Ключ

      Следующие несколько дней Эймонд обходил стороной коридор, где находилась спальня Люка. Его напряг последний диалог с племянником, однако, как бы ни хотелось ему выкинуть из головы услышанное — ничего не выходило. Снова и снова перед сном Таргариен возвращался к этому разговору, неосознанно вспоминая больше деталей. В конце концов, на третий день он уже посчитал, что взгляд у Люцериса был спокойный и даже понимающий, отчего по ногам пробежались мурашки. Почему он вообще думает о подобном? Зачем? Только себе делает хуже.       Вместе с тем младший Таргариен заметил, что его всё меньше посвящают в политические дела. Судя по взгляду матери, они все разочарованы поступком Эймонда в заливе Разбитых Кораблей. Впервые его не позвали в зал малого совета днём ранее, и он ощутил себя уязвлённым. Одно за другим наваливалось, зажимая и без того растерянного юношу в угол, словно дворнягу. Лишний раз себя накручивать не хотелось, и после очередного собрания, на которое его не позвали, Таргариен решил расспросить Эйгона. Ужин по обычаю прошёл в тишине, и Эймонда это устраивало. Отсутствие диалогов позволяло тщательнее обдумать собственные мысли, уложить их «по полочкам» и даже расслабиться. Пока он прожёвывал мясо утки, то метнул беглый взгляд на своего брата: тот выглядел очень напряжённым, постоянно налегая на вино в кубке. Алисента с укором поглядывала на старшего сына, но уже была не вправе останавливать, поэтому тихо смирялась с зависимостью сына. Интересно, к чему приведёт такое попустительство. Хелейна казалась расслабленной, ни на кого не обращая внимание. Не менее равнодушным казался Отто Хайтауэр, храня молчание за столом с самого начала. Взор неосознанно устремился прямо, на другой конец стола, где в первые два приёма пищи сидел Люцерис. Без него было пусто, мрачно, хотя с его присутствием становилось совершенно неспокойно. Две крайности, не иначе. После ужина король захотел остаться в своих покоях, собираясь уже уйти, однако его нагнал Эймонд, останавливая касанием к руке. Эйгон, утомлённый и изрядно выпивший, устало взглянул в бледное лицо брата. — Что-то случилось? — равнодушно спросил король, и младший Таргариен мрачно на него взглянул. — Почему меня не зовут на совет? — в лоб спросил тот, и Эйгон кисло улыбнулся. Король видел взволнованное лицо матери за спиной брата, потому решил не слишком задевать. — Я посчитал, что так будет правильно. Хочешь оспорить решение короля? — услышанное ударило Эймонда в самое сердце. Единственное его спасение в море проблем — семья — отвернулось от него, оставило наедине с собой в болоте. Казалось бы, такая мелочь, но как сильно ранит. — Хочу, — резко выпалил Эймонд, не сводя с него пронзающего взора. Эйгон занервничал. — Мне казалось, участие Вхагар в нашей войне — достаточно важный фактор. Я — её всадник, и имею право знать о происходящем. Не так ли, Ваше Величество? — У твоей драконши было много всадников до тебя. Что помешает кому-то другому завладеть ею? — усугублял положение Эйгон, губы его расползлись в ухмылке. — Она частенько от тебя улетает. Может, за Черноводным заливом у неё нашёлся какой-то более подходящий всадник?       У Эймонда чесались кулаки. Безумно хотелось начистить морду этому пьянице, на котором даже корона криво сидела, слишком большая для его маленькой головешки. Гнев охватил его полностью, однако он лишь ударил кулаком в стену возле головы короля, толкнул его плечом и ушёл прочь. Эйгон испуганно оглянулся вслед брату, возле него сразу же выросла Алисента, хватаясь за плечи сына: — Зачем ты так с ним? — спросила она с недовольством, на что Эйгон хмыкнул. — Иди утешь любимого сыночка, — Эйгон вырвал локоть из ладоней матери, тут же удаляясь к себе в покои. Алисента с печалью во взгляде проводила обоих сыновей, не понимая, как ей лучше поступить. Хелейна коснулась её плеча, но не смотрела в лицо матери. Женщина бережно взяла в ладонь руку дочери, тут же разворачиваясь и обнимая её. Никто не решался сказать и слова, да и не нужно было. Всё было предельно ясно без лишних разговоров.       Эймонд готов был разнести всё в своей комнате, спалить к чертям собачьим, лишь бы выплеснуть тот гнев, что охватил его разум и душу. Особенно сильно болело в груди, ведь его уязвили по самым чувствительным местам: семья и дракон. Сдержавшись, чтобы не бросить горячую свечу в сторону постели, он вслух прорычал, не в силах сдерживать себя. Хотелось всё выплеснуть. В голове неожиданно всплыло предложение Люка, который предлагал свою компанию в любое время. На мгновение Эймонд даже подумал, что следует пойти к нему, однако тут же себя осёк, замерев посреди комнаты с пустым взглядом. Он не может так просто взять и появиться в настолько слабом состоянии перед племянником. Что тот подумает? Однако, новая волна ярости накрыла его, и Эймонд всё же бросил злополучную свечу, пусть и в окно. Выскочив из своих покоев, он громкими шагами добрался до спальни Люка, влетая внутрь без капли сомнений. Веларион подскочил на постели, словно делал нечто непристойное, и уставился в разгневанное лицо Эймонда. — О семеро, опять ты врываешься?! — воскликнул Люцерис, но дальше не продолжал возмущения. Он не понимал, что происходит, потому что Эймонд стоял без движения, словно удивлённый собственным появлением в этой комнате. Люк осторожно встал с постели, медленно и с опаской приближаясь к дяде, будто он хищник, с которым шутки плохи. — Всё нормально?       Таргариен молчал. Он и в самом деле удивился тому, что заявился сюда только лишь из-за своей несдержанности и вспыльчивости. Оно и ясно, Таргариены редко отличались кротким нравом и спокойствием удава. Люцерис неожиданно для себя осознал, что Эймонд сильно переживает, разминая собственные пальцы. Кажется, внутри него борются сразу несколько противоречивых чувств, и он старался осознать, как поступить дальше. Люк не спешил его заваливать вопросами, ожидая, что тот скажет сам. Лёгкая дрожь охватила его здоровую руку, в животе всё скрутило. Судя по всему, только что Эймонд в самом деле пришёл к нему, желая обсудить нечто серьёзное, и от этого осознания Люцерис сбился с толку. Неужели он настолько плохо знал своего дядю? Шагнув навстречу Эймонду, Люк замер, так как тот отшатнулся назад, боясь слишком близкого контакта. Трепет и радость всё ещё плескались в груди Велариона, польщённого визитом Эймонда. Всё же до потери глаза он был приятным, забавным и частично дружелюбным. Эти воспоминания нахлынули на Люцериса, он изо всех сил заставлял себя забыть о гневе и иных разрушающих чувствах, ориентируясь лишь на позитив. Помимо этого, Люк анализировал, особенно происходящую в данный момент ситуацию. — Скажешь что-нибудь? — наконец разорвал тишину Люк тихим, уже подломившимся голосом взрослеющего парня, и Таргариен вылетел из собственных размышлений. Ещё раз посмотрев на удивлённое, но приветливое лицо Люцериса, он круто развернулся и вышел из комнаты. В этот раз Люк бросился следом, сдерживая закрывающиеся двери, однако стража не позволила ему выглянуть больше, чем на половину головы. Двери захлопнулись, оставляя заложника вновь взаперти, и Люцерис раздражённо ударил по ним кулаком. — Пекло, выпустите меня отсюда!       Вначале он смирился со своей участью заложника, но теперь искренне хотел оказаться свободным в передвижениях. Побежать следом за Эймондом, расспросить о тревогах. Улететь к матери… Слёзы выступили в уголках его глаз, Люк раздражённо развернулся и сел на постели. Его положение было крайне мерзким и омрачающим, словно он какой-то зверь в клетке. Хотя, если учесть его условия, то клетка его вполне может называться золотой. Все условия есть: уют, комфорт, забота, однако всё же неволя. Она душила, подавляла всякие стремления к спасению. И за практически две недели, что он здесь живёт, юноша почти смирился со всем. Возможно, на это повлияли комфортные впервые за долгое время условия проживания. Всяко лучше, чем жить под открытым небом в любую погоду, а от удачной охоты зависело, будешь ли ты обедать или нет. Однако сейчас, когда он впервые мог бы как-то повлиять хотя бы на настроение некогда близкого человека, Люцерис ощутил, насколько он ограничен во всём. Постаравшись унять гнев в груди, Веларион глубоко вдохнул и медленно выдохнул несколько раз, отрезвляя разум, чтобы думать холодной головой. Эмоции не помогут ему выбраться отсюда. А Эймонд мог бы, поэтому следует сблизиться с ним, чтобы в дальнейшем он с ещё бо́льшим рвением помогал ему спастись. Но только ли в этой корыстной цели заключалось желание Люцериса? Он уже и сам не мог понять.       Таргариен выбежал прочь из замка, направляясь прямиком к отдыхающей Вхагар. Его успокоением до сих пор оставался любимый дракон, и как бы она ни улетала от него — Эймонд ждал её каждый раз. Он чувствовал, что она всё равно вернётся, и это придавало ему сил, однако последний конфликт с братом эту веру подломил. Произошло слишком много событий за последнее время, с которыми он оказался не в состоянии так легко справиться и совладать. Пропажа Вхагар вперемешку с объявлением живого Люцериса, отстранение его от политических дел и от семьи — слишком много для одного неподготовленного человека. Эймонд чувствовал себя ужасно одиноко, и боялся даже подумать, что его ждёт дальше.       Вхагар ощутила появление своего всадника, потому открыла глаза, выдохнув через нос прямо на него. Таргариен легко улыбнулся и прикрыл глаза. Хотелось полетать над лесом, расслабиться и подышать свежим лесным воздухом в ночи под пение птиц и шелест листвы, однако что-то его останавливало. Дракон распознал хмурое настроение хозяина, и она неожиданно приблизила к нему свою голову, прикрыв глаза. Этот жест сильно удивил Эймонда, ведь Вхагар не отличалась ласковостью и нежностью. Что с ней такое происходит? Погладив её по голове, Таргариен расслабленно выдохнул. Кажется, настрой своего дракона он перенял на себя, потому с удивительной легкостью стал отпускать неприятную ситуацию с братом. Ничего не говоря, он улёгся на траве возле неё и устремил взгляд в небо. Россыпь звёзд завладела его вниманием, и Эймонд задумался, каково было бы улететь далеко-далеко отсюда, избавиться от всех забот этого мира и наслаждаться своим существованием. Вместе с Вхагар, естественно. Без неё Эймонд уже совсем не видит себя, словно она — его продолжение, важная часть души и тела, с отсутствием которой он уже будет неполноценным. Раздумья его с каждой секундой углублялись в негатив, и под влиянием усталости, переизбытка эмоций и чувств Таргариен уснул прямо рядом со своим драконом.       Первые солнечные лучи коснулись бледного лица Эймонда, который поморщился, не вполне понимая, как такое возможно. Его кровать ведь стоит в стороне от окон, но пробуждение случилось из-за согревающих лучей. Приоткрыв глаз, он осмотрелся: Вхагар прикрыла своего хозяина крылом от ночного ветра, потому юноша не замёрз, и в данную минуту она крепко спала. По телу разлилось что-то горячее, греющее душу, и Эймонд едва заметно улыбнулся. Она была с ним всю ночь, позаботилась о своём всаднике и сейчас мирно спит рядом. Приятно осознавать, что его дракон настолько привязался к Таргариену. Учитывая, что они не росли вместе, а также сколько лет самой Вхагар и её характер. Эйгон просто завидует, ведь его дракон не настолько могущественный и в какой-то мере легендарный, как у Эймонда. С этой приятной мыслью он осторожно встал, заметив недовольный приоткрытый глаз Вхагар. — Отдыхай, сегодня вечером мы немного полетаем.       Целый день Эймонд не мог собраться с мыслями. Прибежал к Люку будучи в нестабильном состоянии, да и фраза брата о Вхагар — всё это выводило его из себя, хотя с виду так и не понять. Даже чтение книги никак не могло его отвлечь от посторонних мыслей. Сидя в библиотеке, он уже десять раз читал один и тот же абзац, не понимая ни слова из того, что было написано о завоеваниях Эйгона первого. Он знал все события книги наизусть, чуть ли не слово в слово, однако сейчас ничего не мог понять. Буквы не клеились во что-то целостное, из раза в раз он возвращался в свои раздумья. Спустя полчаса бесплодных попыток почитать, Эймонд всё же решил прогуляться, да и перед ужином немного полетать на Вхагар, однако возле дверей библиотеки он столкнулся с Хелейной. Выглядела она напряжённо и тревожно, что совершенно не нравилось принцу. Ничего не спрашивая, он строго посмотрел ей в глаза, ожидая неприятные новости. Эйгон опять что-то выкинул, решил его ограничить в передвижениях? Однако услышанное окончательно разбило его. — Вхагар опять куда-то улетела.       Эймонд молчал, глядя сквозь сестру и уже не улавливая её попытки успокоить тревогу в нём предположениями об охоте. В голове крутились самые разные мысли, особенно слова Эйгона о другом всаднике, которого нашла себе Вхагар. Глубоко внутри он осознавал, что всё не так просто со старой драконшей, и ей понравиться — целое испытание, которое нужно пройти, чтобы заслужить её доверие. И всё же ослеплённый страхом и яростью, он наконец вновь сосредоточил своё внимание на Хелейне. — Она улетела в сторону леса? — спросил он сразу, чтобы понимать всю ситуацию. Сестра вздохнула. — Северо-восток. — Ясно, — лишь проговорил он, но внутри всё упало. Она опять улетела туда. Осознание произошедшего ранило его, словно ножом по сердцу, Эймонд несколько раз кивнул и, обойдя Хелейну, ушёл к себе в комнату. Не хотелось уже совсем ничего, даже есть. Вдруг она снова улетела надолго?! А если насовсем? Он сойдёт с ума, это точно. Остаться без Вхагар для него равносильно смерти. Захлопнув за собой дверь в спальню, он заперся и, подойдя к окну, посмотрел вдаль. Уже не было сил ни кричать, ни злиться, ни тем более плакать. Он уже много лет не плакал, так с чего бы сейчас начинать? Вхагар уже улетала так, ещё нет поводов для беспокойства. По крайней мере, такими мыслями пытался сам себя успокоить Эймонд. На ужин он теперь точно не пойдёт, чтобы не слушать очередные выпады Эйгона. Он точно тогда лишится головы за посягательство на жизнь короля, и его никто не спасёт. Лучше сейчас переждать, а когда эмоции утихнут, то Эймонд снова сможет трезво рассуждать и парировать. Единственное, что его точно сегодня успокоит — чтение сказок на ночь для Джейхейры. Ещё одна отдушина после полётов на драконе в этом мрачном замке.       Хелейна по обычаю зашла перед ужином к Люцерису, который читал какую-то книгу, изредка поглядывая в сторону окна. Кажется, его устраивали все условия на период восстановления. Утром тётя приводила детей, и Джейхейра уже совсем не боялась Люка, сама к нему тянулась ручками и жестами показывала, что хочет от него. Довольно быстро она привыкла, даже двух недель не прошло. Это даже льстило Велариону, который прежде нянчился только с Эйгоном и Визерисом на Драконьем Камне. В этот раз она была одна и немного грустная, задумчивая. При виде её Люк сразу же встал с места, приближаясь к ней и хватаясь за ладони здоровой рукой. — Что случилось? Ты узнала что-то плохое о моей матери? — сходу спросил тот, и Хелейна мотнула головой. Паника в груди юноши немного улеглась, но что-то не давало ему покоя. Судя по её лицу всё же, случилось нечто неприятное. — Тогда в чём дело? — На самом деле всё, что касается военных действий, идёт пока что в пользу Рейниры. Деймон захватил Харренхолл, всё идёт к победам у Горящей Мельницы и Каменной Ограды. — Как хорошо! — воскликнул радостный юноша, затем спешился, заглянув в лиловые глаза тёти. — То есть, ну… — Твоя радость обоснованная, всё в порядке, — Хелейна поспешила успокоить племянника, не желая, чтобы он испытывал чувство вины за свои искренние эмоции. — Ты узнала что-то ещё? — Рейнира не участвует напрямую в битвах. Наверное, ждёт нашего ослабления, чтобы напасть непосредственно на Королевскую гавань. Джейкерис пока ещё на Севере, о нём ничего неизвестно. — Он же не… — в панике спросил Люцерис, боясь худшего из исходов. В конце концов, он сам чуть не погиб в своём путешествии в Штормовой пределе. — Нет, он жив, — поспешила успокоить его тётя. — Я уверена, он вернётся с хорошими для Чёрных новостями. — Почему ты так спокойно говоришь обо всём? — искренне не понимал её Люк, отпуская ладонь Хелейны и отходя в сторону. — Ведь если они захватят Красный замок, то убьют всех предателей, что присягнули Эйгону. — Я уже не боюсь встречи с Неведомым, — тихо проговорила она, приближаясь к книжному шкафу и осматривая каждый корешок цепким взглядом. Люк внимательно наблюдал за действиями Хелейны: губы девушка поджала, а пальцами теребила платье. — На моих глазах убили сына. Я и сама бы хотела отдать свою душу в руки смерти, но у меня есть двое других детей, которым нужна мама. — Ты любишь Эйгона? — сходу спросил он, и девушка на него удивлённо посмотрела. Такого вопроса она совсем не ожидала услышать, но под добрым взглядом племянника всё же решила ответить, прежде осмотревшись по сторонам. — Он мой брат. Я и люблю его как… брата. Учитывая то, что муж он мне только перед ликами Семерых, а на деле каждую ночь я сплю одна. — Тебе не грустно в таком браке? Разве не должно быть иначе? — удивился Люцерис. Он догадывался, судя по её тосту в день последнего семейного ужина, что отношения у них довольно холодные, но Джейс тогда осознал это раньше. Он практически сразу встал и позвал Хелейну на танец. — Я привыкла, — она печально посмотрела в сторону окна, на что Люк рассердился. — Нельзя к такому привыкать. Вот Джейс бы тебя так не оставлял одну, я уверен. Вы тогда так танцевали… — Ты так легко говоришь о подобном, — перебила его смущённая подобным разговором Хелейна. Люк замолчал, взгляд его был внимательным и строгим. Он ведь серьёзно! — Такое просто невозможно, как только можно было подумать об этом? — Если мама победит в войне, то вы бы могли пожениться, — неожиданно проговорил Веларион, сам смущаясь собственных мыслей. — Вы уже были обещаны Бейле с Рейной, — озвучила весомый аргумент тётя, медленно прохаживаясь по комнате. Люцерис улыбнулся. — Ты сама понимаешь, в каких целях были объявлены подобные помолвки? К тому же, никто не будет играть свадьбу в период войны. — Мне казалось, что ты был рад, когда тебя решили женить на Рейне, — острый взор Хелейны пронизывал его насквозь, и Люцерис отстранённо посмотрел в огонь, горящий в камине. Многое он успел переосмыслить. — Это было до того, как я едва не погиб, временно не имел права на собственное имя, искалеченный и потерянный, — голос его дрогнул, и он вздохнул. — Когда ты едва не уходишь с Неведомым, то на смертном одре думаешь обо всём, что бы ты изменил, если бы тебе дали второй шанс. В тот момент я понял, что не стал бы жениться без собственного выбора. Рейна прекрасная девушка, но заслуживает явно бо́льшего, чем простое уважение и лёгкая симпатия. К тому же, твой брак — прямой пример, что любовь не возникает без её зачатков с самого начала. Я уважаю Деймона и маму, их решение было правильным на тот момент, но для меня — уже нет. Может, я бы и не женился никогда, а плавал в морях, посещал неведомые земли. — Летал бы? — сразу спросила она и даже не замешкалась. Люцерис вздохнул, мрачно глядя на свою ладонь, брови свелись к переносице, а лицо огрубело. Он явно углубился в свои самые ужасные воспоминания. — Арракса убили, и теперь у меня нет крыльев, — он уже прямо не винил Эймонда, и Хелейна уловила это в его ответе. Подойдя ближе, она присела возле него и обняла за плечи. — Эта рана уже практически затянулась, я много раз оплакивал его. Эймонд… — Вхагар улетела, — резко перебила его тётя, удивляя юношу, который довольно быстро взял себя в руки. — В каком смысле — улетела? Поохотиться? — Нет. Последние месяцы она куда-то улетает. Я бы сказала, что в сторону Высокого Прилива, и пропадает на несколько дней. Самое долгое — две недели. В тот самый долгий раз с её возвращением как раз в замок привели тебя, кстати. — И как Эймонд? — сходу спросил Люцерис, прекрасно представляя, что может ощутить тот при потере своего дракона. Хелейна вздохнула, но её порадовала реакция племянника. Кажется, Люк переключил своё внимание с горя на беспокойство. — Сам не свой. По нему не видно, но я боюсь представить, что происходит внутри него, — Хелейна мельком обернулась на Люцериса. В его взгляде плескалось волнение и желание утешить, но он довольно быстро взял себя в руки. — Может, он и заслужил… — Ты так не считаешь, — встала девушка с края кровати, взор её был устремлён куда-то далеко, и Люцерис поёжился. Она была права. — Но ничего страшного. Она всегда возвращалась. Думаю, и в этот раз будет так же. До завтра.       Хелейна удалилась, оставляя удивлённого Люцериса наедине со своими мыслями. Вхагар часто улетает куда-то на север, но потом всё равно возвращается к своему всаднику. Тётя была права, говоря о Высоком Приливе, но у Люка было иное мнение: Вхагар улетала на Дрифтмарк. Она прожила там достаточно долго, так что вполне себе могла наслаждаться одиночеством там. Единственное, что её появление в тех краях могли счесть нападением, потому её спокойное возвращение искренне удивляло. Либо обитатели Дрифтмарка знают что-то, либо Вхагар нашла способ появляться там незамеченной. Второе предположение выглядело совсем уж смешным, ведь не заметить такую огромную драконицу — слепым быть надо.       Эймонд успокоился, дочитывая сказку своей племяннице, и наконец его разум не заполоняли мерзкие и раздражающие мысли. Он и без того остался один, а пребывание в компании своих любимых племянников, детей родной сестры, создавали чувство покоя. И все же насколько бы он ни любил её детей, всё же младший Таргариен не мог представить, чтобы появились его собственные. Кажется, его и вовсе устраивала роль дяди куда больше, чем отца. Убрав книжку на место и осторожно поцеловав спящую девочку в макушку, Эймонд выпрямился и подошёл ближе к задумчивой Хелейне: девушка сидела возле окна и смотрела вдаль, в руках была книга о событиях Рока Валирии. Осторожно вызволив книгу из её рук, брат взглянул в глаза девушки и заметил в них печаль. Что-то тревожило её, но, судя по всему, она и сама не понимала, что именно. — В чём дело? — Думаю о том, что ждёт нас в этой войне, — голос её дрогнул, и она с беспокойством оглянулась на мирно спящего Мейлора. Эймонд понимал её опасения, но подумал про себя, что не даст в обиду своих племянников. В голове неожиданно всплыло лицо Люцериса, взволнованное, с теми самыми глазами лани, что он видел прежде в детстве. Люк — тоже его племянник, которому столько заботы не досталось от дяди. «Ну и что, у него целых три отца было. Без мужской фигуры не остался» — пронеслось в его голове, однако вопрос слетел с его губ раньше, чем Эймонд успел подумать: — Как Люцерис? — Ты же можешь сходить к нему сам и справиться о самочувствии, — внезапно изменилась в лице сестра, едва заметно улыбаясь. — Мне казалось, тебе всё равно. — Это так. Просто спросил, — вздёрнул подбородок тот, складывая руки с книгой за спиной. Хелейна кивнула, как бы изображая недоверие, и всё же ответила на заданный вопрос. — Уже намного лучше, рука почти не болит. Перелом хорошо срастается, — она чуть помедлила, заглядывая в лицо брата, прежде чем продолжить. — Я рассказала ему про Вхагар. — Зачем?! — едва сдержавшись в голосе, Эймонд выпалил, взор его стал твёрдым и агрессивным, словно Хелейна тронула ещё свежую, но уже загноившуюся рану. Девушка повела плечом, не смотрела на него. — Тема зашла, — уклончиво говорила та, пока младший Таргариен свирепел на глазах. — Он очень сочувствует тебе. — Знаешь, где я видал это сочувствие?! — он наклонился к её лицу, голос юноши дрожал от ярости. — О Семеро, ему незачем было это знать. Он ведь… — Люцерис не такой, как Эйгон, — резко ответила ему Хелейна, и Эймонд пропустил всё мимо ушей, хотя и услышал. — Он не станет… — Мне всё равно. Спокойной ночи, сестра, — сдержанно ответил тот, выходя из комнаты и почти бегом направляясь к Люцерису. Как только он подошёл к двери, то стражники перегородили ему дорогу. Этот жест сильно удивил его. Неужели по чьему-то приказу ему теперь нельзя посещать Люцериса? Ну и бред. — По какому праву, господа? — в голосе отчетливо было слышно нотки вызова. Один из стражников с большой мордой и крупным носом ответил, не глядя в лицо принца. — По указу Короля Вам запрещено посещать Лорда Велариона до тех пор, пока война не окончится.       Эймонд медленно кивнул, разворачиваясь и уходя в сторону своих покоев, однако в пустом коридоре неожиданно остановился и, коснувшись некоего кирпичика, вошёл в открывшееся углубление. Тайные ходы во всём замке проложил ещё Король Мейгор, и они позволяли тайно выходить из замка, хотя официально в нём были лишь одни ворота. Эймонд знал о них, как и все Таргариены, которые пользовались подобными ходами для личных целей. Он знал их достаточно хорошо, поэтому отсутствие света его не пугало. Эймонд слишком торопился, чтобы взять с собой факел, да и к чему он, когда наощупь он знал всё. Немного прямо, затем два поворота налево, и он оказался возле картины, которую сразу же отодвинул в сторону. Тусклое освещение камина наполняло комнату Люцериса, которая прежде принадлежала его матери. Он собрался было вылезти, однако в комнату неожиданно вошёл мейстер. Эймонд решил немного подождать, пока он сделает всё, что планировал, однако услышанный диалог удивил Таргариена. — Добрый вечер, Мой Лорд, — Эймонд услышал голос мейстера. Судя по шороху, Люк встал с постели. — Вы принесли? — Люк звучал беспокойно, но мейстер казался не менее удивлённым и сбитым с толку. — Да, но это было довольно сложно. Только из уважения к Вашей семье я готов общаться так долго с этими… людьми, — вновь послышался какой-то шорох, Эймонд приложил ухо к картине, стараясь уловить шёпот двух людей. — Для чего Вам понадобилась эта книга? Ваш дракон ведь… — Просто интересно, уважаемый мейстер. Спасибо за Вашу помощь, я позже верну. — Доброй ночи, — откланялся мужчина, уходя из помещения. Лишь послышался звук запирания двери, Эймонд выскочил в комнату, отряхиваясь от паутины. Люцерис, который увлечённо пролистывал книгу, не сразу заметил появление постороннего человека. Эймонд подошёл ближе, заговорив сквозь тишину, прерываемую только потрескиванием дров в камине: — Собирайся. — Седьмое пекло! — выругался Люк, однако сразу же почувствовал ладонь у себя на губах. Эймонд с предостережением глядел в удивленные светлые глаза, и только что заметил, что они даже не карие, как у Джейкериса. Напротив, как у матери, Таргариеновские. Неужели за столько лет он в самом деле не замечал этого? Удивительно. — Не ори. Собирайся, пойдём. — Куда? Почему ты с каждым разом вламываешься ко мне всё более странным образом? — Люцерис закинул под одеяло книжку, приподнимаясь на постели. — Прошу прощения, Мой Лорд Стронг, но меня в Ваши покои стража не пускает. Пришлось импровизировать, — Эймонд состроил кислую мину, но не позволил Люку даже ответить, выпрямляясь и отходя в сторону. — Я помогу тебе сбежать. Выйдем из замка, и там ты отправишься в сторону Железных ворот. Я сообщу одному человеку, он тебе даст провизию, и сбежишь с первыми лучами солнца в сторону Росби. Но дальше сам, понял? — Ты вообще в своём уме? — шёпотом воскликнул Люцерис, оглядываясь по сторонам. — У меня рука сломана, а мне придётся выживать самостоятельно! — Тебе не привыкать, — раздражённо бросил Эймонд, но в этот раз Люк не собирался отмалчиваться. — Я упал с высоты почти трёх тысяч футов в воду, сломал кости, восстановился еле-еле, скитался по лесам и чужим городам на земле Баратеонов, — начал он с нарастающим гневом в голосе, и Таргариен нахмурился. — Я спал в лесах, на полях, мне было нечего есть. Я даже больше скажу: если я ничего не мог поймать самостоятельно, то я не ел вообще. Падал в голодные обмороки, воровать приходилось иной раз, чтобы выжить! У меня ужасно болело всё тело, я лишился своего грёбанного дракона! Я остался один во враждебном для меня мире, и ты искренне считаешь, что, выкинув меня с земли Королевской гавани, ты совершишь благородный поступок? Я-то выживу, мне не впервой по твоей вине оказываться в диких условиях, только теперь меня будут искать все ваши стражники, белые плащи, и в конце концов казнят, когда поймают. А они поймают! Я же, чёрт подери, со сломанной рукой!       Повисло молчание. Эймонду стало не по себе, даже совестно, и Люцерис заметил это изменение в поведении и мимике. Всё же Таргариен ещё не совсем растерял совесть. Отойдя в сторону камина, Эймонд задумался, просчитывая все варианты. Нужно срочно что-то придумать, но вместе с тем стало жалко его отпускать в руки опасности и, вероятно, смерти. — Ты к матери хочешь? К братьям? — спокойно спросил Эймонд, и Люк задумчиво уставился перед собой, дыхание участилось. Он безумно хотел к семье, особенно к матери, поэтому глубоко задумался. — Я найду человека, который будет тебя сопровождать и защищать до самого Драконьего Камня, пока ты точно не окажешься в безопасности.       А уже это заявление выбило Люцериса из раздумий. Где подвох? Может, он снова попытается его убить, только в этот раз окончательно, и тот самый некий человек будет в качестве наёмного убийцы? Эти мысли крутились в голове ровно до тех пор, пока Люцерис не увидел в лиловом глазе серьёзный настрой. — Ты убьёшь меня, — констатировал свою мысль Веларион, и на мгновение Эймонд не смог сдержать мимики удивления. — Если бы я захотел это сделать, то уже бы убил, прямо в этой постели глубокой ночью, — он неспешно приблизился, и Люк нервно сглотнул. В глазах не было страха, как раньше, нет. Он держал марку, выпрямляясь и глядя на Эймонда почти вровень. Поразительно, как сильно вытянулся Веларион за девять лун. Настоящая загадка. И это с недостатком питания! В какой-то мере он даже похорошел.       Раньше Эймонду не приходилось думать о чьей-либо внешности, симпатичности. Было слишком много других забот, мыслей, что не давали покоя, но в это мгновение он позволил себе расслабиться и подметить особенный шарм в уставших фиалковых глазах. Чёрные Стронговские волосы вились беспорядочными локонами, чуть прикрывая левый глаз, а черты лица посуровели. И всё же, каждый раз, как он улыбался, становился безумно похожим на Рейниру. Тёплый взгляд успокаивал, создавал ощущение уюта и безопасности. Но Эймонд давно не видел этой улыбки. Скорее всего, даже не заслуживал. И всё же сейчас он искренне хотел помочь Люку. С одной стороны хотелось бы оставаться верным своей семье, вернуть доверие и продолжать участвовать в малом совете, но чувство вины за случившееся в Штормовом пределе давило сильнее. Сжирало изнутри. Люцерис был прав: его присутствие здесь являлось прямым напоминанием, что во всём виноват только Эймонд, и осознание постепенно приходило в его разум. Чем очевиднее это становилось, тем сильнее Таргариен злился. — Ладно, — после некоторого молчания выдал Люк, неуверенно поглаживая локоть сломанной руки. Согласие далось ему тяжело, но желание увидеться с матерью пока что сильно перевесило. Эймонд удовлетворенно кивнул. — Встретимся возле северного выхода из дворца на Дорогу Тени, я тебя провожу немного. Но дальше ты пойдёшь с моим человеком. Встретимся на месте через пятнадцать минут. Дойдёшь без моего сопровождения? — Дойду, — буркнул Люцерис, и Эймонд вновь исчез за картиной. Некоторое время Веларион думал, что с собой взять, но осознал печальный факт: ему попросту нечего с собой брать. Оглянувшись ещё раз на постель, он взял в руки книгу о драконах, что с большим трудом была добыта мейстером. Ладно, переживёт ещё одно путешествие, а там уже воссоединится со своей семьёй.       Вся дорога по тайным ходам была довольно неприятной, хотя Люк и шёл с факелом, пахло сыростью и немного — плесенью, однако вскоре юноша всё же добрался до нужного выхода. Он давно не бродил по этим тоннелям, поэтому не сразу вспомнил, где и куда поворачивать. Эймонд его уже ждал, в руках юноши был какой-то мешочек. Люцерис без лишних объяснений сразу понял, что там золото. — Долго собирался, будто всю комнату с собой вывез, — Таргариен выпрямился, и Люк мельком посмотрел в сторону Холма Рейнис. Когда-то там отдыхал и его дракон, а Драконьем Логове. Эти дни, к сожалению, теперь были далеко в прошлом. — Идём, нам туда.       Город кипел от ночной жизни, голосов людей и странных торговцев в закоулках между жилыми домами. Люцерис знал, как бывает опасно ночью в таких местах, и всё же уже не боялся. Он увидел многое, чтобы перестать волноваться о собственном благополучии и безопасности. К тому же, он знал, как можно уйти от преследования или защититься, даже со сломанной рукой. Он видел некоторых девушек, что обычно развлекают гостей Шёлковой улицы, и невольно стало стыдно. Да уж, повидал он по-настоящему многое. Даже ещё до трагедии с Арраксом. Когда твой отчим — Деймон Таргариен, ты точно с самой юности будешь знать все прелести плотских утех. Эймонд выглядел сдержанным, скрывая лицо под большим капюшоном, когда они наконец добрались до места назначения. Поодаль стоял дом с горящим в окнах светом, и Эймонд протянул Люку мешочек золота. — Отдашь ему. Скажешь, что от меня. Он выполнит дело в лучшем виде. До самой мамкиной юбки доведёт в целости и сохранности. — Что-то я уже не очень уверен в правильности происходящего, — засомневался Люцерис, и это вызвало волну гнева и негодования у Эймонда. — Я пошёл против правил Эйгона, вызволив тебя из замка, а ты ещё умудряешься ставить под сомнения мои попытки помочь и старания в целом? Ну знаешь ли, Стронг, это — высшая неблагодарность. Иди и сматывайся отсюда, пока можешь. Потом ещё спасибо скажешь, если встретимся когда-нибудь, — Эймонд сунул ему этот злополучный мешок, круто разворачиваясь и уходя в сторону Красного замка. Люк стоял, словно его окатили ледяной водой. Таргариен уходил так быстро и стремительно, что у Люцериса не было бы достаточной скорости его догнать. Развернувшись в сторону того дома, он было дёрнулся туда, желая скорее увидеться с матерью, однако в голове всплыло лицо Эймонда: растерянное, грустное и абсолютно непонимающее. Веларион помнил это всё, наконец осознав настоящую проблему своего дяди: он один в этом замке, постоянно под давлением семьи без малейшего «островка безопасности», куда он мог бы вернуться и выплеснуть все переживания. Вхагар улетела, и теперь Эймонд был совершенно один. Хелейна говорила, что они все — одна семья, и бросать его в таких условиях было бы равносильно оставлению в опасности. Эймонд ведь сам для себя — опасность. Нет, он так не поступит. У мамы есть Деймон, Джейс и Джоффри, двое малышей Эйгон и Визерис. Бабушка Рейнис, дедушка Корлис. Она не одна, её есть кому поддерживать. А у Эймонда кто? Одна лишь Хелейна, которой бы самой не помешала помощь и забота. Люк опустил взгляд на поломанную руку, всё ещё не зажившую, и принял очень тяжёлое для себя решение — он останется здесь ради тех людей, кому ещё может на самом деле помочь.