***
Люцерис сидел в своей комнате с повязкой на глазу возле подоконника и постукивал по дереву, напевая любимую мелодию. Солнце клонилось к горизонту, уступая луне небосвод, и вдалеке на востоке уже проступала россыпь звёзд. Дни тянулись мучительно медленно, а Люк, кажется, успел прочитать все книги на стеллажах в комнате. Юноша резко замолчал, грузно выдыхая. Как же скучно в четырех стенах! Он подумывал над тем, чтобы в самом деле прогуляться ночью по городу, но быстро останавливал себя. Страх оказаться раскрытым все время перевешивал. Люк осмотрел комнату в который раз, зная наизусть уже каждую пылинку, однако в этот раз ему на глаза попалось что-то, торчащее из-под кровати. Странно, он никогда не замечал прежде там какие-либо книги! Осмотревшись по сторонам, он подскочил и плюхнулся на колени возле кровати, вытаскивая исписанную тетрадь в коричневом кожаном переплёте. Судя по всему, это чей-то личный дневник. Люцерис с огромным интересом открыл его с середины и пролистал пальцем ближе к началу. Заглавная выведенная красивым почерком буква в начале листа говорила о том, что это нечто вроде новой главы. Однако, пробежавшись взглядом по тексту, он понял, что почти всё написано на Высоком Валирийском. Люцерис вздохнул, читая с первой строки вслух тихим, едва различимым шёпотом, словно бы повторяя какой-то пройденный урок: — Сегодня на турнир в честь пятилетия брака отца с Алисентой вернулся дядя Деймон. Я застала его на Железном троне и жутко испугалась, что кто-нибудь посторонний его увидит. И всё же, выглядел он прекрасно. Сидел, словно рождён для этого трона, красивый и статный. Я не могла оторвать от него глаз, пока он не показал мне новый подарок. Клянусь, я всегда буду носить его не снимая! В тот момент мне жутко захотелось, чтобы он меня обнял! Люцерис ошарашено захлопнул дневник, глядя прямо перед собой с округлившимися глазами. Это был дневник его матери, который она писала в подростковом возрасте! Затолкав его глубоко под кровать, он встал и сел обратно к окну, задумчиво глядя вдаль. Люцерис никак не мог уложить то, что успел прочитать. — Великие Боги, неужели… До него стал доходить смысл слов, написанных торопливым почерком его матери. Кажется, в тот период она была ровесницей Люка или около того, когда писала эти строки. Неужели Рейнира уже тогда была влюблена в собственного дядю?! Ох, как такое возможно?! Ей было лишь четырнадцать, а ему, кажется, около тридцати. Его мать пронесла с собой эту любовь сквозь года, и наконец смогла воссоединиться с любимым. Удивительно, какие чувства возникли между ней и её собственным дядей. Люцерис неожиданно замер, погрузившись в собственные ощущения. В голове возник образ Эймонда, который борется с мечом против сира Кристона с улыбкой на губах и азартом во взгляде. Такой красивый, лёгкий и быстрый, он завораживал одним лишь взмахом меча. Люцерис помнил, когда увидел его во дворе замка впервые за много лет. В груди нарастало греющее чувство, не похожее ни на что. Люк был заворожен битвой, искренне восхищаясь его навыками, затем Эймонд подсёк Кристона и победил. Люк никогда не забудет этот пронизывающий взгляд лилового глаза и один лишь вопрос: «Племянники пришли тренироваться?» — Тук-тук, — послышалось со стороны, и испуганный Люк вздрогнул, едва не подскочив на месте. С недавних пор Эймонд входит не по-тихому, а всегда даёт знать о своём появлении. Люцерису это проявление заботы нравилось, однако сейчас, погружённый в свои размышления, он не был готов к появлению Эймонда. Взглянув в удивлённый глаз дяди, Люк густо покраснел и отвернулся, стараясь привести себя в порядок. Неужели его чувства совпадают с теми, которые мать испытывала к Деймону в своё время?! Это же невозможно! Наверное… — Я не вовремя? Могу оставить тебя наедине с твоими причудами. — Нет-нет! Проходи, конечно, — Люцерис незаметно шлёпнул себя по щекам и встал, указывая рукой на диванчик, стоявший поблизости от камина. Эймонд чуть сощурился, глядя в лицо племянника, и всё же присел. Люк опустился поодаль на своей кровати, нервно поглядывая вниз на пол, словно Эймонд может увидеть тот самый дневник и заинтересоваться. Однако, на удивление всё было спокойно. — Завтра тебе снимут повязки, и я бы хотел тебе снова предложить побег к матери, — сразу проговорил Таргариен, удивляя Люцериса. Тот вскинул брови, не сводя взора с точёного лица дяди. — Зачем? — тупо спросил тот, замечая непонимание в лиловом глазу. Кажется, Эймонд не был готов к такому повороту их диалога, и всё же, почему-то на душе стало тепло. — Как это зачем? Не ты ли хотел сбежать месяц назад? Или ты всё лелеешь надежду спасти нас с Хелейной и её детьми от гнева Рейниры? — Я это сделаю независимо от побега, — строго произнёс Люк. — Я просто… Я не знаю, всё ли будет хорошо, и что посоветует Мейстер. Вдруг понадобится ещё больше времени на реабилитацию? — Ты просто не хочешь сбегать, — неожиданно выпалил Эймонд, внимательно рассматривая племянника с ног до головы. Люк поёжился от подобного пристального взора, отводя взгляд в сторону. Он словно читал его мысли! Но признаваться было бы ужасно стыдно, да и отчасти Таргариен ошибался. Люцерис безумно хотел к матери. Его сдерживало лишь желание помочь Хелейне, которая продолжала каждый день ходить к нему с детьми и развлекать разговорами, но также кое-что ещё. Подняв взор исподлобья на дядю, Люк задумался над своими чувствами к нему. Эймонд в самом деле неожиданно оказался тем, кто так удерживал его в замке, подавляя всякие попытки к побегу. Люцериса тянуло к нему, это правда, но как же это было страшно! Запретные и неправильные чувства, которые останутся навсегда без ответа. — Только не могу понять, какая сила тебя удерживает здесь настолько. — Наверное, наше общение, — вырвалось у Велариона, и он едва не дёрнулся, чтобы закрыть рот рукой. Эймонд содрогнулся, услышав подобный ответ. Его уже трудно было удивить повязкой на глазу, Таргариен привык, но подобные неожиданные откровения заставляли иной раз вздрагивать. — То есть, я… Мне нравится с тобой разговаривать. Ты умный, многое знаешь. — Когда я увидел тебя впервые за столько лун в замке, то ужасно хотел тебя прикончить, — вдруг перебил его задумчивый Эймонд, крутя в руках кожаный браслет, и Люк на него уставился, словно стараясь понять, что происходит. — Я ненавидел тебя и тот факт, что ты остался живым. Ты был прав. Прямое доказательство моей фатальной ошибки. Я никогда и ни в чём не был так виноват, как в тот день. Клянусь, много раз порывался, чтобы прийти сюда и убить тебя. Но всегда останавливался. Люцерис ошарашено следил за всеми действиями дяди и вникал в суть услышанного, будто бы не веря своим ушам. Эймонд никогда не признавал своих ошибок, даже серьёзных, но за этот месяц он словно изменился. Стал мягче и несколько дружелюбнее. Так что теперь, сидя с ним в одной комнате и рассматривая очертания гибкого тела сквозь полупрозрачную нательную рубашку, Веларион нервничал. Пережив множество потрясений и лишений, он оказался не готовым к откровениям со стороны всегда агрессивно настроенного Эймонда. И всё же, какой же он был красивый в данную минуту! — Ты не забрал мой глаз, когда была возможность. И не позволил этого сделать мне, почему? — осторожно поинтересовался Люк, замечая, как на лице Таргариена появляется горькая улыбка. Он усмехнулся, шумно выдыхая, затем поднял голову и посмотрел прямо в глаза племянника. — Потому что я забрал у тебя куда больше, чем ты у меня, — повторил слово в слово то, что когда-то сказал и сам Люк. По спине юноши пробежались табуны мурашек, Веларион поёжился и отвёл взгляд в сторону. Признание из уст Эймонда звучало так искренне, что Люцерис не мог не ответить взаимностью. — Когда я падал вниз, то думал, что умру. Вся жизнь пролетела перед глазами, но затем я увидел летящий кусок туловища Арракса сбоку от себя, — голос юноши дрогнул при произношении имени своего дракона. Эймонд поджал губы, но сосредоточенно слушал. — Я его хватил в последние несколько секунд до столкновения с водой и прикрылся, но всё равно сильно ударился головой и отключился. Не знаю, как выжил, но меня прибило к берегу, а очнулся я только спустя несколько часов, как я понимаю. Может и больше, около суток, не уверен. Было так больно и страшно, я не мог и пошевелиться без боли, постоянно терял сознание. — Как ты спасся? — севшим голосом спросил Эймонд, мысленно радуясь сообразительности племянника. Люцерис вздохнул. — Я ушёл с берега в лес и кое-как стянул с себя все фамильные цвета, оставаясь почти голым. А очнулся уже на повозке неизвестного мужчины. Он меня спас и отвёз домой, где за мной ухаживали около пары недель. Благодаря их с женой стараниям, я сейчас сижу здесь живой. — Я рад, что ты выжил, — тихо ответил Эймонд после недолгого молчания. Люк на него внимательно посмотрел, пытаясь понять, что под этим подразумевал Таргариен. — С твоим появлением в этом замке стало хоть немного сносно находиться. В тот вечер они многое обсудили, поговорив о большинстве личных переживаниях, и Люк впервые смог уснуть со спокойной душой. Они никогда прежде не разговаривали так откровенно, но теперь словно что-то изменилось. Люцерис точно знал что: его чувства, которые теперь было совершенно невозможно отрицать.***
Люцерис смог ходить уже через полторы недели после спасения, хотя и с трудом. Голова кружилась, не позволяя ориентироваться в пространстве достаточно хорошо. Женщину, что спасла его от гибели из-за травм, звали Мария, и она всегда оказывалась рядом в нужный момент. В очередной день Люк встал с постели, всё ещё испытывая сильные боли в области ключицы и плеча, потому дёрнулся, опираясь о деревянный столик возле камина. Дышать по-прежнему было проблематично, но уже значительно лучше в сравнении с первыми днями. Мария была на улице и развешивала сушиться бельё, напевая какую-то мелодию. Веларион узнал мотив, ведь когда-то мама ему напевала такую же. Улыбка тронула его губы, и Люк подошёл ближе к зеркалу, чтобы наконец себя увидеть. Каждый шаг давался с трудом из-за головокружения и лёгкой головной боли, но в конце концов он остановился напротив своего отражения в небольшом зеркале рядом с выходом из дома. — Какой ужас… — прошептал он, осторожно касаясь здоровой рукой своего лица. Отёки уже спали, остались лишь заживающие синяки и раны на всей правой стороне лица. Волосы грязные и пыльные, давно не чёсанные, да и наверняка от него разило, как от вонючей кобылы. Ещё немного потыкав себя рукой, он выглянул из-за угла, чтобы обратиться к женщине, однако к ней подошёл муж. По его лицу было видно, насколько он напряжён и напуган, но сдерживал себя. Веларион спрятался за углом, прислушиваясь к их диалогу. — Виллем сказал, что к берегам на той неделе прибило останки белоснежного дракона. Голова и шея со следами от зубов, — шептал он жене, и Люк мог поклясться, что слышал испуганный вдох Марии. — Какой кошмар! — она мельком оглянулась в сторону своего дома, но не заметила никаких посторонних движений. Люцерис перестал дышать, ощущая, как ужас потихоньку закрадывается в его разум и сердце, а ноги немеют. Они сейчас точно всё поймут и сдадут его! — Он сказал, что недавно прилетали юные принц Эймонд Таргариен и лорд Люцерис Веларион. Разгорается страшная война, я чувствую это, — он напряжённо кашлянул, и Люк поспешил обратно в постель. Ему теперь точно несдобровать. Пока он ковылял к кровати, то уже представлял, как к нему заявляются люди Баратеона и сдают Лорду. А тот, в свою очередь, передаёт пленника в Красный замок. Какой ужас, не может всё закончиться вот так! — Чей это был дракон? — осторожно спросила Мария, её шёпот был едва уловим. Мужчина промычал. — Лорда Велариона. У него был белый дракон, об этом многие говорили. Теперь его считают погибшим в буре. — И что ты думаешь? — она заговорила тише, и теперь Люцерис не слышал её голоса. Мужчина ничего не ответил, глядя в сторону их дома, затем развернулся и куда-то ушёл, оставляя женщину наедине со своими мыслями и переживаниями. Люк притворился спящим, когда она вошла в дом. Сердце бешено стучало в груди, в ушах звенело от страха. Он ожидал всего, что угодно, от гонения до убийства, однако Мария подошла к столу и налила прохладный напиток в чашу. Люк вздрогнул, когда она присела возле него, но глаз не открывал. — Лютер, открой глаза. Тебе нужно выпить ещё отвара, чтобы кости скорее срослись, — голос её звучал как обычно нежно и заботливо, и Веларион наконец посмотрел на неё. Судя по всему, она не собиралась делать ничего из того, что мальчик успел себе придумать, потому лишь благодарно взял из её рук напиток и сделал пару глотков, затем тихонько поблагодарил. — Спасибо Вам огромное за заботу. — Мы не могли оставить мальчика умирать в лесу с такими ранами, — она ласково улыбнулась и провела ладонью по его щеке. Люцерис отвёл смущённый взгляд в сторону. В голове уже назревал план побега до того, как его сдадут Борросу. Как жаль, что Люк не мог отплатить им даже за ту заботу, что они ему подарили. Глубокой ночью Люк медленно встал со своей постели и внимательно осмотрелся: свечи нигде не горели, а за дверью в соседнюю комнату раздавался громкий храп. Ладно, так даже лучше, и его никто не услышит. Стыд и совесть терзали его душу, ведь Люцерис сбегает из дома тех, кто спас ему жизнь. Самым бессовестным образом! Осмотревшись по сторонам, он тяжко выдохнул, понимая, что придётся украсть одежду, однако иначе он замёрзнет и умрёт в прохладе ночи в одной лишь нательной рубахе. Накинув плащ, Люцерис проковылял к двери, однако не успел её открыть. — Сбегаешь? — тихий голос заставил его почти подпрыгнуть от страха, резкое напряжение в мышцах вызвало волну боли в руке и спине. Люк медленно оглянулся, глядя в печальные глаза Марии. Она держала в руках какой-то свёрток и внимательно смотрела в лицо испуганного мальчика. — Возьми с собой. Хватит на несколько дней. — Простите, пожалуйста! Не надо, я и без того… — Ты ведь Люцерис Веларион, — неожиданно сказала она, замечая нарастающий ужас в глазах юноши. Тот замотал головой, однако Мария бережно коснулась его ладони пальцами. — Тебя выдали твои глаза с первой минуты. Джеймс видел в кустах в то утро ошмётки твоей одежды, а до этого на берегу драконью тушу. Мы с самого начала знали, что ты не с Тарта. — Почему вы не сообщили Баратеону? — спросил он, ощущая, как внутри всё скручивает от переполнявших его чувств благодарности и стыда вперемешку со страхом. Женщина вновь улыбнулась. — Как можно было отдать беззащитное дитя в таком ужасном состоянии? Мы понимаем твоё стремление сбежать, не волнуйся. Твой секрет останется с нами. Возьми, тебе пригодится, — она всучила в здоровую руку юноши свёрток. В глазах защипало, Люцерис нахмурился и не смог сдержать слёз, наклоняя голову. Мария осторожно обняла его, и так они простояли несколько минут под тихие всхлипы юноши. Ужасно не хотелось покидать эту прекрасную пару, но и оставаться было опасно. Нужно было двигаться дальше, чтобы вернуться к матери и братьям. Невзирая на боль и нежелание оставлять позади безопасное место, Люк всё же нашёл в себе силы и, поблагодарив женщину напоследок, развернулся и ушёл на запад. Он знал, что если обернётся, то уже не сможет уйти, поэтому ни разу не оглянулся, проглатывая рыдания и игнорируя слёзы в глазах. Нужно двигаться дальше.