Вернуть все.

Три с половиной года назад За окном стемнело. Иккинг до сих пор был в саду. Сегодня днем лил сильный дождь – наверняка его одежда промокла до нитки. Впрочем, его это, похоже, не беспокоило. Он лежал на траве, положив руки под голову, и смотрел в небо. Я прекрасно помнила, какой сегодня день. Даже не знай я дату, поняла бы. Таким молчаливым и хмурым Иккинг обычно становился только в один-единственный день в году. И как и каждый год, меня убивало, что я ничем не могу ему помочь. Осторожно подойдя к двери, я выглянула в коридор. Дверь в комнату брата закрыта, свет в коридоре выключен, и из гостиной тоже больше не доносилось никаких звуков. К тому моменту все , кроме меня, уже лежали в постелях и спали. Я быстро вернулась, чтобы захватить пушистый розовый шерстяной плед, который мама подарила мне на прошлый день рождения, потом прокралась вниз по лестнице и к двери, ведущей на террасу. Открыв ее как можно тише, я босиком вышла на улицу. Трава под пальцами была холодной и мокрой, я наступила на что-то скользкое и от всей души понадеялась, что это не слизняк или что-то в этом роде. Фигура Иккинга темнела на фоне лужайки. На нем были только баскетбольные шорты и футболка. Наверняка он замерз. Когда он услышал приближающиеся шаги, то поднял голову и посмотрел на меня. У него на лице не отражалось никаких эмоций, а чтобы прочесть что-то по глазам, было слишком темно. Но я не сомневалась, что увидела бы в них лишь горе. Подчиняясь инстинктам, я накрыла его пледом, в то время как парень продолжал молча наблюдать за мной. – Хочешь побыть один? – тихо спросила я. Он ненадолго задумался. Потом качнул головой. Этого мне было достаточно. Я села на траву около него. Пижама мгновенно промокла, но я постаралась этого не замечать. И подняла глаза к небу. Безоблачная, ясная ночь. Звезды ярко сияли на небосводе. – Извини, что у меня сегодня такое плохое настроение, – хрипло произнес Иккинг. – В такой день ты имеешь полное право на плохое настроение. – Наверное. – Он немного помолчал. Потом кашлянул. – Мне кажется, люди терпеть не могут ворчунов. Я им больше нравлюсь веселым. – Мне ты всегда нравишься, – выпалила я не задумавшись. Щеки у меня вспыхнули, как только я сообразила, что только что сказала. Я лихорадочно искала слова, чтобы сгладить эффект от предыдущей фразы, как вдруг заметила, что у него слегка изогнулись уголки рта. Хотя это мимолетное проявление эмоций быстро угасло, и он вновь посмотрел на небо. – Я по нему скучаю. Было больно видеть, как он скорбит. Я помнила, как Иккинг и его мама поселились рядом с нами. Это случилось вскоре после смерти его отца, и они оба еще переживали глубокое горе. Ни брат, ни я не представляли, как подступиться к печальному мальчику по соседству, который со злости постоянно что-нибудь ломал. И невзирая на то, что пролетело уже десять лет, каждый год в этот день Иккиинг грустил так, словно это произошло лишь вчера. Теперь я знала, что в этот момент ему просто нужен был кто-то, кто бы его поддержал. – Конечно, ты по нему скучаешь, – мягко произнесла я. – Но ведь столько времени прошло. – У горя нет срока годности. – Я почувствовала, что он повернулся ко мне. По шее сзади побежали мурашки, и я ответила на его взгляд. – Ты такая мудрая. От блеска в его глазах у меня упал громадный камень с души. Иккинг прав – людям он больше нравился веселым. Но мне нравилось в нем все. Я была счастлива проводить с ним время, в каком бы настроении он ни находился. Иккинг для меня на первом месте. – Разве мы это уже не проходили? Я уже целую вечность жду новое прозвище, – откликнулась я. Еще недавно у меня не получалось рассмотреть выражение его глаз, однако теперь зеленый цвет в них буквально пронизывал меня насквозь. – Я уже придумал парочку, – ответил он, и его взгляд спустился по мне вниз. Затем остановился на кофточке. Губы Иккинга медленно изогнулись в улыбке. Он поднял руку и подергал меня за рукав. – Милая пижамка. У меня в животе словно что-то затанцевало. Благодаря мне он улыбнулся – и это в такой день. – Ты так считаешь? Он кивнул: – Люблю авокадо. Мне показалось, что время потекло медленнее. Большим пальцем Иккинг провел по моей руке. Даже через ткань я чувствовала его прикосновение, и дыхание перехватывало. Он обхватил мое запястье. Затем мягко за него потянул – всего один краткий миг. Я не раздумывала – ни секунды, – а просто исполнила его молчаливую просьбу без колебаний и легла рядом с ним. Иккинг просунул руку мне под шею, чтобы я положила голову ему на грудь. А потом сильно прижал меня к себе и тихо вздохнул, словно именно в этом нуждался после такого дня, и, по-моему, у меня вырвался похожий звук. Впервые он был так близко, и мое сердце взволнованно колотилось в груди, но в то же время происходящее казалось таким правильным, как будто мы обнимались так уже сотню раз. Лежать в объятиях Иккинга было все равно что вернуться домой. Словно сейчас я находилась в нужное время в нужном месте. – Ты мне тоже всегда нравишься, Ас, – сказал он чуть погодя. У меня снова ускорился пульс, и я запрокинула голову, чтобы видеть его. Он был так близко ко мне, что я могла бы пересчитать его ресницы. И больше не могла ясно мыслить. – Да? – прошептала я. Он наклонил голову, чтобы взглянуть на меня. Мы смотрели друг другу в глаза, кажется, целую вечность. – Даже больше, – выдохнул он, поднял свободную руку и положил мне на щеку. Ласково погладил ее, и меня охватила приятная теплая дрожь. Я не могла поверить, что это происходило в действительности. Я не представляла, что делать, и в то же время это казалось мне самым правильным на свете. Я знала Иккинга от и до. Он самый близкий для меня человек. Это… это, безусловно, самое прекрасное, что когда-либо со мной случалось. Просто потрясающе. Сердце грозило вот-вот вырваться у меня из груди. Не знаю, что произошло дальше. Мы как-то оба одновременно подались вперед. Иккинг потянул меня на себя, а я его к себе, а потом наши губы встретились. Это был самый нежный поцелуй в мире, и мне казалось, что я стала единым целым с травой, просто растаяла. Растаяла в его руках, когда его язык приоткрыл мои губы и осторожно поиграл с моим. Наверное, это сон. Самый чудесный сон, какой я когда-либо видела. Иккинг прислонился лбом к моему лбу. Его грудь коснулась моей, когда он выдохнул. Я держала глаза закрытыми и привлекла его к себе еще ближе, так близко, как только можно. Если бы он позволил, я бы не отпускала его всю ночь. – Хорошо, что мы наконец это прояснили, – прошептал он. Я еще сильнее прижалась к нему. Больше всего мне хотелось забраться в него и больше никогда не вылезать. – Мне тоже так кажется. Это была первая из многих ночей, когда мы засыпали, крепко обнявшись. *** Раздались три длинных гудка, прежде чем папа снял трубку. – Привет, дорогая! Как здорово, что ты наконец позвонила. – Привет, пап, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал как можно радостней. – Что случилось? – насторожился он. Отец слишком хорошо меня знал. Даже не видя меня, он моментально определил, что что-то не так, и именно поэтому я до сих пор ему не звонила. Однако если бы я протянула еще хотя бы один день, то брат, вероятно, свернул бы мне шею. Я накручивала на палец провод от наушников и медленно разворачивала его обратно. Обычно от папиного голоса у меня внутри все закипало – как и сейчас. Нужно сосредоточиться и представить ему все в лучшем свете. Просто чтобы он не волновался. – Ай, выдалось несколько тяжелых недель. Но в остальном все хорошо. А у вас? – Вот почему мы никак не могли тебя поймать. Уже начали беспокоиться. У нас все супер. У твоей мамы сегодня утренняя смена, а мне попозже выходить на работу. Мои родители работали в больнице. Мама – медсестрой, папа – охранником. На работе же они когда-то и познакомились и сразу влюбились друг в друга, что я всегда считала очень романтичным. Даже сейчас, по прошествии двадцати пяти лет, они жили душа в душу, чего я не наблюдала у родителей большинства друзей и подруг. У нас тоже периодически случались ссоры, наша семья всякое пережила, но в целом мы были едины. На самом деле после того как мы с братом уехали, то думали, что вдвоем им будет плохо, поэтому два раза в неделю устраивали встречи в скайпе. Но уже через пару недель и мне, и Коллну стало ясно, что втайне родители радовались появившемуся для самих себя времени. После нашего отъезда они купили себе подержанный дом на колесах, благодаря которому по выходным устраивали путешествия. Неоднократно они даже доезжали на этой штуке до самого Лос-Анджелеса – чем заставили меня хорошенько понервничать, потому что выглядела она так, будто в любой момент развалится на части. Однажды я дала себе обещание, что куплю им новый автодом, как только получу первый крупный гонорар. Чтобы как-то отплатить за все старания и время, которые они вложили в мою карьеру. Но вместо кучи денег я привезла с собой пустой банковский счет. И это одна из причин, из-за которых мне ни в коем случае нельзя возвращаться домой. Не говоря уже о том, что я не оправдала доверия родителей и, наверное, никогда больше не смогу взглянуть им в глаза. – Что нового? – спросила я, все еще стараясь сохранять беззаботный тон, и на стуле подъехала к окну, выходящему в сад. Я раздвинула шторы и посмотрела на макушки деревьев. – А, да мало чего. Мы с мамой как раз планируем следующую поездку, в этот раз на Восточное побережье. О, и Линда про тебя спрашивала. Передает привет. Я оцепенела. Линда Хэддок – это мама Иккинга. За последние несколько месяцев она раз или два присылала сообщения, в которых интересовалась, как у меня дела, но я отвечала очень коротко. Просто не смогла пересилить себя и совсем не отвечать. Впрочем, это все равно бесполезно, потому что от родителей она и так узнавала обо всем, что у меня происходило. – Ей тоже привет. Интересно, что бы она подумала, если бы ей стало известно, что я фактически жила с ее сыном. Я знала, что, когда мы начали встречаться, она была на меня очень зла. Настолько зла, что какое-то время не общалась с родителями, хотя они близко дружили целую вечность. Сейчас углы сгладились, и я очень надеялась, что Иккинг не расскажет маме, где я. Если родители и должны узнать о моем нынешнем положении, то от меня самой. – Передам, – откликнулся папа. На заднем плане раздался хорошо знакомый скрип. Наверняка он вышел в сад и любовался аккуратно постриженной живой изгородью – плодом трудов, к которым они с мамой всегда принуждали меня и Коллина. – Я по вас скучаю, – тихо сказала я. – Мы по тебе тоже, солнце. Ты себе даже не представляешь, как сильно. – Пару секунд мы оба не произносили ни слова, но казалось, что одно наше молчание говорило само за себя. Папина тревога буквально выплескивалась сквозь динамики. – А ты уверена, что все в порядке? Ты же знаешь, что мы готовы приехать в любой момент. Я почувствовала комок в горле и быстро помотала головой: – Нет, все нормально. – Ладно, тогда давай поговорим о чем-нибудь другом… например, день рождения твоей мамы. Я насторожилась. Он у мамы только в марте. – У тебя уже есть подарок? – спросила я. – Хочу устроить ей вечеринку-сюрприз. Я покачала головой: – Ты же сам прекрасно знаешь, что ничего не можешь от нее скрыть. У него вырвалось возмущенное фырканье: – Неправда. – Назови мне хоть один случай, когда бы ты не рассказал ей заранее, что подаришь. Последовавшая затем пауза говорила вместо тысячи слов. – Вот видишь, – сказала я чуть погодя. – Это все мелочи. В любом случае мне очень хочется ее удивить и чтобы ты и твой брат приехали сюда. Я впилась пальцами в край мягкого сиденья и сверлила взглядом пятнышко на оконном стекле. – Сейчас не получится, пап. – Мне самой эти слова разбивали сердце, но так будет лучше. В этом я была твердо уверена. – Не переживай из-за расходов на перелет, – решительно возразил отец. – Все за мой счет. Я сделала глубокий вдох, чтобы попробовать еще раз, но он не позволил. – Мне не нравится, когда ты так беспокоишься из-за денег, Астрид. Я хочу подарить вашей матери незабываемый день и не сомневаюсь, что она ничему не обрадуется сильнее, чем вашему приезду. Я закрыла глаза. Я понимала, что он прав. Я боялась даже представить себе мамино лицо, когда она узнает, что я не приеду. Изначально не планировалось никакого большого праздника, и она постоянно повторяла, что ничего страшного не случится, если мы с братом не приедем на ее пятидесятилетие – и именно этой фразой я себя успокаивала. Но в то же время было ясно, что я не смогу отказать папе, если он ведет себя вот так. Он умел становиться настоящим упрямцем и не сдастся, пока я не соглашусь. – Конечно, пап, – наконец сказала я. – Замечательно! – Потом он рассмеялся. – Только представь себе ее лицо, когда вы оба выскочите из шкафа в гостиной. – Видимо, ты уже много думал о том, как все пройдет, – пробормотала я. – Я уже купил украшения и надежно спрятал. Я выгнула бровь: – В сарае? Он ничего не ответил, что я истолковала как молчаливое подтверждение. – Папа! А что, если ей понадобится лопата? Или кашпо для растений? Отец недовольно заворчал: – Эм-м, Ас, мне пора идти. Если еще совсем недавно я готова была расплакаться, то сейчас не сдержала ухмылку: – О’кей, пап. Люблю тебя. – Я тоже тебя люблю. Закончив разговор, я сняла наушники. Улыбка на лице угасла. Я глубоко вздохнула. К сожалению, я понимала, что мне все еще нужно придумать какую-нибудь убедительную ложь. Потому что мне ни за что нельзя появляться на мамином дне рождения.