Орден Упырей

Сломанный артефакт — это сломанный артефакт. Как ни уверял Носферату, что всё будет нормально, Доминик не верил Второму. И правильно делал: во время перемещения мужчине казалось, что его тело распадается на куски и снова собирается воедино много раз. Мало приятного. Чувство тяжелейшей дезориентации после перехода сопровождало Доминика ещё добрых десять минут. На это время он словно выключился из реальности. В пляшущих осколках мира Доминик пытался собрать единую стройную картинку, привычную его сознанию. Предметы плыли и кружились, не желая становиться неподвижными, и вампиру пришлось смириться с этим танцем. Нужно было просто переждать дурноту. Как ни странно, все конечности у Доминика оказались на месте. Не было ни порезов, ни вросшей одежды. Он не ожидал подобного и был морально готов отдирать от своего тела куски перемешавшейся с ним ткани, но арка оказалась милостива. Доминик не лишился ни единого волоска после своего перемещения. Едва головокружение немного отступило, Доминик попытался встать. Жёсткая тошнота, о которой он в вампирском теле уже успел забыть, захватила его разум, и Доминика стошнило тенью. Затем ещё раз и ещё, и ещё. Внутри у него был нескончаемый поток этих бесконечных чернил. Одно радовало: рвота всё-таки не была обычной, и тень просто растворялась, едва касаясь пола. Орденский шлем он не выпускал из рук, и теперь тот больше напоминал металлолом, чем защиту. Доминик смял заговорённую сталь, как обычную тонкую железку. К счастью, при должной аккуратности и силе шлему можно было вернуть практически первозданный вид. Надо было только осторожно давить на пластичный металл изнутри. Рядом с Домиником оказалась Лионора. Женщина испытывала те же неприятные симптомы, только вот вместо тошноты у неё болела голова. — О, как же я ненавижу порталы, — простонала она, принимая помощь от Доминика. Вампир мысленно с ней не согласился. По его мнению, грамотно открытый и стабильно работающий портал был ничем не хуже обычного перемещения, а в чём-то даже выигрывал. Времени на точечный переход, к примеру, тратилось намного меньше, чем простым путём. Иногда лишняя минута значила слишком много, чтобы паладины могли позволить себе промедление. Он повертел головой, пытаясь определить, куда их забросило. Вокруг не было ни единого источника света, и даже для вампирских глаз оказалось темновато. Пахло пылью и влажностью, но не было ни единого звука капели. Говоря откровенно, Доминик не был даже уверен, что арка Герма переправила его куда следует. В Ордене он таких мест точно не помнил. — Похоже на какие-то казематы, — сказала Лионора, тоже рассматривая обстановку. Зрение у неё осталось вполне себе вампирским, хотя глаза выглядели совершенно обычно. — Слушай, насколько ты близок Аделонде? — спросила женщина. От поставленного вопроса Доминик растерялся. Обычно таким тоном старушки спрашивали у Энди про его отношения с их дочерьми. — Она спасла мне жизнь, обратив в вампира, — признался он. — И она называет меня камарильей… вроде всё. — Хм, ну ладно. Тогда тебе можно доверить тайну, верно? Мы с Дорном собираемся умереть, и мне нужен кто-то, кто позаботится о моей девочке после этого. Абсурдность происходящего заставила Доминика помотать головой в попытке вытрясти этот бред. Они собираются умереть? Зачем? Они только, можно сказать, ожили, восстали из мёртвых — и снова в могилу? Может быть, в этом виновата их память? Но для этого существуют гипнозы и прочие ментальные техники, целый раздел в магической науке! И, в конце концов, как же Аделонда? Они опять её оставят? Примерив ситуацию к себе, Доминик признался, что он бы предпочёл не знать своих родителей, чем допустить подобное. Аделонда провела с ними, поражёнными немощью, двенадцать дней. Из этого времени минимум половину люди спали, а другую восстанавливались. Да они даже не поговорили с дочерью нормально! Доминика хватило только на один вопрос: — Почему? Женщина улыбнулась — как показалось Доминику, слегка печально. В кромешной темноте было сложно правильно различать оттенки её эмоций. — Мы с Дорном и так слишком задержались на этой земле, ты не находишь? Но, конечно, будь у меня выбор… всё дело в лекарстве, которое дала мне дочь. Я боюсь, что оно ещё совсем не доработано. — В чём дело? Прежде чем ответить, Лионора слегка замялась, будто в смущении. Около её рта залегли острые складки, которых там раньше не было. Доминик нахмурился. Родителям Аделонды на момент их обращения было не больше двадцати пяти лет. Откуда морщины, да ещё и в уголках рта? Такие скорбные линии редко можно увидеть у столь молодых людей. Ему, к примеру, было двадцать семь, но на его лице этих линий не появилось. Да и вообще, разве они были у них раньше? Лионора в первую их осознанную встречу показалась Доминику молодой порхающей птичкой. А теперь женщина выглядела на уверенные тридцать пять, если не больше. — Тело не справляется, — сделал он вывод. — Но почему? — Да, верно. Человеческий организм не приспособлен к вампирской силе, скорости и энергиям. Я быстро старею, даже быстрее мужа, и это заметно. Для меня удивительно, что Аделонда этого не заметила. — Заметила, — вздохнул Доминик. — Зная её, могу сказать, что она точно это определила, просто не стала как-то комментировать. — Вот как… пожалуй, так даже лучше. Нам стоит поискать выход. Помещение, в котором они оказались, было большим и совершенно пустым. Доминик старался далеко не отходить от матери Аделонды: ему казалось, что женщина может раствориться в темноте насовсем. — Почему вы не сказали об этом дочери? — спросил он. — Не поговорили? — Я всегда была несколько слабовольна, когда дело касалось моей маленькой Адел, так что Дорн пообещал взять это на себя. В нём намного больше твёрдости, хотя он так и не научился убивать без промедления. — Так это вы были наёмником? — Пусть это останется тайной. Кажется, здесь выход? Хм, нет, обозналась. Они разделились и пошли вдоль стены, каждый по своей стороне. Когда их руки соприкоснулись, Доминик едва не вздрогнул от неожиданности. Он не мог понять, почему вампирские глаза едва видят в темноте. Раньше ведь таких проблем не было, верно? Возможно, мешает какое-то заклинание или вроде того? — Итак, здесь нет выхода. Похоже, мы внутри какой-то полости в здании. И зачем строить такие комнаты? — Отвод энергии, — признал Доминик место, куда они угодили. — Значит, мы совсем рядом с источником. Пустые комнаты служат для рассеивания излишков магии. — Прекрасно. Есть идеи, как нам выбраться? Мне бы хотелось умереть в бою, а не от голода и жажды. — Я могу посмотреть из тени, где мы находимся, но для этого мне нужно пропасть на некоторое время. У вас нет клаустрофобии? — Ну, меня пару раз хоронили заживо, так что закрытые помещения я не слишком люблю, но разве у нас есть выбор? Я буду благодарна тебе, если ты не станешь слишком задерживаться по ту сторону и заберёшь меня отсюда как можно скорее. Доминик кивнул и шагнул в темноту, запоздало понимая, что его движения женщина могла не увидеть. На изнанке не было привычных поверхностей зеркал, ведущих в реальность, но вдалеке слабо мигал огонёк света. Присмотревшись к нему, Доминик ппризнался, что не сможет его исследовать: пойди он за светом, то не смог бы вернуться за Лионорой. Поняв это, он шагнул из тени. Несмотря на то что он не двигался, вышел он совершенно в другой части помещения, практически врезавшись лбом в стену. — Ну, какие новости? — спросила Лионора, услышав его сдавленное шипение. — Я не знаю, где мы, но выход вроде нашёл. — Вроде? — Не уверен, что именно там будет. На всякий случай, на сколько вы можете задерживать дыхание? — Не пробовала. Там может быть вода? — В точке выхода может быть что угодно. К тому же я не уверен, что в тени можно дышать. Сам я обычно задерживаю дыхание. — Ну, выбора у нас всё равно нет, — улыбнулась женщина. Они кое-как нашли друг друга в темноте, в итоге столкнувшись руками. Вблизи Доминик мог лучше видеть Лионору: слабую улыбку, воспалённый блеск глаз и множество мелких морщин. Как он не замечал их раньше? Женщина вложила свою ладонь в его. Рука у неё была сухой, болезненно горячей и очень маленькой, едва ли больше ладошки Аделонды. Кожа на ощупь оказалась потрескавшейся, как древний пергамент. — Держитесь крепче, — предупредил Доминик, шагая в темноту. Лионора сдавленно охнула, когда её облепила тень, но сразу же закрыла рот: знакомые чёрные щупальца попытались проникнуть в её тело. Доминик после перехода взял быстрый темп, передвигаясь в темноте к своей цели, но далёкое окошко света практически не приближалось к нему. Это было похоже на сон, когда ты пытаешься чего-то достичь, но никак не можешь тронуться с места. Лионора вцепилась в его руку изо всех сил. В отличие от Доминика, вполне комфортно передвигающегося по теням, женщина не могла найти ногам опору, и просто висела на вампире. Отстранённо Доминик заметил, что у Аделонды и Сабрины подобных проблем не было. Ещё не достигнув светового окна, Доминик понял, что он не сможет выйти через него в реальность: интенсивность сияния была высока, и свет обжигал его даже в тени. Так что он сменил направление, не доходя до цели. Ему повезло, что относительно недалеко было ещё одно отражение мира. Лионора сжала его руку, и, оглянувшись, Доминик увидел, насколько покраснело её лицо. Дышать женщина попросту боялась: при первом неосторожном вдохе её лицо облепили теневые ручки. Судя по выпученным глазам, выдержки женщине могло не хватить надолго. Они были уже очень близко к нужному выходу, когда Лионора сделала судорожный вздох. Почти сразу за ним последовал короткий крик, а в следующую секунду Доминик уже вырвался из знакомого болота. Реальность оказалась уже знакомой ему лабораторией с колбами и усыплёнными существами. Скорее всего, то свечение, что он видел, было течением энергии Источника Ордена. — Лионора? Женщина открыла глаза. Склера у неё была смесью из крови и тени, и на этой темноте плескались яркие радужки. При попытке что-то сказать, Лионора подавилась воздухом, а затем её стошнило тенью. — Как вы? — спросил Доминик, когда женщине стало немного лучше. — Нормально, нормально. Беру свои слова обратно: я обожаю порталы, даже сломанные. Боги, перемещение через тень просто отвратительно! Это всегда так? Я не чувствую лица! Что это было? — Обычно оно проходит легче, — попытался оправдаться Доминик. — Аделонда и Сабрина не испытывают подобных неудобств, они вполне спокойно перемещались со мной несколько раз. Я не знаю, почему тени на вас так отреагировали. На его объяснения женщина только отмахнулась. Ей потребовалось некоторое время, чтобы справиться со слабостью в ногах. Принимая от Доминика помощь во второй раз за короткое время, Лионора скривила губы в недоброй усталой усмешке. Для Доминика было странно замечать улыбки этой женщины. Ему казалось, что мать Аделонды готова растягивать губы при любом событии, не особенно вникая в общее настроение. Лионора улыбалась и в печали, и в большой радости. С улыбкой же она говорила про то, что хочет умереть. Доминик был уверен, что её губы не потеряют своего изгиба и в момент смерти. — Ладно, я вроде пришла в себя. Что за место? Стараясь быть максимально короток, Доминик рассказал о том, что он знал. Не перебивая его, Лионора внимательно выслушала слегка сбивчивый рассказ, позволив мужчине высказать все свои мысли. — Значит, — произнесла она, — твои дети после этого транса стали вампирами… девочке ещё повезло, хочу я тебе сказать. А вот мальчик… быть упырём не самая приятная участь, уж поверь мне. — Именно поэтому Макса стоит как можно быстрее найти и дать ему лекарство. У Аделонды как раз осталось на порцию для него. Это лекарство… это лекарство! Он беспомощно посмотрел на женщину, но та только сочувствующе улыбнулась. Это лекарство не могло помочь его сыну. Оно только отсрочило бы его смерть. — Но что же делать? — спросил Доминик, чувствуя дрожь в руках. — Я сочувствую. Ты можешь лишь ненадолго вернуть сыну разум, чтобы попрощаться. Сыворотка Аделонды не вылечит его полностью. — А если попробовать её доработать? Лионора аккуратно взяла его за руку и легко сжала ладонь. — Доминик, — сказала она, — на моей памяти происходило много ужасного. За свою человеческую жизнь я бывала на нескольких войнах, я видела, как умирает мой ребёнок, я различала и снимала такие проклятия, о которых страшно вспоминать. Но для меня не было ничего ужаснее, чем жизнь в облике упыря. Твой сын — маленький мальчик, напуганный и одинокий. Он нападал на тебя и всё осознавал. Скорее всего, он уже успел кого-то убить для пропитания. Доминик, смерть для него будет избавлением. Иногда так бывает. — Но сыворотка… — Нет ничего ужаснее, чем лишиться контроля над собственным телом и разумом, осознавая при этом всё до малейшей детали. Каждая секунда, проведённая в подобном состоянии, равноценна сотням лет взаперти. Твой сын не заслуживает этого. Прошу, поверь мне. Она не улыбалась, только уголки губ чуть подрагивали, будто Лионора готова была заплакать. От этого складки морщин у её красивого рта залегли особенно глубоко, придавая лицу женщины вид посмертной маски. — У тебя всего лишь два варианта действий, Доминик: ты можешь убить своего сына или же ты можешь дать ему сыворотку, чтобы облегчить его страдания и попрощаться. Если ты его любишь, конечно. Доминик выдернул свою руку из её тёплых сухих ладоней. С мыслью о смерти сына ему ещё только предстояло смириться. Было страшно думать, что Макс, его ребёнок, в любом случае умрёт. Ещё недавно Доминик смотрел на него, на его изменённую форму и не мог понять, как произошла эта трансформация. Теперь ему приходится мириться с мыслью о его смерти. Мальчик же стал практически неуязвимым существом, как он может умереть? Тело его почти бессмертно, а вот разум вполне может угаснуть, тут же одёрнул себя Доминик. Лионора и Дорн выжили лишь за счёт своей военной подготовки и специфических техник, но что может противопоставить безумию маленький мальчик? В глубоком детстве Макс боялся ненароком поранить какого-нибудь муравья под ногами, а теперь для пропитания ему приходится убивать существ намного больших, чем насекомое. Не сломила ли ещё его эта необходимость? — Ладно, — произнёс Доминик, — Макса надо ещё найти. Пойдём. — Я остаюсь здесь. Его недоумевающий взгляд Лионора встретила очередной своей улыбкой. — Мы пришли сюда не только ради поиска твоего сына, помнишь? — сказала она. — Тут намечался прорыв некро, отравление магии и чёрт ещё знает что. — И почему ты не хочешь идти дальше? Она посмотрела на окружающие их колбы. На этот раз Доминик не видел в растворе своих знакомых или сослуживцев, но картина всё равно не внушала оптимизма. Количество усыплённых существ повергало практически в священный ужас. — Я думаю, мне стоит остаться и уничтожить эту комнату. В любом случае нам вреда от этого не будет, верно? — Верно. Женщина подошла к ближайшей колбе и провела рукой по стеклу. По ту сторону мягко колыхались длинные жёлтые волосы какой-то горожанки, явно неместной. Пусть Доминик и имел предубеждение против матери Аделонды, но в одном он был с ней согласен: комнату необходимо зачистить. Над его детьми тоже проводили эксперименты, и что в итоге? Макс стал упырём, Лиза приобрела облик Носферату. А тут таких было немерено. — Это же целая армия, — выдохнул Доминик. — Да, я тоже так думаю. Упыри могут использоваться как наступательная сила, а вот из Носферату их хозяин способен создать что-то большее. Высокий вампир, полностью преданный тебе и только тебе, ну чем не сказка? — Обычные и элитные воины… интересно только, зачем их создали. — Армии создаются для войны. Лучше подскажи мне, как разбить это стекло. Боюсь, мои человеческие кости просто переломаются о него. Подобные колбы раньше использовались для ледяного «купания» паладинов, и не всегда подобные испытания проходили успешно. На памяти Доминика один из рыцарей едва не захлебнулся во время учений: у него в холодной воде свело ногу, и от страха молодой парень позабыл все свои умения. Маги тоже растерялись, но тут уж Доминик не помнил почему. В тот раз колбу разбили. Один из старшин просто подошёл к стеклу и нажал на него, отчего то разлетелось едва ли не в пыль. Тогда Доминик воспринял это за проявление силы и могущества служителей Ордена, но сейчас это казалось нелепым. Аделонда, одна из сильнейших вампиров, еле разбила стекло с десяти ударов! Человек, пусть и обученный, всё же серьёзно проигрывал нелюдям в силе, а значит, должен быть какой-то секрет. Колбы устанавливались на невысоких постаментах, между которыми было не менее полуметра. Нормально разглядеть конструкцию не позволяла кипа тонких шлангов, но они были достаточно лёгкими, чтобы их отодвинуть. Даже Лионора справилась с этим, пусть и с небольшими усилиями. Найти «волшебную» точку оказалось до неприличия легко. Возможно, тот, кто устраивал эту массовую консервацию, не знал об особенностях данных ёмкостей, а это давало некоторую надежду: злодей не из Ордена! Это мог быть и пришлый маг, в последнее время Глава увлекся идеей об обмене опытом между странами и Королевствами. От лёгкого касания колба моментально растрескалась, но не сломалась. Через разломы струями брызнула вода, медленно покидая место своего обитания. Девушка внутри не шевелилась. — Она не очнётся? — спросила Лионора. — Нет. Нужен специальный код, чтобы привести её в сознание. ...или всё-таки предатель был из Ордена. Кто ещё мог использовать ту самую комбинацию цифр, благодаря которой паладины выходили из транса? Стекло распалось от простого прикосновения, усеяв пол прозрачными осколками. Лионора без страха взобралась на постамент, а затем будничным жестом свернула девушке шею. Чуть усилив нажим, она оторвала бессознательной красавице голову. — Единственная возможность убить молодого упыря, — пояснила женщина, подходя к следующей колбе, — это сначала переломить позвонки, а затем обезглавить. Если попытаться сразу снять голову, то упырь может дёрнуться, а силы в них хватит и на случайное убийство собственного палача. — А если голову отрезать? Я могу сделать тебе меч. — Видел когда-нибудь, как курам голову отрезают? Что-то вроде того. Тело упыря заживёт собственной жизнью: будет бегать и крошить всё подряд. Не слишком вдохновляющая перспектива, верно? После третьей разбитой колбы Лионора вошла в определённый рабочий ритм. Доминик, глядя на неё, никак не мог понять, что же чувствует женщина, с такой лёгкостью сворачивая головы людям и инорасникам, иногда даже детям. Вопреки ожиданиям, крови от этих убийств не было. Место разрыва плоти оказывалось на удивление чистым, можно было даже изучать строение тел. Редкие густые капли крови почти без остатка растворялись в разлитом концентрате, даже не меняя его цвет. — Вы эгоисты, — сказал Доминик. Лионора слегка замедлилась, но не прервала своего дела. — Да? И в чём же? — Вы бросаете свою дочь после всех этих лет, что она пыталась вас спасти. Мне кажется, Аделонда заслужила всё ваше оставшееся время, а не жалкие десять дней. Очередная колба растрескалась. Внутри была девочка, невероятно напоминающая Аделонду: чёрные буйные кудри, недетская худоба, слегка загорелая кожа и мутный блеск тёмных глаз. Лионора свернула ей шею без жалости и промедления. — Возможно, — легко согласилась она, — но я хочу, чтобы Аделонда запомнила меня живой и цветущей. — Она запомнит тебя упырём. Из лаборатории он уходил под звон стекла и влажные звуки собственных шагов.