Калейдоскопическое царство

Любовь не знает расстояний, для неё не существует континентов, ибо её взор всегда устремлен к звёздам. Л. Райли

      Прохладный воздух пах минувшим снежным ливнем, но Гермионе было нестерпимо жарко. Круговорот мыслей сводил с ума. Интересно, полгода назад она могла бы представить, что вдруг окажется здесь? Да ещё и в такой компании?.. А теперь весь мир летел в бездну, и она падала туда вместе с ним. Хотелось, чтобы всё поскорее закончилось. Или не кончалось никогда…       Постель пропиталась лавандовой отдушкой. Мягкое одеяло уютно обнимало тело. Матрас беззвучно пружинил от каждого движения. Гермиона ворочалась на кровати, куда уложил её Люциус, и вот уже больше трёх часов не могла вновь уснуть, хотя и очень хотела. Мечтала, просила и умоляла собственный мозг отключиться и дать ей хоть секундочку спокойствия, но он, как обычно, самовольно решил предать её.       Час назад вернулся Сириус, один, заглянул в спальню, убедился, что она спит, и скрылся в гостиной. Он тоже до сих пор не сомкнул глаз — из-за стенки доносился беспокойный скрип половиц. Наверняка и Люциус ещё не ложился.       «Может, молча соревнуются в количестве выпитого?»       Впрочем, она бы ни на кого не поставила. В вопросе алкоголя, как и в прочих, они друг друга стоили. Например, в заботе о ней… Да и она переживала о них, ведь полюбила. Полюбила каждого, хотя и по-прежнему вслух бы никогда не призналась. Слишком боялась колкого осуждения, косых, презрительных взглядов окружающих. Да и друзья никогда не поймут её чувств, ведь даже она сама себя с трудом понимала. Но за неё уже давно решила всё сама судьба. Судьба, которую она так опрометчиво надеялась переиграть, но раз за разом проигрывала. Клятое пророчество.       Сириус и Люциус. Свет, ведущий сквозь тьму. Луч, разгоняющий серость. Похожие, как день и ночь. Разве сможет она жить без одного? Разве сумеет найти в себе силы дышать без половины сердца в груди? На алтаре действительно лежит её будущее.       Хотелось хоть на минутку, наивно и иррационально, увидеть их… Нет, не друзьями, — слишком уж фантастическое желание, — но хотя бы приятелями?.. Взглянуть на них без вечных пикировок и недоверия. Возможно, в ином мире её наивное желание даже имело бы шанс когда-нибудь сбыться. Минувший день немного обнадёживал. Немного. Слишком мало, чтобы порадовать её глупое сердце. Время утекало непомерно быстро, не оставляя им… ей надежды.       Старые настольные часы громко тикали, отсчитывая ускользающие секунды. Необъятная чернота под сомкнутыми веками душила. Мысли бились и метались по клетке разума в поисках выхода, которого и вовсе не существовало. Сердце устало болеть и просто секунду за секундой превращалось в зияющую дыру.       Потерев усталые глаза, Гермиона с шумным вздохом села на кровати, хотя показалось — будто всплыла со дна озера. Стало легче. Немного. Тихо поднявшись с постели, она смахнула ладонями остатки сна и осторожно выглянула в гостиную, намереваясь выпить глоток воды, просто чтобы чем-то занять себя, но остановилась в дверях.       Лунный свет струился по комнате, ровными линиями расчерчивая мрак. Тени плыли по стенам. Мир вокруг казался монотонным графитным эскизом, будто неживым. Лишь крохотный ярко-красный огонёк дрожал живой искрой. Сириус с сигаретой в руке бродил из стороны в сторону, а потом застыл рядом с приоткрытым окном, выдохнув туда облачко дыма, но сразу же развернулся обратно, присел на подоконник и скрестил руки на груди, будто злясь на вывески, яркими огоньками мелькавшие на улочке. В контрастном голубом свете он на миг показался ей видением, мороком… Вспомнилось, как когда-то, много лет тому назад, словно в прошлой жизни, он призраком бродил ночами по дому на Гриммо. Метался в четырёх стенах неупокоенной душой, терзаясь тревожными мыслями. Гермиона же не могла отвести от него глаз, а потом резко сомкнула веки и впилась ногтями в ладони. Плакать было нельзя. Не сейчас.       — Как пёс на поводке… — раздался откуда-то из темноты голос Люциуса.       — Ты что-то сказала, Люси? — Сириус резко обернулся, расправив плечи.       — Прекрати мельтешить, Блэк, — Люциус сидел в дальнем кресле, надёжно укрытый ночными тенями.       — Не указывай мне, что делать, Малфой, и я не скажу, куда тебе идти.       — Мы все уже там, если ты не заметил, — на выдохе устало протянул Люциус и махнул рукой. — Уймись наконец, ты не даёшь ей уснуть, а завтра нас ждёт тяжёлое утро.       Сириус резко обернулся, видимо, только сейчас заметив её темнеющий силуэт в двери.       — Прости, котёнок.       Быстро потушив сигарету, он избавился от окурка невербальным Эванеско.       — Ты не разбудил меня, — ответила Гермиона и ни капли не соврала, хотя и умолчала, что просто не может спать, ведь сердце будто сковало льдом, а тело лихорадит от тягостных мыслей. Ведь кому от этого станет легче? Вздохнув, она устало облокотилась о косяк.       — Очевидно, никому из нас сегодня не уснуть, — добавила она, уже обращаясь к Люциусу. Неспешно повернув голову, он окинул её взглядом, но в густом сумраке ночи было не разобрать выражение его лица.       Выглянув в окно, Сириус шумно втянул ноздрями холод и протяжно выдохнул остатки дыма, а потом неплотно закрыл створку и направился к креслу.       Сквозившая из щёлки прохлада приносила с собой запахи озона, машин и мокрого асфальта. Прикрыв веки, Гермиона наполнила лёгкие свежестью, ощутив тонкий табачный шлейф, оставшийся висеть в воздухе, и словно оказалась в прошлом, тем летним днём на площади Гриммо, отчего на мгновение ощутила столь желанное спокойствие.       — Упс. — Во тьме Сириус случайно уселся на её бисерную сумочку, валявшуюся на сидушке кресла. — Надеюсь, я там ничего не сломал?       Разглядев в углу гостиной торшер с изящным резным плафоном, Гермиона подошла ближе и, нащупав ногой кнопку выключателя, зажгла свет. Сотни оранжевых пятнышек разбежались по потолку и причудливыми узорами разукрасили пол и стены. Мрачные тени в углах вмиг рассеялись, отчего комната стала казаться уютнее. Гермиона с непривычки сощурилась от яркого света и прикрыла глаза ладонью. Чуть попривыкнув, она обернулась к волшебникам и слабо улыбнулась каждому.       — Брось, Сириус, — Гермиона небрежно повела плечами. — Там ничего хрупкого и нет, кроме бутылки вина. К тому же чары незримого расширения работают не так, а… неважно, — оборвала она сама себя, не желая вдаваться в занудные подробности, явно никому сейчас не нужные.       — Бутылка вина? — заинтересованно протянул Люциус, вскинув бровь. — Раньше, миссис Грейнджер, помнится, вы утверждали, что равнодушны к алкоголю, но зачем-то взяли её с собой в бега? Или я что-то не знаю о вас?       В какой такой момент они вновь перешли на вежливое обращение, которое из его уст звучало открытой иронией? Неужто когда она хрипло стонала под ним буквально позавчера? И что ей тогда нужно сделать, чтобы вновь стать «Гермионой»?       — Многое, на самом деле, — сглотнув, Гермиона отмела лишние мысли и натянула невинную улыбку. — Например, какое вино я предпочитаю, мистер Малфой, — нарочито подчеркнула она, вернув ему шпильку.       — Красное, — сказал Сириус.       — Белое, — почти одновременно с ним выдал Люциус.       — Яблочное, — прыснула Гермиона, невольно развеселившись, ведь эту тайну знала лишь она одна. Давным-давно, ещё до поступления в Хогвартс, она случайно перепутала бокал такого вина с простым соком и, выпив залпом, веселила всех собравшихся за столом на день рождения мамы язвительными шутками, которые сами собой слетали с языка. А сейчас, много лет спустя, яблочное вино, наряду с этим воспоминанием, стало её любимым.       — Я действительно довольно равнодушна к алкоголю, — продолжила Гермиона, взглянув на Люциуса. — Это вино лежит у меня в сумке уже почти год. Забавно, что оно родом как раз из этих краёв, — она слабо улыбнулась. — Флёр привезла его на день рождения Тедди, но Андромеда тогда уже открыла своё, поэтому…       — Малец наверняка копия Римуса, — удручённо покачал головой Сириус и, откинувшись на спинку кресла, медленно провёл ладонями по лицу. — Хотел бы я его увидеть.       — И Нарцисса этого хотела, — вдруг согласно вздохнул Люциус и тоже принял расслабленную позу, на миг показавшись ей безумно уставшим.       Гермиона глубоко вздохнула. Стоило признать, они совершенно друг друга не знали. Никто из них… И во многом по-прежнему оставались взаимными головоломками. И всё же… сейчас у неё не было никого ближе. Их боль и печаль ощущались родными.       Снова повисла тишина, которая нарушалась лишь звуком морозного дождя, гулко забарабанившего по окнам.       На глазах выступили слёзы, Гермиона сглотнула тугой комок, застрявший поперёк горла, и ощутила, как снова с головой погружается в океан тоски. Утопает под толщей неразрешимых проблем. Волна за волной накатывала безысходность, в которой хотелось захлебнуться, чтобы больше ни о чём не думать.       Но разве стоило проводить последние часы вместе, утопая в предчувствии горя?       Смахнув ресницами солёные капли, Гермиона взяла свою сумочку из рук Сириуса, призвала оттуда забытую бутылку вина, а затем с громким стуком поставила её на кофейный столик.       — Поищу бокалы, — сказала она, уже шагая на кухню. Ни одного слова против не прозвучало.       Люциус первым потянулся к внезапной находке.       — Домен дю Вьешон, — довольно хмыкнул он, вскинув брови в явном удивлении, и мягко отставил вино обратно на стол. — Да-а-а… Отмечу, не у всех, кто носит фамилию Уизли, безнадёжный вкус. Возможно, теперь он даже передастся по наследству?       Громко фыркнув, Сириус ударил ладонями по подлокотникам и удобнее развалился на кресле, закинув одну ногу на другую. Гермиона же просто молча закатила глаза. Люциус, хоть и устал, но явно не от извечных провокаций. Впрочем, эта шпилька прошла впустую — настроения перекидываться колкостями совершенно не было. Как и аппетита. Отыскав простенькие бокалы в серванте, она сполоснула их водой от налёта пыли, высушила и принесла на кофейный столик. Взмахом палочки наложив на вино охлаждающие чары, она беззвучно избавила бутылку от пробки, и в воздух взвился тончайший дымок.       Третьего кресла рядом не оказалось, как и другой подходящей мебели, а диван по-прежнему стоял у противоположной стены. Потоптавшись на месте, Гермиона начала озираться по сторонам, размышляя над тем, что лучше трансфигурировать, когда Сириус поймал её за запястье и требовательно потянул на себя. Почти упав ему на колени, она опёрлась о его грудь и, наконец сумев устроиться поудобнее, села ровно, расправив плечи. Но Сириуса явно не устроила такая поза — он резко приподнялся, отчего Гермиона окончательно скатилась в объятия его рук, распластавшись на его груди. Подняв глаза, она сразу же встретилась с цепким взглядом Люциуса, который взирал на их копошение с иронично выгнутой бровью.       — Теперь удобно, любовь моя? — Сириус озорно улыбнулся и, откинув с плеча её кудри, оставил на мочке уха мокрый поцелуй, а потом одарил Люциуса самым самодовольным из своих взглядов.       — Да! — громче, чем следовало бы, ответила Гермиона.       Щёки, уши, грудь и спину начало горячо покалывать, отчего она чертыхнулась про себя, надеясь, что контрастный полумрак скроет набежавший румянец, хотя вряд ли это имело хоть какой-то смысл. Стоило признать, Люциус давно уже читал её, как открытую книгу. Да и глупо, наверное, так откровенно смущаться после всего случившегося между ними?..       Горячие воспоминания ярко всплыли в сознании. Теперь ей вовек не забыть расплавленное серебро омута его глаз, в котором она тонула, сгорая, пока он жадно гладил зрачками каждый миллиметр её обнажённого тела. Не забыть, с какой отчаянной потребностью вбивался в её податливое лоно, стиснув пальцами шею. В тот миг, содрогаясь под ним от наслаждения, она почти ощущала ту золотую нить, ту древнюю магию, что воедино связала их души.       Шумно выдохнув, Гермиона кратко зажмурилась и тряхнула головой, разогнав сладкий морок, и попыталась сосредоточиться на настоящем. Пока она думала о странных взаимосвязях очевидного и невероятного, Люциус начал неспешно разливать по бокалам вино.       Аккуратно плеснул пару глотков в свой бокал, затем тщательно покрутил его в руке, наблюдая, как мягкие блики играют на стеклянных гранях и бордовые капли скатываются по стенкам, а после поднёс его к носу и неспешно вдохнул аромат, на миг прикрыв веки.       Гермиона не могла оторвать взгляд от плавных отточенных движений его кисти, от уверенных пальцев, сжимающих тонкую ножку бокала, которые однажды так же сжимали её соски… От молочной кожи, ставшей золотистой в тёплом свете торшера, гладкость которой ещё помнили её ладони… От изящной линии тонких губ, умеющих дарить опьяняющие поцелуи… От завораживающей глубины стальных глаз, в которых хотелось тонуть, пока они смотрели на неё так… так…       Насмешливо?       Люциусу наверняка хватило и доли секунды, чтобы ясно понять, о чём именно она сейчас думала.       — Я по твоим глазам вижу, что ты хотела… первой попробовать вино, да, моя дорогая?       «Невыносимая… претенциозность!» — не вытерпела Гермиона — жёсткой хваткой взяла свой бокал и залпом опустошила.       — Ты права, любовь моя. Обойдёмся без лишнего пафоса, — с ехидцей протянул Сириус, а потом подхватил бутылку со стола и долил в её стакан новую порцию.       — Неприемлемо так обращаться с дорогим вином, — процедил Люциус нарочито обиженным тоном, но в глубине его глаз метался целый рой весёлых пикси. — Я и так уже был лишён возможности наблюдать вашу прелестную свадебную церемонию, поэтому должен вам хотя бы тост.       — Премного благодарю, но не надо, — попыталась вмешаться Гермиона. К её сожалению, Люциус уже вскинул руку с бокалом высоко над собой.       — За вас, миссис и мистер Грейнджер! — до слащавости манерно возвестил он.       Поднося бокал к губам, Люциус смотрел лишь на неё. Серые глаза, в которых играли отблески оранжевого света, вдруг запылали внутренним огнём, пока он медленно скользил зрачками по её лицу. Ухмылка растеклась по его губам, но вскоре скрылась за краем бокала.       — Завидовать принято молча, Малфой, — самодовольно усмехнулся Сириус и крепче обнял её за талию, плотнее притянув к себе, а потом взял свой бокал и сделал небольшой глоток.       Обречённо вздохнув, Гермиона тихо прицокнула языком и тоже немного выпила. Вино приятным холодком скатилось в желудок. Прошлая порция уже медленно начала туманить разум, отчего на языке так и вертелось старое доброе «не ссоритесь, мальчики», но Гермиона вовремя себя одёрнула. Всё-таки вино, — красное, белое, яблочное, да и любое другое, — точно не её напиток.       — Завидуют, Блэк, лишь тому, что не дано, — Люциус вновь расплылся в привычной ухмылке, и, покачивая бокалом, огладил голодным взглядом её тело с ног до головы. — А я, как ты знаешь, женат.       — Был женат.       — Туше.       В течение некоторого времени они неторопливо потягивали вино, вяло обмениваясь любезностями и в меру сил пытаясь вести светский разговор, который сошёл на нет так же быстро, как закончилась бутылка Домен дю Вьешон. Сидя на коленях Сириуса, Гермиона цедила уже четвёртый бокал вина, которое отчего-то казалось вкуснее предыдущего, и украдкой поглядывала сквозь ресницы на Люциуса, на губах которого играла тонкая чеширская ухмылка, а в глубине потемневших глаз затаилось нечто хищное, которое пока словно бы дремало, но ни на секунду не переставало источать угрозу.       Расстегнув три верхних пуговицы рубашки и распустив волосы, он расслабленно полулежал в кресле, положив одну руку на подлокотник, а ноги расставив по бокам от кофейного столика, и внимательно скользил по ней зрачками начиная от её босых стоп вверх по ногам и до самой груди… по пульсирующей венке на шее… ненадолго зацепился за ключицы… мазнул по влажным губам… а потом застрял в ворохе кудрей, разметавшихся по плечам…       Непринуждённо потягивая своё вино, Люциус изредка слизывал капли с нижней губы, пока она беспокойно ёрзала на коленях у Сириуса, заливаясь стыдливым румянцем, ведь буквально кожей чувствовала прожигающий взгляд серебристых глаз, словно способный пробраться под слои одежды и раздеть догола.       Люциус явно видел её насквозь, сейчас и всегда, знал каждую её мысль, дышал её магией… Но пока она сидела в кругу тёплых рук Сириуса, эти переглядывания казались чем-то крайне интимным, порочным, запретным искушением, которому она просто не могла не поддаться. Ведь перед ней был Люциус, который лишь наслаждался, играя роль змея-искусителя, подпитываясь её смущением.       Внезапно раздался лёгкий треск — лампочка в торшере замерцала. Суматошные тени забегали по стенам, превращая их лица в карикатурные маски. Гермиона спешно кинула невербальное Репаро, но это слабо помогло — мерцание прекратилось, но свет в старой лампе накаливания теперь едва теплился, и гостиная погрузилась в ночной полумрак.       — Люмос? — спросил Сириус, мягко сжав пальцами её талию.       — Не надо, — выдохнула Гермиона и покачала головой, ведь вдруг ощутила странную уютную расслабленность, которой хотелось обернуться с головой, будто мягким пледом. Просто сомкнуть тяжёлые веки и выкинуть прочь из головы всё мысли. Наверное, её предательский разум наконец-то соизволил предоставить усталому телу шанс на желанный отдых.       Неизвестно, сколько ещё они просидели так, каждый наедине со своими мыслями. Минуты… часы? Воцарившаяся тишина на этот раз вовсе не казалась тягостной или натянутой. А просто была.       И Гермиона пожелала раствориться в ней без остатка с последним глотком вина. Темнота и тепло Сириуса убаюкивали, но сон по-прежнему никак не шёл, а виновато в том на сей раз оказалось бордовое французское зелье, коварно забурлившее по венам только сейчас. Картинка перед глазами поплыла, словно написанная мазками импрессиониста, а сумрачные тени зажили собственной жизнью. Гермиона закрыла глаза, расслабленно уткнувшись носом в шею Сириуса, и глубоко вздохнула, желая до краёв наполнить лёгкие его запахом, который невольно напоминал о доме… о той широкой кровати с алыми простынями, в которой она так долго мечтала оказаться с ним наедине.       Очевидно, разум упускал то, что давно лежало на поверхности чувств. Гермиона видела, как его сердце бьётся пульсом на шее, слышала его глубокое дыхание, чувствовала тепло, исходящее от его тела, и любимый запах, который остро откликнулся внутри неё…       столь хорошо знакомым возбуждением.       Гермиона сонно улыбнулась в изгиб его шеи и, подавшись вперёд, коснулась губами колючего подбородка, потом нежно поцеловала выступающую венку, ощутив кончиком языка биение пульса.       Сириус чуть отклонился, чтобы заправить ей за ухо выбившийся локон, а потом обнял ладонью за шею и, тепло улыбаясь, накрыл её губы нежным поцелуем. Гермиона с улыбкой ответила на ласку, поначалу легко, ненавязчиво, почти робко, но спустя минуту прикусила нижнюю губу, требовательно проводя по ней языком. И Сириус с охотой углубил поцелуй, будто только и ждал знака. Подтянув её за талию ближе к себе, он зарылся одной рукой в волосы, а другой огладил спину. Забрался пальцами под верх пижамы и накрыл лопатки, а потом неспешно пересчитал позвонки.       Тщательно изучая его рот своим, Гермиона провела руками по крепкой груди, по животу, очертила поджарые мышцы и потянула край футболки наверх, желая чувствовать Сириуса без лишних преград. А он явно разделял её мысли, ведь торопливо избавился от лишнего элемента одежды.       Тусклый свет сделал тени объёмнее, контрастнее, резче очертил его рельефное тело. Бледная кожа словно светилась в лунном свете, а татуировки будто бы ожили.       Гермиона с наслаждением огладила его обнажённый торс, на миг задержавшись на чуть выпуклом шраме руны над сердцем, смяла ладонями широкие плечи, коснулась выступов ключиц, а затем спустилась по груди вдоль линии жёстких волосков до самого пояса джинс.       Сириус поймал её лицо ладонями и оставил у краешка рта влажный поцелуй, затем мазнул губами по подбородку и вниз по шее до ключиц, впитывая вкус кожи.       Гермиона откинула голову, наслаждаясь ласками, но Сириус взял её затылок, вплетаясь пальцами в ворох кудрей, и вновь бережно притянул ближе, утягивая в новый поцелуй, который уже отнюдь не казался нежным. Языком заставив её разомкнуть губы, он в то же время кружил ладонью по её спине, по бёдрам, жёстко впиваясь пальцами в кожу.       Сириус ласкал её рот с полной отдачей. Их поцелуи всегда начинались медленно и сладко, постепенно углубляясь и превращаясь в страстную, безудержную борьбу. Губы нежно обволакивали друг друга, а языки двигались в жарком тандеме.       С каждой секундой сонная нега всё больше отступала, сменяясь томительным ожиданием близости. Поцелуй разгорался, касания будоражили нервы, заполняя собой каждую её мысль. Сириус одной рукой держал её за шею сзади, другой — сминал грудь, по-прежнему укрытую кружевом. А она блуждала руками по его плечам, по пышущему теплом торсу, пока их языки яростно скользили друг о друга, страстно переплетались, поглаживая и толкаясь.       Оторвавшись, Сириус отвёл с её плеча кудри, обнажая шею. Гермиона склонила голову набок, покорно подставляя его губам пульсирующую венку под ухом, ласкам которой он решил уделить значительное внимание, подметив раньше её бурную реакцию.       Гермиона блаженно прикрыла глаза, рассеянно водя напряжёнными пальцами одной руки по его груди, по бокам, а другой — ворошила волнистые волосы, притягивая к себе ближе, теснее…       Контраст нежных поцелуев и ключей щетины доводил её до беспамятства. Кожа горела, и этот жар тягуче, неумолимо скатывался по позвоночнику вниз, оседая жаждой внизу живота. Мягкие губы исследовали каждый дюйм её шеи, опаляя дыханием, пока горячая ладонь жадно осязала изгибы тела: провела вдоль бедра вверх до талии, затем по линии ключиц к плечам, и помедлив, вновь замерла на холмике груди, скрытой под плотной тканью.       Сириус длинно выдохнул, резко охладив влажную шею, и Гермиона не сдержала тихий стон. Спешно стянув с себя верх пижамы, она откинула его в сторону, представ перед ним в одном лифчике. Распалённую кожу обдало прохладой — по позвоночнику скатилась волна колких мурашек. Сириус не без труда расстегнул застёжку, бережно снял с плеч лямки и отбросил ненужное кружево куда-то в сторону.       Жарким взглядом огладив её небольшую грудь, он ласково обвёл кончиками пальцев тёмные ореолы и мягко стиснул пальцами острые соски. Вздрогнув, Гермиона чуть поёрзала на его коленях, отчётливо ощутив его твёрдое возбуждение.       — Ты просто совершенство, котёнок, — выдохнул Сириус, оглядывая её помутневшим взглядом. — Чертовски идеальная… Моя девочка…       Гермиона прикрыла глаза, ощущая, как стремительно намокает ткань трусиков от его голоса, который звучал хрипло от сильного желания… от его чуть шершавых ладоней, жёстко скользящих по изгибам тела.       Щёки запылали адским пламенем, которое медленно пожирало её изнутри. Соски мгновенно затвердели, и не только от сквозняка в комнате, но и от его голодного взгляда, а низ живота тягостно заныл от пустоты. Гермиона гибкой свечой таяла в тесных объятиях, прогибалась, дрожа, под его обжигающими ладонями.       С губ невольно сорвался тихий стон, когда Сириус мягко покатал один сосок между пальцами. Наклонившись, он накрыл её грудь губами, выцеловывая по спирали до самой верхней точки. Затем кончиком языка несколько раз обвёл нежный ореол по кругу и, прикусив зубами бугорок соска, чуть оттянул, щекоча языком нежную кожу, и наконец отпустил, напоследок ярко холодя дыханием. Хотелось закатить глаза от удовольствия. Гермиона откинула голову, не сдержав очередной тихий всхлип, пока Сириус дорожкой влажных поцелуев скользил к другому соску, который уже изнывал от скопившегося напряжения.       Волны наслаждения накатывали одна за другой, стирая границы сознания. Из глубины горла вырывались хриплые вздохи, пока Сириус щипал пальцами и мучительно ласкал языком её грудь. Вскоре их губы слились в новом несдержанном поцелуе. Сириус настойчиво проник языком в её рот, и Гермиона выгнулась к нему навстречу, сладко застонав от столь желанного вторжения. Он целовал её так искренне, столь жадно и так отчаянно, словно пытаясь насытиться ей, будто это в последний раз…       Резко разорвав поцелуй, Сириус втянул один сосок губами, одновременно пощипывая другой пальцами. Гермиона ахнула, когда он, глядя ей прямо в глаза, быстро прошёлся языком по чувствительному бугорку, крепко сжимая его зубами. И тонко всхлипнула, ощущая, как его пальцы пробрались под резинку пижамных штанов и коснулись края насквозь мокрых трусиков, а потом отодвинули кружево в сторону, чтобы приласкать её лоно, истекающее возбуждением.       Гермиона приглашающе раздвинула ноги шире, и он скользнул пальцами вдоль нежных складок, распределяя по ним выделившуюся влагу, а затем начал мягко водить кругами по клитору, растирать нежную кожу, надавливать на вершину, то и дело зажимая её между фалангами, чем стремительно доводил её до исступления.       Низ живота залило густым теплом, свело от сладкого предвкушения. Прерывисто дыша Гермиона неосознанно двинула бёдрами, безумно желая ощутить его внутри… Но Сириус не хотел торопиться, и она отчаянно ёрзала на его бёдрах, цепляясь за его плечи, и никак не могла насытиться.       Кислорода остро не хватало, но стоило ей разомкнуть губы, как Сириус проник в её рот, сплетая их языки. Задушенные стоны смешались с его хриплым дыханием, всполохами мурашек оседая на коже. Не прекращая творить поистине бесстыдные вещи между её ног, Сириус поочерёдно мял её груди, затем поиграл с сосками и наконец-то прикоснулся к ней там, где ей больше всего хотелось.       Один палец мягко проскользнул в её тугую тесноту, а следом за ним второй неспешно раздвинул упругие стенки. Сириус замер, давая ей время привыкнуть. Закрыв глаза, Гермиона до боли прикусила нижнюю губу и сдавленно застонала, ощущая, как подушечка большого пальца восьмёркой кружит по сгустку нервов, разгоняя всполохи жгучих искр.       — Мерлин, как же ты узкая, детка, какая горячая, — шептал ей на ухо Сириус, проникая пальцами ещё глубже, растягивая сильнее и прицельно надавливая на самую чувствительную точку внутри. — Я хочу, чтобы ты кончила сегодня для меня, девочка моя, столько раз, сколько сможешь…       Его губы были так близко, а слова звучали так далеко… Кровь шумела в ушах, кипя от стремительно нарастающей жажды. Разум заволокло пеленой желания, а тело заныло от неутолимой нужды. Играя на её теле, словно на инструменте, Сириус осыпал поцелуями её шею, щёки, губы — всё, до чего мог дотянуться, — и ритмично сгибал фаланги пальцев внутри, будоража средоточие удовольствия.       Облизав пересохшие губы, Гермиона начала подаваться бёдрами навстречу его руке, извивалась и хныкала в его объятиях. Желанное наслаждение накатывало волна за волной, сметая грани рассудка, заполняя каждую её клеточку, и грозило вот-вот перелиться за край. Внизу живота скопился уже не жар, вулканический зной, лавой вытекая наружу. Всхлипнув, Гермиона крепко сдвинула ноги и с силой зажмурилась, пока под веками не закружились мириады искр.       Однако Сириус имел другие планы и внезапно вытащил пальцы, оставив её судорожно изнывать от неприятной пустоты внутри. Лишь легко приласкал напоследок вершинку клитора, мягко оттягивая пик наслаждения.       — Сириус! — с мольбой вскрикнула Гермиона, желая поколотить его за доставленные мучения, но вдруг замерла, увидев, с каким бесстыдным видом он слизывает её соки со своих пальцев.       — Потерпи, котёнок, — усмехнулся Сириус, вскинув брови, и провёл влажными подушечками по её распахнутым губам, задевая кончик языка, — я ведь только начал, — а затем вновь нырнул рукой в её трусики и, раздвинув влажные складки, продолжил ласки, теперь двигая пальцами нежно и мучительно медленно.       Дрожь стекла по позвоночнику от звука его низкого хриплого голоса. Гермиона часто дышала — кислород словно исчез из воздуха, тело пылало, кружилась голова, то ли от остатков алкоголя, бурлящего по венам, то ли от его пьянящего мужского запаха, — пота, табака и кожи, — который дурманил тело, душу, доводил до исступления и наверняка стал её новой Амортенцией.       Сириус потянулся к её губам, раскрывая их в требовательном поцелуе, и ни на секунду не замедлял ласки: входил пальцами до упора, распаляя отточенными движениями вихри наслаждения, а затем резко покидал пульсирующую тесноту, размазывая горячую влагу по складкам. Гермиона сдавленно всхлипывала каждый раз, когда он касался большим пальцем чувствительной вершины клитора, кружил по ней, выписывая замысловатые фигуры. И задыхалась от вихрей чувств, когда он сминал другой рукой соски, перекатывая между пальцами нежные бугорки, поочерёдно сжимая их, оттягивая и выкручивая.       Краем сознания Гермиона чувствовала жар, исходящий от его тела даже сквозь плотные слои одежды, остро ощущала, как он прижимается к ней своим твёрдым возбуждением, но когда она потянулась к его паху, желая доставить ответное удовольствие, Сириус перехватил её ладонь и настойчиво убрал в сторону. Гермиона не собиралась спорить, да и при всём желании не могла, ведь её язык сейчас находился в плену его рта, поэтому просто одной рукой обхватила Сириуса за шею, другой — опёрлась на его крепкую грудь, и начала откровенно насаживаться на длинные пальцы.       Терзая её губы, Сириус выписывал узоры между её ног, пронзая глубину, и не забывал сминать грудь, пощипывать соски, каждым своим касанием быстро приближая её к самому пику. Гермиона уже балансировала на хрупкой грани, когда он вдруг вновь отстранился, оставляя болезненно пульсирующую пустоту, и поглядел ей в глаза с ухмылкой, больше напоминающей волчий оскал.       — Сириус! — прошипела Гермиона и обиженно шлёпнула его рукой по груди.       — Да, детка? — Сириус вскинул брови. В глубине серых глаз, потемневших от возбуждения, горели огоньки веселья.       — Клянусь, если ты ещё раз остановишься, я… Ах!       Гермиона резко заглотила большую порцию воздуха, когда он обвёл большим пальцем набухший бугорок клитора, а затем сильно надавил, зажав его между пальцами.       — То что, котёнок?       — Клянусь, я правда… А-а-а…       Не успев закончить угрозу, Гермиона захлебнулась очередным стоном, ощутив, как он резко проник внутрь уже тремя пальцами, погрузив на две фаланги, а затем начал плавно сгибать их внутри, раз за разом будоража самую чувствительную точку. Наблюдая её реакцию, Сириус довольно хмыкнул и ускорил темп, теперь двигая рукой чётко, жёстко и почти что грубо, срывая с её пересохших губ несдержанные стоны. Но вдруг снова замер глубоко внутри и спросил: — Так что «правда», котёнок?       — Просто трахни меня, Сириус Блэк, — прорычала Гермиона, гневно царапнув его по груди ногтями. — Иначе я сейчас убью тебя сама!       Сириус довольно рассмеялся, что-то невнятно пробормотав себе под нос, а потом наконец внял мольбам, и она блаженно прикрыла веки, больше не в силах продолжать вести разговоры. Хотелось лишь чувствовать жадные губы на своей коже, ощущать внутри его искусные пальцы, ловко доводящие её до экстаза. Пальцы мужа, которому она принадлежала, кому была готова отдаться без остатка. Сейчас и навсегда.       А лучше даже не пальцы… Лучше горячий член, при одной мысли о котором её накрыло новой сладостной вспышкой.       Гермиона судорожно втягивала ноздрями воздух, наполненный густым жаром их желания, пока Сириус крал губами каждый её вздох и стон, впитывал её напряжение, всё сильнее подталкивая к восхитительной грани блаженства.       Разумная реальность вскоре и вовсе словно перестала существовать, Гермиона целиком сдалась во власть чувств. Внутри туго затянулась раскалённая спираль удовольствия, задрожала натужно один невероятно долгий миг, а потом оглушительно лопнула, унося её с собой в пропасть восторга. Из глубины горла вырвался громкий стон, который Сириус поймал своими губами, обнимая её трепещущее тело, что рвано пульсировало, крепко сжимая его чудесные пальцы.       Сириус разомкнул поцелуй, чтобы они вдвоём наконец смогли глотнуть немного воздуха, и прижался к её лбу своим, прикрыв глаза и шумно дыша.       Немного придя в себя, Гермиона с протяжным вздохом откинула голову и обессиленно растеклась по его груди, утомлённая, разморённая и довольная. Но не успела она толком отдышаться, как тишину разорвали громкие хлопки рук, больше всего напоминающие ленивые аплодисменты.       Гермиона вскрикнула, подпрыгнув на коленях Сириуса, а потом стремительно обернулась к источнику звука и вмиг залилась стыдливым румянцем, крепко сжимая ноги и прикрывая грудь руками.       «Чёрт! Вот же дерьмо! Как я могла забыть?!»       Прошло очень много времени с последнего сказанного им слова, но Люциус вовсе никуда не ушёл — так и сидел в своём кресле, укрытый ночными тенями, вальяжно раскинув ноги в стороны. И улыбался так, как может улыбаться лишь затаившийся голодный хищник.