Лестница

Лера стоит возле кухонного гарнитура и ждёт, пока её еда наконец-то погреется в микроволновке. Квадратная аппаратура забавно трещит, прокручивая стеклянную тарелку на куплере. Моторчик старательно работает, лишь бы оправдать свою цену. Ермолаева переводит взгляд с печи на окно в белоснежной раме. На улице солнечно, что не может не радовать людей, находящихся за периметром кирпичного дома в центре Коктебеля. Звонкое оповещение готового ужина. Девчонка томно вздыхает, поворачиваясь назад, а затем открывает дверцу, убирая пластиковую крышку, покрытую влагой и достает полуфабрикат. Слегка обжигает пальцы, но терпит, продолжая свой ход к столу, за которым часто любит сидеть. Деревянная поверхность видела всё: домашние задания со школы, слезы, злость, поцелуи на стуле, живущем по соседству. А сейчас… Видит новую эмоцию, которую Валерия не воспроизводила никогда. Тяжелое отчаяние. Такого не видел никто. Даже сама Ермолаева удивляется своему настроению, которое умудрился причинить один человек, живущий в доме напротив. Аккуратно приземлилась, открыла упаковку до конца, взяла вилку в руку и посмотрела в отражение, разглядывая себя. Голубые глаза, копна веснушек, что потемнела с приходом весеннего солнца, волосы рыжего цвета и нос с горбинкой, который ей всегда нравился из-за общего вида на лице. Втыкает вилку в курицу, затем накалывает туда же кружочек моркови, отправляя всё в рот. Тщательно пережевывает, а потом слышит легкий стук по входной двери. Такой… Четкий, грубоватый. Будто, ожидающий с противоположной стороны слишком зол. Вряд ли это родители, уехавшие на дачу пару часов назад. Проглатывает пищу, медленно шагая к двери. Стук продолжается, а она молчит как рыба, понимая, что слишком расстроена для простого вопроса: «Кто там?». Смотрит в глазок, отмечая до боли знакомую светловолосую макушку. Проворачивает замок, встречаясь с серо-голубыми глазами. Теперь молчат вместе, а затем Лера быстро разворачивается на пятках, протягивая правую руку к кофте, что весит на вешалке. Накидывает сверху, не забывая про капюшон, который часто носит на голове. Выходит, закрывает дверь и спускается по лестнице, доходя до второго этажа. Садиться на грязную ступеньку, продолжая пилить Борю взглядом. Он опускается рядом, складывая свои руки в замок. Хэнк размышляет про себя, не понимая: зачем он вообще пришёл. Продолжал бы дальше сидеть на диване, залипая вместе с отцом в телевизор. Но нет. Надо было встать, надеть свою синюю кофту, купленную в интернет магазине, а потом крикнуть Константину Анатольевичу что-то неразборчивое, выбегая из квартиры. И вот сидят два человека. Любят друг друга до боли в животе, где бабочки красиво машут крыльями, царапая внутренности. В основном задевают легкие, заставляя тяжело дышать, потому что слова до сих пор не могут лечь на язык, а потом произнестись вслух, нарушая подъездную тишину. Казалось, будто соседи тоже замерли, застыли в моменте, ожидая исхода событий пары, сидящей на ступеньках второго этажа. Ермолаева сильнее натягивает капюшон, пряча глаза, чтобы точно не начинать говорить первой. Во всем происходящем виноват именно Хенкин, решивший жить по своим правилам, не включая туда ещё одного человека. Боря нестабильный, неуверенный в себе. Хотелось вернуться в прошлое, прописывая с правой человеку, который придумал это ебанное «не», что часто мелькает на страницах учебников по русскому языку. Его, кстати, вела молодая учительница, что симпатизировала Хэнку. Парню нравилось гулять, читать книги, смотреть любимые сериалы и изучать кодекс, чтобы стать таким же как отец: черствым сухарем, не любившим никого кроме себя. Так и получалось. Всё совпадало. Кроме последнего. Любил двоих людей, не пытавшись разобраться в себе, а сейчас пришел как дурак, продолжая молчать подобно девчонке, спрятавшей глаза под тканью кофты черного цвета на молнии. Оба учатся в параллельных классах. Оба любят таскаться за лучшими друзьями. Оба сидели по углам, распивая алкогольный напиток. Оба познакомились, а потом сидели в этом же подъезде, разговаривая по душам. Забавно. Сейчас уже не учатся, не таскаются за друзьями, не пьют спиртное, но сидят в подъезде. Также. Оба. Правда молчат, набрав в рты по стакану воды обид и неразберих. А всего лишь стоило идти за друг другом по лестнице с большими ступеньками. Не сбиваться на ходу, отвлекаясь на всяких учительниц, у которых имеются дети от других мужчин, но Боре до этого дела нет. Ему лишь бы подраться за неё, пригласить обидчика на дуэль, а потом ранить противника, побеждая собственное эго, что в итоге никак не подтвердилось. Только усугубило ситуацию, прокручивая сознание на все триста шестьдесят градусов. Сейчас, сидя на этой грязной ступеньке — он наконец-то всё понял. Размял затекшие ноги и пошагал дальше, переступая каждую преграду, а затем догнал девчонку с голубыми глазами, которая ждала его всё это время, находясь в полном одиночестве. Повернул к ней голову, аккуратно снял капюшон и затянул в поцелуй, прижимая к себе. Она ответила взаимностью, зарывая пальцы рук в светлых волосах. — Я люблю тебя, Лер, — прервал тишину Хенкин, сталкиваясь лоб в лоб с ней, а затем заметил одинокую слезинку, упавшую на небольшой слой пыли с грязью.