Не нужно золотых монет и дорогих камней
До них мне просто дела нет, тебе не убежать
Меня пытался подкупить, но я тебя сильней
И жить тебе иль умирать, одной лишь мне решать
У древнего каменного трона, покрытого травой и лозой стояла Верея. В ночи, окутанной мраком, ветер свистел в ушах, а русые девичьи волосы, словно холмы пшеничные, плясали в ритме его легких прикосновений. Однако, под лунным светом, на кончиках этих локонов просматривались серебряные пряди, словно излучения небесного сплава. Кожа мавки, когда-то бледная, словно месяц в самую свою позднюю ночь, преобразилась под лунными лучами. Бархат тела стал нежно отливать зеленовато-голубым цветом, словно пленительное зеркало речной бездны. Но, несмотря на эти внешние перемены, внутри девушки горел огонь ненависти и уверенности. Глаза, подобные огненным зарницам, светились неугасимым пламенем, отражая бурю, заключенную в душе. Ветер хоть и играл с её волосами, но не смог погасить этот внутренний пыл, который готов был сжечь все на своем пути. На троне вальяжно раскинулась Королевна. Невзирая на спокойное и уверенное лицо Кровоцвета, было видно, что, смотря на утопленницу, она испытывает еле заметное замешательство. От разговора, который сейчас произойдёт, зависит дальнейшая загробная жизнь Вереи. — Если убьёшь этого смертного, то будешь служить в моих владениях триста лет, — вокруг руки древней начал клубится дым зелеными кольцами, оплетая пальцы, порождая в руках дымящийся бокал. — Я согласна, — последовал невозмутимый ответ. — После убийства проснётся жажда крови. Лишишь жизни больше семи человек — останешься тут навечно, — говорит лениво, закидывая ногу на ногу, а затем смотря блестящими глазами и попивая терпкий мёд. — Согласна. — Спросишь отчего же так? — Не мне смертной судить писаные законы. — Не отрицаю, — помолчав с минуту продолжила. — И как хочешь отомстить? — Отравить. — Уверена в своём выборе? — на этот вопрос Верея кивнула в очередной раз. — Будь, по-твоему, поди ко мне, — оставляет напиток, поднимаясь со своего места. С призрачной красотой Кровоцвет, взяв осторожно Верею за руки, начала произносить загадочные слова на древнем языке. Её голос, словно таинственная мелодия, проникал в самые глубины души, вызывая как трепет, так и тревогу. Каждое произнесенное слово звучало, словно проливаясь из уст древних богов. А может, она и была этим божеством, но мавка старалась не думать об этом, завороженно смотря как появляется плотная зеленая пелена, превращая пространство в вихрь светящейся энергии. Туман, словно невидимые ткани, начал обвивать тело утопленницы. С каждой произнесенной фразой королевны, зеленый свет становился ярче и ослепительнее, как яркое зарево перед начинающейся грозой. В этом вихре, Верея постепенно принимала человеческий облик. Кожа, ранее бледная и изможденная, медленно обретала румянец и здоровый оттенок, будто расцветающий бутон подснежника. Тело наполнялось жизненной силой, словно она восстанавливала свои силы после долгого заточения. Затем всё резко закончилось и смолкло. — Кому доверяешь больше всего? — Мирославе и Живе, — задумчиво проговорила и посмотрела в зеленые глаза Кровоцвета. — Пока на тебе платок — Мирослава, Жива и твой возлюбленный будут видеть тебя цветущей девушкой, — произносит твёрдо и властно, — а коль снимешь, то твой настоящий облик. Затем, сев на трон и выпив немного мёду, пристально рассмотрев утопленницу, отмечая про себя хорошо проделанную работу, молвила: — Твоё тело, увы, смертные так и не нашли. Я уже было собралась идти им подсказки давать, но коль ты выйдешь в мир живых, то, когда закончишь, покажешь, где оно находится. — Но ведь я не ведаю, где осталась, — девичьи глаза расширились от удивления. — Не стоит переживать, ты услышишь, — помолчав продолжила. — Вернуться тебе надобно до восхода солнца. Взмахнула рукой — и появился пузырёк с фиолетово-черной жидкостью. Словно живя своей жизнью, он бурлил и сверкал в лучах света. Лилово-черная жидкость, была как туман, что струится вниз по склону горы. Она переливалась разными оттенками, от глубокого фиолетового до насыщенного черного. Протянув, осторожно вложила в ладонь мавки. — Объяснять, что с ним делать, полагаю, не к чему. А теперь иди, Яника проводит до Калинового моста и поведает все остальное. Из воздуха перед утопленницей появилась спокойная Яника. Ахнув от удивления при виде мавки, Верея не могла оторвать глаз. Взгляд той был мягким, словно прикосновение матери, но если присмотрется, то можно было заметить тень грусти, едва заметную, пронизывающую ее глаза. Волосы были черными как смоль, спадали и струились вниз по округлым плечам, как будто потоки густого мрака. Бледная кожа девушки светилась от падающего света луны, волшебным лучом, освещающим ее искривленную судьбу. Только теперь, когда взгляд стал более проницательным, заметила, что на руках той проступали шрамы. Их неправильные линии тянулись по нежной коже, как безмолвные свидетели мрачных прошлых событий. А на запястьях девушки оставались следы от веревки. Только Верея собралась открыть рот, но Яника предвидя задаваемый вопрос молвила: — У тебя такой же на шее, а теперь, прошу иди за мной. Перехватив руку Вереи, которая уже было потянулась к шее, повела только ей в известном направлении. — Я бы посоветовала тебе не делать этого. — Не отступлю. — Жажда крови превращает в убийцу. Тебе будет хотется крови, а насытится ты не сможешь. Откажись от мести, и уйди к предкам. — Нет, не в этот раз. Хочу видеть его лицо, видеть, как страдает. Всю жизнь вела праведно, а что в итоге вышло? Человек, которому я доверяла использовал и травил. И не только меня, но и первенца свое… Не успела девушка договорить, как Яника резко развернулась. От неожиданности Верея врезалась в бок той, испуганно замерев на месте, стоило другой схватить руками и сжать её плечи. — Первенца? — спросила удивлённо, заглядывая в глаза. — Я ходила к знахарке, проверив, выяснила, что понесла дитя, но из-за плохого вида наказала, дабы молчала. Могла потерять его, поднялся бы шум. Хотели выждать и коль бы боги дали, то счастливую весть принесла бы. Наказала говорить всем, что заговор злыдней, — рассказала на одном дыхании Верея, пытаясь проглотить горечь. — Как долго скрывала беременность? — С Ручейника . — Получается три месяца. — Коль так уверенна в своём выборе, то слушай, — произнесла серьёзно Яника, отпустив плечи утопленницы. — С теми, кому дали разрешение, ты говорить можешь. С остальными живыми разговор запрещен, — скользя взглядом по её лицу с необычайным трепетом, продолжала вкрадчиво. — И запомни главное правило, нельзя дотрагиваться даже случайно до Любодара. Иначе привяжешь его к себе, и до подруг нельзя — умрут. А теперь иди. — Но куда? Не вижу моста, да и река обычная. Тотчас же ветер поднялся с пронзительной яростью, подувая своими невидимыми руками, а из глубин земли возник мост. Большой и величественный, он предстал перед глазами с непреходящей мощью. Верея обняла себя руками, когда заметила, что на его перилах на деревянных палках висят черепа, свидетели прошлых событий, давно утерявшие свои имена. Сгнившая трава, высокая и покрытая паутиной времени, даровала этому месту кругоземицу забвения и таинственности. Лоза, спускающаяся от перил к воде, словно бы протягивала руку помощи, призывая смельчаков переступить. Но когда взгляд сместился к середине моста, произошло невероятное. Затерявшаяся среди камней зеленая трава внезапно расцвела, разбрызгивая вокруг яркие краски и благоухание. Распускающиеся цветы притаились среди редкой травы, словно небольшие огни, освещающие темный путь и наполняющие его теплотой и нежностью. Но в водах реки под мостом зияли кровавые оттенки, словно рана, оставленная непомерной силой. Девушка хотела было сделать шаг, как в неё врезалось что-то неведомое и темное. От неожиданности ноги подкосило, однако руки, крепкие и мужественные, ласково обвили хрупкое девичье тело, смягчая его падение. Когда Верея медленно приподняла голову, её взгляд встретился с лицом незнакомца. В глазах мужчины промелькнула бесконечная доброта и забота, словно сияние зари после долгой ночи. Его вид был выразительным, широкие с изгибом брови, ярко очерченные глаза, мягкая улыбка, и уверенные, чёткие черты лица в россыпи веснушек, которые обрамляли длинные, чуть ниже плеч, ярко-рыжие, теплого оттенка волосы. Даже после смерти они отдают чем-то печёным и жарким в сознании. Но больше всего выделялся шрам, пересекающий уста, идущий небольшой рваной линией от скулы к самому подбородку. Даже в такой доброй, сочувственной, и слегка виноватой улыбке, выделялись два небольших, аккуратных, словно кошачьих клыка. Верея успела разглядеть, что он был облачён в обычную рубаху, рукава которой закатал до локтей. Благодаря этому можно было заметить сильные предплечья, и угадывающиеся на ладонях мозоли. — Простите, не хотел пужать вас… Но он не успел мужчина договорить, как недовольный крик Яники разрезал пространство. — Ответьте на один вопрос, добрые молодцы, у вас глаза сгнили, не видите что-ли покойник стоит, — беспомощно всплеснула руками. — Так-то тут все покойники, — колко ответил второй русоволосый незнакомец. — Тем паче Змий с прошлой осьмицы не в духе. — Оно и видно, а теперь живо с глаз долой. — Простите ещё раз, но коль переходите, то услыхаете рык зверя — бегите и не оглядывайтесь. Верея кивнула и отодвинулась от рыжеволосого. Затем, ещё раз поклонившись, молодые люди пошли своей дорогой. Как только они исчезли в ночной мгле, то, повернувшись к утопленнице, Яника тихонько произнесла: — На праздники и по особым случаям мы в мир живых только так и попадаем, а эти упыри, прости матушка Лада, так разгоняются , отчего потом тяжко остановится, — горько усмехнувшись и покачав головой продолжила. — Заговорилась, тебе пора. Сглотнув комок тревоги, Верея неуверенно преодолела последние шаги, переступив порог моста. Вмиг всё вокруг исчезло в пелене тумана, и вдали, из его густой завесы, раздались загадочные звуки. Мертвое сердце забилось сильнее, когда черепа, скрытые во мгле, вдруг засветили свои острые глазницы. Воздух наполнился скрежетом, словно стальные зубцы щёлкнули в замысловатом ритме, которые проникали в уши, вызвая мурашки по коже. Затем, как из-под земли, пред ней возник древний и могучий змей. Его глаза сияли золотым сиянием, а мощное тело казалось сверкало отражениями огня. Изумленная и напуганная, подняв подол своей сорочки, не раздумывая рванула вперед, преодолевая неприятное щекотание редкой травы. Черепа, которые до этого только светились, начали шептать на своём собственном наречии, понятном лишь им самим. Верея сжала кулаки, ощущая, как уверенность и смелость наполняют её. Все сомнения и страхи уступили место внутренней решимости. Прижав к груди пузырек с ядом и ускорив бег, ощутила, как внезапно ступни коснулись деревянного пола, и испуганно оглянулась: она совсем не заметила, как оказалось в избе Любодара. Мужчина крепко спал на лавке, что-то шепча невнятное во сне. Но не это заинтересовало девушку, а то, насколько он был избитый. Осторожно, словно торжественно, приблизилась, не желая разбудить. От взора не укрылись синяки разных оттенков, расположенные на разных частях могучего тела, кровавые царапины да ушибы, которые оставили отметины на коже. Но наиболее заметным был синяк под правым глазом. «Хорошо постаралась Мирослава» — подумав про себя эту мысль, отправилась на кухню. У неё было не так много времени и нужно было успеть все сделать. Приступив к делу, аккуратно разожгла огонь в печи, давая ему возможность охватить и прогреть каждый край кухни. Огонь, будто под ее влиянием, танцевал, испуская тепло и свет. Следующим шагом было замесить тесто, и Верея принялась за это дело с особой решимостью. Руки опытно и нежно смешивали ингредиенты, придавая тесту форму пирога. А затем, достав пузырёк с ядом, залила в начинку и отправила в печь. Давече она бы корила себя, но не в этот час. Ее предали и использовали и по сему нет у неё горечи или раскаяния. Вместо этого, она испытывала удовлетворение и месть. Когда пирог был готов, Верея осторожно достала его из печи. Аромат распространился по всей избе, и от этого запаха Любодар проснулся. Медленно встав со скамьи, потирая ушибленную голову, мужчина встретился взглядом с напротив стоящей девицей. — Верея? — в голосе сквозило удивление. — А кто же ещё, Любодарушка, — девушка тщательно нарезала пирог и раскладывала на тарелки. — Ты пропала, тебя вся деревня ищет, — он задумчиво разглядывал её, пока говорил. — Да и дверь снаружи закрыта. — Привиделось, тут была, — утешительно произнесла, а на лице появилась улыбка. — В кулачном бое дрался, вот и прилетело тебе. Иль запамятовал? Лицо мужчины стало бледным, а взгляд забегал по комнате. — Сокол мой ясный, откушай со мной. Любодар сел на скамью недоверчиво смотря на Верею. Чуял, что с ней что-то не так. — Пахнет болотной тиной, — помедлив, добавил, — да и не помню такого платка. Утопленница на мгновение замерла, а затем с улыбкой на губах ответила: — Ходила на реку ряску для уток собирать, а платок матушка подарила. Тот кивнул, притягивая тарелку с аппетитным пирогом. С недюжей жадностью, словно изголодавшись за долгое время, он начал нетерпеливо отправлять в себя отрезанный треугольник выпечки, который с каждым его укусом становился всё меньше и меньше. — Вкусно, Любодарушка? — Очень, хозяюшка ты у нас. — Ты кушай, любый, да моего горюшка послушай. Коль такая хозяйка, так чего же травил меня? Любодар поднял испуганный взгляд поедая второй кусок пирога. — А я под сердцем дитя носила, — встав со стола отошла к окну. — Невозможно, яд должен был сделать тебя бездет… — голос мужчины перешел на хрип, схватившись за горло с ненавистью посмотрел на улыбающуюся утопленницу. — Срок каков и что учинила с ребенком? — Не я, а ты, — хмыкает, усмехаясь беззлобно, — с Ручейника. — Ответь на вопрос, хоть немного сожалел? Мужчина на вдохе замер, нерешительно дернулся, яд начал действовать. Преодолев расстояние между ними, схватил удивленную Верею за локоток потянул на себя. — Чуяло моё сердце, яду нужно было больше лить. Никогда не любил тебя, ждал, когда в обитель Мораны уйдешь. А ты живучая оказалась, ещё и понести смогла. — Не печалься, Любодарушка, нет нас уже. В тине речной покой нашли. — Бредни какие, стоишь передо мной! — голос стал срываться на крик. — Так-то посему, что по твою душу и пришла, — мужчина смог услышать насмешку, сквозящую в её до этого ровном голосе. — Ведьм… Отпустив утопленницу, оперся об стену. Жажда усилилась, и тело начало колотить, мужчина пытался сдержать стоны и придушить крик, но появившаяся боль мучила безжалостно, ввергая в бездну агонии. Он сжимал кулаки, стискивая зубы, но силы покидали всё быстрее и быстрее. — Прощай, сизокрылый. Спустя мгновение Любодар упал замертво. Тело лежало неподвижно, словно отлитое из камня. От этого вида уголок девичьих губ дёрнулся вверх, а зеленые глаза, словно тягучая смола, пылали раскалённым ярким огнём. Подняв подол изодранной сорочки, пренебрежительно переступила через труп, оставив того погруженным в бесконечный сон. Положив пустой пузырек рядом с пирогом, и решив не терять время, Верея направилась на поиски Мирославы и Живы. Взглянув в последний раз на своего отравителя, а затем закрыв очи стала искать подруг. За то время, которое провела в нижнем мире, мавки обучили искать и появляться в нужном месте. Пред девушкой предстал шум из множества голосов и от каждого идут нити. Сердце сжалось, невольно отозвавшись на плач матушки, который проникал к ней сквозь множество голосов, расплываясь в мрачном эхе. Она было хотела к ней потянутся, но в последний момент одернула себя так как услыхала слабо звучащий, но все же проникновенный голос Живы. Следуя его направлению, взяла нужную нить, которая волной пронесла сквозь весь окружающий мир предметов и яви. Когда утопленница открыла глаза, пред ней возникли удивленные Мирослава и Жива. Их лица отражали смешанное чувство радости и изумления. Было видно, что они не ожидали ее прихода, но все же радовались встрече с подругой, которую долго искали. Подорвавшись со скамьи, хотели было подбежать, но голос Вереи остановил их. — Не касайтесь меня, горлицы, молю. Верея медленно подняла руку к своей груди и осторожно развязала и сняла платок. В этот миг кожа потеряла свой обычный румянец, став бледной и холодной. На шее проступили отчетливые следы от водоросли, оставленные на нежной коже. Молча развернувшись, убрала свои длинные волосы, показывая прореху в спине, из которой плавно пульсировали органы. Мирослава, ошеломленная увиденным, не в силах устоять на ногах, осела на пол. Лицо затянули слезы, которые начали стекать по щекам, а Жива, ужаснувшись, прижала руки к губам. — Помогите мне, сестрицы. Помогите отыскать моё тело. — Как? — в голосе Мирославы сквозило сомнение, — как так вышло? — Оползень, обрыв, водоросль, камень, — уголки губ растянулись в грустной улыбке, а голос звучал бесконечно устало. — Прости, Вереюшка, — Жива подняла глаза, в которых светилась жалость и подойдя к сундуку достала оттуда два охранных Ладенца. Одев оберег на себя, а затем на затихшую Мирославу, молвила. — Ведаешь, где находишься? — Нет, но найду. — Хорошо, ждите, я мигом. Жива, будто огненный смерч, выбежала из избы, пронзительный ветер подхватывал и гнал вперед. Переведя взгляд с закрывшейся двери на опечаленную подругу, утопленница немедля приблизилась и села напротив. Вопреки тому, что со стороны Вереи повеяло холодом и запахом тины, Мирославе от её присутствия было уютно и ничуть не страшно. Словно заботливое покрывало накинули на девицу, ослабляя горечь и тоску, которые окутали её сердце. — Тебе всего-то семнадцать было. — Теперь в вашей памяти я всегда молода, — утешительно произнесла мавка, а на лице появилась улыбка. — У меня есть к вам одна просьба, — Верея повела плечом, от чего у Мирославы нехорошо екнуло сердце. — Ни в коем случае не идите пока к избе Любодара. — Отчего же? Но та оставляет вопрос без ответа, загадочно улыбаясь. Просидев в тишине некий промежуток времени, дверь скрипнула. — Мирослава?! — прогрохотал знакомый голос старосты. — Это правда, Верея приходила к вам в видении? — Да, — проговорила девушка и тут же прокашлялась, дабы голос не был таким охрипшим. Затем встает с пола и поправляет косу. — Мы с Живой спали и тут пришла душа Вереюшки, наказала, где отыскать её. — Уверена, что Верея, а не нечисть? Переведя взгляд на поникшую мавку и взяв себя в руки Мирослава, кивнула. — Тогда ведите, берите что надобно, буду ждать во дворе, — и развернувшись решительно вышел. — Надобно успеть до восхода солнца, — подавшая голос мавка пронзительно посмотрела на Живу. Девушка удивлённо поднимает взгляд на подругу, а затем тяжело вздохнув, как ни в чем не, бывало, протягивая руку Мирославе. — До рассвета полчаса, не будем терять времени. Веди, Вереюшка. Выйдя на улицу, утопленница закрыла глаза. Пред внутренним взором возникло чудесное зрелище: множество нитей разных цветов, плетущихся и переплетающихся между собой. Взглянув на себя, мавка обнаружила, что вокруг нее обвита темная нить, словно паутинка, тянущаяся вглубь густого леса. Она открыла глаза, и в этот миг в ней пробудилась решимость. Верея точно не знала, куда именно направляется, но ее сердце уверенно говорило, что она на верном пути. Сбросив все сомнения, схватила подол своей простой сорочки и нежно перешла на бег. Босые ноги касались сырой земли, приближаясь с каждым шагом к лесу, который словно готовился принять девушку распростертыми ветвями в свои объятия. Мирославе с Живой требовалось немало усилий, дабы поспевать за подругой. И даже крики старосты с деревенскими не останавливали их. Выбежав на лесную поляну, Верея снова закрыла свои очи. Нить шла теперь в ином направлении, но услышав неподалеку шум воды, поняла, что совсем близко. Слабые лучи рассвета проникали сквозь листву, проливаясь на поляну и освещая путь. Бежа к направлению реки, утопленница все ближе приближалась к берегу. С каждым шагом чуяла все сильнее тягу, влекущую и зовущую к себе. Наконец, она достигла берега и застыла, пред ней расстилался величественный вид: река, могучая и бесконечная, тянулась вдаль, играя своими волнами под первыми лучами солнца. Зайдя в воду, ощутила прохладу, обволакивающую тело. Окрашенное фиолетовым цветом небо отражалось в речной глади. Приметив корягу, утопленница поспешила к ней, но не дойдя нескольких шагов остановилась. На неё потухшим взглядом смотрела молодая девушка. В полутьме её фигура вырисовывалась словно призрак, кожа была бледной и отдавала мрачной синевой. Русые волосы, смешивающиеся с тенью, обрамляли хрупкое лицо. Повернувшись к берегу рукой, показала на себя. — Вон она! — взглядом Мирослава показала на корягу, а голос дрогнул. Шум и гам разлился по всему берегу, но Верее уже было всё равно. Она стояла неподвижно, взгляд был пристально прикованный к подругам, чьи лица были окутаны тонким покрывалом печали. Мирослава, обычно яркая и волевая, склонила голову, одной рукой притянув плачущую Живу. В один момент сестры почувствовали невосполнимую потерю, словно что-то важное и драгоценное ускользнуло из их жизни. Утопленнице пора было уходить, но она должна была с ними попрощаться. Когда красно девицы подняли головы, то Верея приложила руку к сердцу, а затем поклонилась. Словно хотя бы этим жестом хотела выразить свою глубокую привязанность к ним. В глазах пылала гордость и благодарность за то, что подруги были в ее жизни. С последним рассветным лучом солнца, Верея, словно сливаясь с окрестностями, исчезла из виду. Ее присутствие смешалось с отблесками света, и она стала частью неба и реки, в которых теперь нашла пристанище.