i'll knock their teeth out

             от силы удара он слетает на пол. стул, на котором он сидел, падает рядом, к счастью, не задевая его, и, съёжившись, санхёк хрипит и задыхается, рвано хватая ртом воздух.       — всё ещё мало? другой ли санхёк нам уже всё рассказал, так что признайся наконец, — полицейский наклоняется к нему и, не заметив никаких попыток сотрудничать, раздражённо выпрямляется и ударяет ещё раз. бок пронзает резкая боль, и санхёк едва проглатывает вскрик.       пальцы рефлекторно сжимаются в кулак, но он заставляет их расслабиться. он ничего не добьётся, только хуже сделает.       полицейскому повезло, что он решил обращаться с инсоном как со свидетелем, а санхёк убедился, что тот в порядке. свою боль он перетерпит.       «допрашивающий» его знает своё дело: рассчитывает удары так, чтобы нанести максимальный ущерб, но оставить минимум следов, и внимательно следит за тем, чтобы ничего ему не сломать. у санхёка проносится мысль, что это очень удачно — не придётся объяснять папе, откуда у него травмы — и становится смешно. будь он в лучшем состоянии, он бы расхихикался.       устав от его молчания, полицейский хватает его за волосы и тянет вверх, вынуждая приподняться.       — повторюсь. мы уже в курсе всего. ты помнил, как вышел на улицы, и понял, что ты не простой человек, смог вернуться и выведал правду и решил найти того, кто тебя создал — настоящего ли санхёка. ты угрожал ему, чтобы он помог тебе выкрасть efdrive. когда его чуть не поймали, ты решил взяться за дело сам и для этого — притвориться, что не знаешь ничего об этом месте, и тогда тебе понадобился ким инсон. ли санхёк догадался, что ты собираешься обвинить во всём его, и поэтому сдался полиции, но из-за страха в тот раз ничего не рассказал. теперь же ситуация нам предельно ясна. она стыкуется с показаниями ким инсона, так что тебе нет смысла молчать. или мне нужно сломать тебе руку, чтобы ты заговорил? — он смотрит жёстко и холодно и, не получив ответа, ударяет ладонью по лицу. — считаешь, я не могу? достаточно сказать, что ты напал на меня и попытался сбежать, а это была необходимая самооборона, так что не думай, что ты в безопасности только потому, что ты в полиции.       санхёк так никогда и не думал.       история втохёка звучит как совершенный бред из спутанных, перепутанных и перевернутых фактов, едва удерживаемых вместе притянутой логикой, но, кажется, кроме него самого, это никого не волнует. им нужно покончить с этим делом, и втохёк преподнёс им хоть немного связную историю. но неужели они не понимают, что кражу efdrive это не предотвратит?       или они действительно поверили?       санхёк шокировано замирает.       они не стали бы его избивать, если бы были сомнения в его причастности. даже самый безнаказанный полицейский наверняка не решился бы на такое.       его папе, похоже, так и не позвонили: санхёк ведь звёздный, у него не может быть родителей. если с ним что-то случится, ли ыну мог бы никогда и не узнать об этом, не выяснить, куда он пропал. если бы не существование инсона.       даже если санхёка сейчас объявят виновным, у него будет шанс на справедливость.       его волосы отпускают, и он рушится на пол: полицейский вынимает из кармана звонящий телефон.       — алло? да, я сейчас, — он направляется к выходу и оборачивается уже у порога: — не волнуйся, мы скоро продолжим.       дверь захлопывается, и санхёк остаётся один в плохо освещённой комнате.       из-за звукоизоляции и одностороннего стекла он понятия не имеет, что происходит снаружи. он словно оказывается в войде, в пустом пространстве и псевдозастывшем времени.       он осторожно отползает к стене и прислоняется к ней спиной. вряд ли его дальше ждёт что-то хорошее — ему нужно придумать, что делать, но у него не получается. каждая новая идея хуже предыдущей, да и что бы он сейчас ни предпринял, это будет побег и только усилит подозрения касательно него.       дверь резко распахивается.       санхёк поднимает взгляд.       в комнату, в которую теперь проникают обрывки света из коридора, заходит не ожидаемая им «птица», а копия санхёка, только старше. второй санхёк.       втохёк поправляет кофту сзади и растрепавшиеся волосы и широко улыбается, увидев его.       — я уже устал ждать. неужели ты не мог просто признаться? — он звучит разочарованным и издевающимся, и санхёк инстинктивно напрягается, почувствовав опасность. — я отключил камеры, так что можешь уходить.       санхёк не двигается с места.       — ты не пойдёшь? — молчание в ответ. — ты не пойдёшь совсем или не пойдёшь со мной? — втохёк насмешливо взирает. — я не буду тебя трогать, потому что ты помог мне. и в память о нём, — он задумывается. — ох, точно!.. ты же наверняка не знаешь, кто это «он». я говорю о человеке, что создал и меня, и тебя — об инсоне. нет, нет, — заметив, что санхёк хочет что-то сказать, он тут же поправляется. — не о той подделке, с которой ты носишься. а о настоящем.       он кажется грустным, когда говорит это, а санхёк с трудом рассматривает его в тусклом свете. он очень худой, истощённый даже, со впалыми щеками, огромными синяками под глазами, утомлённым, но решительным взглядом.       — efdrive нужен тебе, чтобы найти его?       — да. я должен вернуться к нему.       — зачем? он же…       — я не был отвергнутой идеей! — втохёк вспыхивает. в его взгляде плещет злость, свинцовая и разрывная. — он нарисовал меня в день, когда настоящий санхёк погиб. инсону было так больно, что, очнувшись в доме, я помнил, как он создавал меня, как весь лист был мокрым от слёз и как он спрятал его, потому что было слишком тяжело смотреть. я нужен ему!       застанный врасплох, санхёк с трудом находит слова.       — но разве не прошло уже…       — плевать! я должен! я!.. я все эти четыре года искал его, — втохёк продолжает. — он домашний, и на улице почти нет свидетельств его существования, а те, что я нашёл, никуда не ведут, поэтому мне нужны были дома. я побывал в сотнях домов за это время, и только, когда я услышал про efdrive, я обрёл надежду. переделать его так, чтобы он перенёс меня в один конкретный дом — к инсону.       — зачем ты сдался полиции? и подставил меня?       втохёк начинает звонко смеяться.       — я не собирался сдаваться полиции. я тогда действительно совершил ошибку, — он едко признаётся. — я долго готовился, всё спланировал, но на возню с efdrive ушло больше времени, чем я рассчитывал. мне нужна была еда. когда мои запасы кончились и на вокзале стало нечем питаться, я начал понемногу воровать в магазинах и кафе после закрытия, так что к тому моменту для меня это не было чем-то непривычным, но я слишком торопился и хотел взять слишком много, вот и попался на камеры. и подставлять тебя я не собирался. я видел вас с… — он запинается.       — инсоном.       — …с ним, когда вы впервые попали на вокзал, и решил следить за вами по возможности, чтобы выяснить, не представляете ли вы опасности. я правда подумывал тогда переложить вину на вас, но для этого мне пришлось бы открыться, и весь мой план мог быть под угрозой, так что я пришёл к выводу, что лучше с вами не связываться. к тому же, инсон наверняка создал вас, чтобы хоть где-то всё было по-прежнему. как я мог испортить его желание? — он пожимает плечами. — после того как я сбежал от полиции, естественно, я направился на станцию, чтобы забрать efdrive. вытащил бы его, угнал полицейский мотоцикл, и мы бы с тобой сейчас не разговаривали, но там уже были патрульные, мне еле удалось спрятаться. в прошлый раз их хватило на пару дней, так что я решил, что безопаснее будет переждать так. но эти чёртовы уроды решили начать прилагать усилия и никак не уходили. я уже не мог выбираться за едой и водой, и, когда стало понятно, что в этот раз они серьёзны, больше медлить было нельзя. я решил, пока у меня ещё есть силы, нужно сбегать, но, когда я готовился, я увидел того кота, который с вами путается, и… кхм…       — инсона.       — и не только я этого второго заметил. пришлось добровольно сдаться. если позволить идиотам поверить, что у них всё под контролем, они непременно расслабятся. а если не будет полиции, то и преград для меня не будет. поэтому я и придумал эту чушь, чтобы они не были настороже со мной. у меня нет было цели подставить конкретно тебя или навредить тебе, просто так получилось. надеюсь, больше не встретимся, — он разворачивается и с улыбкой машет, выходя из комнаты.       несколько секунд санхёк, замерев, прислушивается к удаляющимся шагам, но его быстро осеняет: ёнкюн, тэян, efdrive! втохёк сейчас заберёт устройство, с которым он сотворил неизвестно что, и они действительно могут больше никогда не увидеть их обоих.       санхёк немедля вскакивает и бросается за ним.       он выбегает из комнаты, зацепившись за стену, чтобы плавно повернуть — допросная находится в самом конце коридора — и, стоит глазам охватить открывшееся пространство, он понимает, что это было правильное решение.       он тормозит, удерживаясь на ногах только благодаря стене.       он шагает назад. дыхание становится учащённым и рваным, а все мысли окутывает страх.       его окружает тишина. ярко освещённый коридор, бывший оживлённым, когда его вели на допрос, по-прежнему заполнен людьми. они не спешат никуда, не переговариваются, не изучают бумаги и не делают пометки и записи. они не двигаются. принявшие неестественные позы, с застывшими лицами, пылающими пятнами крови. в формируемых текущими из скважин ручейками красных озёрах тонут документы и блокноты, телефоны, и, заметив знакомый рядом с дверью, санхёк догадывается, что увидит дальше. он не планировал испытывать тёплые чувства к арестовавшему и допрашивавшему его офицеру, но обнаружить его безжизненное тело он ни за что не хотел. санхёка крутит.       он дрался множество раз, иногда даже чуть не отправляя своих противников в больницу, но он никогда не сталкивался со смертью. не осязал её леденящее присутствие, не смотрел в пустые глаза, не ощущал на себе разъедающее клеймо её свидетеля.       он ожидал после разговора с втохёком полицейских избитых, без сознания, но реальность встречает его бледностью и холодом, на фоне которых кроваво-красный выглядит особенно ярко.       опустошённый, он обходит весь участок и проверяет каждого, но результат один, и, добредя до стойки приёмной, едва слушающимися руками он набирает номер скорой.       — п-полицейский участок. стрельба. пришлите кого-нибудь поскорее, — он запинается, когда раздаётся голос оператора, и, положив трубку, не знает, что ему делать. он может сбежать, но это будет подозрительно, выставит его соучастником. сейчас его невиновность бесспорна. несмотря на то что пистолет втохёк наверняка забрал с собой и проверку его не выполнить, санхёк никогда оружие не держал и не смог бы справиться с таким количеством людей. к тому же, даже если камеры были отключены, что-то они да успели запечатлеть, хотя бы его в допросной, а видео, судя по словам втохёка, он не уничтожал.       санхёк просто разворачивается.       он возвращается в единственное место, куда смерть не пробралась, садится у стены и обнимает колени, уткнувшись в них лицом. смерть — чёрная дыра, и он как будто попадает за её горизонт событий. время фактически останавливается. он, кажется, вечность так прячется.       — это ты вызвал скорую? — он с трудом поднимает голову — полицейская форма, диктофон и какие-то листы в руках. взгляд не обвиняющий, а сожалеющий, и он кивает. — расскажи, что произошло.       санхёк объясняет, опуская личные подробности, и сотрудник хмурится всё больше.       — сколько я им повторял, что не стоит верить его словам!.. чёрт… — голос звучит раздражённо, но он сочится болью и виной, и санхёк молчит, прячась за коленками сильнее. — если бы мне не нужно было забрать в суде документы… — глубокий вздох, и диктофон выключается. — ты можешь идти. если нам понадобится что-то уточнить, мы свяжемся с тобой, но, скорее всего, в этом не будет необходимости.       его провожают до выхода, и санхёк только сейчас замечает, что участок вновь полон звуков: благодаря врачам, заполонившим коридор, и паре полицейских, вероятно, не работающих сегодня или же осуществлявших патрулирование в доме.       он открывает тяжёлую дверь и вдыхает.       — санхёк! — инсон вырывается из удерживающих его рук джэюна и за секунду оказывается рядом. он хватает за плечи и, по-видимому, хочет обнять, но боится — у санхёка на лице написано, что он не в порядке. инсон так и замирает, и санхёку приходится брать всё на себя: он разворачивается к нему боком и падает корпусом так, что его голова оказывается у инсоновой ключицы, и тот автоматически обнимает его одной рукой, сжимая пальцами его джемпер чуть выше локтя.       — что случилось? ты цел? — ёнкюн, взволнованный и нетерпеливый, кричит, начиная бежать к ним.       санхёк опускает на него взгляд и мягко улыбается:       — абсолютно.       — мы слышали выстрелы, приехала скорая, — джэюн догоняет остальных. — ты не пострадал?       — расскажи всё по порядку, — ёнкюн требует, и санхёк почти хихикает. он указывает на бордюр:       — давайте отойдём, я хочу сесть.       он уже довольно долго не ел, а тело охвачено ноющей болью, он понимает, стоит ему устало вытянуть ноги перед собой. инсон словно читает мысли: протягивает ему булочки и воду, и санхёк, жуя, пересказывает всё, что произошло в участке.       — вот урод! да я ему!.. — ёнкюн злится и шипит, но тут история доходит до застывшего, залитого красным цветом коридора, и он замолкает. все шокировано замолкают.       санхёк как будто невозмутимо продолжает.       — так это всё же не он тебя создал, — инсон пытается стряхнуть тянущийся к ним холод. — он сказал, кто это был?       — да, — санхёк пристально смотрит на него, и тот догадывается:       — это как-то связано и со мной тоже? можешь говорить, это же джэюн и ёнкюн, я им доверяю.       санхёк кивает.       — это был… другой инсон. его втохёк и старается найти. он нарисовал его, а затем тебя и меня. я не в курсе подробностей, — он сразу добавляет, — но, как я понял, он был близок с каким-то санхёком и, когда тот погиб, очень переживал из-за этого. поэтому хотел, чтобы мы попали в один дом. не знаю только, как он этого добился. изобразил нас на одном листе? этого достаточно? или сцепил листы скрепкой? — он поворачивается к джэюну, но тот не предоставляет точный ответ.       — значит, он должен послать ёнкюну много-много вкусняшек, — инсон издаёт неуверенный смешок. — если бы не он, бы мы так и не познакомились!       — вы тоже тогда можете меня угостить, — ёнкюн фыркает, и санхёк, несмотря на боль, хихикает.       — не смейся, ты же ранен! — голубые глаза мгновенно мрачнеют.       — ёнкюн, я в порядке, — санхёк успокаивающе улыбается. — может, по мне не скажешь, но я сильный. очень-очень. инсон подтвердит, — он легонько пихает того локтем.       — верно, ты бы видел, как он дерётся! очень круто, — инсон авторитетно кивает, но ёнкюна это не убеждает:       — сейчас ты не дрался, тебя избили!       — он прав, — джэюн замечает. — у тебя могут быть серьёзные повреждения.       — я в курсе, я там был, — санхёк огрызается, но тут же смягчается: — извини. я правда буду в порядке.       он не зарегистрирован в домовой системе страхования здоровья, и было бы трудно обратиться за помощью здесь, но он уверен, у него ничего не сломано, и лучше он перетерпит боль, чем папа узнает о произошедшем из-за его похода в больницу на улицах.       ёнкюн смотрит на инсона в ожидании поддержки и, судя по всему, не понимает, почему он молчит. просто тот на месте санхёка вёл бы себя так же и поэтому чувствует, что у него нет права что-то говорить. санхёк мельком глядит на инсона и расплывается в улыбке.       — я серьёзно, — он повторяет. — ничего страшного не произошло.       ёнкюн хмыкает и бормочет что-то о том, что больше никогда не будет переживать за него, и санхёк мягко зовёт его:       — ёнкюн, прости. я не успел остановить его. он наверняка уже сбежал с efdrive.       — не извиняйся. ты ничего не мог сделать. тем более efdrive же должен вернуться обратно после использования, верно?..       санхёк не отвечает. любые подтверждения, утешения были бы обманом, он не может обещать, что втохёк не нарушил суть притяжённости и не превратил её в нечто другое. ёнкюн, кажется, это ощущает.       — я… — он подбирает слова, — у меня же ещё есть желание? — санхёк кивает. — …всё нормально, если ты откажешься, я пойму, но, если что-то пойдёт не так, не мог бы ты вернуть efdrive?       хочется рассмеяться. его же условия обернулись против него.       он надеялся действительно больше никогда не видеться с втохёком, но договор есть договор. даже если ёнкюн говорит, что не настаивает на его исполнении.       санхёк нарочито беспечно улыбается:       — конечно. я что-нибудь придумаю.       ёнкюн таращится на него, похоже, не ожидавший, что он согласится, и чувствующий вину из-за своей просьбы.       — я буду помогать тебе, — он опускает глаза. — я сделаю всё, что смогу.       — спасибо, — санхёк растрёпывает шёрстку на его макушке, и, к счастью, ёнкюн слишком погружён в мысли, чтобы возмутиться.       — я тоже помогу! — инсон сияет решительностью.       джэюн вытаскивает телефон.       — я не уверен, соблюдается ли сегодня комендантский час, но уже почти восемь.       — чёрт! — устроившийся возле санхёка ёнкюн вскакивает. — родители будут меня искать!       — предлагаю встретиться завтра в библиотеке, — джэюн обводит их взглядом.       они договариваются на десять — всё равно воскресенье — и ёнкюн стремительно прощается. он пялится на санхёка, прежде чем поспешить домой, но так и не находит смелости сформулировать. лишь бормочет кисло и хмуро:       — до завтра.       — мне лучше тоже не задерживаться, — джэюн поднимается с бордюра. — проводить вас?       — мы будем в порядке, — инсон заверяет, и тот, смотря на них, тепло улыбается.       — увидимся.       когда он уходит, санхёк выдыхает. он придавливает пакет от булочек бутылкой и ловит на себе внимательный взгляд.       — может?.. — инсон пытается придумать, как его переубедить, но это неосуществимо. они научились слишком хорошо понимать друг друга и слишком упрямы в своей верности себе.       — я не собираюсь умирать, — санхёк заявляет, и у инсона не получается сдержать смешок. — но, если переживаешь, что со мной что-то случится, можешь пригласить меня на ночёвку.       — а ты пригласишься?       — а ты попробуй — узнаешь.       инсон широко улыбается.       — хочешь прийти с ночёвкой?       санхёк торжественно кивает и достаёт телефон:       — только я папу предупрежу, — он прокашливается и парой касаний начинает вызов. главное, чтобы голос его не выдал. — привет! я останусь сегодня на ночь у инсона?       — конечно. хорошенько повеселитесь, — папа молчит несколько секунд, и санхёк знающе ждёт. — санхёк, если у тебя случилось что-то, о чём ты не хочешь говорить, просто скажи, ты в порядке? я люблю тебя и переживаю за тебя.       — я… спасибо, — к горлу подступает ком. он зажмуривается, словно боль вспыхивает с новой силой. — всё хорошо. я тоже тебя люблю.       — не волнуйтесь, я о нём позабочусь! — инсон, заметив его реакцию, вклинивается, и санхёк включает громкую связь.       — я и не сомневаюсь! — ыну смеётся. они перебрасываются ещё парой фраз, и его подозрения, если не рассеиваются, то хотя бы ослабевают. пусть что-то произошло, но его ребёнок не один.       санхёк поднимается, убрав телефон, и первым делом направляется к мусорке, пока инсон закидывает на плечи захваченный на парковке рюкзак.       — он не тяжёлый, — он сообщает, догоняя, и санхёк незамедлительно парирует:       — значит, я и сам справлюсь, — он ждёт, пока инсон вынужденно снимет ношу, и задевает взглядом его сумку. — я сейчас, — он оборачивается, прищуривается и быстро шагает к бордюру, где они сидели. спустя кластер мгновений протягивает ещё раз улетевший космический корабль.       — спасибо! ты лучше всех! — инсон ярко улыбается. он прицепляет значок обратно и проверяет, крепко ли держится, глядит сияюще благодарно. санхёк просто кивает. он ничего такого не сделал.       он уверяет, что переживёт поход в магазин, когда они покидают дом, и, накупив еды, они направляются к инсону. санхёку выдаются футболка и пижамные штаны, потому что его одежда вся в грязи и крови, и он запирается с ними в ванной. он изучает своё тело в зеркале: вроде бы и правда умереть не должен, хоть боль ещё не ушла — лишь притупилась. он возвращается.       — я тут подумал… раз мы всё равно собирались включить какое-нибудь кино, хочешь сейчас фильмы по покемонам пересмотреть? — инсон, тоже переодевшись в домашние вещи, сидит на кровати.       — давай. хорошая идея.       инсон открывает плеер на ноутбуке и приносит купленный перекус, пока санхёк устанавливает проектор. закончив, они обосновываются на кровати: санхёк прислоняется к изголовью и скрещивает ноги, и инсон плюхается рядом. он не может сидеть спокойно, постоянно меняет положение и в итоге сползает вниз, закинув ногу на ногу и устроив голову на руках. лежать так удобно, но вот фильм плохо видно, и инсон перемещается опять: скользит немного вперёд и после неуверенного «можно?» и ответного кивка использует как подушку ноги санхёка, принимая ту же позу, что и минуту назад.       кажется, так ему наконец комфортно, и санхёк получает шанс сконцентрироваться на фильме. это длится недолго: инсон просит передать ему тарелку с попкорном и пытается есть лёжа, но чуть не давится и, закашлявшись, вынужденно приподнимается. санхёк наблюдает за его исхищрениями и хихикает, зовёт касанием и показывает придвинуться: он теперь обнимает это недоразумение со спины, а сначала оторопевший из-за беспокойства за его состояние и непонимания инсон, расслабившись, затылком опирается о его плечо.       сидеть так тепло и неожиданно уютно, и инсон наконец перестаёт дёргаться: опускает ладонь на обхватившую его руку санхёка, другой продолжая исследовать тарелку с попкорном, и делается необычайно тихим. даже происходящее на экране вскоре комментировать прекращает. санхёк смотрит на него, когда инсон не реагирует на один из, по его рассказам, его любимых моментов, и едва сдерживает смех. инсон дремлет, вцепившись в него, и санхёк подаётся сильнее назад, к стене, чтобы голова инсона не упала сонно вниз.       он досматривает фильм один. инсон продолжает всё глубже проваливаться в сновидения, и у санхёка не остаётся выбора: он осторожно поддерживает его и, вылезая, опускает на кровать. он убирает попкорн на стол, направляется в уборную: умывается, освобождаясь от солёных крошек и следов, и, возвращаясь, встречается рассеянным взглядом.       инсон сидит на кровати, медленно моргая, и санхёк располагается на краешке рядом. он тянется к растрепавшимся волосам, поправляет их, мешающие, потому что инсон сам, ещё толком не проснувшийся, словно замирает, уставившись куда-то в пустоту. от касания санхёка он вздрагивает — руки невысушенные, мокрые и холодные, и санхёк улыбается. он принимается легонько прыгать пальцами, как будто играя в классики, по открытой ключице, шее, лицу, оставляя капельки на коже и останавливаясь лишь на финише, у висков. инсон ёжится и фокусируется на нём, и санхёк, по-прежнему чувствующий тепло, не может перестать улыбаться.       — прости, — он мягко говорит, но не сожалеет о своей маленькой игре.       инсон не обижается на него, прохлада помогает ему окончательно прийти в себя, когда капельки начинают бежать вниз и он тянется, чтобы стереть их, но санхёк хочет успеть первым: опираясь рукой о покрывало, подаётся вперёд и ловит одну на шее пальцем. не имея больше соперников, он следует дальше: скользит по красным щекам, возле блестящих, завороженных глаз, спадает к губам и ключице. он осушает всё и довольно улыбается, вновь садясь ровно и цепляясь взглядом за застывшие титры фильма, что так никто и не выключил.       атмосфера вдруг становится странной, одновременно комфортной и нет, словно он уютно расположился у камина, прежде наглухо закрыв все окна и двери.       он понимает, в чём дело — больше газлайтингом самого себя не пытается заниматься — и почему это происходит только сейчас: он был сосредоточен на совсем других вещах. неосуществимо точно определить, когда это началось, инсон перестал казаться слишком одиноким и навязчивым и поэтому смешным, почти что жалким, хоть и довольно жестоко так думать, стал близким, незаменимым. стал влюблённостью. сформулированная, эта мысль вспыхивает, но для санхёка ничего не меняется. он знает, что не будет стремиться как-то свои чувства выразить, а вовсе отрицать их глупо. делать лучшее возможное в любой сложившейся ситуации — один из его главных принципов, и этим «лучшим» сейчас будет просто продолжить общаться с инсоном как раньше. пока он не оценит свои шансы на то, что тот тоже испытывает подобное. но это сложно и долго, а сегодняшние события, проползшие под стенами, которыми санхёк ограждает себя от того, что его не касается, и бросившиеся на него страх и смерть и тепло, когда он услышал неверящий, полный облегчения голос и ощутил дрожащие руки на своих плечах, уже превращаются в углекислый газ в непроветриваемой комнате.       ему кажется, он должен что-то предпринять.       — ты мне нравишься, — инсон опережает его. шепчет, и санхёк резко поворачивается к нему, бурящему взглядом поверхность кровати.       слишком быстро и сбивающе с толку, он не способен отвести глаза и теряется, никак не реагируя, пока не понимает, что его молчание может означать для инсона.       — ты мне тоже нравишься.       тот поднимает голову и ничего не говорит, пока слова закрепляются в воздухе, и у санхёка не получается сообразить, что ему делать дальше.       он забирается на кровать с ногами, чтобы не дать неловкости окончательно сковать себя, и инсон, похоже, наконец осознаёт, какой ответ только что прозвучал.       — я не думал, что услышу это, — он издаёт смешок и ловит взгляд санхёка. приподнимается на коленях, придвинувшись ближе. — можно?       — да.       он целует санхёка. нежно, трепетно, с мазками нерешительности и волнения, но постепенно они стираются, кончики пальцев на лице словно превращаются в языки пламени, и инсон становится всё более жадным, неутолимым, оставляет им обоим крохи секунд, чтобы перевести дыхание. он не выдерживает первым, отстраняется, пытаясь восполнить кислород, и санхёк обещает с лёгкой улыбкой:       — я же говорил… я не собираюсь умирать. я никуда не денусь.       — прости, — инсон усмехается и опускает голову. он перекатывается с, видимо, уставших коленей и прижимает их к себе. — это всё кажется невероятным.       звонкая мелодия предупреждает ответ санхёка, оповещая о том, что его вещи достирались, и с мягким «я сейчас» он слезает с кровати, направляется в ванную. пока он расправляет и развешивает мокрые комки на полотенцесушителе, вытяжка ненавязчиво шумит, и санхёк улыбается: воздухообмен вновь осуществляется, и тепло при этом только усиливается.       ещё не слишком поздно и попкорн по-прежнему недоеден — инсон предлагает посмотреть следующий фильм, и они устраиваются у изголовья кровати, инсон — теперь полулёжа рядом, положив голову на санхёково плечо.       начинать марафон сейчас было плохой идеей: санхёк совсем размаривается, и изнеможение прорывается и расплёскивается, и его взгляд постепенно сползает в сторону от экрана и вниз, пока глаза не закрываются и сознание не проваливается в такую же пустоту.