заднем плане виднелся кокон, в котором предположительно был Макс, но у фигуры спереди от человека не оставалось ничего. Только чёрная клякса во весь первый план. — Это тень, я так понимаю? — спросил он просто чтобы что-то сказать. Сабрина кивнула. — Да, верно. Ты был практически поглощён ею. Я не особенно удивлена, потому что ты продержал Макса в коконе около трёх дней, и я не могла даже с тобой общаться. Это всем далось нелегко, — признала она. — Аделонда, когда пришла, так ругалась… но ты не слышал, конечно. Я не представляю, как она тебя вытащила из этого. Без подсказок девушки изображение снова расплылось на несколько неровных клякс, так что Доминик отдал лист Сабрине. Лекарка вернула его на стол и вывела мужчину из кабинета. — То, что со мной случилось… оно опасно? — Не думаю. Скорее, это может быть опасно для окружающих. Это нормальная ступень развития для Лезомба, когда сила начинает пожирать собственного носителя. Меня удивляют лишь сроки: я слышала только о паре случаев, когда вампиры проходили через подобное спустя три месяца после обращения. Это очень, очень рано, — пояснила она, увидев непонимание, — слишком рано. Те случаи, о которых я знаю, закончились крайне прискорбно. — Ладно, я всё понял. Буду вести себя хорошо. Так теперь ты отведёшь меня к дочери? Сабрина смерила его подозрительным взглядом, но больше не пыталась угрожать или остановливать. Доведя Доминика до его комнатки, девушка отошла к противоположной от двери стене и замерла около неё недвижимым стражем. Подобные предосторожности Доминика, конечно, раздражали, но больше его интересовало здоровье его ребёнка. Открыв дверь в темноту своей каморки, он шагнул внутрь. Всю мебель из комнаты вынесли, зато вместо стола появилась детская кровать. Её почти кукольный размер как нельзя лучше подходил для крохотного помещения, но вот для Лизы оказался маловат: ноги девочки чуть свешивались с края. Буквально на пару сантиметров, но эта картина отчего-то наполнила сердце Доминика неясной гордостью. Уже большая, взрослая, его дочь! И в тот же момент эта гордость сплелась с противным осознанием: его дочь, вампир, застрявший в детском теле не на одно столетие. Как там Аделонда говорила о Шинджи, девочке-Носферату? Быть маленькой не так плохо, верно? Всегда найдётся пара-другая… любителей, тьфу. Древесина под его пальцами хрустнула, и Сабрина мгновенно выкинула Доминика из комнаты. Мужчина, так и не отпустивший двери, вырвал её с корнем, и теперь с удивлением смотрел на ощерившуюся лекарку. — Всё хорошо, — сказал он, разжимая пальцы. — Я просто… знаешь, это просто неприятные мысли. — Идём к Аделонде, — приказала Сабрина, не убеждённая его тоном, — немедленно. Доминик вздохнул и отставил дверь в сторону. — Спасибо, что защищаешь Лизу... До помещения, в котором содержали упырей, было не больше десяти метров, но Сабрина заставила Доминика идти перед собой. В комнату с волшебным потолком он вошёл раздражённый и крайне недовольный. Однако стоило ему лишь увидеть Аделонду, как все его злые слова застряли у него в горле. Девочка выглядела воодушевлённой. На бледном лице играла лёгкая улыбка, а глаза, обычно пустые и равнодушные ко всем чудесам мира, блестели без всякой воды. Такая Аделонда была столь же необычна, как и волнующаяся. — Удачно? — спросила Сабрина, грубо разрушив всё очарование момента. Не сдержавшись, Доминик закатил глаза. По виду Аделонды было ясно, что таинственное лекарство, ради которого они ограбили Орден, по крайней мере не является пустышкой. А значит, оно подойдёт и для Макса. — Не знаю точно, — призналась Аделонда, — но реакция есть. Они стали намного спокойнее, уже не бросаются друг на друга. И на кровь почти не реагируют, я поставила кубок — они его даже не трогали. Смотрите! Доминик посмотрел на упырей, в который раз подивившись их облику. От людей и правда практически ничего не оставалось, и если Максу было суждено превратиться в нечто такое, то не было бы гуманнее его убить? Услышав собственную мысль, Доминик застыл. Сабрина не обратила на это внимание, поскольку была увлечена осмотром удивительно смирных упырей, но для него подобное оказалось шоком. Он размышлял о возможности смерти Макса и раньше, но, признаваясь себе, ещё ни разу Доминик не думал об этом всерьёз. По-настоящему. Ни разу он не был на самом деле готов довести свою мысль до конца, претворить её в реальность... И теперь подобное хладнокровие изрядно выбило его из колеи. — Аделонда, я вынуждена спросить. Ты уверена, что тебе дали лекарство, а не яд? Встряхнувшись, Доминик сконцентрировался на настоящем: разрушенной комнате, розовому барьерному заклинанию и непривычно умиротворённой Аделонде. Вопрос Сабрины был вполне понятен, поскольку упыри выглядели значительно хуже, чем Доминик помнил. А отсутствие аппетита и общая вялость могли быть сигналом как выздоровления, так и какого-нибудь заболевания. Низшие вампиры и правда представляли собой жалкое зрелище. Выступающие кости, казалось, в любой момент могут распороть тонкую потрескавшуюся кожу, а ещё сильнее запавшие глаза бездумно таращились в пространство. Упыри даже не могли закрыть их веками, поскольку на тех появились воспалённые наросты как раз по зоне роста ресниц. Похожие коросты бугрились и на гладких когда-то головах. Когтей у существ уже не было: опасные бритвы отпали и теперь валялись на полу. Вместо них на пальцах прорастали обычные человеческие ногтевые пластинки, совершенно неопасные и тонкие. После смертоносных упыриных жал они смотрелись жалко. — У них отпали когти, начинают расти волосы, пропала агрессивность, — перечислила Аделонда. — По правде говоря, сейчас они в наилучшей форме с момента их обращения. Сабрина, немного поколебавшись, набрала в лёгкие воздуха, — он требовался для разговоров, — и, задержав дыхание, шагнула за границу барьера. Упыри даже не пошевелились от близости нежеланной гостьи. Лекарка осторожно приблизилась к существам и принялась их осматривать, готовая в любой момент выскочить из-за границы барьера. — Всё-таки меня удивляют ваши отношения, — заметил Доминик. — А, да, конечно. Ты же не знаешь конца истории, — Аделонда слегка улыбнулась. — На самом деле, я рассказала тебе практически всё. После того как мы с Сабриной разошлись, около месяца я восстанавливалась. Даже вампирьей регенерации оказалось маловато для полного избавления от проклятия той колдовки, так что это заняло время. Из-за разрывов энергетической структуры я стала Джаванни, поскольку энергия уходила «в никуда», что является нашей характерной чертой. — Как же вы тогда снова встретились с Сабриной? — М, не могу сказать, что это была случайность. На самом деле, мы несколько зависимы друг от друга: если я отойду от Сабрины на определённое расстояние, то нам обеим становится плохо. Шестьсот пятьдесят один километр — наш предел. Не так много, как может показаться: от Замка до Ордена примерно сто. — Вы пересекли черту, поняли, что вам плохо, и вернулись? — Не совсем так, — Аделонда прищурила глаза, наблюдая за лекарским мастерством Сабрины. — Мои родители заметили за собой, что после ритуала у них появлялись странные желания. В один из дней Лионора, моя мать, потеряла сознание. Очнувшись, она поняла, что завалила и наполовину съела корову на какой-то ферме. Повезло, что это была только корова, а не сам фермер, конечно — это дало родителям ещё немного времени, чтобы найти Сабрину и потребовать ответа. Сорванный ритуал покорёжил нас всех, даже Сабрину: родительская энергия смешалась с вампирьей, я стала Джаванни, а неопытная Сабруэль вдруг поняла, что ей намного сложнее сдерживать желание крови. Будь я на месте Сабрины, то наверняка бы сорвалась и стала жрать всех подряд, но у неё поистине божественное терпение и выдержка титана. — То есть, — Доминик потёр бровь, вспоминая рассказ Аделонды, — тот момент, когда ритуал прервался… энергетический вихрь пропустил вас через мясорубку. А затем собрал как придётся? — Грубо говоря, да. Так что Сабрина не может уйти от меня, как и я от неё. Вечные подружки. Ей пришлось меня воспитывать, потому что с каждым днём деградация моих родителей ускорялась. Последнее, что мне сказала мать, было не словами любви, а просьба её убить. — Которую ты не выполнила? Аделонда повернулась к Доминику, подняв на него глаза, полные умирающих звёзд. Он бы запихнул собственные слова себе же в горло, но сказанное уже причинило боль, и сделать этого было нельзя. Доминик ждал, что Аделонда скажет в ответ что-то колкое, чтобы хоть как-то отомстить ему за злой вопрос, но вампирша промолчала. Отвернувшись от него, она сложила руки на груди и сделала вид, что полностью увлечена работой Сабрины. Та, значительно осмелев, уже не просто касалась упырей, но и поднимала им конечности. Тщательно ощупывая кости существ, медленно возвращавшихся к человеческому облику, она хмурилась всё больше с каждой манипуляцией. — Что-то не так? — Аделонда без страха пересекла барьер и подошла к лекарке. — Я не могу понять, — медленно произнесла Сабрина, — что с ними происходит. Они будто переходят обратно в людей, но процесс слишком быстрый. Им банально не хватает энергии на это, потому что они ничего не едят. — Они не трогают кровь, хотя та свежая. — А обычную еду не пробовали? — подал голос Доминик. Вампирши переглянулись. Они настолько привыкли к кровавой диете упырей, что мысль о простой пище даже не приходила им в голову. — Я схожу, — смущённо сказала Аделонда. Она вышла из комнаты быстрым шагом, но уже через мгновение вбежала обратно. Лицо у девочки было перекошено, но какая эмоция вызвала это, Доминик не смог разобрать. Хотя, вполне возможно, что после слов Аделонды выражение его лица было не лучше: — Твоего сына нет в лаборатории!