Ключ

      Следующую неделю все приёмы пищи Люцерис находился в одиночестве в своей комнате, и его это устраивало. К нему приходила только лишь Хелейна с детьми, а также мейстер. Может, оно и к лучшему. Видеть лишний раз лицо Эймонда было бы просто невыносимо больно. Люк не мог выходить из комнаты, да и в одиночестве находился достаточно долго, чтобы тщательно обдумывать план побега из замка. И всё же, пока он был сильно ограничен в своих действиях из-за сломанной руки, поэтому в любом случае придётся ждать выздоровления. В голове ежедневно крутились самые разные мысли, безумно хотелось отправить матери ворона, сообщить о том, что он живой. Может, тогда бы она прилетела в Королевскую гавань за ним, забрала к себе на Драконий камень… А что дальше? Дальше ему бы в любом случае пришлось воевать против своих дядей и тёти. Хелейне он не желал зла от слова совсем, она вообще не заслужила ничего, что произошло с ней. Потерять ребёнка — одна из самых страшных потерь для матери. Люцерис даже представить боялся, что испытала его собственная мать, когда узнала о его гибели. Да и погибшая Висенья подкосила состояние Рейниры. Мысли сумбурно сменяли друг друга в голове практически бессвязно, и он совершенно не понимал, как ему было бы лучше поступить. Забрать с собой на Драконий камень Хелейну с детьми? Это было бы довольно сложно, но вполне возможно. Но тогда погибнут все остальные, а Люцерис совершенно не хотел более проливать крови Таргариенов. Как бы он ни желал возмездия несколько лун назад, но с известием об убийстве Джейхейриса в его голове словно что-то щёлкнуло. Даже Эймонду он уже не желал смерти.       Хелейна сидела в комнате с детьми, пытаясь уложить их спать, но дочка напрочь отказывалась засыпать без сказки Эймонда. Она капризничала, ворочалась в постели и практически начинала плакать. Ни одно убеждение не могло её угомонить, как вдруг в дверь постучались. В помещение осторожно вошёл Эймонд, и Джейхейра сразу же успокоилась, протягивая к нему свои руки. — Как хорошо, что ты зашёл, — облегчённо выдохнула Хелейна. Эймонд подошёл ближе и, присев на постели, обнял свою племянницу. — Без тебя совсем не засыпает. — Ты чего маму не слушаешься? — сразу же строго спросил тот, однако в голове всё же послышались мягкие нотки. — Зачем расстраиваешь её?       Джейхейра отвела взгляд в сторону, ковыряя пальцами края одеяла, затем вскочила и накинулась на Эймонда с объятиями. Хелейна заулыбалась, с нежностью посмотрев на брата. Эймонд видит детей чаще, чем их собственный отец. Какая жалость. И всё же он оказался отличным дядей. — Мне иногда кажется, что она считает тебя своим отцом куда больше, чем Эйгона. — Неудивительно, — лишь проговорил Эймонд, доставая книгу со сказками и, открыв на нужной странице, начал читать малышке с выражением и расстановкой. Пока её брат помогал уложить дочь, Хелейна подошла к окну и задумчиво посмотрела вдаль, за море. Там вдалеке её разъярённая сестра, которая считает, что её ребёнка нещадно убили, и от этого было не по себе. Заговорить она смогла с братом лишь спустя полчаса, когда дочь спала мирным сном, уютно укрывшись под тёплым одеялом. Эймонд осторожно встал с постели племянницы, поставил книгу на место и тихо подошёл к сестре. — Почему они не хотят сообщать Рейнире, что Люк живой? — неожиданно спросила она, и от услышанного имени у юноши пробежали мурашки по спине. Опять сестра заговорила о нём. Подумав некоторое время, Эймонд поджал губы и мрачно повернул голову в сторону окна. Девушка ждала. — Если они сообщат ей, то она все свои силы бросит сразу на Королевскую гавань. Представь себе её гнев, когда она поймёт, что её сын здесь заложник, — ответил наконец тот, и Хелейна мрачно кивнула. — Этот гнев не сравнится с болью утраты сына. — Ты её защищаешь? — удивился Эймонд, не верящим взглядом окинув сестру. — После того, что она сделала с Джейхейрисом? — Я её защищаю только лишь потому, что знаю, каково ей, — задумчиво проговорила Хелейна, хотя всё же довольно свежая рана заныла в груди. — Скрывать от неё правду просто кощунственно. Она заслужила знать то, как обстоят дела на самом деле. И приказ отдала не она, а дядя Деймон. — Мне от всех их драконов отбиваться на одной Вхагар? — упорствовал Эймонд, считая нелогичным докладывать подобные новости врагу. Ведь это наверняка придаст ей сил и смелости. И гнева. — Глупая эта вражда, мы же одна семья, — говорила Хелейна, оглядываясь на спящих детей. Эймонд сложил руки возле груди, всё ещё глядя в окно. — Для чего это всё? — Для власти, сестра. Если бы она села на трон, то убила бы каждого из нас, — резко проговорил тот, и девушка на него скептично взглянула. От такого взора даже Эймонд неожиданно засомневался в своих словах. — Или ты иначе считаешь? — Боги указывают каждому свой путь. Кто-то выбирает путь крови, а кто-то — покоя. Если бы не решение матушки, то ни капли крови бы не пролилось. Не пришлось переживать боль утраты. Люк не мучился в попытках сбежать из замка. — Интересно, как он сбежит, когда за ним постоянная слежка, — хмыкнул Эймонд, присаживаясь возле камина. Хелейна поступила так же, поправляя подол тёмного платья. — Я бы могла ему помочь, к примеру, — она улыбнулась уголками губ, взгляд впился в играющие языки пламени. Эймонд вскинул брови. — Ты готова предать свою семью ради его спасения? К тому же, он здесь в безопасности, бежать отсюда — глупость. — Люцерис тоже является частью нашей семьи. И ты прекрасно это знаешь, Эймонд. Тебя вообще, вроде бы, раздражало его присутствие здесь? — Мне всё равно, пока я его не вижу, — лицо его исказилось в гримасе гнева. Но на кого он злился и сам не мог понять. То ли на Люцериса, то ли на себя из-за бессилия. Пожелав сестре доброй ночи, он вышел из комнаты и направился к себе. Избегая дорогу, которая ведёт через комнату Люцериса, Эймонд почти влетел к себе, начиная судорожно обдумывать услышанное сестрой.       Люцерис сидел в своей комнате безвылазно уже неделю, даже ел у себя по приказу Эйгона. Эймонд не видел его столько же, и почему-то было совестно. Неприятное липкое чувство в груди выбивало его из состояния покоя, младший Таргариен крутился по комнате, судорожно анализируя. Идея Хелейны о помощи побега Люцериса оказалась не такой уж безумной, ведь если бы Эймонд мог ему помочь сбежать, то Люк по дороге вполне себе помер бы… — Пекло! — выругался он, неожиданно испытав угрызения совести пуще прежнего. Ведь если он так его отпустит в свободное плавание, ещё и с переломами, то Люцерис точно погибнет. Нет, в этот раз Эймонд точно не станет виновником смерти Люка. Он едва ли смирился с мыслью о смерти Велариона ещё тогда в заливе Разбитых Кораблей, а теперь думать о потенциальном целенаправленном убийстве казалось просто невыносимым. Пару мгновений он ещё сомневался, однако затем практически вылетел из комнаты, направляясь к Люцерису. Безо всякого стука он влетел в комнату Велариона, который вздрогнул, стоя возле открытого окна и связывая все доступные ткани в одно подобие верёвки. — Седьмое пекло, ты больной?! — выругался Люк, собирая одной здоровой рукой выброшенный из окна самодельный трос. Эймонд закрыл за собой дверь, приближаясь к Люку с некоей агрессией. Ему было абсолютно всё равно на нелепую и наивную попытку Люцериса сбежать через окно на каких-то покрывалах со сломанной рукой. — А если бы я тут был голый? — Ты хочешь сбежать из замка? — игнорируя выпад племянника, сразу заговорил тот. Люцерис закатил глаза, и Эймонд задержал взгляд на порезе переносицы. — Конечно нет! Что ты, любимый дядюшка. Мне безумно нравится ваше гостеприимство, а уж условия какие! — нарочито дружелюбно говорил тот, и Эймонд схватил его локоть левой руки. Ещё год назад от такого у Люка бы колени задрожали, но не теперь. Он собственными глазами видел смерть, чего ему теперь бояться? — Я спросил нормально, не надо со мной играть, — шикнул Эймонд, глядя в светлые глаза с бешенством. Люк цокнул. — Хочу. И что изменил мой ответ? Ты буквально видел, как я пытался вылезти из окна, и додумался спросить. Или плохо устанавливаются в твоей голове причинно-следственные связи? — Я помогу тебе отсюда сбежать, а ты не скажешь, что тебе помог я.       Услышанное отрезвило Люка, который вдруг замер, всё ещё не веря в услышанное. Эймонд помогает ему сбежать? Это какая-то ловушка, наверняка, и если Люцерис сейчас согласится, то подпишет смертный приговор самому себе. Он пытался найти какую-то подсказку во взгляде Таргариена, что-то хитрое, однако взор лилового глаза был настолько строгий, что Люк поёжился. Вопрос не заставил себя ждать: — Какая тебе выгода от моего побега? Я доберусь до матери, и в конце концов мы отвоюем этот трон. Ты же осознаёшь последствия? — Я помогу сбежать, потому что не хочу видеть тебя здесь. До своей матери сам будешь добираться, но есть вероятность, что по пути ты подохнешь почти наверняка с такими ранами. Но это уже будет не моя вина, Стронг. Говори, согласен или нет? — Эймонд отпустил его локоть, выпрямляясь и глядя прямо в строгие светлые глаза. Люцерис вдруг заулыбался, осматриваясь по сторонам. Оскорбления его уже не задевали, перед глазами мелькало будущее, где он сбежал отсюда. — Этот перелом вынужденный, рука срастётся правильно. Всяко лучше, чем то, в каком состоянии я пришёл в себя на берегу возле Дождливого дома. — И в каком же ты был состоянии? — вырвалось у Эймонда, который сразу пожалел о своём вопросе. Он не был вполне уверен, что готов услышать это. Люк оказался не менее удивлённым, медленно приближаясь к краю постели и усаживаясь. Посмотрев в бледное лицо дяди исподлобья горящими глазами, он наконец усмехнулся. — В самом деле хочешь услышать? — Удиви, — Эймонд решил не отступаться, складывая руки возле груди. Люк неожиданно изменился в лице, пустой взгляд устремился куда-то вдаль, будто бы в прошлое, и Таргариен нахмурился. Видимо, слишком сильно эти луны повлияли на характер Люцериса. Коснувшись пальцами плеча, Веларион тихо заговорил: — У меня была сломана правая рука в двух местах, плечо, ключица и пара рёбер. Голова кружилась и сильно болела, я плохо ориентировался в пространстве. Думать было больно, я много раз проваливался в темноту, как бы ни старался оставаться сознании, — сосредоточенность на пережитых эмоциях удивляла. Эймонд ощутил, как табун мурашек пробежался по его спине. И всё же это не было болью при потере глаза. Ему тяжело давалось поставить себя на чужое место, потому Эймонд с трудом мог представить муки, выпавшие на долю Велариона. — Как ты не разбился об воду? — спросил тот, и Люк на него взглянул с болью во взгляде. Пальцы задрожали, Люцерис медленно встал и подошёл к окну. Воспоминания одно за другим мелькали в голове, юноша старался собраться с силами и сказать, как есть. Ему не было смысла сейчас лгать, а Эймонд впервые казался нейтральным, не агрессивным. Как минимум, он практически перестал пытаться его задеть. — Хотел бы я сказать, что Веларионам благоволят водные пространства, однако всё же не стану говорить подобное о себе, — голос звучал холодно, а Эймонд нахмурился. К чему Люк ведёт? — Я схватился в воздухе за останки Арракса, прикрываясь им при падении в воду. Это спасло мою жизнь, но не кости. — Умно, — всё, что смог выдавить из себя поражённый Эймонд, поворачиваясь к племяннику спиной. Люцерис тоже не хотел видеть лица дяди, продолжая рассматривать россыпь звёзд на чёрном полотне неба и думать. Он не знал, следует ли рассказать что-то ещё из своих воспоминаний, да и Эймонд не уточнял. Наконец, тишину не пришлось заполнять, так как Таргариен подал голос первым. — Я зайду завтра. — Ладно, — отозвался Веларион, не оглядываясь на уходящего Эймонда. Когда звук ключа в замке дошёл до его слуха, Люк обернулся и выдохнул. В голове никак не укладывалось то, что он впервые за многие годы поговорил с Эймондом в спокойной обстановке. Может, Хелейна была права, и его дядя совершенно другой? Вполне вероятно, но тогда нет смысла подозревать его в чём-то. Наверняка нежелание видеть Люка в этом замке перевешивало, позволяя хотя бы на время вести себя сдержанно.       Последние пару месяцев Вхагар часто куда-то улетала по собственному желанию, так как Эймонд не оставлял её в Драконьем логове. Это удивляло всех, особенно младшего Таргариена, который виду не подавал, будто всё понимал. Одна из таких её вылазок продлилась две недели, и брат стал подшучивать, что даже Вхагар бросила его. Однако через некоторое время она вернулась, немного странная и озадаченная. Эймонд почувствовал эту перемену в настроении своей крылатой подруги, но совершенно не знал, чем может помочь. Всё равно её понять он не в состоянии. Это удручало, но хоть вернулась, и то хорошо. На следующий день после её возвращения в замок привели Люцериса, и Эймонд посчитал это странным совпадением.       Эймонд вышел из замка к Вхагар, которая приподняла голову, увидев своего всадника. Погладив по плотной чешуе своего дракона, юноша улыбнулся. Как же приятно знать, что она осталась по-прежнему с ним, что она всё ещё его. Эта мысль плавно перетекала в менее приятное русло, пока он взбирался в седло и размышлял. У Люцериса больше нет дракона, и это оставалось его виной. Виной Вхагар. И это уже не исправить, Арракса не вернуть так же, как и его правый глаз, но внутри всё равно скребли кошки. Глаз — малая кровь в сравнении с тем, что потерял Люцерис. — Sōvētēs, Vhagar, — проговорил Эймонд, и дракон стал вставать, отряхиваясь и размахивая крыльями, после чего наконец взлетая. Стража испуганно шелохнулась, когда рёв дракона разнёсся над Королевской гаванью. Люцерис с горечью проследил, как Эймонд улетает в неизвестном направлении, затем развернулся и ушёл от окна в сторону постели. Незачем себе душу травить. Эймонд любил улетать в Королевский лес, чтобы Вхагар отдохнула подальше от города, да и сам Таргариен мог расслабиться в тишине, прерываемой лишь плеском волн о берега и шелестом листвы среди деревьев. Помогало расслабиться и подумать о своём, без посторонних взглядов и присутствия. Стража раздражала иной раз даже за дверью в спальню, поэтому хотелось сбежать. Королевский лес оказался для этого идеальным местом, полным покоя и умиротворения. И всё же Вхагар была несколько обеспокоенной. Эймонд сразу это заметил, приближаясь к морде своего дракона. — Всё хорошо, что случилось? Ты последнее время сама не своя, — говорил на высоком Валирийском Таргариен, и дракон в ответ странно рыкнула. Её явно что-то беспокоило, и Эймонда стало куда больше интересовать, куда она летала в последний раз на две недели. Может, она ранена, но из-за плотной чешуи не было этого видно? Когда он принялся осматривать её, Вхагар неожиданно встрепенулась, как бы не позволяя приближаться к хвосту. Это обстоятельство удивило его ещё больше, но лишний раз злить её не хотелось. Потом он обязательно разберётся, что именно происходит с ней. Как минимум, почитает об этом в библиотеке. Однако есть дело первостепенной важности — помочь Люцерису сбежать, чтобы больше не видеть его лица в этом замке.       Рано утром Люцерис сидел в своей комнате, медленно потягивая воду из кубка. Не так давно ему принесли завтрак, и он вполне себе наслаждался им, сидя в полном одиночестве. В голове крутились мысли о том, что же такого придумает Эймонд, помогая в побеге. Его лицо, полное гнева и бессилия лишь при виде Велариона неожиданно понравилось Люку. Он усмехнулся, стоя возле открытого окна. Маковое молоко уже подействовало, и рука практически не болела. Мейстер сказал, что до полного восстановления ещё около месяца, так как кости сильно травмированы, а это означало только одно: ему торчать тут ещё довольно долго. Было в этом нечто положительное — Люцерис сможет за такой долгий срок продумать более детальный план. Лишь бы события на военном театре не усугубились, и не погибли другие. Кто-нибудь из его семьи. От этих мыслей юноша содрогнулся, изо всех сил стараясь не думать о самом дурном исходе, ведь тогда какой смысл Эйгону в сохранении жизни племянника? С таким-то десницей немудрено, если рано или поздно Люцериса приговорят к смерти. Нужно сбежать раньше, чем это случится, а потом спасти Хелейну с детьми. Тихий стук прервал его от размышлений, и Люк спокойно отозвался, не глядя на дверь. — Войди.       В помещение беспрепятственно вошёл Эймонд, со сложенными по обыкновению руками за спиной. Люцерис ожидал увидеть Хелейну с детьми, поэтому искренне удивился столь раннему визиту. В голове промелькнула хитрая идея, и Веларион уже настроился на забавный диалог. — Утро, — проговорил Эймонд, осматриваясь по сторонам. Люк плотно позавтракал, однако к свинине даже не прикоснулся. Странно, давно ли он заделался в вегетарианцы? — Ну что, решил? — Да, я очень долго думал, — начал Люцерис, приближаясь медленным шагом к дяде. Тот сфокусировал внимание, пристально глядя в светлые хитрые глаза. — И решил, что хочу остаться тут. Кровать мягкая, кормят хорошо, да и вид из окна на залив. — Ты издеваешься?! — воскликнул ошарашенный Эймонд, руки его повисли вдоль туловища, а лицо выражало искреннее удивление и гнев. Люцерис хищно улыбнулся, и это больше напоминало оскал. — Я рискую своей шкурой ради твоего спасения, а ты ещё кобенишься? — Да, я подумал, как же это можно сбежать отсюда? Здесь Рай на земле, ведь в соседней спальне ты, могу ли я мечтать о большем? — Люцерис улыбнулся, затем неожиданно изменился в лице, строго глядя в единственный удивлённый глаз дяди. — Мейстер сказал, что мне нужен покой минимум на месяц. Так что побег придётся отложить. — Да плевать, выкарабкаешься, — на эмоциях выпалил Эймонд, затем тут же замолчал, поджав губы и отворачиваясь. Вспомнился рассказ Люцериса с прошлого вечера, и неожиданно совесть взыграла в его рассудке. Стало стыдно, Люк и без того прошёл множество трудностей, но вслух озвучить мысли он не смел. Веларион на секунду рассвирепел, однако затем увидел мимику лица своего дяди. На мгновение показалось, что Таргариен испытывает угрызения совести, и это позволило Люцерису самому остыть. Ладно, пускай говорит, что хочет. — Ты делаешь это не для меня, а себя. Не хочешь видеть моего лица, мои раны, потому что тебя совесть сжирает, — начал Люк, поворачиваясь в сторону окна вновь и приближаясь к нему. Эймонд вспыхнул за секунду, но пока что молчал. — Когда ты поможешь мне сбежать к семье, то считаешь, что сможешь загладить вину за события у Штормового Предела. Но это не так. Это не вернёт мне дракона точно так же, как потеря моего глаза не вернёт тебе твоего. — Не неси чепуху. Сам себе придумал что-то и поверил, — рявкнул Эймонд, и Люцерис ощутил уязвимость в дрогнувшем голосе. Отчего-то злость отступала стремительнее, уже не хотелось задирать его и тыкать в ошибки. — Тогда через месяц поговорим обо всём. — Если захочешь поговорить просто так, то мои двери открыты, — голос Люка звонко раздался в помещении, и Эймонд остановился возле двери. Веларион неожиданно нахмурился, не веря самому себе, что действительно сказал это вслух. Пару мгновений Таргариен с сомнением посмотрел вбок, затем открыл дверь и покинул покои своего племянника. Люк выдохнул, усаживаясь на постели. Зачем он это предложил?! О чём они вообще будут говорить, если Эймонд придёт? Нет, этого не случится, Таргариен слишком гордый. Если уж он не может признать свою ошибку, то явно не осмелится прийти плакаться к виновнику своих проблем.       Только Эймонд собрался было потренироваться, как неожиданно из ниоткуда в коридоре появился Отто Хайтауэр, привлекая к себе внимание принца. Осмотревшись по сторонам, Эймонд приблизился к своему дедушке, вопросительно заглядывая в равнодушные глаза. — Что-то случилось? — Да, Ваше Высочество. Король желает видеть Вас.       Лицо искривилось в недовольной гримасе, и Эймонд послушно отправился следом за десницей. Он догадывался, о чём его будут расспрашивать, и потому судорожно размышлял, как правильно ответить, чтобы обезопасить себя. К его удивлению, в зале малого совета сидели и мать с Хелейной. Все выглядели напряжённо, одна лишь сестра без эмоций осматривала стол перед собой, ковыряя торчащий обломок дерева с торца. О Боги, о чём они решили поговорить в полном составе семьи? Эйгон медленно поднял взгляд на брата, задумчиво осматривая беспристрастное лицо того, затем вздохнул и начал безо всякой учтивости: — Второй день подряд ты заглядываешь к нашему пленнику и племяннику Люцерису. С какой целью и для чего? — Разве в замке есть запретные зоны для нашей семьи? — вопросом на вопрос ответил Эймонд, всё ещё не спеша усаживаться за стол. Надолго он всё равно не собирался задерживаться, хотелось выплеснуть свой гнев на тренировочном поле. Но до этого придётся немного потерпеть. — Мы беспокоимся, что ты воспользуешься его положением и… Ну… — продолжила Алисента, но в лицо сына не смотрела. На лице младшего Таргариена появилась кислая улыбка. — Выколю ему глаз? Ох, высокого Вы обо мне мнения, матушка. Я подожду, пока его рука заживёт, а уж потом заберу своё. — Эймонд! — воскликнула она, однако сразу затем закрыла глаза, сдерживая эмоции. Судорожно выдохнув, женщина продолжила. — Мы лишь хотим, чтобы ты не наделал глупостей. — Ты нестабилен, твой дракон постоянно от тебя улетает. Кто знает, на какие безумства ты будешь способен, — выпалил Эйгон, и брат перевёл на него свой раздражённый взгляд единственного глаза. — Вхагар не бросит меня. Я своего дракона хотя бы заслужил, — Эймонд ткнул пальцем в свою повязку на глазу, и король замолчал. Повисла гнетущая тишина, которую неожиданно разорвала Хелейна тихим и спокойным голосом. — Белое дитя исцелит раны.       Все на неё задумчиво посмотрели, но Хелейна никого не замечала вокруг. Она словно была глубоко в своих раздумьях, продолжая ковырять злополучный обломок дерева в столе. Эймонд некоторое время смотрел на неё, затем вновь обернулся на Эйгона. Тот с недовольством смотрел на Хелейну, одним только лишь взглядом выражая всю свою неприязнь. Удивительно, как она дважды рожала от такого урода с его отношением к собственной сестре и жене. — Если это всё, что хотели обсудить, то я пойду, — Эймонд развернулся и, собравшись уйти, неожиданно остановился. — Деймон захватил Харренхолл, — остановил его десница короля резким тоном. — Он готовится к победе в битвах у Горящей Мельницы и Каменной Ограды. — Как много домов присягнули моей сестре? — раздражение в голосе Короля росло, Эймонд мельком обернулся. — Костейны, Маллендоры, Тарли. Под вопросом Рованы и Гриммы. Бастарда Рейниры отправили на Север, и он пока ещё не вернулся. Новостей нет. — Седьмое пекло, почему мы медлим?! — вскочил Эйгон, ощутив сильную уязвленность при потере Харренхолла. Эймонд внимательно наблюдал за всеми эмоциями брата и отметил про себя, что не потерял бы самообладание при таких условиях. Метнув беглый взгляд на сира Кристона, он заметил сдержанность на лице мужчины, однако внутри наверняка бушевала ярость. Неудивительно, Хайтауэр уже сдаёт, стареет. Возможно он и не расторопный, однако всё же его способ вести внешнюю политику более глубокий. — Не беспокойтесь, Ваше Величество, — постарался успокоить его Отто, лицо мужчины по-прежнему было спокойным и сдержанным. — Наши люди почти смогли заключить союз с Триархией. — В пекло Триархию! — рявкнул тот, ударив кулаками по столу. — Спалить к чертям все владения предателей, которые присягнули этой шлюхе!       Эймонд заметил, как меняется лицо Хелейны на напряжённое и испуганное, потому поспешил подойти к ней. Обняв сестру за плечи, младший Таргариен заговорил твёрдым тоном: — Я уведу Хелейну с Вашего позволения, Король. — Иди, — махнул рукой Эйгон, усаживаясь обратно и хватаясь за голову.       Эймонд помог ей встать и, посмотрев в глаза взволнованной матери, отвернулся, чтобы увести Хелейну подальше от горячих политических споров. Из-за этого она уже достаточно настрадалась, хватит ей слушать истерику больного мужа. — Спасибо, — проговорила она, когда вдвоём брат с сестрой вышли в тронный зал. Она встала, пристально глядя на железный трон, и Эймонд непроизвольно взглянул туда же. Как бы он хотел сидеть здесь с короной на голове, руководить целой страной. Тогда его бы никто не считал калекой, мать бы воспринимала всерьёз. Он мог бы доказать всем, что достоин лучшего отношения к себе. Что он полноценный. — Эйгону не место на троне. — Разве можно говорить так о своём муже и короле прямо в тронном зале? — удивился тот, посмотрев в бледное лицо сестры. — Стража услышит, и что тогда? — Ты бы хотел быть на его месте? — Хелейна ошарашила его вопросом, и Эймонд выпрямился, вновь складывая руки за спиной. — Думаю, корона бы на мне сидела лучше, — осторожно заговорил тот. Хелейна понимающе кивнула, затем ещё раз поблагодарила брата и удалилась к своим детям. Некоторое время Эймонд ещё смотрел на трон, затем наконец направился на тренировочное поле. Пора бы уже было выпустить пар, накопленный за пару дней нервотрёпки.