***
Неделей ранее. — Ваше высочество! Ваше высочество! Кто-то настойчиво тарабанит в дверь, покушаясь на долгожданный отдых Чанбина после длительной поездки по ухабистым дорогам и нескольких бокалов вина. Принц стонет, зарываясь лицом в подушки, и мысленно умоляет всех известных ему божеств смиловаться над ним хотя бы на сегодняшнюю ночь. Однако стук не прекращается, чем вынуждает вессальца принять вид важной персоны. Он отбрасывает подушки и поднимается со сказочно удобной перины. — Ну чего там? — вопрошает принц потревожившего стражника. — Ваше высочество, дело срочное. Вернулся ваш капитан и просит присутствия принца. Дело и впрямь срочное, думается Чанбину. Томительное ожидание, в котором он находился последние несколько часов, преобразовывается в тревожный интерес, преследующий принца пару дней кряду. Сперва — засада, потом нападение на город… Эти события не могут быть не связаны между собой, и Чанбин знал, на что шел, когда позволил Джехвану отправиться за стены Тиол-Унда. В конце концов, это его работа, как представителя королевской семьи — рисковать, и рисковать не только своими людьми, но и собой в том числе. Надежды завершить путешествие без происшествий еще позавчера разбились вдребезги дорогой вазой из лименийского фарфора. Чанбин делает глубокий вдох, ощущая нехватку воздуха. — Сообщите, что я скоро приду. — Да, Ваше высочество. Цокот каблуков побеспокоившего его эльфа становится все тише с каждым шагом, и распрощавшийся с ленивым бездействием вессальский принц смиряется с тем, что сон придется отложить на неопределенное время. Он накидывает камзол прямо поверх шелковой рубашки, не беспокоясь об отсутствии жилета, и толкает дверь в коридор. Почти замогильная тишина замка не внушает принцу доверия, однако у него нет времени разбираться со своими подозрениями. Он шагает в сторону западной галереи, где располагается та кошмарно-кислотная гостиная, и куда прибыл лейтенант Джехван. В считанные минуты Чанбин оказывается в ярко освещенном помещении. Первое, на что падает взгляд принца — это шрам оруженосца короля Райно. Мальчишка поворачивается в тот момент, как Чанбин входит в гостиную, и увечье на безупречном доселе лице его кажется поистине устрашающим. Вессалец хмурит брови, однако в следующее же мгновение, присмотревшись, он видит, что по большей части таким жутким шрам кажется из-за нанесенного то ли лекарства, то ли еще чего. Джехван, к счастью, цел и невредим. — Ваше высочество, — окликает Чанбина король Шерквиста. — Не поделитесь подробностями вашего путешествия в Тиол-Унд? Господин Джисон как раз начал рассказывать детали. Собранное и в какой-то мере холодное выражение на лице молодого монарха приводит принца в восторг. Он и не думает скрывать это, поэтому, лишний раз убедившись, что лейтенант его стражи в порядке, присоединяется к Райно и Джисону за столом для обсуждения текущей ситуации. Вскорости со свитой прибывает и дядюшка Минсок, как и полагается мэру, а за ним — герцог Лирийский и лименийский посол. В небольшой гостиной становится слишком много народу. — Давайте откроем окно, душновато зд… — Нет! — Джисон вдруг перебивает мэра, вскакивая с насиженного места. Чанбин дергает бровью от непонимания, замечая, как на секунду маска отчужденности и властности на лице короля Райно дает трещину. Видимо, он все-таки что-то пропустил, прохлаждаясь в своих покоях и упиваясь прохладной сыростью старинного здания. — В смысле… Не стоит, я думаю. Уж полночь близится, камень остынет… — Ладно, вернемся к насущным вопросам. Подробности путешествия вессальской делегации оставим на десерт, — монарх Шерквиста кашляет в кулак, отвлекая внимание присутствующих на себя. — Чонин, лейтенант, я попрошу вас еще раз пересказать все, что с вами приключилось, для новоприбывших. А затем, господин Минсок, думаю, нам придется коллективно решать, что делать с дезертирами. — Дез… Что? Заспанный вид мэра Тиол-Унда и его растерянность ясно дают понять, что ни о чем подобном мужчина даже не слышал. Чанбин и до этого с сомнением относился к некоторым слухам об этом эльфе, гуляющим по всем четырем королевствам, но неосведомленность градоначальника такого ключевого города в том, что происходит буквально у него под носом, не может не укрепить подозрения принца. Кроме того, что тот очевидно невежествен в делах стран, ведущих торговлю и политические дела с вверенным ему Тиол-Ундом, он еще и не обладает никаким авторитетом среди собственных подчиненных, судя по всему. Либо же это всего лишь прикрытие, отвод глаз от чего-то более серьезного. В голову начинают прокрадываться разные мысли, одна другой мрачнее. — Дезертирство, — с нажимом в голосе повторяет король Райно. — Не хотите же вы сказать, что вам не доложили об этом? Минсок теребит трясущимися руками жабо на толстой шее, а глазки его бегают по комнате, не зная, за что зацепиться. Чанбин по очереди переглядывается с монархом Шерквиста и притихшим в кресле Джисоном, чтобы убедиться, что не только ему поведение мэра кажется как минимум странным. — Нет, что вы… Конечно же, мне доложили… — сбивчиво и неуверенно возражает мэр, не внушая никакого доверия даже постоянным членам Совета. Ни герцог Лирии, ни консул Лимены не выглядят особенно впечатленными его речами. — Постойте, — вклинивается в разговор представитель Адриса. — Я правильно понимаю, что случилось что-то из ряда вон выходящее, но никто из достопочтенных господ не был осведомлен? Чанбин мысленно хмыкает, поражаясь абсурду ситуации и некомпетентности Минсока как градоначальника. У его сестрицы каждая мелочь была под контролем. Розмари никогда не позволяла советникам и доверенным лицам утаить от нее любую проблему, разбираясь лично во всем. Он и думать бы не стал, что она пустит на самотек что-нибудь, особенно грозящую Вессалю и его жителям опасность. Глядя на хладнокровный блеск глаз короля Райно, Чанбин может с уверенностью сказать, что тот мыслит схожим образом. — Теперь, раз уж мы все здесь собрались… Господа, не будете ли вы любезны поведать нам обо всем? И Ян Чонин рассказывает. Изредка его дополняет Джехван, уточняя детали, а также говорит о том, чего оруженосец не может помнить по причине недуга. Они с особой тщательностью описывают местность и особенности лагеря, численность разбойников, одежду и даже слово в слово пересказывают речи главаря. Лименийский консул, заслышав упоминание подданных своего королевства, бледнеет и, кажется, даже не знает, что сказать. — Этот парень, лекарь, — подает он голос, как только Чонин заканчивает. — Вы говорите, что он адриссиец, так? — Так точно, сэр, — кивает Чонин. — Но ведь в Адриссе предусмотрен суд над сбежавшими через границу эльфами, особенно если они — карья. Я так понимаю, что он именно таким способом покинул королевство? — Я не располагаю всеми данными о подобных случаях, — разводит руками герцог Лирийский. — Ими занимается жандармерия, наша работа практически не пересекается. А что насчет Лимены? Ведь глава шайки — ваш подданный. Попытка представителя Адрисса уколоть консула не венчается успехом: тот разводит руками, отвечая без утайки. — Поверьте, мы жестоко наказываем всех, кто ослушался закона. Не буду перед вами оправдываться за нашу правовую систему, потому что нынешние обстоятельства требуют предельной честности ото всех. Граница хорошо охраняется, и, если кому-то удается сбежать, не предъявив специального разрешения, то этот предатель вряд ли захочет возвращаться обратно. Однако, мы не вмешиваемся в политику других стран и не предпринимаем попыток всеми силами вернуть их обратно. Гостиная погружается в недолгую тишину; все обдумывают слова лименийского консула. Затем начинается бурное обсуждение дальнейших действий. Разные предложения звучат отовсюду, и лишь к четырем утра, измученные и сонные, они приходят к консенсусу: собрать отряды из местных и прибывших в Тиол-Унд солдат для патрулирования окрестностей и зачистки лагеря разбойников. А на следующий день дядюшка Минсок, не выдержав давления со всех сторон, рассказывает, что был в сговоре с бандой. Эта новость разлетается по городу в мгновение ока, жители собираются на площади перед замком и ратуют за свержение мэра со своего поста. Минсока заковывают в кандалы и отправляют в темницу ждать суда, и временно исполняющим его обязанности назначается его единственный кровный родственник — племянник Хенджин. Подробности сговора высшие умы королевств оставляют следствию, тщательно перед этим проверив каждого детектива на лояльность мэру. Разбирательство, судя по количеству невыясненных обстоятельств, затянется надолго, а пока их «компания» решает провести Совет, разделив его на два этапа, а на третий день после возвращения Ян Чонина и Джехвана из плена объединенному отряду солдат удается напасть на след разбойников и зачистить их лагерь. Адриссийского лекаря, по их сведениям, и след простыл. Вероятнее всего, тот сбежал, так как при допросе капитана Донхека главарь банды не смог внятно сказать шерквистцу о его местонахождении.***
Чанбина вновь одолевает зевота, и он не успевает вспомнить иные подробности, как Джехван зовет их с королем Райно на ужин. — Что ж, отложим наш разговор. Несмотря на опальность дядюшки Минсока, все его слуги и подчиненные, как ни в чем не бывало, исполняют свои обязанности. Камердинер бывшего мэра, Дональд, объяснил это тем, что фактически их нанимал на работу город, а не Минсок лично. Такая преданность не только работе, но и общему делу, по мнению Чанбина достойна восхищения. Эти эльфы, судя по чуть повеселевшим лицам, не особенно-то и любили своего бывшего хозяина. Заваленный свалившимися в одночасье заботами Хенджин первым делом поднял оплату труда эльфов, чем заслужил их полное доверие. Тем не менее, дел у единственного родственника бывшего мэра было так много, что он порой не выходил из кабинета дядюшки целыми днями, трапезничая прямо там и не присоединяясь за столом к почтенным гостям. Однако сегодня Хван неожиданно приходит в столовую даже раньше остальных. — Батюшки, кого я вижу! Господин исполняющий обязанности мэра! — здоровается с товарищем принц. — Побледнел, похудел… Эк тебя потрепало. — Прошу вас, Ваше высочество, не измывайтесь надо мной. И без вас тошно, — блондин корчит рожицу и обессилено садится во главе длинного дубового стола. — У меня от цифр уже глаз дергается вон. Казначей меня в могилу загонит такими темпами. В дверях появляются остальные члены Совета, и Джисон машет Чанбину рукой. Аккурат напротив них на стул с высокой мягкой спинкой садится король Райно, ухмыляющийся краешком губ и не поднимающий глаз от столовых приборов. Принцу страсть как свербит подколоть двоих голубков, но он вовремя берет себя в руки и не произносит ни слова. Шутки шутками, но пусть это дело лучше остается в пределах узкого круга эльфов, то бишь — между ними двумя. Чанбин желает своему другу детства лишь счастья и благополучия, и, если тесное общение с правителем другой страны заставляет его улыбаться чаще, то пусть так и будет. Все может оказаться на самом деле совсем не так, как воображает себе Чанбин. Может быть, это всего лишь короткая интрижка, которая не продлится дольше, чем несколько дней или недель. Ужин выходит оживленным. Попривыкшие друг к другу эльфы — как молодежь, к коей относятся принц, советник и король, так и более взрослые представители Совета, — с искренним интересом обсуждают совершенно разные темы: от рыболовли в Шерквисте до строительства кораблей в Лимене; от добычи железной руды в Адрисе до новаторских реформ Розмари на юге Вессаля. Подозрительность и мнительность, с коими каждый из них прибыл сюда более недели назад, сходят постепенно на нет, чему Чанбин несказанно рад. Готовые рвать глотки, теперь они образуют крепкий союз, способный не только договориться о импорте зерна или экспорте медвежьих шкур, но и укрепить дружественные отношения между четырьмя странами. Эти несколько дней сплотили их, как не сплотило бы ни одно бедствие. Принц Вессаля не ошибется, если предположит, что нынешний Совет — самые удачные переговоры за много-много десятков лет. И он не ошибется, если подумает, что у каждого из присутствующих проскользнула мысль об объединении Нибеурга. Как и у него самого. — Ох, позвольте. У меня есть занимательная история о том, как мой муж захворал волчанкой… — Знали бы вы, как наш лучший инженер проектировал акведуки, чтобы привнести в орошение полей «что-то свежее», ни за что бы не поверили! — Вы никогда не догадаетесь, что мои достопочтенные бабушки хранят в своем поместье. — Хотите — верьте, хотите — нет, но однажды мне довелось повстречать дракона… — А правда, что вессальцы ведут свой род от сирен? И прочее, прочее, прочее… К концу вечера, когда ужин затягивается на добрых несколько часов, а блюда с дичью и гарниром сменяют всевозможные десерты, над длинным дубовым столом в трапезной хохот и звон бокалов не стихает ни на минуту. Объевшийся и захмелевший Чанбин так громко смеется, что даже Джисон, охочий похихикать даже с самой незначительной прибаутки, дергает его за рукав камзола. — Хорошо, хорошо, господин Джисон, — Чанбин пытается успокоиться, однако шутка лименийского консула оказывается слишком смешной. — Только не распевайте при наших драгоценных знакомых свои непотребные песенки. — Оу! — оживляется король Минхо. — По Шерквисту ходят слухи, что у Вессаля есть свой собственный бард. Так это не выдумки? — Молва бежит впереди вас, господин Хан, — хмыкает принц, наблюдая за тем, как пунцовеют кончики острых ушей Джисона. — И кто вас за язык тянул, Ваше высочество… Джисон съеживается, как от порыва ледяного ветра, чем забавляет даже Хенджина, сидящего весь вечер с кислой миной. Почтенные «чванливые стариканы», на поверку оказавшиеся теми еще пройдохами и у которых Чанбину с Джисоном было чему поучиться в качестве проделок, проявляют невиданный интерес к талантам советника королевы Розмари. Под всеобщее улюлюканье и долгие-долгие упрашивания, Джисон сдается и приносит из своих покоев лиру. Каменный свод трапезной с упоением заслушивается перебором струн, а мастерство эльфа во владении инструментом заставляет перекрикивающихся между собой жаворонков притихнуть в восхищении. А уж когда Хан запевает песню, кажется, что весь Тиол-Унд превращается в безлюдный тихий город. Баллада хорошо знакома Чанбину: это история об их предках, Драяне и Шиолу, от которых вессальцы действительно ведут свой род. Ей сотни лет, и не один бард играл и пел ее, однако Джисон так бережно и даже ласково исполняет ее, с такой любовью пропевает каждый слог, что сердце невольно замирает, убаюканное его нежным медовым тембром — таким же, как его пушистые волосы и круглые щеки. Принц ловит себя на мысли, что еще никогда не слышал, чтобы его друг детства пел так. Долго-долго эльфы не могут произнести ни слова, а птицы не чирикают, собирая по кусочкам разлетевшиеся стайками мысли. С последним перебором струн на душе у каждого становится умиротворенно и радостно, и никто не решается разрушить созданную голосом и игрой советника идиллию. — Невероятно… Это было… Черт возьми, я даже не могу описать, — говорит лименийский консул, наконец сбрасывая со всех марево томления. — Мне доводилось ранее слушать эту балладу, но чтобы так… Господин Хан, вы — настоящий мастер. Примите мое восхищение. — Советник — наша гордость, — важным тоном говорит Чанбин. — Еще никто не жаловался на его умение владеть голосом. — Завидный жених, — негромко комментирует король Райно, и вновь под каменным сводом зависает звенящая тишина. Чанбин чувствует, как собственные брови ползут вверх, и еле может сдерживать смех. Неловкость усугубляется кашлем Хенджина, подавившегося какой-то заморской икрой. — Кхм. А что за история с непотребными песенками? Изящность, с которой молодой монарх переводит тему, производит на вессальского принца невероятное впечатление. Однако Чанбин удерживает себя от рассказа о проделках Джисона, о которых в Вессале знает каждая собака. Кто он такой, чтобы выставлять друга в неприглядном свете перед представителями других стран? Кто он такой, чтобы позорить его на весь Тиол-Унд? Хан тянет слабую благодарную улыбку в ответ на отказ принца потешить публику. Они оба хорошо осведомлены о характерах друг друга — достаточно, чтобы предположить те или иные действия, и Чанбин догадывается, что советник ожидал самого худшего исхода событий. «Не дождешься, дружочек», думает он и ухмыляется, ловя над столом янтарный блеск глаз короля Райно. «Ах, эти игры в кошки-мышки… Не зря Джисон рвался в эту поездку». — А не отправиться ли нам завтра на охоту? — звучит вдруг предложение из уст временного мэра. Его уставший вид и глубокие синяки под глазами вызывают у присутствующих лишь сочувствие и недоумение от высказанной вслух идеи. — Мне регулярно докладывают о том, как продвигается патрулирование окрестностей города и Браманда, и я не вижу причин и дальше сидеть взаперти, как глухие тетери. — Не будет ли это опрометчивым решением?.. — возражает Чанбин. Он не хочет действовать поспешно, даже если желание вырваться за стены города столь сильно, что хочется выть волком. — Да бросьте, принц, — Хенджин откидывается на спинку стула, бросая на стол салфетку. Он смыкает кисти в запястьях и возводит глаза к каменному потолку. — Наши лучшие люди целую неделю прочесывают местность, и до сих пор не нашли и следов присутствия других заговорщиков. Весь Браманд, как мне кажется, в полном нашем распоряжении. За окном жаворонки заливаются щебетанием, выводят одну только им известную мелодию. Их пение завораживает, а переливы похожи на золотистую вязь, нити которой переплетаются между собой в причудливый узор. Чанбин цепенеет, вслушиваясь в щебет птиц, и прикрывает глаза от удовольствия. Жаворонки всегда прилетают первыми в Вессаль весной, знаменуя своим чириканьем новый этап жизни, и соскучившиеся по теплу южане встречают их радостно и с большим воодушевлением. Холодный камень замка не препятствует грезам о светлом и прекрасном, мечтам о чем-то возвышенном и сердечном. Хочется чего-то родного, любимого, что заставит сердце биться счастливо и трепетно. Хочется, чтобы далекое и невозможное стало близким и неизбежным. «Ты, мальчишка, отправился сюда только за этим? Ждешь любви и ласки?» Глаза распахиваются, как от неожиданного удара. Чанбину чудится, что жаворонки болтают с ним, как со старым другом, но нет: это ветерок, братец красавицы-весны, игриво завывает под потолком, несильно раскачивая хрустальную люстру — почти такую же, как в Зале совещаний. Странным кажется говорить с духами в своей голове, но принц, тем не менее, отвечает им мысленно — авось услышат. «Неправы вы, господа. Я выполняю поручение сестрицы». «Не лги нам, юнец. Мы все-все о тебе знаем. Ты еще сам не ведаешь, чего ждешь от путешествия…» Ах, вот как. Если уж древнейшие создания Ифарис решили поизмываться над ним, то и он им отвечать не будет. «Тоже мне, не ведаю я ничего… Откуда вам-то это знать?» «Не забывай, кто мы. И не забывай, кто ты». Ну вот! Решил же не говорить с ними, а теперь они вгоняют его в смятение. Чанбин встряхивает головой, чтобы избавиться от не шибко приятной компании в собственной голове, и ветерок смеется над ним, стремительно покидая трапезную через распахнутое окошко. Жаворонки перекрикиваются меж собой, а затем с громким хлопком упархивают прочь, чтобы петь кому-то другому. Принцу даже немного жаль, но он быстро смекает, что это проделки духов. Каковы проказники! «Коли хочется тебе плясать от теплых рук и петь от нежных губ, то знай: ждет тебя златовласое чудо». — Ишь, чего удумали, — шепот принца теряется меж звоном бокалов и столовых приборов. Однако он ловит себя на том, что глупо улыбается, а в груди медом растекается ожидание — мягкое, вязкое и томительное. — Что бы вы ни решили, нам с герцогом, увы, придется остаться, — с горечью в тоне оповещает всех консул. — Отчего же? — Здоровье уже не то, детки. В карты — это мы запросто, а вот охота уж слишком утомительна для нашего возраста… Не сочтите за обиду, прошу. — Прискорбно, — поджимает губы король Райно. — В таком случае я обязуюсь лично застрелить для вас по утке. — Ах, это нечестно! — горячо возражает Джисон, роняя по неосмотрительности вилку на каменный пол. Удар гулким эхом ударяется о стены, и молодой монарх прячет улыбку за фужером вина. Советник, впрочем, как ни в чем не бывало, поднимает вилку, прежде чем подоспевает служанка, и отдает ей, дабы девушка принесла ему чистую. — Позвольте соперничать с вами, Ваше величество? — Уж если вы настаиваете, — манерно кланяется ему Райно. Их ерничанье и откровенный флирт забавляют Чанбина, который отмахивается от настырных духов, что-то до сих пор пытающихся ему сказать (на самом деле они просто насмехаются над ним). Эти взаимодействия похожи на обхаживание птиц в брачный период — вьюрков, к примеру. Только неясно, кто из них двоих — самец: с такой охотой и энтузиазмом они оба друг с другом заигрывают, аж искры во все стороны летят. Как бы ни подожгли чего. Ну дела. «Завидовать нехорошо, мальчишка!» «А вас никто и не спрашивает, почтенные духи», — Чанбин только язык не показывает, чтобы новые знакомые не сочли его сумасшедшим. «С чего я вообще с вами разговоры разговариваю? Не мешайте!» — Позволите принять участие в вашем… состязании? — подает голос принц, дабы отвести все подозрения. — С меня, так уж и быть, глухарь. — О! — оживляется Хенджин, закидывая ногу на ногу. — Гляжу, ставки повышаются! А я, в таком случае, достану вам фазана или куропатку. У дядюшки прекрасные ловчие птицы, возьмем с собой соколов или ястребов. Решили ехать вчетвером со слугами и оруженосцами. Временный градоначальник распорядился, чтобы были уведомлены помытчики и все причастные к охоте эльфы. К завтраку ловчие птицы должны быть готовы к полету, кони — оседланы, гончие — некормлены. Кроме того, помытчики должны составить маршрут охоты в своих помчищах. Также была обговорена полевая кухня и достаточное количество провизии: все-таки, не на часик они выезжают в охотничьи угодья. Предвкушение захватывает Чанбина целиком, и он полночи не может уснуть. В Вессале охотятся редко за неимением пышных густых лесов, и возможность не только выбраться за стены замка, ставшие скоро скучными и не вызывающие интереса, вдохнуть свежего воздуха и поглядеть на светло-желтое весеннее солнышко, но и поучиться у более опытных господ мастерству, вызывает у принца самое настоящее детское любопытство. Шепот ветерка и переливы трелей жаворонков донимают его до самого раннего утра, и Чанбин забывается недолгим крепким сном.***
Раннее утро знаменуется быстрым легким завтраком и скорыми сборами. По настоянию Дональда, камердинера теперь Хенджина, они одеваются в теплые серые наряды и надевают мягкие шляпы — лишь из соображений не простудиться. Кони ждут их в стайнях, ловчие птицы послушно ждут отбытия в клетках, и гончие готовы к поездке. Чанбин спускается к конюшням едва ли не первым: Джисон застрял в своих покоях, запутавшись в одеждах, а Хенджина прямо на лестнице остановили стражники для доклада о нынешней обстановке. Король Райно прибывает в стайни раньше всех, самолично седлая своего вороного жеребца. Ранее редко бывавший на охоте, принц диву дается, узрев количество задействованных в этом увеселительном мероприятии эльфов. Он предполагал, что из замка их выдвинется не боле десяти-пятнадцати персон, но на деле все оказывается иначе: вместе с охотниками, сокольниками, приказчиками гончих, поварами и прочими слугами Чанбин насчитывает ровно тридцать душ. — Это еще мало, — снисходительный тон голоса Хенджина вызывает у вессальца желание закатить глаза, но он удерживает себя от этого. Они знакомы достаточно времени, чтобы Чанбин хорошо узнал юношу и сочувствовал ему в свалившихся на белокурую голову обязательствах, однако высокомерия, сочащееся отовсюду, с годами не поубавилось. Того гляди, совсем загордится, ежели жители города изберут его мэром. — В лучшие годы дядюшка звал всех своих друзей с семьями, и число «охотников», — на секунду пальцы Хвана отпускают поводья бурого породистого коня, чтобы изобразить в воздухе кавычки, — переваливало за сотню. — Сотня? Недурно, — хмыкает подоспевший король Райно. Волосы его под палящими лучами весеннего солнца переливаются алым, а янтарные глаза и вовсе кажутся желтыми, как лепестки керрии. Вороной конь его грозно взирает на путников, перебирая сильными ногами. — Мой покойный батюшка был охоч устраивать развлечения в своих угодьях. Помню, мальчишкой меня брали с собой, я всегда просился на бричку к заведующему охотой, и он мне рассказывал, как среди высокой травы находить мелких зверушек… Впрочем, к охоте страсти я никогда не питал. Мне больше по душе скачки. — В Тиол-Унде хорошо известны ваши публичные выступления, Ваше величество, — с важным видом кивает исполняющий обязанности мэра. Райно и бровью не ведет на очевидную лесть со стороны Хенджина. — Так вы, что же, и сами принимаете участие в скачках? — изумляется Чанбин. — Навроде того. Прежде, чем Джисон решает почтить их своих присутствием, Хенджин успевает отчитать какого-то щуплого мужчинку за то, что тот приготовил коляску для обратного пути в замок, дважды закатить глаза и трижды едва не свалиться с седла. Наконец, когда советник равняется с Чанбином, блондин отдает команду выезжать. Благоприятная для охоты погода поднимает принцу настроение. Он едет бок о бок с королем Райно, и они негромко переговариваются о старинных обычаях своих стран, удивляясь непривычному и новому, а заодно и обсуждают произошедшие за последнее время события. Недалеко впереди рысцой трусят лошади Джисона и Хенджина, о чем-то бурно спорящих. «Златовласое чудо! Не проспи, юнец!» — Да что они ко мне привязались! — возмущенно пыхтит вслух принц, дергая плечом. Довольная Тинвэ под ним радостно ржет: хозяин выполнил обещание о долгой прогулке. — Ваше величество, вас часом не донимают духи? — Духи? — король приподнимает аккуратные брови. — Нет, я живу с ними в полной гармонии — игнорирую. — Вот как. — Возвращаясь к теме нашего разговора… — молодой монарх отгоняет мошкару, позарившуюся на его пышную багряную шевелюру. — Карис сказала вам, что разбойники были одеты в черное, так? — Верно. Чанбин прищуривает глаза, глядя далеко вперед. Кроны лиственницы уходят вверх, бросая на путников тень, и высоко в ветвях шелестит проказник-ветер. Березы и клены шумят, переговариваясь на своем древнем наречии, что в нынешние времена печально позабыто. Что-то беспокоит его, не давая расслабиться, вот только он не может понять, что именно. — Могут ли это быть те же бандиты, напавшие на Западные ворота и похитившие наших людей?.. — рассуждает король негромко, опасаясь, что их подслушают. — Я уже размышлял об этом, — принц оглядывается по сторонам, вглядываясь в березовую рощу. — И к какому выводу пришли, Ваше высочество? — Либо это одни и те же эльфы, каким-то чудом сумевшие за такое короткое время пройти несколько лиг пешком, либо это два разных лагеря, делающих общее дело. — Хм… — Нужно бы послать пару эльфов на постоялый двор, проверить, как хозяйки, не случилось ли чего… К тому же, мы так быстро снялись с места, что не заплатили. Негоже королевским особам прослыть плутами. Райно задумывается, и янтарные очи его опускаются на сжимающие поводья ладони. Шелест листвы вокруг перекрикивают какие-то местные птицы, порхающие с ветки на ветку. Тонкие березовые ветви под их незначительным весом несильно прогибаются, щекоча молоденькими, только-только проклюнувшимися от зимней спячки, листьями лицо. Ласковые прикосновения их вынуждают Чанбина прикрыть веки, вслушаться в бормотание древнейших деревьев и с упоением почувствовать дыхание красавицы-весны. — Красота здесь какая… — тихо, под нос бормочет принц, ощущая размеренное сердцебиение в грудной клетке. Скука и тоска по дому отступают, давая заботливой природе-матушке взять свое. Чанбин отметает тревожные мысли далеко-далеко, наслаждаясь прогулкой, что вскоре превратится в настоящую соколиную охоту. Тесноватая доселе лесная тропинка при встрече с пшеничными пашнями ширится, и вскоре принц и король нагоняют все еще спорящих Джисона и Хенджина. Чанбин дергает поводья, и Тинвэ встает в ряд подле блондина. — Господа, не будете ли вы любезны отложить ваши разногласия и насладиться сим увеселительным мероприятием? — миролюбиво обращается к эльфам монарх, не забыв натянуть на губы дежурную улыбку. Сам Райно пристраивает своего вороного коня в ряду возле Хана. «Кто бы сомневался. Голубки…» — Мы еще не договорили, — цедит сквозь зубы советник, и Чанбин не может не удивиться тому, с каким негодованием друг детства глядит на временного градоначальника Тиол-Унда. Какая муха его укусила, и чем его так обидел Хенджин? Непонятно. Спереди слышится свист: это помытчик дает им сигнал о том, что они достигли нужного места. Экипаж с провизией и сосудами для приготовления пищи тяжело ухает при остановке. Ловчие птицы в водруженных на бричку клетках издают звуки, достойные настоящих хищников; перья их бьются о железные прутья в ожидании полета. — Должен вас предупредить, господа государи, что в этом месте водятся не только пернатые, но и мелкое зверье, — предупреждает их честную компанию помытчик. То есть невысокий, коренастый эльф-карья, гладко выбритый и одетый в подобающие охоте одежды. — Куньи, зайцы всякие, некрупные косули. — Ох, и развлечемся сегодня! — хмыкает задорно Джисон, потирая ладони. — Говорите так, будто в Вессале каждый день на охоту выезжаете, — беззлобно подкалывает друга принц. — Ничего вы не понимаете, Ваше высочество. Меня невероятно прельщает сам факт такого времяпрепровождения — вне каменных стен замка, на природе… И только попробуйте возразить! Я вас, Ваше сиятельство, достаточно хорошо знаю. — А меня сегодня, господин советник, все еще не почтили новым титулом, — фыркает король Райно, непринужденно встревая в их разговор. Его надменный вид — лишь показуха; застрявший за документами временный мэр смеряет монарха с ног до головы недоверчивым взглядом, надеясь, что этого никто не заметит. Однако, от зорких янтарных очей шерквистца это не ускользает. А Чанбин лишь сейчас припоминает, что чуть больше недели назад у короля и советника разгорелся нешуточный спор за игрой в «вельможу», в котором Джисон проиграл. Видать, свое обязательство он исправно выполняет. Что ж, Хан всегда был ответственным малым — по крайней мере, пытался изо всех сил. — Погодите чуток, Ваше превосходительство, — почтенно склоняет голову советник. Его медные волосы рассыпаются, поблескивают на солнце мандариновым цветом, слепя глаза. — Еще не было времени сегодня предаться этому увлекательному занятию. «Ох, как дерзит!», улыбается Чанбин. Когда-то давно, во времена их предков, за подобную наглость лишали головы. Но король Райно всего-навсего приподнимает свои тонкие брови и будто бы покровительственно улыбается нахалу. Должно быть, наблюдающему с земли такое вольготное поведение знатных особ помытчику все это кажется не столько странным, сколько чудным и интересным. Что уж говорить о других эльфах, отправившихся с ними на охоту: сокольники, повара, держатели гончих с любопытством глядят на их квартет, даже не пытаясь скрыть заинтересованность. — Буду ждать с нетерпением. Кокетливость в тоне Райно не спутать ни с чем. Спешившийся недалеко оруженосец Ян Чонин тактично кашляет, обращая на себя внимание правителя. — Ваше величество, думаю, нам пора выдвигаться. — Да, Ваши сиятельства, самое время, — подхватывает его мысль помытчик. И они выдвигаются на ловлю птиц. Ловчих выпускают из клеток, и те, отрадно курлыча на всю округу, стремительно улетают ввысь. Их тушки быстро теряются на фоне чистого синего неба, так напоминающего принцу родное море, устланное барашками-волнами. Отбросив сантименты, Чанбин пускает Тинвэ рысцой вслед за опытным охотником, а следом за ним тянутся и остальные: и Джехван, и капитан стражи Шерквиста Ли Донхек, и Ян Чонин. Хворь его за прошедшие дни перестала устрашать каждого, кто видел его мальчишеское лицо в потемках, что придворный лекарь мог объяснить лишь искусно выполненному лекарству из смеси неизвестных ему трав. Вооружившись карабином, вессалец тщательно осматривает проплывающие мимо заросли и деревья. Он видит пробегающих по стволам белочек, чья шерстка выкрашена в схожий с шевелюрой Джисона оттенок; мелких птиц — вьюрков, дятлов и прочих неизвестных ему пернатых; и таинственные переплетения плющевых лоз, ползущих по толстым дубовым и кленовым стволам. Привыкший к степной местности и лишь изредка бывавший в рощице неподалеку от замка, Чанбин пытливо всматривается в творения богини Ифарис. «Ты в наших владениях, юнец» Шепот духов не прекращает преследовать Чанбина на протяжении всей охоты. Ах, как было славно, когда они не потчевали его своим присутствием! Никто не копошился в его голове, без особых усилий считывая мысли и чувства, никто не беспокоил его посреди ночи заунывными речами и не обзывал его… «Не наглей, мальчишка!» — Да что я вам сделал-то?! Тинвэ вдруг ведет немного в сторону, и Чанбин едва не сваливается с седла, когда лошадь оступается. Благо, несчастье обходит его стороной, и он удерживается, лишь немного испугавшись. Ему доводилось и раньше падать с кобылы, особенно в дни, когда Джехван учил его быть настоящим наездником, но неожиданность нынешняя вынуждает крепче сжать поводья и прижать ноги к лоснящимся от солнца белесым бокам лошади. — Все в порядке, Ваше высочество? — обеспокоенно интересуется подоспевший Джехван. — Да-да, не переживай. Тинвэ оступилась. Для нее эта дорога в новинку, сам понима… Окончание предложения теряется в резком толчке: кобыла срывается с места, едва не сбросив принца со спины. Сердцебиение ускоряется до неслыханного ритма, и Чанбин в самый последний момент хватает выскользнувшие из пальцев поводья. Тинвэ как будто подменили: кобыла никогда не подводила принца, слушаясь каждого слова и отвечая на ласку и заботу верностью. Не свойственное ее пусть и озорному, но смирному нраву беспокойство и какое-то… безумие, ужасают Чанбина до чертиков. — Стой, родная! Тпру-у! — сжимает он ее загривок, ощущая под пальцами жесткую белесую шерстку. Икры от напряжения пронзает болезненной судорогой, и Чанбин стискивает зубы, чтобы позорно не застонать. Тинвэ проносится мимо охотников, в замешательстве провожающих удивительное зрелище взглядами, и уносит Чанбина куда глаза глядят. Скоро их встревоженные оклики стихают меж шелестом листвы, а обитатели леса прячутся. Принцу кажется, будто на небо наползает грозовая туча — темная и огромная, предвестница жуткой грозы. По вессальским поверьям, любой шторм и грозы приносят одни лишь несчастья, а от жутких столкновений туч вырываются из подземных темниц павшие, злые духи. Чанбин безуспешно пытается остановить Тинвэ, мчащуюся вдаль без намека на послушание. Настоящий первобытный страх захватывает его в свои сети, не давая возможности собраться с мыслями и принять какое-никакое решение. Он в растерянности не может даже смотреть по сторонам, ощущая, как руки от напряжения немеют, а кобыла даже не думает останавливаться. Он не может понять, как долго они едут по лесу, но скоро осознает, что они давным-давно выехали за пределы охотничьих угодий, ведь лес вокруг становится совсем иным: более мрачным, пугающим. Небо над головой стремительно темнеет. Ритм сердца сбивается с каждым ударом, и кровь клокочет в жилах подобно извергающейся лаве. — Да что же это творится… Вессальцу кажется, что он начинает терять связь с миром. Глаза то и дело закрываются, лишая его возможности смотреть вперед, а в ушах стоит непреодолимый шум — духи наперебой что-то кричат ему, но он не в силах разобрать ни слова. Внезапно Тинвэ замедляется и почти мгновенно останавливается, что тело Чанбина по инерции выбрасывает вперед. На долю секунды потеряв равновесие, он видит лишь налившиеся кровью глаза кобылы, а затем падает на землю, больно ударившись затылком о какой-то булыжник. Чанбин лишается чувств на неопределенное время. Последнее, что он помнит перед тем, как теряет сознание — чьи-то белокурые локоны, теплые руки и фразу, которую произносят собственные уста: — Жаворонки прилетают первыми…