Орден Упырей

За едой Аделонда всё-таки сходила, но упыри отказывались и от обычного хлеба с сыром. Сабрина заикнулась было о человеческой крови, но, увидев раздражение Аделонды, понятливо кивнула: они лечили родителей девочки не для того, чтобы вновь приносить им кровавые жертвы. К тому же, как Доминик понял из обрывков фраз, Лионора крайне негативно относилась к самой идее братоубийства без причины, и упыриный голод не считался достаточно веской проблемой. Он хотел было пойти искать своего сына, но Аделонда запретила это делать. Простого приказа вампирши хватило, ведь Доминик и сам понимал бесполезность этой затеи. Ему нужно было лишь услышать подтверждение собственным мыслям, и доводы Аделонды прекрасно подходили для этого. Как ни болело его сердце о сыне, но у Доминика была ещё и дочь. Внутри мужчина покрывал себя различными проклятиями, опыт же подсказывал лучшее решение. Будь у Доминика обычное сердце, оно бы обливалось кровью, но сердца не было, и тень внутри спокойно сворачивала свои щупальца. Сгусток темноты в груди мерно пульсировал, не тревожась ни о чём. Как ни проклинал Доминик себя, ничто не могло нарушить спокойствие его перерождённого тела. — Он в любом случае где-то мелькнёт, — сказала в конце их разговора Аделонда. — Тогда мы хотя бы будем знать, где его искать. Упыря сложно убить, так что неделя у нас есть. А вот потом информация дойдёт до Стражей, и я не смогу давать никаких гарантий. Стражи. Как часто она о них говорила?.. Аделонда даже была одной из них, но в чём состояла их работа? Лишь заикнувшись об этом, Доминик услышал очередную лекцию от Аделонды. Против обыкновения, их урок проходил не в библиотеке, а в комнате упырей: те так и не приходили в себя, а уход за ними был нужен нешуточный. Мир вампиров скрывался. Обыватели, к которым с усмешкой относила себя и Аделонда, не знали точно истоков возникновения Полога Тишины — внутреннего договора вампиров о сокрытии информации о них. Хотя кого это действительно интересовало? Для рядового вампира фраза «так надо» и лёгкое запугивание при помощи имени Самеди оказывалось вполне достаточной причиной, чтобы перестать задавать неудобные вопросы. Аделонда рядовым вампиром не была. Обращение в детстве не только усложняло девочке жизнь, но и придавало ей определённые качества. По словам Сабрины, именно детское любопытство и желание как можно глубже познать мир оправдывали большую часть действий Аделонды. Вампирши никогда не упоминали своего точного возраста, но по обмолвкам было несложно догадаться, что цифра давно перевалила за все мыслимые пределы. О древности Сабрины Доминик и вовсе старался не задумываться. И уж точно за столь долгую нежизнь Аделонда, снедаемая любопытством, затронула в своих изысканиях тему Полога и Стражей. Но даже со всеми её связями информации она получила немного. В частности, Аделонда не знала, как именно был установлен Полог и что тому послужило причиной, но вот о Стражах вампирша могла многое рассказать. Как сильный Джаванни и вампир-ребёнок, она была завербована в их ряды во времена своей юности. О жизни среди Стражей Аделонда практически не говорила. Никаких личных имён, увлекательных историй, долгих тёплых воспоминаний и прочих простых радостей жизни. Говоря про Стражей, она больше упирала на их боевые качества. В частности, именно благодаря наблюдению и сражению бок о бок со многими из старого состава Стражей, Аделонда знала действительно много полезного о других видах вампиров. И все эти крупицы информации она вложила в Доминика и Сабрину. В свою камарилью. Благодаря этому Доминик знал, что он может делать с тенью и как избежать некоторых ошибок по ту сторону реальности. Сабрина легче переносила свою жажду охоты и более успешно лечила как людей, так и вампиров. Стражи являлись посредниками между миром людей и миром вампиров. Они по возможности сглаживали конфликты сторон и не давали двум видам смешаться. Часто их представители находились за тронами королей и за спинами учёных. Услышав, насколько глубоко проросла эта зараза в человеческую жизнь, Доминик мог только качать головой: вампиры были абсолютны везде. Их схожесть с обычным человеком, способность обаять кого угодно, разнообразные таланты и возможность не беспокоиться о собственном времени завораживали людей, и те подпускали нечисть непозволительно близко. Простой фермер или булочник, которого Доминик знал тысячу лет, мог действительно оказаться тысячелетним вампиром. Несмотря на подобное соседство, люди в большинстве своём о вампирах не знали. Объяснение необходимости поддержания Полога Тишины была более хлипкой, чем совесть карманника. Тем не менее вампы, привыкнув к подобному положению дел, не слишком стремились выходить в люди и рассказывать о себе простым смертным: Стражи, помимо своей посреднической деятельности, весьма тщательно оберегали Полог. Иногда для предотвращения утечки информации о вампирах они не гнушались убийствами и подлогами, и именно эта беспринципность в работе стала камнем преткновения для них и Аделонды. Она долгое время была одной из Стражниц и даже теперь изредка выполняла их задания. Взамен хранители Полога предоставляли ей информацию, помощь и неприкосновенность. Родителям-упырям было позволено жить. Прекрасный, крайне хрупкий договор. — Я ходила к ним, — подтвердила Аделонда подозрения Доминика, едва тот о них заикнулся. — Всё же, я не особенно разбираюсь во всяких настойках, а твой Орден создал именно зелье. Раз оно смогло сделать из человека вампира, то и наоборот, наверное, сможет… В тот момент они разгребали завалы в лаборатории Сабрины. Перед побегом Макс хорошо прошёлся по мебели, не оставив ни единой целой скамьи. Сама лекарка проводила время с Лизой, чьё пребывание в реальности с каждым разом становилось всё дольше. Об отце девочка знала, но видеть не хотела, да и Доминик особенно не настаивал. Его фантомное сердце, успокоенное безопасностью дочери, теперь нервно трепыхалось при мысли о сыне. — Разве Сабрина не пробовала использовать зелья на твоих родителях? — спросил Доминик. — Вы не один год пытаетесь найти решение, у вампиров в сутках все двадцать пять часов могут быть рабочими. — Пытались, конечно. Мы перепробовали всё, до чего только могли дотянуться, но ни я, ни она не зельевары. Так, по рецепту что-нибудь сварим, но увидеть в котле что-то помимо отвратительного супа я, к примеру, не могу. Сабрина не так брезглива и сделает тебе что угодно из чего угодно, но и она простой ремесленник, не мастер. Максимум, что мы можем сварить нового — это ядовитый кисель. — То есть, вы и зелья пробовали? — Да всё мы брали, даже у шарлатанов покупали какие-то корешки и на кусочки их разбирали, — от досады Аделонда откинула от себя прилично сохранившийся кусок стула. — Но ничего, абсолютно. Только вводишь что-то упырю, и вот, пожалуйста! У него иммунитет. Мы после того как это поняли и пытаться перестали, если честно. Всё пробовали составить правильную формулу заклинания, а ответ оказался заключён в котле. — Как идёт их восстановление? — решил переменить тему Доминик. Воинственность Аделонды вмиг пропала, уступив место сосредоточенному размышлению. Повертев в руках ножку от стола, она со вздохом отправила ту в кучу мусора. — Да как сказать… они уже почти люди, но только телом. Их организм звучит как у обычного человека, но они не просыпаются. Отец иногда вздрагивает всем телом, будто у него конвульсии, но на этом всё. Не знаю, очнутся ли они вообще. Доминик кивнул, и на этом расспросы прекратились. На пару с Аделондой они вынесли все крупные обломки из лаборатории, а затем быстро притащили мебель из заставленной комнаты. Вид маленькой девочки, с лёгкостью несущей громадный книжный шкаф, был божественным. О Максе не было вестей ни через день, ни через неделю. Казалось, маленький упырь просто растворился на просторах Дорна. Ни одна деревня не стала жертвой его чрезмерного голода или случайного нападения. Если и были какие-то случаи столкновения с обезумевшим ребёнком, то до Замка они не доходили. Каждый день Аделонда оставляла свой пост у родителей и уходила в Гвинг за вестями. Её прихода Доминик ждал с большим напряжением: неважно, какие новости принесёт вампирша, в любом случае для него они не будут хорошими. Отсутствие какой-либо информации давило на нервы, но узнай Доминик, что его сын съел пару-другую фермеров — разве стало бы ему легче? От безделья Доминик было предложил вампирше свою компанию, но Аделонда отказалась от сопровождения. После некромантского инцидента в Гвинге всё ещё не установилось равновесие, и каждое новое лицо подвергалось тщательной проверке. Благодаря своим связям Аделонда вполне успешно ходила по городу в одиночку, а вот Доминик точно привлёк бы ненужное внимание. На восьмой день, едва Аделонда собралась в очередной рейд, Сабрина её остановила. — Я думаю, это бесполезно, — сказала лекарка. — Так мы не найдём его, даже если слухи и появятся. К тому моменту, как мы придём к месту пиршества упыря, его там уже точно не будет. — И что ты предлагаешь? — спросил Доминик. Если бы тень не выжгла в нём остроту эмоций, то за прошедшую неделю он мог уже весь известись. Сейчас в его голове оставался холодный расчёт и трезвая оценка ситуации, что совсем не успокаивало его родительского горя. — Лиза, — просто произнесла Сабрина. — Она тоже была в той колбе, с ней проводились те же манипуляции, она должна хоть примерно представлять, куда кинется её брат. Возможно, они даже мыслят и чувствуют одинаково. — Они совсем не одинаково обратились, — заметила Аделонда. — Я думаю, это стечение обстоятельств, — сказала лекарка. — Безалаберность Доминика в обращении с важной информацией, детское любопытство и хорошая память сохранили девочке рассудок. К сожалению, Макса такая удача не коснулась. — Ладно, что ты предлагаешь? — спросил Доминик. — Просто спросишь у неё про её ощущения или что? — Ты спросишь. Хватит уже друг от друга бегать, это и так слишком затянулось. Когда Сабрина хотела, то могла одним лишь взглядом заставить Доминика делать что нужно. Сам он подозревал, что это тайная способность всех хороших лекарей: Миира тоже умела без слов и действий укладывать больных по койкам и заставлять их мирно подставлять зады для уколов. Вот и теперь Сабрина резанула сталью глаз по лицу Доминика, и этого оказалось достаточно. Стоя перед своей бывшей комнатой, мужчина чувствовал смутное волнение. Возможно, думалось ему, у человека в такой ситуации даже вспотели бы ладони. Но что теперь могло потревожить чёрное море его нового тела? Дверь, которую он оторвал, Аделонда поставила на место удивительно быстро. Помимо всех талантов девочки, в ней скрывались ещё и умения ремонтника. — Я слышу твоё дыхание, — раздался голос из-за двери. Эти слова вызвали тяжёлый вздох. В то же время Доминик задумался: а куда идёт воздух, если у него внутри нет ни кусочка лёгкого? Так и не найдя ответа, он легонько потянул дверь и одним большим шагом вошёл в каморку. Снаружи осталась замершая горгулья-Сабрина, верный страж своей единственной пациентки. Лизу он сначала не узнал: та сидела на кровати, съёжившись в углу и смотря на него совершенно звериными испуганными глазами. Из одежды на девочке была слишком большая ей роба и криво подшитая юбка, на руках красовались грубые мальчишеские перчатки, бывшие ей велики. От света из галереи Лиза сморщила нос и уткнулась лицом в колени. Доминик зашёл в комнату, закрыл за собой дверь и присел на кровать рядом с дочерью. Он понятия не имел, как ему стоит вести себя, а потому решил не делать ничего необычного. — Ты подстриглась? Знаешь, у вампиров волосы не отрастают, но тебе так тоже идёт. Девочка подняла лицо от колен и посмотрела на отца. В темноте Доминик мог почти физически ощутить, как меняется её мимика в попытках передать все те эмоции, что бушевали внутри маленького тела. Он немного развёл руки, и Лиза с воем кинулась в его объятия. Плач обезвоженных вампиров для неподготовленного существа выглядит страшно. Хватает и того, что глаза мгновенно высыхают и трескаются, как фарфор. Восстановление глазного яблока при наличии в организме воды занимало не больше секунды, но в моменты горя глаза вампа — настоящее отражение его души. Сначала Лиза просто рыдала, и её пресные слёзы быстро впитывались в одежду Доминика. Затем вода кончилась, и остались только сухие завывания напуганного ребёнка. Доминик гладил дочь по коротким криво отстриженным волосам, обнимал своего вечного ребёнка и с тоской думал о том, как он привёл свою семью к подобному. Его холодная рациональная часть пыталась доказать собственную невиновность, но чувства брали верх над разумом. Ненадолго логика отступила. Он чувствовал, как медленно и тягуче течёт по его щекам то, что наполняло его изнутри. Несколько капель этого дёгтя попало Лизе на руки. — Папа, это кровь? — испуганно прошептала девочка, теснее прижимаясь к Доминику. — Ты ранен? Чтобы ответить, ему потребовалось несколько секунд. Непозволительно долгое время для вампира. — Нет, милая. Но мне сейчас тоже очень больно. Он не знал, как выглядят его глаза — их неимоверно жгло. Так что, едва Лиза попыталась отстраниться и посмотреть на него, как Доминик ещё крепче обнял дочь. Теперь, из-за того, что она была вампиром, ему не требовалось беспокоиться о мягкости её костей: Лиза была недостаточно хрупкой, чтобы сломаться от его прикосновений. Для вампира другой вамп ощущался примерно так же, как для человека его сосед. Умеренно мягкий, достаточно твёрдый, определённо крепкий и устойчивый. Как чувствовался для человека вампир, Доминик не знал. — Пап, а что с Максом? — спросила Лиза. — Он теперь тоже другой? Тень на щеках Доминика уже слилась с мраком вокруг, а его глаза перестало жечь, так что он легко отпустил её. Лиза выглядела напуганной и потерянной, точно подстреленный птенец, только научившийся летать. — Да, милая. Другой. — И ты его тоже убьёшь? Этот вопрос, произнесённый тихо и тоскливо, заставил Доминика замереть. Лиза осторожно обняла его деревянное тело и несмело прижалась к отцу. — Почему я… — Ты же убиваешь нечисть, — пояснила девочка. — Вот и я теперь… нечисть. Плохая. И Макс тоже. Ты его тоже убьёшь? Давай ты убьёшь меня, а его не будешь? Я знаю, ты отпускал некоторых из других рас, так и его отпустишь. Хорошо? Я никому не расскажу. Мужчине показалось, что его сейчас стошнит. В нём было столько чувств, противоречий и бессмысленных восклицаний, что он боялся открыть рот и затопить всем этим дочь. Убить? Убить! Почему он вообще должен? Лиза всё не успокаивалась. Она находила всё новые причины, по которым ему нужно убить только её одну и не трогать Макса. Из неё слова лились не бурным бессвязным потоком, а точно выверенными логическими цепочками. Тема же приводила Доминика в ужас. Неужели Лиза и правда думала, что у её отца поднимется рука на собственных детей? Что служба паладина для него дороже дочери и сына, дороже его семьи? Да, он пропадал на миссиях месяцами и практически не видел взросления детей, но каждый день, — каждый день на этом проклятом богами Дорне! — он благодарил небо за сына и дочь и говорил звёздам о том, как он любит своих детей. Возможно, стоило говорить не со звёздами? — Лиза, тихо, — сказал Доминик, кое-как справившись с собой. — Я не буду вас убивать. Ни тебя, ни Макса. — Будешь, — грустно вздохнула девочка, — я точно знаю. — Почему? — Ну, ты ведь паладин. Паладины убивают таких как мы, верно? Доминик облизал губы. Почему-то ему показалось, что они жутко пересохли, хотя такого точно не могло быть. В его руках маленький подстреленный птенец робко жался к тому, кто может свернуть птичке шейку. Доверчиво подставлял пернатую пушистую голову под лапу коту и просил не трогать другого птенца. В глубинах тёмного моря обливалось чернилами сердце. — Верно, милая, — выдохнул Доминик в макушку дочери. — Вот только я больше не паладин.