Перемены. Последняя битва

      Каким-то невероятным образом Гермиона умудрялась получать газеты с совами. Как они находили её хижину, я не знал. Ежедневный пророк поддерживал Министерство и списывал массовые убийства магглов на что угодно — на мафию, преступные группировки, непредсказуемую английскую погоду. Придира был полной противоположностью — вещал о том, что во всём виноваты Пожиратели Смерти, даже в том, что сезон спаривания иглобрюхов сдвинулся на неделю. Но в целом новости были тревожными — страну потрясали новые указы Министерства, а добровольные отряды «миротворцев» мелким чесом проходили по северу Шотландии. Егеря были в Килбраере. Городишко уцелел, магглов не тронули, но лес прошерстили знатно. Гермиона навела все чары, что знала, на свой дом, так что ищейки даже носом не повели.       К выходным ситуация накалилась. То и дело за окнами мелькали подозрительные личности, а в небе я заметил дементора. — Пора это заканчивать. Этот безумец просто убьёт всех на острове. И магов, и магглов, — проворчал я.       Гермиона кивнула, и в тот же миг на крыльце послышались шаги. Мы вскочили одновременно, выбежали в холл и уставились на огромного оборотня, застывшего на пороге. Тварь оскалилась и бросилась на нас.       Я ушёл перекатом по полу, бросил заклинание с правой руки, но оно отскочило. Гермиона пыталась опутать его веревками, зверь с лёгкостью порвал их. Оборотень скакал за мной по комнате, оставляя глубокие царапины от когтей на дереве, а Гермиона швырялась в него заклинаниями. У меня самого атакующие заклинания выходили через раз, но отсутствие палочки не играло никакой роли. Они просто не получались. Я понимал, что долго так продолжаться не может. Волчьи зубы клацнули в дюйме от моего хвоста. Я не хотел расставаться со своенравной конечностью, как бы она меня не бесила иногда. — Попробуй что-нибудь другое! — крикнул я, а сам быстро соображал, что делать. Через открытую дверь кухни увидел пару добротных табуретов и трансфигурировал их в змей. Гермиона очень удачно приложила чудовище особо крепким ступефаем, деревянные змеи опутали его целиком и застыли. — У тебя есть столовое серебро? — спросил я у девушки. Она посмотрела на меня как на идиота. — Гарри, у меня приборы трансфигурированы из опилок! — У меня их вообще нет! Всё застряло в гребаном нигде! Погоди…       Я знал, она думает о том же, что и я. Мы слишком часто сливали свои мозги в общую миску.       Я махнул рукой, и деревянный пирожок с волчатиной поплыл за мной по воздуху к огрызку особняка. Гермиона принесла из кабинета серебряный нож для писем и заострила его. Дверь в подвал перед нами услужливо распахнулась. — Идём. — Но я же… — Ты сама знаешь, что так надо. Давай.       Мы спустились вниз, я выложил свою ношу на камень. — Давай, положи рядом свой камушек, я уверен, что ты уже завела себе.       Гермиона, стесняясь, сняла с шеи подвеску с янтарем. — Зато самородок, — буркнула она.       Я пожал плечами. Алтарь можно было сделать хоть из гранита, это не имело значения. Просто богатые рода предпочитали использовать драгоценные камни. Наверняка, у Малфоев родовой камень выращен из алмаза. — Посмотри на меня, я не помню в точности, что надо делать.       Мы застыли друг перед другом, снова сливаясь разумами и магией. Гермиона читала «Домоводство» в моих воспоминаниях, словно сама держала книгу в руках. Я вспоминал прочитанное вместе с ней.       Она потянулась обратно, и я закрыл глаза. — Освободи его голову и шею, — попросила она. — Только смотри, чтобы не укусил.       Я соорудил ему деревянный намордник. Тварь пришла в себя и яростно дёргалась, пытаясь выбраться. — Всё время держи меня за руку, — попросил я Гермиону. — Ни в коем случае не разрывай контакт. Она кивнула. Я взял серебряный нож, подруга накрыла мою ладонь холодными пальцами, мы вычертили на лбу оборотня первую руну… Отрезанную голову оборотня мы повесили в холле, справа от кухонной двери. Теперь у хижины Гермионы был настоящий защитник — сильный альфа волк, раннее известный в магическом мире как Грейбек. Древний, запрещённый ритуал разделил сущности, отправив дух волка навеки служить новому дому и будущему роду. Человеческую же часть алтарь принял в качестве жертвы, и я смог вернуть себе первый этаж. Теперь в особняке не было второго — гостевого — этажа, зато было всё, что мне нужно, а остальное мы найдём потом, если захотим искать. В сущности, я мог сейчас переделать дом в такую же избушку, как у Гермионы, но мне нравились эти тёмные коридоры, старые портьеры и антикварная мебель. Леди Вальбурга орала на меня как в старые добрые времена. Она боялась, что дом так и пропадёт в нигде, и будущему поколению Блэков не останется даже памяти о предках. — Я не чувствую вины за содеянное, — сказала Гермиона, любуясь клыкастой башкой. — Ты заразил меня своей нечеловечностью. — А ты меня — человечностью, — буркнул я в ответ. Нет, мне не жалко было Грейбека, эта тварь заслужила свою смерть. Я переживал за другого человека, хотя и понимал, что на него в данный момент не ведётся охота всеми егерями и наемниками страны.       Утром Гермиона нашла меня на заднем крыльце своей хижины. — Это кто? — спросила она. — Это Фрэнсис, — я махнул рукой в сторону белого кролика, спокойно жующего траву на пенёчке напротив крыльца. — Откуда? — Поймал. Хотел потренироваться на нём.       Подруга вопросительно уставилась на меня.       Я взмахнул с трудом найденной волшебной палочкой и послал в кролика экспульсо. Гермиона вскрикнула, но из палочки вяло прыснули искры и ничего не случилось. Я отложил её в сторону, навёл указательный палец и крикнул «бомбарда». Пень под кроликом дрогнул, по шерсти пробежался ветерок. — Вот и закончилась моя карьера победителя Тёмного Лорда, — хмыкнул я. — Я не могу применить ни одно атакующее заклинание к живому существу. Я, конечно, при особых обстоятельствах могу принести его в жертву серебряным ножом на алтаре или запечь в духовке, от голода свернув шею голыми руками… Но магией я могу просто уронить пень на Фрэнсиса, однако, не горю желанием. — Если ты пришибёшь сам-знаешь-кого камнем, хуже ты от этого не станешь. — Пожалуй, поступлю как Элли, размажу его по асфальту своим летающим домиком. А потом пойду по дороге из жёлтого кирпича к доброму волшебнику Гудвину и попрошу у него мозгов. — Почему мозгов? Ты же не Страшила, — хихикнула Гермиона. — Снейп всегда говорил, что именно их мне и не хватает.       Девушка весело рассмеялась, легонько потрепала по пушистому уху. — А что теперь делать с Фрэнсисом? — Да пусть живёт здесь. Он милый, правда? Я бы назвал его «Антиснейп», но «Фрэнсис» ему идёт больше. — Ты два раза за одну минуту упомянул профессора, — нахмурилась Гермиона. — Что произошло?       Я покачал головой. Не говорить же ей, что слишком часто думаю о нём.       Август стремительно заканчивался. Волдемортовские ищейки ушли из Килбраера, Придира резко изменил направленность статей, полностью переключившись на невероятные чудеса, жизнь и повадки неведомых существ. Я так понял, Лавгуда припугнули. Мне было не по себе. Я проводил часы в меланхолии, наблюдая интересный эффект облаков — небо разрезала невидимая линия, моя ошибка в разворачивании складки. Кусок плывущего с запада на восток облака внезапно появлялся над домом ещё до того, как оно добиралось до этой линии. Больше всего это напоминало криво склеенный кадр или отражение в двух кусках зеркала. А иногда моя суть брала контроль над телом, и я носился по лесу, бесшумно ступая по траве, ловя запахи растений и живых существ.       Я не хотел участвовать в войне, не хотел убивать Волдеморта, но, видимо, мне придётся. — Я поеду в Хогвартс, — сказал я Гермионе за завтраком. На календаре было 30-е августа. — Нет! — воскликнула она. — Успокойся, я пойду под чужой личиной.       Девушка нахмурилась. — И кого же? — Забини. Его мать итальянка и, не сказав никому, она с сыном вернулась на родину. — Но это. — Опасно? Не начинай. Я буду возвращаться сюда как можно чаще. — Это из-за обмена? Я не подхожу, да?       Я обнял девушку и тут же отпустил. — Нет, это потому что мне не безразлична судьба Хогвартса. — Ты идёшь за ним, верно? — грустно улыбнулась она. — За Снейпом.       Я пожал плечами. Зачем она вообще спрашивает? Она и так всё знает. Мы обменивались с ней и после Снейпа, так как это оказалось полезно для нашей магии. Я не препятствовал её разуму, который проникал в мой по привычке, сливаясь в одно существо. Только всё, что касалось наследия, было ей недоступно. Эти воспоминания были скрыты даже без моего участия. — Береги себя. И почаще присылай Кричера с новостями. — Обещаю.       Первого сентября я стоял на вокзале Кингскросс и уныло смотрел на платформу перед красным поездом. Гермиона написала нескольким знакомым, и в этом году практически все магглорожденные ученики отсутствовали. Первокурсников сторожил я сам — одиннадцатилетним детям сейчас было противопоказано попадать в волшебный мир.       Как только одинокий растерянный ребёнок попадал на платформу, я подходил к нему и спрашивал, кем являются его родители. И если они были магглами, я разворачивал его назад и впихивал в руку бумажку с номером телефона, адресом и кодовым словом.       «В следующий раз на поезде поедешь, малыш», — ухмылялся я.       Гермиона придумала это буквально за два дня и развила сумасшедшую деятельность. Номер принадлежал юристу-сквибу, работавшему с Гринготтсом и маггловскими банками. Мистер Стокер имел клиентуру как раз среди магглорожденных волшебников, объясняя им финансовые нюансы взаимодействия двух миров. Но главным преимуществом мистера Стокера было то, что его офис был в маггловской части Лондона, совсем недалеко от вокзала, и туда могли прийти и позвонить магглы. По нашей просьбе и щедро оплаченному чеку немолодой юрист, знавший не понаслышке о первой магической войне с Волдемортом, согласился переправлять все входящие запросы под кодовым словом «Феникс» на другой адрес, а так же помочь одиноким детям пройти через его камин в безопасное место.       Оказалось, что Андромеда и Тед Тонксы живут в обычном доме в пригороде Манчестера и согласились приютить всех первокурсников, кто попадёт к ним по наводке Гермионы. Кузина Сириуса была выдающейся волшебницей, а её муж — очень мудрым мужчиной-магглом, которые могли позволить себе приютить у себя десяток детей и дать им знания за первый курс. А если надо, то и за второй-третий.       Когда раздался второй свисток, я запрыгнул в вагон и покинул Лондон, искренне надеясь, что сделал всё, что было в моих силах.       В поезде я нашёл свободное купе, коих нынче было с избытком, и проспал почти до самого Хогсмида.       Я прибился к знакомым семикурсникам-слизеринцам, сел с ними за стол и весь ужин пялился на нового директора школы. Снейп был бледен, предельно собран и внешне невозмутим. Но я чуял запах его ненависти, злости и отчаяния. И видел, как он бросил короткий взгляд в сторону Гриффиндорского стола. Весь остальной педагогический состав поглядывал на него с презрением и страхом. Выражение лица МакГонагалл было непередаваемым — словно кто-то сунул ей в рот лимон и одновременно наступил на хвост. Кое-как затолкав в себя кусок пирога (не чета килбраерским!), после ужина я пошёл вместе с ними в подземелья.       Расположение своей спальни мне подсказал сам Блейз, потому я быстро спрятался за пологом и наложил все необходимые заклятья.       В очередной раз вдовствующая сеньора Забини не сразу ответила на моё письмо, она просчитывала варианты. Но её семья в Британии насчитывала всего два человека — её и обожаемого сыночка, а ситуация была такова, что дальше держать нейтралитет становилось всё сложнее. Моё анонимное предложение заменить её сына в школе и поддерживать его репутацию оказалось как нельзя кстати — из-за того, что Драко выбыл из игры, факультету требовался новый лидер, и Блейз был в первой тройке кандидатов. Я обещал не порочить репутацию её отпрыска и придерживаться выбранной роли, при этом исключив возможность для настоящего Блейза серьёзно пострадать. Женщина согласилась, прислав мне амулет смены личины, настроенный на её сына. Я был уверен, что она обеспечит достойное алиби Блейзу на любой случай, даже если я погибну. Я не возражал, я честно признался, что сам являюсь скорее сторонним наблюдателем, и моя миссия состоит в том, чтобы дети не пострадали. Кажется, она приняла меня за аврора или невыразимца, но поступила так, как мне и надо было.       Моим соседом по комнате оказался Тео Нотт, парнишка немногословный и вообще себе на уме. Он был интровертом, замкнутым и скрытным. Его половина комнаты была завалена свитками и заготовками для артефактов, отчего я решил, что из тройки слизеринских лидеров его можно смело исключить. Тео интересовала сама магия, а не мир вокруг.       Старостой взамен Малфоя был назначен Доминик Скратчет, пятикурсник, полукровка, но из старого семейства. Панси Паркинсон осталась старостой из девочек и именно она переняла на себя обязанности Драко.       В школе появились двое новых преподавателей — брат и сестра Кэрроу, достойные продолжатели дела Амбридж и покойного Крауча-младшего. Снейп стал директором школы и весь преподавательский коллектив бросал на него полные ненависти взгляды, но вслух высказывать свои претензии они боялись. Кто-то ненавидел его за убийство Дамблдора, кто-то за предательство светлой стороны, а Кэрроу — за невозможность пытать учеников как им вздумается.       На второй неделе обучения я понял, что меня так смущает — Панси по вечерам вела проволдемортовские диспуты, а днём Кэрроу, двое его верных слуг, всячески отвращали публику от Лорда. В середине сентября чистокровный третьекурсник, получивший за неуместный вопрос от Амикуса Кэрроу порцию непростительного, спросил у Панси, а в чём, собственно, разница. — Я из младшей ветви одной из священных 28-ми фамилий. Мой род берёт начало от потомков Рэйвенкло. Если я назову своим Лордом сами-знаете-кого, могу ли я рассчитывать, что получу в два раза меньше круцио, чем безымянный полукровка из Хаффлпаффа? — спокойно спросил мальчик. По его лицу я понял, что именно эта священная фамилия, если раньше и была в нейтралитете, то сейчас резко перешла в оппозицию.       Панси замялась с ответом, сменила тему.       На следующий день я заметил, как она по стеночке возвращается в гостиную. Лицо её было потным и бледным, руки дрожали, а со сжатых губ срывались проклятия. Я подошёл и подхватил её под руку. — Тяжело работать с безумцами, да, Панси? — ехидно спросил я. Девушка подарила мне ненавидящий взгляд. — Ты не сможешь всегда оставаться в стороне, Забини, — прошипела она. — Однажды нам всем придётся принять сторону. — А кто сказал, что есть всего две стороны? — подмигнул я. Панси хрипло рассмеялась, а затем заплакала. Я подождал конца истерики, а затем завёл её в гостиную. Взяв себя в руки, она убеждала слизеринцев, что Тёмный Лорд будет милостив к своим сторонникам, что, пройдя все испытания, мы придём к власти над миром, магическим и маггловским. Я стоял в тёмном углу и кривил Блейзовы губы — один из самых близких сторонников Волдеморта сейчас глотал зелье собственного приготовления, способное снять последствия круцио. Ещё, пока я вёл Панси до гостиной, я услышал, как Снейп вывалился из камина на пол своего кабинета в лучших традициях Гарри Поттера — лицом об пол — и стонал как раненый олень. Стены подземелья превратили звук в потусторонний вой, но я не обманулся.       Новый директор не отказался от своих покоев в подземельях, а потому я, проходя мимо, мог иногда слышать его. В основном, ругань.       Кричер приносил мне отчёты Гермионы за неделю.       Девушка была занята исследованиями по крестражам, их созданию, использованию и уничтожению. Её окончательный вывод был лаконичен: нельзя иметь больше одного крестража и оставаться вменяемым человеком. Ритуал, при котором создаётся крестраж, сопровождается убийством волшебника или магика, чтобы энергии хватило на разделение сущности того, кто проводит обряд. После гибели обладателя крестража его часть души, которая выходит из тела в момент смерти, стремится не за грань, а к своей второй половине, тем самым снова обретая целостность и стабильный шанс на возрождение. Но семь крестражей — это, фактически, мозайка, которую собрать невозможно. Особенно теперь, когда половина кусков уничтожена. Ахернар Блэк уже объяснял мне это, но использовал гораздо больше непонятных слов, а в конце концов просто сказал, «уничтожь эту тварь».       Поняв для себя главное, Гермиона переключилась на первокурсников, попавших к Андромеде. С помощью благословенного «Домоводства» подруга соорудила себе камин и настроила его в обход сети напрямую к Тонксам. И теперь занималась любимым делом — лекциями, наставлениями и нравоучениями для тех, кто не мог ей возразить. Я испытывал зависть и жалость к первокурсникам: с одной стороны, они воспитывались вне всякой факультетской вражды, а с другой — их учителя были теми ещё занудами.       У меня было время задуматься. Гермиона на глазах оживала. Она уже совсем не напоминала ту испуганную девчонку, что пришла ко мне на Гриммо. Теперь её энциклопедический мозг был крепко связан с нечеловеческим восприятием мира. Я нечаянно научил её смотреть своими глазами, и теперь она не цеплялась за книжное слово, а видела магический мир таким, каков он есть на самом деле. Она жила в уединении с магическим существом полтора месяца и теперь, оказавшись в доме Тонксов, могла увидеть огромную разницу между всеми нами — магглами, волшебниками и магиками. Я был уверен, что мозг её сейчас работает на максимальных оборотах, систематизируя информацию. Мне же снова пришлось окунуться в волшебный мир Хогвартса, и я понял, что после того, что должно здесь произойти с моим участием, я навсегда вернусь в свой неприветливый особняк на берегу холодного озера. Слишком много людей, существ, животных… их ауры перемешивались, их магии сталкивались, их запахи… лучше не думать про запахи. Я благодарил Мерлина за такого соседа как Тео. Он никогда не подходил близко и не навязывал своё общение, но всё равно я не чувствовал себя в одной комнате с ним комфортно. Единственный человек, чьё общество меня интересовало и чей запах манил, был недоступен. Я не раскрыл свою личность новому директору, словно ждал, что он сам меня учует неведомым образом.       На Мабон я прогулял все занятия после обеда и взошёл на тот холм, где мы праздновали Белтайн весной. Собрал по пути редкие колосья дикой пшеницы, ветки вербены, неспелые ягоды рябины. С обеда прихватил с собой фрукты, свежий хлеб и тыквенный сок, будь он неладен. Сплёл венок из желтеющих листьев и уселся в центре холма. На втором куплете мой хвалебный катрен подхватил высокий женский голос, а затем и мужской. До заката мы втроём благодарили год, урожай и магию за их дары. Я обернулся и увидел Полумну и Невилла. — Здравствуй, — спокойно сказала девушка. — Я знала, что мы не будем здесь одни.       Невилл молчал, даже не пытаясь как-то комментировать ситуацию. — Спасибо, — хрипло ответил я. — О, не стоит благодарности, — сказала Луна. — Друзья должны быть рядом, когда нужны.       Её спутник закашлялся, но ничего не сказал. Если Луна как-то раскусила меня, то Невилл просто доверял ей. Я бы очень хотел иметь такого партнера.       Я кивнул, вручил девушке пышный венок из листьев и вернулся в замок.