Аменгам. Приют беглеца

      Эвдиал бежал, не помня себя. Сжимал в руке отданный Заром кинжал и двигался вперед, не разбирая дороги. Он то и дело спотыкался о корни, падал, взрыхливая землю, но поднимался и бежал дальше. На задворках сознания мелькала мысль, что по такому явному следу его быстро найдут. Но мысль, мелькнув, ускользала, уступая место чему-то животному, что заставляло лишь бежать.       Горло и легкие горели, стук в ушах перекрывал все остальные звуки. Даже если бы прямо сейчас в метре позади оказались Манфосы, Эвдиал бы их не услышал. Но он и не хотел слышать. Он сам уже не знал, от чего бежит и сможет ли убежать.       Споткнувшись в очередной раз, тело не встретилось с землей и полетело куда-то вниз. В секунду Эвдиала охватил холодный животный страх, казалось, что он летит в пропасть. Но тело вдруг снова ударилось о твердую землю, перевернулось и полетело дальше. Только оказавшись на дне оврага, Эвдиал понял, что произошло.       Он сильно закашлялся и за долгие минуты, пока горло мстило за пренебрежение, к телу парня постепенно возвращалась чувствительность. Ушибленные места заныли, ноги задрожали от изнеможения, сердце было готово проломить ребра и сбежать от нерадивого хозяина.       Следом к Эвдиалу вернулись мысли, и первое, что он понял, что больше не сжимает в руках кинжал.       — Нет, нет, нет, нет, — затараторил Эвдиал и зашарил продрогшими красными пальцами в сырой опалой листве.       Луна уже взошла и, хоть не могла заменить солнца, сквозь голые деревья достаточно хорошо освещала лес.       Наконец нащупав тяжелую рукоять, Эвдиал выдохнул, его плечи расслабились, но стоило взять в руки оружие, в голове вспыхнули слова Зара.       «Теперь ты Манфос».       Клеймо, оставленное перстнем Тавуса между лопаток, болезненно засаднило, напоминая о себе.        «Как бы далеко не убежал, от себя ты не убежишь…»       Эвдиал взвыл. Его вопль, пронизанный отчаяньем и безысходностью, разнесся над молчаливым ночным лесом.       Впасть в безумство парню не дало изнуренное тело. Оно больше не отдало ни капли сил. Эвдиалу хотелось кричать, плакать и что-нибудь разломать, но он просто свалился на спину, уставившись в ночное небо.       Небесная карта, выученная с детства, указывала в какой стороне юг, но сохраняла полное молчание в вопросе, что Эвдиалу делать дальше. Неполный диск луны и звезды безмолвно взирали, как делали сотни веков до этого, и как будут делать еще столько же после.       Но безучастие неба беглеца парадоксально успокаивало. Эвдиал вдруг понял, что Солнце взойдет несмотря ни на что, и что мир не погибнет, что его судьба лишь крохотная точка, и что все случившиеся сегодня едва ли удивило звезды. В этом равнодушии Эвдиал вдруг увидел что-то фундаментальное, твердое, что-то, что больше него самого. Нечто, на что он сможет опереться, то в чем так отчаянно сейчас нуждался.       Его живот вдруг закрутило от голода. Глаза парня в удивлении распахнулись. То, что он чувствует голод, показалось ему таким нелепым и неправильным. Вместе с Заром что-то в его душе умерло, опустело, Эвдиал и себя ощущал пустым и практически мертвым, как изъеденное, сломанное дерево. Но голод показывал обратное. Эвдиал был живым, и его тело отчаянно желало продолжать жить.       «Так вот что чувствовал Зар, — подумал Эвдиал, сжимая кинжал, — что ничего не изменилось, что по-прежнему хочется есть и спать. Может, эта иллюзия и сделала его таким жестоким?»       Парень не припас еды, потому просто сделал несколько жадных глотков из бурдюка. Затем огляделся, оценивая, куда и как глубоко свалился, и как теперь из этой ямы выбираться.       Если из нее нужно было выбираться.       Горькая мысль, что если бы Эвдиал не сбежал, Зар бы не погиб, травила. Не погиб бы и пленный деревенский житель. Лишь один Эвдиал, отказавшийся от обряда. Может быть, это была его судьба. И стоило бы подчиниться ей тогда или сейчас, и умереть прямо здесь… Но тогда оборванная жизнь Зара, становилась не только горькой, но и бессмысленной потерей, а оттого еще более чудовищной.       Эвдиал хотел жить, но со дна ямы его тащило не это желание, а надежда сделать смерть Зара не напрасной.       Склон оврага оказался достаточно крутым, Эвдиал цеплялся за выступающие корни и камни, пару раз едва не сорвавшись. Разбиться он не боялся, но терять драгоценное время не хотел. Скорее всего, за ним уже была погоня. И пока он карабкался, бегло обдумывал план.       Эвдиал потерял четкое понимание, где именно находился. Тракт, по которому Манфосы пришли в деревню, точно остался позади, но насколько далеко, было не ясно.       Выбравшись, парень прислушался, нет ли вблизи преследователей, но лес наполняла лишь ночная тишина.       Эвдиал двинулся на юг, сверяясь со звездами. Теперь он старался не оставлять очевидных следов, ступал поверх листвы, не разрыхливая ее. Сломов подлеска избежать не получалось, но если их заметят, то только с рассветом, достаточно времени, чтобы скрыться.       Такая осторожность потребовала сбавить темп, а сбавив темп Эвдиал, столкнулся со вторым своим главным врагом — холодом.       Парень стремительно замерзал и через несколько часов пути, не переставая, дрожал. Теплая одежда не помогала, нестерпимо хотелось развести огонь, а за кружку горячего питья Эвдиал многое был готов отдать. Но ни питья, ни огня он получить не мог, потому упрямо продолжал идти.       Когда до рассвета оставалась совсем немного, парень вышел к широкой реке Тамѝи. Манфосы редко были на той стороне, река протекала параллельно тракту и была слишком широкой, чтобы пытаться ее переплыть, тем более с лошадьми и повозками, а мосты хорошо охранялись жандармами. Только сильная неудача могла заставить их рисковать и искать добычу в тех местах.       Эвдиал понял, что переплыть реку — его единственный шанс спастись, на той стороне его точно не станут искать. Даже если захотят, ближайший мост сильно южнее, и преследователям придется сделать большой крюк, что даст Эвдиалу ценное время. План был безумным, но альтернатива была не лучше — либо холод его одолеет, и он разожжет огонь и выдаст себя, либо замерзнет в лесу. В худшем случае – его скоро нагонят.       Через четверть часа парень нашел поваленный голый ствол и, обломав все ветки, которые смог, подтащил его к берегу. Образовавшуюся борозду он забросал листьями, затем быстро обошел округу, проверяя, не оставил ли других видимых следов.       Эвдиал снял перчатку и потрогал воду. Холод тут же обжег и без того продрогшие пальцы. Парень поморщился, обернулся в сторону, откуда пришел. Он уже собирался отказаться от затеи, как вдруг что-то услышал. Далекий шум леса напоминал то ли крики птиц, то ли чьи-то голоса. Эвдиал вздрогнул и больше не мешкал.       Парень снял накидку, шарф и обувь, все, что могло помешать ему плыть, и привязал к стволу. Лишь кинжал он плотно закрепил на себе. Перед тем как тащить свой плот в воду, Эвдиал коротко выдохнул и посмотрел на реку.       — Ничего, ничего… — успокаивал себя беглец. — На той стороне разведешь костер, главное – доплыть.       Эвдиал толкнул бревно и шагнул в воду. Казалось, что вода режет ступни – такой холодной она была. Парень зашипел, но продолжал толкать. Постепенно, вода промочила штаны и кофту, Эвдиал пожалел, что и их не снял. Сейчас тонкие, казалось бы, вещи, облепив тело, мешали двигаться.       Наконец, бревно подхватило течение и понесло вперед. Эвдиал едва успел в него вцепиться одеревенелыми от холода руками. Но расслабляться было рано, течение могло прибить бревно обратно, потому Эвдиал, используя остатки сил, начал грести к другому берегу.       Примерно на середине реки, слабость сковала все тело, Эвдиал вцепился в бревно, не в силах больше сделать ни одного движения. Ему нестерпимо захотелось спать.       Подумалось, что умереть здесь будет вполне справедливым, но было жаль загубленной жизни Зара… Эвдиал сжал, закрепленный на поясе, кинжал и понял, что не заметил, как закрыл глаза.       Парень резко выдернул из воды руку и крепко ударил себя по щеке. Сознание прояснилось, но Эвдиал знал, что ненадолго. Он прикинул расстояние до нужного берега и стал активнее грести ногами. Но бревно, что половину пути было надежным плотом, сейчас только тянуло вперед по течению, сводя на нет все попытки добраться до земли.       Секунду парень решался, а сразу после выпустил последнюю опору и поплыл к берегу. Тело практически не подчинялось, лицо то и дело обливала вода, но Эвдиал старался смотреть на берег и плыть.       Когда руки и ноги уже не оущущались своими и отказывались двигаться, а сонливость убеждала, что нет ничего приятнее, чем просто закрыть глаза, когда Эвдиал почти сдался, он вдруг нащупал ногами дно.       До полоски берега было еще метров пятьдесят, но с этой стороны река оказалась совсем мелкой. С губ парня сорвался вздох облегчения, и, сопротивляясь напору реки, он стал продвигаться вперед, чувствуя кожей каждое дуновение жестокого ветра, который обдувал его со всех сторон. Руки он спрятал подмышки, чувствуя, как с каждым шагом зубы стучат все сильнее и громче.       Небо уже начинало едва уловимо светлеть, но Эвдиал, как и прежде, продолжал смотреть прямо, только на берег, а потому, даже не заметил движение справа.       — Ты кто такой? — чужой голос оказался неожиданным и пугающим, как вспышка молнии. Эвдиал так и замер, одной ногой в воде, а другой на влажном берегу. — Отвечай!       Силуэт, похожий на скрюченного старика, виднелся в двух десятков шагов. Он взмахнул длинной палкой, что-то в вещах силуэта издало приятный дребезжащий звук.       — Эвдиал, — беззвучно просипел парень. Силуэт его не услышал.       — Отвечай, коли жить не надоело, а не то я тебя! — голос обрел очертания. Эвдиал уверился, что перед ним старик, но чувствовал, что если тот сейчас решит его убить, он не сможет помешать. — Что ты там, в воде делал? Откудава будешь?       Эвдиал шагнул второй ногой из воды, старик тут же угрожающе дернул палкой. Эвдиал поднял руки, показывая, что не собирается причинить вред. Жест, который часто видел у жителей деревни. Им этот жест, к сожалению, никогда не помогал.       В это мгновенье, слабость взяла над парнем вверх. Он свалился на колени, едва успев выставить вперед руки.       Старик осторожно стал подходить. Эвдиал не видел этого, но слышал приятное дребезжание.       — Чаго ты? — из голоса старика пропала враждебность. На смену ей пришло беспокойство. — Не разбойник?       Несмотря на истощение, вопрос больно уколол где-то в груди. Эвдиал только махнул головой, ощущая неприятный привкус собственной лжи.       Чужая ладонь сжала парню плечо. Она показалась ему обжигающе горячей.       — Ты в реку что-ли того?.. Вставай, вставай, пока не помер… — затараторил старик, засуетившись, а вместе с тем усилился этот приятный дребезжащий звук.       Эвдиал поднял глаза и увидел на поясе старика небольшую сетку, заполненную речными ракушками.       На Эвдиала вдруг свалилась теплая, сухая накидка, и он тут же крепко в нее завернулся.       — Поднимайся! — уже две горячие руки встряхнули за плечи, а затем потянули наверх. В них, вопреки ожиданиям, оказалось много силы, и Эвдиал поднялся. — Пойдем, пойдем, тут недалеко…       Шли они действительно не долго, но для Эвдиала дорога казалась нескончаемой.       — Как же тебя угораздило-то?       Они прошли вглубь леса, где расположилось небольшое сооружение – сколоченный между стволов деревьев навес с лавкой и столом, служивший, видимо, местом отдыха. Рядом примостился маленький круг кострища, использованный не один раз. Возле него старик посадил Эвдиала, а сам стал торопливо закидывать туда сухие ветки, взбивая остатки старой золы.       — Не спи, не спи! — Эвдиал почувствовал, как его снова трясут, а потом его опалил жар костра. Парень понял, что на какое-то мгновенье заснул, но не придал этому значения. Это было неважно, ничего не имело значения, только спасительное тепло огня.       — Давай, посиди так, а затем дойдем до деревни… — старик сокрушенно оглядывал парня. — Без сапог… Что ж ты… Ладно, потом разберемся.       У старика был живой ясный взгляд, и, несмотря на седину и скрюченную фигуру, двигался он быстро и бодро.       На костре вдруг оказался крошечный котелок с водой. Как только она вскипела, старик забросил туда несколько незнакомых веточек.       Единственный отвар в братстве забирал воспоминания и дурманил, потому Эвдиал не любил неизвестных трав, но сейчас, сделав глоток чего-то теплого, был так рад, что не расстроился бы, узнав, что там яд.       Напиток словно вернул парню жизнь, его взгляд прояснился.       — Спасибо, — слово хрипом вырвалось из горла. Старик, услышав звук, недовольно цокнул.       — Нехорошо, ой нехорошо… Допивай быстрей и пошли. В деревне я смогу что-то сделать.       Небо постепенно светлело, но дым от костра все еще хорошо было видно с другого берега. Эвдиал обернулся в сторону реки.       — Гонится за тобой кто? — строго спросил старик.       — Не знаю, — честно ответил Эвдиал. Он действительно не знал, и даже допускал надежду, что если его не нагнали за ночь, возможно, и не преследовали, решив, что Эвдиал замерзнет в лесу или попадется волкам.       — Ограбили тебя? — старик выглядел участливо и в то же время настороженно. Эвдиал был так благодарен за спасение и так изнурен, что не находил больше сил для лжи. Он заставил себя кивнуть, но добродушный спаситель воспринял этот жест иначе.       — Ладно уж, вопросы потом, а то околеешь совсем… Сюда они не сунутся, не безумцы ж через реку-то… — затем он глянул на Эвдиала, мокрого, дрожащего и вполне безумного, но ничего не сказал. — Идем в деревню, пока не помер.       Парню стоило всех усилий отойти от теплого огня и позволить его погасить.       Дорога до деревни оказалась самым тяжелым отрезком пути. Мокрая, холодная одежда сковывала. Тело неконтролируемо трясло, а зубы отстукивали мелодию.       — Немного осталось, немного, — подбадривал старик. Как только показались первые дома, что-то внутри Эвдиала болезненно сжалось. Он вдруг понял, что никогда не входил в деревню как гость, только как грабитель.       — А̀гуя! — крикнул Сепеол, когда они подошли к небольшому, аккуратному домику. — Затопи, скорее!       На крыльце тут же появилась старая женщина, судя по всему, жена старика. Она кинула на Эвдиала короткий оценивающий взгляд и скрылась в доме.       Жители только просыпались и брались за дела. Непривычно было видеть их размеренный, неспешный быт, спокойных детей и животных. Люди с интересом разглядывали пришлого чужака, но страха в их взгляде не было.       Тем временем Агуя, раз выругавшись себе под нос, стала носить дрова в пристройку у дома. Туда старик и завел Эвдиала. Пространство внутри окутало парня спасительным теплом.       — Прогрейся тут, а вон в том котле, — указал старик, — скоро нагреется вода, вымойся, переодевайся в сухое и приходи в дом, — на лавку он бросил стопку свежей одежды.       Эвдиал кивнул. В помещении становилось все теплее, тело переставало дрожать. Но разум парня все еще не до конца верил, что ему удалось спастись, какая-то его часть подозревала, что все это – предсмертный сон.       — Не засни только, а то упаришься… — добавил старик, словно прочитав мысли. — Ну, я зайду чуть позже, проведаю,— и оставил парня одного.       Эвдиал с трудом стянул с себя мокрую одежду, чувствуя себя насекомым, сбрасывающим панцирь.       Теплая вода и сухая одежда, не только отогрели продрогшее тело, но и вернули Эвдиалу способность ясно мыслить. Он понимал, что старик непременно расспросит о произошедшем, и что необходимо придумать складную историю, вроде тех, что сочинял Фиан.       Осознание, что ложь теперь навсегда станет спутницей Эвдиала, отдавало призрением к себе и терпкой горечью. Еще большей горечью отдавало, что выбор у Эвдиала был – он всегда может рассказать правду. А сразу после – отправиться на виселицу.       Эвдиал осторожно извлек кинжал из ножен. Практически вся кровь смылась речной водой, но кое-где еще виднелись красные подтеки. Краем своей мокрой рубашки парень осторожно отчистил орудие. Пока он делал это, его отогретые руки вновь задрожали, а глаза зажгло от боли.       Последние капли жизни Зара стирались, оставляя лишь холод и блеск лезвия.       Эвдиал не раз думал о том, что хотел бы, чтобы Зар остановился, и в моменты самых жестоких его злодеяний думал, что тому и вовсе место на эшафоте. Но сейчас, неосторожно исполнив желание, вяз в отчаянии и хотел бы все изменить. Вместе с тем, смерть не сделала Зара лучшим человеком, не отчистила, не вернула отнятые им жизни, потому Эвдиал был рад, что теперь тот больше никому не причинит вреда.       Противоречивые чувства боли, скорби и облегчения рвали ему сердце и вырывались горячими крупными слезами.       Эвдиал прижал к себе кинжал. Парень знал, что расстаться с оружием не сможет. Словно оно хотя бы немного возвращало утраченную жизнь. И вместе с тем, делало Эвдиала все больше Манфосом.       — Живой ты? — раздался голос старика. Он вошел так быстро, что Эвдиал не успел спрятать ни слез, ни оружия. Про слезы старик тактично не спросил, а вот кинжал тревожил его. — Зачем он тебе?       Эвдиал сжал кинжал крепче, словно его могли отобрать.       — Это… память о человеке.       — Об отце?       Эвдиал помолчал немного. Вина и боль передавили ему горло.       — Брате.       Дом старика был обставлен скромно, но ухоженно. По насыщенному запаху трав Эвдиал догадался, что это дом лекаря.       — Вот проходи, — он указал на крепко сбитые лавки у стола, на котором в глиняной чашке уже дымился бульон. Эвдиал бросил короткий взгляд на шкафы, сундуки, ящики, и быстро понял, где что могло лежать. Он мгновенно устыдился, но ничего не мог сделать – привычка, выработанная за огромное количество грабежей.       Впервые в деревни хозяева дома приглашали Эвдиала к столу. Парень чувствовал одновременно радость – быть гостем, а не захватчиком казалось кусочком той жизни, о которой парень мечтал, но и стыд – он не заслуживал этой доброты.       — Чего застыл? — добродушно произнес старик. — Садись, садись.       Парень послушно сел за стол.       — Спасибо вам,…       Эвдиал почувствовал новую волну стыда, когда понял, что даже не узнал имя своего спасителя.       — Сѐпеол, — старик оказался проницательным человеком. — А это моя жена Агуя. И внучка, Э̀льба… где она?       — За козами ходит, — жена Сепеола что-то стряпала, по ее движениям и словам, было ясно, что ни того ни другого она не тратит просто так. Каждый жест был отточен и выверен, она энергично месила тесто, забрасывая туда другие ингредиенты, и делала это так искусно, что Эвдиал невольно засмотрелся. А затем и задумался. Единственное, что он мог хоть сколько-нибудь хорошо – обращаться с кинжалом. В северной крепости всем Манфосам тоже приходилось вести хозяйство, но делали это, как умели и, сравнив с Агуей, сразу становилось ясно, что, за редким исключением, умели они так себе.       — Это она молодец, — похвалил старик. — Тебя как звать?       — Эвдиал, — кончики ушей парня покраснели, узнав чужие имена, свое он не назвал. Привычки представляться кому-то у Эвдиала не водилось, не было нужды.       «Тут все иначе, — напомнил он себе, — нужно привыкать. Смотреть, как ведут себя люди в… обычной жизни».       — Ешь, ешь, пока не остыло, — Сепеол улыбнулся, несколько зубов у него не хватало, но улыбка все равно выходила располагающей и приятной.       — Мне… нечего дать вам взамен, — замялся парень. Всю жизнь он брал все просто так, и делать этого теперь не хотелось.       — Да я уж понял, — весело сказал старик. — Ничего, на ноги встанешь, поговорим, ешь.       Эвдиал послушался и, выпив первую ложку бульона, понял, как сильно, оказывается, был голоден. Желудок закрутило, а в животе разлилось приятное тепло.       — Я хорошо себя чувствую, могу сделать какую-нибудь работу… — сказал Эвдиал, прикидывая, чем бы смог помочь. В зимней крепости он часто орудовал топором. — Наколоть дров, например…       — К вечеру свалишься с лихорадкой, помощник, — уверенно сказал Сепеол, — так что побереги силы.       Конечно, Эвдиал не отнесся к этим словам серьезно. Он согрелся, энергия возвращалась с каждой ложкой бульона, и парень готов был не только бежать дальше, но и впитывать новую, неизвестную жизнь.       Однако днем его вдруг окатило слабостью, несмотря на то, что Агуя была скупа на слова, но щедра на угощения. А вечером, как старик и предсказал, Эвдиал свалился с сильным жаром, какого никогда прежде не знал.