Вольно, генерал IV: Чистилище, или Пусть небеса обрушатся

      Высокий худощавый демон с широкими плечами. Чёрная рубашка прирасстёгнута, бляшка на ремне сверкает в полумраке. Брюки того же цвета подчёркивают утончённый образ, а завершают — туфли из крокодиловой кожи.       Он — второй по востребованности разведчик Молоха. Амбициозный молодой мужчина с утончённым вкусом в одежде и невиданной жестокостью к близким.       — Балтасар, — говорил Молох, — нам нужно отыскать Сатану быстрее, чем это сделает Иисус.       Демон кивнул.       — Проблем не будет, мессир. Я на короткой ноге с ним.       — Да ну? — иронично поинтересовался главнокомандующий. — А ты ловкач. Мне это нравится.       Балтасар ответил так, поскольку вот уже полчаса сидел и втыкал на букет роз, подписанный Сатаной. Не так уж сложно удалось завоевать его милость. Дело в том, что Сатана в силу прошлого существования Люцифером — капризным подростком — обожал садомазохизм. Балтасар был прямым врагом Вельзевула, поскольку тот добился большего за несколько месяцев, в то время как принц Ада пытался сделать веками.       На демона объявили охоту в мире людей, поэтому разведчик был максимально осторожен. Скрываясь от самосуда, он охмурил Сатану без каких-либо усилий. Оружием Балтасара был заколдованный длинный кнут с металлическими вставками.       Встречи с Сатаной были достаточно весёлыми. Грузная рогато-копытная фигура сидела на полу с завязанными глазами и руками. Будучи на коленях, он удовлетворял своё больное чувство, что он достоин аккуратного и в меру жесткого обращения. Вельзевул не мог ему этого дать, поскольку его влюблённость не предполагала грубости и жёсткости. Сатана презирал любовные чувства во всех их проявлении.       Балтасар бил точно и очень болезненно. Обычно, когда экзекуция достигала предела, Сатана валился на пол и прижимался щекой к крокодиловым туфлям. Он знал, что их объединяет утончённая связь. Не любовь. Любовь — это что-то от Творца, она ослабляет и делает из тебя марионетку. Сатана презирал любовь и считал, что боль — самое честное чувство. Её не подделаешь, не разрушишь, не преодолеешь, но — стерпишь. Прямое доказательство того, что ты жив.       Балтасар с наслаждением прислуживал Молоху: он не кичился причинением боли. Безудержное насилие возбуждает — и сексуально, и неврологически.       Люциста любопытствовала, когда курила из мундштука на званом вечере, где красовалась шубкой, которая доселе оставалась лишь модной вещью, но Люциан открыл её потенциал, и теперь мисс Моргенштерн носила её с удовольствием.       — Откуда эта тёмная лошадка?       Молох цедил виски со льдом.       — Я следил за ним, пока он учился в Академии. Наконец, он её окончил, и теперь может приносить пользу на благо мне. Не бойся, лучше тебя он не станет.       — Я ни секунды в этом не сомневалась, — она пила вино и шутливо посматривала на Люциана, который пытался не реагировать на то, что Молох положил свободную руку к нему на колено. — Если он таков, как ты говоришь, я могу лишь порадоваться.       — Он посадил Люцифера на поводок, пусть, конечно, он псина буйная. Мы нашли его раньше ангелов, так что победа нам обеспечена. А если не повезёт, то, ну… Одним Люцифером меньше. Вряд ми кто-то будет плакать по нему. Ну, может, Вельзевул… Чёрт знает, где его носит. Я бы не стал списывать его со счетов. Балтасар служит верно, не давал в себе сомневаться, и стал мне почти как сын. Громко сказано, понимаю, но пользы от этого не меньше, чем от него самого.       — Я бы тоже потуже затянула его поводок, — улыбалась Люциста, глядя теперь на ревнующего Слайза.       — И всё же, босс, это опасно, — вставил ящер. — Мы его мало знаем. Кто знает, на что способен этот проходимец.       — Проходимец? Он уже успел тебе насолить? — хмыкнув, ответил Молох.       — Он ревнует просто, — встряла Люциста.       Люциан уткнулся в свой виски и слушал. Сказать пока было нечего. К ним присоединился Балтасар, бросив плащ бесу, который тот быстренько повесил и испарился. Уж больно опасно находиться в таком обществе.       — Моё почтение, уважаемые мессиры, — поприветствовал он, садясь на свободное место.       Молох хмыкнул. Подлиза.       — Мы как раз говорили о тебе. Что твоё достоинство не в стильной укладке, а в умениях подстраиваться под ситуацию и выходить сухим из воды. Доложи нам обстановку.       Балтасар улыбнулся, у того же периодически появляющегося беса заказав текилу.       — Всё легко и просто. Сегодня я вновь встречался с Сатаной. Он считает, что война не его, ведь он царствует среди людей и сеет хаос, чтобы в Ад попадало как можно больше душ и чтобы Инферно цвело и пахло. Ввязываться он не собирается, но надеется на победу, поскольку «иначе зачем я сдал позиции ради такого узурпатора, как Молох?». Он считает, что вы вполне справляетесь со своими обязанностями и лишний раз рисковать не собирается.       Молох прищурился, допив виски, и закурил. Люциан вздохнул спокойно. Но рука вернулась на прежнее место. Чёрт!       — Славно. Хорошие новости.       Балтасар опрокинул шот текилы и закусил лаймом.       — Тогда обсудим наши следующие телодвижения. Нам нужно, чтобы Иисус вернулся обратно на Небеса и не мозолил глаза. Эта война — ошибка пернатых. Если бы они его не проворонили, ничего бы не было. И Гавриила с его дудкой, и Михаила с его привычкой совать нос, куда не просят. Я достаточно пробыл в местах не столь отдалённых, и думаю, что нам нужна не просто победа. Нам нужен сокрушительный проигрыш всей этой крылатой братии.       Люциан оживился.       — И как мы этого добьёмся?       Молох думал, пока подливал себе виски.       — Балтасар уговорит Сатану. Понимаю, риск есть. Но если бы его не было, ты бы не взялся за это задание, не так ли?       — Абсолютно верно, — согласился демон, осматривая тёмных бонз. — Будет чистая работа.       — И откуда ты такой идеальный? — с вызовом поинтересовалась Люциста.       — Всё просто, мадам. Я родом с Девятого круга. Тяжёлое детство, богатые родители, считающие, что их потомки должны всего добиваться сами, и немного благородного происхождения. Я генерал, пусть и новоявленный. И я умею делать свою работу.       — То есть в моей вы сомневаетесь? — с подозрением спросила разведчица.       — Нисколько, — встрял Молох. — Этот доберман у меня на цепи. Лишнее движение — и я его уничтожу. Мне не нужны псы, отвечающие «нет». Они говорят либо «да», либо «гав».       Люциста посмеялась и стряхнула с сигареты пепел.       — С нами ты нежнее.       Молох хмыкнул, приглашая Люциана к себе на колени.       — Вы сделали мне большой подарок. Я буду неучтив, если буду поступать иначе. Мои благодарность и расположение очевидны.       Моргенштерн тоже хмыкнул и перехватил у Молоха стакан с виски. Это его взбодрило.       — Ну и гадость… — поморщился он.       — Хочешь сказать, что пиво, которое ты лакал, страдая по Рауху, лучше?       Люциан поморщился.       — Кто прошлое помянет тому глаз вон. К тому же не пить в такой компании моветон.       — Заказал бы себе «секс на пляже» или мартини, — усмехнулся Молох.       Моргенштерн отшутился бы, однако сейчас главком был способен на всё. Он понимал риск: супруг не потерпит демонстрации слабости на глазах у дьявольской свиты. Может произойти что угодно. Потом, дома, — можно. Люциан с содроганием вспоминал время, когда они только притирались друг к другу. Сломанный об раковину нос, шрамы по всему телу — это цена, которую он заплатил, чтобы навсегда заслужить расположение того, в кого был болезненно влюблён. Это ненормально: влюбляться в насильника, но Моргенштерну это даже не приходило в голову.       Он просто любил до дрожи в коленях, когда они оставались наедине, и Молох ублажал его так, как не был способен ни один мужчина до этого. Главнокомандующий освоил тактику такую, что можно бить кнутом, а пряником — не чёрствым и по голове — награждать. Это очень упрочило связь между двумя демонами.       Небо, слабых не милуй, им не под силу бремя свобод.