***
Когда время перевалило далеко за полночь, Амаадон больше не смог выносить общества, что собралось вокруг него. Он выждал нужный час, когда все вокруг вряд ли заметят, что ещё один принц незаметно покинул бальный зал и, известив только мать об уходе, направился в свои покои. Мысли одна хуже другого гудели в его голове, словно пчелиный рой. Переданная ему записка словно жгла карман, в который он то и дело совал руку, дабы убедиться, что она всё ещё на месте. Очень много усилий ему потребовалось, чтобы правильно отреагировать на неё в момент, когда та появилась в его руках. И если бы она одна выбила его из колеи этой ночью, то, возможно, Амаадон и смог вы всё стерпеть. Но после масла в огонь подлил брат и его выходка. Амаадону так хотелось сорваться с места и самому раз и навсегда разобраться с Оруолом за все те слова, которые он посмел говорить. Но так как мать всё сдерживала его порыв, твердя, как заведённая о том, что будущему королю такое поведение не позволительно, это сейчас лишь усугубило самочувствие парня, которую хотелось разрушить всё на своём пути. Ведь если до этого Амаадон почему-то боялся старшего брата, мог обижаться на все те его выходки, о которых он слышал лишь со стороны. То сегодня, посмотрев в его налитые кровь красные глаза. Услышав всё самостоятельно, он понял, что отнюдь не страх живёт в его груди по отношению к Оруолу. Амаадон не боится того, что он может сделать. Он ненавидит его. Точно такой же лютой ненавистью, которой и Оруол к нему пропитался. И лишь на миг парень смог почувствовать облегчение, когда отец едва не изгнал старшего брата. Но снова вмешалась мать, чем едва не заставила Амаадона сойти с ума. Он считал невозможным её поступок. Просто не допустимым. После всего того, на что пошёл Оруол, защищать его было едва ли уместно. И едва не влетая в свои покои, Амаадон уже знал, что за это унижение отомстит. Отомстит так, что этой мести никто во век не забудет. — Ваше Высочество! — Едва ли не в ноги бросилась парню испугавшееся его столь раннего возвращения Сира, которая до этого сидела у его кровати и спокойно раскладывала по стопкам чистые вещи. Оруол отпустил её почти сразу же после того, как самолично посмотрел на собранную для брата корзину яблок. И она тут же поспешила вернуться к Амаадону, готовая вымаливать у него прощение за то, что с работой своей не справилась. — Это что здесь делает?! — Заметив ту самую корзину до верху наполненную красными яблоками не выдержав сорвался Амаадон что было силы захлопнув за собой дверь. — Насколько мне известно, Его Величество распорядился, чтобы её доставили к вам, и вы сами с ней разобрались. — Мямлит она поднимаясь на ноги и расправляя подол скомкавшегося платья решает подойти к корзине, дабы ту убрать долой с его глаз. — Где ты была всё это время?! — Продолжает заводиться парень от одного лишь вида растерянной девушки, и не давая той схватиться за корзину сам подходит ближе. — Почему я должен был наблюдать спектакль своего брата со всем этим и даже не подозревал о задуманном?! — Он не отпускал меня. — Пытается начать оправдываться девушка, но осекается, видя, как Амаадон тянется к одному из яблок. — Пожалуйста, не вздумайте есть. — Не задумываясь о любых положенных ей дистанциях, Сира тянется к яблоку в его руках желая то забрать. — От чего же? — Видя её реакцию хмурится Амаадон вытягивая вверх руку, чтобы девушка не добралась до яблока. — Эти яблоки напоминание Вам о том, как умер брат вашего отца. — Сглатывая ком в горле и борясь с дрожью в голосе начинает пояснять девушка всё то, что должна была сообщить куда раньше. — Его высочество знает, что на вас в отличие от Атария яблоки того эффекта не возымеют, поэтому — переводит девушка дыхание, прикрывая на миг глаза. — Одно из них по настоящему отравлено. Какое, я не знаю. — Голос её становится тише на последних словах и она опускает глаза в пол. Вспоминая с какой довольной улыбкой брат вручал ему эти яблоки. Как беспечно порывался его обнять, Амаадон не выдерживает. Он опрокидывает стол, на котором всё это время стоит корзина, понимая, что как бы не защищался от брата, тот его обошёл. Красные яблоки с грохотом рассыпаются по полу катясь ему под ноги, и то, что он выбрал из корзины изначально перемешивается с ними. А парню этого слишком мало, чтобы утолить свой гнев. Он перекидывается на девушку, которая вздрогнув отшатнулась в сторону и всё так же опустив голову продолжила стоять среди горы яблок. — Как ты посмела явиться сюда после всего того, что знала?! — Снова срывается он на крик хватая девушку за плечо. — Я хотела предупредить. — Закрывая голову руками отзывается она. И хоть Амаадон никогда прежде её не бил, сейчас ей кажется, что он вполне на это способен. — Но не знала как сделать это раньше. — Пытаясь не скулить от боли в плече продолжает Сира. Отталкивая её от себя, Амаадон поднимает с пола яблоко и подкинув то в руке рассматривает его, пытаясь углядеть хоть что-то необычное. Яблоко как яблоко, точно такое же, как и сотни тех, которые он уже съел в своей жизни. Он переводит взгляд с фрукта на девушку, которая вжалась в спинку его кровати, боясь пошевелиться и подходит к ней ближе, всё продолжая сжимать в руке яблоко. — Твоей работой было доносить мне обо всём, что замышляет Оруол. — С уже знакомой для неё злобой в голосе начинает Амаадон. — Мне не важны причины, по которым ты с этой работой не справилась. Ведь уговор был не такой. — Подходя почти вплотную, парень брезгливо касается пальцем свободной руки её подбородка заставляя поднять голову. — И теперь ты поплатишься за то, что свою часть сделки не исполнила. — Смотря ей в глаза скалится он с такой странной улыбкой, будто сама мысль о том, чтобы причинить девушке боль приносит ему удовольствие. — Сейчас ты съешь каждое из этих яблок, и только когда я найду отравленное позволю остановиться. — Сильнее сжимая её лицо под своими пальцами выносит Амаадон ей своё наказание. — Я не хотела. — С застывшими слезами в глазах шепотом отзывается Сира боясь отвести взор от его, кажется, сильнее почерневших от злости глаз. — Прошу не нужно. — Тело её начинает дрожать лишь от мысли, что именно так парень хочет её наказать. И кажется, избиения были бы лучше, чем смерть, к которой он её подводит всё с той же устрашающей безумной улыбкой на лице. — Да кто ты такая, чтобы меня о чём-то просить. — Отпуская её лицо Амаадон с призрением фыркает. Её слезы, что начали течь по побледневшим щекам не вызывают в нём ни капли жалости. Они лишь раздражают его всё сильнее. И сколько бы она не просила его остановиться, он вряд ли отступится от наказания, которое считает единственно верным. Она не служит его брату так, как ему, и Амаадон считает, что все оправдания девушки о невозможности предупредить его не несут в себе никакой ценности. И если Сира смогла бояться Оруола, раз не нашла возможности сбежать от него, то себя он заставит страшиться её даже в мыслях. Пусть от одного упоминания его имени у неё кровь стынет в жилах. Коль девушка посмела своей сделке с ним предпочти общество Оруола и исполнение его приказов. Амаадон протягивает ей яблоко с единственным приказом то съесть. И девушка, как бы не продолжала молить его этого не делать яблоко всё-таки берёт, понимая, что она не может ему перечить. — Кусай! — Настойчивее требует он, видя, как мнётся Сира смотря на яблоко в её руках. — Я сделаю, что пожелаете. — Взмолилась девушка, надеясь, что хотя бы торг будет способен её уберечь от его гнева. — Только не заставляйте меня есть его. — Уже не сдерживаясь плачет она всё смотря на яркого цвета блестящий фрукт. — Я уже сказал тебе, что нужно делать. — Оставаясь всё таким же непоколебимым холодно произносит Амаадон. Через громкие всхлипы. Понимая, что начинает задыхаться от собственных слёз девушка превозмогая себя зажмуривается, впиваясь зубами в тонкую кожуру. Она откусывает достаточно большой кусок в надежде на то, что яд подействует быстро и её не заставят кусать его вновь. Сладкий сок попадает на язык смешиваясь со слюной и всё так же продолжая зажмуриваться она принимается пережевывать кусок, ощущая, как каждая клеточка её тела содрогается от страха. Амаадон с интересом наблюдает за ней, уже готовый абсолютно к любому исходу. Он знает, что будет делать, когда найдёт то самое яблоко. Заставит Оруола сожрать его самостоятельно. Он убьёт своего брата не поведя бровью, ибо подобную низость он простить не в силах. Но вот откушенный кусочек уже прожеван, а девушка как стояла захлёбываясь своими слезами, так и продолжает стоять на месте. Не дожидаясь нового приказа, Сира открывает глаза роняя из рук яблоко, что оказалось совершенно обычным и сама приседает дабы поднять с пола новое. Она выбирает наугад. То, что ближе лежит к её ногам. Она не рассматривает яблоко, не думает о том, что это так же может оказаться не отравленным. Ведь в итоге, сколько бы яблок сегодня она не съела, рано или поздно найдётся то, которое положит конец её жизни. И этот новый укус даётся ей тяжелее предыдущего. Ведь где-то внутри, всего лишь на миг девушка смогла с облегчением выдохнуть, понимая, что осталась жива. Она подносит фрукт ко рту, пытаясь дышать как можно ровнее, мирясь с неизбежностью окончания этой ночи. А она ведь так и не стала свободной. Ни одному из её планов на будущее не суждено сбыться, и возможно прямо сейчас от смерти её отделяет единенный укус под пристальным взглядом парня, который, кажется, даже не думает свою мучительную пытку прекращать. Преодолевая дрожь, что так же неумолимо пронзает всё тело, девушка вновь зажмуривается. Так ей легче. Не видеть покоев, из которых её позже вынесут вероятнее всего никому даже не сообщив о её кончине. Не видеть его глаз, в которых порой она умела находить своё спасение. Ведь он один в миг стал для неё целым миром. Возможность, за которую можно уцепиться и после обрести что-то большее. И почему-то вдруг Сира понимает его. Тот страх, что, возможно, живёт в нём. Понимает его гнев. Ведь ей он так же верил. Она должна была быть той, кто предостережет его от любых опасностей. И сейчас, эти яблоки достались ей как раз по причине того, что со своей работой она не справилась. Это её наказание, от которого спрятаться просто негде. — Стой. — Вдруг прерывает девушку Амаадон в миг, когда зубы её едва не погрузились в ароматную сочную мякоть красного фрукта. — Прекрати. — Выбивает он яблоко из её рук и с громким выдохом отворачивается. Прекратившая дышать от испуга Сира наблюдает за тем, как, возможно, её собственная смерть сейчас скачет по полу в дальний угол комнаты и не может поверить, что парень заставил её остановиться. Она смотрит на его спину не понимая причин, по которым он столь резко изменил принятое решение. Но вдруг замечает, как начинают содрогаться его собственные плечи. У принца случается новый приступ, от которых он не в силах держать себя в руках, и снова под руку ему попадается уже и без того опрокинутый стол. Он отпихивает его в сторону, отпинывает от своих ног яблоки, что так блестят в свете играющих огней камина. И не в силах больше стоять на ногах садится на пол хватаясь руками за голову. Его чёрные волосы падают ему на лицо закрывая раскрасневшиеся от злости, что с таким трудом выходит наружу, глаза. И девушке на миг кажется, что она улавливает негромкие всхлипы. Терпи, Амаадон. Будь выше этого, Амаадон. — Проносятся слова матери в его голове, от которых он вновь будто начинает сходить с ума. Они громким эхом отзываются в ушах, будто вот она, прямо сейчас стоит перед ним и вновь учит его как правильно. Заставляет быть тем, кого хочет видеть его будущий народ на троне, пытаясь запихнуть поглубже в самое нутро суть, которой он является. Им всем не нужен король, какой он есть. Им нужно лицо. Правильное и желанное. Кукла, к которой можно прийти, и ждать, что каждое из своих решений он примет верно. Но едва ли сам Амаадон к этому готов. Но вдруг. Вопреки всем его ожиданиям, из гула, который неистово превращается в звонкие крики в голове его вытаскивают дрожащие всё ещё бледные от страха, который он заставил ощущать, руки девушки. Сира обнимает его дрожащие плечи, сама сжираемая страхом, что сейчас он способен сделать с ней что-то хуже того, что уже пытался. Она ни слова не говорит, когда прижимается лбом к его затылку закрывая глаза. А парня всё так же трясёт. От злости, которой нет выхода. От непонимания происходящего. Почему? — Проносится в его голове. — Почему она всё ещё продолжает быть здесь? Вопросы на которые он не находит ответов. Почему его принимают? Ведь он только что хотел её убить. А остановился лишь из-за того, что пытку которую он придумал едва ли смог выносить сам. Ведь когда она сама потянулась за новым яблоком уже не моля его остановиться заставило что-то в переполненном гневом сердце прекратить. Повернуть назад, пока не поздно. Амаадону этого жеста хватило, чтобы увидеть ту верность, которую он у неё выторговал в их первую встречу. Её молчаливое повиновение стало для него громче любых сказанных до этого ею слов. И если по его приказу она действительно готова умереть, даже не попытавшись сбежать или начать сопротивляться, то разве может он собственноручно лишить себя такого союзника. Он сохранил ей жизнь, потому что эта жизнь нужна ему самому. Но почему сейчас она пытается помочь ему в ответ? Будто не рыдала сейчас едва ли не бросаясь ему в ноги. Это Амаадон вряд ли сможет понять. А девушка всё продолжает стоять позади него на коленях, не зная, что творится в его голове, и как на деле может помочь. Она боится его. Как самую что ни на есть настоящую смерть во плоти. Но почему-то его же желает спасти. Может ведомая своей выгодой от этой сделки. Благодарная за сохранённую жизнь. Но девушке кажется, что она способна сделать его лучше. И она продолжит быть рядом. Даже если когда-то ему хватит сил её ударить. Потому что тот, кого она видит сейчас. Сгорающий в собственной агонии, которую ей не понять. Он кажется ей нуждающимся в этой помощи. В тёплых руках рядом. В том, кто примет его абсолютно любого, и никогда не скажет, как нужно, в миг, когда сердце хочет иначе. Слабый духом король - смерть для своего королевства. — Вдруг новый, но такой пугающе знакомый хриплый голос появляется в голове Амаадона. — Взойди на путь, с которого нет возврата. Забери всё, что по праву твоё. — Такие чистые и вдруг ставшие понятными слова Иодана прорываются в его сознание заставляя открыть глаза. Парень впечатывает взгляд не моргающих чёрных глаз в стену, всё продолжая ощущать едва подрагивающие женские руки вокруг своих плеч. — Я убью его, — шепчет он, продолжая буравить взглядом стену. — Я убью каждого, кто встанет на моём пути.16
18 декабря 2023 г. в 10:30
— Почему тут так холодно? — Игнорируя девушку в обществе старшего брата, Амаадон перетягивает всё его внимание на себя.
Чем ближе миг его объявления законным и единственным наследником, тем хуже Амаадон себя чувствует. Кончики его пальцев покалывает. А сердце в груди, казалось, останавливалось, стоило ему взглянуть на отцовский трон и в сотый раз попытаться себя убедить в том, что скоро ему придётся подняться туда одному. Ни брата рядом, ни матери за спиной. Только он, король, и тысячи глаз вокруг, смотрящие только на него.
— Где холодно? — С непонимающим смешком хмыкает Эрис, переглядываясь с Таррой.
— Тут. Здесь. Повсюду. — Чувствуя, что откуда-то по горлу ползёт раздражение от глупого вопроса брата, резче отзывается Амаадон, сжимая дрожащие пальцы в кулак.
— С чего ты это взял? — Видя раздражение в глазах Амаадона, Эрис слегка склоняя голову, прислушиваясь к своим ощущения. — Как по мне, так тут вполне нормально.
— Потому что я его ощущаю, Эрис! — Почти срывается Амаадон.
Амаадон понять не мог, откуда в нём взялась столько раздражения из-за слов брата, к которому он сам пришёл за поддержкой. Ему не хотелось быть одному. Желание оказаться в чьём-то обществе было так велико, что он сумел отыскать его в стенах огромного зала, переполненного народом, и даже не задуматься о том, что брат может быть занят. Ведь он нужен был Амаадону прямо сейчас. Всё его внимание должно было принадлежать лишь брату, который так отчаянно и резко стал в нём нуждаться. Но вместо поддержки, которую Амаадон рассчитывал получить в ответ на любое своё слово, Эрис раздражал его вопросами, которые казались младшему принцу совершенно не уместными в этот момент. В миг начало казаться, что проще отдать приказ, чтобы Эрис стал ему подневолен, чем пытаться заставить старшего брата самостоятельно вести себя так, как от него сейчас желает Амаадон.
— Так, — вздыхает Эрис, оставляя из рук свой полупустой бокал. — Успокойся на секунду и объясни, что с тобой не так? — Видя расширившиеся зрачки и бешено бегающие без цели по залу чёрные глаза брата, Эрис стал серьёзнее.
— Я не знаю, — пытаясь взять себя в руки, делает один глубокий вдох Амаадон. — Меня всего трясёт. — Нервно поправляет он шейный платок.
— Вы, кажется, волнуетесь. — Решила тихо вставить своё слово Тарра. — Я знаю это чувство, кажется, вот-вот и может вырвать, — поджимает она губы, думая, что взболтнула лишнего и решая замолчать прямо сейчас.
Амаадон поворачивает голову к ней, только сейчас понимая, что настолько был занят своим братом, что даже не заметил её рядом с ним и не поздоровался. Он поспешно кивает раз, второй и только потом начинает задумываться о словах девушки, которые только что сумели пробиться в его голову сквозь круговорот собственных мыслей.
— Да, — судорожно сжимает он пальцы левой руки в правой, стараясь те согреть. — Да, кажется, меня как раз сейчас вырвет.
— Только не здесь, — с отвращением морщится Эрис, кладя брату руку на плечо и слегка то сжимая. — Ты глянь, — всерьёз удивляется он, когда касается плеча Амаадона. — Да тебя и вправду всего трясёт.
— А я тебе о чём толкую. — Тяжело сглатывая, поворачивает голову к брату принц. — Холодно.
— Может, сядешь? — Предлагает Эрис первое, что пришло ему в голову.
Экстренная ситуация. То, что так не выносит Эрис, потому что не умеет быть к таким готов заранее. Парень начинал этот вечер вполне спокойной только лишь потому, что знал, что у него всё под контролем. Вся охрана на своих местах. Нет ни одной подозрительно личности за весь вечер, и ни одно происшествие из тех, к которым он заранее готовил своих солдат, не произошло. Но вот Амаадон со своим так некстати всплывшим волнением. Это было то, о чём Эрис и подумать не мог. Он и не подозревал, что брат его умеет так сильно нервничать, и сейчас не знал, что делать ему самому, дабы от этой нервозности помочь тому избавиться.
— Вам нужно отойти от толпы, — всё же вновь подаёт голос Тарра, ибо, кажется, понимает, что происходит с Амаадоном куда лучше, чем его брат. — Нельзя, чтобы на вас в таком состоянии обратили много внимания, — указывает девушка рукой на полупустой угол зала, прямо за столами с напитками, у которых они с Эрисом стояли всё это время и где крутилось достаточно много лишних ушей и глаз. Ведь помимо возможности урвать себе отсюда бокальчик, много кто предпочитал тут вести беседы. А переволновавшийся принц легко мог стать ещё одной очень бурной темой для обсуждения.
И Амаадон первым срывается с места, кажется, находя отклик не в брате, к которому пришёл за помощью, а в его спутнице, которая оказалась весьма полезной. Тарра и Эрис идут вслед за ним, и девушка додумывается урвать со стола с напитками один из стаканов с водой, к которым этим вечером прикасались меньше всего.
— Вот, — протягивает она стакан Амаадону. — Надо пить медленно и каждый раз делать глубокий вдох через нос.
По привычки, которую Эрис сам за собой даже не замечает он наклонился к стакану в руках Тарры и принюхался к содержимому. Такая мелочь была для него вполне свойственной и ничем зазорным не считалась. Хоть девушка и взяла этот стакан с общего стола, где все напитки уже давно были проверены, когда Эрис видел что-то в чужих руках, и это предлагалось его брату, он тот час становился осторожнее.
— Просто вода, — подмечает она с лёгкой улыбкой заметив жест Эриса.
— Пей, давай, — забирая стакан с водой из рук Тарры, Эрис всучивает его в подрагивающие руки брата. — И дышать не забывай, — добавляет он слегка хмурясь.
Амаадон, кажется, готов сейчас выпить и съесть что угодно, только бы ему в миг полегчало. Он всё больше обращает внимания на Тарру, которую с ними двумя идти никто и не приглашал. Но, кажется, понимая, что девушка знает, как ему помочь, Амаадон совершенно не против присутствия незнакомой ему девушки в их с братом компании.
Он старается унять дрожь, когда подносит стакан к бледным губам и начинает пить, следуя данным девушкой указаниям. Прикрывает глаза, стараясь сосредоточиться на вдохах, и в голове начинает считать глотки. Амаадон уговаривает самого себя успокоиться, когда понимает, что вода в стакане заканчивается, а ему едва ли становится лучше.
— А теперь давай рассказывай, с чего вдруг ты так побледнел? — Забирая у брата пустой стакан, Эрис отставляет его на пол. — Всё же хорошо было.
— Дело в представлении. — Понимая, что если парень не проговорит свои мысли вслух, то, вероятно, сойдёт с ума раньше, чем придёт время подниматься к отцу через вздох начинает Эрис.
— Так, а зачем из-за него переживать? — Услышав причину, не смог сдержать смешок Эрис. — Ты ведь к нему столько времени готовился. Да и говорить будет только отец тебе та, что стой молча и слушай, — предпринимая попытку успокоить брата, напоминает ему Эрис, снова начиная мять его напряженное плечо.
— А что, если народ меня не примет? — Понимая, что кажется, тошнота вновь подступает к горлу, Амаадон громко сглатывает.
Эрис сморит на брата, видит весь страх, что написан на лице и это его удивляет. Он никогда бы не подумал, что увидит Амаадона таким. Обычно его брат был спокоен, порой даже чересчур. И казалось, что годы службы так его закалили, что подобного рода волнения просто чужды для Амаадона. Но сейчас, смотря в блестящие перепуганные глаза младшего брата, Эрис понимал, что за маской вечно спокойного и готового, кажется, ко всему в этой жизни принца скрывается просто мальчик, на чью голову когда-то упало объявление о коронации и он обязан был его принять. Ведь может, Амаадон и правда умел быть готовым ко многому. К войне, к бою, к неожиданно свалившемуся на него походу. Но это лишь от того, что на деле он просто солдат. Парень, как и сотни тех, которые ходят у Эриса в подчинении. Он рос среди них. Учился среди них и постигал азы отнюдь не королевской жизни. Не было у него ни кучи балов, ни званных ужинов. Он не участвовал в жизни дворца, а лишь получал новости о ней из писем старшего брата. Ведь пока отец хотел, чтобы сын вырос в дали и не стал столь избалованным, коим были некоторые его старшие браться и сёстры, Иден забывал о том, что если хочет сделать королём именно этого сына, то и к жизни принца его следует подготовить. А не обрушать на его голову новости одну за другой и ждать, что он все примет их как должное, подобно тому же Эрису. Искать срочно невесту, потому что того требуют правила коронации. Выставлять его на глаза всему народу, даровав на подготовку хотя бы моральную, чуть больше, чем несколько недель. Ибо, если Эрис мог вынести подобный вечер, опрокинув парочку бокалов и отключив голову, принимая всё происходящее вокруг, как обычное течение его жизни, то Амаадон сейчас трясся от страха, который, кажется, уже давно поселился в его голове.
— Что за чушь! — Возмутился Эрис. — Как народ может не принять тебя? Ты ведь не новый король, а продолжение старого. Отец тебя выбрал, и они повинуются.
— Но ведь последнее слово всегда было за народом. Если они откажутся принимать выбор отца? — Продолжал вываливать на брата свои переживания принц, совершенно не думая о девушке, которая всё так же тихонько стояла рядом с ними. — Не просто склонят головы, а решат выказать своё недовольство? Что, если я не тот, кто их устраивает?
Амаадон был прав. Ведь когда династия одного короля прекращалась, новый всегда выбирался голосом народа. Так было с первым Верховным Королём. Так было и тогда, когда предки самого Идена сели на трон. И сейчас народ тоже мог воспротивиться выбору своего короля. И если недовольных будет слишком много, Верховному Королю не останется ничего другого, как выбрать другого приемника по их желанию. Но Амаадон, помня об одной части этого закона, кажется, из-за страхов забыл о второй. В редких случаях народ восставал против выбора правящего короля. Наследники всегда выбирались с особой тщательностью. И сейчас Эрис тоже был уверен в том, что не принять Амаадона было просто не за что.
— Я твой народ, Амаадон, — тепло улыбаясь принцу, вдруг заявляет Эрис, решая прервать этот взволнованный поток речей. — И я уже принял тебя, — говорит он, без доли сомнения в голосе, смотря брату в глаза.
Тарра молчит, наблюдая за Амаадоном, и переминается с ноги на ногу. Она помнит тот день, когда именно по его приказу не стало Брита. Помнит тот его холодный и суровый взгляд. Ту серьёзность в голосе, с которой он отдал приказ. И сейчас не может поверить, что этот бледный от страха парень - тот же самый принц. Ей тяжело осознавать, что именно он причастен к той смерти. Он её и принёс. И тогда Амаадон показался ей чересчур суровым. Возможно, как раз таким, каким и должен быть Верховный Король в миг, когда от него требуются непоколебимые решения. А ведь оно таким и было. Брит угрожал безопасности чужих жизней, и Амаадон принял единственное верное решение. Он не мог поступить иначе в тот момент. Не мог помочь Бриту, но помог всем вокруг. И какой бы болью сердце Тарры не отзывалось, смотря на Амаадона и вспоминая тот день, она знала, что чтобы решиться отдать такой приказ, нужно иметь очень сильный дух. Мало быть просто принцем, чтобы лишить кого-то жизни. Нужно знать, что ты делаешь. И Амаадон знал.
— Я тоже, — вдруг отзывается она громче обычного. — Я тоже принимаю Вас. — В поклоне склоняет она голову, когда завладевает вниманием Амаадона.
Амаадон замирает на месте, неотрывно смотря на Тарру, которая позволяет себе слегка улыбнуться. Он вдруг вспоминает, где видел эту девушку раньше. Он не подпускал её к Рейнари, обвиняя в том, что она может быть опасной. И несмотря на его поступок, сейчас эта девушка была первой из всего народа, кто сказала, что принимает его. Ведь слова Эриса. Почему-то Амаадон считал, будто брат не мог поступить иначе. От того они и не возымели на него тот сильный эффект, который смогла произвести Тарра. Он убил кого-то дорогого для неё, а она принимает его своим королём. Эта мысль завораживает парня. Наконец, заставляет сердце биться медленнее. Ведь если девушка, которой он причинил боль, не отвернулась от него, так почему же должен не принять народ, которому он ничего плохого не сделал.
— Видишь! — Довольно хлопает Эрис в ладоши. — Нас уже двое, — улыбается он, смотря на Тарру. — А теперь иди и завоюй своими большими чёрными глазами весь остальной народ! — Хлопает он Амаадона по спине.
— Благодарю. — Всё смотря на Тарру, отзывается Амаадон, едва склонив голову перед ней и кладя руку на грудь.
Польщённая столь необычным для принца поступком, Тарра вновь ощущает, как вспыхивают её щёки. Она решает внести последний штрих для окончательного успокоения парня, вспоминая, что ещё, помимо воды и разговоров, помогало успокоиться ей. Спешно осматривает себя, пытаясь найти нужную мелочь и, не находя ничего подходящего, переводит взгляд на Эриса. Амаадону уже пора идти, и она понимает, что действовать нужно как можно быстрее. И, не совсем понимая, откуда в ней самой столько храбрости, подходит ближе к Эрису, расстёгивая одну из верхних пуговиц его рубахи.
— Прошу меня простить за эту вольность, — лишь быстро отчеканивает она опешившему Эрису и отрывает пуговицу, которую только что расстегнула. — Вот, — поворачиваясь к Амаадону, раскрывает она ладонь от волнения покусывать внутреннюю часть нижней губы. — Если будет тяжело справиться с волнением, просто начните крутить её между пальцев. Я так делала ещё в школе, когда переживала перед ответом. Когда руки чем-то заняты, легче перебороть свой страх, — объясняет свой столь неожиданный для обоих братьев поступок Тарра, ожидая, когда Амаадон заберёт тёмно-красную маленькую пуговицу из её ладони.
— Бери. — Подключается Эрис, видя, что брат его, так же как и он, подобного от девушки точно не ожидал. — Иначе зря меня только что начали раздевать, — нервно посмеивается он, пытаясь выглядеть не столь ошарашенным.
— Мой долг перед тобой всё растёт, — хмыкает Амаадон, забирая пуговицу, и сжимает её в кулаке. — Нужно идти, пока он не превратился в неоплатный, — косится он на брата, который вырывает ниточки из ворота, где только что красовалась пуговица.
— Да лучше иди, пока с меня не сорвали чего-нибудь по крупнее, дабы тебя перестало трясти. — Кивает Эрис брату в сторону трона, на котором уже появился отец.
Амаадон снова кланяется Тарре и, продолжая сжимать отданную ему пуговицу в кулаке, делает один глубокий вдох, прежде чем действительно направиться к отцу. Полночь вот-вот наступит, и пути назад у него точно нет. Он должен принять то, что ему уготовано, и ни коим взглядом не продемонстрировать, что боится чего-то. Хотя на деле поджилки его всё ещё трясутся. Ведь, как выяснилось, знать о том, что тебя когда-то объявят народу, и подниматься к трону, понимая, что это произойдёт прямо сейчас - очень разные вещи. Пока ему все твердили, что отец его выбрал, Амаадон был уверен, что с выбором отца его тут же признали и все другие. Но сегодня, стоило увидеть народ, что должен его будет принять воочию, у парня вдруг появились сомнения. Он переживал за всё подряд. Мысли про Оруола добавляли тревожности. Ведь если родной брат так спокойно отрёкся, что мешает чужим для него сделать так же. Но Тарра своим поступком сумела хоть как-то ослабить напряжение от непрошеных мыслей. И сейчас, прокручивая маленькую пуговицу меж пальцев, руководствуясь её советом, парень преодолевал последние ступени, чтобы встать по правую руку от отца и, наконец, покончить со всем это только благодаря ей и его брату, который своим примером давал Амаадону понять, что Оруол - это лишь исключение из правил, а не их основа.
— А почему ты не сорвала пуговицу с его рубахи? — Предложив Тарре подойти ближе, чтобы среди толпы брат увидел его лицо, интересуется Эрис, медленно идя рядом с девушкой.
— Чтобы потом не рассказывать своим детям, как их мать испортила рубаху Верховному Королю, — с усмешкой отзывается Тарра, понимая, что последствий за её столь вызывающее действие не последует.
— Весьма смелая история бы получилась, — дрогнули уголки губ Эриса в усмешке. — А так она теряет весь свой шарм.
— От чего же? — Интересуется девушка, наблюдая за Амаадоном, который, кажется, уже отсчитывает последние мгновения перед тем, как абсолютно все взоры будут прикованы лишь к нему. — Я расскажу им, как помогла ему справиться с волнением в столь важный день.
Эрис кивает, пропуская девушку вперёд себя, когда они протискиваются сквозь кучно набившуюся толпу в первый ряд, и встаёт за её спиной, пряча руки в карманы брюк. Он снова опускает глаза, пытаясь разглядеть место, где ещё недавно красовалась красная пуговица, и ловит себя на мысли, что эта девушка вновь смогла его поразить. То, как она выглядит, то, как ведёт себя в обычной обстановке, и то, как порой удивляет поступками, которых от неё, по крайней мере, он точно не ожидает, Эриса ставит в абсолютно для него не привычные положение. Мало того, что подобных вольностей, обращённых к нему, он ещё никогда не видел, так его ещё и поражает, что такая, как Тарра, оказывается, может быть способна на это. Ведь он видит, как порой она цепенеет от его взглядов. Как краснеют её щеки. Как напрягалась она от его прикосновений и как часто девушка порой извиняется за всё подряд. И тут же, совершенно спокойно она позволила себе коснуться его лишь потому, что брату его была нужна помощь. Эрис не понимает, почему её образ никак не сходится с тем, что она порой делает. Ведь ему казалось, что ещё тогда, в кабинете, он точно понял, что это за девушка. А теперь понимает, что при всём её тихом поведение в обычной жизни, по большей части он и понятия не имеет, что от неё можно ожидать.
Какое-то странное чувство начинает трепетать у него в груди, когда парень продолжает крутить мысли о ней в своей голове. Интерес в том его проявлении, которого он уже очень давно не испытывал к кому-то. Куда-то отступает весь страх причинить ей вред, и на его место приходит желание узнать все её грани. Понять, что ещё она может выкинуть и как сумеет ошарашить его на этот раз. Ведь ему почему-то нравится то, что она делает. Начиная с той самой просьбы в день допроса, когда она взяла с него обещание никому не рассказывать о правде, что собиралась поведать. Все стандарты поведения в его обществе бьются в голове о реальность, которую парень видит. Сначала Тарра вводит его в ступор с единственным вопросом: Да как она себе это посмела? А после приходит осознание, что совершенный ею поступок его привлекает. Он не похож на привычные для него поступки. Будто Тарра приносит в его жизни что-то новое и до селе не известное. Ведь Эрис уже ко многому привык. Он знает, что кухарке можно не выказывать столь открытого уважения, как положенно остальным. Знает, сколько всего о себе может услышать от очередного допрашиваемого. Но вот о том, что происходит у Тарры в голове в тот или иной момент, когда она без особого предупреждения выкидывает что-то подобное тому, что сделала сейчас для него так ново и непривычно.
Понимая, что сердце вдруг его забилось быстрее, Эрис пытается прогнать непрошеные мысли из головы. Да, может девушка и отличается от тех, которые окружают его изо дня в день, но это вовсе не повод думать о том, что она может быть какой-то особенной. Эрис пытается отвлечься. Отводит взор от её оголенный спины, на которую всё это время бесстыдно пялился, и смотрит на брата, который выглядит в разы лучше, чем был несколько минут назад, внимательно слушая речь отца, которую он начал, созывая всех присутствующих обратить своё внимание на его сына. Эрис начинает думать о словах Амаадона. О своём проклятье и о том, что ему нужно держать себя в руках, дабы не причинять боль ни себе, ни тем, кто его окружает. Он не хочет, чтобы эта девушка ненароком обратила на него своего внимания больше, чем уже это делала. Не желает причинить ей боль, как и всем тем, которым уже её причинил. Какой бы интерес она в нём не будила, скорее всего, он связан с начинающим своё действие проклятьем. Всё всегда начинается с приторно сладких, приятных сердцу чувств, а заканчивается горькими слезами. Эрис уже видел, как Тарра умеет страдать, и видеть подобных слёз, вызванных им, он не желает. Приглашение на танец было его платой за её теплоту к нему. Письма в ответ станут заглаживание вины за то неотправленное, которое она ждала. И на этом всё. Эрис выплатит ей все долги и больше никогда не появится в её жизни. Он ведь уже так долго и так хорошо отгораживал себя от любых девушке, которые только успевали появляться в его окружении за столько та лет. Сможет оградить себя и от этой. Он ей не нужен. Она уж тем более не нужна ему.
Эрис старается отвлечься, думая обо всём подряд. Вспоминает даже то, что он на порядок старшей этой девушки, и что, как минимум, не имеет права забирать её внимание у более молодых и более подходящих для неё парней. Повторяясь не единожды, заставляет себя всё думать о той причине, по которой даже отец решил, что ему не надо вступать в брак и продолжать свой род. Неотрывно смотрит на Амаадона, заставляя себя вспомнить, что именно брату обещана его жизнь. И принимает единственно верное решение, что хоть и тогда себе налгал, сегодняшняя ночь в окружении этой девушки уж точно станет для него последней. Это должно быть так, пока голова его ещё не задурманена. Пока она не смотрит на него тем взглядом, после которого уже и он ничего повернуть назад не в силах.
Парень вздрагивает, когда зал разрывается шквалом аплодисментов, и понимает, что, петляя в своих мыслях, пропустил всю речь отца. Он машинально начинает хлопать вместе с остальными, вновь переводя взгляд на Амаадона и видя, с каким воодушевлением в глазах он смотрит на всех тех, кто, вопреки всем его страхам, только что безоговорочно его приняли. А Эрис и не сомневался. Кто ещё, если не Амаадон? Себя он и на миг не сможет представить сейчас на месте брата. Оруол слишком сильно жесток для этого, а Кирату никогда бы не хватило смелости на серьёзные поступки, на которые мог решиться Амаадон. Всё сейчас было как нужно. Амаадон был на своём месте. А Эрис всегда будет подле него.
— Я бы очень хотел заполучить всё ваше внимание на один миг! — Разбивая хрустальный бокал о пол, громко объявляет Оруол, выходя на центр бального зала.
Эрис резко напрягался, не ожидая, что его младший братец всё же явится сегодня сюда. На миг у него пронеслась мысль о том, почему стража его пропустила, а после парень осёкся, понимая, что не допускать Оруола на бал приказа не было. Парень перевёл взгляд на Амаадона, пытаясь понять, что ему делать прямо сейчас, основываясь на эмоциях младшего брата, которого он поклялся всегда защищать. А Амаадон, стоявший рядом с троном отца, встрепенулся, не знающий, чего ожидать от следующих действий Оруола. Но Доранда, что вовремя подоспела к сыну, схватила его за рубаху на спине, так, чтобы мало кто этот жест заметил. И когда Амаадон посмотрел на неё с невозмутимым видом, слегка кивнула, как бы говоря, чтобы парень его выслушал.
— Амаадон! — Убедившись, что все взоры сейчас обращены к нему, Оруол выпрямился, смотря младшему брату в глаза, и со странной улыбкой принялся говорить. — Наш волчонок без стаи. — Улыбка у парня стала ехиднее, когда он произнёс довольно обидное для младшего брата прозвище, намекая на тайну его рождения. — Мне не хватит слов, дабы описать всё, что я чувствую от того, что ты станешь следующим королём.
Чувствуя руку матери на спине, Амаадон старается держать лицо, молча выслушивая всё, что пожелал ему сказать старший брат перед всем собравшимся народом. А у самого внутри опять всё переворачивается. Он вспоминает про пуговицу, которую так и держит зажатой в руке, и пытается отвлечься, начиная крутить ту меж пальцев, дабы ненароком ни один мускул на его лице сейчас не дрогнул.
Оруол не попадался на глаза Амаадону с момента его возвращения домой. Парню порой казалось, что брат его и вовсе не живёт во дворце. И может, так оно было бы лучше. Если бы не Сира, которая точно знала, что принц ещё обитает тут, и была приставлена к нему, чтобы тот не смог навредить Амаадону. Но сейчас парень не понимал, чего ожидать. Уже стал думать, что девушка его предала, раз об этом визите Оруола ему совершенно ничего не известно. А он сейчас стоит тут и произносит довольно странные речи.
Эрис же выглядел куда напряженнее, чем Амаадон. Ему незачем было скрывать своего напряжения, ведь никто не смотрел на него и не ждал его ответных реакций на слова Оруола. Решив пока остаться стоять рядом с Таррой, он пилил брата недобрым взглядом, крепче сжимая челюсти, чтобы ненароком не устроить и без того разыгрывающееся шоу и чего не ляпнуть, дабы только заткнуть того. Он знал, что от озлобленного Оруола ожидать можно чего угодно. А его долг - во что бы то ни стало оберегать будущего короля от всего на свете. И даже если угроза, хотя бы малейшая, будет исходить от одного из братьев Амаадона, Эрис обязан отреагировать, не гнушаясь даже самыми крепкими кровными узами.
— Не всем здесь сегодня присутствующим, наверное, известно, — продолжает Оруол, беря из рук служанки, что замерла с подносом неподалёку, новый бокал с вином. — Но у нашей семьи есть своя история, связанная с эльфийскими яблоками. И она настолько захватывающая, что будоражит мне сердце каждый раз, когда я о ней вспоминаю, — усмехается Оруол, на миг переводя взгляд на короля. — Так вот, брат мой, — замирает Оруол, краем глаза наблюдая, как двое слуг выносят большую корзину, доверху наполненную красными яблоками, — я бы хотел преподнести тебе этот подарок в честь официального объявления тебя в качестве нашего следующего Верховного Короля.
— Вот же шакал! — Шипит Эрис, наблюдая, как слуги ставят корзину с яблоками у ног Амаадона.
— Что происходит? — Отзывается ничего не понимающая Тарра, переводя взгляд с разворачивающейся в центре зала картины на Эриса, который вот-вот и, кажется, будет готов сорваться.
Эрис вопрос игнорирует, ибо всецело погружен пристальным наблюдением за своим братом, действия которого ясны, может, не всем, но ему уж точно понятны. А Оруол всё продолжает довольно скалиться, изъявляя желание подойти к Амаадону и поздравить того, ещё и лично обняв. Амаадон суть подарка разгадывает не сразу, но, заслышав тихое возмущение матери за своей спиной, тут же понял, что что-то точно не так. Парню вдруг вспомнились ещё и слова старого Иодана о том, что повсюду есть враги. Что ему требуется быть бдительнее. И, кажется, только сейчас понимает, о ком пытался ему сказать старик. Он видит, что брат направился в его сторону, и не знает, как правильно реагировать. Стоит ли поблагодарить его за подарок или же продолжить не выказывать никаких эмоций, как то делает молча наблюдающий за всем спокойный отец.
— Прошу меня простить за всё то, что, возможно, я сейчас буду делать. — Шепчет Эрис Тарре, не выдерживая, стоять на месте и выходит из толпы, направляясь прямо к Оруолу, дабы не позволить тому подойти к Амаадону.
— О, брат мой! — Завидев Эриса, скалится в довольной улыбке Оруол. — Вечно первый и никогда король, — усмехается он, явно не планируя останавливать своё представление на корзине яблок. — Раздели со мной эту радость, что нам обоим никогда не бывать достойными сыновьями Его Величества! — Поднимает он бокал, продолжая подначивать брата.
Не желая разделять любые из тостов, опрокинутых и без того уже достаточно пьяным братом, Эрис выбивает из его рук бокал, и тот с громким лязгом разбивается о каменный наполированный пол, а тёмно-фиолетовое вино разливается под их ногами.
— Как ты смел явиться сюда в такой день. — Из последних сил пытаясь сдержаться и не вцепиться во всю продолжающего глумиться Оруола, тихо рычит Эрис, не желая разжигать ещё больше взволнованных перешептываний, помимо тех, что уже гудят отовсюду. — Извинись и уходи по-хорошему в ту дыру, из которой выполз, — советует ему Эрис, видя, как откровенно брат его игнорирует, осматриваясь по сторонам.
Казалось, что Оруола сейчас больше волновал опрокинутый его братом на пол бокал вина, чем всё то, что говорит ему Эрис. Он с вымученной во взгляде досадой посмотрел им под ноги и сделал шаг назад, чтобы не стоять на залитом вином полу. После и вовсе от Эриса отвернулся, желая подозвать к себе очередного слугу с напитками.
— Как же ты можешь прогонять меня в такой день? — Вполне с реальной обидой в голосе специально громче произносит Оруол, дабы каждый из зевак точно слышал, о чём ему шепчет Эрис. — Я ведь здесь, чтобы разделить радость нашего младшего брата. — Обида в голосе сменяется нескрываемым раздражением, стоило назвать Амаадона братом.
И Оруол снова переводит на того взгляд. Ему противно даже смотреть на парня, который стоит рядом с королём и даже не удосужился сам за себя постоять. Но Оруол был готов к тому, что на деле, как бы не выводил Амаадона, в итоге столкнётся с Эрисом. Он, в отличие от большинства находившихся здесь сегодня, не боялся гнева старшего брата. Его лишь раздражало то, что будущий Верховный Король, как не умел сам за себя постоять в детстве, вечно прячась за юбкой женщины, что даже матерью ему не является, так и сейчас, каким бы взрослым не казался, прятался в тени старшего брата. А ведь Оруол пришёл не к Эрису. Ему хотелось довести того, кому, по идее, когда-то парень должен будет присягнуть на верность. И сейчас, смотря на разворачивающуюся картину, что Амаадон даже бровью не ведёт, явно не собираясь спуститься к брату и принять всё в лицо, Оруол лишь больше убеждается в своих суждениях о том, что королём он будет никудышным, а вместо него во всё ввязываться будет только Эрис.
— Нравится тебе, да? — Усмехается Оруол, обращаюсь к Амаадону. — Нравится, что он тут выступает вместо тебя? — Кивает он на Эриса, продолжая речи того игнорировать.
А Амаадон бы и рад ответить, если бы не тихое наставление матери о том, что ему ни в коем разе нельзя это делать. Доранда советует младшему сыну молчать, подобно отцу. Говорит, что нельзя уподобляться поведению Оруола. Разжигаться в нём ненависть пуще той, что и так уже горит в его груди. Она всё продолжает держать сына за рубаху сзади. Ведь на деле не до конца уверенна в том, что после нового колкого комментария от Оруола Амаадон сумеет остаться таким же спокойным и всё же не сойдёт к нему.
— Никогда. Слышишь меня. Никогда я не приму тебя! — Приходя в бешенство от того, что младший брат ведёт себя ничтожно тихо, учитывая всё то, что происходит, срывается на крик Оруол, смотря на Амаадона. — Никогда моя голова не склонится к твоим ногам. Я не приму труса, который всю свою жизнь лишь прячется за чужими спинами. И пусть все сейчас видят, каков ты! — Размахивая руками, очерчивает он собравшихся, всё так же шумно продолжая привлекать всеобщее внимание. — Что так же будешь стоять и молчать, когда от тебя потребуется помощь. Что заместо тебя будут говорить кто угодно, но ты - никогда! Ведь на деле мы оба прекрасно знаем, кого изначально отец видел на этом троне после себя. — Косится парень на Эриса, а губы его кривятся в усмешке да такой, будто он один тут из всех присутствующих знает что-то такое, чего остальным знать было не надо.
— Думаю, тебе пора. — Хватая Оруола за ворот, Эрис дёргает того на себя, не давая ему закончить свою тираду и ненароком не кинуть Амаадону пару суровых проклятий. — Ты уже достаточно наговорил, — пихает он младшего брата вперёд себя прямо в расступающуюся перед ними толпу.
Эрис знает, что брат его никогда не склонит головы и не станет вымаливать прощения за содеянное. Ведь ему чуждо чувство вины. Он с самого детства не обременял себя подобным. И сейчас уж точно не станет меняться. Зная это, Эрис бы не прочь силой заставить брата поклониться, понимая, что это действие для него будет сродни самому жестокому оскорблению. Но вот для самого Эриса то, что он может заставить Оруола кланяться Амаадону и рядом не встанет с корзиной яблок, что так и находится у ног младшего брата. Но на деле же от подобного унижения для Оруола парень решает отказаться, понимая, что сейчас будет проще прогнать его, чем своими действиями заставить продолжать свой спектакль.
Оруол вырывается из под руки брата и, отшатываясь в сторону, рывками поправляя ворот рубахи смотрит на Эриса так, будто прямо сейчас готов вцепиться ему в глотку.
— Я ненавижу тебя! — Продолжает кричать Оруол, и не ясно, кого он ненавидит сейчас больше: брата, что займёт трон или того, который, несмотря на схожее с ним положение, находится не на его стороне. — Ты сдохнешь, не успев насладиться дарованной тебе властью! Сдохнешь так же, как Атарий!
И этих слов Эрису достаточно, чтобы потерять оставшиеся у него крупицы самообладания. Он что есть силы ударяет брата в лицо с единственным желанием, чтобы тот, наконец, заткнулся. И не сожалеет о принятом решении ни секунды, пока на место сдержанного перешептывая, приходит звонкий гул голосов и вскриков, неожидавших подобное поведения от обоих братьев. Эрис не разбирает приказа, который отдал голос отца, когда Оруол вцепляется в него в ответ и валит на пол, желая ответить за нанесённый ему удар прямо здесь и сейчас.
Хоть в детстве эти двое иногда и сходились на общей почве издевательств над младшими братьями, чаще всего их дружба всегда оканчивалась кулаками. Оруол знал, что Эрис обладает очень большим запасом терпения, но так же прекрасно знал, что если его довести, то старший брат срывается сразу до драки. Сегодня у него получилось вывести его быстрее, чем парень мог то планировать. И эта драка ему даже нравилась. Ведь на мнение о себе ему плевать, а вот то, что он смог выставить старшего брата не сдержанным и агрессивным, заставляет его по истине наслаждаться моментом. И пусть даже ради этого ему рассекли губу.
— Каково тебе осознание, что ты всегда будешь ему лишь рабом?! — Продолжает разжигать к себе ненависть в груди брата Оруол, ударяя того по рёбрам. — А он нам даже не брат!
Эрис пытается спихнуть с себя Оруола, который вцепился в ворот его рубахи, пытаясь ударить того затылком о каменный пол. Выламывает тому пальцы, желая отцепить их от себя. Наносит удар коленом по спине, зная, что это будет самым не честным ударом. Ведь когда-то Оруол упал с коня и повредил себе спину, после чего даже самый не сильный удар в районе позвоночника отзывается ему едва терпимой болью. Но Эрис, подобно отцу, не собирается больше пытаться вразумить Оруола. Он не будет вести себя с ним честно, ибо младший брат никогда такого поведения не ценил. А Эрис и так уже делал чересчур много, довольно часто потакая его поведению. И сейчас, воспользовавшись отвлечением брата на боль в спине, Эрис снова наотмашь попадает тому в лицо кулаком и скидывает его со своих ног, стараясь подняться первым.
— Это ты мне не брат больше! — Выкрикивает Эрис самые страшные для себя слова, пиная Оруола, желая, чтобы тот больше не поднимался.
Мать всегда прививала ему любовь ко всем своим братья и сёстрам. Он до последнего защищал Оруола в глазах остальной семьи, руководствуясь как раз учениями матери. Но сейчас чаша его терпения переполнилась. Он никому не позволит трогать его семью. Ни стерпит всех тех слов, что сейчас услышал. И раз Оруол отвернулся от всех, то и Эрис теперь имеет право отвернуться от него. Стать последним, кто встанет к нему спиной и больше никогда не подаст руки. Оруол умер для него сегодня. И общей крови будет слишком мало, чтобы вновь считать его равным себе.
Оруол поднялся на ноги, держась за спину и тяжело дыша. Если бы его глаза умели испепелять, то Эрис бы уже полыхал. Он снова пытается напасть. Ведь сильнее, чем стерпеть боль в спине, Оруол не желает терпеть все те унижения, которые Эрис сейчас пытается заставить его испытать. Но на этот раз его останавливают чужие руки. Солдаты, наконец, смогли пробраться через толпу зевак и по приказу короля растащили обоих братьев в разные стороны. И только завидев их, Эрис поворачивает голову к трону отца и с ужасом осознаёт, что он там сейчас не сидит. Доранда всё продолжала удерживать Амаадона, который всё это время рвался к Эрису, пытаясь вразумить его. Ведь если и он влезет в это, то будет только хуже. А вот Иден решил сойти к своим нерадивым детям, которые пренебрегли всеми возможными правилами. С трепещущим в сердце страхом Эрис замирает в руках двоих солдат, смотря, как медленно отец проходит мимо него и взгляда на сына не бросив, и подходит к Оруолу, который откидывает с лица упавшие чёрные пряди волос. Он пытается стоять ровнее, пока боль от удара Эриса всё продолжает отдавать ему в ноги, и при этом предпринимает попытки освободить руки, всё смотря подошедшему к нему отцу прямо в глаза, даже не пытаясь выказать хоть какого-то уважения или же страха.
— Посягнув на жизнь моих сыновей, ты посягнул на мою. — С привычным ему холодом в голосе громко начинает Иден, смотря на сына. — Ударив моего сына, ты пролил мою кровь. Кровь Верховного Короля. Настоящего и единственного! — Смотря на Оруолу, решает ему напомнить Иден о том, что официально представление Амаадона ещё ни о чём здесь не говорит. Ведь корона по прежнему венчает лишь его голову. — Отныне и впредь. Властью, что дарована мне моим отцом, а ему - его отцом, ты, Оруол, никогда не ступишь на земли, подвластные мне, а после и подвластные моим детям и внукам.
Изгнание. Прямо сейчас, на глазах у своего народа Иден делает то, чего уже не происходило сотни лет. Он отлучает своего сына от двора. Отрицает в нём наличие его собственной крови и не признаёт его своим ребёнком. Эрису перехватывает дыхание, пока он пытается справиться с шумом в ушах, вслушиваясь в каждое произнесённое отцом слово. Он сейчас и не вспомнит, когда последний раз кого-то изгоняли так. А Иден, похоже, был серьёзен в своём решении. Говорил так спокойно, будто перед ним не его ребёнок. И пусть он и до этого дня славился скоростью принятых решений, Эрис и подумать не мог, что к такому решению отец придёт без долгих вступлений.
— Я отбираю титул, что даровался тебе правом рождения, — продолжает Иден непоколебимо озвучивать Оруолу его приговор, а тот даже в лице меняется, кажется, только сейчас осознавая всю серьёзность происходящего с ним. — Не признаю в тебе и капли моей крови. И впредь запрещаю упоминать твоё имя в стенах этого дворца.
— Иден, остановись! — Не выдерживает Доранда и срывается со своего места, мешая произнести мужу последние слова которые окончательно подтвердят изгнание.
Обычно королеве не дано вмешиваться в речи мужа, но раз уже всё идёт наперекосяк, то Доранда решает остановить это безумие. Она сама, может, и никогда не питала добрых чувств к матери этого мальчика. и благодаря её слову Иден давно отослал свою любовницу из дворца, разрешая той возвратиться в свои земли. Но она никогда не ненавидела Оруола. Она вмешивалась сейчас, потому что знала, как муж любит своих детей. Оруола он любил не меньше, и как толко гнев его поутихнут. Она знала, что Иден пожалеет о словах, сказанных сгоряча. Но будь он хоть трижды Верховным Королём, вернуть Оруола обратно не сможет. Ведь сам не сказал сейчас ни одного условия, при котором сын его мог бы вернуться домой.
Доранда загораживает спиной ребёнка, чью мать всю жизнь ненавидела, и решает спасти его жизнь. Ведь он не виноват в том, как та женщина его воспитала. Не виноват в том, что в голове его хаос из-за её слов. Она считает его молодым и глупым, чтобы нести ответ за свои действия. Несмотря на то, что Иден с каждого из сыновей требует ответа за свои поступки и изгнание Оруала сейчас как раз бы и стало его ответом.
— Не делай того, что потом не сможешь исправить. — Продолжая загораживать Оруола, повторяет Доранда. — Оруол тоже твой сын. — Несмотря на только что высказанный мужем запрет, она специально произносит имя парня, показывая, что не повинуется его речам, пока слова об изгнании не были закончены.
Иден смотрит на твёрдо настроенную отстаивать парня жену, после переводит взгляд на поникшего Оруола, который продолжает стоять за её спиной. Он не видит и капли раскаяния на лице сына. Понимает, что подобное вновь может повториться. Но он отступает, прислушиваясь к словам жены, решая не усугублять и без того напряженную ситуацию сейчас. Иден поговорит с сыном потом. Наказания тому не избежать. Но всё это произойдёт позже. За закрытыми дверьми, когда он вновь ему станет лишь отцом, а не королём целого народа. И не в момент, когда его жена решила взбунтоваться вопреки всем имеющимся правилам её с ним поведения.
Взмаха его руки достаточно, чтобы взоры сотни глаз прекратились. Иден хлопает в ладоши, отдавая приказ разойтись. Он вместо сына приносит извинения за всё произошедшее, понимая, что того заставлять бесполезно, а сцена его может лишь продолжиться. И отдаёт приказ отпустить как Эриса, так и Оруола. А Эрис понимает, что попадись ему на глаза брат ещё хоть раз, он сам лишит его жизни за то, что тот посмел заставить отца пойти на подобный шаг и просить за него прощения перед народом.
— Иди умойся, — шепчет Доранда, проворачиваясь к Оруолу и кладя руку на его покрасневшую от ударов щеку. — Приведи себя в порядок и проспись наконец, — шепотом приказывает она парню, который даже в глаза ей не смотрит.
— Спасибо, — с трудом выдавливает Оруол благодарность всё так же смотря себе под ноги.
— Думаешь, если на этом для тебя всё закончилось, то ты ошибаешься. — Убирает Доранда руку от его лица. — Отныне я глаз с тебя не спущу. Будешь жить и дышать лишь по моему на то велению. Иначе не видать тебе головы на плечах, — шепчет она своё парню наказание и даёт ему позволение, наконец, уйти.
— Отец. — Эрис срывается вслед за Иденом, боясь, что, в отличие от Оруола, его наказание ещё даже не началось. — Я лишь…
— Что? — Вдруг отзывается Иден, замирая на месте, но к сыну даже не проворачиваясь. — Ты лишь вновь не справился со своими эмоциями? Так же, как и всегда, — голос отца привычно холоден, но спокоен.
Эрис поджимает губы. Ему не впервой говорить со спиной родного отца. Сейчас он не хотел смотреть на сына, давая тому понять, что разговор этот едва ли уместен. Но просто уйти и проигнорировать его Иден никогда не мог. От того и продолжал разговаривать с ним, предпочитая не видеть при этом лица сына.
— Я не хотел. — Отзывается тише Эрис, опуская глаза в пол. — Но что мне ещё оставалось? Нужно было заставить его замолчать, а Оруол сам бы этого точно не сделал.
— Одно дело, когда твой полоумный брат вытворяет подобное в одиночку, — продолжает говорить Иден, а сын его точно знает, какое выражение лица сейчас у короля. Он, не моргая, смотрит в одну точку, а уголки его губ опущены, и вряд ли хоть один мускул дёрнется, когда вокруг так много глаз, которые и без того видят этот разговор отца и сына. — А совсем иное, когда ты уподобляешься ему. Идёшь на поводу. Не становишься выше этого, а потакаешь. Разжигаешь в нём желание продолжать.
Иден начинает медленно идти дальше, давая Эрису понять, что более говорить об этом здесь он не намерен. Он так и не взглянул на сына, который так и остался стоять на месте, буравя взглядом пол под носками своих сапог, поджимая губы. Лучше бы он бил его всю его жизнь, чем вёл беседы, подобной этой. Эрису в такие моменты всегда казалось, что он теряет в мужчине отца, когда он не удостаивает его даже взгляда. Ведь ему думалось, что лучше бы он испепелял его этим взглядом, чем стоял спиной.
— Но ты молодец, — вдруг вновь останавливается Иден, снова обращаясь к сыну. — Ты делал то, что требовалось. Хоть и не самым лучшим образом. — Взмахом руки он подзывает Эриса к себе.
Может, для всех вокруг Иден и является королём. Тем, чьи приказы нужно исполнять и не задумываться об их правильности. Выслушивать всё, что он говорит, и даже в мыслях не сметь на слова эти обижаться. Но для Эриса он просто отец. Тот, кто занят своими обязанностями и наоборот. Это его положение заставляет вести себя так, как он это делает, а не его собственное желание быта, порой строже положенного. И сколько бы парню не было лет, он всё так же будет срываться с места в попытках быть ближе к отцу, когда тот к себе зовёт. Будет желать услышать его одобрение. Заполучить его похвалу. И увидеть ту самую тёплую отцовскую улыбку, которую он может дарить только своим детям.
— Я понимаю, что погорячился. — Эрис подходит к королю, пытаясь унять рвущееся из груди сердце, и замирает на месте, когда отец обнимает его за плечо. — Так же, как и всегда, — с горечью произносит парень чуть тише. Принимая, что с ним это действительно происходит не впервые и что отец в этих словах был вновь прав.
— Ещё раз сорвёшься на кого-то, и я сорвусь на тебя, — шепчет ему Иден угрозу на ухо, прижимая сына ближе к себе. — Ты можешь защищать Амаадона, но не смей проливать родную кровь. Ведь ты сегодня так же ударил моего сына.
Иногда Эрис и своего отца не понимает. Как он может учить его не трогать родных братьев, когда сам убил старшего брата ради трона. Но сейчас он не скажет ему чего-то подобного, как никогда не говорил прежде. Лишь кивает, давая понять, что все слова отца услышаны и поднимая на того глаза, видит, как Иден ему улыбается. Никто со стороны, смотря на эту тёплую отцовскую улыбку, и не скажет, что он ему сейчас угрожал. Но Эрис та знает, что за этой улыбкой может порой скрываться. Он ведь умеет точно так же. И зная себя, так же хорошо зная отца, лучше не проверять терпение его на прочность и просто прислушаться.
— Я не собирался изначально его бить. — Смотря в точно такого же цвета глаза, как и его собственные, отзывается Эрис.
— Мне не важно, что ты собирался делать. Я видел то, что ты сделал. — Всё так же обнимая сына за плечо, Иден вместе с ним продолжает медленно идти обратно к трону. — Не в первый раз советую поработай над своим гневом. Ведь если бы ты не ударил его, то вполне бы спокойно смог вывести из зала и передать в руки стражам, которых ты, к слову, для таких случаев сегодня и поставил повсюду, — косится отец на сына, слегка поднимая тёмные брови, желая увидеть, как тот осознает, что и без драки в его руках были все рычаги, чтобы успокоить Оруола.
Иден по той причине и не вмешивался, завидев, что Эрис сделал это первым. Он не просто так даровал сыну власть над войском, желая приучить того сначала думать, а после делать. Иден на реальном примере желал посмотреть на то, как бы оба его сына вели себя в ситуации, подобной той, которую учинил Оруол. И пока что он смог увидеть лишь то, что старший по-прежнему так же не всегда уравновешен, чем лишний раз подтвердил слухи о самом себе. Ведь хоть Иден никогда не присутствовал на допросах, он прекрасно знал, чем там занимается Эрис. И так же увидел, что Амаадон не прочь был старшему брату уподобиться, стоило Оруолу начать активнее того задевать. Им обоим ещё много чему предстояло научиться, прежде чем Иден будет готов и вправду даровать свой трон Амаадону. Но вот во всём том, что сегодня увидел король, ему понравилось то, что, несмотря на непростую ситуацию, они оба готовы защищать друг друга до конца. Это качество в обоих он готов хвалить вслух, пусть и не совсем верным путём оба пошли. А что касается Оруола, то Иден и вправду был готов изгнать его сегодня и никогда больше не считать своим сыном. Ведь то, что он сделал, принеся яблоки, король расценил плевком себе в лицо, а не жалкую попытку намекнуть Амаадону на и без того известный факт смерти Атария. Иден всегда считал, что то, что произошло с его братом, детей касаться не должно. Он ни одним плохим словом о брате после его смерти при них не отзывался. Но, как показал сегодня Оруол, и без плохих слов из той истории он способен вынести свои истины и примеры к неправильному поведению.
— Пап, — привлекает Эрис внимание отца, видя, что тот уходит в раздумья, не получив от парня ответа на свои нравоучения сразу.
— М? — Поглаживая сына по плечу, отзывается Иден а взгляд его вновь приобретает осознанность.
— А Оруол действительно напугался, заслышав об изгнании. — Веселее добавляет парень, позволяя себе улыбнуться.
— Ну, ещё бы, — хмыкает Иден. — Он только может думать, что ничего не боится, потому что я ещё ни разу по настоящему не злился на него. — На лице короля лишь на миг показывается довольная улыбка, когда он сам вспоминает лицо Оруола и понимает, что всё-таки у него ещё есть силы повлиять на обезумевшего от зависти сына. — Но не про Оруола тебе сейчас нужно думать, — возвращаясь к сути их беседы мужчина, напоминая, что Эрис на его замечание ответа так и не дал, — а о том, что тебе действительно пора бы уже перестать так ярко на всё реагировать.
— Кто бы говорил, — фыркает Эрис, чувствуя, как рука отца ползёт выше по его плечу и начинает сжиматься в локте вокруг его шеи.
Эта привычка хватать так Амаадона явно передалась ему от отца, который сам порой так делает. Это же король делает и сейчас, понимая, что сын ему намекнул на то, что спокойным Иден умеет быть только при чужих глазах, ровно так же, как и Эрис, до поры до времени. И не ему учить его младшую копию сдержанности, которая росла, находясь почти круглые сутки с ним. Ведь если Амаадон рос при Доранде, то Эрис рос рядом с Иденом. Отца в его жизни было куда больше, чем в жизни всех остальных детей, рождённых после него. С Эрисом он был молод и сам учился править всем тем, что ему досталось вместо Атария. И таким уравновешенным королём он стал далеко не сразу.
Иден только перенимал все заботы о народе, когда Эрис родился. У него не было рядом того, кто помог бы, подсказав, где и как нужно себя вести. Он был моложе Амаадона, когда его короновали, а под боком вместо старшего брата, который есть у Амаадона, был лишь советник царя, который очень редко говорит связные речи и действительно может помочь. А ещё у Идена, в отличие от Амаадона, были дети, которым требовалось внимание отца. Но тогда у короля было то самое время и силы на первого сына столько, сколько не было ни разу после. Так как дочери всё время вертелись с матерью, он брал Эриса с собой абсолютно везде. Этот мальчик играл, сидя на его троне, пока отец собирал советы и принимал народ. И если Доранда говорит, что Амаадон похож на Идена, то это только тогда, когда она не упоминает Эриса, который даже спит в тех же позах, что и его отец.
— Знаешь, — пытаясь не быть придушенным собственным отцом, отзывается Эрис, удерживая его руку подальше от своей шеи. — Я ведь действительно не хотел портить этот вечер, — уже более расслабленно отзывается принц, но всё же желает вновь попытаться извиниться перед отцом за столь не уместное поведение с его стороны.
— Эрис, когда ты прекратишь прикладывать на себя ответственность за всех своих братьев и сестёр? — Убирая от Эриса руку, хмурится Иден. — Вот увидишь, ещё пару бокалов вина в каждом из присутствующих, и все забудут об этой выходке. Народу нужен хлеб и зрелища. Ты им их предоставил, — успокаивает сына король, указывая на происходящее вокруг, желая ему продемонстрировать, что все уже и так разошлись кто куда и музыка, что так резко стихла, вновь играет. — Но по поводу того, чтобы ты держал себя в руках, я серьёзно. Не надо думать, что если я сейчас с тобой шучу, то всё забыл. Просто давай не сегодня, Эрис. У твоего брата праздник. Расслабься, — советует он парню с тёплой улыбкой и оставляет того одного, возвращаясь к своему трону, желая поговорить с Амаадоном, которого Доранда никуда не пустила, чем, возможно, помогла не усугубить и без того не простое положение идущих сегодня наперекосяк дел.
Эрис провожает отца взглядом, негромко вздыхая. После такого в действительности расслабиться ему будет трудно. И пусть отец и сказал ему про хлеб и зрелища, Эрис вряд ли, подобно ему, так же легко отпустит то, что сам начал. Он и вправду зря погорячился, ударив Оруола. И вина за свой поступок начинает сжирать парня уже сейчас. Своим поведением просто ещё раз продемонстрировал окружающим, что если он не гнушается бить родного брата, то его от подобных действий вряд ли сдержат и нормы приличия, которых отец советует придерживаться на допросах. Вообще, отец много чего советует Эрису, но парень прислушивается к нему ровно до момента, пока не происходят ситуации, подобно этой. Тогда столь резкую смену своего поведения он может сравнить с щелчком. Что-то щёлкает у него внутри, и он перестаёт видеть выход лучше, нежели применение силы, которой обладает в достаточном количестве. Мать порой говорит Эрису, что именно ему вместо Амаадона было бы самое место в армии, чтобы там он смог совладать с самим собой, раз разговоры ему не помогают. Но так как служба обошла Эриса стороной, и вырос он таким, каким вырос, ему остаётся лишь пытаться меняться самостоятельно. Но пока что всё, что у Эриса выходит самостоятельно - винить себя за уже совершенные необдуманные поступки. Ловить на себе неоднозначные взгляды и понимать, что, может, и не хотел, но к себе привлёк всё то внимание, которое должно было быть сегодня у Амаадона.
Парень опускает взгляд на тёмное винное пятно, что начало высыхать на полу, и понимает, что сейчас вовсе не прочь выпить несколько бокалов, после которых его голова точно должна отключиться. Вернуться к плану, опираясь на который изначально собирался провести этот вечер, и просто расслабиться. Ведь сегодня была та самая ночь, когда никто и слова ему не скажет, если к утру Эрис будет не в силах дойти до своих покоев самостоятельно.
Когда он был моложе, то на пару с Оруол напиваться до беспамятства было их любимым занятием, ибо на балах много кто был в таком состоянии, и они могли смешаться с толпой и по настоящему отдохнуть, не переживая о том, что на следующий день кто-то будет обсуждать их поведение. Ведь его просто никто не вспомнит. Кроме Таллии, которая из года в год, видя парня рядом с вином, способна напоминать Эрису о том, как он ошибся комнатой и ползал перед матерью по полу, причитая о том, как ему плохо. Сам Эрис этой истории никак вспомнить не может, но вот, слушая её из раза в раз от старшей сестры, уже уверен, что именно так всё и было. И сейчас, как раз пытаясь на Таллию не наткнуться, он огибает стол с напитками, который находится ближе всех к той части зала, в которой его сёстры предпочитают проводить время со своими подругами, и направляется к тому, что стоит в другом конце зала.
Он всё не может выкинуть Оруола из головы. Снова и снова думает о том, что брат его, кажется, всерьёз начал проклинать Амаадона. И о каком спокойствие может говорить ему отец, если Эрис снова закипает, лишь думая о поступке младшего брата. Его крики опять всплывают в память, и Эрис вдруг начинает оправдывать свой поступок. Он не может представить, что бы было, если бы Оруол продолжил, А он не ударил. Проклятый Верховный Король. Таких в истории его семьи ещё точно не было. Были жестокие. Были слишком глупые. Братоубийцы - почти что каждый третий. Но вот проклятых. Эрис безумно рад, что таким точно не будет Амаадон. Хотя бы пока он при нём и готов сколько угодно терпеть перешептывания из-за своей вспыльчивости. Ведь разговоры по сравнению с тем, что делал Оруол - ничто. Их можно пережить. Как и говорил отец, они очень быстро стихнут. А вот чтобы избавиться от проклятья, просто переждать не выйдет. Парень не понаслышке знает об этом. Он ведь пытался. И ждать. И действовать через силу. Ничего не вышло. И если существует способ от него избавиться, Эрису он точно неизвестен. Меньше всего он хочет, чтобы кто-то из его семьи подвергся подобной участи. И потому, думая о том, что не произошло именно в этом клуче, Эрис ловит себя на мысли, что для предотвращения подобного он ещё не раз будет готов подраться с Оруол, вопреки запретам отца.
Потянувшись за бокалом вина, взгляд Эриса падает на костяшки его правой руки. Он был так занят, что только сейчас заметил, что не только Оруол ушёл с ссадинами. Но, решая не концентрировать на этой мелочи своего внимания, Эрис лишь пару раз сжал и разжал пальцы, дабы убедиться, что не всё так плохо, как может выглядит. А после всё же взял со стола бокал, решая полностью переключиться на то, ради чего к этому столу подошёл.
— Эрис! — Раздаётся позади громкий вскрик Исы ровно в тот момент, когда парень подносит бокал к губам, а сестра пихает его в спину, желая напугать.
Эрис поджимает губы, с недовольством вздыхая из-за того, что, кажется, сегодня всё против того, чтобы он наконец-то смог расслабиться. Парень поворачивается к сестре, не выпуская из рук всё ещё полный бокал. У него не получается скрыть удивления, когда в компании сестры он видит Тарру. Оруол так сильно завладел его вниманием, что Эрис просто позабыл о том, что до встречи с ним уже не проводил этот вечер в одиночестве. Парень решает приберечь извинения, понимая, что его, сама того не зная, спасла Иса, переманив Тарру к себе и своим подругам.
— Что? — Эрис пытается улыбнуться сестре, но в нём всё ещё слишком много раздражения для чего-то подобного.
— Пока меня не отвлекли и я не забыла, — раздосадовано вздыхая из-за того, что брата напугать не вышло, начинает Иса. — Твоя мама приказала запереть Оруола в её покоях до самого утра. Так что если ты желаешь с ним поговорить, то…
— Иса! — Прикрикивает Эрис, понимая, что сестру начинает нести и она говорит лишнего при посторонних. — Не надо сейчас об этом, — хмурится он, смиряя сестру взглядом.
Парень, конечно, рад, что Иса очень хорошо умеет справляться с порученными ей заданиями, но она не всегда умела понимать, когда и что можно говорить, а когда лучше молчать.
— Лучше объясни мне, почему ты всё ещё здесь? — Решая отвлечь внимание сестры, парень тут же начинает перетягивать разговор в другое русло, чтобы только она прекратила болтать о том, кто и так из мыслей Эриса не выходит.
— А где мне быть? — Хлопая глазами, Иса переглядывается с подругой, которую всё это время держит под руку.
— Даже не знаю, — хмыкнув, парень пожимает плечам. — Если тебе совсем никуда не надо, то я не понимаю, для чего сегодня одному из своих солдат позволил не работать. — Всё же получается у него улыбнуться, видя, как до сестры доходят намёки.
— О. — Иса тут же отпускает Тарру и, уже готовая бежать прочь, делает шаг в сторону, но после оборачивается, вновь смотря на брата. — А где он?
— Я не знаю, где вы обычно с ним видитесь. — Снова пожимает плечами парень, только сейчас делая первый глоток вина.
Иса кивает, снова срываясь с места. Но вновь её сдерживает то, что в последний момент она вспоминает о подруге, с которой пришла. Наблюдая за беспорядочными метаниями сестры между желанием скорее сбежать из зала и осознанием, что куда-то нужно пристроить Тарру, он не сдерживает смешка.
— Чуть не забыла. — Девушка всё же вновь возвращается, быстро придумывая решение, и обращается к Тарре. — Тарра, это мой старший брат. Эрис. Я тебе про него уже рассказывала, — быстро начинает тараторить девушка, вспомнив, что даже не представила своего брата подруге.
— Да, я… — Пытается Тарра объявить подруге, что она уже с ним знакома, но когда Иса начинает о чём-то говорить, её очень трудно перебить.
— Не обращай внимание на то, что у них было с Оруоло, потому что обычно он не такой, — продолжает объяснять Иса, указывая на Эриса, которому стало довольно интересно понаблюдать со стороны за тем, в каком свете сейчас его выставит сестра перед девушкой, с которой он и без неё уже знаком.
— Иса, мы знакомы. — Всё же получается у Тарры вставить своё слово, видя, как быстро пытается познакомить их подруга, явно куда-то спеша.
— Вот и отлично! — Вскрикивает принцесса, хлопая в ладоши. — Тогда оставляю тебя в компании лучшего из моих старших братьев и извиняюсь за то, что покидаю тебя. — наспех обнимает она подругу и срывается с места, даже не удосужившись спросить у брата, а не против ли он компании, которую она ему подкинула.
— По поводу лучшего это она переборщила. — Наблюдая за тем, как быстро сестра от них удаляется, Эрис вновь хмыкает, наконец, осушая свой бокал. — Я для неё такой только потому что не препятствую её общению с одним из своих солдат. — Видя ступор Тарры от поведения своей сестры, решается объяснить Эрис причину, по которой та сбежала.
— Это ведь хорошо. — Осматриваясь по сторонам, Тарра взглядом ищет своего отца. — Что, не препятствуете. — Говорит она вроде об Исе, но всё смотрит на своего отца, которому подобное поведение Эриса вряд ли когда-то понять. Ведь для него чистота крови имеет куда большее значение, чем чувства, которые можно испытывать к кому-то.
Парень кивает в ответ на её слова, слегка поджимая губы. Он вертит в руках пустой бокал, смотря в него, и не знает, что ещё говорить. Если раньше только Эрис ставил Тарру своим присутствием в неловкое положение, но теперь Иса поставила в это положение его самого. Парень уверен, что Тарра видела всё то, что произошло. Точно не знает, до какого момента она вообще стояла в первом ряду, наблюдая за тем, как он общается с Оруолом. И видела и она то, как они валялись по полу. Да ещё и сестра удружила, напомнив обо всём этом своими неуместными речами. И теперь Эрис просто не знает, как правильнее себя вести. Он поглядывает на Тарру, которая всё смотрит куда-то вдаль, явно задумавшись о чём-то своём, и лишь раз ловит себя на мысли, что его поведение, может быть и к лучшему. Ведь он и так обещал себе разорвать любые начавшие зарождаться связи. И если его вспыльчивость ему в этом поможет, то он впервые будет этому благодарен. Ибо что может быть проще, если девушка, которой он не желает делать больно, сама поймёт, что он далеко не такой, каким его представила ей Иса, и отвернётся от него.
— Ну ладно, — вздыхает Эрис, ставя пустой бокал на стол. — Надеюсь, что моя сестра не обидела тебя своей выходной. — Пряча руки в карманы брюк, Эрис начинает медленно отходить от стола. — Я, пожалуй, пойду, — поджимает он губы, решая, что покинуть её будет правильнее. Ведь без его присутствия рядом эта девушка одна скучать точно не будет, а он сейчас не лучшая компания.
— Может, сбежим? — Стараясь не отвлекаться на шум лупящего от волнения сердца, Тарра ни с того ни с сего поворачивается к Эрису, который всё продолжает медленно пятиться спиной назад.
— Что? — Не поняв вопроса из-за того, что всё ещё все мысли были сосредоточены на выходке Оруола, хмурится Эрис, замирая на месте.
Тарра борется с желанием прикусить себе язык, смотря на хмурящегося Эриса, и самой уйти прочь прямо сейчас. Задумавшись о том, как свободна в своей любви может быть Иса и как чересчур строго порой за ней следит её отец, Тарре вдруг захотелось сделать что-то необдуманное. Просто на зло. С тем, с кем запретили. Лишь из-за того, что принцесса, за которую решают всё, может позволить себе подобное поведение. А она, которая обязательствами ни перед кем не связана, в большинстве своём всегда ведёт себя так, как от неё требуют родители. И даже сегодня отец уже успел ей намекнуть о том, что Эрис не идеальная компания для проведения совместного вечера, но при этом даже не удосужился объяснить причин, по которым дочь с его мнением должна согласиться. И сейчас, поняв, что какая-то лишь воля случая вновь толкнула её именно к нему, Тарра, сглатывая невольно образовавшийся в горле ком, решает переспросить его ещё раз, дабы уж точно знать, стоит ли ей продолжать проводить свой вечер с ним. Она предоставляет ему выбор, даже не сказав о том, что лишь от его решения будет зависеть то, что будет с ней дальше.
— Может, мы тоже сбежим отсюда? — Пряча руки за спину, наклоняется она чуть ближе переспрашивая. — Здесь так шумно, что никто и не заметит нашего отсутствия, — борясь с нахлынувшим смущением, косится она на отца, который сидит за столом к ним спиной и о чём-то оживленно беседует.
— Ты хочешь прогуляться в тишине? — Решает удостовериться Эрис, что верно истолковал поступившее к нему предложение.
А Тарра со сдержанной улыбкой кивает в ответ, пытаясь не коснуться от волнения своих волос, которые и без того идеально уложены и их не требуется поправлять.
Эрис бросает взгляд на трон, желая быстро оценить настроения своей семьи. Видит, что никто из собравшихся там, кажется, в отличие от него, больше не думает про поведение Оруола, продолжая веселиться, будто ничего и вправду не произошло. И сам задумывается лишь на миг о том, что не прочь сменить обстановку, дабы проветриться. Ловит себя на мысли, что с ним явно кто-то играет, ибо опять, после всех данных себе обещаний, он не ушёл прочь, как хотел, а всерьёз обдумает предложение девушки. Может, так можно сделать с кем угодно, но не с ней. Но сейчас именно она предлагает ему столь заманчивую идею. И Эрис ломается, переводя взгляд на всё ожидающую его ответа Тарру, с хитрой улыбкой коротко ей кивая, решая всё же поддаться, с одной стороны, столько не уважительному поведению от него, как от принца, но с другой - столь манящему шансу отвлечься.
Парень жестом указывает девушке, чтобы она шла первой, а сам продолжает стоять на месте ещё какое-то мгновение, пряча руки в карманы брюк и осматриваясь по сторонам. Эрису не впервой сбегать с балов, но вот Тарра делает что-то подобное, да ещё и в присутствии отца впервые. Она осторожно петляет меж гостей в центре зала, то и дело оглядываясь, чтобы удостовериться, что Лоурес точно на неё не посмотрит. Сердце в её так сильно колотится от переполняющих эмоций, что, кажется, вот-вот и вовсе выскочит. И дабы хоть как-то его унять, она кладёт руки себе на грудь, думая, что это поможет справиться с волнением. Но на деле беспокойство её утихает лишь тогда, когда позади себя Тарра замечает Эриса, который явного выглядит куда расслабленнее, чем она.
Он оборачивается лишь раз, и так удачно. Ему уже почти удалось добраться до двери, когда что-то дернуло ещё разок взглянуть на семью. И именно в этот момент он ловит пристальный взгляд Амаадона, направленный прямо на него. Эрис рассеянно пожимает плечами, виновато тому улыбаясь, а Амаадон лишь закатывает глаза, отрицательно помотав головой, и отворачивается, стараясь сделать вид, что выходку брата вовсе не видел. Это его благодарность за то, что брат за него вступился. За то, что вместо него заставил всех вокруг обсуждать лишь себя. И если кто-то спросит, Амаадон будет молчать о том, что ему известно, куда и даже с кем ушёл Эрис этой ночью. Ведь он видел ту, что ждала его у дверей. А в этот раз девушку, что помогла ему справиться с переживаниями, Амаадон запомнил очень хорошо.
Когда Эрис был моложе, в его жизни много чего происходило. И подобными вещами он так же, как и Иса, занимался, ища себе увеселений не в бальном зале, а за его пределами. Но чем старше он становился, тем больше понимал всю ответственность перед отцом, лежавшую на его плечах. И подобные побеги сократились. Но сегодня. Когда весь вечер им самим уже был знатно подпорчен, да и поступившее предложение оказалось слишком заманчивым, парень не смог удержаться, чтобы остаться стоять в стороне и продолжать пытаться быть прилежным сыном своего отца.
Тарра прошмыгнула в открытую для неё дверь и, не сумев сдержать эмоций, вдруг начала смеяться, прижимаясь спиной к стене и не веря, что у неё действительно получилось уйти перед носом отца и остаться им незамеченной.
— Ты чего? — Улыбается Эрис, смотря на девушку, которая отчаянно пытается сдержать смех, прикрывая рот рукой.
— Я никогда такого раньше не делала, — поясняет она, продолжая оглядываться по сторонам. — Папа меня убьёт, если узнает, — громко выдыхает она, пытаясь перевести дух и всё продолжая прикрывать рот ладонью.
— Тогда я предлагаю нам не задерживаться здесь. — Вновь сверкнув своей хитрющей улыбкой, Эрис без предупреждения хватает девушка за руку и тянет на себя, чтобы она побежала следом за ним.
Тарра и раньше сбегала из дома, но всё это были лишь невинные прогулки с друзьями, да и Лоурес тогда отсутствовал дома. Но никогда прежде она не бежала по коридорам дворца, зная, что где-то там, за одной из массивных дверей, находится её отец, который в любую минуту может начать её искать. И не было прежде рядом с ней принца, чью руку от волнения она сжимала в своей руке, всё сильнее, боясь, что ненароком отпустит его и отстанет.
Эрис ведёт её коридорами, в пустоте которых этой ночью точно уверен. И может, на утро он пожалеет о принятом решении, потому что для этого ещё достаточно трезв. Но сейчас ни одна мысль о сожалении не посещает его и без того всегда шумной головы. Он отложит своё решение никогда с ней больше не общаться, потому что сейчас по счастливой или же не очень случайности, но именно эта девушка оказалась рядом и вложила в его голову идею, которая точно может отвлечь. А вернуться и напиться он ещё точно успеет. Ведь эта ночь только начинается. По крайней мере, для него самое интересное началось именно сейчас.
Тишина утопающего в ночной тьме коридора нарушается едва уловимым топотом ног по застеленному ковром полу. Эрис, казалось, впервые сбегал из собственного дома так. Стараясь не попадаться чужим глазам. Тем не многим, заплутавшим в этих коридорах, и тем, кто так же жил в этих стенах, как у себя дома, и вполне спокойно мог расхаживать здесь этой ночью. И было в этом побеге что-то новое для него самого. Словно впервые за много лет он делает то, что нельзя. То, за что после обязательно придётся нести ответ. Но вместо страха, который мог бы появиться в груди, Эрис ощущает, как сердце его лупит от желания продолжать. Если сгорать, то полностью. Не думать о том, что случится завтра. Сейчас не отпускать руки, что цепляется за его пальцы и ни в коем случае не позволять ни одной клеточке своего организма пытаться намекнуть ему, что что-то он может делать неверно. Ведь то приятное чувство, что зарождается в груди, само по себе не сравнится ни с одним из тех, которые парень до всего сейчас происходящего считал уже самыми лучшими.
— Куда ты меня ведёшь? — Шепчет Тарра, пытаясь отдышаться, когда оба, преодолев широкую лестницу из белого мрамора, наконец, останавливаются у заветных позолоченных дверей, к которым её вёл Эрис. — Ой. — Осекается девушка, закрывая рот рукой. — Прошу меня простить, — мирясь с бешено колотящимся сердцем, бубнит она через ладонь, не моргая, смотря на так же тяжело дышащего Эриса, брови которого от удивления поползли вверх.
— Нет. Продолжай. — Снова выбитый из колеи Эрис смотрит в округлившиеся бирюзовые глаза девушки, не сумев сдержать смешка от её столь растерянного вида.
Он уже перестал думать о том, что в эту ночь его сможет удивить что-то ещё большее, нежели то, что они уже делали. Старался думать, что ко всему готов. Ведь на деле, если ничего не ожидать и не загадывать заранее, то может казаться, что всё идёт по плану. Но осечка Тарры в таком, казалось бы, пустяке, как обращение к нему, заставила Эриса в очередной раз понять, что как бы не старался мыслить и предполагать, что он готов к чему-то, на деле всё всегда будет иначе. Ему это обращение так понравилось, что он, ни на миг не задумавшись, дал добро продолжать. Помня обо всех запретах и причинах, по коим так делать нельзя, всё равно разрешил. Ведь к нему, кроме семьи, мало кто так обращался. А если это смогла сделать Тарра, то для Эриса это значило, что он в общении с ней пересёк ту самую черту, которую так ярко чувствовал, и она, наконец, может доверять ему больше, чем он сам то доверие пытался из неё выторговать ещё с первой встречи.
— Так куда всё-таки? — Убирая руку от губ, шепчет Тарра, наблюдая, как Эрис осматривается по сторонам, прежде чем куда-то вновь её повести.
— Только лишь подальше от твоей казни, — Всё с той же хитрой улыбкой отзывается Эрис, делая шаг ближе к ней и легким касанием пальцев убирает тонкую выбившуюся прядь каштановых волос девушке за ухо.
Он всё ещё старается держать себя в руках рядом с ней. Несмотря на те границы, которые сам даёт добро разрушить, помнит о тех, которые точно никогда не позволит себе пересечь. Но желание коснуться её волос и попытаться вернуть ей тот сдержанный порядок во всём её образе, в котором она предстала перед ним этой ночью, стало так велико, что Эрис просто не нашёл в себе сил с ним бороться. Ему нравился это несоответствие внешнего, аккуратного, в каких-то местах даже строгого образа с идеально убранными волосами и отсутствием любой лишней складочкой на платье, с тем безумием, которое порой из девушки вырывается в опрокинутых фразах и предложениях, на пример того, которому он сейчас та и поддался. Ведь обычно в общение с девушками, что хоть как-то вхожи в его семью, всё просто и понятно. Смотря на них и подмечая мелочи, которые Эрис замечает у всех, независимо от того, хочет ли этого, ему всегда заранее ясно, какое поведение ожидать. Но с этой. Парню вдруг начало казаться, что она вполне способна улыбаться, а в следующий миг приставить нож к его горлу. И как раз такого неоднозначного поведения ему стоило бы остерегаться. Но Эрису меньше всего хочется опасаться чего-то подобного. Ведь пока эта девушка не приставила нож к его горлу, а способна дарить ему настоящие, не скованные каким бы то ни было рамками и обязательствами чувства и эмоции, Эрис хочет это всё продолжать.
Тарра смущенно опускает глаза в пол, зачем-то ещё раз проводя рукой по волосам, которых только что коснулся Эрис, словно желая убедиться, что те теперь действительно в порядке. И вдруг ощущает холод на другой ладони из-за того, что рука Эриса выскользнула из под её пальцев. Она и не заметила, что всё ещё продолжала держаться за него, когда беготня их уже закончилась.
Парень идёт прямо к дверям и оборачивается к девушке, взмахом руки зазывая её идти следом за ним. Тарра делает шаг и замирает, увидев за спиной Эриса двух стражей в дверях которых изначально не заметила. Идя спиной вперёд, Эрис останавливается, увидев странную эмоцию на её лице, и быстро поняв, в чём дело, подходит ближе, чтобы его слова расслышала только девушка.
— Их работа - быть глухими и слепыми, — заверяет он Тарру и слегка подталкивает ту в спину, чтобы она пошла за ним. — Они ничего и никогда не расскажут, — продолжает Эрис убеждать девушку, и взгляда не бросив на стражу, которая пошевелилась лишь за тем, чтобы открыть перед ним двери, а после вновь замереть в тех же недвижимых позах, напоминая статуи.
Тарра, в отличие от Эриса, не различала тех, кому положено притворяться глухими и слепыми, и тех, которые были в подчинении у отца. Все они казались ей на одно лицо и будто в любой момент могли донести ему обо всём, что она делает. Но лица этих двоих она украдкой попыталась запомнить лишь для того, если догадки её окажутся правдой, она сама сможет донести на них Эрису и открыть ему глаза на то, что не все те, кому он доверяет без нареканий исполняют свою работу.
Но стоило дверям за её спиной закрыться и зацепиться взором за пруд, в котором неспешно плавали лебеди, как все тревоги Тарру в миг отпустили. Эрису до этого пруда дела так же никакого не было, как и до стражей, про которых он даже не задумался. Он лишь быстро сбежал по лестнице и замер у её подножья, понимая, что девушка идти за ним не спешит.
— Что это за место? — Всё продолжая смотреть на пруд, Тарра медленно спускается по лестнице, держась рукой за перила, дабы ненароком не оступиться.
— Это мамин сад, — без особого интереса Эрис взглянул на пруд, что располагался у высокой каменной стены, обвитой зелёным плющом. — Тут тебя точно искать не станут, — слегка улыбаясь, добавляет он, наблюдая за девушку, которую уже поглотил интерес рассмотреть всё поближе.
— Если это настоящий сад, то у моей мамы во дворе одна клумба, — едва ли не с истерическим смешком подмечает девушка, проходя мимо принца, желая поближе рассмотреть цветы, что растут у тропинки, уводящей в неизвестность.
Тарра, как и многие, слышала, что у королевы есть большой сад, который являлся подарком её мужа в честь коронации. Этот подарок был частью традиции их семьи. Первый Верховный Король так любил свою жену, что не смог расстаться с ней даже после её смерти. На месте, где её похоронили, он даровал ей сад, который из года в год лишь разрастался. Ведь даже после смерти любовь его к ней продолжала цвести, как сотни цветов, каждый из которых он высаживал сам. И пусть не один из последующих королей не хоронил свою жену в этом саду в день коронации, он был обязан даровать своей королеве саморучно высаженные новые цветы, как знак подтверждения его к ней любви. И как бы правила не менялись. Каки бы законы не писались, и какими бы расчётами не руководствовались короли при заключении своих браков, цветущий сад всегда оставался.
Эта традиция была скрыта от посторонних глаз. Она считалась личной для каждой семьи и никто из подданных никогда не знал, каки цветы король выбрал для своей жены. Никто не присутствовал при её исполнении. Ведь первый король, убитый своим горем, запретил кому-либо являться в место, где лежала его жена. Он там был только с ней. И пусть последующие не так сильно соблюдали правила таинства, допуская в этот сад свою семью, среди тех, кто не являлся её часть, уже давно ходили слухи, что и сада никакого вовсе не существует. Для Тарры эта история так же была будто одной из сказок, которую приятно слушать и мечтать о том, что когда-то тебя будет способен кто-то полюбить так же сильно, как тот король любил свою королеву. Но сейчас, оказавшись в столь сакральном месте, у Тарры перехватывало дыхание от единственного осознания, что одна из прочитанных ею сказок вдруг оказалась реальностью.
— А мне разве сюда можно? — Замирая на месте, Тарра кладёт руки на грудь, боясь лишний пошевелиться.
— Если не трогать маминых цветов, то да, — пожимая плечами, обходит девушку Эрис. —
Она не против, чтобы эту часть сада посещали только при условии, что приходящие соблюдают все её правила. — Хмыкает парень, осматриваясь по сторонам.
— Я постараюсь исполнять все правила. — Срываясь с места, Тарра подходит к Эрису, дабы ненароком от него не отстать.
— Лично для меня в этом месте толком нет ничего особенного. Конечно, кроме шума, которым оно переполнено, — поясняет парень, сворачивая на одну из тропинок, которая уводит куда-то вглубь сада. — Хотя порой мне кажется, что мама цветами этими дорожит больше, чем каждым из нас, — усмехается он, бросая взгляд на одну из многочисленных клумб, усеянных розовыми тюльпанами, и быстро отворачивается, смотря на развилку тропинок впереди, думая, какую из них будет правильней выбрать, дабы не заплутать в этом саду.
— Моя мама своими тоже дорожит. Но здесь я думаю совсем другое. — Девушка лишь украдкой поглядывает на клумбы, стараясь даже дышать тише, чтобы никак не нарушить тот покой, что царит вокруг.
— Твоя дорожит, потому что она вкладывает в него себя, а моя - потому что тут мой отец всё ещё принадлежит только ей. — Со вздохом тише отзывается Эрис.
Может, это и не то, что нужно рассказывать о своей семье, но каждый раз, когда Эрис сбегает сюда подобно матери, он начинает будто ощущать всю ту боль, которую его мама столько лет носит в себе, вынужденная мириться с его неверностью. Он так же, как и она, понимает, что это часть их жизни. Так было до них и, скорее всего, так будет после. И как бы он не любил своих братьев и сестёр, и как бы хорошо о них не отзывалась мать, Эрис всю свою жизнь видел, как она сама боролась за своего мужа с каждой из женщин, которые у него появлялись и думали, что он, наконец, полюбил одну из них и забыл про его мать. Они рожали ему детей, а Эриса Доранда учила их любить. И может, сейчас он понимает и осознаёт куда больше, чем мог, когда был ребёнком. Но те материнские слёзы, которым он случайно становился свидетелем, стоило объявить о скором появлении нового ребёнка, навсегда отпечатались в его памяти. И сегодня, когда он увидел, как мать защищала неблагодарного Оруола, это чувство несправедливости к ней в нём вновь всколыхнулось.
Он всегда восхищался женщиной, что родила его. Её непоколебимой стойкостью. Нерушимыми стенами, которые она возвела вокруг себя и ни разу не показывала народу ни одной трещины, которые появлялись в ней за все те года, что отец его правит. Она всегда спокойна и рассудительна. Противовес его порой вспыльчивому отцу. Его холодный разум - она. И пусть на публике ей в основном выступать запрещено, парень знает, что за закрытыми дверьми отец за частую прислушивается к её словам. Эрис только такой маму и помнит. Как бы больно ей не было, при посторонних она лишь крепче стискивает зубы и предстаёт с гордо поднятой головой. Все защитные маски его матери ломались только в этом саду. И только видя её здесь настоящей, Эрис понимал, как много она на деле выносила изо дня в день. Наблюдая за ней, парень невольно стал замечать за собой, что настоящим он становится тоже здесь. Тут с него так же слетают все те многочисленные маски, которые он вынужден носить, как и его единственная истинная королева. И может, много о чём нельзя говорить в стенах дворца. О многом нельзя даже думать, ибо всё это можно связать с предательством своего короля. Но порой Эрису так хотелось об этом с кем-то поговорить. Просто поделиться всем тем, что гложет, и быть услышанным. не как представитель королевской крови. А как парень, чья семья не является эталонной. И ему почему-то показалось, что эта девушка способна выслушать. Его. Такого, которым другие его никогда не видят. Уставшего и потрёпанного. Начинающего ломаться от всех возложенных на его плечи обязанностей. Ведь на деле, как бы весел он не был, в его собственной голове никогда не бывает тихо. Изо дня в день Эрис слышит столько, что порой хочется самого себя избавить от возможности вариться во всём этом. Побыть кем-то другим. Более свободным. Тарра поблагодарила его за то, что парень может выслушать, но на деле он порой хочет, чтобы его кто-то выслушал.
Примечания:
Портрет Эриса: https://t.me/princeofasgard/211