А если там, под сердцем, лед,
То почему так больно жжет?
Прошло два года с той судьбоносной ночи. Верея сидела на берегу реки, пытаясь отвлечься от тяжелых дум. Её красивые изящные пальцы ловко двигались, отрывая листы капусты. Сияющие от лунного света волосы нежно шевелились на легком ветерке, словно речные волны, мерцающие в лунных лучах. Но несмотря на внешнюю красоту и безмятежность, лунный свет, играющий среди звезд, отразился в девичьих глазах проявляя в них глубокую печаль. Когда последний лист капусты оказался оторван от стебля, Верея, довольная своей работой, улыбнулась. Сердце наполнилось теплом и радостью, ведь она знала, что настало время покормить милого зверя. — На, Куколка, покушай, моего горя послушай. Потихоньку мавка поднесла тонкий кусочек зелени к узорчатому панцирю милой черепашки. Маленькое создание медленно высунуло свою мордочку, будто понимая, что настало время для угощения. Волнистые листья капусты исчезали в ее челюсти, вызывая благодарное причмокивание. — Куколка поела, и глаза ее заблестели, — тихо произнесла Кровоцвет, осторожно опуская руку девушке на плечо. — Расскажи, что тревожит твою душу, а то Ясиня места не находит. — Королевна, — Верея испуганно подняла глаза, — простите, говорю со своим зверем. — Вижу, — переведя взгляд на быстро жующую черепашку, ласково улыбнулась. — Увы, но Куколка не выслушает тебя так, как я. Древняя села рядом с удивленной мавкой. От величия той у Вереи перехватило дух. Нечеловеческий лик излучал благородство. Воззрение Королевны было гордым и достойным, глаза, полные мудрости, пронзали душу каждого, кто смел заглянуть в них. Переведя свой взор с мавки на безмятежные воды реки, Кровоцвет унеслась в свои размышления, давая тем самым Верее собраться с мыслями. Но внимание девушки было украдено ярким алым цветком, который находился на зеленовласой голове. Этот цветок, словно живой, жил своей собственной жизнью. Он шевелился, изгибался и шептал непонятные слова на древнем наречии, маня дотронуться до него. Переведя изучающий взгляд с цветка, утопленница заметила, что по зеленой коже Королевны раскинуты не только растения, но и множество чешуек. При свете луны они светились и переливались, словно изумруды, скрывающиеся под этой нежной кожей. — Подай свою руку, — девушка как заговоренная подала свою ладошку, и древняя, обхватив ту крепко сжала. — А теперь говори. — У меня было дитя, и во время кончины он ушел вместе со мной. По легендам говорят, мол, ребёночек становится тоже речным обитателем. Прошу, скажите, что с ним стало? — А я гадала дух Любодара тебя волнует, — а затем перевела взгляд на запястье мавки на котором красовалось множеством шрамов. — Не буду юлить, но меня восхищает ваша любовь к детенышам, даже к таким неудачным. — Во время твоей кончины твою девочку я первее вытянула из тебя, и пока с тобой разбирался мой муж, то отнесла её к предкам. Девушка удивлённо поднимает взгляд на Кровоцвета. Та улыбается, как ни в чем не бывало. — Благодарю вас, Королевна. — Благодари себя, а не меня, горлинка. Ты каждую ночь так сильно молилась о своём детеныше, что великая Макошь даровала тому новую жизнь. Верея выдохнула с облегчением, и, отпустив руку Древней, притянула в свои объятия довольную Куколку. — Но это ещё не всё, — вмиг перед лицом мавки возник яркий золотой шар, который медленно опустился на коленки. Положив своего зверя на мягкую траву, осторожно взяла в ладони шар. Он оказался легким и теплым на ощупь, словно пушнина на нарядах матушки. В мгновении ока пред глазами возникла маленькая девочка лет четырех. Светлые, словно золото, локоны ласкали плечи, обрамляя нежное лицо. Взор привлекал высоко задернутый маленький носик, но настоящей изюминкой были её глаза — большие и озорные, цвета сочной зелени. — Это…это… — по щеках Вереи потекли горячие слезы. Мгновенно стало жарко, а мертвое сердце больно застучало в груди. — Твоя, — помедлив, добавила Кровоцвет. Мавка замерла, девочка улыбалась и звонко смеялась, а затем шарик в руках развалился на множество искр, которые спустя мгновение исчезли. — Поди ко мне, — а затем притянула плачущую к себе и крепко обняла. Верея, сокрытая в щите тёплых объятий, уткнулась носом в плечо Королевны, словно ища приют. С каждой новой слезой, которую она проливала, все горести и печали, будто невидимые тени, покидали тело. Но боль выходила не только через слёзы. Чуяла, как мышцы гортани ноют, а связки сильно напряжены и только после этого до неё дошло осознание, что она кричит уже какое-то время. Вопль, полный горя, сожаления и облегчения вырывался из неё, садня горло. От напряжения всё тело сжалось и окаменело. Внезапно утопленница заметила, как что-то зеленоватое стекает по пальцам, которыми она слепо вцепилась в Кровоцвет. Это текла кровь Папоротника. Постепенно, вскрики и плач утихли, и девушка оставалась лишь в объятиях, слыша, как сердце успокаивается. Вдыхая аромат трав и цветов, который исходил от Древней, осязала, как запахи окутывают сознание, создавая спокойствие и безмятежность. — С ней всё хорошо, и с тобой будет, — а затем добавила печально, отведя взгляд, — но вижу, ты не всё рассказала. — Он меня преследует, — разлепляет запекшиеся от слез губы, — смотрит и ничего не говорит. Вы предупреждали, что негоже дотрагиваться. Я не коснулась его, а вот он. Он смог. Как мне от него избавиться? — Да, увы, такие законы. Коль месть была в воде, то трогала бы сколько хотела, а тут — запрет. Этого хватило, дабы привязать вас. А по поводу твоего вопроса, только ты ведаешь на него ответ, горлинка, — переведя очи на ладошку Вереи тихонько проговорила. — Советовала бы игры с полынью прекратить. Ожоги мавкам оставляет, может на время и пугает ряженого, но с ней и без неё приходить будет. Но то ваше дело, авось вам помогает. — Не буду лукавить, но ты и Ясиня самые чудные мавки, что тут были. Знаешь сколько твоя Куколка девиц покусала? Утопленница невольно покивала головой. — Она маленькая, а злющая аки собака сторожевая. Не знаю каким чудом приручила, но тебя с Ясиней не трогает. А Куколка времени не теряла и успела залезть на Верею и удобно улечься. Но трапезу решила не прекращать, так как растительность на Кровоцвете оказалась ей по вкусу. — Так в придачу в мир живых вы ходите не для хороводов, да, завлечению юношей, а дабы вкусности зверю носить, и подношения делать для близких. Верея негромко засмеялась и осторожно разорвала объятия переведя взгляд на небо. — Нам те украшения не к чему, только портятся в реке, а им помогает. Древняя прищурившись внимательно осмотрела девушку, а затем, улыбнувшись, сверкнув своими тёмными глазами, словно отмечая что-то про себя. — Не ведаю как это произойдет, но чую, что кое-кто сможет продержатся отведенный срок, — затем оставив мягкий, ласковый поцелуй на челе подмигнув исчезла. Вмиг сильный ветер ринулся вперед, сотрясая деревья своим беспощадным дуновением. Листва, искрящаяся яркими зелеными красками, безрассудно металась в воздухе, танцуя под пляску неуловимого порыва. Однако, так же внезапно, как и начался, он растаял в тишине. Верея, по привычке обнявшая себя руками, ощутила не только привычный холод, но и мимолетное ощущение пустоты, которое оставил за собой прекращенный вихрь. Взгляд перенесся на спокойную воду реки, где ночное звездное небо отражалось на поверхности. — Уйти отсюда… — мавка задумалась. С приглушенным шорохом, словно страницы забытой бересты, черепашка скользнула под девичьей ладонью. Верея улыбнулась, почувствовав пульсацию маленького сердца. Посмотрев на Куколку и огладив осторожно её мордочку, поняла кого надобно ей увидеть. Закрыв глаза, она ощутила, как тонкие нити нежно обволакивают пальцы, словно паутинкой. Они пронизывали округу вокруг нее, наполняя воздух запахом тины и мокрой земли. Но средь множества этих нитей, мавке требовалась только одна — нить Ясини. Медленно она потянулась к нежно сиреневой нити, которая словно сверкнувшая звезда, манила к себе. Мгновенно, яко вода, струящаяся с высокой горы, по нити пробежала гладь. — Ясиня, если меня слышишь, то как сможешь приди ко мне. Не успела Верея отрыть свои очи как пред ней предстала подруга. Волосы той спадали тёмным водопадом, свободные белые одежды струились на ветру. Появилась она со сложенными на груди руками и накрест подпирающей ножкой. — Выглядишь лучше, чем до этого, — забрав у Вереи Куколку, стала её гладить. — Не томи, говори, зачем звала. — Кто из мужчин в нашей округе самый сильный? — Эво как нас занесло, — присвистнула, — боюсь представить, что наговорила тебе Королевна. — Дочку показала, но разговор не об этом. Кто самый сильный? Переведя взгляд на звездное небо, Ясине пришлось призадуматься. — Думается мне, что это всё же упыри. С ними можно хотя бы на разговор пойти, а волкулаки не лучшие собеседники. — А есть ли из них, хорошие? — поинтересовалась она абсолютно искренне. — Ты меня пужаешь, Вереюшка, — молча проходит взглядом и заламывает бровь. — Помнишь, когда впервой проходила Калинов мост, то встретили двух упырей? — Такое не забудешь, — пробурчала мавка, но от Ясини не укрылось, как уголки губ Вереи сложились в улыбке. — С тобой столкнулся Градибор, из всех он самый спокойный, а Ивор, прости матушка Макошь, но ко всем дивчинам в округе что при жизни, что после кончины лезет. — А есть ещё примеры? — К утопцам мы не идем, глупые и обидчивые. — Что ты имеешь в виду? — уточнила Верея. Очи Ясини на миг вспыхули гневом. — Да так, старый разлад, — интуитивно девушка огладила свои руки на которых виднелись темные следы от веревки. — Прошу, не бери в голову. — Ежели так, то можем пойти к упырям? — вдруг неосознанно взгляд Вереи зацепился за появившегося Любодара за спиной подруги. — Снова он? — проследив за испуганными глазами Вереи, повернулась. — Полынь принести? Но та уже не слышала, смотря на потухшие голубые глаза Любодара. В мертвенной бледности кожи отражался могильный холод, а по всему телу раскинулись дивные фиолетовые вены, словно ветви дерева, пронизывали его плоть. Лицо мужчины было таким впалым и худым, что казалось, будто плоть всё больше и больше истощалась с каждым мгновением. Волосы, которые раньше были светлыми как поля пшеницы, покрылись сединой. Дряхлая рука потянулась к лицу мавки. Девушка испуганно попятилась назад, ощущая вихрь страха, который окутал её существо. Чувствовала, как дыхание перехватывает в горле, и единственное, чего она хотела — это побыстрее уйти от этого кошмара. Однако перед ней внезапно появилась Ясиня. В одной руке она держала пучок полыни, а в другой — шипящую Куколку. Лицо Любодара скривилось в неестественном выражении и его сущность начала исчезать перед глазами. Растаял, словно тень, растворившаяся в мрачной ночи. Остался только тихий шорох, когда его присутствие исчезло полностью. Отбросив полынь как что-то гадкое, мавка перевела встревоженный взгляд на испуганную Верею. — Твоя рука, — голос утопленницы дрожал. На нежной ладони Ясини остались отметины, словно от ожога. Они выглядели как болезненные печати, вырезанные на коже. Покраснев, начали слегка кровоточить, испуская необычайную черную кровь. — Заживет, не впервой, а вот ты меня пугаешь. Какой раз за ночь? — Второй, но не забывай, сестрица, сегодня полнолуние. — Ох, — тихо застонала от отчаяния. Запамятовала Ясиня, что полнолуние было причиною частого появление привязанных. Луна да кровь русалочья, коя текла в их жилах. Да и не только души приходили терзать несчастных сильнее всего. Прежде всего просыпалась жажда крови ненасытная. — Так вот отчего повело меня, чуть какого-то парубка не утопила, — со всей серьезностью проговорив, продолжила. — Не ведаю, что удумала, но в тотчас же отыщем тех упырей. Вложив в ладони Вереи черепашку, Ясиня оторвала от своей шелковистой сорочки кусочек ткани. С некой грацией, свойственной только ей, она осторожно обвязала свою кровоточащую руку. А затем, закрыв глаза, стала искать нить, ведущую к упырям. Потребовалось некоторое время, но всё же девушка смогла понять, в каком направлении нужно перемещаться. Взяв здоровой рукой ладонь Вереи, и потянув на себя, вмиг и они оказались у большого дуба. Его могучие ветви, словно руки старейшего воина, простирались во все стороны, обрамляя небо и землю в своем великолепии. Листья, пышно зеленые, будто бы огромные перья, покрывали дубовую корону и тихо шелестели на ночном ветру, создавая нежную мелодию. Тысячелетний ствол был покрыт глубокими рубцами времени, как отпечатками множества старинных легенд и древних сказаний. Было сложно не вообразить, какие истории мог он рассказать, если бы он мог говорить. Под его омутом, внутри прохладной тени, росли дикие цветы, образуя живописный ковер разноцветных лепестков. Вокруг дуба тихо сверкали светлячки, словно звезды на земле, добавляя магии в эту тихую ночь. В нежном переливе лунного света, окутывающего их, мавки на мгновение замерли. Их слух отчетливо улавливал тихую, негромкую мелодию свирели и варгана, легко плывущую по воздуху. Мелодия была таинственной и завораживающей. Тихие звуки инструментов, хрупкие и нежные, покрывали девушек невидимым покровом. Они смешивались с шепотом ночи, сиянием лунного света и шепотом ветра. Даже Куколка закрыла свои маленькие глазки и растопырив лапки, казалось, покачивалась в такт незамысловатой музыки. Девушки не знали сколько простояли, но вышли из пленительного оцепенения, когда всё смолкло. Вздохнув, мавки неслышно перешли на другую сторону дуба, где сидели упыри. Те уже хотели начать играть новую мелодию, но, завидев дивчин, поднялись с земли. — Красиво играете, — первая решила подать голос Верея, — настолько, что мы вас немного заслушались. — Приятно это слышать, — рыжеволосый прислонив руку к сердцу поклонился, а затем перевел изучающий взгляд на довольную черепашку, продолжил. — Надеюсь, с Куколкой всё хорошо, и панцирь зажил. — Как видишь ясна и весела, твои советы помогли излечить её. Ивар и Ясиня смотрели удивленно то друг на друга, то метали ошеломлённые взоры на Градибора и Верею. — Не хочу прерывать такую милую беседу, но вы знакомы? — О, прости, Ясинюшка, я так боялась за нашего чудного зверя, что совсем позабыла рассказать, — на щеках Вереи появился легкий румянец. — Помнишь, когда впервые у нас появилась Куколка, то на её панцире красовалась большая трещина? — Да, конечно, помню, мы тогда месяц практически не отходили от неё. — И если вспомнишь, то Кровоцвета и её мужа не было тогда, а ей становилось всё хуже и хуже. Стала искать кто в наших краях при жизни был знахарем, или хотя бы травником. Нашла Градибора, и он согласился помочь. — Теперь понятно куда уходила, и отчего часть панциря в смоле была. — Какая хорошенькая, — подавший голос Ивар решил было погладить Куколку, но та, открыв свою маленькую пасть, укусила упыря за палец. — Ух, кусачая, это случайно не та самая злющая? — Она не злая, — Градибор задумчиво проговорил и посмотрел в зеленые глаза напротив, — а недоверчивая. Кто знает, может из своих её кто-то ранил. Последние слова произнес тихо и аккуратно. Верея неуверенно кивает, смущаясь его проницательности. — Коль не по делу зверька пришли, то что же привело в нашу обитель? — спросил Ивар ухмыльнувшись. — Точно не музыку слушать. — Верно, не музыку. Поговаривают, мол, сила упырей велика. — Правду молвят, вам то зачем? — не унимается Ивар. — Ежели такие могучие, так, значит, и двух свирепых мавок удержать сможете? — Сможем, — Градибор повторяет серьёзно, нахмурившись. — Предлагаю вам договор, мы все будем помогать друг-другу дабы праведно прожить отведенный срок. — Согласны, — сказал рыжеволосый, слегка наклонив голову, будто изучая, — так и правда будет легче. — Но ведь у нас всех разный срок, в любом случае кто-то из нас останется один. — Не печальтесь, не останетесь, — послышался сзади твёрдый и властный голос. Повернувшаяся компания заметила на тропинке, обрамленной зарослями, мужчину статной наружности. Его широкие плечи и высокий рост привлекали взгляды. Лицо было величественным, с орлиным профилем, будто бы скульптура древнего бога. Глаза, глубокие и темные, подобные смоле, проникали в самые глубины души. Черные, длинные волосы обрамляли лицо, придавая ему некую привлекательность и загадочность. Грубые от мозолей руки свидетельствовали о неистовом труде и силе. Одежда, скрывающая тело, соответствовала его достоинству. Черная рубаха, с вышитыми орнаментами цветов, украшала грудь, а штаны и сапоги, надежно прилегающие к ногам, подчеркивали грацию и прочность. Но самое впечатляющее на его облике был меч. На талии у мужчины располагались богато украшенные ножны, хранящие старинное оружие. Шагнув вперед, он испустил вокруг себя обаяние и власть, словно божество, готовое возглавить армию. — Генерал! — проговорили хором собравшиеся, а затем поклонились. — Моя супруга не смогла вас посетить, посему пришел говорить от нашей воли, — прошёлся взглядом по каждому присутствующему, замолк на несколько секунд словно обдумывая свои слова, а затем произнес: — Коль в течении двух веков не лишите ни одного смертного жизни, то уйдете к предкам. — А ежели убьем? — голос Ясини дрожал. — Думается мне вы и сами всё понимаете. Тем паче, мавки убивают тех, кто похожий на виновников их кончины. — К чему это сказано? — мрачно заявляет Градибор с непроницаемым лицом, делая шаг вперед. Горящие зелёно-серые глаза встречаются с нарочито спокойными тёмными. — Они, итак, мучаются от этого. Воислав внимательно осмотрел мужчину пред собой, а затем еле заметно улыбнулся. — Вижу до травничества был воином. С ремесла давно ушёл, а привычки остались, но не гневайся, это скорее предупреждение. Каждый встретится со своей жудой . — Так как, согласны? — Согласны! — Верея приложила, массу усилий, дабы сдержать волнение в голосе, а затем сделала шаг к Градибору поравнявшись с ним. Заметив как она дрожит осторожно сжал её пальцы, отмечая про себя её тотчас же расслабившееся лицо. — Так тому и быть. После этих слов Воислав растворился, словно тень, оставляя молодых людей у дуба одних. Все вокруг заполнил молчаливый воздух, который словно дул ледяными пальцами, и подобно холодному прикосновению, покрывал их кожу мурашками. А в это время ветви дуба, древние и сильные, качались будто в такт своей незамысловатой мелодии.