Госпиталь для ветеранов имени Сибил Бренсон-Кроули

Выходные он не любил по вполне понятным причинам. Если раньше конец недели означал возможность пролежать весь день на плече у мужа, то сейчас делить эту запланированную свободу было абсолютно не с кем. В госпитале по выходным администрация почти никогда не была нужна, а на волонтёрскую работу он не подходил по физическим причинам. К тому же леди Мэри пристально следила, чтобы он пользовался положенными выходными, и за три года её бдительность не ослабла. Кто, как не она сама, понимал, что одиночество в такой ситуации совсем не помощник? И всё равно, стоило ему заявиться в госпиталь в субботу или воскресенье, тут же находились доброжелатели-стукачи, и она звонила на его личный телефон и отчитывала, как подростка. Он временами чувствовал себя не работником, а слугой, хозяева которого считают, что вольны распоряжаться ещё и личным временем персонала. Но сегодня, к счастью, его рутину нарушили. Едва он закончил с завтраком — овсянка и стакан бренди, — в дверь позвонили. Натянув на ходу перчатку, он открыл. — Простите, мистер Барроу, — широко улыбнулся Джимми с порога, — мне вчера показалось, что у Вас нет особенных планов на день. — Не помню, чтобы мы это обсуждали, — проговорил Томас, отступая на шаг назад и пропуская гостя внутрь, — но ты не ошибся, планов у меня нет. Джимми окинул взглядом типичную квартиру холостяка — вдовца — и повернулся к хозяину. На его лице, к счастью, не отобразилось ничего, кроме вежливого любопытства. — Я же новенький у вас здесь. Если Вам не трудно и это не нарушит Ваше отсутствие планов, может, проведёте мне небольшую экскурсию по округе? Томас на мгновение задумался. Провести ещё день в одиночестве или поболтаться по округе? Сложный выбор. Он подхватил пальто, намотал шарф на шею и кивнул в сторону выхода. — Идём? Они бродили, пока не начало темнеть. Прошлись по округе, познакомились с местными пабами, посмотрели площадь, где раз в сезон проводится ярмарка. До ближайшей, весенней, оставалось чуть больше месяца, но газон уже почистили. В кофейне, которую открыла Гвен с супругом после увольнения из госпиталя, они взяли по стаканчику с собой и поделились новостями. Томас, оказывается, ещё не разучился смеяться, хотя слышать эти звуки из собственного рта было жутко. — Мистер Барроу! — окликнула их пожилая особа, соседка Томаса. — Как я рада Вас видеть в таком прекрасном расположении! — Здравствуйте, миссис Бёртон, — кивнул старушке Томас. — Я счастлива, что Вы наконец перестали затворничать! Это нам, старикам, полагается прятаться от белого света, а Вы ещё слишком юны для этого. Так что продолжайте Ваше свидание, не буду мешать! — Это не свидание, — чёрт! Чёрт-чёрт-чёрт! Вот кто её за язык тянул?! Томас сжал зубы и попытался звучать не слишком озлобленно. — Джимми... Джеймс — коллега, недавно переехал. Я лишь показываю ему окрестности. — Зовите это как хотите, джентльмены, — подмигнула женщина и взглянула в глаза. Томас увидел, как улыбка сползла с её лица, и мелочно обрадовался этому. — Хорошего вечера, миссис Бёртон, и я очень надеюсь, что Вы не станете болтать о том, в чём не можете быть уверены, — холодно процедил Томас, развернулся на каблуках и зашагал прочь. Когда Джимми его нагнал, какое-то время они шли молча. — Мистер Барроу, — вдруг заговорил Джимми, остановившись. — Я... В общем, я не хочу, чтобы у Вас сложилось неправильное впечатление. — Оно не сложилось, — бросил Томас, но его не заметили. — Вы интересный человек, симпатичный, но я... Я прямо сейчас не готов ни к каким отношениям, даже самым платоническим. Я действительно пришёл к Вам только для того, о чём говорил — провести время и узнать побольше о деревушке. «Твоё 'прямо сейчас не готов' звучит слишком многообещающе», — собирался пошутить Томас, но его мысли будто услышали. — Да и вообще... Я мужчинами никогда не интересовался и не планирую, — Джимми говорил, не поднимая головы, и Томасу хотелось то ли прижать вихрастую макушку к плечу и пригладить волосы, то ли врезать по упрямой челюсти. Он, кажется, впервые за три года почувствовал что-то кроме скорби и выедающего внутренности горя, а теперь всё тут же сворачивают к делам постельным. Да ещё и отказывают в них. Что ж, зато быстро. — Твоё право, — хмыкнул Томас. — Мы всё ещё можем попробовать остаться друзьями? — Да, — слишком обрадованно закивал Джимми, поднимая глаза, — я бы очень на это надеялся. — Хорошо. Тогда дружеский совет: не приходи ко мне без предупреждения больше. Не выношу непрошеных гостей. — Понял, — парень снова вжал голову в плечи. — Я, наверное, пойду назад. — Наверное, — равнодушно пожал плечами Томас. — Хорошего вечера. Он не стал ждать ответного прощания. Зашёл в лавку, проигнорировал неодобрительный взгляд продавца. Это напомнило поучительное «Алкоголь — это всего лишь попытка отсрочить неизбежное, болезненная и бессмысленная, Томас. Вы не снимаете этим боль, вы мешаете ей пройти» от Моузли в самом начале его терапии. Тогда Томас пил беспробудно месяцами, сейчас сократил до выходных. Неужели он тоже подвергся оздоровительному влиянию группы поддержки? Какой кошмар. Вечер субботы утром он вспомнить не смог, но три пустых бутылки на столе подали идею. Он вынес мусор, выгладил рабочий костюм, кое-как навёл порядок в комнате. Левая ладонь, раздробленная и сшитая заново, слушалась не всегда, но оформлять инвалидность и пенсию Томас поленился. Да и работа второй руки не требовала, а с домом он научился справляться. В понедельник утром Джимми, едва завидев Томаса, быстро спрятался в палате. Оставалось только закатить глаза: на дружбу он надеется, как же. Впрочем, сейчас было не до него: по понедельникам привозили лекарства, их Томас обязан был принимать под счёт, каждый блистер и каждую ампулу, и опечатывать каждый замок. У него полный госпиталь наглухо травмированных ветеранов, каждый из них знает, за какой конец держать пистолет, не хватало им ещё свободного доступа к «весёлым порошкам». Только у Томаса и психиатров были ключи от заветных шкафчиков, и внезапные ревизии, от директоров или медицинских организаций, госпиталь пока выдерживал достойно. Все эти ковыряния в коробках наталкивали на мрачные мысли. Эдвард отказывался от препаратов. Мучился головными болями, не спал неделями из-за кошмаров, шарахался от теней и принимал Томаса то за генерала, то за пленника. Но препараты не принимал из принципа. «Я под ними совсем перестаю видеть», — он судорожно цеплялся за остатки зрения, и видеть цветные пятна и расплывчатые очертания для него было важнее, чем ясно осознавать мир. Томас не настаивал, за что и поплатился. — Ты в порядке? — мягко поинтересовалась Анна, когда он появился в столовой. — Почему бы мне не быть в порядке? — он знал, что его холодный тон её не оттолкнёт, много раз пробовал, поэтому просто устало отбрыкивался от расспросов. — Выглядишь так, словно мистер Карсон тебя раздел и выпорол, — хихикнула она. — У Вас слишком богатая фантазия, миссис Бейтс, — чопорно отозвался он. — Я выгляжу так каждый понедельник, когда приходится полтысячи препаратов вручную пересчитывать. — Так позвал бы на помощь! — Тебе и без этого есть чем заняться. Жаждущих помощи целая очередь, — Томас кивнул на дверь, имея в виду пациентов. Ему, к счастью, с ними напрямую контактировать почти не приходилось, но истории про то, какие все вояки на самом деле дети и нытики, слышал в избытке. — Ты же знаешь, Томас, что тебе я помогу всегда, — она резко посерьёзнела. Она видела его рыдающим в день смерти Сибил, она обнимала его, полумёртвого, на похоронах Эдварда, она отводила его, в стельку пьяного, домой, отпаивала и откачивала. Она ассистировала Кларксону, когда он собирал по кусочкам левую руку Томаса. Она была человеком, который максимально близко умудрился подобраться к званию «настоящий друг Томаса Барроу», и он это понимал, хоть и злился изрядно. С другой стороны, он нёс её в комнату миссис Хьюз, когда нашёл в подвале после того, что с ней сделали, он следил за её графиком дежурств, чтобы она больше не оставалась одна, он провожал её домой, когда доктор Бейтс уезжал на конференции. Так что, если быть честным, у него весьма паршиво получалось бороться с её дружбой. — Знаю. Когда мне действительно понадобится помощь, я позову, — пообещал Томас. За полчаса до окончания рабочего дня раздался долгий стук в дверь с равными, чётко выверенными промежутками. Так во всём госпитале стучал только один человек. — Да, мистер Карсон? — выдохнул Томас, пуская в голос самую крошечную долю раздражения. — Могу я увидеть сегодняшнюю поставку лекарств? — За исключением специальных препаратов, она уже в аптечном пункте. — Мистер Барроу, вынужден Вам напомнить, что на акте приёма лекарств должна быть подпись одного из директоров, и я был бы рад помочь с этим, — стремление старика контролировать каждый вздох каждого посетителя госпиталя отпугнуло многих работников. Гвен рыдала в подсобке не раз и не два после разговоров с ним. Томас справлялся, хотя пару раз, очень давно, они с Сибил-старшей жаловались друг другу на старого ворчуна и зануду. Томас молча вынул из шкафа копию акта (оригинал уехал обратно в Йорк) — на бумаге стояла аккуратная подпись леди Мэри. — Вы не должны были беспокоить миледи подобной мелочью, — Карсон единственный во всём госпитале рьяно следил за терминами. В основном все звали Мэри «леди» чисто по старой памяти, а уж в группе поддержки все обращались друг к другу исключительно по именам. Мелькнула вдруг злорадная мысль: у Карсона бы сердце разорвалось, если бы он услышал, как бывшая заключённая Бакстер обращается к его дражайшей хозяйке просто «Мэри». — Леди Мэри зашла ко мне по другим делам и сама вызвалась принять участие в обработке поставки. — И всё же я бы желал настоять на том, что в следующий понедельник Вы обратитесь ко мне, мистер Барроу. — А я посмею Вам напомнить, — зашипел в ответ Томас, уставший от вычурной вежливости, — что лекарства привозят в одно и то же время каждый понедельник, и Вы можете прийти сюда и принять участие в подсчёте и опечатке без отдельного с моей стороны приглашения. Вообще-то это было бы крайне мило с Вашей стороны, если бы Вы приходили сами, а не ждали, пока я потрачу время на то, чтобы Вас призвать. А сейчас я бы хотел закончить с письмом из Лондонского союза, который отчего-то несказанно щедр в этом месяце и собирается прислать вторую машину с оборудованием в среду. Хотите поучаствовать в описи — приходите к её приезду. — Непременно, — нахмурился старик, явно оскорблённый ответным тоном, и вышел из кабинета, коротко кивнув. «Не явишься же», — с неожиданным самодовольством подумал Томас. Едва он сел за стол, как в дверь снова постучали, быстро и дробно. — Да! — рыкнул он, но от вида вошедших весь его гнев растаял. — Джордж! Почему вы вдвоём с Сибби, где мама? — Томас с улыбкой поднялся, чтобы потрепать светлую макушку малыша и подхватить Сибби на руки. — Мама ищет дядю Каг'сона, — мальчик обнял его за ноги и задрал голову вверх. — А мы соскучились! Вы не пг'иходите в гости, когда мы Вас зовём, поэтому мы сами пг'ишли. — Да! — звонко крикнула малышка почти в ухо. — У меня много работы, — виновато опустил голову Томас. — Но я обязательно постараюсь прийти к вам, договорились? — Мы будем игать? — тонко спросила Сибби. — Сейчас не будем, — вздохнул в ответ Томас. Где опять карандаши?.. — Сейчас мы будем рисовать. Хочешь рисовать? Девочка в ответ кивнула так, как кивают трёхлетки — всем телом, едва не вывалившись из рук. Он нашёл коробку цветных карандашей и вручил младшей, пока старший с серьёзным видом смотрел за ними. — Ладно, молодой человек, — хмыкнул Томас, когда тот помотал головой на предложение порисовать вместе с кузиной, — тогда продолжим то, что мы начали в прошлый раз. На какой букве мы остановились? Джордж сам попросил научить его читать. От ребёнка лордов Томас не мог ожидать такого желания и потому был несказанно удивлён. На фразу «Попроси маму, она найдёт тебе хорошего учителя» он упрямо топнул: «Хочу, чтобы Вы! И чтобы мама не знала, будет сюг'пг'из!» Детям Томас не умел отказывать никогда, так что уже три месяца мальчишка тайком выбирался из-под материнского крыла и прибегал учиться. Не сказать, что Томас был хорошим учителем, да и встречаться у них получалось редко, но сейчас Джордж уже бойко складывал слоги из знакомых букв и жадно интересовался незнакомыми. До конца алфавита оставалось всего ничего, и Томас в глубине души опасался, что ребёнку станет неинтересно приходить к нему в гости, когда закончатся буквы. Стук каблуков Томас услышал заранее, и потому они успели спрятать яркую книжку, которую Томас купил специально для их посиделок, и даже нарисовать что-то для отвода глаз. — Джордж! Как тебе не совестно отвлекать мистера Барроу? — Мэри отлично знала, где искать потерявшихся детей. Войдя, она тут же принялась отчитывать сына. — Сколько раз я говорила, что нельзя мешать взрослым в госпитале? Давай пригласим мистера Барроу к нам в гости или спросим, когда он сможет нас принять. — О, не переживайте обо мне, мэм, — поднялся с пола Томас. — С ними возиться куда приятнее, чем с бумагами. — Вы их балуете, — покачала головой Мэри, наклоняясь над рисунками и принимаясь восхищённо ворковать. — Стараюсь не перебарщивать, — улыбнулся он в ответ. — Мистег' Баг'оу! — громко заговорил Джордж, сидя на полу. — А можно мы в воскг'есенье пг'идём к Вам в гости? Мама с папой Генг'и поедут в Лондон, к бабушке с дедушкой, а мы пойдём к Вам! Дядя Том нас пг'ивезёт. — Джордж! — Мэри не сдержала возмущения, а Томас только рассмеялся. — Только если твоя мама и папа Сибби будут действительно не против. Так что сначала обсуди это с ними. Если они отпустят, я буду рад. — Вы всё-таки перебарщиваете, — улыбнулась Мэри и увела детей. Томас развёл руками ей вслед и рухнул в кресло, пытаясь вспомнить, что ему нужно было закончить до ухода. Точно, чёртовы лондонцы! *** — Сегодня, как я и обещал, мы будем говорить об ответственности, — когда все уселись и поздоровались, начал Моузли. — Сегодня мне придётся задавать не самые приятные вопросы, порой ответы на них будут болезненны. Те, кто ходят к нам давно, уже бывали на таких занятиях. Филис, Дейзи, Джимми, сегодняшняя встреча будет довольно болезненной. Я очень хочу, чтобы вы воспринимали происходящее как лечение, а не как пытку. Я, пожалуй, начну с себя, так будет справедливо. Томас слышал эту его речь, кажется, раз пять. Она каждый раз чуточку менялась, но смысл был тем же: Джозеф Моузли переживал смерть своего хорошего друга, Мэттью Кроули, так сильно, что застрял на мысли, будто бы виноват в произошедшем. Будто бы должен был как-то предугадать, предупредить, остановить ту аварию, которая унесла его друга и мужа леди Мэри. И после долгой работы он осознал, что действительно сделал всё, что мог, базируясь на том, что знал в тот момент. И именно к этому он хочет привести остальных. В первый раз, услышав эту историю (и, определённо, будучи пьяным), Томас принялся орать на Моузли, а тот только улыбался и кивал в ответ. «Да, Томас, то, что произошло с Мэттью, совершенная случайность. С Эдвардом, к сожалению, не вполне. Но ведь и Вы не убивали своего супруга. Вы не заряжали пистолет, не вкладывали его в чужую руку, не нажимали на курок и даже не подговаривали к этому. Или я не прав?» Прав. Чёртов Моузли был прав тогда, но это злило ещё больше. Потому что Томас, хоть и не делал этих вещей, всё ещё был виноват. Не настаивал на лекарствах, не таскал мужа к психиатрам, не учился жить и работать с посттравматиком. Он не подталкивал Эдварда к суициду, но и не делал ничего, чтобы его не случилось. Договориться с Моузли у них не получилось ни в первый раз, ни во второй, а дальше Томас старался говорить всё меньше. Следующей вызвалась говорить Дейзи. В её речах Томас услышал Мэри, то, что говорила она незадолго до своего прощания с группой. Та тоже подошла к мысли, что любые попытки запретить покойному мужу что-то, будь то садиться за руль или участвовать в военных операциях, встретили бы глубокое недоумение и непослушание. «Быстро ты», — подумал он, и, видимо, что-то отразилось на его лице, потому что Моузли вдруг обратился к нему. — Вы хотите что-то добавить, Томас? — Только то, что уже слышал такие слова от другой вдовы в этой группе. — И правда, — поддакнула миссис Хьюз, когда Томас ей кивнул. — Мы такое уже слышали. Это хороший знак, Дейзи, Томас очень верно подметил. Все принялись улыбаться и радоваться, но тут досталось и наблюдательному Томасу, чтоб их. — Томас. Может быть, Вам есть что сказать? Какую ответственность за произошедшее Вы чувствуете? — Всё ещё самую полную, — почти самодовольно огрызнулся Томас, и в груди так зажгло, что он не смог остановиться. — Когда я лежал дома на больничном после смерти Эдварда, баюкал руку, я вбил в поиске четыре буквы. П. Т. С. Р. Первая же статья вежливо сообщила мне, что лица с посттравматикой склонны к суицидам. За несколько лет я не потрудился открыть грёбаный словарь, поискать хоть что-то, что помогло бы Эдварду. Я был слишком уверен, что он справится и сам, что с ним всё хорошо, а кошмары — у кого из военных не бывает кошмаров? Кто из военных не забывает временами, что он больше не на войне? Ерунда, думал я, всё будет в порядке. И если бы я потрудился вбить эти четыре буквы на полгода раньше, я бы здесь не сидел сейчас. Моузли поднял руку, дожидаясь, пока Томас договорит. — Томас, — осторожно начал он, — Вы совершенно правы. Если бы Вы знали диагноз, если бы Вы знали, что с этим диагнозом делать и куда он вот-вот приведёт, многое изменилось бы. Если бы все мы знали, что произойдёт в будущем, мы бы обязательно что-то предприняли. Отобрали права, заперлись дома, вооружились топорами и вилами. И, возможно, каких-то ошибок удалось бы избежать. Но, скажите, Томас, как часто Вы способны предсказать будущее? Вместо ответа Томас покачал головой. И этот разговор у них уже был, так что тратить воздух было бессмысленно. Он и так сказал намного больше, чем собирался. — Никто из нас не знал, что произойдёт. Ни у кого из нас, даже у Вас, Томас, не было предпосылок к трагедии. Глядя отсюда, все мы думаем: вот, был же звоночек, был же неправильный взгляд, был же намёк от вселенной. Но его не было, — Моузли повернулся к остальным. Томас медленно и облегчённо выдохнул — обычно такое означало, что сейчас от него отвлекутся, хотя бы на время. — Наш мозг всегда ищет закономерности в происходящем, ему тяжело принять жизнь как набор данностей и случаев. Именно поэтому нам кажется, что, обрати мы внимание чуточку раньше, мы бы избежали того, что случилось. Но беда в том, что эти сигналы на тот момент ничего для нас не значили и не стали бы значить, если бы не случилась эта наша трагедия. Мы никогда не сможем начертить задуманный треугольник по всего двум точкам. И в случае каждого из нас этой третьей точкой стала катастрофа, наша травма. Но без неё всё, что кажется нам сигналами, так и осталось бы двумя несвязанными точками. Он говорил ещё долго, и в глазах той же Дейзи или Джимми его речь явно зажигала что-то. Филис смотрела прямо перед собой, и в её взгляде Томас читал примерно то же, что она могла прочитать в его. Всё хорошо и правдиво, но оно не работает. Что ж, зато для этих юнцов будет что-то полезное. «Отличное учебное пособие строите из себя, мистер Барроу», — прозвучало в голове насмешливым голосом Сибил. Как Томас и предполагал, после тирады Моузли от него отстали. Говорила Анна, самую малость промокая глаза платком, говорила хорошо и много. Из всех присутствующих они с Бэйтсом меньше всех были виноваты в том, что с ними случилось. Тот ублюдок, выяснилось позже, путешествовал по стране со вполне конкретными целями, и Анна в эту цель вписалась. Бейтс заговорил сразу после супруги, и в его голосе звучал давно привычный гнев, который не выключался с самого первого дня, когда тот вообще рот смог открыть. Бакстер говорила мало, в том же духе, что и Томас, только подробностей меньше — мало кто вообще знал детали её дела, а те, кто узнавал о них снаружи — в их числе и Томас, — помалкивали. Когда очередь дошла до новичка, тот виновато сообщил, что не готов пока говорить об этом. Моузли сочувственно покивал и предложил ему задать вопрос кому-то из группы. — У меня вопросы к Томасу, — неожиданно заявил тот. «Сукин сын», — скрипнул зубами Томас, но кивнул. — Эдвард уже был с ПТСР, когда вы познакомились? — Нет, — не хотелось даже разжимать губы, но на вопросы здесь он обязан был отвечать. — То есть, он получил свою травму при Вас? — Мы уже жили вместе, да, — Томас всё сильнее хмурился, не понимая, с чего привязались именно к нему. — Получается, Вы уже хорошо знали его, знали, как он справляется с проблемами, как принимает помощь? — Знал. К чему это всё? — Он сильно изменился после того, что с ним случилось? — Джимми проигнорировал вопрос, и это взбесило, но Томас пока ещё мог держать себя в руках. — Отчасти. Ослеп, стал хуже спать по ночам, чаще путаться в воспоминаниях и теряться в реальности, но не сказать, что этого не было раньше, — только уважение к группе заставляло его всё ещё отвечать. Один на один он уже выставил бы этого ублюдка из комнаты. — То есть, больших изменений Вы не заметили? Вы, человек, который жил с ним в одном доме, не заметили чего-то, что идёт не так? — К чему это всё? — сжал кулаки Томас, закипая. Хьюз протянула руку и мягко погладила по колену. — Да к тому, что, сдаётся мне, Эдвард нехило врал Вам всё это время, — Джимми вдруг нахально оскалился и с ехидной улыбкой продолжил: — скрывался от Вас, как мог, обманывал, прятал симптомы, намеренно водил Вас вокруг пальца, чтобы Вы теперь сидели и винили себя во всех грехах. — Что ты вообще знаешь?! — взорвался наконец Томас, вскочил и с кулаками бросился в сторону Джимми. На нём тут же повисли Том и Анна, Хьюз выбежала вперёд и принялась отвлекать на себя. — Не смей даже рот открывать в его адрес! Ты и пальца его не стоишь, чтобы говорить о нём! Он продолжал кричать, уже что-то почти бессвязное, пока его оттаскивали в угол и пытались успокоить. Уже охрипнув, он понял, что Анна тычет в его лицо собственным платком. Закашлявшись, он вытер лицо ладонью и понял, что зло плакал всё это время. В противоположном углу Моузли тихо отчитывал Джимми, но слышно их не было. Добрых десять минут заняли попытки всех успокоить и посадить обратно. — Простите меня, Томас, — после долгого взгляда Моузли выдавил из себя Джимми. — Я не должен был так говорить. Я слишком мало знаю о Вас и Вашей боли, и я позволил себе больше, чем должен был. Простите. Томас сделал паузу. Посмотрел на съёжившегося под взглядом щенка и холодно кивнул. Слишком острый язык и слишком мало мозгов — долго в группе он не продержится. Когда все покидали комнату, Джимми пытался ещё что-то сказать Томасу, но тот остановил его жестом. Сейчас разговаривать с ним Томас не собирался, да и не факт, что это когда-нибудь изменится. — Вы потрясающе пунктуальный человек, мистер Барроу, — прозвучал из-за спины смутно знакомый голос, когда Томас вышел из комнаты. Обернувшись, Томас увидел открытую улыбку, которую он, кажется, недавно видел где-то... — Мистер Эллис, — память наконец подкинула встречу недельной давности, — в Лондонском союзе ветеранов так мало водителей, что они снова прислали Вас? — Я вызвался сам, — слишком радостно ответил тот. — В союзе Вас почему-то недолюбливают, решил разобраться почему, — Томас закатил глаза и зашагал наружу. — Весь госпиталь или лично меня? — Лично Вас, — Эллис не отставал и держал тон беседы ровно таким, каким задавал его Томас. — Сочту за комплимент. — Это он и был. Томас покачал головой и открыл перед гостем заднюю дверь. Карсона, ожидаемо, тут не было. Томас на всякий случай отослал Альберта поискать директора («Но сильно не усердствуй, если он не в кабинете, то и чёрт с ним»), а сам забрался в кузов. Всё совпадало со списком, и после того как Томас всё отметил, в лишние коробки он заглядывать не стал. У машины из помощников стоял только Альфред, что-то оживлённо обсуждая с шофёром. Джимми в субботу проболтался, что водитель помогал им выгружать привезённое, и Томас тогда покачал головой. «Вы исчезли, Альберт маленький ещё, тяжёлое не потаскает, вот он и предложил». — Если Вы подождёте внутри, мистер Эллис, то после разгрузки я выпишу Вам пропуск в столовую. — Я собирался помочь, — хлопая ресницами, заявил тот. — Сегодня вас ещё меньше, чем в прошлый раз. — Я могу позвать Джимми, — подал голос Альфред. Томас покачал головой. — Он не придёт. Точнее, придёт, увидит меня и сбежит. Ладно, не будем тратить время. Томас попытался поднять ящик, но левую ладонь прошило болью так резко, что в глазах потемнело. Он сел на короб, пытаясь проморгаться, и надо было этому шофёру забраться в кузов ровно в этот момент. — С Вами всё в порядке, мистер Барроу? — забеспокоился он, подходя слишком близко. — Да, — сухо кивнул Томас, — если Вам не сложно, помогите с ящиком. Травма, — он раздражённо махнул левой рукой. — С удовольствием, — как-то добродушно отозвался Эллис. Втроём они управились довольно быстро. Томас спрыгнул на землю, отряхнул ладони и сухо улыбнулся. — По списку всё. То, что для Вашего следующего рейса, мы оставили внутри. — Ох, — вдруг поднял брови Эллис. — Нет-нет, это тоже сюда, у меня нет следующих рейсов. — Но в описи больше ничего нет, — Томас вдруг почувствовал какую-то растерянность. — Да, я знаю, я забыл предупредить. Это... пожертвование от анонимов, — хитрый прищур заставил Томаса настороженно заглянуть собеседнику в светлые глаза. — Не от Вас ли? — Раскусили, — кивнул тот. — В Лондоне мне заявили, что не могут отправить всё, что здесь необходимо. Так что я сделал небольшой крюк. — Вы не должны были... — Но очень хотел, — мягко перебил Эллис и с каким-то непонятным теплом заглянул в глаза. — Помочь парням, пострадавшим в тяжёлых боях, я считаю своим долгом. Томаса передёрнуло от последней фразы, но, кажется, он сумел это спрятать. Джимми явился к последнему ящику и скорчил виноватую рожу, но Томас не стал обращать на него внимание. А вот на Карсона, нарисовавшегося сразу за ним, пришлось. — Почему же Ваши подчинённые, мистер Барроу, разгуливают по госпиталю без дела, покуда Вы сами занимаетесь физическим трудом, который Вам с Вашей травмой противопоказан? — Я не беспомощный инвалид, мистер Карсон, а посылать за Джимми было некого: Альберт уже убежал за Вами. — И совершенно невежливо с Вашей стороны, — старик проигнорировал всё, что сказал Томас, — заставлять работать гостя. — О нет, меня никто не заставлял, не волнуйтесь, мистер Карсон, — замахал руками Эллис. — Я так засиделся за рулём, пока ехал из Лондона, что безудержно благодарен за такую разминку. Да и, сказать по правде, я наслышан, что в вашем госпитале не хватает рабочих рук, так что я собирался пробыть тут до вечера и помочь, чем получится. — Весьма благородно с Вашей стороны, мистер...? — вопросительно уставился на него Карсон. — Эллис, сэр. Ричард Эллис, — «Ну вот я узнал и имя. На кой оно мне?» — не удержался от мысли Томас. — Весьма благородно, мистер Эллис, и будьте, пожалуйста, уверены, что весь госпиталь в моём лице благодарит Вас за помощь. — О, не беспокойтесь, — беспечно хмыкнул тот и вдруг подмигнул Томасу, — мистер Барроу уже поблагодарил. Если мне будет дозволено воспользоваться вашим гостеприимством и отобедать здесь, большей награды мне и не нужно. Карсон выразительно посмотрел на Томаса, и тот, мысленно фыркнув, снова улыбнулся гостю. — Идёмте, я провожу Вас. По средам, когда почти десяток работников уходил на группу поддержки, обед для сотрудников сервировали весь день. Миссис Патмор даже не ворчала по этому поводу, хотя в любой другой день каждый опоздавший получал выговор как дополнительный десерт. Вот и сейчас она только хмуро посмотрела на Томаса, хотя время обеда два часа как вышло. Но стоило подойти поближе, как женщина расцвела. — А, мистер Эллис, снова здесь? — Да, миссис Патмор, был так поражён Вашей кухней, что напросился сюда ещё раз, — улыбнулся мужчина. — Ой, скажете тоже, — зардевшись, махнула она рукой. — Дейзи, у нас сконы ещё остались? Неси, да джем прихвати. Томас поднял бровь. Что этот шофёр сделал в прошлый раз такое, что повариха его не только запомнила, но и одарила своими знаменитыми сконами? Их она выдавала только под хорошее настроение и только любимцам. Надо ли упоминать, что Томасу они доставались нечасто? Ладонь, натруженная на разгрузке, заныла ровно в тот момент, когда Томас взялся за свой поднос. Тихо зашипев, он принялся растирать руку, с каким-то странным ужасом понимая, что из-за неё они застряли на выдаче. — Вам помочь? — мягко прозвучало сзади. Томас сделал глубокий вдох, сцепил зубы и замотал головой. В конце концов, поноет и перестанет, не отвалится, пока поднос донесёт. Не отвалилась, но в секунду, когда Томас поднял свою порцию, задрожала так, что приборы зазвенели. — Давайте всё же я, — Эллис перехватил его поднос, на секунду случайно коснувшись пальцев. Томас опустил голову, чувствуя себя абсолютно беспомощным. Мерзкое ощущение. Он сел за столик, дождался, пока Эллис вернётся с собственной порцией, кивнул Дейзи, которая, размахивая юбками, вихрем прилетела со сконами, маслом и вишнёвым джемом, и принялся за еду. — Благодарю за... — кивнул он на выдачу, — не подумайте только, что я всегда настолько беспомощен. — И в мыслях не было, мистер Барроу, — улыбнулся Эллис. — Вы не слишком берегли Вашу руку на разгрузке, так что следовало ожидать, что она Вам отомстит. Томас кивнул, и, видимо, это было лишним. — Могу я задать Вам личный вопрос? — выдохнул Эллис как-то серьёзно. — Почему мне кажется, что Ваш вопрос мне не понравится? — кисло улыбнулся Томас. — Потому что Вам не нравится, когда лезут в Вашу жизнь? Если Вы против, можете сказать, я и так в прошлый раз был поразительно бестактен. И раз уж мы здесь, хотел бы извиниться перед Вами. — Ничего катастрофичного не случилось, Вы не могли знать подробностей, — «Я не то чтобы активно ими делюсь». — Задавайте Ваш вопрос. — Что случилось с Вашей рукой? Вы тоже ветеран? — губы скривились. Как часто он слышал этот вопрос, и как быстро на лице спрашивавшего отражалось разочарование после ответа. — Нет. Бытовая травма, в военных действиях я участия никогда не принимал. — Слава Богу, — с неожиданным облегчением вдруг выпалил Эллис, и Томас поражённо на него уставился. — Я боялся, что буду выглядеть идиотом рядом с человеком, который действительно воевал. — Мой покойный супруг служил по контракту, а я никогда не горел желанием там побывать, — выплюнул Томас. — И работа здесь моё отвращение к войне только усилила. — Но Вы продолжаете здесь работать? — настал черёд Эллиса удивляться. — Во-первых, у меня не так много выбора, с этим-то, — он махнул ладонью. — Во-вторых, если отставить разногласия во взглядах, это всё ещё люди, которым нужна помощь, и я могу так или иначе эту помощь оказать. И в-третьих, глядя на местных пациентов, я могу быть уверенным в своей правоте: война — это самое гадкое, что может случиться с человеком, и каждый, кто приходит сюда, мне это доказывает. Простите, если звучит мелочно, но это так. — Ничуть, — задумчиво произнёс Эллис. — Знаете, не особенно задумывался над этой стороной. Возможно, потому, что не сталкивался с этим так близко. Спасибо, мистер Барроу, Вы подали мне крайне интересную идею. — Вы работаете в Союзе ветеранов, — удивлённо поднял брови Томас, — и «не сталкивались» с подобным? — Я работаю там всего с месяц, — пожал плечами собеседник, — и пересекался разве что с офисными работниками, как и тут. Те офисные явно не так тесно общаются с живыми ветеранами, как Вы. Томас усмехнулся и опустил голову. — Возможно, мне хотелось бы менее тесно с ними общаться. Но я хотя бы не врач и даже не медбрат. — Да уж, им повезло меньше, — рассмеялся Эллис. — Мистер Барроу, могу я узнать Ваше имя? — Для чего? — Томас снова вскинул брови. — Для знакомства. Вы слышали моё меньше получаса назад, могу я услышать Ваше? — Не понимаю, что Вы от него получите, — он уже привычно огрызнулся было, но... «И что от тебя убудет?» — услышал он голос Сибил и передумал. — Томас. — Рад знакомству, Томас Барроу. — Рад знакомству, Ричард Эллис. Остаток обеда они мирно обсуждали стряпню миссис Патмор, воздавая должное воздушным сконам. Томас позволил гостю забрать свою посуду — рука ещё не успокоилась, дрожала даже от веса пустой кружки — и пригласил в свой кабинет. — Если Вы действительно планировали остаться тут до вечера, мистер Эллис, как Вы сообщили мистеру Карсону, то госпиталь был бы Вам благодарен. — О, я нисколько не лукавил! — тут же заверил Эллис — Ричард — и улыбнулся. — Тем более, что я теперь должен отработать обед. — Скорее мы задолжаем Вам ужин, если Вы останетесь. Но до Лондона ехать больше трёх часов, Вы уверены? — Переночую в Йорке. Давно следовало навестить родителей. До самого вечера Эллис честно помогал местным. Развёз на каталках привезённое им же оборудование по кабинетам, помог с буйным пациентом, перешучиваясь с Дейзи, разнёс ужин по палатам лежачих больных, в общем, был потрясающе полезен. В перерывах между заданиями заглядывал в кабинет к Томасу, лучезарно и заразительно улыбался. К вечеру у Томаса болели щёки с непривычки. — Я тут разузнал, мистер Барроу, — заглянул он снова ровно в минуту окончания рабочего дня, — что местным работникам положен ужин. Я не намекаю на себя, я всё-таки не работник, но, сдаётся мне, свой Вы пропустили. — Не в первый раз, — вздохнул Томас. — Не позволяйте бумажной работе Вас утопить! — притворно взмахнул руками Ричард. — Что поделать, если ни к чему другому я не пригоден? — Не прибедняйтесь, дорогой мистер Барроу, я уверен, что Вы человек многих талантов. Томас с улыбкой покачал головой. — Так или иначе, я настаиваю, что мы с Вами должны отправиться на ужин. Мне похвалили местное заведение, так что я Вас приглашаю. И не прикрывайтесь работой, я уже узнал, что Ваш рабочий день только что закончился. Чёрт бы тебя, хитреца, побрал! Томас в нерешительности задержал дыхание — это всегда помогало ему с выбором. — Идёмте. Но давайте поспешим, пока я не передумал, — с улыбкой Томас подхватил шляпу и пальто. — Мистер Барроу! — окликнула их в коридоре миссис Хьюз. — Уже уходите, да? — Простите, многоуважаемая миссис...? — Эллис так ловко загородил собой Томаса и подхватил под руки Хьюз, что та в удивлении смогла только пролепетать свою фамилию. — Многоуважаемая миссис Хьюз, я похищаю вашего драгоценного мистера Барроу. Верну в целости и сохранности, лично приду каяться, если упадёт хоть один волос с его головы. Хьюз и Томас обменялись удивлёнными взглядами, Томас пожал плечами. «Я и сам не понимаю, что происходит». — Ладно, джентльмены, исчезните уже, пока вас не поймал кто-нибудь из директоров, — вдруг рассмеялась Хьюз. — Вам не стоило разыгрывать такой спектакль, — покачал головой Томас, когда они вышли из госпиталя. — Миссис Хьюз — прекрасная женщина, и так её шокировать ни к чему. — Какой спектакль? — изумился Эллис. — Я был полностью искренен. Возможно, несколько более радостен, чем пристало джентльмену, но, простите меня, у меня есть на это повод. — И какой же, если не секрет? — вскинул бровь Томас. — Приятная компания. Томас снова покачал головой и снова улыбнулся, который раз за вечер. Боже, когда он в последний раз столько улыбался? Видели бы коллеги, уже бы со смирительной рубашкой пришли. Они заняли столик в пабе («Мистер Барроу, что здесь готовят лучше всего?» — «Сомневаюсь, что лондонского жителя можно чем-то удивить, но местным пастушьим пирогом хвалятся на весь Йоркшир» — «Отлично, продано!»), взяли по пинте для начала и с комфортом расположились в полутёмном углу. Бармен с одобрением поглядывал в их сторону, и Томасу даже не хотелось содрать эту довольную ухмылку с его лица. «Пусть думают, что хотят, я и сам не знаю, что думать о происходящем». — Вы сказали, что Ваши родители в Йорке, мистер Эллис. — Сказал. И прошу Вас, давайте уже избавимся от “мистеров”, они завязли на языке, как шелуха арахиса. Зовите меня Ричардом и позвольте звать Вас Томасом. Долгий взгляд Эллис выдержал с честью. Томас тяжело вздохнул. — К чему это всё, Ричард? Что Вы пытаетесь сделать? — Я не вполне понимаю, о чём Вы, Томас, — он неожиданно серьёзно нахмурился. — Вы с самого появления вились вокруг меня, сыпали странными фразами и комплиментами, а теперь пригласили на ужин. Господь свидетель, если Вы назовёте это свиданием и решите проводить меня домой, я разобью Вам нос. Со всем уважением, — Томас решил не тянуть. С Джимми в субботу он позволил себе расслабиться, и окончание дня, весьма ожидаемое, на самом деле, воспринял слишком болезненно. Сейчас он подобного не хотел, так что пытался пресечь заранее. — Со всем ответным уважением, Томас, наша встреча может называться как Вам угодно, пока мы получаем от неё удовольствие. Правда, проводить Вас я планировал, но не до дома, а до ближайшего поворота обратно к госпиталю — я оставил машину там, было бы слишком нелепо ехать сюда на грузовике. Оба коротко усмехнулись. — Почему же со мной? Неужели во всём госпитале не нашлось более приятного собеседника? — Не поверите, дорогой Томас, не нашлось, — широко улыбнулся Ричард. — А я, позвольте заметить, искал весь день. Но с кем бы я ни знакомился, все разговоры сходились к Вам, так что я не мог себе отказать в удовольствии узнать Вас получше. Кому там в госпитале язык укоротить? И, что важнее, с какой стати они все вдруг заговорили о Томасе с чужаком? Ричард, кажется, заметил взгляд и заоправдывался: — О чём бы я ни спрашивал, чем бы ни интересовался, всегда слышал одно: «Спросите мистера Барроу, он знает». Мне на минуту даже показалось, что Вы один держите целый госпиталь на своих крепких плечах, пока кто-то не добавил: «Ну или леди Мэри, она тоже может подсказать, если не в Лондоне». — О чём таком Вы спрашивали? — О всяком. Какие есть вакансии, кто работает, откуда приходит финансирование, сколько пациентов и откуда берутся. — Звучит, будто Вы нацеленно моей работой интересовались, — рассмеялся Томас. — Конечно, Вас направляли ко мне, Вы же моё ведомство и исследовали. — Никакого умысла, клянусь! — поднял руки Ричард. — Чистая случайность! Мой отец какое-то время работал в больнице главврачом, делал примерно то же, что Вы. — Видимо, имей я медицинское образование, так бы моя должность и называлась. А сейчас правильнее назвать меня завхозом. — А какое у Вас образование? — Маркетинг в колледже, — поджал губы Томас. — Но специалист я никудышный, пробовал. — Почему же тогда выбрали такое направление? — Казалось перспективным и многообещающим. Оно и было таким, я не был. — Что же так? — в голосе Ричарда послышалось сочувствие. — Слишком поздно выяснил, что ненавижу продавать. Человеческое «нет» почему-то стало для меня стоп-словом, если позволите так сказать, — «Чего ты так разоткровенничался? И не вини алкоголь, он на тебя действует в обратную сторону». — Позволю, разумеется, — кивнул Ричард. — Сдаётся мне, Вы оказались слишком благородны для мира продаж. — Или заносчив, — вздохнул Томас. — Так или иначе, сейчас моя работа укладывается в мои ценности больше, чем когда-либо. — Чем не тост? — ухмыльнулся Эллис и стукнул своим бокалом о чужой. — Мой путь, к сожалению, пока не привёл меня в место, где я бы мог сказать то же, — выдохнул Ричард после глотка — Что так? — Позиция шофёра союза ветеранов никогда не была работой мечты, знаете ли. Разве что года в три, но дети в этом возрасте часто мечтают о чём-то подобном, вроде продавца в магазине или водителя-дальнобойщика, — Ричард опёрся локтями на стол, его лицо приняло какое-то мечтательное выражение, и Томас, воспользовавшись случаем, залюбовался. Русые локоны, слегка волнистые, мягкие черты лица, большие серо-голубые глаза, широкая улыбка с узкими, вечно живыми губами, словно их обладатель не умеет молчать ни секунды. Было чем залюбоваться. — Я помогал матери в её маленьком ателье, но сам, когда она ушла на пенсию, не справился. Продал бизнес, попытался открыть другой, прогорел, жил у родителей несколько лет. Понял, что в тридцать лет это уже несколько постыдно, и уехал. С тех пор болтаюсь от подработки до подработки, не задерживаюсь дольше полугода на одном месте. Не подумайте, дорогой Томас, что я жалуюсь, моя жизнь полна новых событий, сюрпризов, прекрасных мест и восхитительных людей. Просто иногда, глядя на этих людей, я думаю, что их жизнь, пускай даже на одном месте, куда полнее, важнее и ярче моей, потому что они себя нашли, — мечтательность вдруг исчезла из светлых глаз, и Томаса словно обдало той же печалью. — Вы смотрите только на одну грань, Ричард, — проговорил он и приложился к стакану. — Если они сидят на одном месте, это не значит, что они себя нашли. Может, просто закончились силы искать. — Томас, я решительно отказываюсь верить в то, что Вы говорите это о себе, — Ричард словно встрепенулся и вдруг накрыл своей ладонью правую руку Томаса. От чужого тепла по телу побежали мурашки, в горле вдруг странно запершило. Томас поднял глаза на Эллиса и увидел, как лицо его быстро приобретает виноватое выражение. — Простите. Слишком увлёкся моментом. Больше такого не повторится. Они сосредоточились на пироге, который как раз принесли, и почти десять минут Томас не слышал от собеседника ничего, кроме восхвалений местной кухни. «Пожалуйста, только не выдавайте меня миссис Патмор!» — взмолился он, расправившись со своей порцией, и Томас с улыбкой пообещал молчать. Больше ни о чём серьёзном они не разговаривали, только перебрасывались впечатлениями от рабочего дня. Ричард чуть не обиделся, когда Томас достал кошелёк. «Я пригласил Вас сюда, Томас, отобрал целый вечер, заставил терпеть мою компанию, позвольте хотя бы расплатиться» — «Я не уверен, кто кого терпел больше» — «Клянусь Вам, такого удовольствия от хорошей беседы я не получал уже очень давно». На перекрёстке они остановились. — Вот по этой дороге, не сворачивая, Вы доберётесь прямиком до госпиталя. Вряд ли это займёт у Вас больше пятнадцати минут, а там на машине до Йорка Вы доберётесь за двадцать. Ваши родители, скорее всего, Вас уже ждут. — Спасибо за прекрасный вечер, Томас, это было несказанное удовольствие. — Оно взаимно, — Томас широко улыбнулся и протянул руку. Ричард с каким-то забавным удивлением посмотрел на неё, но тут же горячо пожал. Он дошёл до дома в приподнятом настроении, и даже затхлый воздух жилища вдовца и алкоголика его не сбили. Вечер выдался поистине прелестным, и заливать его алкоголем Томас не решился. Уже в кровати он задумался о том, что не попросил номера телефона Ричарда. «А зачем? О чём ты собираешься с ним разговаривать? Сегодня был замечательный вечер, ни к чему портить его». От этих мыслей потяжелело на сердце, и он долго ворочался без сна. Утром в горле свербило, пока Томас собирался на работу. «Слишком много смеялся вчера», — с кислой усмешкой подумал он и отправился в госпиталь, надеясь, что к обеду пройдёт. Не прошло. Напротив, к обеду жар в глотке разгорелся так, что говорить было почти невыносимо. Томас отмахивался от расспросов, но, когда его зажали в углу Анна и Хьюз, сознался, что «несколько простыл, к завтрашнему дню буду как новенький». Те явно ждали чего-то другого: Томас заметил, как синхронно вытянулись от разочарования их лица. Всё же просто так они его не отпустили: Хьюз принесла какой-то настой и заставила выпить залпом, а в столовой миссис Патмор поманила его за стойку и выдала пол-литровую кружку с напитком, от которого пахло мёдом и травами. «Чтобы выпил всё за обедом», — сердито рыкнула она и снова ушла за свои кастрюли. Вся эта суровая забота Томаса забавляла бы, будь ему чуть легче, но горло жгло нещадно, и думать ни о чём, кроме собственной глотки, не получалось. К ночи стал бить озноб. Томас перерыл аптечку дома, нашёл старый градусник, который показал весьма неприятные цифры. Единственное жаропонижающее оказалось просроченным на полгода, но других вариантов всё равно не было. Он не чувствовал в себе сил проделать путь до госпиталя, поэтому съел таблетку, запив стаканом подогретого бренди. Озноб быстро закончился, но на смену ему пришёл жар. Он не мог уснуть, перекатываясь с одного края кровати на другой, более сухой и холодный. Трижды вставал, чтобы сменить простыни и нательную рубашку, и выжимал их над ванной. Казалось, что в груди по-настоящему полыхало, горло саднило, пот стекал по вискам ручьями, больную руку ломило. Он забывался беспокойной дрёмой, но быстро просыпался от жара и боли в глотке. К утру его немного отпустило, и он проспал пару часов. Будильник словно резал по живым нервам, в голове звенел набат, а в глотке будто бы что-то сверлили. Так омерзительно Томас не чувствовал себя уже чёрт знает сколько. Со смерти Эдварда он ни разу толком не болел, на расспросы с кислым смехом отвечая, что слишком хорошо проспиртовался за первые полгода своей скорби. И вот теперь едва держится на ногах у зеркала, пытаясь сбрить колючую щетину и не покромсать себе лицо. Ещё одна таблетка просроченного жаропонижающего, только бренди в этот раз греть было некогда. «Ничего, прогулка по весеннему Йоркширу не бодрит только мёртвого». К концу дороги не получалось думать ни о чём. Рубашка, вымокшая от пота, прилипла к спине, а мороз, казалось, проник в самую середину каждой кости. В кабинете он слегка ополоснул лицо прохладной водой и осторожно опустился в кресло. Желудок вдруг сжался в рвотном позыве, и Томас обрадовался, что на завтрак в его квартире не было ничего, кроме таблеток и алкоголя. Он закрыл глаза и сосредоточился, пытаясь успокоить организм, но в дверь застучали. Три медленных вдоха и выдоха, одну мучительную попытку открыть глаза и хриплое «Войдите» спустя в кабинете раздался знакомый голос. — Доброе утро, мистер Барроу! Не знаю, как так вышло, но по дороге от родителей машина сама привезла меня сюда. И я решил: так какого чёрта? Почему бы не провести в этом замечательном месте ещё один день? Томас выдавил из себя улыбку. — Доброе утро, мистер Эллис. Боюсь, я сегодня не в лучшем состоянии, но, если желаете, постараюсь составить Вам компанию. — Боже мой, Томас, простите великодушно, но звучите Вы просто отвратительно, — между бровями гостя залегла морщинка. — Не утруждайтесь, пожалуйста, я найду чем себя занять. В госпитале всегда найдётся работа волонтёру, так ведь? Кивнуть получилось с трудом, перед глазами забегали искры. — Прямо сейчас мне необходимо встретиться с директором Карсоном. Если хотите, пойдёмте со мной, я провожу Вас до кабинета миссис Хьюз, она придумает Вам занятие, — Ричард в ответ на это только закивал. Томас опёрся на стол — левую руку немедленно прострелило болью, но это хотя бы помогло сосредоточиться — и выпрямился. Теперь осталось всего лишь сдвинуть себя с места. Первый шаг дался довольно неплохо, как и второй. На третьем Томас почувствовал было, что полностью владеет телом, однако стоило ему обогнуть стол, как ноги подкосились. Кабинет закружился вокруг него, и последнее, что он услышал, было его собственное имя, повторённое несколько раз обеспокоенным голосом. *** Он не знал, сколько времени прошло. Он слышал странные звуки, голоса, мягкие прикосновения к рукам и лбу. Кто-то, кажется, пытался с ним поговорить, но отвечать у Томаса не получалось: не слушались ни губы, ни язык. Он не мог открыть глаза и посмотреть, кто касается его лба мягким полотенцем, не мог спросить, который час и что произошло, и всё время проваливался в липкую и тёмную тишину, которая затекала в уши и ноздри, мешала видеть и дышать. Проснувшись в очередной раз, он почувствовал невыносимую жажду. Глаза всё ещё не открывались, руки не слушались, и его попытка дотянуться до стакана провалилась. Вдруг кто-то мягко обхватил ладонью его щёку и провёл пальцем по скуле. — Что такое, Томас? Ты меня слышишь? — он не опознал голос, но звучал тот ласково. — Воды, — тихо шепнул он, сумев собрать силы для одного слова. — Сейчас, сейчас, — ладонь со щеки пропала, и её тут же захотелось вернуть. Зато в губы ткнулась соломинка. — Осторожно, по чуть-чуть. Каждый глоток ощущался как дождь в мёртвой пустыне, Томас почти чувствовал, как оживает. Когда жажда утихла, он нашёл в себе силы открыть глаза. Надо же узнать собственного спасителя. Перед глазами стояла пелена, от напряжения из-под век тут же потекли крупные капли. — Не надо, не напрягайся так, — тут же зашелестел голос с той же лаской, а щёк коснулась мягкая ткань. Расплывчатая фигура приблизилась так, что Томаса обдало теплом другого тела. — Спасибо, — сумел проговорить Томас, и, прежде чем глаза закрылись совсем, он уловил, как двинулось чужое лицо — кажется, человек улыбнулся. — Рад, что тебе лучше. Больше Томас ничего не услышал, снова погрузившись в тьму. Но в этот раз она была мягче и теплее.