Аллегро с огнем

      Когда за Чанбином закрывается дверь, в гостиной становится заметно тише. Джисон, конечно же, расстраивается от проигранной партии в «вельможу». В самом деле, почему же он спасовал? Где просчитался? Ему казалось, что он продумал каждый свой ход. Видать, дело совсем в другом.       Невзирая на нормы приличия, что им с принцем вбивали в головы придворные учителя, Джисон забирается с ногами в жутко неудобное кресло, скинув на пол ботинки. Он не реагирует на взмывшие вверх брови короля Райно, погружаясь целиком в свои мысли. Пока монарх Шерквиста ловко тасует колоду, его занимают думы о происходящем с ними. Сперва — не случившаяся засада у «Дворянского гнезда», несколькими часами ранее — нападение на Западные ворота Тиол-Унда. А что случится дальше? Вдруг Джехван и тот мальчишка из свиты молодого правителя не вернутся?       — Господин Хан, вы слишком напряжены. Я отсюда слышу, о чем вы думаете, — окликает его Райно, заставляя поднять голову и взглянуть на себя. Взгляд бездумно скользит по разметанным по плечам волосам короля, что в приглушенном свете канделябров кажутся багровыми, как спелые черешни в поместье родителей Чанбина и Розмари. — Расслабьтесь хотя бы на сегодняшний вечер.       — Разве вы не переживаете за своего оруженосца? — спрашивает Джисон. Если посмевший победить его в карточной игре эльф хладнокровно разбрасывается чужими жизнями, как будто это плевое дело, уважения от Хана он не заслужит, как бы красив или красноречив он не был. Правители разные бывают, но тех, кого не беспокоят напрасные жертвы, советник ненавидит больше всего. Чанбин вот, к примеру, не шибко любит показывать окружающим свои чувства, поэтому предпочитает предаваться унынию в гордом одиночестве.       — Разумеется, переживаю, — все тем же обманчиво-игривым тоном отвечает Райно, распределяя карты на столе. — О, снова пика — козырь. Поймите, Джисон, здесь и сейчас мы с вами ничем помочь не можем. Мы можем волноваться и опасаться худших новостей, но наше с вами дело — держать лицо и не поддаваться эмоциям. Никому от этого легче не будет.       Хан поднимает глаза и исподлобья наблюдает за тем, как король невозмутимо наливает сам себе из графина еще вина и, отпив глоток, берет в руки карты. А ведь по его поведению не скажешь, что он чем-то обеспокоен. Может, он прав? Не стоит ему предаваться угнетающим мыслям, а лучше тоже отхлебнуть вкусного напитка и сыграть еще партейку в «вельможу».       Нет, нет и нет. Джисон с детства слыл живым умом и плохой памятью, однако любовь к зверушкам и всему живому бежала впереди него. Ему было жаль даже убитого комара, перед которым Хан долго-долго извинялся за совершенное преступление, что уж говорить о забитых к трапезам курей и других животных. Маленького Джисона во время его игр уводили подальше от хозяйского двора, только чтобы он не завел себе среди кроликов или индюков друзей, а потом не бился в приступе неконтролируемого плача.       И сейчас правитель Шерквиста просит его перестать унывать и убрать подальше тяжелые думы. Да как он может допускать даже мысль о том, чтобы расслабиться? Этот король Райно не иначе как колдун. Как он посмел его зачаровать своими сладкими речами? Уму просто непостижимо! Негодование опутывает Хана виноградными лозами, и он беззвучно фыркает.       — Нет, спасибо. Я лучше изведу себя тревогой, чем брошу их на произвол судьбы.       — Как хотите, — разочарованно вздыхает монарх, вызывая внутри лишь раздражение. — Но в «вельможу»-то вы играть будете?       — Буду, — бурчит Хан, протягивая руку за своими картами. Пообещав себе больше не поддаваться ни на какие уговоры и предложения Райно, советник закрывается от него веером рубашек и делает вид, что сосредоточенно о чем-то размышляет. — У меня восьмерка.       — Шестерка, — король показывает ему карту и делает первый ход. — Господин Хан, а вы очень невоспитанный молодой человек.       Замечание монарха прошивает позвоночник острой иглой, и Джисон выпрямляется в кресле, краснея сразу во всех местах и понимая, что ведет себя действительно по-свински. Еще и с кем — с правителем другой страны! Позор ему. Позор, розги и разбитые мечты о женитьб…       Стоп. Причем тут женитьба?       — П-простите, Ваше величество, — мямлит он, все так же закрываясь от острого взгляда Райно веером карт, и опускает ноги на пол. — Мне не стоит так себя вести. Тысячекратно прошу прощения.       Наспех натянув на ноги ботинки, он еще сильнее смущается — король смотрит прямо на него, следит за каждым его движением. Руки отчего-то дрожат, и все карты падают на пол с тихим стуком.       «Протяни же руку и доверься мне!»       — Да что вы заладили, протяни, доверься! Спасу от вас нет! — несдержанно выкрикивает Джисон, прежде чем подумать. Осознав промашку, он так и застывает — сгорбленный, шарящий руками по лакированному дереву в поисках карт, и мысленно перебирающий все известные ему ругательства.       Сильнее опозориться перед монархом другого королевства он просто не мог.       «Завтра же подам в отставку. Ее светлость три шкуры с меня сдерет. Не три, все десять! Или сколько их у меня…»       — Ваше величество, простите… Я, пожалуй, пойду, чтобы не стеснять вас своим поведением, — бормочет Хан, не решаясь поднять глаза к замершему в кресле напротив Райно. Ему кажется, что, стоит лишь взглянуть в янтарные глаза короля, тот испепелит его на месте.       — Нет уж, останьтесь.       — Простите?       — Не притворяйтесь, что не понимаете меня, господин Хан.       Он отыскивает в себе остатки смелости и оборачивается, чтобы увидеть на губах короля лукавую улыбку. Тот перекладывает ногу на ногу и смотрит ровнехонько ему в переносицу. Джисон находит завораживающим выражение лица Райно; его багровые волосы, плавными волнами лежащие на плечах, подчеркивают блеск янтарных глаз, в которых плещется что-то похожее на интерес вперемешку с ехидством. Советник чувствует себя пойманной в сеть корюшкой, и умелые руки бывалого рыбака вытаскивают его на сушу. Он не может сопротивляться, потому что оказывается бессилен перед его ласково-лукавым тоном и искрами огня, что высекают ладони.       Остается лишь гадать, зачем королю понадобился такой компаньон, как он. Разговорчивостью Хан не обладает, сам неуклюж, как новорожденный котенок, да и внешне непримечателен, даром, что природа наделила его яркими медными волосами. И, все-таки, какая-то внутренняя сила заставляет его покорно сесть обратно и даже взять в руки карты.       — Замечательно. Я рад, что вы предпочли мою компанию, — хмыкает молодой монарх. — Продолжим партию? Или, может быть, вы устали?       Хан бросает взгляд за окно, где последние малиновые отсветы заката еще перерезают постепенное темнеющее над лесом небо. Где-то там небольшой отряд наверняка сражается с неизвестными противниками, и укол совести все равно достигает сердца. Его восхищает, с какой решимостью оруженосец короля ринулся в бой. И лишь сейчас он вспоминает растерянное выражение лица монарха и его нежелание отпускать парнишку на опасную миссию. Видно, это решение далось ему нелегко. Джисон пренебрег чувствами Райно, даже успел мысленно обвинить того в толстокожести, и все оттого, что сам себе всякого навыдумывал. А король, на самом деле, оказался мудрее его самого — любимого советника Розмари, правительницы Вессаля, самой справедливой за последние несколько сот лет. Позор ему! Позор и розги. Неминуемо.       Тяжелый вздох проносится по комнате, и Хан вновь берет в руки карты, стараясь не смотреть на монарха. Ему отчего-то кажется, что тот читает его, как открытую книгу.       — Я устал, но лучше играть, чем предаваться унынию. Вы были правы, Ваше величество.       — Я частенько бываю прав, — самодовольно ухмыляется Райно. — Матушка всегда говорила, чтобы отец ко мне прислушивался в политических вопросах. Не знаю, правда, в шутку она это или взаправду.       Хан придвигается чуть ближе в кресле.       — Я слышал, покойная королева-консорт была очень красива?       Если ответом на этот вопрос будет полное уничтожение Хана искрами огня, он даже не будет против. Затаив дыхание, он ожидает всего, что только подкидывает ему воображение, и надеется на лучшее.       Однако король Райно вполне спокойно реагирует на вопрос, чем вводит Джисона в тупик. Насколько он осведомлен, на подобные личные вопросы в Шерквисте наложено табу, и тем более дивной кажется невозмутимость молодого монарха. Может быть, Хан в последнее время невнимательно читал новости, и с этой особенностью в соседнем королевстве покончено?       — Поговаривают, что я очень похож на нее, — заговорщическим шепотом произносит король, и от этого шепота затылок Джисона покрывается мурашками. — Святая Ифарис, вы такой забавный.       — Прошу прощения…       Хану кажется, что он за всю свою жизнь никогда не был в подобной ситуации. Компания монарха действительно отвлекает его от тяжелых дум, и он напрочь забывает и о нависшей угрозе и, что более ужасно, — о цели своего визита в Тиол-Унд. И какой из него переговорщик, спрашивается? А никакой. Сидит здесь, смущается от каждого слова Райно, роняет карты, что-то мямлит, бросает тень на репутацию Вессаля. Нужно было уходить вместе с Чанбином.       — Не думайте, что это плохо. О вас ходят разные слухи, и… — молодой монарх понижает тон голоса до томного шепота, от которого чувствительность Хана значительно возрастает. Он несознательно придвигается чуть ближе к столу. — Ничего из того, что мне рассказывали, не соответствует действительности. Вы — все еще загадка для меня, господин советник.       Во рту пересыхает, как если бы Джисон проснулся с ужасным похмельем, распив при этом бочонок вина или осушив несколько пинт пива. Что же такого слышал король Райно, что не стал скрывать это от него? Интригующие формулировки заставляют его сосредоточиться и внимать каждому слову, каждой букве, что слетают с уст молодого эльфа с багряными волосами.       — И что же… Что же вы слышали? — едва справляясь с онемевшим языком, спрашивает Хан.       Плещущееся на дне бокала короля вино переливается в потускневшем свете канделябров кроваво-алым цветом. Райно подносит чару к лицу, устремляя свой взор к Джисону.       — Много разного… — задумчиво отвечает тот, прищуривая свои красивые янтарно-желтые глаза. Под его взглядом Хан ощущает себя уязвимым. — Например, что вы ужасно поете и кошмарно играете на лире.       — Это неправда! — возмущенно выкрикивает советник.       — Надеюсь, ваше благородие, вы удостоите меня чести послушать какую-нибудь балладу.       Король манерно кланяется, отставляя стакан на стол, и в янтаре его очей Хан видит что-то отдаленно походящее на усмешку. Ему не нравится, что Райно, очевидно, ведет какую-то игру, принимая Джисона за добычу или главный приз. Джисон — не трофей, и он намерен всеми силами доказать это, даже если придется нарушить правила этикета или лишиться поста советника.       — Пренепременно, — растягивая губы в лестной улыбке, обещает Хан. — И что, это все? Признаться, я разочарован.       — Не думаете же вы, что я верю в байки о том, что вы едите новорожденных?       Король смеется — впервые за время их знакомства, — и Джисон заворожено слушает перелив его бархатистого тенора, в котором слышится… мяуканье? Хан мотает головой, думая, что ему причудилось, и замирает, когда его ноги касается что-то мягкое и пушистое.       Это мягкое и пушистое издает еще одно «мяу», и Хан подскакивает в кресле, ужасно удивленный присутствием кота (или кошки?) в гостиной. Животинка трется о его ногу, мурлыча что-то на своем языке, облизывает торчащие в стороны белые усики и глядит совсем не на советника. Зеленые, как листья аира, глаза обращены к монарху Шеркиста, с интересом взирающего со своего места на открывшуюся живописную картину.       Этот безумный, безумный день становится все страннее.       Пока в голове Хана возникают все больше и больше вопросов, а организм вспоминает об аллергии на кошачью шерсть, король Райно сюсюкающимся тоном (Джисон никогда не забудет это) заговаривает с котом (или кошкой?) и протягивает к нему руки.       — Кто это тут у нас? Ты — хозяин замка? Через веранду пролез?       Животное, намертво приклеившееся к ноге покрывающегося от аллергии красными пятнами Хана, мяукает что-то в ответ. Признаться, советник никогда кошачьих не любил, считая их чересчур своевольными и наглыми созданиями Ифарис (и не потому, что организм реагирует на них враждебно), однако ухудшающееся самочувствие не дают ему в полной мере осмыслить происходящее. Горло почти мгновенно опухает, и он в оцепенении поднимается с кресла, глядя куда-то перед собой.       — Мне… Мне нужно отойти. Прошу прощения, Ваше величество.       Едва он делает шаг по направлению к двери, чувствуя дискомфорт в глотке, его догоняет обеспокоенный вопрос короля.       — Что-то стряслось? Вам плохо?       — Не берите в голову, я… — попытка сглотнуть слюну заканчивается провалом. — У меня аллергия на котов. Мне нужно принять лекарство, я отойду ненадолго…       Словно учуяв неладно, кот (или все-таки кошка?) бесшумно перебирает своими лапками и в мгновенье ока оказывается рядом с Райно. Джисон благодарен, хоть и не может сказать об этом вслух: волнение и страх того, что он не успеет принять лекарство, перекрывают любые другие мысли.       — Я могу вам чем-то помочь? Только сейчас Хан осознает, что при своем статусе и куче слуг, король Шерквиста слишком участливо интересуется его самочувствием и, более того, кажется, волнуется. За него. Или вместе с ним. И Чанбин, и королева Розмари всегда с трепетом и любовью относились к Джисону, но они росли с ним рука об руку, и это было до того естественно, что от приторности он даже смущался. А здесь и сейчас правитель другого королевства, с которым Хан знаком несколько часов, проявляет не просто интерес, но и… заботу?       Уму непостижимо.       Пушистая зверушка, помешавшая вполне приятному разговору, жалобно мяукает и прячется за креслом монарха. Райно поднимается на ноги, еще пуще удивляя Хана. Да не может такого быть, чтобы он действительно переживал!       Джисон мысленно прикусывает язык: получасом ранее он и без того убедился, что правитель соседнего королевства не так прост, как кажется на первый взгляд, и что ему свойственно сострадание. Но все равно это никак не может уложиться в его голове, особенно вкупе со все сильнее отекающей шеей.       — Значится так. Вы, любезный, пока погуляйте в саду, — с этими словами Райно ловко подхватывает на руки представителя семейства кошачьих и, когда тот оказывается на веранде, закрывает перед его мордашкой стеклянные дверцы. — Я сейчас распоряжусь, чтобы принесли лекарство. Садитесь обратно и постарайтесь не задохнуться к тому времени, я вас очень прошу.       Если бы у Джисона хватало сил, он бы обязательно округлил глаза и спросил, не причиняет ли его недуг неудобств монарху, однако он лишь садится обратно в кресло, испытывая все более неприятные ощущения. Райно кличет из коридора Донхека и вкратце описывает ему сложившуюся ситуацию. Тот тут же отправляется на поиски поклажи вессальской делегации, а сам монарх возвращается к Хану, озабоченно хмуря брови. Вопреки ожиданиям, тот садится на ближний к советнику край стола, а не в кресло, как положено по этикету. Где вы видели правителя, не соблюдающего нормы приличия? Хан только и может, что сдавленно хрипнуть что-то вместо благодарности и всем видом показать, как он ошеломлен.       Какое-то время они проводят в тишине; Джисон таращится на короля, как будто тот — спустившаяся в этот бренный мир сама богиня Ифарис, а сам Райно о чем-то размышляет, положив ногу на ногу и подчас делая глоток вина. Вскорости прибывает Донхек с мешочком лекарств Джисона и бутылью воды.       — Вот, господин, — стражник передает вещи Хану. Джисон тут же разматывает веревки и бросает горсть трав в заботливо наполненный Донхеком стакан воды. — Прощу прощения за задержку. Право, долго же я спорил с вашими людьми… Никак не хотели верить мне.       Хан угукает, не в состоянии произнести хоть слово, и после размешивания глотает горькую жидкость. Вода с трудом проходит по пищеводу, однако он тут же чувствует облегчение, ведь скоро лекарство подействует, и он сможет поблагодарить этих эльфов за помощь.       — Ступай, Хек. На сегодня можешь быть свободен, но пришли вместо себя кого-нибудь, — Райно отпускает эльфа, низко поклонившегося перед уходом.       Хлебнув еще вина, король переводит взгляд на притихшего Хана.       — Как скоро подействует лекарство? — спрашивает он, и советнику очень хочется треснуть того по голове, чтобы не притворялся (но он, конечно же, этого не делает — иначе не миновать политического скандала). В голове все так же не укладывается мысль, что едва знакомый эльф, да еще и монарх чужого королевства, может проявлять участие к такому, как он. Чанбин наверняка рассмеется и обзовет его фантазером, не поверив ни единому слову.       Джисон неопределенно машет рукой в воздухе, надеясь, что Райно поймет незамысловатый сигнал. И тот действительно понимает — или, по крайней мере, делает вид, — потому что кивает и немного стихает. Придворный лекарь сделал ему эту смесь, но отек сходил всегда до того долго, что Хан всерьез задумывался о компетентности старого адриссийца в знахарстве. Конечно, северные эльфы слывут по всему Суамару талантливыми целителями, однако это не всегда означает, что каждый из них обладает даром к этому ремеслу.       Король по-прежнему сидит на краю столешницы в непосредственной близости от Джисона, и советник не может понять, почему. Этот вопрос вводит советника в тупик, и он начинает ерзать в кресле, тщетно пытаясь принять удобное положение. Никогда он еще не чувствовал себя настолько не в своей тарелке, как сегодня. Он боится представить, какое впечатление о нем сложилось у короля Райно, ведь и Чанбин, и Розмари, и даже старушки-советчицы, опытные и мудрые, повсеместно хвалят его и называют «будущим всего Вессаля», упоминая его в предложении сразу после их прелестной королевы, и лишь третьим по важности идет принц.       Отек, наконец-то, начинает спадать. Хан вытирает выступивший ранее холодный пот со лба ажурной салфеткой, что привлекает внимание Райно.       — Какой интересный узор… — задумчиво тянет тот, прищуриваясь.       — Это… п… принц плетет.       Джисон все еще испытывает трудности с речью, ожидая, когда эффект лекарства наберет силу, однако ему страсть как хочется поведать монарху о безобидном увлечении Чанбина. С принца станется при случае его прилюдно подколоть, так что предупрежден — значит вооружен.       — А он полон сюрпризов… — алые губы короля растягиваются в насмешливой улыбке. Сверкнув янтарем глаз в Джисона, тот поднимается с насиженного места, неуклюже опрокидывая вино на широкий рукав дорогого платья. — Ой… Наверное, пора отставить вино. Господин советник, сыграем еще?       Хан кивает. Игра продолжается.       Ни один из них не решается обсудить произошедшее, лишь толика неловкости остается в воздухе. За стеклянной дверью веранды мяукает кот, но Хан при всем желании не станет впускать его обратно.       — Прости, пушистик, — поджимает губы советник, перекладывая карты из руки в руку по мастям. — Ваше величество, не знаете, это кот или кошка?       — Кот, — с ноткой самодовольства отвечает Райно, приподнимая уголки рта.       Есть в его выражении лица что-то такое, что заставляет подолгу задерживать взгляд на высоких скулах, блеске янтарных глаз и очаровательной верхней губе. Слухи о том, что монарх Шерквиста красив, как древнее божество, естественно, долетали до Хана ранее, но «вживую» тот кажется еще более запредельным, еще более нереальным. Он думает, что, если бы был таким же впечатлительным, как его матушка, точно бы влюбился с первого взгляда.       — М-м… — мычит Хан. — Я очень люблю животных, но с кошачьими у меня всегда было… затруднительное общение.       — Могу вас понять. Однако котов я люблю. В поместье моих бабушек их целая дюжина бегает.       — Я не ошибся, вы сказали… бабушек?       — Так и есть, — хмыкает Райно, стреляя в него глазами. — Они на старости лет решили жить вдвоем — оба их мужа, к сожалению, скончались незадолго до моей коронации. Для всех нас это было потрясением…       Хан каменеет, боясь издать лишний звук. Монарх, видно, не замечает того, что делится с незнакомым эльфом конфиденциальной информацией. Обрывки известий о кончине двух известных шерквистских политиков накануне коронации нового правителя слышал и Джисон, однако не придал им много значения, так как его королева была воодушевлена и очень занята аграрной реформой. Никакой речи о подробностях в таком раскладе, разумеется, даже идти не может.       — Помню, как не мог уснуть несколько ночей кряду, и матушка вызывала мне адрисского знахаря; вы, наверняка, осведомлены, что испокон веков их врачевание не пользуется особым спросом в Шерквисте. Тот знахарь сделал для меня… снотворное? так он, кажется, назвал лекарство, и спустя несколько бессонных недель я, наконец-то, смог уснуть. Жалкое тогда я представлял из себя зрелище… И на короля не походил вовсе. Спасибо матушке, что на свой страх и риск нашла для меня того знахаря. С тех пор я его, к слову, не имел чести видеть.       — На что только не пойдут матери, чтобы спасти свое чадо… — задумчиво тянет советник, впечатленный коротким рассказом короля Райно.       Такие личные подробности из жизни правящего монарха чужого королевства воспринимаются… странно. Хан ни за что не стал бы делиться чем-то сокровенным с первым встречным, и приходит к мысли, что за последние несколько часов, проведенные в обществе короля Райно, он уже неоднократно испытывал подобные чувства. Либо правитель Шерквиста глуп и неосмотрителен, либо… а он и сам не знает, что «либо». Может быть, на их поведении сказывается алкоголь. А, может, усталость от длительного путешествия. Или, на крайний случай, экстремальные обстоятельства и беспокойство о тех, кто сейчас за белой городской стеной. В любом случае, Джисон уверен, что в более благоприятных обстоятельствах молодой монарх с ним откровенничать бы не стал.       — Ох, что это я заболтался с вами… — залпом опрокинув в себя остатки вина, сетует Райно. — Вы, советник Хан, чародей.       — Простите?       Джисон может поклясться на магии самой Шиолу*, что на его лице в этот момент самое нелепое и дурацкое выражение, которое только можно вообразить.       — Как это у вас вышло меня разговорить? ПодЕлитесь секретиком? — Райно мягко улыбается и чуть наклоняется над столом, отставляя в сторону пустой бокал. Хан ощущает, как щеки пунцовеют под пристальным взглядом янтарных глаз, и ничего не может с этим поделать.       — Да я ничего такого… Я же не владею магией, как вы…       — М? Как я?       Настает черед монарха удивиться. Зайди кто сейчас в гостиную, увидел бы забавную картину: советник королевы Вессаля и правитель Шерквиста в тишине пялятся друг на друга самыми абсурдными взглядами. Впрочем, Джисон все равно подмечает, что самодержец держится расслабленно, спокойно и игриво, чего, скорее всего, не позволяет себе в обычно обстановке. Хан думает, что ему еще предстоит увидеть правителя в действии — собранным и решительным. Но, пока время и обстоятельства складываются таким образом, он совершенно не против узнать Райно с более простой и открытой стороны, не обремененной клятвами и обязательствами.       То, что лишь Джисон (и, может быть, в какой-то мере еще принц Чанбин) удостоен чести говорить с королем в такой неформальной обстановке, делает его страшно гордым собой, а еще — особенным. Главное, чтобы Райно, протрезвевший наутро, не стал сторониться его, как многочисленные пассии.       Опомнившись, Джисон моргает, все еще испытывая на себе взгляд правителя.       — Я видел, как Ваша светлость на веранде… как бы это сказать? Использовали магию огня, вот.       — Хм-м. И как же это для вас выглядело?       Король откидывается назад в кресло, опираясь на спинку, и откладывает карты. «Вельможа» остается позабытой.       — Как искры фейерверка, маленькие такие. Мне кажется, никто, кроме меня, не видел этого.       — Интересно. Выходит, вы на меня глазели.       Утверждение, даже не вопрос, возмущают Хана до глубины души. Да как король даже мог подумать, что он!.. Безобразие. Форменное безобразие!       — Что… Неправда!       Монарх тихо хихикает, прикрывая глаза пушистыми ресницами. Вновь Джисон слышит смех Райно, и вновь ему чудится, будто в бархатном переливе слышно мяуканье.       — Ладно, — машет рукой монарх. — Предлагаю на сегодня закончить, мне страсть как хочется нырнуть в объятия кровати. Как считаете, господин?       — Д-да, наверное, вы правы.       — Будете, небось, всю ночь придумывать мне прозвища, — король глумится над его проигрышем так мило, что у Хана язык не поворачивается возмутиться. — В блокнотик записывать…       Договорить Райно не успевает: далеко в коридоре слышится суматоха. Кто-то бежит в сторону их гостиной; Джисон не успел запомнить планировку замка, однако помнит, что других покоев в этой части, кроме их скромной и безвкусной гостиной, не имеется. Топот нескольких пар ног тем временем становится все громче, и спустя несколько секунд в закрытую дверь настойчиво стучат.       — Ваше величество, прибыли Ян Чонин и Ким Джехван и просят вашей аудиенции, — глухо звучит голос Донхека.       Дрожь пробирает Джисона с головы до пят, и он может наблюдать, как стремительно меняется выражение лица Райно. От прежнего кокетливого и непосредственного поведения не остается и следа: перед ним предстает король Шерквиста. Сильный, сдержанный и готовый ко всему.       — Впустить их.       От ледяного тона правителя кровь Хана стынет в жилах. Шутки и соревнование остаются позади. Даже вездесущие духи стихают и перестают донимать советника.