Домой после бала Тарра вернулась, когда на небе уже во всю бушевал рассвет. Босыми ногами она прошлёпала по деревянному полу до своей спальни и без сил рухнула на кровать, кажется, впервые в жизни позабыв о горячей ванне и надобности переодевания перед отходом ко сну. На сердце у девушки было так легко и тихо, что и вспомнить не получалось, когда прежде было точно так же. Это чувство блаженного покоя будто пребывало в ней впервые, а всё тяжёлое прошлое казалось настолько нереальным, словно и вовсе её никогда не касалось. И ничего во всём мире не могло выдернуть её из этой лёгкости. И засыпала она лишь с долей грусти от того, что не в силах всю эту ночь пережить вновь. С мыслями о парне, который, казалось, изначально так не вовремя ворвался в её жизнь. Со всеми своими обязанностями и вынужденными беседами, одни лишь мысли о которых причиняли боль. Ведь Тарре требовалось вспомнить всё то, что так хотелось забыть. Всколыхнуть едва начавшие затягиваться раны. Но вместо боли, которая с его появлением должна была вернуться, именно этот парень по воле случая стал её исцелением. С ним рядом у Тарры получалось забыться. От чего-то рядом с Эрисом никак не хотелось грустить. Этого сделать просто не получалось. Ведь находясь рядом с ним, в голове были сотни мыслей, но не одна из них не возвращала в прошлое. И даже начав проваливаться в сон под тяжестью усталости и переизбытка эмоций, Тарра всё равно продолжала думать о том, как в дали от шумного бального зала и всей его весёлой суеты у Эриса получилось сделать ночь для неё ещё прекраснее. Снова и снова представляла, как лежит на траве в том прекрасном саду, наплевав на платье, над котором так тряслась, и рассматривает яркие звёзды на тёмном небосводе. Как при полном отсутствии музыки они танцевали босиком лишь друг для друга. Как смеялись до боли в животе, кажется, совершенно позабыв о том, что с восходом солнца их снова разделят статусы и обязанности. Ведь там, в саду, под покровом ночного неба рядом с Таррой был не принц Эрис, про которого она так много порой слышала и на волне этих слухов, так же, как и все прочие, могла бы начать бояться. С ней был парень, к которому почему-то хотелось тянуться. Которому хотелось подарить своё сердце и не думать о том, как он с таким подарком поступит. Ведь одного взгляда его медовых глаз ей хватало, чтобы не на миг не задумываться о любых последствиях и неприятностях, которые он бы мог ей принести. Ибо Тарре с Эрисом было приятно даже просто молчать.
Приподнятое настроение не улетучилось и на следующий день, когда первым его событием стали злостные нравоучения матери о непозволительном поступке дочери и долгие рассказы о том, сколько усилий Миралии потребовалось приложить, чтобы весь вечер отвлекать отца от отсутствия Тарры на балу. Тарра понимала, что могло её ожидать, узнай отец, где она провела ночь. Но на деле от его гнева её спасало то, что сам Лоурес окажется дома лишь через несколько дней после того, как отчитается перед своим королём за все долгие месяцы в дали от родного мира. Она была просто уверена в том, что к моменту, как папа переступит порог дома, он уже и забудет о её выходке и на деле ругань матери останется единственной, что ей пришлось пережить. И по прошествию трёх дней в своих догадках Тарра всё больше в этом убеждалась. Ведь отца по-прежнему не было дома, а мать лишь изредка напоминала ей о совершенной глупости, сокрушаясь о том, что больше подобного поведения дочери не потерпит и на подобных мероприятиях глаз с неё не спустит. И Тарра действительно старалась вести себя как можно тише, понимая, что излишний контроль - это единственное наказание, которое она желает получить. Но, несмотря на то, что в большинстве своём Тарра сидела в своей комнате, выжидая, когда мама, наконец, остынет и смягчится, каждый день в одно и то же время она искала себе любое возможное занятие во дворе, лишь бы не пропустить момент, когда к дому может явиться гонец и передать письмо.
Письма - то, что так ждала Тарра с того самого утра, как явилась домой. Она не совсем понимала, от чего же прибывает в столь взвинченном состоянии, ибо и раньше получала различные письма. Но стоило заметить хоть кого-то, приближающегося ко двору, как сердце её едва не выпрыгивало из груди. А от понимания, что снова приехали не к ней, довольно сильно расстраивалась. Девушка пыталась себя успокаивать, твердя о том, что письма обязательно будут. Ведь Эрис ей обещал. Ей хотелось верить, что они действительно будут. Любые. Пускай там будет написана одна строчка или же целый рассказ. Тарра просто хотела верить, что в этот раз ждёт не зря. И даже если третий день был уже на исходе, она старалась не падать духом. Глотала начинающую нарастать порой обиду и уговаривала себя подождать ещё. Ведь в отличие от неё, у Эриса могли быть дела, из-за которых времени на то, чтобы исполнять все данные им обещания, могло не хватать. Тарра старалась верить именно в это.
Но помимо слепой веры, в которую девушка могла порой впадать, она старалась саму себя отрезвлять. Напоминала себе, что как бы не было с Эрисом приятно проводить время, он всё же для неё чересчур далёк, чтобы сметь надеяться на что-то большее. И пусть её отец входит в состав служащих Верховному Королю напрямую, Тарра вряд ли когда-то по настоящему сумеет встать с Эрисом на одну ступень. Их ведь свели не самые лучшие в мире обстоятельства и ничего иного. А так, даже несмотря на довольно близкую дружбу с его младшей сестрой, с самим Эрисом Тарра никогда не пересекалась. И этот факт служил для девушки поводом задуматься о том, что если бы не смерть парня, которого она любила, и не положение Эриса, при котором они познакомились ближе, он бы и сам вряд ли когда-то на неё посмотрел. Да и покоя ей порой не давали слухи, что кружили вокруг него, а она волей или неволей, но становилась их слушателем. Хоть Тарра и старалась никогда не опираться на любые слухи о ком бы то ни было. Ведь зачастую всё, что болтали, было слишком приукрашено. Но она не могла их полностью игнорировать, ибо считала, что из ниоткуда такое не рождается. И раз какой-либо слух появился, значит, почва для него всё же была.
Меньше всего Тарра хотела попасть в какие бы то ни было неприятности из-за своей натуры, привязываться к тем, кто хорошо к ней относится. Она не хотела слишком сильно привязываться и к Эрису, который мог пропасть из её жизни так же быстро, как и появился в ней. Но как бы не старалась себя отрезвлять, сейчас снова крутилась во дворе, топчась на одной и той же тропинке у дома, усердно делая вид, что не всматривается вдаль, на единственную дорогу, по которой можно прибыть к её дому, и чего-то ждёт. Благо, вся прислуга вокруг, что обращала на свою молодую хозяйку внимание, как один думали, что дочь просто ждёт своего отца, и не задают лишних вопросов, на которые Тарра бы вряд ли нашла ответ, если бы таковые всё-таки появились.
Она отвлекала себя от скуки ожидания, как могла. Рвала траву у самого забора, которая казалась ей лишней. Убирала с тропы у калитки веточки, складывая их в маленькие колодцы. Пыталась сосчитать муравьёв, которые ползали под её ногами, но то и дело сбивалась со счёта, стоило на миг снова поднять глаза к дороге. Порой ей хотелось пройтись по дороге, надеясь на то, что встретит гонца где-то на своём пути. Но, помимо пристального контроля матери, Тарре отныне нельзя было покидать двор. И хоть в ту ночь сбежать из бального зала было одним из её лучших решений, снова провернуть этот фокус и навлечь на свою голову новых наказаний, она никак не решалась. Или, может, для такого поступка просто не было весомого повода. В такие моменты Тарра завидовала Рейнари, которая не просто сбежала со двора, чтобы подольше погулять, а буквально испарилась без единственной весточки о том, где бы она могла находиться.
Когда Тарра впервые услышала о том, что подруга её исчезла, она обиделась на неё за то, что та не посвятила её в свои планы и даже не позвала с собой. Но стоило начать обдумывать её поступок более серьёзно, то Тарра начинала осознавать, что, скорее всего, на каком-то моменте пути просто бы испугалась и сама вернулась домой. Подобное было не для неё. Она слишком боялась такой ответственности. В какой-то степени даже страшилась отца, который, прознав про такое, скорее всего, пришёл бы в ярость, которую девушка даже не в силах описать. Ведь их семьи довольно сильно отличались. У Тарры, в отличие от Рейнари, контроля всегда было больше. Даже их мамы сокрушались на своих детей по разному. Ведь даже в детстве, когда на Рейнари могли просто накричать, то Тарру всегда запирали дома без единой возможности выбраться через окно, хотя комната девушки и находилась на первом этаже. Тарра не знает, кому известно про побег подруги и на деле она порой радуется тому, что ей самой ничего не известно. Она не даст никому никакой информации. Не выдаст подругу, которая раз пошла на такой шаг, значит, знала, для чего это делает. И несмотря на то, что без Рейнари ей тяжело. Не с кем поделиться самым сокровенным и не к кому прийти за советом. Тарре остаётся лишь ждать её возвращения, чтобы расспросить ту о подробностях своего ухода и в ответ рассказать ей столько, что дня на эту беседу может просто не хватить.
Миралия уже несколько раз выходила во двор, зовя Тарру вернуться домой. И после очередного выхода матери, девушка всё же сдалась, решая, что сегодня, так же, как и вчера, точно никто не приедет. С грустным выдохом она последний раз взглянула на всё так же пустующую дорогу и поплелась домой. Тарра медленно поднялась по ступеням к входной двери и уже потянулась к ручке, чтобы ту отворить, но вдруг заслышала столь долгожданный топот копыт. Она обернулась так резко, что едва не оступилась, сосредотачивая взор своих бирюзовых глаз на дороге. Тарра ожидала увидеть кого угодно. Солдат отца. Проезжающий мимо патруль. Того самого гонца, которого так сильно ждала. Но она никак не ожидала, что в этот день дождётся отца в сопровождении самого принца Эриса. Она ждала его писем, а не его самого на пороге своего дома.
Тарра так и обмерла на месте, не веря своим глазам и ещё меньше веря в то, что отец действительно прибыл в компании этого парня. Ей помнится, что как-то раз она сказала Эрису, что если когда-то он появится у них дома, то её мама лишится дара речи. Но на деле, как говорить, забыла сейчас лишь она.
Отец спешился с коня, что-то с весёлой улыбкой на губах произнося Эрису, а тот лишь кивнул, так же спускаясь на землю. Было всего несколько случаев, когда отец мог так улыбаться, и присмотревшись повнимательнее, Тарра безошибочно определила один из таких. К седлу отцовского коня были привязаны тушки мёртвых зайцев, а это означало, что всё это время он пропадал не во дворце, а на охоте. А Эрис, когда заметил, что Тарра перевела на него свой взгляд, лишний раз её догадку подтвердил, помахав рукой, в которой держал три мёртвых перепела, что были связаны верёвкой между собой.
Тарра помнит, как во время бала отец отвёл её в сторону и настойчиво попросил общаться с кем угодно, кроме Эриса. И сейчас она не могла понять, как вышло так, что на охоте он был именно с тем, к кому запретил ей приближаться.
— Ты чего тут стоишь? — Своим вопросом выводит отец из ступора дочь. Он берёт своего коня под уздцы и заводит того во двор, кивая Эрису, чтобы тот сделал тоже самое.
— Я. — Вспоминая, что для жизни требуется дышать, Тарра делает вдох, не зная, как сообщить о том, что ждала писем от того, кто приехал с отцом. — Просто. — Выдыхает она, снова переводя взгляд на Эриса, который привязывает своего коня рядом с отцовским.
— Скажи маме, что у нас гости. — Даёт ей поручение отец, кивая на принца.
Тарра лишь кивает и быстро скрывается за дверью. Она захлопывает её чересчур громко и резко, прислоняется к той спиной, будто не желая впускать гостей в дом. Зажмуривается, пытаясь унять сердце, что забилось как бешеное, стараясь принять тот единственный факт, что Эрис прямо сейчас окажется у неё дома. Кто угодно. Она могла видеть в своём доме кого угодно, но точно не его. Даже в день, когда он пообещал ей приехать, дабы посмотреть на собак, Тарра не думала, что когда-то он действительно сделает это. Сам. И может, она и способна сказать, что одну из самых лучших своих ночей провела в компании именно этого парня. Прямо сейчас поверить в то, что он стоит у неё во дворе, сродни сну. То, что могло сбыться только в каких-то самых смелых мечтах, но никак не являться явью.
Девушка срывается с места, понимая, что дверь в любой момент могут толкнуть, и она окажется не в самом лучшем положении. Наспех объявляет матери, которую нашла в гостиной, новость, которую попросил передать отец, и несётся к себе в комнату, так же громко захлопывая за собой дверь и для пущей верности закрывает её на щеколду.
Кто угодно, но не он, — проносится у Тарры в голове.
Она не готова видеть его. Общаться с ним прямо сейчас. Точно не в том виде, в котором он уже её увидел. Тарра подбегает к зеркалу и смотрит на своё бледное отражение. Она рассматривает себя, ища изъяны, которые желает скрыть. Дрожащими пальцами тянется к пудренице большой пуховкой, начиная наносить рассыпчатую пудру себе на лицо. А когда поднимает глаза к зеркалу, понимает, что перестаралась и теперь выглядит ещё бледнее, чем была. Шепотом ругаясь, спешит к тазу с водой и наспех старается умыться как можно тщательнее, чтобы проделать всё снова более аккуратно. Вдруг Тарра понимает, что, обмывая лицо водой, капли попали ей на платье, и суета в ней закручивается в ещё более мощный виток.
Девушка подбегает к шкафу и, распахивая его дверцы, судорожно перебирает висящие там платья, причитая о том, что все они какие-то не такие. Слишком серое. Слишком длинное. Слишком пёстрое. Слишком слишком. Тарра выкидывает платья на пол, понимая, что её пальцы трясутся от волнения, а живот скручивает тугим узлом. Вот-вот и вся съеденная ею за день еда вырвется наружу. Она садится на пол, пытаясь дышать ровнее. Как можно так переживать, когда перед этим парнем ты валялась на траве и смеялась во весь голос. Он уже видел её в слезах и танцующей босиком под мелодию, которую она сама напевала. Уже успев показать себя со многих сторон, трястись за его присутствие сейчас, хоть и казалось Тарре глупым, на деле она ничего не могла с собой сделать. Присутствие Эриса в её доме казалось чем-то более личным, чем всё то, что было между ними прежде. И хотя, если подумать, Тарра была у него дома, дворец таковым местом ей никогда не казался.
Просидев на полу несколько минут, Тарра взглядом уцепляется за одно из платьев, которое выбросила на пол. Не слишком броское и не слишком длинное светло-розовое платье лежало, практически заваленное всеми остальными и не сразу привлекло её взор сейчас показалось лучшим выбором. И она поползла к нему. Вытащила из под груды других платьев и подскочила с места, желая как можно скорее переодеться. Благо пуговицы этого платья располагались на правом боку, и справиться с ним Тарра могла без посторонней помощи. Она быстро скинула тот наряд, в котором ходила с самого утра и просунула ноги через верх розового платья, натягивая то на себя. Мелкие пуговички не сразу поддались дрожащим пальцам, но, немного попыхтев и пару раз застегнув пуговки не в том порядке, Тарре всё же удалось с ним справиться. Она расправила юбку-колокольчик, что длиной закрывает колени, и застегнула последние пуговицы на манжетах. Снова подошла к зеркалу, приглаживая волосы, что, как обычно, собраны в пучок на затылке, и принялась по новой придавать своему лицу свежий вид. Пощипала себя за щёки, дабы на них появился румянец, и попыталась себе улыбнуться. Что-то ей по-прежнему не нравилось. Будто было недостаточно хорошо. Но что ещё сделать, дабы не переборщить и уж точно не выдать, что она всё это время прихорашивалась, Тарра не знала.
Прикрыв глаза, она стала делать глубокие вдохи, дабы себя успокоить. Принялась буквально заставлять себя выйти, когда подошла к двери и взялась за ручку. Она всё ещё не верила, что он сейчас где-то там. Прямо за этой дверью. Его не должна быть здесь. Хотя, может и должен, но уж точно не без предупреждения. Тарра пыталась прислушаться к звукам за дверью, стараясь понять, что происходит. И вдруг уловила себя на том, что помимо бешено стучащего сердца и сбившегося дыхания ощущает кое-что ещё. Ей хочется заверещать от восторга. Начать прыгать от того, что отец сам привёл Эриса в их дом. Ведь она не так давно убежала себя в том, что слишком далека от него, дабы просто так встретиться. Их встречи не могли быть сами по себе так просты. Для того, чтобы увидеть такого, как он, нужен был веский повод. Тарре буквально нужно было убить кого-то, чтобы очутиться во владениях Эриса и доказывать ему, что сделал это ради встречи с ним. А тут он сам. Действительно, он собственной персоной находится у неё дома. И ей даже не пришлось искать повода.
Сделав последний глубокий вдох, Тарра всё-таки решилась открыть эту дверь, что служила последней защитой. Она вышла в коридор и заслышала негромкие голоса, доносящиеся из столовой. Заслышала его смех и снова замерла на миг, вспоминая, с каким видом отец предостерегал её. У неё в голове всё происходящее никак не укладывалось. Но, переборов себя, Тарра всё-таки решила присоединиться к собравшимся в столовой. Дабы не показать невежей, что скрывается в своей комнате.
Эрис сидел за столом вместе с её отцом, беседуя о том, как прошла охота. Из общение выглядело так непринуждённо, будто это был не сын Верховного Короля, а всего-то один из солдат, с которым отец мог разделить свой вечер за ужином. Миралия стояла недалеко от стола, скрестив руки на груди и пристально наблюдая за тем, чтобы служанка, накрывающая стол, сделала всё аккуратно. Она лишь косвенно участвовала в беседе, изредка кивая и тепло улыбаясь. А Тарра и подумать не могла, что на деле мама окажется такой спокойной при виде Эриса. Будто этот визит - самая обычная в мире вещь. Словно всё шло как надо, и только сама Тарра ни к чему подобному не была подготовлена. Либо всё дело было в том, что Миралия не знала, что именно с ним её дочь провела ночь, за которую теперь наказана. И сейчас Тарра надеялась на то, что Эрис ни коим образом об этом факте не обмолвится.
Тарра подошла к матери, вставая от неё по правую руку, и на миг замерла, когда взгляд медовых глаз скользнул к ней. На губах Эриса по-прежнему красовалась улыбка, а она не решилась улыбнуться в ответ. Боялась, что любой её неверный жест выдаст то, что она могут быть чуть ближе, чем о том думают родители. Тарра слегка поклонилась и не ожидала, что он кивнёт ей в ответ. Чтобы не потерять опору, девушка прислонилась спиной к стене, переводя взгляд на отца, который заметил их безмолвные переглядки.
— Ты куда сбежала? — Интересуется Лоурес, подтягивая к себе кружку с вином, которую ему только что наполнили. — Даже толком не поприветствовала нашего гостя.
Девушка лишь истерически хихикнула, пожимая плечами. Вопросы отца всегда били не в бровь, а в глаз. Но как же ей не нравилось, что такие мелочи он подмечает именно сейчас. Наблюдать было работой Лоуреса. Он следил за людьми в их мире. Обязан был подмечать самые мельчайшие детали и изменения в их поведении, дабы вовремя передавать информацию своему королю. От его пристального взора мало что могло скрыться в моменты, когда от этого зависела спокойная жизнь всего их мира. Но помимо работы, наблюдать за всем вокруг уже давно было его привычкой, от которой порой Тарра довольно сильно страдала. И сейчас совершенно не знала, что ей ответить, дабы никто не узнал правды.
— Нужно было отлучиться, — лишь выдавливает она из себя, сглатывая ком, подступивший к горлу. — Приношу свои извинения, — вновь она склоняет голову, переводя взгляд на Эриса.
— Всё в порядке, — отзывается он продолжая рассматривать девушку. — Признаться, сам не думал, что проведу свой день здесь, — хмыкает принц, беря в руки кружку, которую ему подставила служанка.
— Но мы очень рады, что вы именно здесь. — Вклинивается Миралия, параллельно указывая служанке на соседний стол, чтобы она подала ещё одно блюдо.
Тарра снова невольно хихикнула, не зная куда себя деть. Рада - не то слово, чтобы описать всё, что она сейчас чувствует. Её изнутри разрывает от невозможности выплеснуть все свои эмоции. И даже зарождается мысль снова сбежать к себе, просто для того, чтобы закричать в подушку и хоть как-то успокоиться. Но что есть сил, свой порыв она сдерживает, пытаясь не казаться чересчур странной. Казалось, что от любого из прибытий отца домой она ещё так не радовалась, как приезду этого парня. И письма уже были вовсе не нужны. Достаточно лицезреть его на своей кухне, всё продолжая переваривать мысль, что он пьет из их кружки и ест из их тарелки. Сидит на стуле, на котором обычно сидит она. Просто находится у неё в столовой. Это будто и вправду похоже на сон. И в миг хочется его коснуться, дабы доказать себе, что Эрис реальный.
А парень снова отвлекается на беседу с её отцом. И тут Тарра замечает ещё кое-что интересное. Вино, которое они сейчас пьют - не первый напиток у обоих за этот день. Поведение отца так же подсказало ей это. Ведь обычно Лоурес так много улыбается и говорит только тогда, когда не совсем трезв. Вино всего развязывает его язык. Стирает границы, которых обычно её отец всегда придерживается. От того его поведение сейчас и отличается от того, которое было на балу в миг, когда он поучал дочь.
— Вот скажи мне, Твоё Высочество. — Ставя кружку на стол, Лоурес пристально смотрит на Эриса, слегка прищурившись.
— Папа! — Ахнула Тарра, прикрыв рот рукой.
А Эрис больше отреагировал на её восклицание, чем на неверное обращение Лоуреса к его персоне. Он усмехнулся, подняв руку, желая, чтобы Тарра не вмешивалась, давая понять, что желает дослушать то, что пытаются ему сказать. И Тарра, заметив этот жест, тут же замолкает, не решаясь говорить что-то ещё.
Эрис тоже отставляет кружку в сторону и будто бы даже пытается скопировать ставшее серьёзнее выражение лица Лоуреса, словно их дальнейший разговор должен быть лишён всякого юмора. Но вместо того, чтобы действительно стать серьёзней, Эрис лишь проводил ладонью по порозовевшим от вина щекам. И откидывается на спинку стула, выжидающе смотря на мужчину которые пытается сформировать правильную мысль в своей голове.
— Ты вроде неплохой парень, — Лоурес рассматривает лицо Эриса, словно пытается запомнить в мельчайших деталях. — С хорошей подготовкой, как я погляжу, — вздыхает мужчина, накалывая на вилку кусок моркови. — Так от чего же просиживаешь во дворце? Без тебя там что, мало тех, кто будет заниматься твоей работой? Пошёл бы лучше служить со мной, и то больше бы пользы приносил.
Тарра продолжает закрывать ладонями рот, стараясь держать себя в руках. Ведь Эрис приказал молчать. Но то, как отец задаёт ему свои вопросы, едва ли можно считать позволительным. Даже при условии, что вино дало ему в голову. Тарра переживает за то, как Эрис может отреагировать на столь неуважительную форму общения. Ведь он по прежнему продолжает сохранять молчание, словно выжидая, что ему могут сказать что-то ещё. Но вот, в отличие от дочери, её мать даже не напряглась от беседы, что завязалась. Она лишь убедилась в том, что стол достаточно полон, и взмахом руки приказала служанкам испариться из столовой, дабы они не начали без дела крутиться рядом, только бы тоже послушать всё то, что их особо не касается. А после сама села за стол рядом со своим мужем. Только Тарра осталась стоять, подпирая спиной стену, не зная, как вернее будет поступить. Кусок в горло ей сейчас точно не влезет, а сидеть за столом с пустой тарелкой посчитала ещё более неуместно, чем то, что она молча постоит в стороне.
— Считаю, что нахожусь полностью на своём месте, — с лёгкой улыбкой вдруг отзывается Эрис, понимая, что теперь Лоурес ожидает, когда же он заговорит с ним. А Тарра окончательно теряет дар речи, понимая, что он и вправду на эти вопросы отвечает. — Да и судьба у меня такая - быть всегда рядом с Амаадоном. Не могу уехать куда-то и пропадать так же долго, как вы, — хмыкает парень, начиная разглядывать поставленные на стол блюда в поисках того, что же сейчас он бы мог съесть.
— Жаль, конечно, — снова вздыхает Лоурес. — Мне понравилось то, как ты вёл себя сегодня. Такие сосредоточенные солдаты на вес золота.
— Я не солдат, — пожимает плечами Эрис. — Никогда им не был, — со смущенной улыбкой добавляет он, всё продолжая смотреть на стол.
— Не нужно скромничать! — Вдруг Лоурес стукнул кулаком по столу, от чего Тарра едва не подпрыгнула на месте. Она знала, как отец умеет себя вести с теми, с кем ему комфортно находиться рядом. Порой, несмотря на всю свою внешнюю сдержанность и холодность, он мог выкинуть что-то подобное, столь громкое и в какой-то мере чересчур шумное, что для некоторых никак не вязалось с его обычным поведением. Но Тарра никак подумать не могла, что в присутствии Эриса отцу может стать настолько комфортно, чтобы вести себя так. — Надо было видеть его выдержку, когда даже у меня уже начало сдавать терпение, пока мы выслеживали этих пугливых зайцев. — Обращается мужчина к своей жене, а та лишь спокойно кивает ему в ответ.
— Да я просто. — Замялся Эрис, явно не ожидая, что его здесь начнут нахваливать за такую мелочь, как выдержка, которую по большей части он приобрёл, выслеживая не дичь на охоте, а сидя за столом в своём кабинете, выжидая, когда какой-нибудь из предателей короны соизволит с ним заговорить. — Я просто умею ждать, — пожимает он плечами своим ответом, будто отмахиваясь от похвалы.
— Вот потому я и говорю, что мне такие нужны, — настаивает на своём Лоурес. — Не все из моих солдат выдерживают жить вдали от дома большую часть времени, просто ожидая чего-то от людей.
Находить себе в отряды лучших из лучших было одним из самых любимых занятий мужчины. Он всего считал, что нет работы важнее, чем та, которой сам занимается. От того и хотел, чтобы вместе с ним её выполняли самые лучшие эльфы. Стоило прибыть домой, как он тут же то расформировывал уже собранные им же отряды, то подготавливал новые, из тех солдат, которых выторговывал у Харбора в обмен на своих, которые по каким-то причинам перестали вдруг подходить, или же сами просились остаться дома, поняв, что жизнь в чужом мире не для них. Тарра не знала, как выглядят и ведут себя люди, но порой ей казалось, что отец уже давно стал походить на них больше, чем на эльфа. В его разговорах порой проскакивали незнакомые ей фразы и выражения, понять которые девушки удавалось не сразу. У самой Тарры было много чего от людей. Начиная от нарядов, которые она надевала крайне редко, переживая, что народ, с которым она живёт, её не поймёт. Заканчивая теми самыми книгами, которые она обожала всем сердцем и предпочитала любым из тех, что есть в её мире. Но сейчас Тарра и подумать не могла, что отец начнёт пытаться затащить с собой Эриса в мир, в котором он уж точно никогда не был. И на деле ей нравилось то, что Эрис от этого приглашения всячески отнекивался. Ведь она и без того с трудом может увидеть его. А если при этом он ещё и будет пропадать на такие же долгие сроки, как и отец, ей будет очень и очень обидно.
— Признаться честно, я уже давно хотел оказаться у вас дома, — решая прекратить тот шквал похвалы, что всё так же продолжает его обременять, Эрис невзначай переводит тему в другое русло, вдруг замечая, как резко от его слов напрягся Лоурес. — До меня дошли слухи, — в привычной для себя манере тянет с сутью своих слов Эрис, желая понаблюдать за сменяющимися выражениями лица напротив. Он проводит пальцами по ободку кружки, из которой пьёт, делая затяжные паузы между предложениями исподлобья поглядывая на своего собеседника, так решая негласно ему отомстить за то, что он вгонял его в краску. А после всё-таки продолжает: — Что у вас дома живут звери, не похожие на наших волков, — вдруг начинает улыбаться парень, давая понять, что никаких опасных слухов, из-за которых можно было понести наказание, он не знает, — правда, запамятовал, как они называются.
— Собаки, — почти шепотом подсказывает Тарра, благодарная парню за то, что он не упомянул, от кого именно знает эту информацию.
— А. — Плечи Лоуреса резко расслабляются, и он с громким выдохом откидывается на спинку стула. Ему особо нечего было скрывать, но не первый день мужчина живёт на свете, чтобы не знать, как работают даже те доносы, которые под собой реальной почвы не имеют. — Так они должны быть на заднем дворе. Пошли, покажу. — Уже упирается он в стол руками, желая подняться со своего места.
— Нет! — Чересчур резко вклинивается Тарра в их разговор, отходя от стены, но тут же замирает на месте, когда ловит на себе непонимающий взгляд отца от её столь громкого восклицания. — Ты, наверное, устал, — прочищает она горло, на этот раз говоря тише. — Я могу показать.
В столовой повисает неловкое молчание, которое сам Эрис решает не прерывать и вместо этого залпом осушает свою кружку. Тарра продолжает молча смотреть отцу в глаза, желая понаблюдать за тем, как он попытается выкрутиться из этой ситуации. Ведь в прошлый раз был против их общения друг с другом вдали от него. Но вряд ли и сейчас посмеет упомянуть об этом в тот миг, когда Эрис сам сидит за его столом и всё слышит. Порой за столь пристальное внимание со стороны своих родителей и за их непринятие того, что Тарра уже давно не ребёнок, девушке очень сильно хотелось насолить им обоим. Но она не могла сделать этого в открытую, как то умела делать Рейнари в общении со своим отчимом. А умела делать это именно так. Исподтишка, ставя родителей не в самое лучшее положение, в котором те вряд ли смогут отказать.
— Ну. — На выдохе вдруг начинает говорить Миралия, понимая, что молчание мужа затягивается, а его ответа уже ожидает не только Тарра. — Думаю, что вполне можешь, — кивает она, кладя руку на руку мужа, желая скрыть его напряжение, которое он уже пытался выместить, сжимая кулак. — Только потом не забудь привязать всех обратно.
Тарра уже сорвалась с места, желая покинуть столовую слушая наставления мамы, лишь в пол уха то и дело кивая, дабы та по скорее перестала говорить всё то, что она и сама знает.
— И не уходи со двора, Тарра! — Кричит ей мать вслед, невзначай напоминая о том, что девушка по прежнему наказана.
— Да, мам! — Отзывается в ответ девушка, пропуская Эриса вперёд себя с довольной улыбкой от того, что всё вышло именно так, как она на то и рассчитывала. — Я помню, — добавляет девушка, когда спина её уже практически скрылась за стеной вслед за принцем.
— С чего вдруг такое правило? — Тише интересуется Эрис, когда Тарра обгоняет его и жестом зовёт за собой, ускользая вдаль по коридору первого этажа.
— Да так, — отмахивается девушка, хватая с полки, что находится у самой двери, ведущей на задний двор, пару маленьких зелёных мячиков. — Держи, — протягивает Тарра Эрису один из мячей. — Только не показывай его им.
— Меня это настораживает, — хмыкает Эрис, рассматривая мячик в своей руке.
Хихикнув, Тарра, толком ничего не объясняя, сбегает по ступеням на зелёную траву, пряча свой мяч за спину, и кивает, чтобы Эрис продолжал идти за ней.
— Будь готов, что на тебя нападут, — с загадочной улыбкой добавляет девушка, поворачиваясь лицом к парню и продолжая идти вперёд спиной.
— Всё так опасно? — Прищуривается Эрис, наблюдая за Таррой.
— Ни чуть, — пожимает она плечами, уже заслышав звонкий лай за спиной. — Они просто так радуются, когда с ними приходят играть.
Прежде чем подойти к собакам, которые, завидев свою хозяйку, уже начали рваться к ней, Тарра вручает Эрису и второй мяч тоже, дабы ей было удобнее спускать их с цепей. Она не умела свистеть, как то делал отец, дабы псы начали её слушать. Но вместо этого она звонко хлопает в ладоши, желая привлечь их рассеянное внимание к себе. Один за другим собаки садятся у ног девушки, а Эрис старается слишком сильно не пялиться на животных. Он едва не забыл, что мячи, которые Тарра ему отдала, следует прятать, хоть и не объяснила для чего. Но он продолжает исполнять её наказ, пристально наблюдая за за животными, которые своё внимание всецело направили на Тарру, а в его сторону и ухом не ведут. Хоть парень и пытался себе представить собак по описанию, которое предоставила ему Тарра, он и не думал, что те на деле так сильно будут отличаться от его фантазий. Высокие, действительно довольно худые псы с длинной шерстью своими размерами сидя дотягивались Тарре до живота. Морда, которую описывала Тарра, и вправду имела довольно вытянутый нос, который Эрис представлял себе куда короче. Они и близко не были похожи на волков, которых он привык видеть и так странно ему было наблюдать за ними. Что-то совершенно чужое и глазу настолько непривычное, что Эрису даже показалось, что такие, как они, просто не могут существовать в природе. Будто не могла она создать что-то подобное. И хоть Тарра не запрещала подходить, Эрис, разглядывая непривычных для себя созданий, всё же решил держаться на расстоянии, хотя бы до тех пор, пока глаза к их виду не привыкнут. А собаки прекратили сохранять всё то же железное спокойствие, когда одного из них Тарра отвязала, но при этом продолжила держать за ошейник, чтобы он никуда не рвался. Их виляния вокруг её ног вдруг напомнили Эрису его птицу, которая так же крутится рядом с ним, когда он выпускает того из клетки и при этом не открывает окно.
— Готов? — Вдруг кричит Эрису Тарра, поворачиваясь к парню лицом и всё так же продолжая держать серого отвязанного пса около своей ноги.
— Если я скажу: нет, что-то изменится? — С невнятным смешком в ответ отзывается Эрис, только сейчас поднимая на девушку глаза.
— Не думаю! — С хитрой улыбкой отрицательно машет она головой. — Только не беги, хорошо? Он воспримет это как часть игры и не отстанет. — После этих слов Тарра отпускает уже во всю рвущегося во все стороны пса, и тот без особой команды срывается с места по направлению к парню.
Эрис едва не зажмуривается, не зная, чего ожидать от зверя, что несётся прямо на него, но всё продолжает повторять сам себе, что ни в коем случае бежать от него нельзя. Он замирает на месте, решая лишний раз даже не дышать, когда подбежавшая собака начинает крутиться вокруг его ног, то и дело утыкаясь носом в его бедро.
— Он, случаем, не хочет меня сожрать? — Интересуется Эрис, лишь глазами наблюдая за собакой у своих ног.
— Нет! — Смеясь, отзывается Тарра, отвязывая рыжую собаку. — Туман ещё никого в своей жизни не сожрал. Он так знакомится. — Уже без предупреждения спускает Тарра вторую собаку. — К папе так часто приходят в гости, что они всех считают себе родными. Можешь не стоять как вкопанный.
Отпустив с цепи последнего чёрного пса, Тарра возвращается к Эрису, который, несмотря на её замечание, всё так же продолжает стоять на месте, лишний раз не шевелясь.
— Если хочешь, чтобы отстали, покажи им мяч. — Всё продолжая улыбаться, наблюдая за ступором Эриса, подсказывает ему Тарра. — Только вытяни руку над головой, чтобы не выхватили. — Забирая один из мячей у Эриса из руки, которую он всё продолжает держать за спиной, девушка старается тот быстро спрятать, чтобы собаки не отвлеклись от него на неё.
— Не думал, что ещё хоть что-то способно меня так удивить, — признаётся парень невольно хмыкнув. Он достаёт зелёный мячик из-за спины и поднимает его над головой, наблюдая за тем, как быстро изменился фокус внимания собак, которые словно по щелчку пальцев сели у его ног, не сводя своих глаз с мяча в его руке.
Эрис отводит руку в сторону и видит, как все три пары глаз устремляют свой взор следом за ней. После вновь поднимает руку над головой и хмыкает от того, что и в этот раз они неотрывно следят только за мячом, сжатым в ладони. Его Бард такой выдержкой не обладает, но и в этом своём поведении собаки напоминают ему именно птичку, что живёт в клетке. Мяч для них словно открытое окно его кабинета.
— Теперь кидай как можно дальше. — Снова подсказывает Тарра.
Её, в отличие от парня, не удивляет поведение собак. и вместо того, чтобы наблюдать за ними, она наблюдает за увлечённым Эрисом, не в силах сдержать улыбки. За всё то время, пока они стоят тут, он лишь несколько раз посмотрел на неё, и она не может вспомнить, чтобы хотя бы раз Эрис так пристально наблюдал за ней, как то делает сейчас с собаками. Но эта заинтересованность не ей девушке даже нравится. Ей нравится, что она может смотреть на него сколько угодно, а парень, кажется, этих взглядов даже не заметит.
— Ну, кидай уже. А то с ума сойдут, — хмыкает Тарра, наблюдая за тем, как он продолжает дразнить её собак, которые уже из последних сил сидят на своих местах.
— Никогда не видел, чтобы хоть один из волков моей тёти был так заинтересован в чьей бы то ни было персоне, — продолжая удивляться поведению животных, отзывается Эрис, всё же решая кинуть мяч.
Он через силу отрывает взгляд от собак и отворачивается от них, выбирая, куда бы выкинуть мяч. Ибо Тарра посоветовала сделать это как можно дальше.
— Их интересуешь, увы, не ты, Ваше Высочество, — подначивает его девушка в ответ за то, что он заставил собак так долго ждать погони за своей игрушкой.
— Хоть кого-то. Наконец-то не я, — поправляет Тарру Эрис, наблюдая за тем, как все трое срываются с места, стоило ему выкинуть мяч в сад.
Парень наблюдает за тем, как, обгоняя друг друга, каждый из псов первым пытается добраться до мяча, что приземлился где-то в высокой траве и вдруг ловит себя на мысли, что не только эта девушка способна его удивлять своими порой никак не ожидаемыми выходками, что так разнятся с её спокойным внешним обликом. Но, похоже, что это способна сделать чуть ли не вся её семья в целом, включая животных, которые у них живут. И ему вдруг становится интересно, почему раньше он никогда не задумывался о том, что кто-то подобный просто обязан жить в доме у Лоуреса. Ведь он действительно способен принести из чужого мира что угодно. Да, Эрис в принципе никогда не задумывался о семье этого эльфа, несмотря на то, что всегда присутствовал на советах, что проводились по его приезду. А сейчас будто даже способен пожалеть об этом, если начнёт думать о том, как много всего упустил. Он, так сильно занятой лишь самим собой, действительно очень много времени тратит во дворец, редко когда выбираясь за его пределы ради вот таких моментов, которые никак не связывают его с работой, что должно исполнять. Все его вылазки заканчиваются там, где порой он предпочитает от скуки пойти в патруль по городу вместе со своими солдатами. А все, кто мог быть когда бы то ни было ему нужен, всегда являлись к нему. И никогда Эрис ни к кому не приходил. За все года своей жизни это, возможно, вообще первый поход к кому-то в гости за пределами своего дворца. Ведь обычно в стенах его дома столько народу, что общения просто не может не хватать. Теряется надобность таких вот посещений. Но то, что Эрис ощущает сейчас, находясь тут. Это опять что-то новое. Что-то, что снова рядом с этой девушкой, заставляет удивляться. Эрису даже начинает казаться, что вне её общества действительно уже ничего его не удивит. Ведь даже странные выходки его брата Оруола настолько привычны, что подобных чувств просто не вызывают.
Чёрный пёс первым прибегает обратно к ногам Эриса, держа в пасти заветный мяч. Он садится перед ним, поднимая свою длинноносую морду, будто чего-то ожидая от принца в ответ. А Эрис только сейчас переводит взгляд на Тарру, пытаясь понять, чего собака может от него хотеть.
— Он принёс тебе дичь, — с улыбкой кивает Тарра на мяч в зубах Заката. — Забирай, — добавляет она, всё продолжая держать руки за спиной.
— И что потом? — Эрис только и успевает поднести руку к пасти пса, как тот сам кладёт в его ладонь слюнявый мяч, а Эрис вдруг морщится, снова поворачиваясь к Тарре, которая пытается сдержать смех от столь резкой перемены на его лице.
— Прошу меня простить. Забыла предупредить об этой мелочи, — прикрывает она рот ладонью, продолжая улыбаться. — Просто кинь его снова.
— Никому и никогда не рассказывай. — Выкинув мяч на этот раз ещё дальше, без особых церемоний, Эрис вдруг вытирает собачью слюну об свою штанину, чем заставляет саму Тарру удивиться.
— Сложно будет умолчать о подобном, — хмыкает она, понимая, что такого жеста от него точно не ожидала и на деле уже была готова бежать за платком.
Эрис с лёгкой улыбкой закатывает глаза, понимая, что как бы он не пытался той ночью на балу продолжать стирать различия между ними, всё-таки Тарра по-прежнему способна видеть в нём сына короля, раз её удивила та мелочь, которую он сделал, ни разу не задумавшись о том, что испачкает штаны. Ему понравилось, как под действием вина у её отца легко получилось отступиться от всем хорошо известным правил и разговаривать с ним, как с одном из рядовых солдат. Но по-прежнему не устаревает то, что Тарра не способна сделать так же, хотя он уже не единожды сам указывал на это. В голове и правда зарождается мысль, что проще будет просто приказать не видеть в нём принца, чем попытаться перестать таковым в её глазах являться. Ведь ему в ту ночь показалось, что она действительно могла бы стать ему таким другом, которых прежде никогда Эрис не имел. Ибо, как бы не старался отвадить себя от неё, сдался, понимая, что с ней ему хорошо. Тарра сама ведёт себя иначе, чем все те девушки, что бывали в его окружении. Она продолжает помнить, кто перед ней, но при этом способна оторвать пуговицу с его рубахи и посчитать, что простых извинений за эту выходку может быть достаточно. Она не смотрит на него, как на возможность выбиться в общество, частью которого является лишь наполовину. И почему-то в упор не замечала тех мелочей, когда Эрис то и дело пытался от неё сбежать, стараясь сохранять так нужную ему для безопасности своего сердца дистанцию.
Лежа в своей кровати после того, как после бала приказал своим солдатам проводить Тарру домой, Эрис долго думал о том, во что в действительности способен ввязаться, если продолжит общаться с ней. Он обращался к своему сердцу, пытаясь понять, не начала ли сила проклятья то дурманить. Старался вспомнить себя в те моменты, прежде чем начинать прекращать различать реальность от влюблённостей, в которые сам себя втягивал, и сравнивал те чувства, которые Тарра почему-то способна в нём начать вызывать. Эрис успокаивал себя тем, что если ещё способен о подобном рассуждать, то дела его идут хорошо, и голова всё ещё находится в его подчинении. Ему даже показалось, что с Таррой свою больную любовь возможно будет обойти, если действительно относиться к общению с ней, как к дружбе. Воспринимать девушку как свою сестру Ису, которую он тоже любит, но не так, как любил тех, многих, которых в итоге бросал, стоило резко охладеть. Он ведь действительно не хотел причинять ей боль. Почему-то никогда не задумывался обо всех предыдущих, пытаясь снять с себя ответственность, будто не виновен в том, что может кого-то заинтересовать. Но Тарра показалась ему другой с их первой встречи. Почему-то о её чувствах он подумал, когда она вдруг ни с того ни с сего решила преподнести ему пирог в ответ. Его тронуло то, что кто-то не только принял то, что он преподнёс, но и сделал что-то в ответ, несмотря на то, что угостить её чаем для него было сущим пустяком. А в ту ночь Эрис всё-таки решил принять и то, что как бы не боялся причинить ей боль, сам уйти может с большим трудом. Ведь ему с ней с каждой новой встречей становится всё интереснее.
— Как так вышло, что я вижу тебя у себя на заднем дворе? — Предложив Эрису не стоять на месте, а немного прогуляться по территории двора, Тарра выбросила свой мяч собакам, дабы они отвлеклись на игры друг с другом, больше не приставали к парню.
— Стечение весьма интересных обстоятельств, — хмыкнул Эрис, медленно идя рядом с девушкой. — Я вдруг обратил внимание, что на каждом из отчётов перед моим отцом твой на меня поглядывал с весьма хмурым видом. Не знаю, с чего вдруг вызываю в нём столь открытую неприязнь, но вспомнил, что ты говорила позвать его на охоту. И. О чудо. После моего приглашения он так быстро изменился в лице! — Эрис сунул руки в карманы серых брюк, рассматривая траву под ногами.
— Это всё из-за того, что ты пригласил меня танцевать, — хихикнула Тарра, начиная представлять недовольное лицо отца. — Но дело далеко не в тебе. Он на всех парней в моём обществе смотрит так, — тут же решает она добавить, дабы Эрис не подумал чего-то лишнего. — Но многие от его взглядов быстро пропадали. А ты, скорее всего, задел тем, что подобный взгляд на балу проигнорировал. Вот и поймал ещё сотню таких же, — хихикнула Тарра, прикрывая рот тыльной стороной ладони.
Порой подобное поведение отца действительно смешило её, но чаще надоедало. Она решила сказать Эрису правду не только для того, чтобы парень расслабился, а больше желая объясниться за возможно странное поведение своего отца. Ведь оно уже не раз доставляло Тарре слишком много неудобств. Её даже удивляет то, что ей столь долго удавалось скрывать Брита в своём окружении, чтобы тот ненароком не пропал после встречи с её отцом. Ибо Лоурес очень хорошо справляется со своей, по его мнению, прямой обязанностью - отгонять от дочери всех ему неугодных.
— Интересно, — кивает ей Эрис, начиная обдумывать мысль, которую она поселила ему в голову своим ответом. — Обычно отцы дочерей старались не пересекаться со мной, а не наоборот. Но я вряд ли когда-то полностью смогу понять поведение твоего, — поджимает губы парень, решая не продолжать мысль о том, что он никогда не будет отцом, чтобы хотя бы постараться понять эти незнакомые ему чувства.
Но отчасти он способен преподнести себе эмоции отца Тарры по своему. Ведь, смотря на неё, он бы тоже мог желать, чтобы никого другого в её обществе не было. И пусть чувство отцовской любви и ревности, которая Эрису может быть знакома, абсолютно разные, он приблизительно может их сравнить. Ведь такую, как она, действительно хотелось оберегать от кого-то недостойного её. Он даже может согласиться с теми хмурыми взглядами Лоуреса, которые буквально следовали за ним по пятам. Ведь и сам может являться тем недостойным. Может даже в большей степени, чем все остальные, кто от тех взглядов испарялся. Её отец ведь действительно выглядит грозным. Чего стоит один его внешний вид, когда тёмные брови начинают ползти к переносице, и лишь во взгляде читаются те слова проклятий, которые он готов наслать, если уж не достать меч в желании снести голову с плеч. Эриса даже удивляет, как у такого, как он, родилась столь хрупкая на вид дочь. Ведь изначально казалось, что при таком отце и дети должны быть соответствующие. Воспитанные на подобие его. Но вместо этого он видит Тарру, по которой, если не знать, даже сказать нельзя, что она ему родная.
— Не обращай на него внимания, — пожимает Тарра плечами. — Он просто такой, и понимать его - себе дороже, — поворачивает она голову к Эрису, желая удостовериться, что он не злится за правду, которую она поведала. — А вот с охотой здорово придуманно.
— Да, кажется, я попал прямо в цель, — усмехнулся Эрис, кивая.
— Теперь станешь ему лучшим другом, — поддакивает девушка, так же кивая в ответ. — Тем более, я видела, что ему точно понравился день, проведённый с тобой. Он даже назвал тебя неплохим парнем! — Хлопает в ладоши Тарра, подмечая ту мелочь, которую сразу заметила в разговоре отца.
— Не начинай, — морщится Эрис. — Не люблю, когда меня нахваливают в моём присутствие.
Тарра довела Эриса до лавочки, на которой обычно её мама прячется от яркого дневного света, желая передохнуть от работы в саду. Девушка села первой, поправляя подол платья, и похлопала рядом с собой, приглашая парня так же присесть, ибо заметила, что сам он будто не собирался этого делать.
Стараясь сильно не придавать этому значения, но Эрис сел чуть дальше от девушки, откидываясь на лавку, и сомкнул руки в замок, кладя их так себе на ноги. Несмотря на то, что он прекрасно помнит, как они лежали на траве, не думая о какой-бы то ни было дистанции, рассматривая ночное небо при свете дня и вдали от сада, в котором он мог чувствовать себя по-настоящему самим собой, Эрис не мог позволить себе подобную вольность. Тут всё-таки его могли увидеть посторонние. Неправильно трактовать его поведение. От того он и предпочитал всё же какую никакую, но дистанцию держать. Но как бы Эрис не старался, эту некую отстранённость девушка всё-таки уловила. Она и сама чувствовала себя немного странно, зная, каким он был с ней один на один. Всё время помня о том, что в доме находятся её родители, которые в любой момент могли выйти к ним. И, несмотря на то, что общалась с ним более непринуждённо, всё равно то и дело не могла поверить в то, что он сам ей это разрешил. Может по ней и не видно, но на деле Тарра этому факту всё ещё поражалась. Ведь даже с Исэй она продолжала сохранять дистанцию, которую её старший брат стёр по щелчку пальцев. Ей казалось, что если поведать кому-то об этом, то вряд ли поверят. Или посмеются и сочтут её фантазёркой. Ведь Тарра видела, каким Эрис предстаёт на виду у всех. Как сильно отличается от того, каким был рядом с ней. И если бы сама его не видела другим, то тоже бы смогла посмеяться над той, кто рассказала бы ей что-то подобное про него.
И вот между ними повисло молчание. Впервые за всё время, проведённое вместе. Тарре так сильно хотелось его прервать. Утянуть его в новый виток беседы, только бы не ощущать подбирающуюся к ней неловкость. Но она не знала как. Смотря перед собой, пыталась вспомнить что-то ещё про своих питомцев, которые резвились в траве и совершенно про них двоих забыли. Желала поведать что угодно, лишь бы не молчать.
— Сегодня лиловая. — Вдруг заявляет она, сжимая ладонями край лавочки.
— М? — Поворачиваясь к ней, приподнимает брови Эрис, уже посчитав, что так сильно задумался, что сумел пропустить часть какой-то беседы.
— Твоя рубаха, — кивает на него девушка. — Все прошлые разы были красные. Теперь лиловая, — пожимает она плечами, не совсем понимая, для чего вообще начала говорить об этом. — Не привычно.
— А, — хмыкает Эрис, опуская взгляд на свою грудь. — У меня ещё есть зелёная, — от чего-то он вдруг решает поддержать этот диалог. — Но ты права, красных слишком много.
— И почему же именно красных? — Продолжая смотреть на него, Тарра начинает медленно мотать ногами.
— Не знаю, — пожимает он плечами. — Просто нравится. Приятный цвет. — Всё продолжает он рассматривать самого себя. — Мой брат зовёт меня павлином, — пытаясь сдержать смешок, вдруг добавляет Эрис. — Потому что я всегда выбираю что-то для него чересчур яркое.
— Можно уточнить, какой брат? — Хмыкает Тарра. — У тебя их больше одного.
— Оруол. — Кивает парень, понимая, что в его семье и вправду требуются уточнения.
— Пообещай мне кое-что. — Заслышав имя Оруола, ей тут же вспомнилась его выходка на балу и, подумав о том, что Эрис тоже может её вспомнить, Тарра решает тут же его отвлечь.
— Лучше говори сразу, потому что я много чего не могу пообещать. — Поджимает губы Эрис, поворачивая голову к ней.
— Ничего серьёзного, — Тарра садится к нему лицом, сбросив балетки и забираясь с ногами на лавочку, подбирает их под себя, пряча те под платьем. — Просто пообещай.
— Как я могу пообещать, если не знаю, что именно? — Хмыкает Эрис, замечая, как быстро она оживилась.
— Обещай, что если мы встретимся ещё раз, рубаха будет зелёная. — Хитро ему улыбаясь, всё же решается Тарра объяснить то, что хотела от него потребовать в слепую.
— А если встреча произойдёт неожиданно? — Вопросительно вскидывает бровь парень.
— Придётся переодеться, — беспечно пожимает она плечами.
— Мне что, везде носить её с собой? — Поднимает бровь Эрис, решая оттянуть согласие на её условие.
— Не думаю, что смогу встретить тебя где угодно. — Парирует девушка, продолжая стоять на своём.
Его всё ещё поражает то, что девушка способна выкинуть. И если бы она ответила простое "да" на его вопрос о переодевании, то парень вряд ли бы сейчас удивился. Она, кажется, во всём такая. Может, даже не удивился бы, если Тарра попыталась бы заставить его переодеться прямо при ней только лишь потому, что хочет увидеть рубаху другого цвета сию секунду. А он почему-то подозревает, что согласился бы.
Ещё одна встреча. До этого момента Эрис не задумывался о ней всерьёз. Он вообще не задумывается о встречах с Таррой из-за того, что те в большинстве своём происходят сами собой. Но обещание, которое она с него требует. Словно прямой намёк на то, что она желает новой встречи. И он всерьёз над этим задумывается. Любая встреча с ним не может быть просто так. Сегодняшний день - исключение. Ведь, приглашая её отца на охоту, Эрис даже и не думал оказаться у них дома. Он планировал поохотиться и разойтись, а не продолжить пить вино с отцом Тарры в их столовой. Не думал про прогулку с его дочерью ещё утром. А сейчас она требовала с него обещание. Опять рядом с ней всё шло не так, как планирует Эрис.
— Обещаю, — с тёплой улыбкой кивает ей Эрис. — В следующий раз зелёная.
— Руку. — Не долго думая, Тарра протягивает ему ладонь.
— А вот это уже прямая сделка. — Усмехается Эрис, смотря на её ладонь.
— Давай, Ваше Высочество, — Тарра настойчивее тянет ему свою руку. — Ты пообещал.
Не долго думая, Эрис берёт её тёплую ладонь в свою руку и вместо того, чтобы ту пожать, подносит её к губам, оставляя на гладкой коже едва ощутимый поцелуй. Не только же ей всё время ошарашивать его своими поступками.
— Обещаю, — повторяет он, поднимая на неё глаза.
Тарра едва не отдёрнула руку, понимая, что щёки её начинают розоветь. Снова этот вязкий, словно мёд, взгляд заставляет её замереть. Он всё ещё не отпускает её ладонь, смотря ей прямо в глаза, а девушка не знает, куда деть себя, ощущая, как от смущения горит лицо. Она могла ожидать чего угодно. Простой отказ от сделки бы приняла. Но уж точно не планировала получать от него поцелуй. Никогда не планировала их получать. А сейчас не знает, как ей снова открыть рот и о чём-то заговорить, когда парень кажется, будто специально сделал это, желая увидеть её реакцию. Желание провалиться на этом самом месте прямо сейчас - единственное, что живет в голове Тарры и всё больше набирает обороты. Будто бросить его тут одного и сбежать к себе в комнату будет самым верным решением. Запереться и больше никогда в жизни не попадаться ему на глаза.
Эрис смотрит на порозовевшие щёки, которые где-то в глубине своего сердца мечтал вновь увидеть после того, как впервые подобная реакция девушки застала его во время танца и прикосновений его рук к её оголенной спине. Он решает добить её и без того явно едва не останавливающееся сердце тем, что вдруг улыбается ей, давая понять, что видит всё её смущение. Увильнуть от сделки, именно так показалось ему вернее, чем начать отталкивать её от себя холодными отказами. Приятнее было смотреть на округлившиеся от шока глаза, чем осознавать, что своей упёртостью мог её обидеть. А ведь эти глаза сейчас так приятно блестели. Снова напомнили ему бирюзовые большие бусины, что переливаются на солнце. Ему нравилось ловить на себе её взгляды. Даже тогда, когда Тарра могла думать, что он их не замечает. Эти глаза было трудно не заметить. Они каждый раз будто заглядывали куда-то вглубь него. Словно что-то искали. А ему в такие моменты почему-то начинало хотеться все свои секреты рассказать ей самостоятельно. Ведь казалось, что если он промолчит, она выпытает их сама. И сбежать от ответов у него вряд ли когда-то выйдет. Ибо, как бы на него порой не смотрели, почему-то казалось, что если только захочет, эта девушка сможет увидеть больше прочих.
— Думаю, — всё же берёт она вверх над своими эмоциями. Рука Тарры осторожно выскальзывает из ладони парня. — Пора привязать собак на место. — Прочищая горло, она, словно ошпаренная, поднимается со своего места, наспех обуваясь.
— Думаешь? — Лишь хмыкает Эрис, наблюдая за её бесцельной суетой. Парень наклоняется вперёд, свешивая руки со своих коленей, пока Тарра то и дело отдёргивает светло-розовый подол платья, будто переживая за то, что оно могло помяться.
— Да, — тут же отзывается она, всё стараясь не смотреть на Эриса, упорно делая вид, что пытается найти своих питомцев.
И Эрис, соглашаясь, кивает, медленно поднимаясь со своего места вслед за девушкой. Он прячет руки в карманы брюк, пытаясь никак не реагировать на Тарру, хоть и выходит с большим трудом. Ведь от всех ей метаний улыбка на его лице разыгрывается лишь сильнее. А Тарра уже не раз поймала собак взглядом. Но сейчас смотреть куда угодно, только бы не видеть того, как Эрис улыбается, ей казалось самым верным. Иначе девушка чувствовала, что от полыхания собственных щёк рискует едва ли не сгореть. Мысли сбивались в кучу, образовывая суету в голове, которая сама собой перетекала во все её жесты. Ноги сами несли её как можно дальше от его нескрываемых ухмылок, но сбежать с собственного двора она не представляла себе возможным, от того лишь ускоряла шаг, стараясь как можно скорее привлечь к себе внимание хотя бы одного из отцовских псов. И Туман, словно почувствовав нервозность хозяйки, первым поспешил отвлечься от игры, и пристать к Тарре, чтобы та потрепала его за ухом. Виляя хвостом, он крутился вокруг её ног, на деле, вместо того, чтобы успокоить, лишь мешая ровно идти, то и дело попадая под каждый новый шаг девушки.
— Ты можешь свиснуть? — Понимая, что едва не наступила собаке на лапу, Тарра всё-таки решает обратиться к Эрису, точно зная, что может заставить её любимого пса успокоиться. Она всё так же не поворачивается к нему лицом, и без того по его новым смешкам, прекрасно понимая, что он идёт сзади и наблюдает за тем, как собака путается под ногами.
Решая не интересоваться, зачем девушке понадобился его свист, Эрис лишь пожимает плечами, не вынимая рук из карманов брюк, и без какого либо предупреждения громко присвистывает, от чего Туман вмиг отступает от Тарры, переключая своё внимание на парня. Казалось, что впервые в жизни Эрис воспользовался весьма ненужным в жизни принца умением для чего-то столь стоящего. Всё детство мать его ругала за то, что после своих походов на кухню и вождение дружбы с мальчишками, что помогали там по хозяйству, он решил перенять от них столь неуместную способность, как свист. Она всегда учила его отличать простых ребят и себя. Никогда не ставить себя с ними в один ряд и не уподобляться их поведению. Но сейчас Эриса позабавила мысль, что узнай об этом Доранда, то весьма сильно могла бы удивиться, скажи ей кто, что это, по её мнению, абсолютно никчёмное для сына умение пригодилось именно для того, чтобы отвадить чересчур любвеобильного пса от его хозяйки.
Хватая пса за ошейник, Тарра пробубнила слова благодарности, начиная вести его рядом с собой к месту привязи. Её отец обычно свистел, когда хотел, чтобы все трое сконцентрировали своё внимание только на нём, готовясь к тому, что их вот-вот будут кормить. Но порой, чтобы собаки успокоились, он также прибегал именно к этому звуку, желая тех обмануть. Свист всегда работал лучше, чем хлопки Тарры в ладоши. Это же случилось и сейчас. Два других пса, заслышав столь знакомый звук, сами прибежали к Эрису, ожидая, что тот их, скорее всего, накормит. Но вместо долгожданной еды, Эрис лишь обратил внимание на то, что делала Тарра, и, нащупав под длинной шерстью ошейники, подвёл двух собак к ней, так, решая хоть немного уменьшить её беспорядочную суету.
— Просто застегни цепь под шеей. — Ловко расправившись с цепью, Тарра перехватывает рыжего пса из рук Эриса и под новый щелчок цепи показывает парню, как нужно привязать пса, которого он по-прежнему держит за ошейник.
Она старается вести себя как можно спокойнее про себя, благодаря принца за то, что он не продолжает акцентировать своё внимание на её поведение. Но ничего не может сделать с собой. Когда стоило заметить, что у Эриса всё вышла, Тарра буквально постаралась сбежать от него, чтобы оказаться в доме первой. Она объяснится, когда успокоится. Принесёт сотни извинений за то, что посмела себе такое поведение. Позже. Но точно не сумеет сделать этого сейчас. Ни тогда, когда внутри всё переворачивается от одного напоминания себе, как он ей улыбнулся, понимая, что действительно смутил. Но в отличие от неё, Эрис вряд ли собирался ждать всех её объяснений хоть какое-то время. Ведь стоило девушке преодолеть ступени и уже почти коснуться дверной, дабы ту открыть, как он прервал её, хватая за запястье, и буквально заставил остановиться, повернувшись к нему.
— Ты что, пытаешься от меня сбежать? — Слегка прищуриваясь, решает всё же добить её парень своим вопросом прямо в лоб.
У Тарры всё вновь сжалось в груди, стоило почувствовать, как тёплые пальцы сжали запястье, и никак не приукрашенный вопрос пригвоздил к полу.
— Немного. — Прочищая горло, отзывается она, понимая, что сама ищет его взгляда, желая узнать, не разозлила ли своим поведением.
— Это как понять? — Усмехается Эрис, вскинув бровь.
Он всё так же не выпускает её руку, не сильно ту сжимая, дабы сейчас точно не дать ей уйти, если вдруг Тарру вновь обуяет это желание. Как бы весело ему не было от её поведения. На деле же Эрис не любит, когда от него бегают. Может издержки дела, которым он довольно давно занимается, тому виной. А может сказывается возраст. Но что бы не было, неизменным остаётся то, что Эрис уже давно привык решать всё на месте, независимо от того, насколько не комфортно может быть собеседнику. Ему не нравятся игры в догонялки в любом их проявлении. Он даже холодеет быстрее, чем обычно, к девушкам, которые, думая, что так лишь сильнее его заинтересуют, предпочитают сперва завлечь, а после вести себя так, словно он просто обязан их добиваться. Эрис считает всё это лишней тратой времени. Особенно, когда и без всего подобного всем прекрасно ясно, что он мог кому-то приглянуться, и чувство это взаимно. Сейчас он понимает, что своим действием застал Тарру врасплох. И первые несколько минут ему было интересно понаблюдать за её реакцией. Но теперь Эрису не хотелось недосказанностей. Если Тарра считает, что он сделал что-то излишнее, то ему хотелось узнать об этом прямо сейчас. Хотелось, чтобы вернулась та самая девушка, которая его способна вогнать в немой ступор своими неожиданными поступками. Не хотелось вдруг обижать её, если всё же Тарре не хватит смелости возмутиться его поцелую. Он хотел знать всё наверняка и прямо сейчас. Как минимум, вовремя принести свои извинения, если те требуются, а не гадать после неделями.
— Одной ногой сбежать, другой остаться, — пожимает плечами Тарра, не найдя оправдания яснее.
— Может, стоит остаться обеими? — Понимая, что та самая девушка никуда не испарилась, вновь позволяет Эрис себе улыбнуться. — А то так и не узнаешь, что могла упустить. — Желая, чтобы она всё-таки передумала, Эрис прибегает к своему излюбленному методу - отвлечь внимание.
— Я что-то могу упустить? — Слегка хмурит Тарра брови, не совсем понимая, что пытается ей сказать парень.
— Ну, даже не знаю. — Эрис морщит нос, будто на миг действительно о чём-то задумывается, а после медленно тянется к нагрудному карману рубахи.
Внимательно наблюдая за его неспешными действиями, брови Тарры от удивления сами собой ползут вверх, стоило парню достать из кармана четыре небольших конверта. На бежевой бумаге в центре красуется оттиск красной сургучной печати, которая отличается от той, что ставится на официальные письма, приходящие из дворца, но благодаря цвету легко угадывается, кому та принадлежит. И кажется Тарре, что сама Природа желала, чтобы этот день с самого восхода солнца от переизбытка эмоций стал для неё последним.
— Я всё писал, как и обещал, но никак не выдавалось минуты отправить. А сегодня твой отец так резко выдернул меня на охоту, что я даже не успел по пути передать их гонцу, — замечая её удивление, решает объясниться Эрис. — Но раз ты так сильно желаешь от меня сбежать, то я, пожалуй, и дальше продолжу держать их при себе, — с самой невинной на свете улыбкой, на которую только способен, Эрис тянется обратно к карману, дабы убрать письма.
— Нет! — Тарра едва ли сама от себя ожидала, что будет способна так резко дёрнуться, только бы перехватить так давно ожидаемые письма, что предназначались ей с самого первого дня, как принц дал обещание ей писать.
Быстро среагировав, Эрис поднимает руку, в которой всё ещё держит письма над своей головой, дабы Тарра до них просто не дотянулась. А на губах, наконец, появляется настоящая довольная ухмылка от того, что всё-таки не зря он о них вспомнил, решившись отдать лично, а не добравшись до дома, отправить к ней ещё и гонца. Одно дело, что он и так редко когда писал письма сам, так никогда прежде самостоятельно Эрис свои письма получателям в руки не отдавал. Он ещё гадал о том, а стоит ли на эти конверты ставить личную печать. Переживал, что хоть и не было в этих письмах чего-то сокровенного, чтобы его личная переписка никому лишнему в руки не попала. Но когда три письма им уже были написаны, Эрис всё же решил, что Тарра будет достойна того, чтобы все его письма были официально помечены. Иначе какой был ему смысл соглашаться загладить свою вину за то, что подарок её не удостоился личной благодарности, сразу скрывая извинения за безликими конвертами.
— Неужели они тебе и вправду нужны? — Усмехается Эрис, всё пытаясь не дать Тарре дотянуться до писем в его руке. — Там ведь ничего интересного.
— Да, — понимая, что иначе конверты ей не отобрать, Тарра подходит к нему ближе, забывая про то, как недавно горели её щёки. — Нужна вся сотня, — вставая на носочки, хватает она парня за локоть, желая опустить его руку самостоятельно, напоминая о точном количестве обещанных им писем.
— А я получу хоть одно в ответ? — Всё так же, не поддаваясь Эрис, отводит руку назад, чем заставляет Тарру подойти ещё ближе.
Её взгляд только сейчас находит его глаза, и в миг парню кажется, что он читает в них недовольство от затеянной им игры. Тарра всё так же упорно сжимает его локоть под пальцами, прилагая усилия, дабы он, наконец, опустил руку. Но стоило повернуть голову, только сейчас осознавая, что, забывшись, сама сократила дистанцию до едва ли допустимой близости, она замирает. Замирает не от того, что на деле обдумывает поступивший вопрос, а от того, что в столь непозволительной близости глаза его завораживают её ещё сильнее. И кажется ей, что прямо сейчас и весь мир вокруг замер. И нет от чего-то той неловкости, от которой Тарра так сильно желала сбежать. Словно, чем ближе она к нему бывала, тем ничтожней ей казались волнения. Будто их все порождала как раз та самая дистанция, стоило пересечь которую и отступать назад уже и вовсе не хотелось. Стирались те различия, которые Тарра сама старалась никогда не забывать. И снова перед ней был тот самый парень, что так вовремя просто оказался рядом. Выслушал. Утешил своим присутствием, заставляя забыть о тяжёлом и болезненном одиночестве. И ей снова хотелось быть рядом с ним. Ощущать тот же трепет сердца. Утопать в его глазах. Покой. От чего-то рядом с ним рождался покой. И всё, чтобы о нём не говорили, вдруг теряло всякий смысл. Его никак не получалось бояться. Даже не получалось всерьёз задуматься о том, что Эрис может быть другим. Не таким, как сейчас. Суровым и жестоким, без этой самой ухмылки на лице. Тарре казалось, что всё, что говорилось, явно было о ком-то другом. Потому что тот, кто сейчас стоял перед ней, едва ли подходил хотя бы под один слух о себе.
— Я подумаю над ответом, но не могу утверждать, что ты хоть один получишь. — Всё же, решая не испытывать судьбу в лице отца, который по-прежнему в любой момент может выйти во двор, Тарра делает шаг назад, сползая рукой по его руке.
— Пообещай, — всё так же, не отводя от неё глаз, Эрис, наконец, отпускает руку, но письма по-прежнему не отдаёт. Он решает играть по правилам, которые девушка сама и установила ранее. — Я хочу получать ответы. Может не на все сто, но хотя бы на парочку. Чтобы знать, что ты их читаешь.
— Обещаю, Эрис, — с лёгкой улыбкой кивает Тарра, когда он сам протягивает ей заветные конверты.
И сердце в его груди колыхнулось. Словно сумел забыть, как его зовут. Ведь, несмотря на то, что сам попросил звать себя по имени, Тарра на деле крайне редко к нему так обращалась. Она либо вовсе его избегала, либо по-прежнему называла лишь титул. И хоть порой Эрису казалось, что титул она упоминает специально, будто желая продемонстрировать, что на деле не так уж и сильно способна слушаться его приказов, сейчас Эрису показалось, что он впервые в жизни почувствовал что-то столь приятное в груди лишь от того, что она обратилась к нему по имени. И будто ни от кого больше на этом свете не хотелось ему слышать своё имя. Ведь вряд ли кто-то сможет произнести его хотя бы подобно тому, как это сделала Тарра.
***
Амаадон редко бывал в этом крыле замка. Эти пустые тёмные коридоры с самого детства казались ему мрачными и холодными. Чудилось ему, что здесь всё ещё обитают призраки былых дней, которым уже давно нет места среди живых. Ведь именно в этой части дворца жил принц Атарий.
Раньше, ещё до рождения Амаадона, именно эта часть дворца считалась главной и, как он знает из рассказов матери, была напитана жизнью и выглядела даже лучше, чем та, в которой сейчас живут все они. Атарий любил свой дом, свою семью. И ему хотелось, чтобы все вокруг так же говорило об этой любви. Чтобы все коридоры были наполнены светом. Чтобы в этих огромных каменных стенах витало то самое чувство родного и уютного дома, о котором старший принц всегда мечтал. Но он умер в полной мере, так и не сумев исполнить своего желания. А вместе с ним умерла и часть его замка. Король Иден запретил ею пользоваться так, как то было раньше. Большие окна наглухо заколотили. Все картины со стен убрали. И теперь казалось, что всё это место пропитано лишь скорбью младшего брата, которая по прошествию стольких лет ничуть не утихла.
Но сегодня Амаадону требовалось быть тут. И как бы холодны не казались эти коридоры, он продолжал по ним свой путь, точно зная, чего желает. Ему нужен был Оруол. Ведь как бы сильна не была злость на старшего брата, Амаадон решил попытаться ещё раз выяснить всё то, что могло между ними быть не ладно. Он не собирался противиться желанию Оруола покинуть их общий дом и уйти в родные края его матери. Но пока брат по-прежнему жил тут, и их общение само собой предполагалось. Амаадон желал сгладить острые углы.
Хотя на деле Оруол был последним, кто заботил Амаадона. Его больше волновала записка невесты, которую он по-прежнему перечитывал каждый день, всё ещё не желая верить в то, что она действительно сбежала. Он злился. Впадал в отчаяние от непонимания: почему вокруг него всё так? Старший брат что ненавидит. Девушка, которая должна была быть его, сбежала. Амаадону казалось, что от разрывающих голову мыслей он и вправду лишается рассудка. Переваривая всё, что его так волнует, в одиночку, уже становится невыносимым. А пойти со своими проблемами Амаадон не знает к кому. Все вокруг ему кажутся подозрительными. Будто каждый шепчется за его спиной и только дай волю, любой, к кому бы он не обратился, тут же расскажут все его тайны. И от этой паранойи коронованный принц ощущает себя так, словно петляет по этим мёртвым и холодным коридорам и днём, и ночью, без возможности выбраться на свет. Но как бы на деле тягостны не были его мысли и чувства, сейчас Амаадон старался быть тем, кем является. Прятал своё нутро и шёл в покои старшего брата, который жил особняком, с желанием постараться договориться. Ведь Амаадон не желает огорчать отца. Хочет быть ему лучшим сыном, чтобы тот ни на день не усомнился в решении, которое принял, выбрав именно его. И как лучший сын, он желал вразумить брата, который уже давно перестал пытаться быть для отца таким же.
Оруола Амаадон, как и планировал, нашёл в одной из комнат, которую тот без воли отца присвоил себе. Ему, в отличие от всех остальных, нравилось существовать в заброшенной части замка. Парня почему-то привлекали и тёмные коридоры, и пустые холодные стены. Порой казалось, что в дневном свете тот и вовсе не нуждается. Ведь здесь Оруол создал себе собственное королевство, в котором точно и бесповоротно был единственным правителем. Тут его окружали только те, кого он сам желал видеть, и гнал он прочь всех тех, в ком никак не нуждался. А окружали старшего брата в основном людские женщины, им одурманенные. Их же Амаадон нашёл рядом с самим братом, который возлежал в большой, наполненной горячей водой ванне, накрыв лицо влажным полотенцем. Со стороны казалось, что Оруолу абсолютно плевать на то, что творится вокруг. А все те, кто жил в этом крыле замка рядом с ним, подобно своему хозяину, так же не обратили никакого внимания на вошедшего Амаадона. Две девушки, что восседали на диване, на первый взгляд читали одну на двоих книгу, но стоило принцу приглядеться, как он вдруг ужаснулся от осознания, что они лишь монотонно перелистывают страницы, едва ли вчитываясь в текст. Они виделись Амаадону настолько потерянными, что вряд ли были живыми. Наряженные в самые красивые платья, словно куклы, с длинными, струящимися до бёдер волосами и болезненно бледной кожей, они лишь создавали видимость того, что были чем-то увлечены, когда на деле их едва ли что-то могло увлечь, кроме Оруола и яблок, которыми он то и дело их кормил, дабы поддерживать в этом же состоянии. Будь Амаадон на месте отца уже сейчас, то вряд ли бы позволил Оруолу держать в неволе хоть одну из женщин. Но сейчас парню не оставалось ничего другого, как отвести от них взгляд и подойти ближе к брату, который даже не шелохнулся, несмотря на то, что Амаадон и не пытался вести себя тихо.
Руки Оруола свисали по краям позолоченной ванны, а с длинных пальцев медленно капала на пол вода, уже собравшись в небольшую лужицу. От вида столь безмятежного брата в момент, когда поодаль от него буквально погибают два живых существа, Амаадону вдруг захотелось утопить его прямо в этой самой ванне. Руки сами потянулись к его плечам, желая на те надавить и держать его под водой до тех пор, пока он не прекратит брыкаться. Амаадон уже мог представить себе эти предсмертные судороги, когда его тело начало бы сдаваться. И утопить его казалось самым верным решением. В миг улетучилась бы большая часть проблем. Может быть, даже дышать стало бы легче, если бы Оруол умер. Но когда он едва его не коснулся, Амаадон остановился, понимая, что, поступая так, навряд ли станет для отца лучшим сыном. Он ведь пришёл предложить ему если не мир, то хотя бы перемирие. А стать убийцей родного брата всегда успеет, если от этого перемирия Оруол вдруг откажется.
— Чего пришёл? — Вдруг раздаётся хрипящий голос старшего брата.
— Как понял, что это я? — Тут же отзывается Амаадон, вставая рядом с краем ванны, стараясь при этом не наступить в лужу.
— По твоему молчанию, — сгибая левую ногу, хмыкая отвечает Оруол. — Да и редко кто ко мне приходит.
По столько простым ответам старшего брата Амаадону показалось, что тот вовсе и не прочь с ним поговорить. И эта догадка позволила парню с облегчением вздохнуть. Он снова осмотрел комнату, в которой, по его мнению, было чересчур мало света. Опять зацепился взглядом за девушек, которые и сейчас не на что не реагировали, лишний раз убедившись, что в таком полумраке читать невозможно. А после вновь перевёл взгляд на Оруола, который даже полотенце с глаз не соизволил убрать. Тяжело было ему с ним разговаривать. Да ещё и тогда, когда старший брат всем своим существом демонстрировал ему своё неуважение. Ведь никто, кроме Оруола, не позволял себе подобного поведения с Амаадоном. Как бы хорошо он не общался с остальными членами своей семьи, те всё равно всегда выказывали ему своё уважение, как коронованному принцу. И только лишь Оруол беспристрастно продолжал заниматься своими делами даже тогда, когда точно знал, кто перед ним стоит.
Оруолу на деле было плевать на Амаадона и все те титулы, что ему даровал отец. Он был старше. Считал, что имеет власти куда больше, чем брат, которого он для себя даже родным не считал. И считал, что как раз Амаадону должно выказывать ему своё уважение, от того и не видел нужды даже подарить ему свой взгляд.
— Долго мне ждать, когда ты объявишь, для чего пришёл нарушать мой покой? — Не выдерживает Оруол молчания Амаадона.
— Хотел узнать, за что ты меня так не любишь? — Выпаливает Амаадон первый вопрос, что пришёл на ум, хотя на деле помнил, что пришёл по другой причине.
— Будто тебя есть за что любить,— фыркает Оруол. — Сам подумай. Кто ты вообще такой? Волчонок без рода и племени.
Амаадон поджимает губы, пытаясь унять любые злостные позывы, что начинают пробиваться. Оруол всегда так его звал. Тыкал носом о неизвестности его происхождения, полностью уверенный в том, что Амаадон их отцу и сыном не является. Он с таким открытым пренебрежением не относился даже к Исе и Кирату, чьей матерью была подневольная служанка. Наоборот, ставил в пример то, что даже у этих двоих известна мать, когда у Амаадона нет никаких представлений о той, кто его родила. И хоть не раз уже Амаадона Доранда убеждала в том, что Оруол ведёт себя так только потому, что его родная мать так научила, он никогда не мог скрыть обиды на брата за ядовитые речи касаемо его происхождения.
— Если это всё, что ты хотел, то убирайся. — Командует ему Оруол, махнув рукой на дверь.
И Амаадон на миг опешил от столь наглого выпада со стороны старшего брата. Тут у него уже не получилось сдержать порыва, и парень скинул полотенце с лица брата на пол, желая, чтобы тот повторил всё это, смотря ему в глаза. Но Оруол лишь недовольно поморщился, проводя влажной ладонью по лицу, и лениво открыл глаза.
— Бесишься, что даже твоя дорогая невеста тебя бросила и пришёл выместить злость на мне? — Хмыкает старший брат. Приподнимаясь, меняя позу, он садится ровнее, кладя локти по обеим сторонам ванны, и свешивает пальцы в тёплую воду смотря на искривлённое злобой лицо Амаадона. — Видать, не пожелала выходить замуж за безродного мальчишку. Я бы тоже сбежал, — кивает сам себе Оруол.
— Как ты узнал? — Сжимая руку в кулак, цедит Амаадон.
— О! А я теперь, как ты можешь знать, вожу дружбу с твоей матерью, — лениво пожимает плечами Оруол. — Точнее, с женщиной, что ты зовёшь матерью, — поправляет он сам себя, ехидно усмехаясь. — И мне много чего известно, — касается он языком ссадины на верхней губе, которая уже затягивается. — Прекрасная дама, кстати. Только понять не могу, от чего моя мать не водила с ней дружбы.
После того, как отец чуть не изгнал Оруола, он и вправду стал куда больше общаться с Дорандой. И Амаадону сей факт тоже не нравился. Ему казалось, что Оруол забирает у него самое дорогое, что только может быть - внимание единственной по-настоящему любимой женщины. Оруол и вправду очень много свободного времени проводит с Дорандой. Амаадон уже не раз успел заметить, как старший брат меняется в её обществе. Будто становится добрее. Но лишь к ней одной. Всех остальных он по-прежнему ненавидит. Ему не ясно, с чего вдруг мама обратила к Оруолу столь пристальное внимание, но порой Амаадону казалось, что эта внезапно возникшая дружба так же может ему навредить.
— Раз тебе много чего известно, то ты уже осведомлён о том, что завтра отец ждёт всех нас на совет? — Скрещивая руки на груди, Амаадон пристально рассматривает лицо Оруола.
— Ничего про это не знаю и знать не желаю, — снова лишь пожимает старший брат плечами. — Меня ваши советы не касаются.
— Оруол, — вздыхает Амаадон, щипая себя за переносицу. Какой же он король, если не попытается договориться. — Не ради меня. Услышь хоть раз, что от тебя просят. Ты должен завтра появиться. У отца и так много проблем, не заставляй его ещё и с тобой разбираться.
Амаадон старается подражать матери, хотя и понимает, что до неё ему далеко. Но он действительно желает помочь отцу, хотя бы с его упёртым сыном. Ведь у короля и вправду есть дела важнее, чем пытаться его вразумить. И Амаадон желает облегчить его и без того неподъёмный груз на плечах.
— А кто мешает отцу разбираться с его проблемами? — Хмыкает Оруол, касаясь пальцами водной глади, наблюдая за тем, как медленно расползается круг на поверхности. — Лес умирает, а он всё пытается делать вид, что всё под контролем. Глядишь, скоро ничего не останется, и тебе даже нечем будет править, — продолжает веселиться Оруол. — И я очень сомневаюсь, что моё поведение причина ваших проблем.
— Слушай, — не сдержавшись, Амаадон хватает Оруола за плечо, начиная на то надавливать. — Меня ты можешь ненавидеть сколько угодно, но не смей пренебрегать отцом! — Сильнее сжимает он плечо брата. — Ты всё ещё часть нашей семьи, и будь добр, соблюдай то, что от тебя требуют.
— У тебя что, зубы прорезались? — Хватая Амаадона за запястье, Оруол спихивает его руку со своего плеча. — Мне наплевать на тебя, на то, что там выдумывает отец. На всех вас вместе взятых и на всё ваше королевство. Наступит день, и меня в этих землях вообще не будет. Так что собери всю власть, которой думаешь, что обладаешь, и иди восвояси, Ваше Безродное Величество.
И не дожидаясь, пока Амаадон соизволит сказать ему что-то в ответ, Оруол вновь махнул рукой на дверь, намекая парню на то, что тому пора бы покинуть его комнаты. Взмахнув рукой с громким всплеском, Оруол погрузился с лицом под воду, находя ещё один способ в открытую игнорировать брата, который не соглашался уйти. А у Амаадона вновь перед глазами появилась картинка, как прямо сейчас он надавит Оруолу на голову и не позволит больше всплыть. Это желание столь сладостно, что и на этот раз ему едва удавалось сопротивляться. На миг Амаадон ему даже поддался, кладя ладонь на мокрую чёрную макушку, надавливая чуть сильнее, дабы голова старшего брата окончательно скрылась под толщей воды. Но стоило Оруолу схватить его за запястье, вновь выныривая и без лишнего сопротивления, Амаадон отступил, выхватывая руку из хватки брата, дабы тот не продолжил её выкручивать.
— Будь осторожнее, Оруол, — смотрит принц на искривившееся лицо Оруола, с которого крупными каплями скатывается вода и капает с подбородка ему на грудь. — Никто не знает, где мы все встретим свою смерть, — встретившись со злостным взглядом старшего брата, беспечно пожал плечами Амаадон демонстративно вытерев мокрую руку о рубаху, лежавшую на краю стола. А после решил исполнить желание Оруола и оставил его одного.
Амаадон мог бы обрадоваться, что упёртый Оруол ничего не съязвил ему в ответ. Но на деле ощущал лишь, как злость с каждым новым шагом прочь закипала внутри всё сильнее. Парень уверен в том, что пророни Оруол ещё хоть слово, то он бы вряд ли удержался и так легко ушел. Ведь на деле с самого своего приезда домой ему всё труднее обходить выходки старшего брата стороной. Пусть все и вторят ему о том, что он должен быть терпимее, Амаадону сложно оставаться таковым, когда его провоцируют. Отец отправлял его в армию, желая, чтобы именно от этого он мог избавиться. Но, как уже успел выяснить парень сам про себя, он научился не тому, о чём мечтал отец, а лишь вынашивать месть до лучших времён. Мог стиснуть зубы в нужный момент, но после обязательно напомнит своему обидчику о неоплаченном долге. И, оказавшись дома, Амаадону пришлось учиться ещё и тому, чтобы никто другой об этой его новой особенности не узнал.
Он шёл по коридору, слушая стук каблуков собственных сапог, пытался начать считать каждый шаг, дабы ненароком желание вернуться и всё-таки исполнить то, что хотел, не пересилило желание уйти прочь. Оруол мог выводить, толком ничего не начав делать. Одна его ехидная улыбка чего стоила. Будто яд сочился из самой кожи. И Амаадон искренне не мог понять, почему так. Ведь из всех своих братьев именно с Оруолом он внешне похож сильнее всего. Если поставить их рядом так похожи, что в детстве, смотря на Оруола, Амаадону казалось, что когда он вырастит, то будет выглядеть точно так же. Но сейчас парень понимает, что его подозрения себя не оправдали. Ведь они оба выросли. Оруол обзавёлся шрамом на правой брови после очередной драки с Эрисом. Глубокими морщинами вокруг рта, которые были ему совсем не по возрасту. Да и всё его лицо осунулось от образа жизни, который парень ведёт. В его чёрных волосах уже проблескивает седина, которую он тщательно маскирует, а порой и вовсе седые волоски вырывает. Оруол словно состарился раньше положенного. И всё из-за того, что вместо воды в большинстве своём предпочитает пить вино. А нервов и злобы в его жизни столько, словно он уже лет двести правит всем миром в одиночку. Амаадону давно известно, что старший брат самостоятельно губит себя куда успешнее, чем любое покушение на его жизнь могло бы сделать это. Но он никогда не думал, что на деле Оруол будет хотеть погубить и его тоже. А всё из-за того, что сам не смог стать для отца лучшим сыном. Из-за того, что родная мать бросила его здесь, вместо любви, даря своему единственному сыну лишь шпыняния и нравоучения.
Амаадон выходит в светлый, более привычный его взгляду коридор, и звук обуви затихает на ковре. Теперь остаётся лишь гул внутри, с которым всё так же трудно справиться. Родные коридоры, будто садовый лабиринт, из которого он забыл, как выбраться. Они сменяются один за другим, и парень совершенно не понимает, куда его несут ноги. Прочь от Оруола, которого он где-то глубоко внутри осознаёт, что боится. Или же это попытка сбежать от самого себя. От слабости, которую Амаадон начинает испытывать, понимая, что совладать с чем-то самостоятельно не в силах. Он сам для себя охотник и жертва. Загоняет в угол, понимая, что уже сейчас не может совладать со страшим братом, и боится представить, что будет, когда ему придётся встречаться с сотнями таких же, которые могут его не принять. Он рвётся к этой ответственности, желая показать отцу, что тот принял верное решение и тут же хочет сдаться, убежав как можно дальше только бы никогда эта самая ответственность на его плечи не пала. Кто угодно, но не он. Будто проще всё уступить Оруолу и смотреть, как спокойный мир рушится под его гнётом. Взвалить всё на плечи Эриса, потому что он старше. Он умнее и точно должен знать, что делать. Спрятаться за его спину. Ведь он сам позволяет это делать. Всё и так берёт на себя. А Амаадону остаётся лишь вовремя предстать перед народом собранным и ко всему готовым. Парень готов даже подтолкнуть к отцу кандидатуру Кирата, который правителем будет явно спокойнее, чем он сам. Он ведь из всех и так самый не конфликтный. Будто и не живой вовсе со своим вечно отстраненным взглядом и лицом, ничего не выражающим. Амаадон готов даровать свою участь кому угодно, лишь бы самому не быть там, куда так отчаянно ставит его отец. И тут же не готов ни с кем делиться троном, что станет его. Пугается и злится от того, что страху вообще позволяет собой овладеть. Смотрит на отца и хочет быть точно таким же. Ведь его любят. Его уважают. Он владеет миром и желает передать этот мир именно Амаадону. Значит, он на что-то та всё-таки способен. За что-то же его выбрали. И этому выбору он обязан соответствовать.
Парень захлопывает дверь своих покоев, прижимаясь к той спиной. Тихий уголок его собственного лабиринта, из которого он точно не желает искать выход. Ведь только тут может позволить себе разнести всё в порыве ярости и успокоиться. Тут может быть тем, кого не хочет видеть семья перед лицом народа. Несдержанным и озлобленным. Совершающим ошибки. И ведь даже в этом они с Оруолом похожи. Амаадон тоже не рад всему, что происходит. Тоже умеет злиться и рушить свой сообщенный мир. Да даже ненависть друг к другу в них едина. Он так же во всех своих бедах способен винить Оруола, ибо пока он служил, ничего подобного в его жизни не происходило.
Сира вздрагивает от громкого хлопка двери. Опять она видит его потерянным. Решая ничего пока что не говорить, девушка провожает витающего в своих мыслях парня взглядом, негромко вздыхая и покачивая головой. После выходки с яблоками он так редко к ней обращается, что ей уже начинает казаться, будто её принц и вовсе считает её часть своего интерьера. Всё время что-то вынашивающий в своей голове Амаадон лишь изредка может поинтересоваться у неё о тех вещах, что попросил для него исполнять, и никак больше не пользует. Любая другая могла бы радоваться столь беззаботной жизни, которую он даровал ей. Нет у него вечного принеси да подай. Ведь, как и говорил, он сам за собой ухаживает. Но всё это существование в виде тени омрачает лишь то, что лучше бы Сира делала что угодно, а не крутилась подле Оруола. Ибо дружба с Амаадоном и та сказка, которую он обещал даровать, немного не то, чего бы она хотела. С ним тихо и спокойно лишь тогда, когда он спокоен. И если сбежать от Оруола возможность есть, то от Амаадона бежать некуда. А именно из-за одного жизнь другого не так сладка, как могла быть и от того он не может в полной мере даровать ей то, что пообещал. Девушке не нравится выступать связующим звеном. Приносить плохие новости и быть частью причины гнева Амаадона. Но и умолчать о чём-то у неё вряд ли когда-то выйдет. Ведь он тот единственный, кому она подневольна. Тот, кто обещал свободу. И является для неё тем же, с кем девушке не очень та и сильно этой свободы начинает хотеться. Ведь исполни он свою часть сделки, Сира больше не сможет быть так близко. Так легко находить свой покой в его спальне, к которой одна во всём дворце имеет доступ. Отпусти Амаадон её, и Сира потеряет больше, чем обретёт. Она потеряет его.
— Как прошло? — Решает девушка подать голос, желая прощупать его подлинное настроение.
Редко, но у Амаадона бывают дни, когда он общается с ней так, что на миг у Сиры получается забыть, что она безумно далека от него. Получается представить себя ему равной. И всё лишь от того, что у Амаадона подходящее настроение, дабы изволить отвечать на её вопросы.
— Я предпринял попытку его утопить, — рассматривая потолок, вздыхает Амаадон, завалившись на кровать. — И был так счастлив в тот миг, — хмыкает парень, начиная рыться в кармане брюк.
— От чего же не продолжили? — Возвращаясь к притиранию пыли на полке, что прибита прямо над камином, так же негромко продолжает Сира.
Её от чего-то ничуть не пугает столь явное желание Амаадона убить своего старшего брата. Порой она сама подначивает его на это, когда Оруол доведёт её до трясучки одним лишь своим видом. Ведь ей кажется, что исполни принц своё желание, им обоим жить бы стало легче. Но когда Сира остывает, она понимает, что если не будет Оруола, то, скорее всего, ей так же больше незачем будет существовать в жизни Амаадона. И снова возвращается к своей безусловной покорности, во что бы то ни стало, пытаясь отгораживать принца от убийства отнекиваясь тем, что время ещё не пришло.
— Не продолжил, потому что это станет слишком очевидным. — Амаадон выуживает из кармана уже изрядно помятую записку. Он неторопливо ту разворачивает, стараясь не порвать потрёпанную бумагу, и вытягивает руки к потолку, рассматривая слегка подсмазавшиеся буквы.
Стоило ему замолчать, как Сира тут же обернулась. Она поджимает губы, понимая, что он опять думает про девушку, что оставила его по средствам пары строк на бумаге. Девушка видит, как Амаадон читает её изо дня в день. И сам факт того, что он ни разу ту в порыве своего гнева даже не попытался выкинуть, огорчает её. Ведь он крушит всю свою спальню, и не сосчитать ей побитой посуды и сломанных стульев. Но жалкий клочок бумаги ни разу даже не подумал выбросить.
— Что вы всё там пытаетесь увидеть? — С горечью хмыкает девушка, кладя тряпку на полку и полностью поворачиваясь к парню, который на неё так ни разу и не взглянул. — Буквы не сложатся в новые слова. И смысл их не поменяется от того, что вы так часто её читаете.
Амаадон, как на зло, и вовсе перестал отвечать. Он редко когда реагирует на её слова, подобные этим. Порой кажется, что и слушать перестаёт. Всё бегает глазами по наизусть заученному тексту и о чём-то думает.
— Какой смысл думать о девушке, которая сбежала, даже не удосужившись поговорить лично, — понимая, что её он всё равно не видит, Сира пожимает плечами больше для самой себя.
— Была ведь причина. — Вдруг отзывается Амаадон. — Я хочу её знать.
— Эти строки причины не скажут, — фыркает девушка, подходя к краю кровати. — Пора уже избавиться от неё, — указывает она на записку. — И от девушки в своих мыслях тоже, — добавляет она через мгновение чуть тише. — Ничего хорошего все эти раздумья не принесут.
— Ты не понимаешь. — Отмахивается парень, недовольно морща нос. — Бежать, но при этом говорить о верности. Почему-то ведь она подумала об этом перед уходом.
— Да просто хотела, чтобы вы её не искали! — Всплескивая руками, продолжает стоять на своём девушка, — выказывая верность не сбегают. Наоборот остаются рядом. — Сира осторожно забирается на кровать. — Всегда рядом, — шепчет она, подползая к нему ближе. — Что бы не происходило.
Он думает, что она ничего не понимает. Но на деле девушке кажется, что единственный, кто вовсе ничего не видит и не понимает - это Амаадон. Только бы он взглянул на неё хотя бы раз. Просто повернулся и отлип уже от письма, которое она мечтает сжечь. Увидел в ней ту, которая демонстрирует свою верность, несмотря не на что. Здесь. Прямо сейчас. Всегда. Выносит так много, что другим и не снилось. Понимает его любого. На каждый поступок может найти объяснение. Принимает любые чувства и эмоции как должное. Ведь он живой и может порой вести себя так, как вроде не должен. И ведь она здесь. Только она и никого больше. Исполняет всё, чего бы не пожелал. И отнюдь не от того, зачем согласилась на всё изначально. Уже будто и вовсе позабывшая о свободе, которую ей обещали. А Амаадон глух и слеп. Сира уже не раз доказала себе это действиями подобно этому. Она могла лечь рядом с ним, а он и слова против не скажет. Даже не возмутится в привычной для себя манере. И если эта сказка, которую он ей обещал, то она и подавно не нужна. Сказка, в которой её игнорируют. В которой плевать на столько, что даже её низкий статус происхождения ничего не меняет. Ведь она сидит на кровати, в которой он спит. Без особого на то разрешения. Сама позволила себе на неё забраться, а в ответ получила безразличие. Ни злобу и отвращение, которые и то были бы привычнее, а лишь ничего. Даже взгляда не удостоилась.
Ей лишь раз хотелось бы посмотреть на ту, которая в ответ, без своего личного присутствия, удостаивается столь частых мыслей этого принца о себе. Понять, почему так? Кто она такая, раз после единственной встречи может владеть им так, когда Сира, та, что буквально может уснуть у него под боком, не всегда порой получает ответ на свой вопрос. Что в ней такого, чего нет ни у одной другой девушки? Раз бесполезное письмо всё время лежит в его кармане и нигде больше. Коль изо раза в раз Амаадон, как завороженный перечитывает его снова и снова, так, словно в один прекрасный день эти нацарапанные на бумаге буквы и вправду поменяются местами и покажут ему иной смысл. Кто та, что считает себя настолько высокого статуса, раз решилась на такой поступок. И почему в ответ он тот, кто может владеть миром, будто готов подчиниться её воле. Принять её правила и удостаивать самого себя лишь жалкого письма, не посчитав то величайшим оскорблением. И от чего продолжает оскорблять сам себя тем, что всё ещё носит его с собой.
— Искал, — тихо повторяет Амаадон, слегка прищуриваясь. Он вертит записку в руках, переворачивая её то одной, то другой стороной.
— Вас никто не отпустит, — быстро спохватившись, осознав, что буквально сама подбросила ему в голову мысль, Сира начинает оправдываться, стараясь увести те самые мысли парня в другое русло. — Да и если кто-то узнает о том, что произошло с вашей невестой, — осекается она, буквально ощущая горечь на языке от этого статуса девушки, которую ни разу не встречала. — Вам же будет хуже за молчание, — подбирая под себя ноги, начинает ёрзать на кровати Сира. — Да и не можете вы покинуть дом в столь не простое время, — опускает она взгляд на свои огрубевшие от работы пальцы.
Сира готова сказать ему что угодно. Нарочно вызвать злость, напомнив про Оруола. Только бы Амаадон прекратил думать о том, чтобы собраться искать девушка, что покинула его, столь некрасиво. Ведь её поступок девушке не понятен. Она может гадать над причинами и выбрать ту, которая её сердцу будет приятнее всего. Но, смотря на парня, что лежит перед ней по своей сути, она не понимает, как с ним можно поступить так. Может он и другой перед чужими глазами, но оставаясь с ним один на один, она по-прежнему видит лишь парня, нуждающегося в любви. В такой, которую никто из членов его семьи отдать ему не в силах. И ей хочется ему эту любовь дарить. Только он всё никак не откликается.
— В первую очередь нужно думать о вашей репутации, — продолжает науськивать его Сира. — Если ваш отец узнает, он может прийти в ярость. Ведь какой позор своим побегом она на вас навлекла. — Вздыхает она, понимая, что и вправду было бы лучше замолчать, пока не навлекла его гнев на свою голову за столь не уместные речи. Но на деле желавшая лишь того, чтобы Амаадон и думать забыл о безумных идеях, Сира продолжает, понимая, что любой его гнев снова вынесет, когда его отсутствие вряд ли сможет. — Её выбрали. Обе стороны уже были согласны. Даб даже вы приехали раньше срока из-за всей этой свадьбы. А в ответ что получили? — Шепотом, но всё же возмущается она, ни на миг не забывая, что в этом дворце у стен всегда были уши. — Из-за её побега недоговариваете всей правды отцу. Скрываете истины, которые не должны. Сами подвергаете себя опасности, продолжая хранить молчание. И после всего этого правда считает, что кто-то, кто поступил с вами так, достоин всех ваших жертв?
Да посмотри же ты на меня! — Так и хочется закричать девушке вслух, вырывая из его рук несчастную записку, которой он всё так же увлечен.
— Я лишь хочу знать причину. — Будто и вправду служанку не слушая, бубнит Амаадон.
— Да небось, полюбила кого-нибудь и сбежала с ним, — не скрывая раздражения, фыркает Сира. — Вот и вся причина.
Она уже была готова слезть с кровати и продолжить заниматься своими делами, нежели и дальше продолжать пытаться хоть в чём-то переубедить этого твердолобого и не пробивного принца. Но, словно почувствовав её столь скорый уход, Амаадон схватил девушку за руку, потянув обратно на себя, заставляя лечь рядом.
В его голове и вправду много мыслей о поступке Рейнари. Порой так много, что кажется, будто любой причины будет недостаточно, дабы перестать о ней думать. И когда мысли эти становятся едва ли выносимыми, он молча благодарит свою умную мать за то, что пошла наперекор его желанию и даровала Сиру. Она даже своим гневом способна заглушить столь надоедливый гул в его голове. Болтовней отвлекает. Своей монотонной работой и шуршанием подола платья, пока ходит по комнате, не позволяет ему почувствовать себя одиноко по-настоящему. Ему с ней рядом легко. Порой бывает спокойно. Ведь не будь её, Амаадон сошел бы с ума куда быстрее.
Он и не думал о том, что когда-то будет делить секреты со служанкой. Что позволит лечь рядом, желая ощутить хоть чьё-то тепло. Ведь своего ему уже давно не хватает. Она вдруг стала той единственной, кто знает правды больше, чем все остальные. И как бы не была презренна сама мысль о том, что та, кто никогда не будет ему равной, пачкает его простыни, Амаадон позволяет это делать, желая хоть на короткий промежуток, но почувствовать себя хорошо. Ведь не доверять вообще никому он не может, а рядом, по воле случая лишь она. И от того он потерпит любой дискомфорт. Испепелит все здравые мысли на её счёт и просто позволит ей лежать рядом. Будет дальше слушать её возмущения, только бы не быть в тишине. Ведь в большинстве своём ему всё равно на то, что Сира ему говорит. Только бы не молчала, и всё уже будет казаться куда лучше, чем есть на деле.
Как бы сильно не ликовала девушка от его жеста, она с болью на сердце закрывает глаза, ложась головой ему на плечо. Тешить себя надеждами на то, что на деле могла бы ему хоть когда-то по-настоящему приглянуться. не станет. Ведь знает своего принца уже довольно хорошо, чтобы понять, что ему опять одиноко. И потому он зовёт её. Пользуется, потому что знает, что может. Знает, что она не будет сопротивляться. И от того ей больно вдвойне. Ведь и сама себе признается, что хотя бы так, но находится рядом с ним, в той близости, которой всем сердцем желает. Слушает, как тихо он дышит. Ощущает холод его пальцев на своей спине. Понимает, что скоро он заснёт, а на утро опять всё будет как прежде. Она, ненужная и оставленная досыпать позволенные ей часы в его пустой постели, потому что Амаадон получил, что хотел и ушел. И он всё такой же отстраненный и чужой до новой ночи, когда вновь не сможет уснуть один. В такие моменты чувствовать жалость к самой себе у неё почему-то не выходит. Хоть и прекрасно понимает, что нет в его поступках ничего хорошего. Девушка, просто привыкшая к тому, что все они, подобные ему, такие. Делают, что пожелают и не думают о чувствах тех, кем пользуются. Знает, что и ему плевать. Но в ответ тешить себя фантазиями ей никто не запрещает. И пока то будет позволено так, лёжа с ним рядом, только благодаря причинам, по коим ему плохо, Сира продолжит это делать.
***
Утро следующего дня не принесло Эрису такое большое количество приятных чувств и эмоций, как то получилось у вчерашнего. Он едва ли не расползался по столу от головной боли, проклиная самого себя за то, что согласился на уговоры отца Тарры задержаться, дабы распланировать их следующую охоту, а на деле будто соревновался в том, кто от выпитого вина потеряет голову первым. Эрис всегда считал, что он привыкший пить. Ведь довольно часто посещал отцовские круги, когда все его советники превращались в друзей, коротающих вместе вечера, распивая вино и рассказывая весьма занятые истории своей жизни. Но вчера Эриса перепили. И теперь, вспоминая, что отец Тарры, как оказалось, едва ли восприимчив к вину, Эрис думает о том, что он и вовсе больше никогда к нему не притронется. Уж точно не в компании этого мужчины. И никогда больше с ним один на один.
Слушая монотонное постукивание пальцев Кирата по столу, выжидая, когда, наконец, вся мужская половина семьи соберётся вместе, Эрис впечатал совершенно пустой взгляд в стену, не представляя себе то, как сможет дать отцу хоть какой-то отчёт. Он молчит всё утро, боясь, что даже звук собственного голос способен вызвать нестерпимую головную боль. И радуется тому, что Кират не самый разговорчивый из его братьев.
— Эрис, брат мой! — Вдруг громкий голос Оруола выводит старшего принца из транса. — Ты что, умираешь? — С нескрываемой насмешкой в голосе Оруол хватает Эриса за плечи, начиная его вялое тело трясти.
— Я сейчас тебя умертвлю. — Скидывая руки брата со своих плеч, хрипит Эрис, не выдерживая и всё-таки кладя голову на стол.
Поспать ещё хотя бы час. Всё, о чём парень сейчас способен мечтать. Лишние несколько минут, но они нужны ему как воздух. Всю свою власть Эрис сейчас готов за них продать. Обменять, не глядя на кровать в комнате с наглухо зашторенными окнами и тишину, которая теперь всё меньше кажется ему реальной.
— Не думал, что ты придёшь. — Негромко подмечает Кират, взглядом следуя за Оруолом, который садится на стул подальше от своих братьев.
— Был точно такого же мнения о себе. — Хмыкая отзывается Оруол, пожимая плечами.
Он снова переводит взгляд на безжизненного Эриса, внимательно того рассматривая. Видя его таким, теперь парню яснее становится то, почему он вчера не наблюдал своего старшего брата весь день. Состояние Эриса Оруолу знакомо, как никому другому, но вот только, в отличие от него, он позволял себе отоспаться, а не приходить в такую рань туда, где своё присутствие находит весьма бесполезным. Оруол даже способен немного позавидовать Эрису. Ведь, несмотря на то, что состояние, испытываемое братом, едва ли можно сравнить с чем-то поистине приятным, самого Оруола никакой алкоголь уже так не берёт. Порой он даже протрезветь не всегда успевает, перед тем, как пуститься в новое увлекательное путешествие изменённого вином сознания.
— Если выпьешь прямо сейчас хотя бы бокал, оживёшь. — Всё с той же ехидной улыбкой подсказывает Оруол, продолжая рассматривать Эриса, лежавшего на столе с закрытыми глазами.
А Эрис лишь демонстративно отворачивает голову, желая всем своим видом продемонстрировать, что в подсказках не нуждается, и в ответ слышит надменное фырканье. Эрис действительно не хочет слушать советов брата, в чьём теле вина больше, чем крови. Ему даже показалось, что и сейчас Оруол явился не совсем трезвым. Ведь как ещё он мог объяснить столь весёлое и надоедливое поведение от обычно всё время хмурого парня.
Оруол пристрастился к вину, когда его мать решила покинуть этот дворец. Так ему было легче справляться с осознанием одиночества. Ведь из настоящих друзей у парня всегда была только она. Выпивая, было легче принять тот факт, что ему она предпочла свободу в дали от отца, которого никогда не любила настолько, чтобы связать с ним свою жизнь. Она даровала ему сына, а сама не пожелала и дальше оставаться безвольным подарком. И пусть к её уходу причастна рука матери Эриса, если бы на деле Иден отказался её отпускать, то та по-прежнему жила бы здесь с Оруолом, которому, в отличие от матери, куда труднее просто взять и отречься от отцовской крови, что в нём течёт. Но если по первой вино было лишь способом, то очень скоро стало основой каждого его дня. Утопая в этих красных реках, Оруол стал меняться. Окружил себя безвольными женщинами, стараясь создать вокруг тот мир, в котором от него хоть кто-то может зависеть так сильно, что если вдруг его не станет, то они все умрут. В его собственном мире его любили. Его не бросали. Ему не предпочли ничего другого. Потому что там, в стенах своей половины замка, всем миром для окружающих его женщин был лишь он. И сейчас Эрис вряд ли уже вспомнит день, когда Оруол был по-настоящему трезв. Когда язык его не заплетался при разговорах, а взгляд тёмных глаз был осознанным и чистым. Он испытывал к младшему брату жалость. Её было в разы больше, чем злобы от его поступков. Эрису Оруола хотелось спасти. Ведь он ему родной. Возможно, даже один из самых любимых братьев. Ибо до рождения Исы и Кирата у Эриса был только Оруол. Первый мальчишка, такой же, как и он, среди трёх старших сестёр. И как бы не убивалась Доранда от появления ещё одной женщины, Оруол для Эриса был наилучшим подарком. Когда-то ведь, несмотря на все науськивания матери, они же всё-таки дружили. Одни в целом мире. Только вдвоём. Эрис помнит каждый день из детства, проведённый с Оруолом. Но сам Оруол не желала спасения, что ему предлагал старший брат. И Эрис сдался. Он лишь со стороны наблюдал за тем, как теряет своего первого брата. Как тот самостоятельно губит себя и не желает слушать кого бы то ни было.
— Что сподвигло тебя снизойти до нас? — Желая отвлечь Оруола от их старшего брата, Кират вынужден с ним разговаривать сам.
Оруол поправляет коричневый сюртук, который всегда предпочитает носить на плечах, не просовывая руки в рукава, и переводит взгляд на Кирата. Он задумывается, прежде чем дать ответ. Ведь вряд ли когда-то пожелает рассказать всю правду. Слегка прищуривается,как обычно, прячась за лукавой улыбкой, которая от него всегда выглядит чуть озлобленной. А после на выдохе произносит:
— Интересно стало, что отец захотел нам всем сказать. — По привычке касается он кончиком языка ссадины на губе, слюной пытаясь размочить кровавую корку, что стягивает кожу.
Интересно и правда было. Но умолчать парень решил о том, что интерес этот в него вселила Доранда. И не проведи она с ним беседы, то вряд ли бы он сейчас сидел тут, словно послушный ребёнок, а вероятнее всего, опять бы пропадал в стенах дворца и едва ли был бы так трезв, каким является сейчас.
— Вот он удивится, увидев тебя, — кивает Кират, поправляя русую прядь коротких волос, что упала ему на глаза. — А когда узнает, что тебе интересно, так глядишь, и вовсе отойдёт к истока, — хмыкает парень.
И стоило Кирату упомянуть отца, как тот и сам появился в зале вместе с Амаадоном. Младший принц о чём-то негромко с ним беседовал, но стоило взгляду его зацепиться за то, что сегодня на одно брата в зале больше, как диалог их резко прервался, а сам Амаадон замер на месте, смотря на спину Оруола, который даже с места не шелохнулся. Верховный Король же не так открыто удивился присутствию ребёнка в зале. Несмотря на то, что тот даже с места не поднялся, как обычно было положено. Проходя мимо, Иден всё равно погладил Оруола по голове, словно поощряя за то, что он, наконец, здесь. И пусть этого жеста было мало, чтобы Оруол расцвёл от того, что его наконец-то похвалили, но Эрис заметил, как на губах брата мелькнула довольная улыбка, после чего он вновь стал серьёзным. Наблюдая за тем, как на миг, но всё же расцвёл младший брат, Эрис хмыкнул, от чего тут же поплатился за своё действие головной болью, бьющей в виски. Он недовольно поморщился, осторожно садясь обратно на стул, и постарался сконцентрироваться на исписанных листах бумаги, что принёс с собой.
— Я рад видеть вас всех здесь вместе сегодня, — снова сосредотачивая свой взгляд на Оруоле, произносит Иден, тому кивая. — Но прежде чем начну, хотел бы кое-что узнать, — затихает король на мгновение скользя взглядом по сыновьям. — Эрис. Почему вчера тебя не было? Я ждал, — кладёт Иден руки на стол, смотря старшему сыну в глаза.
Подпирая подбородок кулаком и касаясь согнутых пальцев губами, Эрис сперва смотрит на отца, а после переводит взгляд на бумаги, с которыми и вправду должен был явиться ещё вчера.
— Налаживал связи, — прочищая горло, негромко отзывается Эрис, всё так же не убирая руки от лица. — С внешним миром. — Незамысловато добавляет он, решая, что упоминать имя Лоуреса не так уж и нужно.
Эрис ловит на себе ничего не понимающий взгляд Амаадона. Его брови кривятся в немом вопросе, а старший брат пытается невзначай от него отмахнуться, желая дать понять, что он и сам не совсем понял ту формулировку, которую выбрал для своего ответа.
— Убери руку ото рта и отвечай внятно, — хмурится Иден, рассматривая помятое лицо сына, страдающего от головной боли.
Эрис догадывался, что так и будет. Что прежде чем перейти к сути, по нему обязательно пройдутся с ног до головы. Так было всегда. стоило повести себя хотя бы раз не так, как того ожидает от него отец. Но он и не думал, что именно сегодня будет так тяжело подобрать слова, чтобы в любом случае обойти правду, в которой вчера он просто напился и забыл о договорённости явиться к отцу, потому что едва ли до своей кровати смог добраться на своих двоих.
В идеальной картине мира, которую себе представлял Иден, каждый из его сыновей должен был занят делом. Он их всех желал чем-то занять, дабы даже в день, когда он будет умирать, мог знать, что ни один из его сыновей не пропадёт в этом мире, что теперь будет существовать без него. И если Кирата, с его необщительностью и полнейшим отсутствием военной подготовки было легко пристроить к картографам, только бы он тоже был хоть чем-то занят, то, как самая большая заноза в пальце, всегда оставался Оруол, которого Иден просто не знал, куда деть. Слишком от многих привычек парня следовало избавить, прежде чем вверять в его руки хоть что-то. Но с одним Оруолом и его неуправляемостью у Идена кое-как, но получалось справляться, в то время, как он даже представить боялся, что может так же потерять и Эриса. От того, от части и понимая, что старшему сыну уже давно пора было бы дать что-то большее, чем армейские отряды, Иден и требовал с него иначе. Он не мог того женить. Знал, что настанет день, когда он будет подле Амаадона, и дел у него прибавится, но сейчас старался во что бы то ни стало не спускать с него глаз, дабы не получилось так, что в будущем правой рукой Верховного Короля стал ленивый и отбившийся от рук старший брат.
— Я говорю, — кладя руки на стол, снова начинает на выдохе Эрис. — Что налаживал связи с твоими подданными.
— Это так ты теперь называешь попойки в казарме? — Всё не унимает король, скрепляя пальцы в замок, оставляя те так же лежать на столе.
Порой Эрис не понимал, почему именно ему доверили проводить какие бы то ни было допросы. Ведь его отец справляется с этим самостоятельно очень даже хорошо. Иначе бы Эрис сейчас не ощущал себя как на одном из них, не зная, куда себя деть, и понимая, что и без его ответов Иден всё прекрасно видит, просто желает услышать всю правду из его уст. Когда ему надо, он ещё тот мастак докопаться до правды. Может, конечно, Эриса и спасёт то, что, в отличие от него самого, отец вряд ли хоть раз ударит его головой об стол, откажись он отвечать, но своими пристальными взглядами изрядно понервничать точно заставит. А после ответить всё равно придётся, иначе это испепеление взглядом вряд ли кончится.
— Пап, а почему он занимается столь важным делом? — Потешаясь над разворачивающейся картиной, вдруг решает вставить своё слово Оруол. Он указал на Эриса с явной обидой на лице из-за ещё одного несправедливого выбора отца не в его пользу. — Я тоже хочу такие связи с внешним миром налаживать, — хохотнул парень, откидываясь на спинку стула и скрещивая руки на груди.
— Заткнись. — Пробубнил ему Эрис, снова опуская глаза в стол.
— Да кто ты такой, чтобы меня затыкать! — Тут же уцепился за слова брата Оруол, начиная говорить громче. — Сидя за этим столом, каждый имеет права высказывать любое мнение, вне зависимости от того, насколько обидным или не уместным оно может быть, — с грохотом положил руки на стол Оруол, поднимаясь со своего места и напоминая Эрису самое главное правило нахождения в Зале Советов. — Потому что здесь нет обид и личных чувств, только вопросы и способы их решения, — отчеканивает он старшему брату правило, которое тот, кажется, посмел себе забыть.
— Вы чувствуете это? — Видя, как Эрис уже собирается вскочившему со своего места Оруолу что-то ответить, Кират резко вступает в беседу, перетягивая внимание всех присутствующих на себя.
Кират становится серьёзнее, поднимая руку в знак того, чтобы никто из братьев не перебивал его пытаясь хоть что-то произнести и, нахмурившись, начинает вертеться по сторонам.
— Почему так сильно морем запахло?
Только и успевает задать свой вопрос Кират, как массивные двери за его спиной распахиваются.
— Иден! — Голос королевы Подводного Царства, словно гром среди ясного неба, своим ударом заполняет большой зал, эхом отражаясь от стен. — Где мой сын?! — Без излишних приветствий и почтения объявляет она тут же причину своего визита, сосредотачивая взгляд своих красных, пышущих злостью глаз на Верховном Короле.
— Как это я удачно зашёл сегодня, — не сдерживая шока, хмыкает Оруол, сгибая руки в локтях, ставит их на стол и, смыкая пальцы в замок, кладёт на них подбородок, начиная с интересом наблюдать за происходящим.
На него тут же шикает Эрис. Он один подрывается со своего места, вспоминая о том, что королеву надобно поприветствовать, хоть она его поклона и не замечает а после садится на стул рядом с Оруолом, дабы следить за тем, чтобы он ещё чего не выкинул.
Иден на миг бросает взгляд на Амаадона, что сидит к нему ближе всех, желая сообщить тому, что он продолжил их совет сам, а после встаёт со своего места, желая увести королеву из этого зала подальше от посторонних глаз и ушей, потому что сейчас и сам не очень хорошо понимает, от чего разъярённая королева явилось к нему с подобным вопросом.
Босыми ногами Фогг проходит вглубь зала, игнорируя суетящуюся вокруг стражу, что пытается отчитаться Верховному Королю за то, что не посмели себе попытаться её остановить, когда она пожелала увидеть его без всякой запланированной аудиенции. Подолы её платья из тёмно-фиолетовых водорослей оставляю после себя на каменном полу мокрые дорожки. И вся она едва ли успела обсохнуть за своё столь короткое пребывание на суше. Даже жабры на шее по-прежнему слегка трепетали, пока Королева старалась привыкнуть дышать через нос. Её иссиня-черные волосы с вплетёнными в них бусинами жемчуга прилипли к оголенным бледным плечам, а во всей своей прекрасной злости женщина напоминала самую тёмную морскую пучину.
— Может, ты пройдёшь со мной, и мы всё обсудим? — Пытаясь оставаться таким же невозмутимым, указывает Иден на дверь.
— Мне нечего с тобой обсуждать! — Смотря ему прямо в глаза, делая глубокий вдох, дабы не задохнуться, продолжает королева. — Я лишь хочу знать, почему Тирса мне пишет письма, в которых извещает, что Тирон пересёк её границы в сопровождении безродной девицы и человека?! От того я повторю мой тебе вопрос, Иден. — Делает Фогг шаг ближе к королю. — Где мой сын?
— Эрис! — В миг, когда Иден обращается к старшему сыну, тот лишь по звуку голоса понимает, что нет сейчас в этой комнате его отца. Перед ним лишь Верховный Король, который за оплошность и голову с плеч снести будет готов. — Откуда у тебя информация о том, что принц отбыл домой?! — Стоило парню показаться рядом с королём, как он тут же хватает его за ворот рубахи.
— От солдат, что приставлены к нему. — Тут же отчеканивает Эрис, поднимая руки перед собой.
В секунду, как отец схватил его, у Эриса даже воспоминания о головной боли вылетели. А от привкуса морской соли на губах начало казаться, что и вовсе в воду с головой окунули. Ведь Эрис действительно думал, что Тирон вернулся домой, ибо с самого первого дня, как заметил, что давно того не видел, начал выяснять, куда парень мог подеваться. Ведь прекрасно знал, что будет примерно так: пропади принц чужого народа без вести в землях его отца. И сейчас был крайне удивлён тому, что впервые за много лет известные ему сведения оказались неверны.
— Это вот так работает твоя разведка?! — Тряханул сына Иден, всё так же держа его за рубаху.
— Я во всём разберусь, Ваше Величество. — Смотря королю в глаза у Эриса язык не поворачивается сейчас назвать его отцом.
— Уж постарайся, — отпихивает Иден от себя Эриса, напоследок бросая на сына укоризненный взгляд.
— Я вверила тебе своего сына, ты успел упустить его уход. И только сейчас будешь в чём-то разбираться, да ещё и не сам? — Возмущённо интересуется Фогг, продолжая смотреть лишь на Идена.
— А может, он тоже сбежал? — Вдруг вклинивается Оруол, всё продолжая сидеть с такой же довольной от происходящего улыбкой. — А то у нас уже практикуют подобное, — усмехается парень, косясь на Амаадона, который глаз с королевы не сводит.
— Заткнись прямо сейчас, иначе я тебя ударю. — Видя, как после заявления Оруола все глаза устремились к нему, и понимая, к чему ведёт брат, Амаадон поднимается со своего места и подходит ближе к нему.
— Что ты имеешь в виду? — Хмурится короле, смотря на Оруола.
— Да так, — беспечно пожимает он плечами, игнорируя Амаадона, который стоит рядом с ним и уже успел пнуть его ногу. — Просто предположение вслух. Вот весело бы было, если бы оказалось, что мальчишка сбежал вместе с невестой этого парня, — указывает он на младшего брата, переводя довольный взгляд на отца, который от услышанного меняется в лице.
Холод расползается по телу Амаадона, когда в эту самую секунду он понимает, что весь этот визит Оруола сегодня - это не его прозрение от слов, которые он пытался ему донести, а лишь ещё одна прекрасная возможность провернуть что-то подобное яблоком на представлении. Оруол упивается гневом, что в этот миг разливается внутри отца, и с Эриса перемещается на Амаадона, который забыл, как разговаривать, от осознания, что тайна, которую знал лишь он, теперь известна всем. Он ведь кое-как избежал лишних вопросов от отца в день бала, когда попросил вместе с его представлением не объявлять его невесту, желая избежать подробных причин.
— Амаадон, где Рейнари? — Пытаясь не поубивать собственных детей за то, что те прямо сейчас выставляют его в ужасном свете, Иден сжимает руку в кулак, прожигая младшего сына взглядом.
— Она сбежала. — Тихо отзывается Амаадон, лишь подтверждая слова Оруола и при этом пытаясь не смотреть отцу в глаза.
— Почему ты мне ничего не сказал сразу?! — Вступает Эрис, понимая, что не знание этой информации так же вина ляжет на его плечи.
— А я что, за всё должен перед тобой отчитываться?! — Срывается вдруг Амаадон, не в силах больше молчать. — Ты не мой надзиратель, чтобы знать абсолютно всё, что происходит в моей жизни! Моя невеста сбежала, и мне разбираться с этим! А то, что у тебя из под носа сбежал принц Подводного Царства, которого к тебе приставили - в том нет моей вины, Эрис!
— У обоих час на выяснение всех обстоятельств и доклад! — Прерывает начавшуюся ругань сыновей король. — Больше я не желаю слышать о том, что кто-то из вас чего-то не знает.
Иден берёт королеву под руку и настойчивее уводит ту за собой, давая своим детям понять, что он сказал всё, что мог, и последующему его терпению отведён лишь жалкий час.
