10
5 ноября 2023 г. в 18:07
Амаадон впервые за очень долгое время сумел проспать. Парень не понимал, как так вышло. Он ведь за столько лет службы уже успел привыкнуть просыпаться на рассвете. И ровно до сегодняшнего дня никаких нареканий у него с этим никогда не было. А сейчас он спешил по коридору, попутно приводя себя в порядок, решив, что тратить драгоценное время ещё и на полноценные сборы будет лишним. Сворачивая в очередной коридор, застёгивая пуговицы на вороте чёрной льняной рубахи, парень врезается в слугу, что нёс перед собой тяжёлую большую вазу, и сам не сразу понял, с кем столкнулся. Оба схватились за вазу с двух сторон, дабы избежать её падения. И стоило Амаадону убедиться, что его помощь больше не требуется, как он поспешил дальше, отмахиваясь от любых извинений молодого юноши, ибо он и сам не видел, куда поворачивал.
Из-за предстоящего бала Амаадону не сильно нравится, что сейчас во дворце суета исходит не только от него. Парень, конечно, привыкший находиться в большом количестве народа благодаря армии, но сейчас, когда он опаздывает, ему меньше всего хочется встречать на своём пути всех подряд, в кого-то врезаться и слушать лепетания с извинениями или же множественные приветствия. Амаадон не хочет казаться невеждой, но сейчас он просто не в силах ответить всем и каждому, и ему то и дело приходится таковым быть, иначе рискует навлечь на себя гнев отца за то, что опоздал сильнее, чем уже сделал это.
Опаздывать, да и вообще редко когда являться куда-либо вовремя, всегда была прерогатива его старшего брата. И сейчас, преодолевая лестничные пролёты, Амаадон понять не мог, как Эрис умеет спокойно существовать с этим неприятным, скребущем в груди чувством из-за того, что не получилось прийти вовремя. Он же переживал за то, что отец отчитает его за эту оплошность. А выслушивать нравоучения, когда ещё не совсем отошёл от тех, что последовали после его выходки со столь резким прибытием во дворец, Амаадон не хотел. Ведь обычно за ним такого поведения никогда не наблюдалось. И пусть Эрису и жилось легче без груза будущей коронации и того, что отец, зная, каким является его старший сын, относится к нему снисходительнее, Амаадону было неприятно осознавать, что на него, скорее всего, сейчас даже будут смотреть с упрёком, в то время как старший брат порой отделывается лишь недовольными вздохами.
Перед тем, как распахнуть дверь в Зал Советов, парень замер, в последний раз осматривая себя со всех сторон. Он пальцами прочесал спутавшиеся у лица волосы. Заправил рубаху в штаны и, сделав один глубокий вдох, прикрывая глаза, а после, медленно выдохнув через рот, распахнул двери, проходя внутрь.
Тишину в зале прервал лишь стук его сапог по каменному полу. За столом восседали два его старших брата, которые одномоментно повернули головы к вошедшему Амаадону. А вот отца парень нигде найти взглядом не мог.
— Я запомню этот день, брат мой! — Усмехнулся развалившейся на стуле Эрис. — Твоё первое опоздание! — Он лежал поперёк стула, с одного подлокотника свесив ноги, а на второй запрокинул голову и с усмешкой наблюдал за сбитым с толку Амаадоном, который всё пытался отдышаться, то и дело нервно поправляя волосы.
— Где отец? —Игнорируя комментарии старшего брата, парень подошёл к столу, ещё раз осмотревшись по сторонам.
— Он сказал нам дождаться тебя, а сам пошёл разбираться с Оруолом. — Отзывается Кират, утыкаясь обратно в чтение книги. — Это, скорее всего, надолго, — как бы невзначай, но добавляет брат.
Кират - седьмой сын короля, и последний старший брат для Амаадона. Его с ним разница в пару лет мало когда спасала Кирата от того, чтобы так же, как и Амаадон, порой не подвергаться детским издёвкам со стороны Эриса и Оруола. Амаадон порой думает, что как раз поведение двух старших братьев когда-то и сплотило их дружить против них. Ведь, до того, как Амаадона призвали в армию, именно Кират был его самым лучшим во дворце другом. Но когда он вернулся, эту самую дружбу стёрло время, проведённое в разлуке. Кират отдалился, а первые часы, когда увидел Амаадона во дворце, и вовсе вёл себя так, будто они друг другу чужие. Эрис объяснил ему, что такое поведение Кирата не ново. И что пока Амаадон отсутствовал, Кират потерял связь не только с ним. Он меньше всех остальных детей был заинтересован в троне и том, кому на голову возляжет корона после отца. В какой-то момент жизни решил, что не высовываться и просто плыть по течению принесёт ему больше пользы и даже будет способно удержать голову на своём месте, зная, что и без его участия ему найдут место в этом мире. Он всё время пропадал в библиотеке, предпочитая изучать историю прошлого, а не наблюдать за тем, как пишется новая. Ему было не интересна армия, которую отдали Эрису. Не волновало, что не он командует отрядами, как то волновало Таллию. Редко когда являлся на балы, желая не прожигать свою жизнь, как то делает Брила. И никак не скрипит зубами, то и дело выступая против коронации Амаадона под стать Оруолу. Кирату всё это не было интересно. Да и на советы, подобные этому, он являлся только потому, что в нём течёт кровь короля Идена. И если бы только отец разрешил ему не делать и это, то парень, скорее всего бы и вовсе пропал в стенах дворца, редко когда попадаясь на глаза.
Он не особо когда-то планировал жениться, понимая, что и это, скорее всего, за него решит если уж не Иден, то Амаадон. Ведь он, как не коронованный принц, и как не тот, кому будет поручено всю жизнь прожить подоле короля, рано или поздно должен будет обзавестись своей семьей, как то сделала Аделия, и покинуть стены своего дома. Он был ребёнком с ещё одним удачно назревающим браком, служащим для укрепления связей меж королевствами и ничего большего. И эта роль парня вполне устраивала.
— Что не так с Оруолом? — Хмурится Амаадон, опираясь руками в стол, смотря то на одного брата, то на другого.
— А с ним хоть когда-то было что-то так? — Хмыкает Эрис, вертя в руках яблоко. — Он, как обычно, в своём репертуаре. Ничего нового. — Улыбаясь, пожимает плечами Эрис, то и дело мотая ногой в воздухе.
— Оруол отказывается присутствовать на советах вместе с тобой, — поясняет Кират, тихо перелистывая очередную страницу толстенной книги, что лежит перед ним. — Отец пытается его вразумить, ибо его поведение после объявления твоей коронации оставляет желать лучшего.
— А что его не устраивает? — Амаадон отодвигает стул, который стоит к нему ближе других, и садится за стол.
— Он, скорее всего, отречётся от двора, — подкидывая яблоко, без особых эмоций отзывается Эрис. — Наш брат не желает принимать твоего правления и присягать на верность. Оруол желает пойти по стопам своей полоумной мамаши и уйти к не присягнувшим.
Амаадон ловит яблоко, что бросил ему Эрис и, повертев то в руках, тяжело вздыхает. Мать Оруола была подарком королю в знак того, что несмотря на непринятие власти Идена, не присягнувшие эльфы всё равно желают соседствовать с ним в мире. Амаадон, ещё находясь на службе, благодаря письмам Эриса, знал, что она покинула дворец после того, как его объявили наследником. Но он не знал, что его старший брат поведёт себя так же, узнав эту новость.
Оруол всегда общался ближе всех только с матерью. И несмотря на то, что ни она, ни Доранда не принимали друг друга, Эрис вполне охотно общался со своим младшим братом. Ведь, несмотря на какие-то свои личные неприязни к кому бы то ни было, Доранда воспитывала Эриса так, чтобы в нём не было ненависти к другим детям короля. Она приучала его уважать всех детей, независимо от того, является ли она их матерью. Ибо он самый старший сын, на него все они будут смотреть, и он должен быть ребёнком, достойным имени своего отца. И пока Эриса учили любить всех своих братьев и сестёр, Оруола воспитывали иначе. Его мать учила мальчишку хитрить. Всегда быть начеку. И независимо от того, как бы хорошо с ним не общались его братья и сёстры, тот всегда должен помнить, что когда-то один из них займёт место своего отца. И по её словам, это точно должен был быть Оруол. Стать первым Верховным Королём, к которому на поклон придут даже не присягнувшие. Стать таким, который затмит всех королей прошлого. Она воспитывала его нравоучениями и вечными шпыняниями. С духом вечного соперничества бок о бок. И, несмотря на то, что в детстве Оруол дружил с Эрисом, у них всё и всегда сводилось к спорам и борьбе друг с другом. Оруол считал, что должен быть лучше, всегда первым и во всём получать благосклонность отца. И он её получал до момента, пока не вскрылось его истинное нутро, когда Иден сказал своё решение насчёт следующего Верховного Короля.
— Я приму его решение, — кивает Амаадон, всё рассматривая яблоко в руках. — Если брат так хочет, воля его, — пожимает он плечами, переводя взгляд на Эриса.
— Ты не виноват, что Оруол такой. — С лёгкой улыбкой отзывается Эрис, видя грусть в глазах младшего брата.
— В семье ни без урода, — тихо бурчит Кират, вставая со своего стула и захлопывание книгу. — Ну, а если отца мы так и не дождёмся, то я, пожалуй, пойду, — громче произносит парень. — Ещё много дел, — откланивается он перед Амаадоном, забирая со стола книгу и зажимает ту под рукой.
— Кират! — Услышав первую реплику младшего брата, с недовольством отдергивает его Эрис. — Он всё ещё наш брат. Не смей так говорить о нём.
— Ну вот, когда Оруол признает нашу общую кровь, тогда я и поменяю своё мнение. — Стоя в дверях, Кират косится на напряженного Эриса и беспечно пожимает плечами.
Амаадон молчит, предпочитая в это не вмешиваться. Ему, конечно, не приятно слышать, что его старший брат не готов принять его своим королём, но он действительно ничего не может с этим поделать. Не он вымаливал у отца корону. Не он просил власти. Она сама к нему пришла. Его так же, как и Оруола, поставили перед решением, которое нельзя оспорить и изменить. И если отец их так решил, то у него были для этого все основания. Но парень не понимает, почему Оруол не считает так же. Почему считает, что рассориться со своей семьей будет верным.
— Как ты отреагировал на новость о том, что отец выбрал меня? — Нарушая тишину, что воцарилась после ухода Кирата, Амаадон короткими ногтями царапает белую шкурку яблока, выпуская из него сок.
— Выдохнул с облегчением. — Эрис переворачивается на стуле, поднимаясь на ноги. Он пристально рассматривает поникшего брата, всё стараясь справиться с раздражением, что внутри него поселил Кират. — Если бы отец выбрал Оруола, — принц медленно обходит стол, проводя пальцем по наполированной деревянной кромке, — мы бы утонули в суровости его законов.
— А как же ты? — Амаадон прекращает мучать яблоко и поворачивается к подошедшему к нему брату. — Ты ведь первый сын короля. Разве не хотел бы сесть на трон?
— Хвала всем северным волкам, что я не буду королём, — кладя ладонь себе на грудь, фыркает Эрис. — Я порой со своими обязанностями с трудом справляюсь, а как представлю себя на месте отца, так передёргивает. Нет уж, пускай эта радость будет твоей, а я тихо, мирно буду при тебе служить, — улыбается он, кладя руку младшему брату на макушку и легонько взъерошивать тому волосы, что и без того не были в идеальном порядке.
Амаадон поджимает губы, пытаясь сдержать смущённую улыбку, которую своими словами у него вызвал Эрис. Наличие такого соратника, да ещё и в лице родного брата, дорогого стоит. И Амаадон даже рад, что подле него всегда будет именно Эрис. Они ведь довольно неплохо сблизились, несмотря на то, что Амаадон был далеко от него.
Именно Эрис писал ему чаще всех остальных. Он передавал младшему брату вести из дома. И он донёс вести о коронации, когда те ещё не были официальными. Этот парень - воплощение своей матери. Внимательный, рассудительный и заботливый. Доранда вложила в него всё, чем обладала сама. И даже несмотря на все его недостатки, по первой, Амаадон задумывался о том, что Эрис мог бы быть лучшим приемником их отца. Но на деле, что бы не думал Амаадон, всё было так, как есть и ни он, ни Эрис не могли этому противиться. А коронованный принц мог лишь продолжать радоваться, что столь чуткий друг будет всегда подле него.
— Кстати, — опираясь спиной о край стола и скрещивая руки на груди, Эрис осматривает брата. — Сразу не стал спрашивать. Но что с твоими ладонями? — Поднимает он бровь, медленно переводя взгляд на забинтованные руки Амаадона.
— Ах, это! — Опускает Амаадон глаза на свои ладони, раскрывая их перед братом, и губы его дёргаются в нервной улыбке. — Схватился вчера за лезвие меча.
— Обеими руками сразу? — Продолжая рассматривать ладони Амаадона, фыркает Эрис, не ожидав услышать столь нелепую причину. — Ты, умеющий обращаться с мечом, лучше всех нас. Как смог допустить такую оплошность?
— Эрис, это что. — Сжимая ладони в кулаки, Амаадон убирает руки себе на колени. — Допрос? — Косится он на старшего брата.
— Привычка докапываться до сути, — отшучивается Эрис, отмахнувшись от Амаадона. — Просто интересно, как так вышло, — пожимает он плечами, отталкиваясь спиной от стола.
— Хорошо, что у тебя никогда не будет семьи, — хмыкнув, отзывается Амаадон, поднимаясь со своего места. — Не завидовал бы я твоей жене, если бы так же по любому поводу ты пытал её. — Хлопнув брата по плечу, Амаадон уже собирался было уйти.
— Ваше Высочество! — В почти пустующий зал вбегает стражник, неся перед собой небольшой свёрток, аккуратно перевязанный атласной лентой.
Эрис и Амаадон одновременно оборачиваются, смотря как к ним, заранее начиная кланяться, подбегает запыхавшийся солдат.
— Тут вам передали. — Становясь по стойке «смирно» вытягивает он руки перед собой, протягивая свёрток Эрису, и кланяется ещё раз.
— Кто? — Хмурится Эрис, недоверчиво осматривая протянутый ему сверток.
— Имени не называли, Ваше Высочество, — продолжая смотреть в пол, отзывается солдат. — Но передали письмо. — Перекладывая свёрток в левую руку, парень роется в кармане и выуживает оттуда письмо, так же протягивая его Эрису.
Эрис хмурится сильнее, отдавая приказ, чтобы свёрток положили на стол, и не сразу забирает письмо. Он наблюдает за солдатом, пытаясь увидеть возможный подвох, но тот молча держит перед собой письмо, не поднимая перед принцем головы, и ждёт, пока парень отреагирует. Жизнь во дворце сама по себе сделает любого мнительным. И Эрис не исключение. Он никогда и ничего не принимает из чужих рук, когда не знает, что это и от кого может быть передано. Лишь за его жизнь он раз десять видел, как те, кто доносил отцу письма и вещи от неизвестных, погибали от яда, держа те самые вещи, которые им оказывались пропитаны. Парень сам допрашивал отравителей, когда тех удавалось найти. И если кто-то ещё мог подумать, что Эрис способен без каких-либо подозрений взять в руки непонятный свёрток, то те сильно ошибались. Слишком много жизней он забрал насильно, чтобы оставаться для всех любимым принцем. Знал, что у него ненавистников едва ли меньше, чем собрал отец за годы своего правления.
— Ты что, совсем уже из ума выжил? — Распрямляя плечи, напрягается Эрис, смотря на солдата сверху вниз. — Первый день служишь во дворце? — Отчитывая солдата, парень тянет время, наблюдая, не станет ли тому хуже на его глазах.
— Прошу меня простить, — лепечет сбитый с толку парень, тут же пытаясь спрятать письмо обратно в карман. — Я сейчас же всё сожгу, — дрожащими руками тянется он к свёртку, что положил на стол.
— Подожди ещё немного, — командует Эрис, переглядываясь с Амаадоном. — Хочу убедиться, что не придётся сжигать тебя вместе с этим всем. — Кивает он на свёрток.
От слов принца солдат лишь сильнее напрягается, резко отдёргивая руки от принесённого им подарка. А Амаадону начинает казаться, что того он раньше уже видел. Парень пытается вглядеться в растерянное лицо и понимает, что этот парень проходил службу вместе с ним. И что-то внутри подсказывает принцу, что парень вряд ли шёл к его брату с дурными намерениями. Больше всё похоже на то, что он хотел стать полезным, но на деле не задумался о том, что, принимая странные вещи из чужих рук, может принести своему принцу смерть, да ещё в придачу навлечь её и на себя.
— Мне почему-то кажется, что он не хотел тебе навредить. — Вмешивается Амаадон, стараясь отстоять невиновность солдата.
Он ведь тоже ещё не так давно был просто солдатом. Делил с такими, как этот парень, палатки и еду. Верил каждому, как самому себе и даже не задумывался о том, что все те, кого Амаадон звал друзьями, вдруг могли пойти против его семьи по своей воле. Ни один год он прикрывал их спины, а они приковывали его. Там, в горах, не было у парня соратников ближе. И если бы он не верил там каждому, как себе, то не смог бы выжить в одиночку. От того ему казалось, что все те, с кем он лично проходил службу и прибыв во дворец, останутся такими же верными короне. Ведь они все готовились служить именно ему. Подготавливались для него, чтобы с его восхождением на трон стать новой армией Верховного Короля. Амаадон привык верить своим подданным. Верит сейчас и этому молодому парню, который, кажется, от переживаний за свою шкуру уже успел позеленеть.
— Он не хотел, — фыркает Эрис, парируя брату. — А тот, кто принёс это, вполне мог хотеть.
—Ну, тогда дай письмо мне, — усмехается Амаадон, протягивая руку к солдату. — Сейчас и проверим эти догадки.
— Тоже рассудка лишился?! — Пуще прежнего хмурится Эрис, ударяя брата по руке. — Хочешь оставить нас без короля?! — Отпихивает он руку Амаадоном, угрожающи на того поглядывая, чтобы младший брат даже не думал так впредь поступать.
— Тогда прекрати стращать бедолагу и возьми уже письмо сам, — усмехается Амаадон, кивая на солдата. — Мнительный, как мама прям. Ты хоть чем-то не пошёл в неё? — Продолжая подначивать брата, парень пихает того в бок локтем.
Эрису есть что ответить Амаадону, который в открытую начинает ему докучать. Но счастье младшего брата, что при чужих парень не так раскрепощен, на слова и действия когда то не имеет оснований. Да и навешать подзатыльников будущему Верховному Королю в присутствии лишних глаз будет не лучшей затеей из всех тех, что Эрис способен вытворить. От того он лишь раздраженно на брата поглядывает, протягивая руку к солдату, чтобы тот вручил ему уже своё письмо и растворился с его глаз.
— В следующий раз нужно думать наперёд, — продолжает он поучать молодого солдата. — А то берёшь какие-то свертки не узнав от кого, и тащишь мне… — На последних словах затихает принц, начиная внимательнее бегать глазами по аккуратно выведенным на бумаге буквам.
«Нет сил и желания забыть тот пирог, которым Вы меня угощали. Надеюсь, что этот так же приятно подсластит Ваш вечер, как для меня это сделал тот.
Тарра»
Невольно сглатывая и прочищая горло, Эрис внимательно всматривается в строки, будто не доверяет собственным глаза. Но когда и во второй раз буквы все остаются теми же и складываются во всё те же слова, у парня вдруг вылетает удивленный смешок.
— Эрис, — окликает брата Амаадон, наблюдая, как брат замолкает, снова и снова перечитывая всего пару строк, которые он углядел на бумаге у него в руках. — Тебе что, уже угрожают в письмах?
— Нет, — снова издаёт смешок принц, не сразу отзываясь. Парень сворачивая листок пополам и кладёт его в нагрудный карман рубахи. — Отнеси это ко мне, — обращается он к солдату, указав на пирог.
— Так, а что там? — Интересуется Амаадон, рассматривая белую ленточку, что перевязывает презент.
— Благодарность. — Краешек губ Эриса ползет вверх, а он что есть сил старается сдержать довольную улыбку от столь неожиданного подарка.
Ему и вправду было бы куда привычнее получить угрозы или пожелания скорейшей смерти. Но он никогда бы и не подумал, что получит что-то подобное. Да и неудобно ему было теперь, зная, что для него зачем-то кто-то старался вне дворца. Ведь у него у самого столько прислуги, что стоит щёлкнуть пальцами, и тотчас же появится всё, что он только сумеет пожелать. А это угощение стало ему словно долгом, который теперь надо было бы отплатить. Хоть ответить на записку, чтобы не казаться совсем уж невежественным. Хотя обычно Эрис очень редко когда самостоятельно отвечает кому-то. Личных переписок и вовсе ни с кем не ведёт, чтобы переживать за то, что какое-то нужное письмо способно ему не дойти. А всё, что приходит лично ему, не всегда даже доходит до его рук. Ведь у парня есть тот, кто отсеивает всё, что принцу знать не имеет смысла, так же сжигает реальные угрозы, которые приходят Эрису, и лишь единицы из всех писем попадают ему на стол. Всю информацию из писем он узнаёт из кратких отчётов своего доверенного лица. И если бы солдат, что принёс ему всё это, служил во дворце куда дольше, то, скорее всего, и эта записка никогда бы не попала к Эрису в руки. И пусть эта благодарность ставит его вне совсем удобное положение, парню всё равно приятно от столь неожиданного действия со стороны девушки. Ведь он уже успел выкинуть из головы тот день, ибо получил всё, что нужно, и больше не думал об угрозе, которой не существует. А как оказалось, что и в прошлый раз, что сейчас Тарра думала о вещах больших, чем парень успевал хотя бы запоминать.
— То-то ты лыбишься, словно довольный лис, съевший с десяток куропаток, — усмехается Амаадон, скрещивая руки на груди.
— А где та, что передала это? — Отмахиваясь от брата, интересуется у ещё не успевшего уйти солдата Эрис.
— Отбыла сразу же, как удостоверилась, что я точно вручу это вам. — Всё переживая за то, что совершил глупость, мнётся на месте солдат. — Она была очень настойчива в своём желании, — добавляет парень, отходя спиной к двери.
— Жаль, — продолжая улыбаться суёт Эрис руки в карманы брюк. — Очень жаль.
— Мне следует заставить кого-то вернуть её, Ваше Высочество? — Тут же встрепенулся парень, заслышав вздох принца.
— Нет. — Отрицательно машет он головой. — Иди. Делай, что велено. — Доставая руку из кармана, Эрис взмахом позволяет парню, наконец, откланяться и повернуться к ним с братом спиной, чтобы покинуть зал.
Стоило тому снова оставить братьев вдвоём, как Амаадон сначала молчит, осматривая Зал Советов так, словно видит его впервые, делая вид, что произошедшее его никак не касается. А после, когда понимает, что старший брат замечает его молчаливый спектакль, поворачивает голову к нему, вскидывая брови, и негромко присвистывает.
— Где та? — Делает он акцент на последнем вопросе брата, что тот задал солдату. — Эрис, ты что, опять ввязываешься во что-то, что всегда для тебя заканчивается одинаково? — Намекая брату на его проклятье, продолжает сверлить его взглядом Амаадон.
— С чего ты взял? — Фыркает Эрис, закатывая глаза. — К слову, я вообще ничего не делаю, — пожимает он плечами, начиная раскачиваться на пятках.
— Кто эта несчастная, что обречена лить по тебе слёзы на этот раз? — Продолжает допытываться до него Амаадон, тыча пальцем ему прямо в карман, где лежит записка.
— Если я скажу, что это Рейнари, ты сразу оторвёшь мне голову? Или сначала будешь долго и мучительно отрезать мне пальцы один за другим? — Решая припомнить брату его неуместную шутку про мнительность, Эрис довольно скалится, специально делая шаг назад, будто уже готов бежать прочь. — Вырвешь мне все зубы и ногти? Или пощадишь?
— Прекрати юлить, — недовольно вздыхая, Амаадон скрещивает руки на груди, демонстрируя брату, что он всё ещё ждёт от него точный ответ. — Ты её знать не знал до того дня.
— Ну почему же, — всё продолжает довольно скалиться Эрис, начиная расхаживать перед младшим братом то в одну сторону, то в другую. — Это ты у нас не жил дома половину своей жизни, а я всегда был тут и присутствовал на всех проведённых отцом балах.
Эрис продолжает играть словами, не зная, догадывается ли брат о том, что это всего-то месть за неосторожно брошенные им слова мгновение назад. Но порой ему так хочется довести Амаадона, как он то делал в детстве. Просто вдоволь насладиться его отчаянными попытками выведать правду, которую Эрис будет таить до последнего. Благо, сейчас, сполна насмотревшись на тех, кого он столько лет допрашивает, Эрис много чего почерпнул себе. И сейчас расколоть его будет ещё труднее, чем когда он был ребёнком. Но кажется, что теперь и Амаадон не так легко поддаётся уловкам брата. Слушая всё то, что говорит ему старший брат у парня ни один мускул на лице не дрогнул. Он всё продолжает наблюдать за ним, терпеливо выжидая, когда вся его сказка закончится и он, наконец, соизволит заговорить с ним по-настоящему. Ведь Амаадон действительно переживал за брата. Знал, что боль от проклятья передаётся и Эрису. В этом и была вся его суть. Он нравился всем, такой яркий и активный. Манил к себе чужие сердца и сам не сразу замечал, как отдаётся в омут, из которого ему никогда не выбраться. Мог ощущать влюблённость. То самое сладкое и приятное сердцу чувство в самом начале, когда ещё сам не до конца понимаешь, что с тобой просидит. Оно дурманило ему голову так же, как он собой дурманил головы другим. А после итог всегда был один. И даже тогда, когда Эрис предостерегал девушек, решаясь поведать, что с ним не так и почему не стоит тратить на него своё время, каждая мнила, что именно она способна его спасти. Не замечали, как попадают в паучьи сети, которые вокруг себя парень расставил не сам, и расплачивались за это разбитыми сердцами. И когда Амаадон впервые получил от, в очередной раз разбитого болью Эриса, письмо, в котором тот выложил на эмоциях ему о себе всю правду, парень решил, что во что бы то в итоге не вылилось, будете здравым разумом старшего брата, когда его собственный отступает на второй план. Сейчас он пытался сделать тоже самое. Игнорировать его язвительные колкости, пытаясь вразумить его, и, возможно, попытаться предотвратить боль, которую Эрис в итоге испытает, если не успокоится.
— Можешь спросить у неё сам. — Перекладывая ответственность за свои слова на ничего не подозревающую девушку, продолжает давить на брата Эрис, желая, наконец, увидеть долгожданную реакцию. — Ведь, если не ошибаюсь, она со своей семьёй тоже прибудет встретить Лоуреса, — пожимает он плечами и отворачивается, готовый уйти прочь из зала.
— Принц разбитых сердец. — Бросает Амаадон ему вслед негласное прозвище, которым Эрис обзавёлся в стенах дворца, зная, что это точно всколыхнёт его и заставит остановиться. — Ты так и не ответил на мой вопрос.
— Не смей так ко мне обращаться!— От былого игривого настроя Эриса и след простыл, стоило ему заслышать прозвище, которое он не выносит.
Он поворачивается к брату, готовый сцепиться с ним прямо сейчас и даже не посмотреть на то, что он его будущий король. Ведь эта правда, что бьёт его прямо в сердце каждый раз, когда ему в очередной раз доносят о подобных перешептываниях верные слуги. И Эрис мог вынести это от кого угодно, но не ожидал, что правдой, которую он поведал Амаадону в очередном порыве своих страданий, младший брат сейчас и воспользуется, дабы выбить его из равновесия. От него это словно удар в поддых. Он выбивает воздух из лёгких и обжигает всё внутри от невозможности снова вдохнуть. Так мог поступить Оруол, но не смел Эрис ждать этого от Амаадона.
— Я серьёзно, брат, — видя, что, кажется, перестарался, Амаадон подходит к Эрису, сам теперь желая того успокоить. — Будь осторожней. Не нужно тебе снова испытывать всё то, что потом заставляет тебя страдать, — вздыхает Амаадон, кладя руку на его напряженное плечо. — Я переживаю за тебя, — смотрит он в блестящие от злости медовые глаза, что, кажется, ещё миг и будут готовы испепелить его на месте.
— Ещё раз, Амаадон. — Скрипя зубами, Эрис хватает брата за руку и выкручивает ему запястье. — И даже отец не спасёт твою шкуру.
— Ты угрожаешь будущему королю. — Усмехаясь, напоминает ему Амаадон, пытаясь высвободить свою руку из хватки брата.
— Да. И я хочу, чтобы он меня услышал и понял, что я серьёзен, как никогда. — Тише отзывается Эрис, отпуская руку младшего брата.
Прикрывая глаза с лёгкой улыбкой Амаадон кивает, желая дать брату понять, что он прекрасно его слышит. Он понимает, что воспользовался его слабым местом, но без этого было никак. Нужно было сказать то, что Эрис бы точно услышал. А на ум парню ничего иного не пришло. От того и не воспринимает угрозу, поступившую от брата, так, как воспринял бы её от кого-то другого. Ведь сам виноват, что разозлил его. Но эта злость Амаадону на руку. Она должна вернуть Эриса из опасных грез в мир, в котором он не способен обрести своего счастья. После этих слов голова его должна остыть, и когда гнев отступит, он всё поймёт сам. А Амаадон просто подождёт.
— Это не Рейнари, — отзывается вдруг Эрис, понимая, что, кажется, это Амаадон довёл его, а не наоборот, как он на то рассчитывал.
— Я знаю, — усмехается Амаадон. — Мог и не говорить, — пожимает он плечами, вновь касаясь Эриса.
— Но чтоб ты знал, — продолжает Эрис, игнорируя усмешки брата, — со мной всё в порядке. И то, что принесли, действительно не имеющая ничего большего под собой благодарность. — Минутная слабость, что позволил себе парень, пропадает, и он вновь становится самим собой, решая улыбнуться брату в ответ.
— Пусть будет так, — с мягкой, сдержанной улыбкой отзывается Амаадон, кивая.
Эрис с минуту рассматривает брата, ещё раз ловя себя на мысли, что впервые в жизни Амаадон не поддался на его уловки, а поймал его на свои. Он проводит рукой по затылку, искренне удивляясь такому повороту событий. Ведь, кажется, хоть и застал возвращение брата до этого момента, до конца не осознал, что тот больше не ребёнок, которого так легко вывести из себя.
— А ты изменился, — подмечает Эрис истину, которую только что для себя понял. — Стал больше похож на отца, — хмыкает он, будто сам удивляется словам, что произносит всё, рассматривая младшего брата.
Амаадон вновь лишь кивает, принимая правду брата. Ведь ему на это толком даже и ответить нечего. Он со стороны себя не видит и не знает, насколько сильно изменился, живя вдали от дома. Но слышать подобное от Эриса почему-то так приятно, что Амаадон не может сдержать улыбки. Он же всегда мечтал стать похожим на отца. Ему та больше и не на кого было ровняться. И услышав сейчас подтверждение, что желаемого он сумел добиться, Амаадон ощущает гордость в сердце за самого себя.
А Эрис, окончательно остыв, вспоминает, что вообще-то собирался уже уходить. Ведь у него вдруг образовалось дело, с которым он желает не затягивать. И, убедившись, что у них с Амаадоном не осталось из-за его гнева и брошеных от злости слов, обид друг на друга, наконец, первым покидает Зал Советов, попутно успев возмутиться, что его подняли ни свет, ни заря просто так.
Амаадон тоже не видит резона больше находиться в пустом зале и решает наведаться к матери, пока возможность такая представилась. Он выходит через другие двери, надеясь, что хотя бы в этом коридоре не наткнётся на прислугу, которая всё шныряет тут и там, продолжая готовить замок к балу. Это будет его первый бал со времён, когда он был ещё ребёнком. Первый раз, когда он предстанет перед своим народом не просто восьмым ребёнком короля, а коронованным принцем. И от этих мыслей у него внутри от чего-то всё переворачивается. А когда сердце его неспокойно, он по-прежнему желает обращаться к матери, что своими речами способна найти ответ на любой его вопрос. Ничто и никогда не успокаивало Амаадона так, как Доранда и её всегда тёплые ладони. Это с годами не изменилось. И сейчас парень так спешил к матери, что даже не обратил внимание на старика Иодана, что тихо плёлся ему навстречу по пустому коридору, пока тот не окликнул его, когда они уже разминулись.
— Твоя душа всё ещё при тебе. Брошенный миром ребёнок, — негромко заявляет Иодан.
— Кто позволил тебе ко мне так обращаться, старик? — Сбитый с толку столь неожиданными совами со стороны Иодана, Амаадон хмурится, поворачиваясь к тому лицом.
Иодан был известен тем, что редко когда для него имели хоть какой-то вес чужие титулы. Он никогда не кланялся даже королю, и никогда не подбирал выражений. Не ждал дозволения говорить и пусть давно уже был слеп, всё равно поднимал голову, словно смотря прямо в глаза своим собеседникам. Король Иден терпел старика, потому что тот много чего знал и мог давать верные советы, ибо не было при дворе более древнего советника у короля. Но Амаадон, хоть и стал похож на Идена, им всё же не является и не станет терпеть столь дерзкое и непозволительное поведение со стороны мага.
— Слабый духом король - смерть для всего королевства. — Игнорируя недовольство Амаадона, Иодан медленно обходит парня по кругу, негромко постукивая при каждом шаге посохом по полу. — Ты слабый, — без церемоний хватает он парня за перебинтованную руку. — И это тебя не спасёт, — он поднимает руку Амаадона, выставляя её перед лицом принца и указывая на его перебинтованную ладонь.
— Не смей касаться меня! — Амаадон выдёргивает руку из хватки старика, отходя от того на шаг назад. — Иначе потеряешь своё место в этих стенах раньше, чем на моей голове окажется корона.
— Тучи сгущаются над твоей головой, Амаадон, — с хрипом смеясь, продолжает старик. — Луна скоро проглотит солнце, — выставляет он свою ладонь перед лицом парня, желая коснуться его лба. — Я знаю, чего ты жаждешь.
Амаадон напрягается, смотря по сторонам желая убедиться, что никого нет поблизости и никто больше не слышит несвязные лепетания старого мага. Он нервно сглатывает, отшатываясь от костлявой руки в сторону, не понимая, к чему Иодан ведёт своими речами.
— Откуда ты можешь что-то знать обо мне? — Пытаясь сдержать своё недовольство, всё же решается на тихий вопрос Амаадон.
— Пока ты медлишь, она уже пробудила его. — Не предпринимая больше попыток коснуться принца, Иодан берётся двумя руками за посох, наваливаясь на тот, словно ему тяжело стоять.
— Кто кого пробудил? — Пытаясь внести хоть какую-то для себя ясность, недовольно морщится Амаадон, вспоминая, что с самого детства не любил разгадывать загадки этого человека. — Ты либо говори яснее, либо не разговаривай со мной вовсе, — слова его звучат как приказ.
У Амаадона нет времени гадать над услышанным, и он уже готов прервать этот разговор и оставить старика с его несвязными речами один на один. Но вот тот, кажется, не собирается так просто отпускать принца, решая продолжить путать его своими речами всё сильнее.
— Собери волчьи кости, — хватает он принца за рукав чёрной рубахи. — Закончи то, что начал, иначе тьма поглотит тебя. Ведь он уже возвращает себе всю мощь, что обрёл когда-то.
— Отпусти меня! — Уже толком не слушая старика, рычит Амаадон, пытаясь забрать свою руку из его хватки.
— Отдай душу! — Костлявый палец старика указывает на грудь Амаадона. — Взойди на путь, с которого нет возврата. Забери всё, что по праву твоё.
Его пустые белые глаза находят глаза Амаадона, и парень замирает на месте, точно уверенный в том, что слепой старик видит его прямо сейчас. Он никогда прежде не боялся Иодана. Всегда считал его просто выжившим из ума человеком и никогда не понимал, почему отец всё ещё держит того при себе. Не понимал, зачем вообще королю эльфов слушать речи человека. Но сейчас он, сам не ведая как, начинал вслушиваться в слова Иодана. По-прежнему не мог понять околесицу, но замер и начал прислушиваться, будто тот самый сокровенный смысл должен прийти к нему сам.
Сердце в груди Амаадона сжимается от одного лишь молчаливого пустого взгляда. А выдыхает он лишь тогда, когда костлявая рука сама его отпускает. Вопросов у него уйма, но задавать хоть один из них поистине страшно. Страшно от того, что это разговор не для стен дворца. Страшно из-за того, что, похоже, старик действительно что-то знает. И парень решает, что сейчас не место его любопытству. Он не произносит и слова более, когда в голове зарождается лишь единственное желание: бежать. Бежать прочь и никогда больше не слушать подобного. Парень пытается убедить себя, что Иодан просто лжёт ему. Что ничего на деле он знать не может. Ведь как можно узнать то, что существует лишь в голове. Узнать о том, что никогда вслух не произносилось, Амаадон не считает возможным. И потому он действительно просто уходит. Не оборачиваясь, надеясь на то, что когда повернёт за угол, не увидит вновь старика на своём пути.
— Вокруг одни предатели. Они скалят зубы и точат клинки, — произносит Иодан вслед уходящему Амаадону. — Всегда следи за тем, кто может стоять в твоей тени.
Кровь так громко шумит в ушах, что Амаадон не может идти дальше, пока не отдышится. Он сворачивает за угол и тут же прижимается спиной к стене, замирая прямо под портретом своего прадеда, и судорожно разматывает один из бинтов на руке, смотря на дрожащую ладонь с запёкшейся на ней кровью. Как Иодан понял, что там под бинтами, ему не ясно, но от одной лишь мысли, что его тайны выйдут наружу раньше, чем он то планирует, заставляют сердце в груди принца останавливаться.