Третья сторона

Берен думал, что отвык, но рука меч вспомнила. Только усталость накатывала, замедляла реакцию. Хорошие бойцы были у Саурона в личной страже, кого-то он даже помнил, большинство из Дортониона. И они его в основном помнили. Сначала насторожились, потом один, помоложе, подошёл, встал напротив, молча предложил в пару встать. А сейчас, спустя почти час, расслабились. Он старался не думать, почему они здесь, просто раствориться в мелькании стали. Берен краем глаза заметил жену, поднял меч, противник понимающе кивнул. На Лютиэн стражи смотрели с интересом. — Поговорили? — он подошёл, мягко обнял за плечи. Понимал, не принято у эльфов так, на людях, но для людей это нужно, понятно. — Поговорили, — Лютиэн прижалась к мужу в ответ, — Устал? Пойдём в замок или немного прогуляемся? Я заметила, тут есть небольшой клочек земли, кажется, раньше там сад был. Принцесса понимала, разговор с супругом откладывать нельзя. Недомолвки сделают только хуже. — Прогуляемся,— согласился Берен. Он гадал, расскажет, наконец, или отмолчится снова. — Тихо так. На какое-то время можно забыть, что существует весь остальной мир, — Лютиэн улыбнулась мечтательно, — Просто стоять вот так, слушать тишину в этом уголке. Берен тоже попытался отрешиться. Не получалось. — Что происходит, Тинувиэль, расскажи мне? — попросил он, — Я понимаю, не мне лезть в твою игру, но я устал быть единственным, кто ничего не понимает. — Прости. Ты прав, мне надо было немного раньше рассказать тебе. Только обещай, что ты меня внимательно выслушаешь. — Обещаю, — улыбнулся Берен, — Я же ещё ни разу не попытался дать ему по морде? Значит, в руках себя держу. Он аккуратно потянул её к чудом сохранившейся, хоть и кривоватой скамеечке, помог сесть. Лютиэн положила голову ему на плечо, наслаждаясь минутами покоя, пока была возможность. Рассказать всё, озвучить свои мысли так, чтобы любимый понял, оказалось не просто. Но и молчать, скрывать от него правду она не хотела. Собравшись с мыслями, поведала об их с Майроном союзе, задумке вернуть Финроду дом и княжество самому Берену, уничтожить Мелькора. Умолчала только о планах самого Майрона на Финрода, сохранила его тайну. — Теперь можешь ругаться, — она подняла глаза на застывшего супруга Берен молчал, застыл, обнимая жену. Воспоминания неслись калейдоскопом. Мёртвые глаза отца, разодранные тела эльфов, глаза Государя, полные невыразимой боли, всего на миг. Годы, изгнанниками, почти чужаками в своей стране. Он усилием воли заставил себя вспомнить другое. Как Финрод уходил из Нарготронда, не оглядываясь, явно не надеясь вернуться. Как вернулось к жизни казалось уже мёртвое тело под их руками, её и Саурона. Вспомнил, с какой тревогой иногда смотрел майя на спящего тяжёлым сном эльфа. — Было бы на что, Тинувиэль, — серьёзно ответил Берен, касаясь губами её волос, — На то, что спасла нас? На то, что видишь больше меня, дальше меня, глубже? На то, что умеешь разглядеть всё, что есть внутри, как бы тщательно это не было похоронено? Помнишь, как ты увидела меня в Дориате? Что ты разглядела в осунувшемся, озверевшем бродяге с мёртвыми глазами? Я не вижу того, что видишь ты, но даже я сейчас не узнаю Саурона. Мне всё же тяжело сказать тебе, что я готов быть его союзником. Это неправда. Но я признаю и повинуюсь сейчас твоему праву решить за нас двоих. Как я решил, когда ты отговаривала меня от этого самоубийственного похода. — Родной мой, я всё понимаю. Нельзя в один миг, щёлкнув пальцами, забыть все пережитое. Я и не прошу об этом. Но нам надо притереться друг к другу, научиться действовать заодно, чтобы ни случилось. Иначе мы не выстоим. — Родная, я воин, и у меня к тебе только один вопрос — ты сможешь, пусть не убить сама, но помочь убить своих сородичей? А если тебя назовут предательницей дома, если эльдар пойдут против нас раньше, чем Мелькор? Сможешь? — Берен не хотел задавать эти вопросы своей жене, но не задать не мог. — Я стала предательницей, когда сбежала спасать тебя. Обратной дороги мне нет, даже если родители меня простят. Да, я бы рада была обойтись без крови, и вообще без жертв, но понимаю что это невозможно, — голос эльфийки стал жёстким, — Ты, Майрон, Финрод... Если придётся делать выбор между вашими жизнями и жизнями сородичей... Что ж, эльдар жаль, но они сами буду виноваты. Своих близких я никому не позволю тронуть! Он улыбнулся, спрятал лицо у неё в волосах. Близких. Они, все трое, близки ей настолько, что она готова убить. Его чудесная, хрупкая Соловушка. Когда она стала такой, сильной и жёсткой? Неужели тогда, когда не нашла помощи в Нарготронде, когда решилась идти одна? Саурон, которого она называла теперь Майроном. Отдаст ли он за неё жизнь? Берен вспомнил браслет, что и сейчас был на её руке. Отдаст. Что же, как говорила мать, безмерно сильная и умная женщина - семью не выбирают? Похоже, союзников иногда тоже. — Идём, любимая, — он нехотя разжал руки, — Как ты сказала? Притираться. Ужин прошёл мирно, почти молча, во взаимных переглядываниях. Зачинщики этого странного союза внимательно наблюдали за теми, кто на удивление даже по доброй воле, согласился их поддержать. Те же, в свою очередь, не менее внимательно наблюдали за ними, пытаясь понять, правильно ли увидели и оценили, что и почему происходит. Спать разошлись быстро, этот день оказался не проще предыдущего. Даже Финрод на удивление легко и спокойно заснул, не смотря на присутствие Майрона, устроившегося на другом краю ложа.